Текст книги "Мушкетер"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Я бы, наверное, не смог жить в Московии, – признался граф, – не выношу холода!

– Ничего, тёплая шуба согреет. Это здесь меха – роскошь, а там – суровая необходимость.

– А что государь московский? Любит ли он справедливость?

– Вот с государями московитам нету удачи. Лет двадцать тому назад, даже больше, воцарился было Борис I. «Цвёл он, как финик, листвием добродетели и, если бы терн завистной злобы не помрачал его, то мог бы древним царям уподобиться… Много ненасытных зол на него восстали и доброцветущую царства его красоту внезапно низложили». Не повезло Борису – три года подряд неурожаи терзали Московию. Ныне правит Михаил, человек невежественного ума, и все советники его сплошь рядовая посредственность, и нету рядом с государем верного соратника того же уровня, что и «Красный герцог».[25]25
  Прозвище Ришелье.


[Закрыть]

– Да-а… А красивы ли девицы московские?

– Вот уж чем Московия богата, так это красою девичьей! Много я стран проехал, но нигде столько красавиц не видал, как в той северной стране.

– И такая нашлась, что сердце твоё покорила? – Граф улыбнулся лукаво и понимающе.

– Есть, как не быть, – сказал Сухов, думая о жене. – Еленой зовут её, она из древнего рода. Уж не знаю, свижусь ли с нею, – честно признался он, – но хотелось бы!

– Да-а… – зажмурился старик. – Сколь дивно устроен Божий мир, раз каждой твари, даже гадам и жабам премерзким, пара дана в утешение и в исполнение завета Господня – плодиться да размножаться. Как страждет душа в одиночестве и печали, как ищет близости и тянется к родному…

Оба всадника долго ехали молча, погружённые в думы.

– Об одном прошу, отец, – негромко проговорил Олег, – не мучьте себя больше, не отравляйте душу горькой памятью, не переживайте зря. Хотя… и переживания наши драгоценны, ибо безысходность – мираж глупый и пустой. Всё в нашей жизни – золото, ведь за потерей следует находка, за расставанием – встреча. Я уеду, отец, и – как знать? – возможно, не удастся больше свидеться, но добро да ласку вашу не забуду.

– Ах, сын, – мягко улыбнулся граф, – сколько лет длились для меня сплошные сумерки. И вот разгорелась заря, и наступил день! Вряд ли далече смерть моя, но страху нет, на душе у меня покой. Ты исцелил меня от тоски, оживил и веру, и надежду, и любовь. Ступай за славой, сын мой, береги честь и помни старика-отца!

С самого утра в замок съезжались соседи графа, ближние и дальние, наполняя двор весёлым гомоном, которого замшелые стены не слыхали уж давно.

Пир удался на славу, здравицы так и гремели под сводами главного зала, а слуги сбились с ног, обнося гостей яствами и подливая в кубки вина.

Стемнело, но огонь в камине и трепещущий свет факелов разогнали тьму. Музыканты были в ударе, и дамы с кавалерами вовсю отплясывали павану, бранль, гавот и даже деревенскую бергамаску.

Наевшись и напившись, Олег посиживал, благодушествуя и скучая. Порой он ловил грустный взгляд престарелого графа – и старательно улыбался в ответ.

А рано утром Олегар де Монтиньи, Ярицлейв и слуги их покинули гостеприимный Шато-д’Арси, держа путь к Барруа.[26]26
  Барруа – пограничный тогда город в Лотарингии, у самых рубежей французского королевства.


[Закрыть]

Глава 3,
в которой Олег пересаживается в карету

Сухов не шибко погонял коня. Чего для?

Это в будущем люди спешат, торопятся, разводят суету сует и всяческую суету, из офисного кресла пересаживаясь на заднее сиденье «мерседеса», а после устраиваясь в бизнес-классе «аэробуса».

Всё хотят побыстрее разделаться с делами и начать жить. Вот, дескать, окончу универ, устроюсь на работу, куплю квартиру, расплачусь с ипотекой, а уж потом… А потом жизнь кончается.

Народ Средневековья был куда умнее своих потомков: люди здесь просто жили, ежечасно и ежесекундно. Дальняя дорога для них не была досадной проволочкой – жизнь продолжалось и в пути. И какой тогда смысл спешить? Чтобы дожить поскорее?

Да и неохота было пришпоривать лошадей. Лень. Погода так и шептала, было ясно и солнечно, тепло очень, но не душно. Жёлтая дорога с набитой колеёй петляла меж холмов, вокруг расстилались перелески да виноградники. Лепота!

