Текст книги "Мушкетер"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2,
из которой доносятся крики ярости и лепет любви, звон шпаг и конский топот

Олег смолчал. В нём не было страха, но росла печаль. Разум словно всё время к душе обращался, подбадривая: «Всё путём! Прорвёмся!» – а та грустила, смиренно принимая удары судьбы. Сухов усмехнулся.

В который раз между ним и Алёнкой встают века… И тут же замелькали мыслишки, веселенькие такие, суетливые думки, принося странное облегчение: даже в позднем Средневековье сгодятся все его навыки… Тут он на своём месте.

– Ну что ж, – разлепил губы Олег, – дружно крикнем: «Виват король!» Служили мы Людовику Заморскому, послужим и Людовику Справедливому.[9]9
  Людовик IV, прозванный Заморским, правил в начале X века. Справедливый – прозвище Людовика XIII.


[Закрыть]

– Выходим? – неуверенно спросил Яр, выглядывая на лестничную площадку. – Слушайте, а ведь холодно! Не дай бог, зима!

– Если приборы не испортились, – слабым голосом сказал Виктор, – должно быть лето, конечно же. Середина августа, плюс-минус…

– Ёш-моё, тут такой плюс, что больше на минус похож, – проворчал Быков, обнимая себя за плечи.

– Наверное, из погребов тянет…

– Давайте сразу договоримся, кто мы, – поднял руку Пончик. – Вы с Яриком будете дворяне, а мы с Витей типа в услужении у вас. Угу…

– В услужении? – механически повторил Акимов.

– Да! – сказал Шура агрессивно. – Объяснить? Мы с тобой лишь с ножом и вилкой научены обращаться, а они – с мечами! Нет, если ты умеешь фехтовать, то давай, я с удовольствием сыграю слугу трёх господ.

– Да нет, нет! – замахал хронофизик руками. – Чего ты? Я же просто так спросил…

– Тогда я угнетаю Витьку, – решил Быков, – а ты – Понча.

Олег кивнул и двинулся к выходу.

– Пошли, – бросил он.

– Минутку! – встрепенулся Виктор. – Минуточку! А мобильники при вас? У кого что есть вообще?

В карманах у честной компании завалялось три смартфона и простенький Олегов мобильник «Верту».

– А это что у тебя? – поинтересовался Шурик, углядев на ладони у Виктора аж два приборчика – обычный «сотик» и что-то непонятное, с тёмным экранчиком.

– Детектор хронополя…

– А кому ты звонить собрался? – насмешливо спросил Быков, подкидывая сотовый.

– Это не звонить, – серьёзно ответил Акимов. – Ради бога, не теряйте мобилы! Активатор я попробую слепить из подручных средств, конечно же, но без процессоров… – Он многозначительно покачал в ладонях сотовые. – А проц в айфоне обрабатывает по миллиарду-полтора операций в секунду! Шикарно.

– Храним, как ладанки, – проговорил Сухов, вешая свой сотик за ленточку на шею и пряча его под рубаху. – Как иконки! За мной шагом марш.

Из донжона Олег спустился по лестнице, только выводила она не к развалинам господского дома, а в главный зал его, скупо освещённый через узкие стрельчатые окна с витражами. Пол был выложен плитами в шахматную клетку, у стены громоздился необъятный камин, в котором быка жарить впору.

Народу тут хватало. Когда Олег со товарищи показался в дверях, толпа с глухим ропотом отступила – кто к стене жался, кто подался к выходу, от греха подальше, а вот человек десять остались на своих местах. В куртках и штанах, кое-кто в кирасах, они держали в руках тяжёлые мушкеты и вид имели весьма воинственный.

Завидев Сухова, из-за спин мушкетёров вышагнул, сильно хромая, дородный краснощёкий мужчина в камзольчике, в смешных брючках, похожих на панталоны, заправленные в ботфорты, и в шляпе с обтрёпанными страусиными перьями.

– Мушкеты на сошки! – вскричал он зычным голосом, выхватывая шпагу из ножен. – Раздуй фитиль!

Вояки, более всего смахивавшие на крестьян, суетливо выставили вильчатые сошки, укрепляя на них длинные стволы мушкетов.[10]10
  Обычно мушкет имел ствол длиною 140 см, а вес 7–9 кг. Круглая пуля в 50–60 граммов пробивала стальную кирасу на расстоянии до 200 м. Патроны того времени представляли собой бумажные пакетики-гильзы с расфасованными зарядами пороха и прикреплённой пулей. Сошка для мушкета имела заострённую нижнюю часть – для втыкания в землю и верхнюю вилкообразную.


[Закрыть]

– Скуси патрон!

«Мушкетёры» неловко полезли в патронные сумки, висевшие у них на боку, и достали что требовалось. Надкусив нижний край гильзы, они отсыпали часть пороха на затравочную полку ружей, быстренько закрыли полочки и опорожнили патроны в стволы.

