Текст книги "А этот пусть живет"

Автор книги: Валерий Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

И вот вчера Гангуту позвонили по домашнему телефону. Какой-то хмырь объявил, что он – сотрудник частного охранного предприятия "Центурион" и уполномочен предложить информацию о местонахождении Финка за десять тысяч долларов.

"Центурион" был очень известной фирмой, и бригадир знал, что ее крышевали менты. Детективы действительно могли узнать по своим каналам, где обитает Финк, а также располагать информацией о хлопотах, которые тот доставил балаковцам, и, видимо, решили на этом слегка подзаработать. Потому-то к предложению "Центуриона" Гангут отнесся со всей серьезностью.

Сделка, согласно договоренности, должна была состояться в офисе охранного предприятия. Бригадир решил о стрелке пока никому не сообщать, тем более что Прохор находился в отъезде, где-то в Испании, что ли. Гангут планировал лично взять Финка и выбить из него сведения об общаке, а потом преподнести Прохору результат, как любит выражаться сам босс, в золотой шкатулке с бантиком.

Взяв с собой трех самых толковых и надежных братанов из своей бригады и вообще прихватив все необходимое, он приехал в офис "Центуриона" на Петровском бульваре. Пацанов он оставил в своей "БМВ" и договаривался с белобрысым малым лет тридцати с глазу на глаз.

Конечно, Гангут сразу попытался сбить цену, но детектив его тут же обрезал: сказал, что гонорар указан неким частным клиентом и обсуждению не подлежит. К тому же, добавил центурионец, ежели что – покупатели на эту информацию найдутся быстро, и причем не такие капризные.

Насчет какого-то там клиента белобрысый, ясное дело, байду гнал, но угроза передать сведения о Финке кому-нибудь другому на бригадира впечатление произвела. Он решил прекратить торг и поинтересовался гарантиями фирмы. Что если ее информация недостоверна?

Детектив сказал, что передаст адрес нынешнего местопребывания Финка и даже ключи от его квартиры. Гарантию же "Центурион" дает только на четыре часа с момента заключения сделки. Если в течение этого времени Финка на месте не окажется, деньги будут возвращены. "Вы нас знаете, и мы вас знаем – значит, проблем не будет", – добавил белобрысый.

Гангут решил, что дело чистое, расплатился и через пару минут со своими пацанами пилил на "БМВ" в Сокольники. Как выяснилось, тайная хаза Финка находилась совсем недалеко от того места, где проживал сам бригадир.

Квартира слинявшего кассира оказалась на втором этаже. Вычислив ее окна, братаны установили наблюдение за ними и за подъездом. Следили вплоть до темноты, но Финка не увидели. В подъезд он не нырял и не высовывался из него. А окна были занавешены шторами, которые так ни разу и не шелохнулись.

Наконец Гангут решился навестить убежище Финка. С ним пошли Куцый, Пионер и Ряха. Ключи действительно подошли – здесь белобрысый не соврал, и балаковцы стремительно ворвались в квартиру. В первой комнате никого не оказалось, а в спальне совершенно безмятежно дрыхал на широченной, трехспальной, что ли, кровати беглый хранитель общака.

Разбудить его удалось с трудом: Финк явно выпил лишнего, тем не менее Гангут сразу приступил к дознанию.

Кассир, однако, на вопросы не отвечал и требовал встречи с Прохором знал, видно, гад, что босса нет в Москве.

Тогда для устрашения Финка бригадир надел на свой пудовый кулак кастет и пару раз хорошенько вмазал по хлебальнику этому козлу. Конечно, он мог бы неслабо отделать говнюка и голыми руками, но железо более впечатляет.

Но Финк – вот падло! – попросту вырубился, и привести его в чувство, поливая водой из чайника, не удалось.

Что было делать? Оставаться в этой квартире слишком долго Гангут считал опасным – неизвестно, с кем сотрудничал теперь Финк и кто сюда вообще мог заявиться. А лишние разборки и проблемы были совершенно ни к чему.

