Текст книги "Мушкетер"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8,
в которой Олегу выпадает дальняя дорога и казённый дом

1

Предместье Парижа, замок Дампьер.

Мари де Роган, герцогиня де Шеврез, очень любила Дампьер. Как только муженёк привёз её сюда, она была очарована и самим замком, и садом, и всею округой. Нигде в мире герцогиня не ощущала столь полного отдохновения, как в этом месте, поневоле ставшем родным.

Разумеется, о её приезде никто не должен был знать. Даже не всем слугам было известно о возвращении хозяйки, лишь самые проверенные прислуживали герцогине, тайком занося обеды или выстиранные платья в занимаемые ею комнаты.

Вздыхая, Мари заперлась в розовом будуаре и разделась, сняв одну за другой все шесть юбок. В углу на резной подставке стояло венецианское зеркало, настолько большое, что женщина могла видеть себя в нём почти в полный рост.

Мари критически осмотрела себя, приподняла ладонями большие мягкие груди, огладила живот и бёдра, обхватила руками талию – нет, нет, она всё ещё стройна, даже живот не потерял упругость после родов. Да и то сказать, ни дня не проходит в праздности, она не привыкла рассиживаться, как плоскозадые парижские клуши. Вечно в движении, постоянно в делах.

Женщина надела ночную сорочку, накинув сверху пеньюар. Поглядела на большой поясной портрет своего первого мужа, покойного Шарля д’Альбера, герцога де Люиня. Это был совершенно заурядный человек, снискавший симпатию государя лишь добротою своей и участливостью к нему в юные годы, чем и добился высших почестей.

Главный сокольничий и коннетабль Франции, де Люинь был фаворитом Людовика. Он обладал огромным влиянием и властью, неустанно обогащаясь, пристраивая на тёпленькие местечки многочисленную родню. Это он представил жену ко двору, обучил её искусству интриги, а уж дальше Мари сама заслужила дружбу и короля, и королевы, став главной фрейлиной Анны Австрийской. Не потому ли Людовик до сих пор так мягок с нею? Она потворствовала связи Анны с Бэкингемом, хотела уложить в постель королевы братца его величества, жалкого Гастона, передавала Испании выкраденные у любовника государственные тайны, желала смерти королю и кардиналу, а за все эти преступления Людовик лишь удалял её от двора. Правда, всё дальше и дальше. Сначала сюда сослал, в Дампьер, а потом и вовсе выпроводил вон из королевства. Слава Богу, вовремя подвернулся герцог де Шеврез, охомутать Клода Лотарингского было делом несложным.

– О, Мари, Мари… – прошептала герцогиня, осматривая себя в зеркало. – Страсти тебя погубят, моя милая, уж больно ты неуёмна.

Присев на кровать, она загляделась в окно на темнеющее небо. Что грядущее ей готовит? Какие новые испытания?..

Мари улыбнулась, а потом, не выдержав, рассмеялась. Что толку вздыхать и притворяться перед собою, если она, едва подумав о будущих опасностях, ощущает сладкую истому и предвкушает удовольствие?

Жизнь – это яростный бой, в котором острый ум побеждает грубую силу, погоня сменяется преследованием, враг становится любовником, а друг предаёт. Зачем ей скучный мир? Да здравствует война!

Герцогиня распустила волосы. Улыбнулась. Мысли потекли по новому руслу.

Граф Холланд, надо полагать, уже на пути в Лондон – Бэкингем желает видеть его командиром эскадры своего флота. Дай Бог удачи им обоим. Королева по-прежнему верна ей и послушна – бедная испанка нашла родственную душу в своей главной фрейлине. Это уже много. Лорд Монтегю, душка, послал ей весточку из самой Бастилии. В тюрьме Уолтер не навсегда и лелеет месть, жаждая наказать своих обидчиков из застенков.