У парня с волосами цвета соломы до того тряслись руки, что он уронил мушкет вместе с сошкой. С испугу и его сосед выпустил оружие из рук.

– Ах вы раззявы!

Забив рваные бумажки шомполами, как пыжи, стрелки сунули за ними свинцовые шарики пуль, но дальше дело у них не пошло – Олег спустился с лестницы.

– Приложись! Целься!

Не дожидаясь, пока его с друзьями расстреляют, Сухов бросился на «мушкетёров», щедро раздавая пинки и зуботычины.

Подхватив падавшую сошку, Олег накинулся на хромого, ставшего в позицию ан гард.[11]11
  Ан гард – начальная оборонительная позиция в фехтовании.


[Закрыть] Ткнув его заострённым концом в объёмистое чрево, Сухов отбил рогаткой руку с клинком. Противник не хотел расставаться с произведением толедских оружейников, поэтому Олегу пришлось врезать ему как следует. Хромой сомлел, роняя шляпу с перьями, а Сухов резко выпрямился, сжимая трофейную шпагу и оглядываясь: кто на меня?!

Ярослав бухнулся в шаге от него на колени, подхватывая мушкет с торчавшим из дула шомполом. Быстренько забив пыж, он схватил тяжёленькое ружьецо.

Кто-то из толпы выстрелил первым, вскидывая пистолет. Грохот загулял по залу, множа раскатистое эхо, а увесистая пулька выбила стекляшку в витраже, продырявив лицо святого – тот словно в ужасе рот разинул.

Быков пальнул в ответ – дуло задралось, звук выстрела будто расколол зал, и толпа, плохо различимая в облаке порохового дыма, бросилась врассыпную. Но труса праздновали не все – трое со шпагами наголо кинулись к Олегу.

Сухов первый раз в жизни сжимал в руке эфес шпаги. Длинный шестигранный клинок[12]12
  Трёхгранная шпага берёт своё начало с 60-х годов XVII века, а плоская, двухлезвийная, устарела к описываемому времени.


[Закрыть] с бороздками долов был полегче, чем у меча, а пальцы защищала не только крестовина, но и сложная гарда из кованых дужек, прутков и колец. Вопрос о том, сможет ли он отразить атаку троих злых дядек, остался открытым. Олег принял бой.

Гранёное жало, готовое пронзить ему грудь, он отбил на автомате – рука сама припомнила давнишний навык. Парад.[13]13
  Парад (фр. parade) – удачная защита. Л'атак де друа – атака справа. Туше – укол.


[Закрыть] Скользнув взглядом вбок: Пончик с Витькой лихорадочно заряжали мушкет, Ярик, по примеру старшего товарища подхватывал сошку, – Сухов сделал выпад. Л’атак де друа.

Его противник, худощавый мужчина в белой шёлковой рубахе, с бледным, слегка одутловатым лицом и редкими волосами, резко отступил. Олегова шпага пронзила воздух.

В следующее мгновение Сухова атаковал второй злой дядька – румяный усач в парчовом колете[14]14
  Колет – мужская кожаная приталенная куртка без рукавов.


[Закрыть] с воротником из тонких кружев, покрывающим плечи, и в расшитых золотом штанах, заправленных в сапоги с раструбами.

Его клинок ударил молниеносно, Олег еле успел присесть – шпага расфуфыренного лишь скользнула по плечу. Сухов отбил её вверх и сам сделал выпад – дядька отшатнулся, на рукаве его рубашки расплылось красное пятно. Туше.

Третий вражина, румяный и щекастый, прыгавший на не опасной для Олега – и для себя! – дистанции, да так, что вздрагивали его брыластые щёки, выбыл из боя первым. Прогремел выстрел из мушкета, и брыласто-щекастый схватился за бок – между пальцев, толстеньких, как сардельки, потекла кровь.

Тут, как показалось Сухову, «попаданцам» перестало везти – на них, растолкав толпу, вышли сразу пятеро крепких мужичков со здоровенными пистолетами в мускулистых руках.

Оружие своё мужички держали непринуждённо, готовые в любой момент наделать в вас дырок, да таких, что кулак пролезет.

Вперёд выскочил давешний монах-бенедиктинец, потрясая худыми конечностями, и Олег подумал: а почему бы и нет?

Совершив молниеносное движение, он схватил особу духовного звания, прикрываясь ею, как щитом, – особа, чьё горло было зажато Суховским локтем, едва дышала.

Выставляя шпагу, Сухов крикнул:

– Назад! Опустить оружие, иначе придушу!

Стрелки растерялись малость, но отступили. Олег резко скомандовал своим, по-русски:

– Все наверх!

