Текст книги "Мушкетер"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– И соломы насобирать! – подхватил он. – Ладно, поехали!

И они поехали.

Глава 23,
в которой Олегу начинают докучать

Барак отстроили быстро, буквально за день.

Мимо расположения как раз проходила дорога, по которой гремели подводы, доставлявшие лес для строительства дамбы.

Олегу удалось убедить с десяток мужичков-плотников подхалтурить, и те живо всё починили.

Жизнь наладилась, служба шла заведённым порядком.

С утра корнет де Монтиньи поднял своих, придирчиво осмотрел (после завтрака) и повёл в Этре: подошла их очередь исполнять почетную обязанность – охранять особу его величества короля Франции.

Людовик занял обычный каменный дом – в вопросах быта он не отличался требовательностью. На взгляд Сухова, король даже рад был покинуть тесный и вонючий Париж, дабы отдохнуть на природе, подышать свежим воздухом, изведать простых буколических радостей.

А вот королевская свита ныла каждый божий день, ужасаясь простоте местных нравов. Придворные стали на постой, серьёзно уплотнив Этре, и капризничали с утра до вечера. По этому поводу Пончик брюзгливо заметил:

– Европа сраная! Немытые, вшивые! Весь Париж загадили, а теперь и здесь антисанитарию разводят. Ещё и выпендриваются!

Надо сказать, что обычные порядки, выработанные в Лувре, в условиях Этре несколько изменились.

Обычно «синяя свита», как называли гвардейцев по цвету их курток – синих с красной отделкой и серебряным галуном, несла охрану во внутренних покоях дворца, из-за чего обували не ботфорты, а туфли.

Однако дом в Этре, ставший временной королевской резиденцией, не располагал достаточной площадью для соблюдения всяческих церемониалов. В нём просто повернуться негде было.

А посему и гвардия, и мушкетёры де Монтале несли дозор на улице, плотно окружив ставку его величества.

И те и другие, надо сказать, составляли цвет французского дворянства, поскольку на службу в гвардии набирались лишь аристократы в пятом поколении.

Отсалютовав сонным товарищам, Олег расставил своих мушкетёров, сам заняв наиважнейший пост – у входных дверей.

Он встал слева, а справа гордо прямил спину молодой беарнец де Монлезен.

Вся жизнь Этре проходила у них на глазах: грохотали телеги с фуражом, могучие першероны тащили пушки, не слишком в ногу маршировали пикинёры, гарцевали на плохоньких лошадках драгуны. Копыта и сапоги смачно плюхали по лужам и слякоти – ночной дождь добавил сырости.

– Его величество король! – торжественно провозгласил де Пюисегюр, и все остальные мушкетёры разом вытянулись в струнку.

Людовик явил себя в полном блеске – в камзоле и панталонах, шитых золотом.

Благосклонно кивнув Сухову, как старому знакомому, король сошёл со ступенек. Конюшие бегом подвели ему коня буланой масти, чья попона отливала цветом монаршьего костюма.

Показались маршалы, завиднелась и алая мантия Ришелье.

– По коням! – скомандовал Олег.

Начиналась ежедневная процедура – выезд короля на позиции. Толку от этих выездов было мало, но хоть морально поддержать воинство надо же!

Пусть даже самый сопливый новобранец знает, что сражается плечом к плечу с его величеством!

Затопали копыта, загремели колёса повозок и карет – король отправился на войну.

К обеду, нагуляв аппетит, его величество вернулся в Этре.

Сдав пост лейтенанту де Лаверню, Сухов отправился с друзьями в харчевню толстого и усатого Мейсонье, занимавшего дом с обширными погребами на окраине деревни.

– А я уже втянулся, – сказал Акимов. – Даже прочувствовал, конечно же, прелесть прифронтовой жизни. Радости бытия ощущаешь острее именно там и тогда, где и когда их могут тебя лишить. Вместе с бытием.

– Чеканная формулировка, – хмыкнул Пончик. – Стоит записать. Угу… Слушайте, а скоро мы… того… в тёплые края?

– По Геллочке соскучился? – усмехнулся Яр.

Шурик вздохнул.

– Я тоже, – кивнул Быков.

– По Геллочке? – сострил Виктор.

– Щас получишь, – буркнул Александр.