По уму, следовало бы отвезти кассира в Арканово, и там спокойненько, с расстановкой, под пивко и перекуры, вытряхнуть из этого дохляка необходимые сведения. Расколется – никуда не денется. Но уже наступила ночь, и гаишники в это время суток особо придирчивы на выезде из Москвы. И его шикарную "БМВ" ни за что не пропустят, остановят точно. Могут заглянуть в салон, потребовать документы, в том числе и у отключившегося Финка. А если сунуть кассира в багажник – тоже небезопасно: менты обычно и багажник предлагают открыть. Особенно почему-то тогда, когда имеют дело с Гангутом. Как посмотрят на него повнимательнее, так сразу и устраивают шмон.

К тому же день у бригадира выдался чересчур нервным. Он устал и душой, и телом. Ему хотелось выпить пива и попросту отоспаться.

Тогда и возникла у Гангута мысль вкатить кассиру дозу снотворного и запереть его в багажнике "БМВ" в собственном гараже. Тем более что живет бригадир совсем рядом. А завтра он спокойно отвезет Финка в Арканово – в светлое время суток гаишники машины не досматривают...

И вот, блин, чем все это закончилось!

Гангут отчетливо ощутил, что ему самому возникшую проблему не потянуть. Нужно обратиться к кому-то за помощью. Но к кому?

И тут его пробило. Ну, конечно, к Окуню! О чем тут думать!

Окунь являлся ближайшим помощником и советником Прохора, у него даже вторая кликуха была – Советник. И он явно благоволил к Гангуту, всегда защищал его перед боссом в трудные для бригадира минуты. Быть может, выручит и сейчас... Наверняка выручит! Придумает что-нибудь, уж очень он головастый, этот Окунь.

Гангут набрал домашний номер телефона Советника, но никто не откликнулся. Тогда бригадир позвонил на его мобильный.

– Слушаю, – раздался сухой и строгий голос помощника Прохора.

– Привет, Окунь. Это Гангут.

– И тебе привет. Что стряслось?

– А... ты как догадался?

– Да ты мне по другим делам не звонишь.

Гангут, смутившись, замолк.

– Ну, говори, в чем дело? – нетерпеливо осведомился, похоже, чем-то занятый Советник.

– Это касается кассира, – выдохнул бригадир.

– По телефону, я так понимаю, лучше не говорить? – В голосе Советника сразу почувствовался живой интерес.

– Не стоит, срочно встретиться надо.

– Давай у меня дома. Подъезжай через час.

– Заметано.

Уже разъединившись, Гангут сообразил, что подъезжать-то ему и не на чем. Он все время думал о пропавшем кассире, но ведь у него еще и тачку угнали!

Бригадир скрипнул зубами, пошел домой, переоделся и отправился ловить частника.

4

Полковник Сбитнев

Начальник малининской милиции ехал на дежурном "уазике", и в голове его роились самые разнообразные мысли. Но так или иначе все они были связаны с недавним чепэ – обнаружением трупа в багажнике частного автомобиля.

Водителя этой машины, несмотря на недолговременный визуальный контакт с ним, Сбитнев узнал сразу, что вызвало у полковника настоящую бурю эмоций, которая внешне, однако, ничем не проявлялась.

Нынешний инцидент пробудил у Николая Ильича воспоминания о теперь уже далекой молодости. В ту пору он, работая все в том же Малининским РУВД, но будучи пока еще старшим лейтенантом, отвечал за взаимодействие с городским штабом ДНД – добровольной народной дружины. Одним из активистов этого штаба являлся Павел Семенович Козлов, мастер местного кирпичного завода и ударник коммунистического труда, а с сегодняшнего утра – подозреваемый в убийстве неустановленного лица.

Паша Козлов был совсем ненамного старше Коли Сбитнева, оба они – один по долгу службы, другой, видимо, по велению сердца – немало времени проводили в помещении Малининского РУВД и в конце концов стали довольно близкими приятелями. Защищать друг друга от бандитской пули им не доводилось, но как-то раз Паша действительно спас старшему лейтенанту Сбитневу жизнь.