Пончик и Акимов рванули первыми, не забыв прихватить мушкеты, затем ретировался Яр. Сухов быстренько поднялся в донжон, волоча трепыхавшегося монаха за собою, и захлопнул дверь. Ослабив захват, он подхватил поникшего бенедиктинца и устроил его на полу у стены. Тот закашлялся, кривясь и дёргаясь.

– Поношение Святой Церкви! – просипел он, грозя мосластым пальцем.

– Заткнись, – холодно посоветовал ему Олег, приседая в позу отдыхающего гопника. – Виктуар, стереги дверь.

– Ага!

– Если кто ворвётся, целься в пузо.

– Ага…

– Что-то нас неласково встречают, – сказал Быков. – Феодалы пошли какие-то… негостеприимные.

– Всё из-за этого придурка, – сердито проговорил Шурик, кивая на монаха, сжавшегося у стенки и тихонько поскуливавшего. – Видать, изобразил нас нечистью, а местным только повод дай – мигом на костёр спровадят! Угу…

Сухов повернул голову к монаху, поджавшему ноги и зыркавшему поверх острых коленок.

– Как звать? – спросил Олег на старофранцузском. В принципе, он понимал то, что выкрикивали местные, но уразумеют ли они его речь? А то как бы не оказаться в положении режиссёра Якина, поведшего содержательную беседу с Иоанном Васильевичем: «Паки, паки… Иже херувимы!»

– Сгинь, пропади! – просипел бенедиктинец и перекрестился. – У-у, сатанинское наваждение!

Сухов сунул руку за пазуху и вытащил наружу нательный крестик.

– Имя? – задал он вопрос очень неприятным голосом.

– Пейсу… – пробормотал монах, глаз не сводя с серебряного Олегова крестика.

– Неужели дошло? – проворчал Пончик.

– Кто хозяин замка? – продолжил Олег допрос, прислушиваясь, но из-за толстой двери доносился лишь невнятный гул, то усиливавшийся, то ослабевавший.

– Рене Жереми Непве де Монтиньи, граф д’Арси.

– Оп-па! – поразился Быков, но Сухов вовремя сделал жест: помалкивай.

– Граф молод или стар?

– В годах уже его сиятельство.

– А графиня?

Тут монах закручинился, завздыхал.

– Уже лет двадцать как пропала госпожа Мирей, – проговорил монах, заводя очи горе, – да не одна, а с сыном Олегаром. Графиня отъехала в Московию с посольством короля Генриха, и никто их больше не видел…

– Так не бывает! – выпалил Ярослав на русском.

– Или это совпадение, – сказал Шурик, мотая головой, – или они всё так специально подстроили. Угу.

– Кто – они? – поинтересовался Акимов. – И откуда тут вообще что-то может быть известно о нас, об Олеге?

– Ты считаешь это простым совпадением? – фыркнул Пончик.

– Очень не простым, конечно же, но совпадением! Которым, кстати, не грех и воспользоваться…

Тут Виктор сбавил тон, полагая, что слишком смело повёл себя – и как «слуга», и как главный виновник в том, что с ними стряслось. Но Олег промолчал.

В эти долгие-долгие секунды его мозг кипел от массы вопросов, на которые не было и не могло быть ответов. Но, в самом деле, уж больно всё сошлось! По теории вероятности…

Хм. Не надо сюда приплетать математику. Произошло совпадение времён! Но всё равно…

В десятом веке Олег Романович Сухов был известен как Олегар. Людовик IV посвятил его в рыцари, и стал он шевалье де Монтиньи. Но здесь-то как появился граф из «его рода»?! Тёзка, блин…

Сухов оглядел друзей и сказал:

– Это самое… Будете тогда мне подыгрывать. Ты, Понч, и ты, Витёк, – типа слуги. Ты, Яр, – московит Ярицлейв. Ну, все всё поняли?

Троица кивнула, и Олег повернулся к Пейсу.

– Ты соврал о супруге графа и их ребёнке, – произнёс он ледяным тоном, перейдя на старофранцузский. – Признайся!

– Господом Богом клянусь! – взвизгнул монах, тараща глаза и прижимаясь к стене.

– Тогда откуда ты узнал моё имя?! Кто тебе раскрыл его?

– Я… Я не знаю ничего! Господом… Господом Богом!..

Сухов упёрся руками в колени и медленно поднялся, бросив монаху: «Свободен».

Бенедиктинец ящеркой скользнул к двери, оглядываясь со страхом, и юркнул в образовавшуюся щёлку. Следом шагнул Олег. Не уверенный, что его не встретят пальбой, он был напряжён, готовясь упасть на пол и откатиться под защиту стен.

Переступив порог, он остановился, опустив шпагу и оглядывая собравшихся. Чудится ему или и в самом деле их прибыло? На вурдалаков с упырями поглазеть явились?

Тут же вперёд вышел хромой и поднял руку с перчаткой.

– Приложи-ись! – завёл он, но ему опять сорвали расстрел нечистой силы.