– Не знаю, Понч, – серьёзно сказал Сухов. – Право, не знаю. Мы здесь надолго – я имею в виду, под Ла-Рошелью. Пока не кончится осада. Никто не помнит, когда Гитон сдастся?

Трое помотали головой.

– В любом случае, полгода мы тут точно просидим, а то и поболе. Сам же понимаешь. Ну как я могу подольститься к тому же кардиналу и выклянчить у него… скажем, чтобы меня назначили губернатором Мартиники или Гваделупы? Война же идёт! Пока не снимут осаду, заговаривать о посторонних вещах не рекомендуется. А вот потом… Кстати, Ришелье этой весной учредил «Компанию ста товарищей», чтобы эти самые товарищи развивали торговлю с Канадой и Вест-Индией. Так что всё потихоньку двигается. Кстати… Я тут подумал недавно: а зачем мне, собственно, тащиться на Карибы в чине губернатора?

– А как? – озадачился Пончик.

– А как корсары его величества! Выпросим у короля шхунку или, там, бригантинку, да и махнём испанцев грабить. «Джентльменами удачи»!

– Ёш-моё! – воскликнул Быков. – А что? Здорово!

– В принципе, – рассудил Шурик, – так у нас руки будут развязаны. Угу… Что задумаем, то и провернём. Куда захотим, туда и поплывём. Я – за!

– Ну слава Богу! – выдохнул Яр. – А то я извёлся весь, вдруг, думаю, Понч выскажется против?

– Чучело! – фыркнул Пончик.

– Э, э! Это ж моё определение! Не замай!

– Цыц оба, – утихомирил друзей Олег. – А ты, Вить, как мыслишь?

– Пользуясь определениями Ярика, – улыбнулся Акимов, – горячо поддерживаю и одобряю!

– Тогда решено – просимся в пираты.

– Ух и позлодействуем… – потёр руки Александр.

– А вы, – встрепенулся Виктор, – смартфоны не потеряли, случайно?

– Случайно нет.

– Храним у сердца! – торжественно сказал Пончик, прижимая пятерню к груди.

Быков рассмеялся только, а Олег глянул по сторонам.

С недавних пор чувство тревоги не покидало его. У герцога Бэкингема были длинные руки, и добраться до четвёрки неугомонных для него не составило бы особого труда.

Поэтому, кроме мушкетонов, куда более удобных для конников, чем громоздкие мушкеты, четвёрка повсюду таскала с собою тяжёлые пистолеты – однозарядники системы «Флинтлок».[106]106
  Пистолеты данной конструкции начали производить как раз в описываемое время. Официально – с 1630 года.


[Закрыть]

«Неугомонные» ехали без особой спешки, уже приученные текущим столетием не торопиться жить.

Пара крытых фургонов с дырявыми тентами пошла на обгон. Обоими повозками правили женщины в крестьянских платьях, одна была толстая, с волосами, убранными под чепец, а другая – тощая, с пышной чёрной шевелюрой.

Сухову стало не по себе – фургоны объезжали их с двух сторон, как будто окружая.

Он уже хотел было предупредить друзей, чтобы смотрели в оба, как вдруг события начали разворачиваться с бешеной скоростью.

Толстуха вытащила из-под юбок увесистый пистоль, в прорехи тента тоже просунулись стволы: справа – два, слева – все три. И ударили залпом.

Олег поднял коня на дыбы, поэтому пуля, выпущенная жирной возничей, угодила в понурую лошадь, тащившую фургон тощей. Лошадёнка взвилась в постромках, да так дёрнула, что невидимые стрелки попадали, задирая мушкеты к небу, а худая возница совершила кувырок назад, задирая кривые ноги, торчавшие из вороха несвежих юбок.

Быков выпалил из мушкетона, стремясь поразить убийц, скрытых парусиной. Виктор с Шуриком тоже пальнули из мушкетонов, а затем выхватили пистолеты, засунутые за кушаки.

Толстая возница непрерывно изрыгала ругательства сиплым, испитым голосом.

Склонившись, кое-как умещая брюхо между колен, она сунула обе руки под козлы и тут же выпрямилась, вооружённая парой пистолетов. Олег хладнокровно разрядил мушкетон в её необъятную грудь.

Тут и тощая показалась. Визжа приказания на испанском, она потянула вверх тяжеленную аркебузу, весьма ловко обращаясь с оружием, но Яр опередил её, выстрелив из пистолета в упор.