Мари развернула записку милорда, пробежав глазами два имени: Олегар де Монтиньи, виконт д’Арси и барон Ярицлейв. Странно зовут этих московитов…

Герцогиня задумалась – и прищёлкнула пальцами. А ведь есть и на них управа! Улыбаясь, она задула свечи и легла почивать.

2

Париж.

Сев верхом, Олег сказал:

– Заскочим домой, наверное.

– Да, – поддержал его Ярослав, – лучше отправиться всей толпой. А то потом не позвонишь – «антенки» нету! Ха-ха!

И они поскакали на Вье Коломбье. Хозяина дома не было, так что на кухне орудовали «слуги» – Пончев и Акимов.

– Собирайтесь, – приказал Сухов, – проедемся. Подышим свежим воздухом.

– Начинается… – заворчал Шурик.

– Разговорчики в строю!

– Щас мы, – примирительно сказал Виктор, – провизией только запасёмся.

Нагруженные вьючными сумками, оружием и прочими причиндалами «военных слуг», они вышли со двора как раз в тот момент, когда Быкова с Суховым окружили гвардейцы-швейцарцы.

– Ви арестованы, – изрёк самый здоровенный из них, в камзоле с золотым шитьём. – Садиться в карета!

Плотный строй швейцарцев расступился, освобождая дорогу к чёрному тюремному рыдвану, запряжённому шестёркой вороных коней.

– Что за бред? – процедил Олег, кладя ладонь на рукоять шпаги.

В тот же момент дула мушкетов уставились на них с Яром, обрывая протесты.

– Сдать оружие! – пролаял гвардеец.

Сухов медленно стащил с себя перевязь с ножнами и швырнул – безусый гвардеец ловко поймал её на ствол. Быков тоже разоружился. Заложив руки за спину и независимо посвистывая, он влез в карету. Олег последовал за ним, краем глаза выхватив мелькнувшее бледное лицо в окне.

Дверца с решёткой захлопнулась. Лязгнул засов. Сиденья в рыдване тянулись вдоль стенок. Разумеется, подушек тут не держали.

Сухов плюхнулся на дощатую лавку, отполированную многочисленными седалищами, и выругался. Не страх закрался в душу, не сумятица, а ярость вспыхнула. Она душила Олега и не находила выхода.

– Кто-то нас сдал, – вынес вердикт Яр.

– Ясно и ежу, – буркнул Сухов. – Знать бы кто! И случайно ли наш арест совпал с отъездом короля и мушкетёров?

В этот момент рыдван дёрнулся и покатился по улице.

– Интересно, куда нас упрячут, – бодро рассуждал Быков. – В Шатле или…

Многозначительное «или» повисло в воздухе, намекая на самую страшную тюрьму Парижа.

«Кто и почему?» – ломал голову Олег. Подстава это или чья-то месть? В чём их хоть обвиняют? Хотя какая, в сущности, разница? Засунут тебя в самую дальнюю темницу и забудут. Человек в застенках перестаёт быть индивидом. Он теряет не только свободу, но и личность, перестаёт быть, исчезает из мира людей, заживо гибнет в каменном мешке, отрезанный от мира. Бежать? Ага!.. Лет за двадцать проколупаешь ход – и свободен! От одной мысли тошно становится…

Карета между тем вывернула на Сент-Антуан. Вскоре громада Бастилии приблизилась вплотную.

– Или, – обронил Сухов.

Рыдван свернул на мост, переброшенный через глубокий, в четыре туаза глубиной ров, въехал под мощные высокие ворота, увенчанные тремя скульптурами. За ними опадал вглубь ещё один ров, края которого смыкал подъёмный мост, и повозка вкатилась под тёмную низкую арку, выложенную в недрах крепостной башни. Выкатилась она во двор, где всегда было сумрачно – почти глухие стены из тёмного камня окружали его, скрывая в своей толще ужасные подземелья, куда несчастные узники попадали без надежды выйти на волю.

