Текст книги "Синдикат-2. ГПУ против Савинкова"

Автор книги: Валерий Сафонов

Соавторы: Олег Мозохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Валентин Иванович вносит дополнительное предложение о командировании еще и Фомичева как особоуполномоченного, что тоже единогласно принимается. Предложение это Фомичеву очень понравилось.

Новицкий с Фомичевым наскоро сговорились о времени отъезда – в среду скорым поездом, о месте встречи. Собрание было закрыто, все разошлись. Никакого впечатления Иван Терентьевич не высказывал, надеялся, что ничего серьезного не произошло: съездят в Ростов и все уладят.

Перед этими событиями, 8 и 10 июня 1924 г., заместитель председателя ОГПУ Г.Г. Ягода направил письма в ПП ОГПУ ЮВР Е.Г. Евдокимову о том, что по делу «Синдикат-2» на Юго-Восток России командируются помощник начальника 6-го отделения КРО ОГПУ Н.И. Демиденко и помощник начальника КРО ОГПУ С.В. Пузицкий.

В первом письме сообщалось, что «Демиденко командируется для подготовки встречи лиц из-за кордона по делу «С. 2», выезжающего на Юго-Восток в ближайшие дни, для ревизии местного филиала Л.Д.»[201]201
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 10. Л. 41.


[Закрыть]. Предлагалось принять все необходимые меры для успешного проведения этой разработки.

Во втором письме удостоверялось, что помощник начальника КРО ОГПУ С.В. Пузицкий командируется в пределы СКВО с особыми заданиями. Всем органам ОГПУ, милиции и уголовного розыска предлагается оказывать ему всемерное содействие[202]202
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 10. Л. 39.


[Закрыть]

11 июня Фомичев с утра приехал в Москву с дачи и во втором часу, получив через «курьера ЦК» билет, документы, деньги, отправился в сопровождении Леонида Николаевича на Казанский вокзал. По словам Шешени, Ивану Терентьевичу очень понравилось, что едет он в международном вагоне, ведь раньше в Польше так ездил только сам Савинков[203]203
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 10. Л. 33.


[Закрыть].

В это время на Юго-Востоке России, готовились к встрече с Фомичевым. По полученному от С.В. Пузицкого заданию агент Тан («полковник Султан Герей») еще 8 июня прибыл в г. Ростов-на-Дону, совместно с Н.И. Демиденко. Там разработали детальный план легенды и развитие эпизодов по делу «Л.Д.». Николай Иванович Демиденко играл роль начальника связи Юго-Восточного бюро ЦК союза Борисенко.

В Ростов Новицкий и Фомичев прибыли под вечер, на вокзале их встретили и поселили в номер гостиницы «Гранд-отель» на Садовой.

На следующий день встретились с ростовским уполномоченным – Николаем Анатольевичем, от которого получили информацию о несчастье с Сергеем Эдуардовичем. Уполномоченный, зная важность экса, решил, не ожидая уточнений, сообщить в Москву телеграммой с уведомлением, что случилось что-то серьезное. После отправки телеграммы он получил сведения, что за артельщиком (кассиром), у которого были деньги, послан надежный человек для слежки. Он должен был ехать в одном поезде с артельщиком и телеграфировать обо всем Сергею Эдуардовичу, который на перегоне Минеральные Воды – Моздок ожидал поезда со своими людьми.

Поезд, подойдя к месту, где предполагалось совершить экс, по первому сигналу был остановлен. В вагон, где находился артельщик, бросился первым Аркадий Иванов. Красноармеец, стоящий на площадке часовым, успел выстрелить из винтовки, поднял тревогу.

После первого выстрела он был убит. В это время второй красноармеец успел выстрелить в Аркадия и ранил его. Аркадий бросился в вагон, где в него выстрелил агент и убил наповал.

Павловский, который в это время прыгал на площадку вагона, был ранен в ногу и упал с площадки вагона под вагон. После этого в вагон бросился один из партизан, который успел убить агента, застрелившего Аркадия, но сам партизан после этого был также убит. (На самом деле Аркадий Иванов, по одним сведениям, был расстрелян решением Коллегии ГПУ, по другим – убит при задержании в Москве.)