Наезженный тракт пустовал. Один лишь раз показался крестьянин на ослике. Углядев знатных господ, едущих ему навстречу, он счёл за лучшее объехать место нечаянного свидания и скрылся в лесу. Олег специально проследил за ним – виллан вернулся на дорогу, когда опасность миновала.

А под вечер кавалькаду обогнала роскошная карета нюрнбергской работы, имевшая аж четыре окна, заделанных венецианским стеклом, – явный признак нешуточного богатства. Обычно окна карет завешивали кожаными шторами с узором, а уж чтобы стеклить…

Шестёрку лошадей, запряжённых цугом, погонял длинный, как жердь, кучер, сухой и чопорный. Ещё один слуга устроился на запятках кареты, цепляясь руками за верёвки, которыми были увязаны кожаные кофры и прочий багаж.

Когда экипаж поравнялся с Олегом, в окне блеснул камень на перстне – холёная рука хозяина кареты откинула занавесочку, и Сухов разглядел узкое, костистое лицо мужчины лет тридцати, обрамлённое белокурыми локонами.

Их глаза встретились – взгляд незнакомца был твёрд и цепок. В следующую секунду карета пронеслась мимо.

Не доезжая до Куаффи двадцати лье,[27]27
  Сухопутное лье (льё) равно 4445 м.


[Закрыть] друзья заночевали в маленьком придорожном селеньице. Их приютил постоялый двор с открытой галереей на испанский манер, носивший гордое название «Королевский меч».

Знакомая карета, уже распряжённая, стояла у входа. Трактирщик, курчавый месье Пелетье, подкатил тут же, мигом распознал главного и придержал стремя Олегу, помогая спешиться.

– Благодарю, любезный хозяин, – сказал Сухов. – Не приютишь ли на ночь двоих шевалье, их коней и слуг?

– Не извольте беспокоиться, – поклонился хозяин гостиницы.

– А чего это – шевалье? – пробурчал Яр. – Ты ж виконт!

– Да какой из меня виконт…

– Ничего не знаю! Граф с тобой письма передал? Передал. Как там нас его сиятельство величать изволил? «Виконт д’Арси и барон Ярицлейв». А на понижение я не согласен!

– Тоже мне! – фыркнул Пончик. – Фон барон выискался…

– Цыц!

Комнаты господам отвели на втором этаже. Та, в которой поселился Олег, была невелика, но опрятна.

С непривычки Сухов устал – полдня не слезал с седла! Поужинав варёным мясом под бургундское, он улёгся спать. Кровать стояла у самой двери, было душновато, а посему Олег не стал маяться и терпеть невзгоды – смахнул перину на пол, да и разлёгся под окном.

Он уже задремал, когда его разбудил негромкий голос, донёсшийся с улицы. Нет, скорее из окна этажом ниже.

Утомлённый, Сухов не стал бы напрягать слух, если бы не заговорили по-английски. Негромкий голос произнёс имя герцога Бэкингема, после чего последовала резкая отповедь на том же языке, и створки с треском захлопнулись.

«Ну уж нет уж!» – подумал Олег. Достав дагу, он осторожно разобрал паркет на полу, и снизу, сквозь щели в досках потолка, пробился слабый свет.

Сухов кое-как протиснулся к дырочке от сучка, и приник к этому глазку. В поле его зрения попали белобрысый владелец кареты и его тощий слуга, покаянно вздыхавший.

– Сколько тебе можно повторять, Окенгэм, – резко проговорил блондин, – что наше дело требует молчания и осторожности!

– Ради Бога, простите, милорд, – заныл Окенгэм.

– В последний раз! Где этот чёртов камердинер?

– Устраивает лошадей, милорд.

– Дьявол!.. Вечно приходится ждать, пока его величество Тристан постелить изволит.

Тот, кого называли милордом, зашелестел, зашуршал чем-то в ручной клади.

– А где… – начал он и тут же закончил: – А, вот… Эти письма передашь лорду Холланду лично в руки.[28]28
  Генри Рич, граф Холланд, был английским послом при дворе французского короля.


[Закрыть]

– Простите, милорд, – слабым голосом отозвался Окенгэм, – разве мы едем в Париж?

– А куда же ещё, дурачина? – ласково поинтересовался его визави.

– Я полагал, герцог посылал вашу милость в Италию, к графу де Суассону…

– Ни к чему, эсквайр,[29]29
  Эсквайр в Англии то же самое, что шевалье во Франции – дворянин, не имеющий титула.


[Закрыть] искать врагов Ришелье так далеко, – зевнул лорд, – когда их достаточно и поблизости. Так, а вот эти послания вручишь де Мирабелю.[30]30
  Антонио де Зуньига и Давила, маркиз де Мирабель – посол испанского короля Филиппа IV при дворе Людовика XIII.