Поступил сигнал о пьяной драке в старых кварталах. Впрочем, в ту пору почти все кварталы в Малинине были старыми. Как обычно в таких случаях, разнимал дерущихся Сбитнев, а трое дружинников во главе с Пашей Козловым стояли в сторонке. Так было положено по инструкции. Дело происходило в большом дворе, у всех на виду, но многочисленные зеваки так оказались поглощены кулачной разборкой, что никто не обратил внимания, как из подъезда ближайшего дома выскочил мужик с топором и набросился сзади на Колю Сбитнева. Наверняка бы этот в дупелину пьяный, как потом выяснилось, бывший зэк, привыкший орудовать таким инструментом на лесоповале, проломил старшему лейтенанту голову. Но выручил Паша. Он бросился Сбитневу на помощь и буквально в последний момент успел толкнуть озверевшего уголовника в плечо. Этого оказалось достаточно, чтобы топор просвистел мимо цели, то есть головы Николая Сбитнева. И потом уже сам старший лейтенант обезоружил и скрутил несостоявшегося убийцу.

С той поры и завязались у офицера Малининского РУВД и командира ДНД дружеские и, можно сказать, взаимовыгодные отношения. Коля пару раз вытаскивал не равнодушного к хорошей выпивке Пашу из местного вытрезвителя, спасая того от публичной выволочки по месту работы и лишения квартальной премии, тринадцатой зарплаты плюс профсоюзной путевки в дом отдыха на берегу Азовского моря. Паша, в свою очередь, используя свои служебные возможности, вывез с родного завода для строительства приусадебного домика Коли Сбитнева два самосвала дефицитного кирпича.

Но в смутные девяностые годы их дружеские узы ослабли, а потом и оборвались совсем, вероятно потому, что сломался стержень, скреплявший их отношения, – в стране были ликвидированы ДНД.

У каждого из приятелей началась сугубо своя, отдельная, жизнь. Коля поступил в Высшую школу милиции, а Паша уволился с простаивающего кирпичного завода и стал частным образом трудиться на строительстве загородных коттеджей.

И сейчас, еще до беседы со старым дружком – или, по-другому, допроса подозреваемого,

полковник пытался представить себе такую жизненную ситуацию, в результате которой командир отряда ДНД и ударник комтруда стал хладнокровным убийцей, запихавшим свою жертву в багажник автомобиля с целью вывести ее за город, в ближайший лес, и втихаря похоронить, без всяких там ритуальных процедур.

Многолетний опыт милиционера, оперативное чутье сыщика и долговременные личные отношения с Пашей Козловым подсказывали полковнику, что тот вряд ли способен на такого рода преступное деяние.

С другой стороны, его вина вроде бы самоочевидна. Кто поверит, что можно вот так, запросто, подложить труп в чужой автомобиль? И, главное, с какой целью?

Но сам полковник прекрасно понимал, что жизнь чрезвычайно разнообразна и прихотлива в своей основе, а в данном случае, скорее всего, и проявился ее капризный характер.

Так или иначе, но почти безгранично веривший в свою интуицию Николай Сбитнев считал, что, допросив Пашу Козлова, он сможет сказать наверняка виновен тот или нет.

Прибыв в РУВД, Сбитнев обнаружил, что вся оперативная бригада, а также лейтенант Курский, уже находилась в управлении.

– Обследуйте машину и труп, – приказал он криминалистам. – А ты, обратился полковник к Сергею Курскому, – потом доложишь мне о результатах.

Оперативная бригада гуськом двинулась во двор.

Отпустив восвояси дэпээсовцев, Сбитнев предложил гаишнику Фомичеву подождать в коридоре и прошел вместе с задержанным в свой кабинет.

– Садись, Пал Семеныч. – Указав на стул, начальник РУВД произнес эту фразу не совсем чтобы по-приятельски, но и без лишнего официоза.

– Спасибо, Николай Ильич, – убитым голосом ответил задержанный.