После поднятия красноармейцами тревоги открылась очень сильная стрельба из вагонов. У Сергея Эдуардовича было всего 10—^человек, он не смог сразу «терроризировать весь поезд». После того как был убит второй партизан, поезд тронулся, не было никакой возможности его задержать. Резерв, находящийся за скалой, не успел вовремя подойти, поскольку он находился на лошадях, а лошадей не было никакой возможности подвести к полотну железной дороги ближе. Павловского еле успели вытащить из-под вагона, а Аркадий и партизан остались в вагоне и их увезли. На первой станции трупы убитых вынесли из поезда, и человек, следивший за артельщиком, видел их и убедился, что они действительно убиты, а не ранены. Из людей Павловского второй партизан был ранен в левое плечо.

Получив эту информацию, Фомичев и Новицкий сделали маленькую проверку ростовской организации и выехали в Пятигорск к Султан Герею. В Ростове они получили сведения от уполномоченного, что есть возможность сделать экс в Тресте, сумма может быть 7000 рублей. Трест промышленный находился на окраине города. Фомичев и Новицкий на этот экс дали свою санкцию. Иван Терентьевич был очень доволен, что именно через его санкцию будет сделан экс. Деньги в связи с приездом в Москву Савинкова были очень нужны. Фомичев говорил, что Борис Викторович обязательно должен на первое время оставить деньги своей семье, что решено на заседании центрального комитета.

Из Ростова в Пятигорск выехали Новицкий, Фомичев и Николай Анатольевич. Приехав, остановились в гостинице, затем выехали в Кисловодск, так как получили сведения, что Султан Герей находился там, но в Кисловодске они его не застали: он выехал в Ессентуки, а оттуда должен был выехать в Пятигорск. Из Кисловодска Фомичев и Николай Анатольевич (Новицкий остался в Пятигорске) выехали в Ессентуки, там вновь не застали Султан Герея, который уже вернулся в Пятигорск. В Ессентуках Николаю Анатольевичу нужно было пойти куда-то по делу, в это время Иван Терентьевич прошелся по парку, был у источников и пил минеральные воды.

Султан Герей (агент «Тан») позже, дополнил описываемые события. Из Ростова-на-Дону, он выехал 14 июня вместе с помощником начальника КРО ПП ОГПУ Юго-Востока России Малышевым («подъесаул Бондарь») и секретным сотрудником того же ПП Генераловым («Иван Комарь»),

Дальнейшее действие развивалось за городом Пятигорском, в слободке Кабардинке, у районного информатора Пятигорского Особого отдела Тимофея Ивановича Шилова, принимавшего со своей женой участие в инсценировке.

15 июня из Ростова-на-Дону в Кисловодск прибыли представители ЦК «Л.Д.»: Новицкий (Сергей Васильевич Пузицкий) – начальник Военного отдела «Л.Д.», особоуполномоченный того же «Л.Д.» – Иван Терентьевич Фомичев и начальник связи Юго-Востока Н.А. Борисенко (Николай Иванович Демиденко), которые Герея вначале не нашли (согласно плану разработки).

16 июня в 10 часов утра полковник Султан Герей явился в гостиницу «Метрополь» с докладом к своему старшему начальнику, капитану Сергею Васильевичу Новицкому, которого не застал, и в ожидании его сидел в номере гостиницы, разговаривая с Борисенко об охоте в горах за Кубанью. В это время в комнату вошел Иван Терентьевич Фомичев, Борисенко познакомил их, после чего продолжил разговор на прерванную тему, не обращая на вошедшего внимания, хотя Борисенко, знакомя Герея с Фомичевым предупредил, что он приехал с Новицким.

Немного спустя вошел Сергей Васильевич, которого Султан Герей приветствовал по-военному. Получив разрешение сесть и курить, подробно рассказал, почему произошла неудача с эксом.

После неудачного экса подобрали раненого и убитого и на рысях ушли. Выслали вперед подъесаула Бондаря, чтобы тот дал телеграмму в Ростов уполномоченному Юго-Востока России о постигшей неудаче. К вечеру 10-го прибыли на хутор Уколе. Убитого похоронили в Глухой балке в 15 верстах от хутора, а раненых полковника Павловского и Комаря устроили у Укола, легкораненый и команда ушли в горы.