– Пре-кра-тить! – прокаркал сухой дребезжащий голос, и все находившиеся в зале словно увяли – поникли, опустили оружие, поспешно расходясь, кланяясь и пропуская сухонького старичка.

Небольшого росточка, он был одет в камзол из коричневой тафты с золотыми кружевами в два пальца шириной. Канареечно-жёлтые панталоны опускались ниже колен, открывая красные шёлковые чулки. На ногах у старичка красовались туфли с пряжками, украшенными бантами, а седые волосы покрывала чёрная шляпа с фазаньим пером.

Шагал он с трудом, шаркая и опираясь на трость, однако взгляд его чёрных глаз был зорок и ясен. Поджав губы, раздувая ноздри хрящеватого хищного носа, дед остановился, сложив руки на серебряном набалдашнике трости. Казалось, выбей эту палочку – и ляпнется старец, растянется на каменном полу.

– Что здесь происходит, любезный племянничек, – брюзгливо спросил он охавшего хромого, – вы мне можете объяснить?

Угадав в говорившем хозяина замка, Олег шагнул вперёд, сгибаясь в почтительном поклоне.

– Тысяча извинений, ваше сиятельство, – сказал он. – Боюсь, что виновником случившейся потасовки стали я и мой друг. Заранее прошу быть снисходительным к нашей речи – большую часть жизни мы провели в далёкой Московии, и…

– В Московии?! – воскликнул граф д’Арси, бледнея.

– Да, ваше сиятельство, – подтвердил Сухов и продолжил излагать легенду: – Увы, прибыв после долгого отсутствия на землю предков, мы потерпели поражение от здешних девиц вольного нрава – заманив и опоив, они со своими дружками ограбили нас дочиста, лишив всего – денег, одежды, коней, оружия…

– Ах, молодость, молодость… – проговорил граф, покачивая головой.

Олег покаянно вздохнул.

– И мы, – сказал он, – тщась загладить позор, решились проникнуть в ваш замок, дабы раздобыть хоть что-то приличествующее дворянину. Ваше сиятельство вольны избрать нам достойное наказание, и всё же я прошу о снисхождении.

– Назовите имя своё, шевалье, – выдавил старик, едва справляясь с волнением.

– Олегар де Монтиньи, – ответил с поклоном Сухов.

В толпе охнули, а д’Арси, роняя трость, вскричал:

– Сынок!

Протянув дрожащие руки, он припал к груди Олега, ощутившего себя последним подонком, и зарыдал, проливая счастливые слёзы.

– Господь сжалился-таки надо мною, – еле выговаривал граф, – и свёл наши пути! Ты снова дома, настал конец долгой разлуке, и отлетели мои тревоги! Ты жив и здоров, Олегар!

– Простите, – забормотал Сухов, приходя в смятение, – не имею чести…

– Он не имеет чести! – воскликнул д’Арси, поворачиваясь к собравшимся, и те поддержали его робким смешком. – Дитя моё! – сказал он прочувствованно. – Сколь долго длились страдания мои! Сколько слёз пролил я, оплакивая дорогую Мирей и своего крошку-сына, потерявшихся в далёкой северной стране. Но я надеялся! Верил! Молил Господа и святых заступников облегчить горе моё, и вот – они услышали мои мольбы!

Оторвавшись от Олега, его сиятельство возопил:

– Зовите гостей и музыкантов! Великий праздник отмечаю я! Оповестите всех соседей – Рене Жереми Непве де Монтиньи, граф д’Арси, вновь обрёл сына и наследника!

Растерянный Сухов не знал что и делать. Ему уже не казалось, что воспользоваться шансом, так вовремя предоставленным судьбой, было остроумной находкой, скорее уж – отвратительной выходкой.

Но и назад сдавать – как? Убеждать беднягу графа в ошибке было бы просто жестоко. С другой стороны, он не позволил себе солгать. Его действительно зовут Олегаром, или Олегарием, на латинский манер, а в рыцарское достоинство он был посвящён на поле боя самим королём.[15]15
  Данные события описаны в романе В. Большакова «Боярин» (прим. ред.).


[Закрыть] Правда, случилось сие шестьсот лет тому назад, но это уже детали…

Пончик, подкравшись сзади, прошептал:

– Лопе де Вега, «Собака на сене». Угу…

– Понч, это не пьеса, – парировал Олег, – это жизнь!

– «Жизнь есть театр, а люди в ней актёры…»

– Сгинь!

– Сию минуту, ваша милость…

Жизнь будто поменяла свой знак, изменилась вдруг, как по мановению волшебной палочки. Многочисленная челядь подхватилась, забегала, бойкие девицы, хихикая, так и крутились вокруг Олега и «московита Ярицлейва». Служаночки наносили в покои графского сыночка кипы дорогих одежд, слежавшихся в сундуках. В складках то и дело обнаруживались сухие букетики лаванды.