[Закрыть] Ни в коем случае не секретарю его!

– Да, милорд.

– Ну всё, с остальным я сам как-нибудь. Спать, спать, спать! Где Тристан?!

– Я здесь, ваша милость… – проворковал третий голосок.

– Живо стели!

– Слушаюсь, ваша милость…

Сухов аккуратно заделал дыру в полу и улёгся. Но сон пропал. Чёртов милорд!..

Однако интересная картинка вырисовывается! Похоже, этот милорд, местный Джеймс Бонд, развозит записки титулованным особам, а те творят пакости кардиналу.

Олег задумался. Вполне подходящий случай, чтобы заслужить расположение его высокопреосвященства. Надо только проследить хорошенько за этим милордом, засечь его связи…

Или действовать в духе времени – поймать этого «почтальона Печкина» да и преподнести Ришелье. Вот, дескать, аглицкого шпиёна словили.

Надо только всё продумать… Проверить… С этими благонадёжными мыслями Сухов и заснул, а вскоре во всей гостинице уже разлилась ночная тишина, только жестяной меч на вывеске поскрипывал на ветерке…

– Уж не знаю, как там с мечами, – бурчал наутро Ярослав, – а клопы у них воистину королевские! Загрызли, гады! Я уж от них на стол забрался, думал, хоть там отдохну. Фиг! Эти сволочи и туда залезли!

– Зато мы с Витькой выспались, – посмеивался Пончик. – Нам, слугам, господские комнаты не положены, мы по-простому, на сеновале легли. Угу…

Сухов улыбнулся насмешливо, щуря глаза. Виноградные лозы густо оплетали террасу. Обвивая столбы навеса, гибкие плети забрались на крышу и свешивались оттуда зелёными фестонами. Утреннее солнце просвечивало сквозь фигурные листья, кололо глаз высверком.

Внизу, во дворе, стояла вчерашняя карета.

Двое постояльцев шустро собирались в дорогу. Окенгэм таскал кожаные кофры, а Тристан увязывал пожитки на задок экипажа. Хозяин «Королевского меча» вертелся рядом с англичанами, словно провожая почётных гостей. Конюхи запрягали шестёрку нормандских лошадей. Пожилая прачка, волоча охапку простыней, прошла себе мимо, переваливаясь утицей. Сонный купец, загулявший с вечера, плёлся к себе – отсыпаться.

– Лакеи наглые, – продолжал бурчать Быков, – хозяин – жулик…

– Зато повар тутошний – настоящий умелец, сальми[31]31
  Сальми – жаркое из дичи, предварительно зажаренной на вертеле.


[Закрыть] у него отменное, – с ленцой сказал Сухов. – Ладно, ехать пора. Коня мне, Понч, да поживее!

– Феодал, – буркнул Шурик, направляясь к лестнице. – Бурбон.

– Разговорчики!

Пончик продолжал бурчать, но Олег уже не слушал друга. Его вниманием снова завладели постояльцы-чужаки. Когда коней запрягли в карету, из дверей появился таинственный милорд – белокурый и худощавый, щеголевато одетый, с повадками очень важной персоны.

Тут-то всё и произошло – в раскрытые ворота постоялого двора влетел всадник на сером в яблоках коне и закричал:

– Сдавайся, Монтегю! Или защищайся!

Слетев с седла, он выхватил шпагу и бросился к карете, однако очень важная персона, вызванная на поединок, не спешила хвататься за эфес.

Вытащив пистолет в золотых насечках, Монтегю выстрелил, поразив неизвестного всадника, и нырнул в карету.

– Гони, Окенгэм! – гаркнул он на родном наречии, и эсквайр, взлетев на козлы, хлестнул коней. Те рванули с места, унося экипаж со двора.

Пончик первым рванулся к раненому, зажимавшему рану в боку, и живо оказал первую помощь. Незнакомец в дорожном камзоле был полноват, он кривил бледное лицо и всхлипывал от боли. Взгляд его блуждал, пока не остановился на подбегавшем Сухове.

– Шевалье! – воскликнул он слабым, прерывающимся голосом. – Умоляю, окажите милость!

– Говорите, – обронил Олег, приседая.

– Только… – светло-голубые глаза раненого наполнились беспокойством, – скажите… Вы не враг кардинала?

– Я целиком и полностью разделяю воззрения его высокопреосвященства, – твёрдо ответил Сухов. – Слово дворянина.