Ранение Сергея Эдуардовича было средней тяжести, по всей вероятности, пуля кости не задела. Комарь ранен в грудь, выше левого соска, ход пулевого ранения шел в сторону плечевого сустава. Пуля, видимо револьверная, осталась внутри.

Павловский рассказал Герею, что в Минеральных Водах он сел в поезд с Аркадием и одним партизаном. Выяснив купе, где ехал артельщик, Сергей Эдуардович осмотрел поезд: охрана была обыкновенная, ничего подозрительного не было замечено – ни вооруженных людей ни военных.

Когда поезд тронулся с Черноярской станции, Павловский был наготове в смежном вагоне вместе с Аркадием Ивановым. После остановки он бросился в вагон, где был артельщик. На площадке вагона был красноармеец, он окликнул Павловского: куда лезешь? – и загородил дорогу. Тот в ответ выхватил револьвер и убил его. Павловский, Иванов и партизан бросились в вагон. Другой красноармеец, стоявший на второй площадке вагона, поднял тревогу, начал стрельбу. Раздался залп. Павловский выскочил с партизаном назад из вагона – выяснить, в чем дело. Аркадий бросился в купе артельщика. На ступенях вагона Сергей Эдуардович почувствовал, что ранен в ногу, не удержался и упал. К нему подбежал кто-то и тоже упал. Как затем оказалось, это был партизан Комарь.

После пяти дней на хуторе Укола стало небезопасно держать двух раненых, поэтому Павловского как слишком заметного переправили к своим в южную полосу. После того как он сможет ходить, планировалось перевезти его на станцию Курганную, оттуда он должен был уехать в Москву.

После этого Сергей Васильевич задал Султан Герею вопрос о положении работы. Тот указал на катастрофическое положение с деньгами. Рассказал, что не вербуют большого количества людей и не собирают отрядов, ибо это верный способ провала. Ведется наращивание партизанских связей. Среди партизанских главарей есть лица, за которыми в любой момент станут и купечество, и крестьянство многих хуторов и станиц. Помимо этого, Герей рассказал о прочных связях с некоторыми белыми организациями. В том числе с хорунжием Рябоконем, у которого хорошо вооруженный отряд в 75 сабель и др.

Делая доклад о связях и вербовках, Султан Герей отметил, что об истинном лице и целях работы новых членов не информируют, ведут общую линию объединения для борьбы за свободу и избавление от большевистского гнета.

Среди горцев другой принцип работы: там настроение шовинистическое и фанатики горцы, конечно, послушны видениям пророка в лице его шейхов. Следовательно, ими велась работа с шейхами, и они есть.

Отметил растущую в связи с насилиями большевиков над населением ненависть к ним и выразил уверенность в больших возможностях развития этой работы в ближайшее время.

С разрешения Сергея Васильевича, Иван Терентьевич задал Султан Герею вопросы:

«1) Насколько верна информация монархистов о том, что их агитация и идеи широко популярны в массах казачества и горцев, и можем ли мы рассчитывать на то, что им нас не осилить?

2) Каково настроение репатриантов, ведется ли им особый учет и не терпят ли они притеснений.

3) Ведем ли мы внедрение своих людей в различные учреждения с тем расчетом, чтобы в нужный момент, при переходе власти к нам, учреждение это, не меняя состава, было бы наше, и изучаем ли мы через внедрение людей настроения учреждений?

Особенно его интересовали успехи монархической эмиграции»[204]204
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 1. Л. 72.


[Закрыть].

Не желая брать сразу прямого и резкого тона, Герей, опасаясь сделать промах, пытался уклониться от его детального освещения. Однако Иван Терентьевич деликатно, но настойчиво вел его к прямому ответу.

Тогда Султан Герей ответил, что монархисты заблуждаются или сознательно преувеличивают свои успехи, их работа имеет лишь частичный успех в небольших группах бывших кулаков, духовенства и части офицерства, но их мало. Массы же за монархистами не пойдут.