Проехав третьи по счёту ворота, рыдван оказался во дворе побольше размером. В глубине его возвышался дом коменданта, не похожий на угрюмую тюремную постройку. На стене здания были установлены часы, удерживаемые с боков двумя изваяниями – цветущего мужчины и немощного старца. Оба были закованы за шею, ноги и пояс, концы их цепей обрамляли циферблат и свивались спереди в огромную гирлянду.

Карета остановилась, и тут же послышался окрик:

– Выходить!

Первым вышел Олег, за ним последовал Ярик.

– Сюда, – показал гвардеец на вход в башню.

– В комнату забвения, служивый? – усмехнулся Сухов. – В ублиетку?

– В «комнату последнего слова», – проворчал швейцарец.

Олег неторопливо пошагал, куда было сказано, соображая, как ему быть. Что-что, а изъявлять покорность он не собирался.

– А что это такое – ублиетка? – поинтересовался Быков.

– Где-то тут, в башне Свободы, по-моему, была… тьфу ты – есть такая ублиетка. Узника приводят в светлую комнату, уставленную цветами, с ним мило беседуют, и он начинает надеяться на помилование, а пол под ним – оп! – и проваливается. И падает лошара прямо на колесо, утыканное острыми ножиками или копьями. Его быстренько шинкуют – и готов корм для крыс.

– Ну ты меня успокоил, – пробурчал Яр.

Обоих ввели в тёмную комнату, где горел одинокий масляный фонарь. Тусклого света хватало лишь на то, чтобы выхватывать из тьмы кинжалы, пики, шпаги и цепи, развешанные по стенам. Олег оценивающе глянул на эту устрашающую коллекцию и лишь потом рассмотрел бледное лицо человека, сидевшего за большим столом, перед которым остановились арестованные.

– Приветствую вас в нашем чистилище, – донёсся гулкий голос. – Я комендант Бастильского замка Леклерк дю Трамбле.

– Потрудитесь объяснить, комендант, – холодно сказал Сухов, – по какому праву нас арестовали?

– Праву? – насмешливо улыбнулся Леклерк, поднимая брови. – При чём тут право, шевалье? Вы арестованы по приказу короля.

– Не говорите ерунды!

Комендант пожал плечами и приблизил к свету небольшую бумажку.

– «Господин дю Трамбле, – зачитал он, – пишу вам, чтобы сообщить о помещении в мой замок Бастилию ниженазванных Виконта д’Арси и барона Ярицлейва и их содержании там до моего нового приказа. На сем прошу Господа Бога, чтобы вас, господин дю Трамбле, свято хранил. Писано в Лувре августа 28-го, году 1627-го. Людовик».

– Чушь полнейшая! – резко сказал Олег. – Король не мог отдать такой приказ по причинам, известным лишь нам и его величеству.

– Тем не менее он его отдал.

Сухов не стал спорить. Он метнулся к стене и ухватился за шпагу. Выдрать её из хитрых зацепов не удалось, а вот кинжал, хоть и со скрежетом, стронулся с места.

Дю Трамбле глухо вскрикнул, но в следующее мгновенье засипел, ухваченный за горло крепким локтем Быкова. Олег приблизился к коменданту и приставил лезвие к его шее.

– Господин дю Трамбле, – ласково заговорил Сухов, – прошу внимательно меня выслушать. Вероятно, мы с другом пали жертвой заговора, но прошу учесть – этот заговор направлен против короля! Хотите и далее потворствовать цареубийцам? Валяйте! Но в таком случае я не дам за вашу жизнь и будущность даже ломаного денье. Сейчас я открою вам тайну, о которой следовало бы умолчать, но у нас не тот случай. Так слушайте же. Этим утром, не более часа назад, я лично получил приказ его высокопреосвященства… мм… не стану разглашать детали. Скажу лишь, что мне велено было споспешествовать вящей славе Франции и лично его величества. Насколько я понимаю, сюда вас поставил комендантом тот же монсеньор. Желаете сменить свой дом на подземелье тремя туазами ниже? Ради бога!

– Чего вы хотите? – прохрипел Леклерк.

– Камера для нас уже приготовлена?

– Да…

– Где?