– Тогда схватите лорда Монтегю! – Незнакомец вцепился слабыми пальцами в Олегов камзол. – Сэр Уолтер – шпион Бэкингема, он подбивает герцогов Лотарингского, Савойского и Баварского выступить против его величества короля! Я – де Бурбон, его высокопреосвященство послал меня перехватить Монтегю, но тот улизнул. Со мной были два баска… они отстали, а я… сами видите… Молю вас, задержите этого прощелыгу лорда![32]32
  Де Бурбон, лорд Монтегю, сопровождавший его Окенгэм, эсквайр, – реальные исторические лица.


[Закрыть]

Сердце у Олега забилось чаще – значит, он был прав, подозревая, что милорд – «рыцарь плаща и кинжала»! Хм… Кажется, они ввязываются в ха-арошую авантюрку!

– И куда его? – нахмурился Сухов, словно делая одолжение.

– В Париж, в Малый Люксембургский дворец,[33]33
  Роскошный дворец Пале-Кардиналь (который Ришелье незадолго перед смертью подарил королю, и строение переименовали в Пале-Рояль) начал строиться лишь в 1628 году. В описываемое время Ришелье обитал в Малом Люксембургском дворце, подаренном ему Марией Медичи, королевой-матерью.


[Закрыть] в руки монсеньора! – выдохнул де Бурбон и застонал: – Спешите, спешите, сударь! Не беспокойтесь обо мне, мои люди скоро будут здесь и помогут мне…

– Держитесь, – подбодрил его Олег и повелительно крикнул: – Коня!

Сухов взлетел в седло и закружил в нетерпении по двору, дожидаясь, пока Быков и слуги тоже сядут верхом. Он был даже доволен тем, что не надо рассказывать друзьям о ночном разговоре, о своих подозрениях и далеко идущих выводах – всё и так сложилось удачнее некуда. Остаётся словить «аглицкого шпиёна» и передать «компетентным органам».

– За мной!

Четвёрка галопом пронеслась по пыльной улочке, вырвавшись на простор тракта. Карета была уже едва видна, однако её выдавал шлейф пыли, разносимой ветром.

Олег скакал, чувствуя, как свежий ветерок обвевает лицо, чуя, что друзья поспешают за ним, и улыбался. Он снова в деле!

Кони, отдохнувшие и накормленные на постоялом дворе, несли резво, потихоньку-полегоньку настигая карету лорда Монтегю. Окенгэм вовсю нахлёстывал бедных нормандцев, те жилы рвали от натуги и усердия, и всё ж упряжка проигрывала гонку, уступая вольным скакунам.

– Яр! – крикнул Олег. – Обходи слева, займись возницей! Я зайду справа!

– Понял! – откликнулся Быков.

– Пистолет возьми!

– Оба при мне!

– Давай!

Кучер, стегавший лошадей, обернулся, различив погоню, а в следующий момент вытянул руку над крышей кареты. Блеснул ствол, плотный султан дыма взвился и рассеялся. Грохнул выстрел, увесистая пулька прозудела мимо, а Сухов прибавил прыти коню.

Ярослав решил, видно, рискнуть: он приблизился к карете почти вплотную, уцепился правой рукой за верёвку, которой к задку привязаны были пухлые мешки, перескочил с седла на запятки повозки, а оттуда полез на крышу.

Олег ясно увидел, как стенку кареты пробила пуля.

Пончик крикнул:

– Осторожно, Яр!

А Быков между тем вылез на верх экипажа. Окенгэм хотел было огреть его кнутом, но Ярослав опередил англичанина – двинул его в челюсть и спрыгнул на козлы, осаживая лошадей.

Шестёрка чуть на дыбки не взметнулась, а тут и Сухов подоспел.

Монтегю с искажённым лицом распахнул дверцу, пугая пистолетом, и Олег проделал несложное упражнение – перескочил в карету, пяткой в грудь вразумляя лорда Уолтера, а после, упав на златотканые подушки, двинул локтём по скуле толстого камердинера.

Отброшенный в угол, Монтегю уронил свой пистолет, дёрнулся было нагнуться и подхватить оружие, но замер под дулом суховского пуффера.

– Только дёрнись, сука, – сказал ему Сухов, кривя губы в самой зловещей из своих улыбок, – похоронят одноглазым!

Лорд медленно откинулся на сиденье.

– Я не понимать, – заговорил он, коверкая язык. – Что есть происходить?

– Ты есть подлец, – крикнул ему Яр, – которого мы поймать![34]34
  Согласно официальной версии, лорда Монтегю удалось перехватить лишь в ноябре 1627-го. Однако даты в источниках того времени, бывает, разнятся на месяцы и годы.