Проклиная тутошний стиль, слегка запутавшись, во сне это все происходит или наяву, Сухов с Быковым облачились в пышные белые сорочки с кружевными манжетами и жабо, в панталонистые штаны и чулки. Ходить обоим в таком виде казалось нелепым, а посему от туфель они категорически отказались, предпочтя высокие сапоги – на небольшом каблучке, с раструбами, отделанными изнутри кружевами.

– Уже не так по-бабски, – оценил Шурик. – Угу…

И новый камзол, и штаны Олег выбрал чёрного цвета, с серебряными позументами, Яр нарядился в цвета французской гвардии – синий и красный.

«Слугам» досталась одёжа почти того же покроя, но попроще и обувка из грубой кожи. Пончик оглядел «господ», презрительно оттопырив губу.

– Модники… – выговорил он. – С-стиляги…

– Не понимаю, – с высокомерным жеманством сказал Быков, – почему бы благородным донам не вырядиться по нонешнему тренду?

Александр только фыркнул насмешливо. Честно признаться, Пончик и сам толком не понимал своего состояния. Сказать, что он был напуган, значило ничего не сказать – ужас переполнял его трепещущий организм, жалость к себе и тоска. И всё же он держался, уговаривал себя что было мочи: Олег их обязательно спасёт! Чтобы Олег да не спас? Быть такого не может!

И Витёк с ними, а у него голова варит за троих нобелевских лауреатов. Пока Олегар будет от врагов отмахиваться, Виктуар чего-нибудь смастерит, и они вернутся домой, в восхитительно-безопасный 2012 год от Рождества Христова. Там его Геллочка, там его Глебка…

– Угу… – вздохнул он.

Ярослав с усмешечкой поглядывал на вздыхавшего друга – Понч плоховато сохранял лицо. Глаза у него то и дело влажнели, губы вздрагивали…

Быков огладил камзол, поймав себя на мысли, что он один изо всей их компании получает от совместного приключения сплошной позитив. Рад он, что вокруг снова прошлое! Да, тут головы лишиться – нечего делать, зато и жить можно на полную. Здесь никто не бежит защищать честь в суде, для этого есть шпага и секунданты.

А воздух какой! А сколько возможностей! Земля совершенно не обжита, ни Америка, ни Африка не исхожены. Трудно свыкнуться с тем, что ты во французском королевстве, коим вроде как правит Людовик XIII, а рулит кардинал Ришелье – не киношный злодей, подсылающий миледи ко всяким д’артаньянам, а самый настоящий, живой!

– Вот тебе и «угу»! – передразнил он Понча. – Филин ты наш.

– Советую благородному дону не забываться, – сухо сказал Олег, – и держать себя со слугой как подобает. А то шепотки пойдут, кривотолки… Это самое… А оно нам надо?

– Никак нет! – отрапортовал Быков, вытягиваясь во фрунт.

– Вольно…

Граф д’Арси то и дело заглядывал к ним, лучась от счастья и потирая руки. Сухову было некомфортно, он чувствовал себя обманщиком, однако Ярослав живо наставил его на путь истинный, почти убедив в том, что он просто-напросто облагодетельствовал хозяина замка, осчастливил на старости-то лет. От его сиятельства не убудет, зато радости привалит графу – вагон и маленькая тележка.

Заглянув в очередной раз, старый Рене Жереми Непве де Монтиньи сложил молитвенно ладони, любуясь «сыном».

– Немного дней отпущено мне Господом, – прожурчал он, вздыхая, – но проведу я их в умиротворении, в согласии с миром и осиянный благодатью… Дитя моё! Земли мои суть твои земли, и замок сей, и люди. Передаю всё в твои руки, владей! А мне давно уж на покой пора…

Олег вздохнул.

– Не поймите меня превратно, – сказал он, – но рановато мне стремиться к тихому счастью. Душа моя жаждет подвигов! Желаю послужить королю на ратном поприще, шпагою добывая славу!

Паче чаяния, граф не стал настаивать на своём, а еще больше умилился.

– Признаюсь, – сказал он виновато, – копошился во мне червячок сомнения. Вдруг, думаю, ошибся снова я и принял чужого человека за родного! Но сказанное тобой, о чадо моё, вселило в меня окончательную веру. Ибо только истинный виконт[16]16
  Старший сын графа носил титул виконта, младший числился бароном.


[Закрыть] д’Арси мог предпочесть славу богатству! Узнал я давеча пределы счастья, а нынче счастлив безмерно! О дитя моё, скажи, к чему лежит душа твоя? Желаешь отличиться при дворе?

– Мне подошёл бы плащ мушкетёра, – усмехнулся Сухов. – А дальше – как карты лягут.