– На втором этаже… Графской башни…

– Сейчас, любезный господин дю Трамбле, мы все трое пройдём в означенное помещение, посидим, поболтаем о том о сём. Но прежде вы пошлёте надёжного человека к кардиналу Ришелье – пусть ваш посланец известит его высокопреосвященство о случившемся с нами недоразумении. И молитесь, чтобы ваш человек в самом деле был верен вам! Иначе погибнем мы все, но первым умрёте вы – от моего ножа. Вы всё уяснили?

– Д-да…

– Тогда пошли, прогуляемся…

Выйдя в светлый коридор, Сухов сразу увидел давешнего швейцарца. Тот сначала не понял, что происходит, а когда до него дошло, он выпучил глаза.

– Господин комендант… – выдавил он.

– Молчи, Эрве, – сказал Леклерк, задирая голову повыше, чтобы не касаться горлом острой стали. – Немедленно отправляйся к его высокопреосвященству кардиналу Ришелье…

– Я?!

– Ты! – взвизгнул комендант и скороговоркой передал гвардейцу самую суть поручения.

Эрве тотчас умчался, грохоча сапогами, а два мушкетёра чинно проследовали в отведённую им камеру, ведя с собой «гостеприимного» хозяина, коменданта Бастилии. Десяток тюремщиков и гвардейцев растерянно переглядывались, не решаясь вызволить Леклерка. Как ни быстра пуля, выпущенная из мушкета, а нож успеет-таки сделать своё кровавое дело.

По винтовой лестнице Олег поднялся на второй этаж Графской башни, миновал караулку, отворил по очереди три двери и ввёл заложника в камеру, где имелось всего одно маленькое окошко с тремя решётками, отчего свежий воздух почти не попадал в узилище. Меблировка тут была чисто тюремного образца – крепко сколоченная кровать, стол и два стула.

– Располагайтесь, – усмехнулся Сухов, легонько толкая коменданта к кровати, и тот рухнул на ложе, не знавшее ни перин, ни постельного белья.

– Вы творите непотребство, господин виконт, – еле выговорил дю Трамбле. Морщась, он коснулся пальцами мелких порезов на шее.

– Любезный, – усмехнулся Олег, присаживаясь на край стола, – уж поверьте мне, я ведаю, что творю. Заодно и вашу шкуру спасаю.

– Что происходит?

– Заговор, милый мой, обыкновенный заговор. Против короля и кардинала – уже третий или четвёртый на их, да и на вашей памяти. А вы едва не стали пособником!

– Я не знаю, чему верить…

– А вы не верьте, Леклерк. Думать надо, а не верить. Ду-умать!

За дверьми завозились, и Яр крикнул:

– А ну отошли!

Вошедшие в караулку послушались окрика, восстановилась тишина.

Сухов был напряжён, чувства его обострились, как всегда в моменты смертельной опасности. Глубоко вдохнув и выдохнув, он закрыл глаза и сосчитал до десяти.

– Скажите мне, господин дю Трамбле, тайные приказы о заключении под стражу без суда и следствия подписываются только королём?

– Ну да, – пожал плечами Леклерк, будто потерянный.

– А не случалось ли так, что в приказ могло быть вписано другое имя?

Комендант вздрогнул.

– Бывало так, что…

– Ну-ну! – подзадорил его Сухов.

– Бывало, что его величество раздавал такие приказы под видом подарка к Новому году. Их получали некоторые придворные дамы. В таких приказах на месте имени арестанта был пропуск, и дама сама могла вписать туда… ну, скажем, имя надоевшего мужа.

– Документы строгой отчётности! – фыркнул Быков негодующе.

– В принципе… – задумался Олег. – В принципе, думаю, несложно узнать, кто именно получил такой приказ. Какая из дам настолько очаровала короля, что тот подарил ей чью-то жизнь и судьбу.

Неожиданно в караулке снова поднялся шум, и кто-то взвыл с отчаянием в голосе:

– Господин комендант! Господин комендант, вы живы? Его высокопреосвященство пожаловать изволили!