Несмотря на совершенно подавленное состояние, которое было невозможно имитировать или, наоборот, скрыть, Паша Козлов в принципе выглядел совсем неплохо. Определенно моложе своих, как прикинул полковник, шестидесяти пяти лет. А ведь жизнь его должна была изрядно потрепать. Однако держится молодцом старый дружинник, ничего не скажешь.

Сбитневу не хотелось вот так, сразу, приступать к допросу давнишнего знакомого, но и заводить разговор о семье и детях выглядело в данной ситуации как-то ненатурально. Поэтому поначалу возникла неловкая заминка.

– Так кто этот мужик в багажнике? – решил все же взять быка за рога Сбитнев. – Знакомый твой? Нет?

– Не-а, я вообще его в первый раз видел. – При этом ответе Павел Семенович до предельной степени выпучил глаза из орбит, видимо демонстрируя таким образом крайнюю степень откровенности.

– Машина эта – твоя, личная?

–Угу.

– Она у тебя в гараже стоит?

Козлов слегка замялся, что отметил полковник, но никаких серьезных выводов из своего наблюдения не извлек.

– Не, во дворе... Но вообще-то у меня есть гараж, но он в бывшем кооперативе, далековато от меня. Я, в основном, туда машину на зиму ставлю.

– А куда ты ехал?

– Да я... это... извозом промышляю. – Теперь Павел Семенович опустил глаза, вроде как стыдясь того, что бывший ударник комтруда вынужден заниматься таким недостойным делом.

– Ну что ж, – кивнул полковник с пониманием, – как говорится, неплохая прибавка к пенсии.

– Не жалуюсь.

– А чего строительство забросил? Или зарабатывал мало?

– Здоровье у меня уже не то – кирпичи таскать, – объявил Павел Семенович и укоризненно взглянул на полковника, так, будто старый приятель и был виноват в ухудшении его физического состояния.

– Угу, – неопределенно буркнул Сбитнев, совсем не считая, что Паша настолько ослаб, и совершенно неожиданно для Козлова спросил: – А лопаты у тебя в машине не было?

Павел Семенович сначала растерянно задергал ресницами, а когда до него дошла суть вопроса, он вдруг, закрыв лицо ладонями, зарыдал, причем, похоже, по-настоящему – хотя и не в голос, но плечи его затряслись.

– Не веришь ты мне, значит, Коля, – кое-как выдавил подозреваемый. – А ведь мы с тобой...

– Ну-ну, успокойся. – Полковник вышел из-за стола, похлопал Козлова по плечу, налил из чайника стакан воды и налил несчастному пенсионеру, который выпил его, стуча зубами. – Я хочу, чтобы ты правильно меня понял, Паша, вкрадчиво, как лечащий врач, заговорил начальник РуВД. – Если ты каким-либо образом причастен к убийству или просто что-то о нем знаешь, лучше рассказать это мне, своему старому другу. Я придумаю, как тебя выручить.

Конечно, Сбитнев нагло лгал. Если перед ним убийца или соучастник убийства, полковник "закроет" подонка, не задумываясь и несмотря ни на какие личные отношения. Но такова уж доля мента – чаще всего он не имеет права говорить правду.

Задержанный, слегка успокоившись, активно закачал головой:

– Нет! Ничего не знаю. Ведать не ведаю, как этот мужик в моем багажнике очутился.

– Ну, хорошо. А чего тебя гаишник остановил?

Полковник знал, что у постовых ГАИ со временем вырабатывается определенный нюх -они чувствуют, когда человек за рулем по какой-либо причине нервничает, поскольку это отражается на его манере вождения. Потому-то ответ на данный вопрос был для Сбитнева очень важен, но оказался весьма обыденным:

– Да он меня и раньше останавливал. Офицер этот обычно дежурит недалеко от моего дома – я все еще по старому адресу на Раздольной живу. Как бы в пояснение своих слов Козлов показал пальцем в угол кабинета. – Он знает, что я извозом на жизнь зарабатываю. Думает, наверно, что у меня денег с товарный вагон.

– Придирается к тебе, то есть? – Полковник вполне разделял возмущение старого приятеля.

– Ну.