Тут из фургона выпрыгнули ещё две молодые особы в изношенных платьях, грязные и растрёпанные, но с новенькими мушкетонами наперевес.

Пончик развернул лошадь, и пуля, предназначенная ему, сразила чалого. Акимов выстрелил одновременно с цыганкой. Он попал, а она нет.

Вырвав из мёртвых пальцев толстухи заряженные пистолеты, Олег крикнул:

– Бросить оружие! Выходить по одному!

– Мы всё, всё! – раздались истерические вопли.

Четыре девушки разной степени потасканности покинули фургоны, подняв вверх худые руки.

Сухов качнул пистолетом в сторону повозок. Шурик понял его жест и проверил, заглянув в каждый из фургонов.

– Пусто! – сообщил он. – Б…и, коня моего прибили!.. Угу.

Быков не сдержался, его пробил нервный смех. Если уж Пончика, никогда не замеченного в матерщине, достали, значит, он был на последнем градусе бешенства.

Олег опустил пистолет и резко спросил девушек, то ли испанок, то ли цыганок:

– Бэкингем послал?

То ли цыганки, то ли испанки понуро покивали нечёсаными головами.

В это время послышался топот коней, и на улице сразу стало тесно – де Лавернь прискакал сам и привёл за собой целый отряд.

– Опять?! – гаркнул он, осматривая поле боя.

– Опять, – процедил Сухов. – Этот проклятый «милорд Букинкан» начинает мне надоедать!

Лейтенант рассмеялся, небрежным жестом отдав приказ: девок повязать.

– Дорогой корнет! – воскликнул он. – Вам предоставляется великолепная возможность отплатить герцогу, – склонившись с седла, он тихонько договорил: – Завтра мы заявимся большой компанией на Иль-де-Ре. Кардинал Ришелье отдал приказ «в присутствии короля»[107]107
  Тогдашняя политкорректность требовала от его высокопреосвященства, коли уж его величество оказался в зоне боевых действий, подписывая приказы, добавлять: «Отдан в присутствии короля».


[Закрыть] – высадить отряд добровольцев и занять форт Ла-Пре!

20 октября большой отряд добровольцев, в том числе две дюжины мушкетёров, вышли на берег пролива, отделявшего материк от острова Ре.

До него оставалось меньше двух миль. Если мерить по-сухопутному, то три версты.

Английские корабли напоминали крошечные модели, из тех, которые рукастые моряки любят помещать внутри бутылок. Зато новорожденный французский флот, пускай даже и состоящий из голландских пинасов, горделиво проходил мимо, словно красуясь перед зрителями. Флотские должны будут прикрывать огнём корабельных пушек высадку десанта.

А самим десантникам были уготовлены места на утлых баркасах сорвиголовы Болье-Персака. Размерами с крупную шлюпку, баркасы несли по одному косому парусу.

– По местам! – крикнул Олег. – Вёсла на воду!

Подавая пример, он первым ухватился за рукоять.

Мушкетёры были парнями дюжими, но не ахти какими знатоками морского дела. Даже Пончик, на пару с Акимовым отталкивавший баркас от берега, взялся за весло с чувством превосходства.

Неумелый кормщик – де Пюисегюр из роты королевских мушкетёров – позволял кораблику рыскать.

– Садись сюда! – сказал ему Сухов, вставая.

Поменявшись с де Пюисегюром местами, он ухватился за руль. Баркас сразу пошёл как по линеечке, словно почуяв хозяйскую руку.

Первые минуты гребля больше напоминала взбалтывание воды никудышным миксером, но помаленьку-полегоньку дело пошло. Баркас двинулся к острову Ре.

Доблестных мушкетёров спас от кровавых мозолей попутный ветер, нежданно-негаданно задувший куда надо.

– Суши вёсла! Поднять парус!

Косой треугольник ветрила хлопнул, раздулся, выгибая коромыслом рю,[108]108
  Рю – название рея для косого (латинского) паруса.


[Закрыть] и повлёк судёнышко прямо по курсу.

Иль-де-Ре понемногу вырисовывался впереди. Показались берега, поросшие соснами, каменистые и обрывистые.

Вскоре любоваться пейзажами стало некогда – англичане открыли огонь. Треск мушкетов редко, но веско перекрывался солидным уханьем пушек.