– Вот как? – удивился Сухов. – Оперативненько!..

– А не слишком ли быстро? – усомнился Яр. – Подозрительно как-то…

– А мы сейчас проверим!

Леклерк, переводивший взгляд с одного мушкетёра на другого, был поднят и препровождён во двор, на солнышко (нож щекотал коменданту горлышко).

Во дворе было людно. Швейцарцы жались к стенке. Вокруг гарцевали гвардейцы кардинала, а посреди двора отливали алым лакированные бока огромной кареты кардинала. Его высокопреосвященство выглядывал в окошко, усмехаясь и качая головой в красной шапочке.

– Кто-то вас очень боится, господин виконт, – улыбнулся Ришелье.

– Я даже догадываюсь кто, ваше высокопреосвященство, – поклонился Олег, небрежно отпуская дю Трамбле. Тот шлёпнулся на карачки.

– Не… не… недоразумение! – воскликнул комендант. – Ваше высокопреосвященство…

Кардинал поднял руку, не слушая его оправданий.

– Прошу вас помнить, Леклерк, – холодно сказал он, – кому вы обязаны милостью и местом, и не повторять подобных ошибок впредь. И вот ещё что: никто не должен знать о том, что арестованные получили свободу. Пусть числятся узниками вашего увеселительного заведения.

– Слушаюсь, ваше высокопреосвященство!

Ришелье перевёл взгляд на мушкетёров.

– У вас верные слуги, господа, – усмехнулся он. – Такой шум подняли!.. Что же, господин виконт, не пригас ли запал? Не убавилась ли тяга к подвигам?

– Усилилась, ваше высокопреосвященство.

– Тогда желаю удачи. Трогай, Ксавье!

Шестёрка коней встрепенулась и потянула карету, выводя её по кругу со двора.

Олег и Яр поспешили выйти следом. Уже за воротами Бастилии они встретили растерянного Эрве на взмыленном коне. Швейцарец, раскрыв рот, то на парочку арестованных глядел, то глазами провожал кардинальский экипаж.

– Да, да, Эрве, – усмехнулся Сухов, – так всё и было.

– Не поспел я, – пролепетал гвардеец.

– Обошлись и без тебя. А теперь потрудись вернуть нам наше оружие.

– Сей момент!

Вскоре из приоткрытой створки внешних ворот показался молодой щекастый тюремщик. На бегу придерживая одной рукой шляпу, в другой он держал перевязи двух шпаг. Вернув клинки, он помчался обратно, то и дело оглядываясь. Случилось небывалое: двое задержанных попали в Бастилию и покинули крепость в тот же день.

…А на углу улицы Сент-Антуан вовсю махали мушкетёрам их «военные слуги». Вернее, Пончик изображал ветряную мельницу, а Виктор удерживал поводья коней и улыбался.

Глава 9,
в которой Олег принимает ванну

Дорога к замку Дампьер была недлинной.

Леса и поля обрамляли этот прелестный дворец из розового кирпича, окаймлённого белым камнем, с шиферной кровлей густо-голубого цвета. Герцог де Шеврез разошёлся изрядно – замок вполне мог поспорить роскошью с иными королевскими резиденциями. При этом было заметно, что герцога волновала мысль о том, что самолюбие государя может быть задето, и в то же время сей вельможа не стремился превзойти великолепием его величество. Страх прогневить сюзерена и желание выделиться получил отражение в архитектуре замка: дворец Дампьер выглядел беззащитным особняком, однако его стены были окружены глубоким рвом. Впрочем, сия робкая фортификация не замечалась с дороги – в глаза бросались гигантские кованые ворота, за которыми зеленел парк, блестело озеро с лебедями, цвели розовые клумбы. Красовался кустарник, подстриженный в форме шаров.

Скрываясь в лесу, Олег с Яром объехали поместье кругом. Флигели и служебные постройки располагались поблизости от двухэтажного дворца, прячась за деревьями парка.