– А ты ему ни разу так и не отстегнул?

– У меня, пенсионера, лишних денег нет, чтобы молодых мордоворотов подкармливать.

Николай Ильич, демонстрируя полное понимание, кивнул.

– А когда ты в последний раз в багажник заглядывал?

– Вчера утром, – не задумываясь, ответил Козлов, видимо ожидавший этого вопроса. – Я насос доставал, шины подкачивал.

– А потом, значит, багажник не открывал?

– Нет, такого не было.

– А что ты вчера вообще делал?

– Да все то же самое – за рулем ишачил.

– Скольких пассажиров перевез, не помнишь?

– Отчего не помню? Все помню. Э... шестерых подвез.

Полковник с четверть минуты помолчал. Для него невиновность старого приятеля была очевидна, хотя он еще и не располагал заключениями криминалистов. Сбитнев практически не сомневался – оценки экспертов окажутся в пользу Паши Козлова или, по крайней мере, не ухудшат его положения. С другой стороны, он оставался главным подозреваемым в убийстве за неимением в этом деле никакого другого фигуранта и в силу единственной но зато какой! – улики, свидетельствующей против него.

– Ну что ж, Паша, ты меня извини, но придется тебе в нашем изоляторе ненадолго погостить. Это необходимо в твоих же интересах, в рамках, так сказать, программы защиты свидетелей. Ты слышал о такой программе? – Здесь полковник сделал значительное лицо: когда несешь полную туфту, это совершенно необходимо.

– Ну... – неуверенно произнес задержанный.

– А ты ведь очень важный свидетель. Верно, Паша?

– Верно... – растерянно кивнул Козлов.

– У тебя, конечно, захотят уточнить кое-какие детали мои люди. К примеру, попросят рассказать о твоих дворовых знакомцах. Отвечай без напряга, ничего не скрывай. Все это будет делаться для твоего же блага. Пытаясь смягчить факт предстоящего взятия под стражу своего друга Пашу, начальник РУВД разве что не сюсюкал. – А сейчас тебя проведут в соседний кабинет, дадут бумагу и ручку. Напишешь, как ты провел время с того самого момента, когда в последний раз заглянул в багажник. Особо подробно опиши своих пассажиров. Где подобрал, куда отвез... Понял?

– Угу.

– Ну, иди и ни о чем не беспокойся.

Проводив задержанного, начальник РУВД пригласил в кабинет сидящего в коридоре старшего лейтенанта Фомичева и приказал дежурному по отделу:

– Вызови ко мне Митина.

– Так у него отгул.

– Немедленно!

5

Старший лейтенант Митин

Константин Митин бросил взгляд на будильник. Шел уже одиннадцатый час дня. Он давно проснулся, и лежать ему надоело, но, с другой стороны, и вставать не хотелось. Не только потому, что жалко было будить Раю, мило посапывающую на его плече, – день этот вообще не сулил Косте ничего хорошего. Хотя именно сегодня он как раз взял отгул и не надо было идти на службу, которая ему бесповоротно осточертела.

Костю затащил работать в милицию его юрфаковский приятель Миша Крутилин, который с детских лет мечтал стать сыщиком. Митин понимал, что никакой такой романтики в этом ремесле нет, однако, будучи по натуре человеком не то чтобы слабохарактерным, но чрезмерно инерционным, согласился составить товарищу компанию. Миша уже через несколько месяцев подался в Москву, в УБНОН, ловить драгдилеров, а Костя в силу той самой своей инерции уже пять лет тянул лямку оперуполномоченного в Малининском управлении внутренних дел.

Отгул сегодня он взял из-за Раи. Точнее, из-за возникшей у нее проблемы, связанной с недавно полученным наследством. От умершей матери ей достался деревенский дом в ближнем Подмосковье с куском земли в двенадцать соток. Однако, когда Рая стала оформлять наследство на себя, выяснилось, что официально, по бумагам, числится только шесть соток. И действительно, в советские времена больше земли в личном хозяйстве иметь не полагалось. Мать Раи могла бы в девяностых годах свободно узаконить имевшийся у нее фактический земельный надел, поскольку он ею обрабатывался – на "зависшем" фрагменте почвы находились яблоневый сад и значительная часть огорода. Да и в нынешнее время в районных земельных комитетах в основном шли навстречу фактическим владельцам земли и оформляли "излишки" за символическую плату.