Далеко в стороне от баркасов, идущих полумесяцем, вспухли белопенные фонтаны. Калёное ядро[109]109
  Обычное чугунное ядро, нагретое в особой печи докрасна. Чтобы раскалённый снаряд, помещённый в канал ствола, не поджигал порох, предварительно забивали не один, а два пыжа: один сухой, а другой – хорошо смоченный. Калёные ядра отлично поджигали деревянные суда, сохраняя накал даже после десятка опусканий в воду.


[Закрыть] запрыгало по волнам, будто пущенное «жабкой», с шипением поднимая клубы пара, пока не кануло вовсе.

– Мазилы! – презрительно скривил губы Шурик.

Будто оскорбившись, английские комендоры исправились – неприятно зудевшее ядро пробило парус и вломилось в баркас, плывший по соседству.

Треск досок заглушался людскими криками, захлопал парус – видимо, снасти перебило.

Сухов не оглядывался, надо было смотреть вперёд.

– Мушкеты готовь! Скуси патрон!

Английские солдаты выбегали на песчаный пляж у подножия невысоких холмов. Торопливо втыкая сошки в песок, они укладывали мушкеты и стреляли, стреляли, стреляли…

Вот вздрогнул Жак де Террид, раненный в плечо.

– Приложи-ись! Целься! Огонь!

Прогремел оглушительный залп, кутая баркас в плотное облако дыма.

И тут словно далёкий гром зарокотал – борта ближних пинасов скрылись за белыми тучками порохового дыма. Вскоре ядра начали буравить побережье, вздымая песчаные вихри, разрывая человеческие тела.

Один из снарядов подрубил сосну, и та с треском начала крениться, пока не рухнула, открывая вид на аббатство Нотр-Дам-де-Ре.

Перезарядив мушкеты, французы снова дали залп, и англичане, не склонные к массовому героизму, поспешили покинуть берег.

– Парус долой! Вёсла на воду!

Хватило трёх хороших гребков, чтобы днище баркаса заскрежетало о прибрежную гальку.

– Вперёд!

– Эхой! – окликнул Сухова знакомый голос.

Обернувшись, Олег увидал Нолана Чантри, скалившегося от избытка чувств. Нолан щеголял в красном плаще с серебряным крестом – гвардеец кардинала!

– Здорово, Нолан! – крикнул Пончик, спрыгивая на песок. – Как жизнь? А мы тут решили до Ла-Пре прогуляться. Ты с нами или на пляже будешь загорать?

– Холодновато что-то. Лучше я в форте посижу!

Болтая в таком духе, сборная команда из разных рот, самые отчаянные представители армии его величества короля Франции, двинулись на соединение с горсткой защитников форта Ла-Пре. Пока одни отстреливались, другие тащили носилки с провиантом и боеприпасами, катили бочки.

Сразу за холмами открылась улочка крошечного рыбацкого посёлка – убогие домишки, белённые извёсткой, да заросли мальвы.

– Вперёд!

Пули залетали в улочку, щёлкая по стенам и выбивая штукатурку. Вдалеке загрохотали пушки французского флота, им ответили английские канониры с подходящих кораблей Бэкингема, а затем, очень близко, ударили орудия из бойниц форта Ла-Пре.

Небольшой бастиончик славно приветствовал подкрепление.

Его ворота медленно отворялись навстречу бегущим «десантникам» – сотни две добровольцев спешили укрыться за стенами форта.

Им наперерез двинулись англичане, рассыпаясь цепью. Затрещали выстрелы.

Падали французы, падали англичане. Ранило Франсуа де Монлезена, и Олег с Ноланом на пару поволок его к воротам.

– Живо, живо! – заорал он. – Тысяча чертей! Живее пошевеливайтесь!

Пройдя между двумя редутами, добровольцы оказались-таки за стенами Ла-Пре.

– Осторожно, порох!

– Вон пороховой погреб! Кати туда!

– Что, не ждали?

– Заходите! Будьте как дома!

– Де Пейре, к редутам! Де Монтиньи – наверх! Нашпигуйте английскую сволочь свинцом!

– Да, мой лейтенант!

Англичане быстро отступили, порой показывая спины, но защитники форта не спешили поражать движущиеся цели – берегли боеприпасы.