[Закрыть]

Карета замерла, обе её дверцы распахнулись. В одну заглянул Пончик с очень зверским выражением лица, поигрывая длинноствольным пистолетом, в другую просунулся Виктор. Акимов не слишком понимал, что, собственно, происходит, но действовал по правилам игры – направил свой мушкетон[35]35
  Мушкетон – короткоствольный мушкет, заряжавшийся дробью или картечью. Иногда имел воронкообразное дуло для более удобного засыпания пороха (это было особенно важно для кавалеристов).


[Закрыть] на лорда.

– Яр, – громко спросил Олег, – как ты там?

– П-повязал, – откликнулся Быков. – Блин, худой, а жилистый… Лежать, зараза!

Сухов хотел было дать ЦУ, чтобы говорили только по-русски, но друзья и без него сообразили, что к чему.

– На запятки обоих, и худого, и толстого. Прикрутить и укрыть пледом, чтоб не отсвечивали. Яр, будь другом, спеленай моего.

– Эт можно!

– Я есть лорд! – запротестовал Монтегю.

– А мне наплевать, что ты такое, – медленно проговорил Сухов. – Будешь выёживаться – узнаешь, почему свинец вреден для здоровья.

– Как вы смеете… – процедил Уолтер, но не договорил – Олег съездил ему кулаком в скулу, так что английского аристократа отбросило на стенку, обитую зелёным бархатом.

– Сиди и не рыпайся!

В открытое окошко просунулся Шурик.

– Оба на запятках, – доложил он. – Мычат.

– Давайте тогда вы с Яриком поработаете кучерами, а Виктор с лошадьми побудет. Потом поменяемся.

– Ладно. То есть слушаюсь! Угу…

После минутной возни Быков окликнул Олега:

– Ну что? Едем?

– Трогай!

– Н-но-о!

– Они, наверное, по-нашему не понимают, – донёсся голос Александра.

– Ну не стегать же их, как тот придурок!

– Ну да…

Сухов устроился поудобнее на подушках и положил пистолет на колени.

– Продолжим наш разговор, – сказал он.

– Я не понимаю… – начал было лорд, но вовремя заткнулся.

Олег сказал насмешливо:

– Видишь, понял-таки. Ну давайте, рассказывайте, сударь.

– Что?

– Всё. Нужно же мне знать, в какое дерьмо я вляпался.

Монтегю задумался совсем ненадолго, в глазах его мелькнула усмешка, но губы оставались сжаты.

– Извольте! – сказал он. – Я всего лишь курьер, и не более того. Из Фландрии проехался в Лотарингию, из Нанси[36]36
  Нанси – столица герцогства Лотарингия.


[Закрыть] следую в Париж. Желаете схватить истинного виновника смуты? Вряд ли вам это удастся, ибо у истоков нынешнего заговора сама герцогиня де Шеврез, а ваш король вовсе не зря прозвал эту вздорную бабёнку дьяволом!

– Вот как? – задрал бровь Сухов. – Знаете что, милорд… В этих краях я не был очень и очень давно, а посему введите меня в курс дела. Кстати, сие и в ваших, и в моих интересах – я испытываю отвращение к пыткам. Что это за герцогиня такая, задирающая самого короля?

– Прожженная интриганка! – ухмыльнулся Монтегю. – Мари Эме де Роган-Монбазон – так её зовут. Ей двадцать семь, многие находят Мари хорошенькой. Я познакомился с нею в Англии, на свадьбе Карла I и Генриетты-Марии Французской, и разгадал несложную натуру герцогини.

«Дьяволу» скучно отираться при дворе, тем более что нынешний король скуп на зрелища и балы, вот Мари и подыскивает развлечения на стороне. Зловещие заговоры, ночные погони, таинственные свидания – вся эта около-политическая муть весьма прельщает нашу героиню.

Вдова коннетабля Шарля д’Альбера, герцога де Люиня, королевского фаворита, она вышла замуж за Клода Лотарингского, герцога де Шеврез. Два года назад, после раскрытия очередного заговора, её спровадили в Лотарингию. Нынче подбивает тамошнего герцога Карла IV делать пакости королю Людовику. Нашей Мари это удаётся: Карл, тайно и явно, поддерживает Англию в лице герцога Бэкингема и гугенотов.

– Меня интересуют детали.

Уолтер хмыкнул и пожал плечами.