Из всех вопросов, которые были заданы Иваном Терентьевичем, больше всего его интересовал вопрос о положении дел с монархической пропагандой, а затем вопрос о настроении репатриантов.

Закончив доклад, Султан Герей попросил всех зайти в кавказский ресторанчик у парка. Там и произошла встреча и знакомство Бондаря с начальником Военного отдела «капитаном Новицким» и Иваном Терентьевичем. В кабинете за обедом шла оживленная беседа сначала на общие темы между Борисенко и земляком Бондарем на украинском языке. В беседу втянулся Фомичев, которого Султан Герей усиленно кормил туземным шашлыком с большой дозой зеленого лука. В конце обеда он пересел к Сергею Васильевичу, а Бондарь, завладел вниманием Ивана Терентьевича, распространяясь на темы казачества, его настроениях и его тяжелом положении. Фомичев рассказывал Бондарю странички из своего прошлого, весьма нескромного характера и увлекся до того, что говорил достаточно громко о том, что он приехал из-за границы, после чего обратился к Сергею Васильевичу с просьбой разрешить сказать об этом.

Иван Терентьевич сообщил Бондарю, что, по его сведениям, Тютюнник живет в Харькове и работает в ЧК, что возмутило Бондаря до глубины души. Несколько раз Султан Герей был вынужден вмешаться в разговор, просил Фомичева говорить тише. Закончив беседу, условились вечером в пять-шесть часов ехать в Пятигорск, посмотреть провал и памятник Лермонтову на месте его дуэли.

В назначенное время встретились на вокзале. По дороге Герей развлекал Ивана Терентьевича рассказами о быте и нравах Кавказа. По приезде Борисенко сказал, что они хотели бы навестить ране-ного. Султан Герей ответил, что навестить можно, но только попозже – вечером, так как район, где лежит больной, не подходит для посещения его днем.

В Пятигорске на вокзале, при посадке в трамвай, у зазевавшегося Ивана Терентьевича стянули бумажник с деньгами и блокнотом, где, по его словам, были кой-какие заметки, которые он перед этим якобы вырвал, так что опасного в этом ничего не было, кроме того, там была учетная карточка и удостоверение личности. Вначале он очень струсил, но потом успокоился. Однако после этого случая он решил ничего с собой не носить и не записывать вообще. От револьвера тоже отказался.

После прогулки на провал поехали к раненному партизану на фаэтоне, там уже все было готово. Пока Иван Терентьевич, Борисенко и Султан Герей ездили на провал, Бондарь все приготовил и вернулся назад. Ездил он туда, чтобы посмотреть, «все ли там спокойно и благополучно, нет ли опасности». После этого встретившись на бульваре у цветника, вчетвером поехали в темноте за город через речку по глухим улочкам и переулкам. Выехали за город через речку, поднялись на горку. Герей послал Бондаря и Борисенко вперед, так как идти компанией неудобно. Фаэтон оставили на дороге, а сами пошли за церковь.

Задержав Ивана Терентьевича по дороге, Султан Герей беседовал с ним о нуждах, отметил слабое дело с газетами и литературой. Фомичев обещал помочь в этом деле, о чем он даже переговорил с Сергеем Васильевичем.

Подходя к дому, где лежал больной, Иван Терентьевич еще раз спросил, удобно ли беспокоить раненого, на что ему ответили: «какое же это беспокойство». Но попросили не говорить с ним много, не задавать раненому вопросов.

Подошли к домику, когда была уже ночь и всходила луна. Гостей встретил лай собаки, которая «узнала» Султан Герея: он ее перед этим за день кормил колбасой и познакомился с ней, окликнул по положению Тузиком. Пес начал ласкаться «ну значит свой».

Подошли к хате. На пороге стоял хозяин в чистой рубахе – все как следует. «Здравствуйте, Тимофей Иванович». «Здравия желаем, г-н полковник». «Ну что, как больной?» «Покорно благодарю, как будто полегчало». «Ну вот, Тимофей Иванович, привез редкого гостя, не забывают нас». «Покорнейше благодарим за память и заботы о нас». Следует знакомство и трогательнейшее рукопожатие Ивана Терентьевича с Тимофеем Ивановичем. Зашли в хатку, в настоящую хатку – маленькую, чистенькую, но сильно покосившуюся.