Молодой горнист с чувством задудел в звонкую медь, сыграв отбой.

Расчёт Ришелье и маршала фон Шомберга удался – французы усилили свои позиции на острове.

Ещё немного подождать, недельки две от силы, поднакопить силёнок, и можно будет перебрасывать целый полк, дабы покончить с присутствием англичан на французской земле.

…А вот лорду Холланду по-прежнему не везло – устойчивый юго-западный ветер не позволял кораблям покинуть гавань Портсмута. 30 октября и вовсе разразилась страшная буря, так сильно потрепавшая корабли эскадры, что иные из их числа пришлось отправлять чиниться на Чатемские верфи, в устье Темзы.

Ветер утих лишь в начале ноября. 8-го числа Генри Рич приказал поднимать якоря.

Глава 24,
в которой Олег с друзьями встречает ноябрьские праздники

Война после всплеска активности снова вошла в обычную колею – французы и британцы вяло копошились на занятых позициях, иногда постреливая, словно напоминая о себе: «Мы ещё здесь, мы ещё о-го-го!»

Гарнизон форта Ла-Пре обнаглел до того, что в отлив выходил на берег собирать мидии и крабов – приятный довесок к скудному пайку.

Утром Олег со своими как раз и занимался сбором «даров моря». Урожайный был день – полная корзина морепродуктов.

– Господин корнет! – послышался голос де Лаверня.

– Да, мой лейтенант, – откликнулся Сухов.

Офицер приблизился, огляделся вокруг и заговорил:

– Помнится, вы жаловались на Бэкингема, который начал вам докучать, а я предложил вам замечательную возможность досадить самому герцогу. Две недели минуло с той поры, и я рад вам сообщить, что маршал фон Шомберг готов высадиться на Иль-де-Ре. И нам, господин виконт, не помешала бы разведка боем.

Олег внимательно посмотрел на лейтенанта.

– Слушаю.

– Необходимо проникнуть в лагерь герцога Бэкингема, оценить боеготовность англичан, их способность противостоять. Весьма желательно при этом… э-э… пошуметь. Сжечь корабль, взорвать пороховой погреб. Понимаете? Надо дать понять англичанам, и без того подавленным неудачами, что их песенка спета. Пусть ими овладеют растерянность и страх, малодушие и уныние. Тем легче будет нам учинить разгром и одержать победу, сведя потери к минимуму.

– Понимаю, – протянул Сухов. – А если мы взорвём крюйт-камеру флагманского «Триумфа»…

– …То это будет просто пре-вос-ход-но! – почти пропел де Лавернь.

Олег кивнул.

– Когда выступать?

– Сегодня ночью.

– Ага… Я возьму троих. Мм… Желательно бы и четвёртого – Нолана Чантри. Для него английский язык – родной, но Чантри – гвардеец кардинала.

– Это я беру на себя, – быстро проговорил лейтенант. – Если месье Чантри согласится, берите его с собой.

– Ну всё тогда. Пошли мы готовиться.

Нолан, когда его спросили о желании поучаствовать в «увеселительной прогулке», согласился не раздумывая. Подготовка началась с обеда: Акимов, Пончев, Чантри, Быков и Сухов плотно поели и отправились на боковую, подремать перед бессонной ночью. «Выходим в ночную смену!» – пошутил Пончик.

Шляп с собой не брали, мушкетов и шпаг – тоже. В разведку следовало отправляться налегке. Зато Олег прихватил два пистолета, а Виктор – все четыре.

За полночь «шпионы-диверсанты» покинули Ла-Пре.

Англичане расположились совсем рядом с фортом, да и куда денешься на крохотном островке?

Цепочка костров отмечала границу вражеского лагеря, а ещё дальше валко качались тусклые фонари, отмечая корабли, развёрнутые к берегу кормой.

– Ползём по-индейски, – шепнул Сухов, – то есть опираемся только на пальцы рук и ног, а не пузом, чтоб не шуршать. Слышал, Понч?

– А чё сразу я? – пробурчал Шурик. – Чуть что, сразу Понч, Понч…

– Пасть порву! Выдвигаемся.

Проползти мимо костров удалось по низинке. Выбрались разведчики прямо к свалке. Пришлось огибать «нехорошее место». Дальше стояли шатры в ряд, но проверять, спит ли в них кто, Олег не стал.