Но чересчур дорого стоило теперь пространство в ближнем Подмосковье. Сотка шла по двенадцати тысяч долларов, и в земкомитете уперлись. Ясное дело, что районные начальнички хотели что-то с этой земли лично поиметь. Рае намекнули – с нее причитается половина рыночной цены за спорный кусок участка. То есть порядка тридцати пяти тысяч долларов! Но ни Рая, ни Костя за душой не имели и тысячи.

И вот его подруга который день настаивала, чтобы Константин надел свой парадный милицейский мундир и нанес официальный визит к начальнику, который ведал землей в Купцовском районе, где находилась злосчастная Райкина развалюха.

Костя, конечно, понимал, что форма старшего лейтенанта милиции на районного бугра никакого впечатления не произведет – хмырям-чиновникам необходимо предъявлять более серьезные аргументы, вроде толстой пачки зеленых купюр или крутого бандитского наезда. Но и отказать своей подруге он не мог. Митин познакомился с ней полгода назад, и Рая за отчетный период с блеском продемонстрировала, что вполне способна удовлетворять его мужские потребности в необходимом для простого житейского счастья объеме. Причем на самом высоком техническом уровне.

Но именно эта проклятая "малая земля" стала серьезным препятствием для их дальнейших отношений. Раиса в истерике называла Костю "тряпкой", в нем, мол, "не осталось ничего мужского", раз он не может утрясти такую "пустяковую проблему", а "еще в милиции служит, бандитов ловит".

Что и говорить, интеллект у его подруги – далеко не выдающийся. Костю особенно поражало, что здоровая практичность в этой молодой женщине уживается с удивительной инфантильностью именно в некоторых деловых вопросах. Все-таки сказывается ее специфическое воспитание – гремучая смесь деревни с городом.

Но он понимал, что Раю следует воспринимать такой, какая она есть. Идеальных баб не существует. Как, впрочем, и идеальных мужиков.

И тогда пару дней назад Митин, подгадав время, скатал все же в Купцово к тому самому земельному начальнику. Думал, вдруг да повезет!? Но нет, чуда не произошло, и после короткого разговора Митин покинул кабинет местного шишкаря с тоскою во взоре.

Рае он ничего о своей неудавшейся миссии не сказал, боялся ее реакции. Но она так наседала на него, что Костя в конце концов официально взял отгул – якобы съездить в Купцово. Прокатится он, конечно, сегодня куда-нибудь, а что потом скажет Рае, Митин еще не придумал.

И вдруг его тягостные размышления прервал телефонный звонок. Он бросил короткий взгляд на Раю. Звонок ее разбудил. Сна в глазах девушки как ни бывало, они стали настороженными и даже сердитыми.

Костя понимал чувства Раи – она боялась, что его вызовут на службу по срочному делу и предполагаемая поездка в Купцово накроется. Старший лейтенант, наоборот, как никогда ранее, надеялся, что это звонок с работы и проблему с земельным комитетом удастся оттянуть на неопределенное время.

Он осторожно снял трубку.

– Митин? Это дежурный по отделу капитан Реутов. Тебя полковник срочно вызывает.

– Но у меня же отгул, – вяло, но с едва сдерживаемой радостью отозвался Костя, кося виноватые глаза на подругу.

Та сразу же вскочила с кровати и быстро проследовала в ванную.

– Приказ есть приказ, Митин. Какой еще отгул! – недовольно буркнул капитан. – Полковник сказал: немедленно!

– Хорошо, сейчас буду.

Из ванной послышался звук включаемого душа, и Костя стал готовить кофе.

Наконец появилась Рая.

– Поездка отменяется, – смущенно промямлил Митин.