– Да, да, – поспешно согласился с ним д’Арси, – судьбу предугадать нам не дано… – О задумался, соображая. – Я обязательно напишу письмо маркизу де Монтале, сей мой знакомец капитанствует ныне, командуя ротой королевских мушкетёров.[17]17
  Королевские мушкетёры (полное название – «Мушкетёры военного дома короля Франции») – элитная воинская часть, входившая в личную охрану короля вне Лувра. Отличал мушкетёра короткий лазоревый плащ-пелерина а-ля «казак» из четырёх клиньев с серебряными галунами и нашитыми белыми крестами из бархата, с золотыми лилиями на концах. В роте королевских мушкетёров состояло в ту пору 100 рядовых, лейтенант (заместитель командира), корнет и два марешаль-де-ложа (сержанта). В 1627 году капитаном-лейтенантом роты являлся по совместительству командир шеволежеров (кавалеристов из личной охраны короля) Жан де Берар, маркиз де Монтале. Как правило, в мушкетёры принимали дворян, отслуживших в гвардии и хорошо себя зарекомендовавших.


[Закрыть] Однако же облечься с ходу в голубой плащ не удастся, если только сам король не пожалует его. Но не волнуйся, сын, шпаге твоей не придется почивать в ножнах! Покажешь себя исправным гвардейцем – и сможешь попасть в роту де Монтале. Мушкет тебе выдадут с королевского склада, а всё остальное, сын мой, ты увезёшь отсюда, ради вящей славы герба нашего!

Потирая руки, его сиятельство покинул друзей, спеша их же и снарядить. Проводив взглядом Рене де Монтиньи, Олег обернулся к Быкову и сказал задумчиво:

– Знаешь, а я по-настоящему рад был бы встретить такого отца.

– А… твой? – нахмурился Яр. – У тебя что, отца не было?

– Да как тебе сказать?.. Отец-то был, как у всех. Биологический. Отчество моё – от него. Романом звался, Романом Данилычем. А вот папы у меня не было. Я с матерью жил. Отец даже из роддома не забирал её, соседка помогала, тётя Клава. Она и купала меня в ванночке, и пелёнки сраные стирала… Отца я увидал впервые, когда уже на втором курсе учился. Явился к нам, не запылился!..

– И что ты сказал… своему батюшке? – серьёзно спросил Быков.

– Послал по матушке, – усмехнулся Сухов.

– А я любил к ним заходить, – встрял Пончик. – Мама Олега из-зумительные оладьи пекла… Угу.

– Кто о чём! – хохотнул Яр.

– Нет, правда. И Романа Данилыча я видал – здоровый такой мужик. А тётя Марина вечно вздыхала, что Олежек у неё – безотцовщина…

– Да что я, – пожал плечами Олег, – все мы такие. Женщине для счастья нужен мужчина, мужчине – женщина, а ребёнку – мама и папа. Это как непреложный закон. А тут забросило тебя чёрт-те куда…

– Чёрт-те когда! – воскликнул Быков.

– …и вдруг тебе рады, – продолжал Сухов, – тебя ждали. Я понимаю прекрасно, что старик потерял другого Олегара, но не стану его разуверять. И не потому лишь, что на жалость пробивает, мне и самому охота если не быть, так хоть казаться этаким блудным сыном. Вы не представляете, до чего мне не хватало отца в своё время! Ну не обо всём же с матерью поговоришь, сами понимаете. И друзья не на всё годны…

– А твоя мать жива? – осторожно спросил Яр.

– Да что ей сделается… Где-то в Испании сейчас, с отчимом. Сейчас! М-да… Она замуж вышла, когда я уже институт заканчивал, всё переживала, боялась мне психологическую травму нанести. Еле их поженил! Отчим дядька неплохой, с юмором, так ведь отчим… Мать к нему переехала, квартиру мне оставила, и стал я жить-поживать да добра наживать.

– Ага, – хмыкнул Шурик, – годик пожил, а потом нас утянуло «в лето 858-е от Рождества Христова»! И понеслось…

Олег расслышал тяжкий вздох. Приметив понурого Акимова, он усмехнулся и сказал:

– Виктуар! Не печалься, старче, выкарабкаемся. Куда мы денемся! Корабли к Антильским островам отплывают из Нанта, я узнавал. Оттуда до твоей скалы – рукой подать.

– Так, может, – встрепенулся Акимов, – рванём?

– Не всё так просто, – покачал головой Сухов. – У короля Людовика, считай, нет флота, кардинал Ришелье только-только начал строить корабли, и герцог Бэкингем пользуется этим – английские пираты так и рыскают вдоль побережья, охотятся за купцами из Франции. Вот и думай…

– Даже если доберёмся до Гваделупы или Мартиники, – сказал Пончик, – они все равно ещё не объявлены владениями Франции, колонисты тамошние обживаются на свой страх и риск. А нам ведь в Доминикану нужно, то есть в эту… как её…

– Эспаньолу, – подсказал Ярослав.