– Берег тут обрывистый, – едва слышно проговорил он, – давайте доползём до пляжа – и к кораблям.

– Шикарно, – одними губами проговорил Акимов.

– Ползём.

Обрывчик был совсем несерьёзный, чуть меньше человеческого роста. Море накатывало волны, шурша совсем рядом, оставляя узкую сухую полоску песка.

Внезапно в звуки прибоя вплёлось шарканье и пьяное бормотание. Сухов мгновенно вытянул руки, притягивая друзей к откосу. До Нолана он не дотянулся, но тот и сам догадался – быстренько приник к холодному камню.

Олег поднял взгляд. На самом краю обрыва остановился, опасно покачиваясь, пьяный матрос.

Дёргая шнурки, которыми подвязывались его короткие штаны, он сопел, вздыхал да мычал незатейливый напев.

Когда вниз полилась тёплая струя, Ярослав зашипел. Рука Сухова крепко сжала его плечо: никшни!

Быков дотерпел до конца, дождался, пока матрос отвалит, а после яростно зашептал:

– Эта сволочь мне сапоги обрызгала!

– Ну не голову же, – резонно заметил Пончик. – Угу…

– Да иди ты!..

– Все идём, – оборвал спор Олег.

Пробираясь узкой тропинкой, перелезая через скользкие камни, они вышли к пристани.

Её оборудовали в крошечной бухточке, удачно отгороженной от моря песчаной косой. Пары зимних штормов хватит, чтобы размыть её в мель или превратить в островок, но пока что коса держалась, выполняя функцию мола.

Пространства бухты хватало лишь для пары флейтов, и один из них, тот, что покачивался подальше, звался «Триумф» – отблеск костра на берегу ясно высвечивал надраенные бронзовые буквы на корме. Это был флагманский корабль английской эскадры.

Тот, что поближе, назывался «Виктори», но им стоило заняться во вторую очередь.

Парой слов и жестами Сухов распределил роли. Как пять пальцев одной руки, сильной и умелой, друзья поползли вперёд.

На причале, горбясь у костра, сидел всего один часовой. Можно было ожидать столкновения с вахтенными на палубе «Триумфа», но первым должен был исчезнуть страж на пристани.

Глухой шум моря убаюкивал, к нему добавлялся скрип лохматых швартовов, намотанных на концы свай. Порою флейт грузно наваливался на причал, плюща кранцы – грубые сетки из толстых верёвок, плотно набитые старой парусиной и тем гасившие удар.

Стараясь не глядеть на пламя костра, Олег внимательно осмотрелся, благо горевшие поодаль костры неплохо освещали лагерь.

Он заметил лишь одну сутулую фигуру, шатавшуюся между кострами и грудой плавника. Видать, это был дозорный, в чьи обязанности входило поддержание огня.

Вынув из ножен флорентийский кинжал, Сухов выпрямился и спокойно подошёл к часовому.

– Бдишь? – спросил он по-английски.

Страж сильно вздрогнул и обернулся. Его глаза, только что следившие за пляской огня, не различили даже фигуры Олега.

А в следующую секунду кинжал вонзился часовому в шею.

Сухов придержал тело и аккуратно уложил его у костра – пригрелся часовой, вот и одолел его сон.

Рядом присел Нолан, призванный изображать недремлющего стража, а заодно подавать сигнал тревоги.

Огонь костра едва выхватывал из темноты борт «Триумфа». Сходней не было, но трап свисал. Олег первым забрался по нему на палубу. Как он и предполагал, вахтенный тут был – дрых на посту, удобно устроившись на громадном мотке манильского троса.

Сухов сделал знак Быкову. Тот кивнул и склонился над вахтенным. Секунду спустя тот конвульсивно вздрогнул – и расслабился. Прими, Господи, душу грешную…

Над палубой витало омерзительное смешение ароматов – запах дерьма забивался духами.

Оставив Пончика с Виктором на стрёме, Олег с Яром направились в трюм. В поле зрения попал ещё один дозорный, у кормовой надстройки. Видимо, охранял покой его светлости.

Дрых ли страж или бдил, было непонятно.

Сухов пихнул Быкова, и тот кивнул. Осторожно скользя вдоль борта, скрываясь за мачтой, за выставленными в ряд бочками, Яр направился в сторону кормы.