– Не вижу смысла хранить молчание, – сказал он, – вы всё равно прочтёте письма. Замысел прост: Карл Лотарингский двинется с войском через Шампань на Париж, герцог Савойский вторгнется в Прованс и Дофинэ, а Бэкингем снаряжает три эскадры и десять тысяч солдат, дабы поддержать гугенотов. Одна из эскадр выходит к острову Иль-де-Ре, что против Ла-Рошели, а две другие блокируют Сену и Луару. В это самое время герцог Анри де Роган, кстати родственничек ушлой Шевретты, поднимает восстание в Лангедоке.[37]37
  Лангедок – историческая область на юге Франции. Главный город – Тулуза.


[Закрыть] Гугенотам остаётся овладеть всею этой областью и устроить папистам весёлую жизнь!

– Да, разошлась Мари… Письма, которые вам передали в Нанси, адресованы герцогу Бэкингему?

– Не только, – криво усмехнулся лорд, – есть там послание и для королевы Анны. Вы можете дорого продать его!

– Я не торгую, милорд.

Олег задумался. Недурно тут всё закручено, в переплёт они угодили то что надо. При таком раскладе можно или всё потерять, или приобрести нечто ценное. Например, благорасположение влиятельных особ. Того же кардинала, скажем. Или короля. Иной раз монаршья милость стоит многих лет упорной службы. Проходили, знаем…

На ночёвку устроились в лесу, на заброшенном хуторе.

Поле вокруг выморочного дома заросло бурьяном, уже и деревца малые принялись, да и жилище здорово обветшало. Чердаков в деревнях не делали, потолков не знали – вверху виднелись балки да стропила с остатками кровли. Слава Богу, дни стояли ясные, а то от дождя спасения было бы не найти.

Уолтера Монтегю вместе со слугами привязали к коновязи, и Олег вскрыл дорожный сундук лорда. Бумагами тот был забит доверху, но письмо герцога Бэкингема, адресованное Анне Австрийской, обнаружилось сразу – свёрнутое в трубочку и крепко надушенное, оно самим видом своим выдавало сердечную тайну королевы Франции. Сухов сунул его за пазуху.

– Уберечь, что ли, честь её величества? – проговорил он. – Мм?

– Мушкетёр-р! – торжественно сказал Пончик. – Угу…

– Поговори мне ещё…

– Королева Анна всплакнёт от признательности, а уж когда мы ей вернём алмазные подвески…

– Вить, будь другом, привяжи Понча рядом с Окенгэмом.

– Я уже раскаялся! – поспешил заявить Александр.

Акимов только головой покачал сокрушённо да шумно вздохнул.

– Шикарно! – сказал он. – Я тут с ума схожу, а вы все шутите, словно на пикник выехали. Семнадцатый же век на дворе!

– Ну немножко другое время, и что? – усмехнулся Олег. – Жизнь как-никак продолжается. Я уже заметил то, чего не видел раньше – в будущем, я имею в виду. Многие наши современники делят отпущенные нам годы на «правильно прожитые» и на те, что обычно считаются потерянными. Так не бывает, Витя, жизнь неразрывна. Вот угодишь ты в тюрьму – и вычисляешь, сколько времени потеряешь, пока на волю не выйдешь. А человек живёт от и до, от рождения до смерти, весь срок, без остатка. И какая разница, где ты и «когда» ты оказался? Главное, как ты проживёшь час, день, год. Жизнь ведь так коротка! Стоит ли её ещё больше сокращать, выдумывая лакуны, якобы ничем не заполненные? Даже в тюрьме можно жить, хотя бы для того, чтобы устроить побег и оказаться на свободе. Понял?

– Ага!

– Тогда отбой.

Рано утром Олег с Яром запрягли коней и усадили лорда в карету. Разнывшихся камердинера с эсквайром не стали привязывать к запяткам, а усадили верхом на коней из упряжки, как форейторов, – если и сбегут, не страшно. Да и «куды бечь»?

Во второй половине дня показался Куаффи, хорошо укреплённый замок, к стенам которого жалась деревушка, вид имевшая не только живописный, но и зажиточный. Вряд ли местных жителей можно было считать богатеями, но и нищетой тут не пахло.

Сухов рискнул проехать напрямую, между крайними домами деревни и крепостным рвом, и вскоре пожалел об этом.

Ворота в замок были зажаты двумя тонкими башнями, через ров перекидывался мост, две толстенных балки удерживали его на ржавых цепях. Именно с этого подъёмного моста и появился всадник на вороном коне.

Оставив за воротами немалый отряд, он в одиночку выехал на дорогу и поднял руку, требуя остановиться.

– Гаишник местный, – пошутил Быков, да только никто его не поддержал и не улыбнулся даже.

Олег выглянул в окно, посмотрел выжидательно на всадника, оседлавшего воронка.