– Во-во! В гости к испанцам. Думаете, они нас ждут?

– Ждут! – хмыкнул Быков. – С кандалами! Закуют нас всех в железа – и погонят на плантации… сахарного тростника или что там рабы выращивают… Кофе?

– Есть ещё одна ма-аленькая непонятка, – усмехнулся Олег. – С Гваделупы на Эспаньолу тоже ведь надо как-то добраться. А на чём? В общем, давайте будем поспешать медленно! Сначала осмотримся как следует. Глядишь, и сыщется подходящий вариантик.

Шурик длинно и тоскливо вздохнул.

– А время-то идёт, – пробормотал он. – Пока осмотримся, пока сыщем, уже и жить некогда будет. По паспорту-то мы молодые совсем, а так… На пенсию скоро!

– Ага, – фыркнул Сухов. – Щаз-з!

Ярослав с хитрой усмешечкой поглядел на друзей и спросил:

– А вы разве ничего не заметили?

– Ты о чём?

– Да вы в зеркало посмотритесь! У вас седина пропала, и морщины поразгладились. Побочный эффект твоего туннеля, Витёк! Молодильный!

– А точно… – уставился на друзей Александр. – Тебе, Олег, будто кто маску сделал для лица. Или подтяжку. Угу…

Сухов провёл рукою по щеке, словно убеждая себя в правоте Понча, и сказал:

– Значит, это самое… Время ещё есть!

Граф развил бурную деятельность. В тот же день с пастбищ пригнали двух красавцев-коней нормандской породы, чалого и гнедого.

Олег оседлал чалого, Ярослав – гнедка, а слуги их довольствовались спокойными беарнскими меринами из замковой конюшни.

Сухова с Быковым снабдили шпагами и палашами[18]18
  Палаш – длинный прямой клинок с двусторонней заточкой, сочетающий достоинства меча и сабли. Имеет развитую гарду с чашей и дужкой.


[Закрыть] для конного боя, дали каждому по паре пистолетов-пуфферов и перевязи из буйволиной кожи с патронами-натрусками, по мешочку для пуль с фитилями, по пороховнице и испанской даге[19]19
  Дага – кинжал для левой руки при фехтовании шпагой. Пуффер – короткоствольный пистолет с набалдашником на рукоятке (чтобы легче выхватывать).


[Закрыть] а Олегу вдобавок достался увесистый кошель, набитый золотыми пистолями.[20]20
  Пистолем во Франции называли испанский дублон, монету достоинством в 2 пистоля (исп. doblon – двойной). 1 золотой пистоль (дублон) соответствовал 10 французским ливрам (серебряным). 1 ливр – 20 медных су. 1 су равнялся 4 лиарам, а 1 лиар – 3 денье.


[Закрыть]

– Короля нашего склоняют по-всякому, – напутствовал сына д’Арси, – но ты оставь эти сплетни невежам. Когда Людовик был ещё мал, наставник его, Воклен дез Ивето, спросил, в чём состоит долг доброго государя. «Бояться Бога», – ответил будущий король. «И любить справедливость», – дал подсказку учитель. Однако дофин[21]21
  Дофин – титул наследника французского престола.


[Закрыть] считал иначе. «Нет! – сказал он. – Нужно вершить справедливость!» Этой заповеди его величество верен по сию пору. Когда же Людовику едва исполнилось шестнадцать, он заявил королеве-матери: «Сударыня, я всегда буду заботиться о вас, как подобает доброму сыну. Я хочу избавить вас от груза забот, который вы взяли на себя, выполняя мои обязанности; пора вам отдохнуть, теперь я займусь государственными делами сам и не потерплю, чтобы кто-то, кроме меня, распоряжался судьбой моего королевства. Теперь я король». Уж если в юности самодержец был так решителен и твёрд, то странно упрекать его в мягкотелости ныне, в зрелые годы! Спору нет, его величество упрям, бывает вспыльчив и долго помнит зло, зато терпеть не может лжи…

– А что же всесильный кардинал? – не утерпел Ярослав.

Граф тонко улыбнулся.

– Его высокопреосвященство – великий человек, истинный государственный муж, – сказал он. – Его никто не любит, а вельможи держат зло на Ришелье, ибо он не щадит никого, укрепляя власть и поддерживая порядок. Монсеньор жесток, но не кровожаден, властен, но верен королю…

– У них тут свой тандем, – хмыкнул Пончик, копошившийся в углу. – Угу…

– Цыц! – сказал Олег, и д’Арси кивнул с одобрением – правильно, мол, нечего слугам в господские разговоры вмешиваться.

На следующий день Сухов проснулся с ощущением неясных, но радужных перспектив. Вроде уж угасли давно ребяческие восторги, а вот поди ж ты…

Или это так явление класса «туннель» подействовало? Омолодило восприятие мира? А что, очень даже может быть.