Проследив за ним взглядом, Олег спустился по крутой лестнице вниз – крышка трюмного лаза была открыта, выпуская наружу тяжёлое амбре, будто из люка канализации.

Крюйт-камеру он нашёл не сразу. В свете двух масляных фонарей, висящих на крюках, виднелись круглые, оструганные бимсы, поддерживавшие палубу, тускло отсвечивали пушки на лафетах с маленькими колёсиками, блестели ядра, сложенные горкой в крепких ящиках.

И повсюду, развесив койки, спали матросы – храп, стоны, вздохи наполняли всю нижнюю палубу.

Сухов осторожно снял с крюка фонарь и сразу увидел то, что искал, – крепкую низкую дверь в переборке из бруса. Осторожно приоткрыв её, он посветил внутрь. Бочки. И бочонки. С порохом.

Прикрыв за собою дверь, Олег зажёг прихваченную свечу, накапал воском на пол и закрепил её. Достал припасённую лучину, постарался воткнуть её так, чтобы она касалась кончиком свечки, немножко пружиня, – прогорит воск, и щепочка окажется как раз над фитилём. Загорится. Огонёк медленно переместится к бочонку. А мы сюда ещё пороху подсыпем. Вот так, горкой…

Минут через десять рванёт.

На цыпочках выйдя из крюйт-камеры, Олег повесил фонарь обратно. Прислушался: спят. Спокойной ночи…

Поднявшись на палубу, Сухов сразу почувствовал – что-то пошло не так.

На корме угадывалось смутное шевеление, доносились неясные звуки, словно кто крикнуть хотел, да ему не давали.

Обернувшись, Олег заметил прыгающие бледные пятна – это приближались Виктор и Александр. Над бортом замаячило лицо Нолана – раз не кричит, не поднимает тревогу, значит, это Чантри. Больше некому.

Не дожидаясь своих, Сухов двинулся к корме.

Тут, как по заказу, облачко, скрывавшее луну, рассеялось, и голубоватый свет пролился на море, на остров, на палубу.

Олег увидел Быкова и двух прижавших его ребяток, крепко сбитых и крепко пахнущих.

Подскочив, он нанёс короткий двойной удар ближнему «парнишке» кулаком по шее, тут же приложившись коленом в подбородок.

Башкой своей угодив между молотом и наковальней, напавший на Яра свалился кулем. Второго Быков отбросил сам, тот откатился, брякая палашом в ножнах, и, лёжа, выхватил пистолет.

Вспышка осветила его лицо, а грохот выстрела разнёсся в ночи и тишине, словно оповещая всех о провале.

Разъярённый, Сухов сам достал пистолет, чтобы пристрелить гадёныша, но тут из каюты выскочил полуодетый герцог с мушкетом наперевес. Олег выстрелил по нему, но мимо. Склонившись на колено около матроса, поднявшего тревогу, Сухов от души врезал ему и отнял палаш.

– Уходим! – крикнул он.

– Стой! – гаркнул Бэкингем, вскидывая мушкет.

Ярослав в подкате ударил его ногой, ружьё вскинулось, и пуля ушла вверх, перешибая какую-то снасть.

Герцог попытался достать Быкова прикладом и заработал пяткой в грудь, отчего распластался по переборке.

Виктор с Шуриком кинулись к борту, но ошалелые матросы, спросонья мало что разумеющие, перекрыли им путь, работая кулаками и приходя в себя на свежем воздухе.

– Сюда! – крикнул Чантри, взбираясь по ступенькам на квартердек. Олег ринулся туда же, крича по-русски:

– Ко мне! Рванет когда, прыгайте!

Поднявшись наверх, он увернулся от шпаги лейтенанта, выскочившего в одной ночной рубахе.

Шпагой лейтенант махал, как ребёнок, сбивающий сорняки. Погасив его наступательный порыв мощным отбивом, Сухов двинул офицера рукой, сжимавшей палаш, в челюсть, и тот беззвучно кувыркнулся через резные балясины в море.

Рыча, герцог рванулся наверх, но Олег спустил его с лестницы. Тут и Пончик отбился от матросни. Вступившись за Акимова, он выдернул его из свалки. Оступаясь, оба затопали по ступеням, взбираясь на верх надстройки.

И тут весь мир сдвинулся с места. Глухой рокот, зародившись в утробе корабля, вырвался наружу.