Во второй комнате в правом углу на хозяйской кровати лежал раненый партизан, в углу напротив – образа с горящей лампадой, окна занавешены, в комнате полумрак. Пахло йодом и валерианой. Комарь лежал полузакрытый буркой; рука, плечо и часть груди – в бинтах, из-под них чуть видна запекшаяся кровь (накануне специально зарезали курицу). Раненый лежал и слегка стонал. Бондарь и Борисенко сидели один в ногах, другой – на стуле напротив.

Поздоровались с раненым, Борисенко передал ему розы. Вошел хозяин и доложил: «Так что, г-н полковник, как вчера перевезли вы Комаря и перевязали, было ничего, а сегодня с утра была у него жара, да теперь спала, слава богу, тарелочку бульону съел, да все курить просит, не знаю, можно ли давать». Султан Герей сказал, чтобы сегодня не давали курева. Обратился к раненому Комарю: Как рана, болит? «Нет, слабым голосом отвечает Комарь, теперь ничего. А как с другими, где рыжий?» Гирей ответил, что тот уехал. «Кто это рыжий?» спросил Иван Терентьевич, сидевший против раненого. Гирей ответил, что это Павловского так называли. «Ну, а брат жив, не помню я, как это вышло, как хватило меня, вот встану, я им вспомню», начинает нервничать Комарь. «Ну, ну брось, об этом потом», останавливает Султан Герей «волнующегося» раненого. Иван Терентьевич угощает папиросами присутствующих и Тимофея Ивановича и обращается к Султан Герею с фразой: «Разрешите курить» и получив разрешение курит почтительно в рукав. После этого Герей предложил Ивану Терентьевичу побеседовать с раненым, но тот, видя его «тяжелое положение», сказал: «Нет, бог с ним, я не стану его волновать».

Тогда решили покинуть больного, дабы не давать ему повода говорить и волноваться. Все простились и вышли, напутствуемые поклонами хозяев с благодарностями за внимание к «простым людям». Хозяйка, прощаясь с Султан Гереем, сказала ему и Ивану Терентьевичу: «А я сегодня молебен отслужила за здравие воина Ивана».

На этом закончилось представление, все вернулись на вокзал и отправились в Ессентуки к ожидавшему там Сергею Васильевичу.

По дороге с вокзала в гостиницу Фомичев опять заговорил о необходимости усиления агитации и снабжения агитационной литературой: «Это даст возможность вести работу более уверенно и чувствовать под ногами почву». Герей рассказал, что прошлой осенью ему случайно попало несколько листовок Кирилла и Андрея, которые он показывал кое-кому из «своих», но те, прочтя воззвание, только рассмеялись: это мол старая песня, эти листовки вряд ли найдут много последователей.

На вопрос Ивана Терентьевича каково было содержание листовок, он ответил, что самое черносотенное.

При прощании Иван Терентьевич несколько раз поблагодарил Султан Герея за работу: «Благодарю Вас, г-н полковник, за вашу работу, мы вас поддержим».

По словам Бондаря, Иван Терентьевич, беседуя с ним, спрашивал о Султан Герее и узнал от него, что следовало: что тот пользуется среди населения большой популярностью как опытный организатор и решительный партизан.

Перед отъездом Иван Терентьевич и Сергей Васильевич спросили Герея: если ему для решения некоторых вопросов придется приехать в Москву, кого в этом случае он может оставить за себя? Тот ответил, что с работой вполне справится помощник Бондарь – он опытен, люди его ценят и хорошо знают, кроме того, сейчас такое время, что проявлять какую-либо активность не следует.

На Султан Герея Фомичев произвел впечатление хитрого и вдумчивого человека, взвешивающего каждое слово собеседника и ценящего себя на вес золота. В разговоре он все время следил как за собой, так и за своим собеседником, крайне внимательно, имел манеру переспрашивать в тех местах, где ему что-либо непонятно[205]205
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 1. Л. 70–76.


[Закрыть].