Откинув одеяло, Олег потянулся, встал и прошлёпал босыми ногами к окну. Вид отсюда открывался недурственный – за зубчатыми стенами замка распахивался сине-зелёный простор. Алое солнце висело над пологими холмами, скошенные поля выглядели на них чёрными заплатами, по извиву дороги тащился воз, гружённый сеном.

Было довольно свежо, а нижнее бельё «в период правления Людовика XIII» популярностью не пользовалось – длинная сорочка исполняла функции и рубашки, и кальсон.

Быстро одевшись и обувшись, Сухов привёл себя в порядок – с утра ему предстояло объехать, на пару с «отцом», родовые владения.

Спустившись вниз, он встретил давешнего хромого, едва не скомандовавшего: «Огонь!» Это был дальний родственник графа, то ли троюродный племянник, то ли внучатый. Звали его Робер-Арман Дешамп дю Сарра, был он нищим мелкопоместным бароном и, по всей видимости, рассчитывал пролезть в законные наследники графа.

Весь вчерашний день он волком смотрел на Олега, а сегодня с утра просто в глаза заглядывает, чуть ли не подлащивается. Надо полагать, вызнал, что Сухов отъезжает, не претендуя на графское добро. Олег любезно поклонился барону и отправился к конюшням.

В замке было заметно оживление – все словно проснулись от злого колдовства и вот с самого рассвета бегают, трут, убирают, наводят чистоту, расстилают камчатные скатерти, достают из сундуков золотую да серебряную утварь.

Крепкие дворовые мужички выкатывают из погребов бочки с винами, крестьяне неспешно тащат к графскому столу окорока и сыры, пышные караваи, кудахчущих кур и визжащих поросят.

– Как спалось? – послышался ласковый голос д’Арси, и Олег с живостью обернулся.

– Вашими молитвами, отец, – сказал он с лёгким поклоном.

Вымолвить заветное слово ему удалось запросто, без напряга и фальши.

Граф выглядел молодцом – суховат, подтянут, бодр и весел. Одетый не без щегольства, он обул ботфорты, готовясь к прогулке верхом.

– Коня! – отдал приказ его сиятельство, и конюх бегом подвёл вороного скакуна английских кровей. Копыта звонко цокали по булыжнику двора.

Обычно не терпевший чужой помощи, его сиятельство с удовольствием позволил Сухову подсадить себя. Вскочив на своего чалого, Олег притронулся к полям шляпы и сказал с улыбкой:

– Готов следовать за вами, отец.

Старик расцвёл, как майская роза, и направил гнедка к воротам. Вопреки ожиданиям, подъёмного моста не оказалось, а тот, что был, гулким пролётом соединял края полузасыпанного рва, заросшего густой травой.

Встречные тётушки в длинных юбках с передниками, в шнурованных корсажах и в шаперонах,[22]22
  Шаперон (фр. chaperon) – накидка с капюшоном. К началу XVII века она уже вышла из моды у знати, а у простонародья сохраняла популярность. Именно такую накидку красного цвета (le petit chaperon rouge) сшила одна бабушка своей внучке, а переводчики растолмачили по-своему, назвав её Красной Шапочкой.


[Закрыть] накинутых на головы по холодку, приветливо кланялись графу. Вилланы,[23]23
  Вилланы – лично свободные крестьяне, пользовавшиеся землями, предоставленными феодалом.


[Закрыть] бредущие с граблями на плечах, поспешно снимали шляпы.

Деревушка, как показалось Олегу, изменилась мало – одноэтажные фахверковые[24]24
  Фахверк – каркасный дом, со стенами, сложенными из деревянных балок, видимых снаружи, проёмы между которыми заполняются глиной или кирпичом.


[Закрыть] дома с многочисленными пристройками теснились вдоль кривоватой улочки, как и прежде, в будущем.

– А велика ли Московия, сын мой? – неожиданно спросил Рене Жереми.

Сухов улыбнулся про себя – похоже было, что графу не шибко интересны русские просторы, его больше занимает возможность лишний раз обратиться к сыну, само это слово произнести – и услышать ласкающий ухо ответ.

– Зело велика, отец, – ответил Олег. – Едешь, едешь, а землям всё конца и краю нет. Там текут великие реки, полноводные, как Дунай или Рейн, там растут дремучие леса, встают тёмные горы. Зимою в Московии холодно, всюду лежат глубокие сугробы, а когда поднимается буря, ветер кружит и гоняет снег, застя белый свет. Если в метель собьёшься с дороги, можешь заблудиться и замёрзнуть. Но московиты любят зиму и не боятся холодов – дети катаются с ледяных горок, играют в снежки. Взрослые и сами, бывает, строят крепости из снега и устраивают потешные бои. Дома там ставят из дерева, из толстых брёвен складывают стены, кладут огромную печь, топят жарко…