– Знать бы, что Шевретта на месте, – пробормотал Быков.

– А ты ей позвони, – фыркнул Сухов. – Пусть в окно платочком помашет.

– Ага… – проворчал Ярослав, непроизвольно щупая айфон, висевший на шнурке под рубашкой. – Ё-моё… Слушай, а ведь это она, б-б… нехорошая женщина, чуть нас в Бастилию не упекла.

– Больше некому, – кивнул Олег.

– А если она нас узнает?

– Как? Живописцам мы пока не позировали, о фотографиях тут ещё не слыхивали.

Вернувшись к «слугам», Сухов спешился и перебросил поводья Пончику.

– Схожу на разведку, – решил он. – Если Дьявол на месте, и всё пройдёт удачно, то я не задержусь. Ясненько?

– Так точно, товарищ корнет, – отчеканил Шурик. – Угу…

Сухов хмыкнул только и направился к замку.

Высокий, широкоплечий, в чёрном камзоле, Олег невольно внушал почтение – это должно было помочь в общении с местными, если те вдруг сочтут его персону подозрительной.

Перелезть через ограду было делом несложным. Парк скрывал мушкетёра от посторонних глаз, позволив остаться незамеченным почти до самого дворца. Дойдя до угла замка, Сухов столкнулся с неожиданным препятствием – в этом месте серый каменный фундамент уходил прямо в мутную воду рва.

Не спеша Олег прогулялся до мостика с точёными балясинами и вышел к дверям в левом крыле. Поднявшись по ступенькам, он отворил большую дверь и переступил порог сумрачного холла, отделанного дубовыми панелями на английский манер.

В мягких туфлях и цветастой ливрее по паркету шикарных покоев ходил сонный лакей, метёлкой стряхивая пыль. Завидев незнакомца, он встрепенулся и отвесил низкий поклон, ничуть не удивившись гостю. Не босяк же какой заявился!

Как бы не замечая слугу, Сухов уверенно направился к лестнице с золочёными перилами, ведущей на второй этаж, и поднялся по ней, попав в анфиладу комнат. Череда узорчатых штор уходила в перспективу, походя на театральные занавесы.

Тут же из закутка выскочила горничная в платье с оборками, в кокетливом чепчике. Увидав Олега, она испуганно вскрикнула.

– Не стоит пугаться, мадемуазель, – мягко сказал Сухов и добавил властным голосом: – Проводите меня к герцогине.

Подобная настойчивость была рискованной, но верно же говорят: «Наглость – второе счастье».

– А мадам… она… – залепетала горничная.

– И за неё вам тоже не надо бояться. Передайте мадам, что давний друг, известный ей по Амьену,[71]71
  Именно в Амьене состоялось свидание королевы Анны с герцогом Бэкингемом.


[Закрыть] прислал письмо.

Поколебавшись, служаночка сделала реверанс и убежала. Спустя недолгое время воротилась и позвала Олега за собой. Уведя его в дальний конец замка, она открыла дверь и впустила Сухова.

Олег оказался в розовом будуаре, где витал тяжёлый цветочный аромат.

Герцогиня де Шеврез вышла в простеньком, чуть ли не крестьянского покроя платье. Нервно сжимая веер, она выжидательно смотрела на гостя. Хорошенькое личико, обрамлённое золотистыми, слегка завитыми волосами, хранило напряжённое выражение. Пальцы рук, тискавшие сложенный веер, выдавали сильное волнение и, вероятно, страх.

Небрежно сняв шляпу, Сухов поклонился. Лёгкий наклон женской головки и опущенный веер служили ответным приветствием.

– Кто вы, шевалье? – Бровки у Мари вскинулись, придавая её лицу тревожный вид.

– Называйте меня Арамисом,[72]72
  В романе «Три мушкетёра» описывается тайная связь Арамиса с некоей белошвейкой, в образе которой угадывается герцогиня де Шеврез.