После посещения Комаря, Ивану Терентьевичу предложили навестить и Павловского, который находился в 40 верстах от Пятигорска, сказав при этом, что есть возможность его там не застать, так как планировалось, что Сергея Эдуардовича будут везти окружным путем в Москву ввиду того, что у них нет докторов, а лечат только крестьянским способом (травами). Фомичев сам предложил туда не ездить, так как могли напрасно потерять время. Но было ясно, что это связано с трусостью, так как Иван Терентьевич слышал, что дачникам нельзя отойти и на 3–5 верст от поселения в горы, там их раздевают, грабят и даже убивают.

Относительно поездки Павловского к Савинкову Фомичев продолжал твердить, что если рана несерьезна, то ехать ему надо обязательно, а кроме того необходимо во чтобы то ни стало достать денег.

Было замечено, что Фомичев неоднократно высылал в Москву корреспонденцию: из Ростова отправил письмо, из Тихорецкой – еще одно, а из Пятигорска открытку.

В отношении Султан-Герея высказался, что у него как-то странно передергивается лицо, видно, очень нервный характер, но видно хороший работник, а Новицкий похож на Павловского, много говорить не любит.

В целом Фомичев остался поездкой очень доволен, главное, он увидел, что организация очень сильная.

17 июня утром проводили Фомичева на вокзал. Простившись со всеми крайне сердечно, он выехал в Москву. Тем, что он ехал обратно один, остался доволен: это он воспринял как уверенность в нем Новицкого, в том, что он привык к обстановке[206]206
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 6. Л. 56–57.


[Закрыть].

19 июня в 8 часов утра И.Т. Фомичев прибыл в Москву.

27 июня 1924 г. на квартире Андрея Павловича Федорова состоялось заседание ЦК «НСЗРиС». В повестке дня стояли следующие вопросы: отчет о поездке на Юго-Восток, доклад об общем положении и доклад о финансовом положении. В заседании участвовали почти все члены ЦК – Владимир Георгиевич, Андрей Павлович, Валентин Иванович, Петр Георгиевич, Леонид Николаевич и Иван Терентьевич.

Шешеня передал Островскому письмо Новицкого, в котором он информировал, что не сможет прибыть на заседание. Иван Терентьевич торопливо добавил: «Да, да, С.В. мне тоже прислал письмо, просит выступить с докладом о поездке».

Владимир Георгиевич ответил: «Ну что ж, ничего не поделаешь, будем считаться с фактом». Петр Георгиевич Владимиров выразил неудовольствие, намекнув на то, что Сергей Васильевич манкирует; трудно себе представить, почему он не мог оторваться на 2–3 вечерних часа. Владимир Георгиевич предложил перейти к делу, и заседание открылось.

Иван Терентьевич приступил к детальному докладу о поездке. Было заметно, что он чрезвычайно польщен тем, что делает доклад. Вначале сильно волновался. В середине доклада Петр Георгиевич начал перебивать докладчика вопросами, но Иван Терентьевич уже оправился, вошел во вкус и довольно категорично попросил не перебивать его, а задавать вопросы в конце его выступления. Председательствовавший согласился с этим и предложил записать вопросы и задать их после доклада. Андрей Павлович не преминул после этого аккуратно разложить перед участниками заседания листочки бумаги. Далее доклад продолжался без перерыва.

Докладчик вначале путал имена, докладывая о том, кто его встретил в Ростове, дважды назвал встречавшего Николаем Афанасьевичем. И только поправленный Федоровым, спросившим: «Может быть, Николаем Анатольевичем?», – смущенно поправился. Далее докладчик не смог назвать учреждения, в котором предполагался экс, не мог назвать цифру, предполагаемую к изъятию. Эти промахи были в мягком тоне отмечены участниками заседания в конце доклада. Причем сообщение об эксе было заслушано участниками заседания особенно внимательно. Петр Георгиевич вставший с места и ходивший по комнате, после окончания доклада быстро присел к столу, когда Иван Терентьевич начал говорить дополнения к докладу об эксе.

Сделав некоторые упущения, докладчик не забыл упомянуть о том, что раненому партизану были привезены цветы. Отметил, что раненый был очень польщен и взволнован приездом таких важных гостей. Отметил дисциплину, с глубоким удовлетворением слушал, как старичок партизан, у которого лежал раненый, почтительно говорил «господин полковник», «разрешите курить». Слова «господин полковник», «господин капитан» произвели на него глубокое впечатление.