Девушка, проигнорировав его сообщение, начала молча одеваться. Приведя себя в порядок, так же, без слов, стала укладывать в большую хозяйственную сумку привезенные с собой из дома личные вещи.

– Приказ есть приказ, – нарочито вздохнув, повторил старший лейтенант фразу дежурного по РУВД.

Рая запихнула в сумку свою последнюю тряпку и только тогда удостоила Костю ответом.

– Трубку мог бы и не поднимать, – сквозь зубы произнесла она. – А мобильника у тебя нет. Так что если б захотел, тебя бы на службу не вызвали. – И тут девушка резко повысила голос: – Но ты же как будто ждал этого звонка! Лишь бы не ехать в Купцово! Может, специально кого-нибудь подговорил, чтобы тебе позвонили? Слюнтяй! – Она легко подхватила двухпудовую сумку и двинулась к двери. Здесь Рая остановилась и обернулась всем своим богатым на сексуальные эффекты телом. Ее незаурядный бюст, который особенно привлекал Костю, гневно вздымался, а миловидное лицо, обрамленное русыми, до плеч, волосами, исказила по-настоящему злобная гримаса. – Я ухожу от тебя, Митин. Оставляю тебе последний шанс – ты должен добиться, чтобы мне вернули участок в Купцово. Полностью. А ты можешь мне помочь, я знаю. Но разве от тебя чего путного дождешься, пень ты обоссанный!?

Она щелкнула замком и скрылась за дверью.

Костя было рванулся за ней, но все-таки остался стоять на месте. Что ни говори, а слишком разные у них жизненные приоритеты, да и воспитание тоже.

И тем не менее ее уход Митина сильно огорчил.

6

Окунь

Звонок Гангута по мобильному застал Советника в гостях у своей матери. Та была наполовину парализована и с постели не вставала уже года четыре.

Как любящий сын он обращался к лучшим врачам столицы и даже выписал некое медицинское светило из Германии. Все тщетно. Консилиум лекарей гласил: болезнь неизлечима и Анастасии Федоровне Окуневой суждено до конца дней своих оставаться недвижимой, хотя и в ясном сознании.

Советник купил ей отдельную квартиру и за немалые деньги нанял двух сиделок. Те круглосуточно, посменно, обихаживали старушку, исполняя все прихоти больной. Окунь навещал мать каждодневно, внимательно выслушивал ее просьбы и практически всегда удовлетворял их. Так, в прошлый раз он приобрел для Анастасии Федоровны домашний кинотеатр "Сони".

Но особую радость ей доставляли беседы с сыном. Она расспрашивала, как идут дела у него на службе, а Виктор докладывал, что бизнес в российско-американской торговой компании, в которой он работает юрисконсультом, неизменно идет в гору.

Старушка ахала от радости, удивления и тревоги. Разве сейчас не происходит мировой экономический кризис, допрашивала свое чадо политически подкованная госпожа Окунева, не ухудшаются отношения России с Америкой, не падает курс доллара?

Наоборот, успокаивал ее сын, индексы фондовых бирж по обе стороны океана теперь растут, полоса конфронтации между США и Россией позади, а низкий курс доллара выгоден его фирме, поскольку она занимается в основном импортными операциями.

Счастливая старушка блаженно закрывала веки, радуясь тому, что мечты ее сбылись – Виктор стал преуспевающим, уважаемым в обществе человеком и гражданином. А ведь еще до ее болезни ходили слухи, что он связался с дурной компанией, но, слава богу, все в конце концов обошлось.

Виктор Окунев действительно по-настоящему любил мать, причем не обычной, сыновней, любовью. Еще с детских лет он ощутил в себе то, что психоаналитики, по-видимому, называют эдиповым комплексом. Мать Витя боготворил, а отца ненавидел, и, когда тот оставил семью, мальчик был несказанно счастлив.

Это болезненное влечение к матери отразилось на всей его жизни. Он так и остался холостяком, да и вообще жил более для матери, нежели для себя.