Палуба «Триумфа» вскрылась – доски, брусья, человеческие тела разлетелись в стороны, а из корабельного нутра полыхнуло пламя, опаляя лица, оглушая грохотом, сметая живых и мёртвых.

Сухова отбросило в сторону, он ушёл под воду, оглушённый, утративший способность соображать. Вода, принявшая его, была ох как холодна, но света хватало – огонь, бушевавший на корабле, озарял бухту чуть ли не до самого дна. Гул и грохот долбили в уши. Вот на волны крестом легла мачта…

Вынырнув, Олег отдышался и поплыл к берегу.

Поворачивая голову для вдоха, он всякий раз видел горящий остов флагманского корабля, от которого осталась одна задняя половина. Нос отвалился, мачты рухнули.

Куча горящих обломков загромоздила палубу «Виктори», там тоже занялся пожар.

Матросы на фоне дыма и пламени метались, сбивая огонь, стаскивая в море прилетевшие «подарки». Люди, барахтавшиеся в воде, тонули, цеплялись за плавающие доски, кричали о помощи.

Весь лагерь англичан был разбужен и гудел ульем. К пристани мчались конные и пешие.

Задыхаясь, чувствуя, как хлюпает вода в ботфортах, Сухов вылез на пристань, едва одолев скользкие сваи. Упав на колени, он протянул руку пыхтящему Шурику.

– Хватайся!

– Хватаюсь, – булькнул Пончев.

Рядом, честя англичан, на доски причала рухнул Быков. Яр тоже развернулся, поднимаясь на четвереньки, и помог выбраться из воды Виктору и Чантри.

– Ты хитрый… – выдохнул Быков.

– Почему? – отрывисто спросил Олег, запинаясь об одеяло дозорного, начинавшее тлеть от упавшей искры.

– Потому что обутый…

– Не додумался снять. Подъём! Берём одеяло и тащим Пончика! Понч, изображаешь раненого!

– Я… – вякнул было Александр.

– Бегом! Бегом!

Олег с Яром, Виктор и Нолан подхватили одеяло, на которое проворно улёгся Шурик, и бегом потащили навстречу бегущим англичанам.

– Нолан! Кричи: «Лекаря, лекаря!»

– Понял!

– Будут спрашивать, делай большие глаза и ври чего-нибудь. Скажешь, что Пончу грудь придавило!

– Садюга… – пробормотал Шурик. – Угу…

– Глаза закрой! Ты в отключке!

– Лекаря! Лекаря! – заорал Чантри на чистейшем «инглише».

Подбегавшие британцы, полуодетые и мало что разумеющие, освещённые метущимся светом горящего корабля, суетились совершенно бестолково.

– Что случилось? – вырвался вперёд кто-то из офицеров.

– «Триумф» взорвали! – взвыл Нолан. – Спасайте его светлость!

Англичане тут же кинулись к пристани, а четверо друзей поспешили в обратную сторону, пробиваясь через толпу набежавших солдат и матросов.

– Нашему другу, кажись, грудину сломило! – на ходу отвечал Чантри. – Еле дышит!

– Чего там? – с азартом налетела очередная партия любопытствующих.

Нолан вытаращил глаза.

– Флагман ка-ак подзорвётся! Как жахнет! Нас во все стороны раскидало, а Алекса ка-ак долбанёт обломком мачты!

– Господи святый! – заголосили любопытствующие и кинулись к пристани, поближе к месту происшествия.

– Лекаря! – заголосил Чантри.

И тут из тьмы, прохваченной огнями костров и зарева в порту, вынырнул пузатенький, кругленький человечек.

– Я – лекарь! – крикнул он тонким голосишком. – Что происходит?

Нолан сообразил тут же.

– Беги бегом на пристань, – заорал он, – спасай его светлость!

– О, мой Бог! – взвыл врач и со всех ног кинулся к морю.

Олег, всё это время и слова не промолвивший, резко свернул за палатки.

– Встань и иди! – исцелил он Пончика, тут же скомандовав: – Бегом отсюда! Быстро, быстро!

Все пятеро канули во тьму, покидая пределы вражеского стана, который сами же и разбудили.

Багровые отсветы с пристани уже почти не были заметны – флагман догорал, зато впереди призывно замерцали огни Ла-Пре.