[Закрыть] – усмехнулся Олег. – Велением герцога Бэкингема я направляюсь в Лондон с поручением для лорда Холланда, а так как дорога моя пролегала через Париж, его светлость не преминул воспользоваться случаем… – Он достал письмо. – Герцог просил передать вам это лично в руки, присовокупив такие слова: «Где простота, там и сложность».

– Где простота, там и сложность? – оживлённо проговорила герцогиня. – Я, кажется, понимаю! Не уходите, шевалье.

Ответом ей был лёгкий поклон.

Мари упорхнула, прихватив с собой подсвечник. «Будет проявлять тайнопись», – догадался Сухов.

Немного погодя женщина вернулась, задумчивая и как будто одухотворённая. Надо полагать, приписка, сделанная симпатическими чернилами, вдохновила герцогиню, давнюю заговорщицу и любительницу приключений.

– Вам известно содержание письма, шевалье? – спросила она весьма простодушно.

Помня наставления кардинала, Олег поклонился слегка и ответил:

– Герцог не таил от меня своих мыслей, мадам, хотя и не был особенно разговорчив. Насколько я понимаю, речь идёт о двурушничестве некоторых титулованных особ. На словах они поддерживают английского короля, а за спиною Бэкингема сговариваются с Людовиком и кардиналом…

Это была сущая неправда, но почему бы и не «слить дезинформацию»? Даже если враги короля и заподозрят что-то неладное, то произойдёт это далеко не сразу. Пока докопаются до сути, пока уразумеют, что их провели, у Ришелье окажется солидный выигрыш во времени, достаточный для того, чтобы попытаться изменить ситуацию: шепнуть пару словечек испанскому послу, сделать реверанс в сторону английского парламента, намекнуть воинственным герцогам из «ближнего зарубежья» насчёт возможного кнута да поманить пряничком…

– Предатели! – возмущённо воскликнула Мари, сжимая кулачки.

В гневе она ещё больше похорошела – глаза сверкают, румянец на щеках горит… Да и платье как-то уж больно разошлось, едва скрывая округлости грудей… Соблазняют его, что ли? Что ж, очень даже к месту…

– Политики, – усмехнулся Сухов. – Хотят заработать и на англичанах, и на французах. Два пистоля всегда лучше, чем один.

Герцогиня лишь вздохнула, напуская на себя нежную печаль, но набухшие соски весьма выразительно продавливали тонкую ткань. Приблизившись к Олегу едва ли не вплотную, она промолвила:

– Ах, как трудно быть слабой женщиной…

Стоять, как истукан, когда тебя почти касается горячее, гладкое, шелковистое, просто не подобает. Сухов обнял Мари за плечи и сказал:

– В женской слабости кроется огромная сила и власть…

Герцогиня сладко улыбнулась и положила его руку себе на грудь. Олег поневоле вжал пальцы в тугую выпуклость, чувствуя одновременно возбуждение и лёгкую брезгливость. Как он сейчас понимал благородного дона Румату Эсторского, отказавшего донне Окане! Вот только Шевретте отказывать нельзя.

– Я думала, что предназначена быть предметом невероятной страсти, – опаляюще прошептала Мари, прижимаясь к Сухову, – будить вожделение в разных сумасбродах…

– Горячее сердце всегда зажжёт другое, вот только боюсь, что прелюбодеяние оставит у вас не лучшие воспоминания о сумасброде Арамисе, ибо вот уже неделю не знал я ни горячей воды, ни мыла, а источать зловоние в объятиях женщины не привык…

Герцогиня отстранилась от него, глядя с недоумением. Секунду спустя глаза её расширились, а на губах заиграла кокетливая улыбочка.

– Ты не такой, как все, – сделала она верный вывод. – И оттого меня влечёт к тебе ещё сильней… Подожди тут!

Выскользнув из будуара, Мари развела бурную деятельность. До Олега доносились приглушённые стуки, хихиканье горничных, топоток, а после явственно послышался шум переливаемой воды. И ещё раз. И ещё.