И Анастасия Федоровна отвечала ему взаимностью, трепетно реагируя на каждый успех, на любую неудачу сына. В конце концов все это напрямую отразилось на ее здоровье. Именно дошедшее до нее известие о неблаговидных контактах сына с преступной средой привело ее к параличу и навсегда приковало к постели. Она ведь так хотела, можно сказать, жаждала, чтобы сын стал процветающим юристом...

А в молодости Виктор и вправду мечтал, в пандан помыслам матери, о юридической карьере в какой-нибудь торгово-промышленной компании мирового класса и получил соответствующее образование, специализируясь в области международного экономического права. Но безалаберные девяностые годы внесли существенные коррективы в его жизненные предпочтения. Востребованы стали, в первую очередь, не правоведы-международники, а специалисты, умеющие "работать" с российскими судами и "компетентными" органами. Тогда-то, освоив уголовный кодекс, Виктор Окунев стал успешным "бандитским адвокатом", и его до того не слишком успешные финансовые дела сразу наладились.

Но со временем он стал ощущать в своей душе иные, не проявленные до сих пор возможности. Виктор почувствовал в себе потенциал лидера, и эта его новая, неожиданная сущность требовала своей реализации.

В результате такого вот категорического императива внимание молодого преуспевающего адвоката привлекла балаковская криминальная группировка, с которой он сотрудничал профессионально. Ее возглавлял имевший колоссальный авторитет в преступном мире вор в законе по кличке Прохор.

Балаковцы контролировали добрую половину автомобильного бизнеса в столице, как законного, так и нелегального, имели немалую долю на бензиновом рынке и сильные позиции в банковской сфере. Группировка промышляла также золотовалютными сделками, торговлей спиртным, включая бутлеггерство, и разного рода контрабандой. Постепенно она стала вторгаться и в новый для себя бизнес – ночной досуг (в полном объеме этого понятия).

Виктор Окунев отметил, что дела у балаковцев идут весьма успешно, а между тем они не влезают в торговлю наркотиками, человеческими органами, детскую проституцию и прочие хотя и выгодные, но чреватые фатальными последствиями для самой группировки операции.

Если такую вот структуру, полагал Виктор, очистить от не слишком доходного и опасного криминала, вроде автомобильных подстав на дорогах, то рулить ею одно удовольствие. Кроме того, он видел немало таких возможностей для укрепления и расширения бизнеса, каких Прохор в силу ограниченности своего интеллекта и предположить не мог.

Тогда и возникла у честолюбивого юриста идея скинуть авторитета с командного поста и занять его место. Как конкретно это сделать, Виктор придумать, правда, не мог, но считал, что надо сначала внедриться в группировку, стать своим человеком в окружении Прохора, а там видно будет.

Этот, в общем-то, нехитрый по мысли, но достаточно сложный по исполнению план он до поры до времени с успехом воплощал в жизнь. Вытащив со скамейки подсудимых нескольких балаковских братанов и дав самому Прохору парочку бесплатных, но весьма ценных юридических советов, он постепенно стал для авторитета особо доверенным лицом, оттерев в сторону всех остальных его приближенных.

Но всё, или, по крайней мере, очень многое, изменилось лет пять назад, когда в свите Прохора неожиданно появился некий Финк. Откуда взялся этот смазливый прощелыга, Виктор Окунев (а теперь уже Окунь и Советник) понять не мог и даже не знал, что означает само слово "Финк" – кличку или фамилию.

Совершенно непостижимым образом новичок почти молниеносно оттеснил от трона Окуня и приобрел на Прохора исключительное влияние, а когда – при подозрительных, между прочим, обстоятельствах! – погиб в автокатастрофе кассир группировки, Финк занял его место.

Советник, проанализировав сложившееся состояние дел, пришел к выводу, что новый хранитель общака втягивает Прохора в некие сомнительные операции, похоже, очень рискованные со всех точек зрения. Однако Виктор Окунев ситуацию уже не контролировал.

Конечно, он пытался открыть боссу глаза, но быстро понял – себе дороже. Чего не отнимешь у Финка, так это его умения располагать к себе людей, причем, как мужской пол, так и женский. Обаяние у него – просто дъявольское!