Конник был мужчиной средних лет, хотя и рано поседевшим. Моложавое лицо его постоянно меняло выражение – от настороженности до растерянности и смущения.

– Барон де Понтье, к вашим услугам, – отрекомендовался он. – Скажите, шевалье…

– Виконт, – холодно поправил его Сухов.

– Скажите, господин виконт, вы хозяин этого экипажа?

– Хозяин этого экипажа арестован мною, – по-прежнему холодно ответил Сухов.

– Могу я узнать имя… мм… арестованного?

– Уолтер Монтегю! – подал голос лорд. – Оставьте, барон, ненужное жеманство! Вам же прекрасно видно, кто тут связан, а кто на свободе. От вашего губернатора[38]38
  Имеется в виду де Бурбон, который был губернатором Куаффи.


[Закрыть] я ушёл, а вот этому… э-э… виконту попался-таки… Кстати, он мне так и не представился.

Де Понтье перевёл взгляд на Олега, и тот слегка поклонился.

– Олегар де Монтиньи, виконт д’Арси, – сказал Сухов, намечая улыбку. – Мой отец благословил меня на подвиги во славу короля, и я решил начать немедля, догнав этого английского шпиона, ранившего де Бурбона. Думаю, ваш друг рад будет моей маленькой удаче, а вскорости я надеюсь обрадовать и его высокопреосвященство…

– О! – закатил глаза барон и склонился с седла, шепнув заговорщицки: – Вы можете принести радость ещё одному человеку, тоже моему доброму приятелю. Не соблаговолите ли проехать до часовни?

– Отчего же? Трогай, Виктуар!

Карета бодро покатилась, скрипя ремнями подвески, и замерла около старой, облупленной часовни, выглядевшей довольно-таки убого рядом с добротными домами.

Олег вышел наружу, и де Понтье тут же поманил рукою человека, замершего в тени часовенки. Тот робко приблизился, но поклонился с достоинством, не соответствовавшим его запыленным одеждам.

– Кого я вижу! – послышался насмешливый голос Монтегю. – Сам Лапорт пожаловал!

Пьер де Лапорт остановился как вкопанный, взглядывая по очереди на барона, на Сухова, на карету. Решившись, наконец, он храбро подошёл к Олегу и сказал без надменности, но с затаённой гордостью:

– Имею честь быть камердинером её величества и послан самой королевою, дабы перехватить по дороге… э-э… сэра Уолтера. Мне известны слухи о порочащих честь её величества связях с герцогом Бэкингемом, якобы имевших место быть. Всецело полагаясь на ваше благородство, шевалье, осмелюсь спросить: нет ли в почте сэра Уолтера писем от известного лица к королеве Анне?

Именно в этот момент Сухов и сделал свой выбор. Он подумал: а с какой, собственно, стати я должен беречь честь королевы? Эта сумасбродная испанка изменяет своему венценосному супругу с первым врагом Франции, совершая двойное предательство, а я её должен покрывать? С чего бы вдруг?

– В самом деле, – любезно ответил Олег, – письма, подписанные Джорджем Вильерсом,[39]39
  Герцогом Бэкингемом.


[Закрыть] попадались нам, но среди них не было ни одного для королевы. Её величество может спать спокойно.

Лапорт вздохнул с облегчением, повеселел и отступил, сгибаясь в поклоне.

– Быть может, господин виконт нуждается в сопровождающих? – оживился де Понтье – видимо, его тяготила необходимость оказывать услугу Лапорту. Не хотелось барону связываться с сильными мира сего.

– О, нет, – улыбнулся Сухов, – благодарю. Но вот… Ради бога, барон, избавьте меня от парочки, сопровождавшей лорда! Можете их посадить или повесить – на ваше усмотрение.

Де Понтье исполнил его просьбу, задержав слуг англичанина, и карета покатилась дальше налегке.

– Четыре туза и джокер! – подытожил Быков, вычислив баланс сил.

Лорд скользнул по нему взглядом и сосредоточил всё своё внимание на Сухове.

– А вы молодец, виконт, – проговорил он, усмехаясь с иронией и некоторым цинизмом. – Припрятали козырь в рукаве.

– С шулерами надо играть краплёными картами, – сказал Олег.

– О, темпора, – вздохнул Монтегю, откидываясь на подушки, – о, морес…[40]40
  O tempora, о mores (лат.) – О, времена, о, нравы.


[Закрыть] Ей-богу, вы мне даже нравитесь, сударь!

– Страшно рад, – усмехнулся Сухов, – страшно горд.

– Да нет, правда! Давешнюю зуботычину я вам не прощу, разумеется, но как-нибудь сочтёмся. Хотите совет?