Докладчик критиковал Павловского и Новицкого. Первого упрекал в непродуманное™ и показной смелости, приведшей к печальным результатам экса. Второму указал на перегиб палки на Юго-Востоке в сторону военщины, на отсутствие политической работы.

В заключение докладчик передал доклад председателю, который в свою очередь передал его Валентину Ивановичу с просьбой ознакомить с ним Новицкого, а затем уничтожить. Ивану Терентьевичу было предложено выработать резолюцию по докладу, отметив те мероприятия, которые необходимы для устранения отмеченных недостатков. Таковая резолюция Фомичевым была выработана и записана сначала в своей записной книжке, а затем переписана на последнем листе доклада. Резолюцию во время перерыва Иван Терентьевич составил сам, но под незаметным давлением со стороны Островского. Таким образом, Фомичев считал резолюцию выражением своей мысли, согласованной с Владимиром Георгиевичем.

Он очень был доволен, что и его доклад, и его резолюция были приняты ЦК, этим он «подсидел» Сергея Васильевича, зазнавшегося, по его мнению, до игнорирования заседания ЦК.

Были заданы вопросы по докладу, на которые докладчик отвечал в духе написанного им доклада. Островский спросил: «Использован ли для проникновения в партию Ленинский набор». Докладчик ответил, что не знает. Андрей Павлович отметил, что это задание на Юго-Востоке было дано, но результаты еще неизвестны, и можно надеяться, что о результатах сообщит Иван Терентьевич. Фомичев отметил, что он с большим интересом слушает вопросы, так как на них он учится, отмечает свои промахи, надеется почерпнуть в будущем из таких вопросов знание, как себя держать во время следующих инспекторских поездок, как самому задавать вопросы и на что обращать внимание.

Петр Георгиевич спросил, каковы причины безработицы и сильно развитого бандитизма, о которых говорил докладчик, так как в каждом месте эти причины, по его мнению, могли быть своеобразными. Это могло быть связано с сокращением, уменьшением производства, чисткой учебных заведений.

Федоров указал, что истрачен на поездку и организацию экса почти 1 % предполагавшейся к изъятию суммы. Владимир Георгиевич, прекращая перекрестную беседу, отметил, что убытки неизбежны. Эта поездка была экстренной и не носила исключительно инспекторский характер.

В заключение Андрей Павлович поднял вопрос: остается ли в силе первое решение ЦК о посылке за Савинковым? Островский опросил мнение присутствующих, выразив удивление, что подобный вопрос возникнет. Иван Терентьевич заявил, что препятствовать может только финансовая сторона и то если, за Борисом Викторовичем не поедет Павловский. Владимир Георгиевич ответил, что о финансовой стороне услышат из следующего доклада, а относительно «Сержа» он недоумевает: а если бы Сергей Эдуардович, поехав за Савинковым, свалился с площадки поезда под колеса, а если бы он наскочил на трамвай…

Островский категорически заявил, что никакие случайности не должны влиять на работу и на исполнение желания Савинкова, раз оно санкционировано ЦК. Фомичев торопливо отказался от своего «если приедет Павловский» и оставил вопрос только о финансовой стороне.

Владимир Георгиевич продолжает заседание и после отказа Валентина Ивановича от своего доклада об общем положении (мотив – болезнь, все заседание он пролежал из-за приступа малярии), дал слово по финансовому вопросу Андрею Павловичу.

Федоров зачитывает ведомость прихода и расхода за май и июнь, отмечает финансовые возможности (спекуляция), в подробности которых не вдается. На вопрос Островского, на сколько хватит имеющихся сумм, если забронировать 50 % наличности на непредвиденные расходы, ответил: без новых поступлений на 2–3 месяца. Собрание удовлетворено ответом, Иван Терентьевич – особенно. Владимир Георгиевич бронирует 50 %, из каковых разрешает Андрею Павловичу половину употребить на кратковременные спекуляции. Остальная половина должна быть твердо забронирована.