Сухов усмехнулся и расстегнул камзол.

– Арами-ис! – раздался зов.

Олег отворил дверь и покинул будуар. В малой приёмной, прямо посередине комнаты, стояла огромная деревянная лохань, полная горячей воды, с плавающими поверху лепестками, а рядом стояла Мари Эме де Роган-Монбазон, голая и босая. Вытянувшись в струнку, сжав ровные ноги, она улыбалась, чуть склонив голову на плечо.

– Пожалуйте мыться, шевалье! – позвала женщина, делая реверанс.

Сухов быстро разоблачился и с поклоном вытянул руку к «ванне»:

– Только после вас, мадам!

В лохань они залезли вместе. Олег встал на колени, взял губку в руки, испанское мыло и принялся наводить чистоту. Намылив Мари, потерев ей и спинку, и ножки, и всё остальное, он смыл пену, чувствуя большой подъём…

Раскрасневшаяся герцогиня, находясь в полном восторге от небывалой любовной игры, принялась за Сухова, очень тщательно и дотошно исполняя работу банщицы.

Насухо вытершись простынёй, Олег подхватил Мари на руки и отнес в будуар, уложил на кровать и овладел ею сразу, грубо и жёстко. Герцогиня лишь вскрикивала, ахала да стонала…

…Отходя, остывая, Сухов лежал рядом с неожиданной любовницей, изучая её тело и находя, что красота этой женщины увянет ещё не скоро. Стройные ноги, крутые бёдра, высокая грудь… Слова, в общем-то, затасканные и общие, они не способны передать изящества Мари, гибкости её, того очарования, то ли божественного, то ли дьявольского, что исходило от её фигуры, бесконечно женственной и влекущей.

– Ты долго не состаришься, – сказал Олег с улыбкой, – скачешь по всей Франции без устали…

Герцогиня звонко рассмеялась.

– Забавный комплимент! Таких я ещё не слыхивала!

Сухов огладил её плечо, скользнул ладонью по груди, по изгибу бедра, стиснул на диво упругую ягодицу и рывком привлёк женщину к себе.

– Ты настоящий! – шептала она, задыхаясь. – Сильный… Уверенный… Такой, каким должен быть мужчина! Ты поможешь мне?

– Если надо кого-нибудь убить, – улыбнулся Олег, – то назови имя.

Мари ласково засмеялась.

– Убить? Пока не надо, пусть живут! Дело в том, что… – Поколебавшись мгновение, она решилась-таки раскрыть секрет любовнику: – Я намеревалась отправиться в Нанси, но, чувствую, придётся ехать в Амстердам. Клянусь Богом, отступники пожалеют о своих иудиных сребрениках! Но не о них речь. Ты упомянул имя графа Холланда… Лорд ещё должен быть при дворе Карла I. Если я попрошу тебя найти его и передать моё письмо, ты исполнишь этот мой маленький каприз?

– О чём речь, Мари? Слово дворянина!

Герцогиня нежно поцеловала его и шепнула:

– Только ничего не говори Джорджу, ладно?

– Ну я не клялся герцогу в верности, – честно признался Олег, – и не обязан отчитываться по любому поводу. Пиши письмо, и я доставлю его кому надо…

Он навалился на женщину, тиская, оглаживая, дотянулся губами до шеи, и Мари застонала.

– Потом напишу… – пробормотала она. – Чуть позже… О-о!..

Часом позже, вымытый и удоволенный, в чистой одежде и с увесистым узелком, источавшим ароматы сдобы и жареного мяса, Олегар возник перед своими попутчиками.

– Ты где столько пропадал? – подозрительно спросил Шурик.

– Где надо, – внушительно ответил Сухов, протягивая «военному слуге» гостинцы. – Угощайтесь на дорожку! От щедрот герцогини де Шеврез.

– Ух ты! – потёр руки Быков. – Вкуснятина какая!

Набив рот мясом, он поинтересовался:

– На до-ожку? В Ла-Рош-шель?

– В Лондон.