– Валяйте.

– Не слишком рассчитывайте на доброе отношение кардинала, если припрятанное вами письмо Бэкингема королеве вы пожелаете вручить монсеньору. Ришелье и сам влюблён был в Анну, и уж не знаю, охладел ли он к ней… Мне передавали слова королевы, когда ей нашептали о тайной страсти «Красного герцога». «Какая там любовь?! – воскликнула пылкая испанка. – Кардинал сух, желчен и, вероятно, вообще не умеет веселиться. Ей-богу, если эта живая мумия станцует сарабанду, я буду готова на многое…» И что вы думаете, виконт? В это трудно поверить, но Ришелье сбросил сутану и сплясал! Уж не знаю, что у них с королевой было, но свидание состоялось-таки. Поэтому будьте осторожны.

– А вы не боитесь откровенничать, милорд? – ухмыльнулся Яр.

– Нисколько, сударь. Мой титул охраняет меня. Право, знатному дворянину куда легче жить, чем простолюдину! Даже ваш всесильный кардинал не пугает меня. Ну упрячут меня на месяцок-другой в Бастилию или в Шатле, и что? Думаете, это внове для меня? Отнюдь нет. Хотя топор палача порой не различает, породиста ли шея, от коей он отсекает голову… Или вы хотите уверить меня, будто способны донести? О нет! Это не ваш способ сводить счёты! Со шпагой в руке – да, но не вооружась подлым пером! Не сочтите меня за глупого праведника, верящего в людскую доброту, я не таков. Просто, подвизаясь на поприще тайных дел, мне довелось наблюдать людскую натуру во всяких её проявлениях, и нынче я без особого труда разбираю сущность человека, пусть даже вовсе мне не знакомого, вызнаю его скрытые помышления… Быть может, ваш слуга покорный оттого и жив до сей поры!

Олег пристально посмотрел на него.

– Скажите, милорд, – начал он неторопливо, – если уж вы так глубоко проникаете в потаённые уголки душ человеческих, может, разъясните, какого чёрта герцог Бэкингем добивается королевы Анны? Ведь он же содомит!

Монтегю потупил было взгляд, но снова дерзко глянул на Сухова. Глумливая усмешка придала ему сходство с бесом-искусителем, но тут же губы лорда дрогнули, кривясь презрительно и немножечко спесиво.

– Джордж Вильерс был сыном бедного помещика из Бруксби, что в Лестершире, и его горничной, – проговорил сэр Уолтер. – Будущему герцогу было двадцать два, когда его представили королю Якову, и старый развратник мигом воспылал страстью к смазливому юноше, найдя в его характере «неумеренную ветреность и склонность к распутству». Его величество называл Джорджа «Стини», вульгарно сокращая имя Святого Стефана, чьё лицо, по Писанию, «сияло, словно лик ангела». Сам слышал, как король шамкал Джорджу: «Да осенит тебя благословение Божье, жена моя, да пребудешь ты утешением великим своего старого отца и мужа!» Его величество каждый год оказывал своему любовнику знаки монаршьего внимания – возводил Джорджа в виночерпии, в джентльмены опочивальни, в рыцари, виконты, графы, маркизы, герцоги! Ну ещё бы! Однажды, когда Вильерс лобзал, по обыкновению, ноги королю, тот спросил его: «Ты мой шут? Мой паяц?» «Нет, ваше величество, – честно ответил герцог Бэкингем, – я ваша собачка!»

– Милорд выступает под девизом «презираю, но служу»? – сощурился Олег.

Уолтер фыркнул.

– Я никому не служу, кроме старушки Англии, – сказал он величественно. – А касаемо увлечений герцога… – Лорд пожал плечами. – Бэкингем – однолюб, он всегда любил и остаётся верен одному и тому же человеку – самому себе. Слухи пошли, что герцог страстью воспылал к её величеству? Уловка, уверяю вас! Рычаг давления на короля и кардинала. Угождая королю, Бэкингем, тем не менее, женился. Леди Кейт родила ему дочь… Или сына? Не помню.

– Вылитый «би»! – фыркнул Ярослав. – Он как та избушка на курьих ножках. Французская королева стонет томно: «Повернись к лесу задом, ко мне передом!» – а король Англии ногой топает: «К лесу передом, ко мне задом!»

…Так, в познавательных, чуть ли не дружеских беседах, наша компания почти добралась до парижских предместий.

С утра последнего дня пути было хоть и ветрено, но всё равно жарко. Друзья, по очереди восседая на козлы, старались сменяться почаще – кучером «подрабатывать» было куда приятнее, нежели париться в карете.