Отмечает, что после приезда председателя и на время съезда уполномоченных (о таковом съезде, со слов Сергея Васильевича, говорил после доклада Фомичев) никаких эксов не должно быть. Иван Терентьевич усиленно поддерживает эту мысль. Федоров сообщает, что деньги, имеющиеся в наличии, могут быть частично получены когда угодно, остальные – с предупреждением его за 3–4 дня. Его доклад и сообщение принимаются к сведению.

На этом заседание закрылось.

Первым после доклада Фомичева ушел Петр Георгиевич. Затем ушли Леонид Николаевич и Иван Терентьевич. Шешеня проявил мало активности, его предложение о создании в Москве военного отдела по Юго-Востоку не прошло. Островский предложил иронически этот отдел создать не в Москве, а в Париже; под улыбки собравшихся предложение провалилось. Тем более, что такой вопрос нельзя было обсуждать в отсутствие Новицкого и до выяснения кардинальных вопросов, каковое может быть только после съезда и после приезда Бориса Викторовича. Заседание оставило хорошее впечатление на всех, а особенно на Фомичева[207]207
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 10. Л. 63–64.


[Закрыть].

В воскресенье 6 июля Федоров встретился с Иваном Терентьевичем у него на даче. Сообщил, что постановлением ЦК он зачислен на постоянное содержание с окладом в 15 червонцев в месяц. Фомичев остался этим очень доволен.

Далее зашла речь о требованиях Экспозитуры № 1, о постоянной связи Мосбюро в Минске, куда должны приезжать польские курьеры.

Фомичев категорически возражал против этого, указывая, что как только свяжешься с курьерами поляков, так неизбежен провал поста связи в Минске, а затем и Мосбюро. Указывал: мало ли чего хотят поляки, а «мы» не должны этого делать. Высказывался отрицательно и относительно постоянной переписки «Штиля» (резидента при Западном округе) непосредственно с Экспозитурой. Это желание поляков – на всякий случай иметь связь с нашими работниками. «Штиль» не должен сам писать им ничего, а все должны делать «мы» по своему усмотрению. С приездом жены он стал злоупотреблять словом «мы».

Был очень недоволен Экспозитурой, тем, что она не ценит людей. Пользуется ими, пока они были нужны и немедленно отказывается от них, даже от помощи, если работаешь не для них. Поэтому он завязал связь с Оленским, политполицией, которая людей ценит больше.

Федоров ему сказал, что, по его сведениям, Павловский должен на днях прибыть в Москву, до Севастополя он добрался благополучно. Он остался этим очень доволен, так как приезд Сергея Эдуардовича разрешал вопрос о поездке.

Во вторник утром Федоров опять встретился с Фомичевым и передал ему 10 червонцев, сообщив, что вчера, 7 июня, Сергей Эдуардович прибыл благополучно в Москву. С.В. Новицкий устроил его у одного хорошего знакомого врача на лечение. Его состояние пока неизвестно. По всей вероятности, на днях его можно будет увидеть и разрешить вопрос о поездке. Фомичев высказал сомнение, что вряд ли Сергей Эдуардович после ранения и после такой далекой дороги сможет ехать к Борису Викторовичу, но, по его мнению, в Париж может поехать и кто-либо другой[208]208
  ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 10. Л. 95.


[Закрыть].

Встреча раненого С.Э. Павловского с И.Т. Фомичевым

14 июня 1924 г. А.П. Федоров после некоторой подготовки С.Э. Павловского рассказал ему, что, по полученным данным, Савинков еще в январе получил от некой группы аванс в размере 50 000 франков за теракт против полномочного представителя в Англии Х.Г. Раковского, выполнить который он до сих пор не может и ждет для его осуществления Павловского. В связи с этим Андрей Павлович задал Павловскому вопрос: не покажется ли подозрительным Савинкову, если он Павловский, приехав к нему в Париж, откажется от организации теракта? На это Павловский ответил: «Безусловно будет подозрителен мой отказ». Далее в беседе Сергей Эдуардович согласился, что ехать ему в Париж к Савинкову, пока Раковский в Англии и пока не закончились англо-советские переговоры, нельзя.