Текст книги "Закон меча. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 59 страниц)

Олег молча поклонился Гуго, затем церемонно сделал ручкой Марозии. Женщина сладко улыбнулась в ответ.

– Наслышаны о ваших победах, магистр, – проскрипел король. – Думаю, князь Ландульф устрашился достаточно для того, чтобы искать мира с императором.

– Надейся на лучшее, а готовься к худшему, – тонко улыбнулся Олег. – Лично я предпочитаю не надеяться и верить, а быть уверенным. Лучше уж пусть сам Ландульф утратит надежду на помощь вашего величества и убоится союза короля Италии с автократором ромеев. Поддержка ваша будет неоценима, хотя уже оценена высоко.

– О, да! – воскликнул Гуго.

– Сальватор описал дары императора шёпотом, – сказала Марозия нежным голосом, глаз не сводя с Олега, – а это для нашего аббата признак наивысшего восторга.

– Так дар принят? – спросил Сухов, также не отводя взгляда.

Супруга короля потупилась и отвесила лёгкий поклон.

– Мы поддержим базилевса в трудную для него минуту, – важно проговорил король. – Я сейчас же отошлю приказ моим войскам, чтобы выступили на Беневент и Салерно, – пусть Ландульф поймёт, наконец, что игра проиграна. – Обернувшись к Марозии, он сказал: – Дорогая, проводи магистра в трапезную. Я присоединюсь к вам, как только покончу с делами.

Женщина взяла Олега под руку и повела, куда ей было сказано. Проходя галереей, она повернула голову к нему и проговорила волнующим грудным голосом:

– Я в жизни не встречала такого мужчину, как вы.

– Такого длинного? – пошутил Сухов.

– Такого сильного! Вероятно, женщины не отказывают вам? Ведь вы им нравитесь – сужу по себе!

– Это надо спросить у женщин…

– Ах, – вздохнула Марозия томно, – вы даже не представляете себе, как это трудно – отыскать мужчину, чьё превосходство не наигранно и не поверхностно! Гуго я покорилась, но подчинилась бы вам одному…

– Марозия, – негромко проговорил Олег, – не пробуждайте во мне желаний, затмевающих рассудок…

– Если рассудок мешает чувству, он излишен.

Гости между тем спешили в трапезную, торопливо занимая места за огромным столом. Марозия провела Олега на почетное место рядом с креслом короля и уселась рядом. Напротив сидела молодая женщина, удивительно похожая на Марозию.

– Познакомьтесь, – сказала супруга короля, сенатрисса, патрикия и прочая и прочая, – это Теодора, моя сестра.

Теодора мило улыбнулась Сухову. Если сама Марозия лицом и фигурой напоминала ему Софи Лорен в расцвете лет, то Теодора была ею же, только помоложе. Ох и сестрички… Хотя в гневные обличения Олег не верил. Не были Марозия с Теодорой шлюхами. Зачем им, богатым и знатным дамам, жалкий удел куртизанок? Сенатриссы выходили замуж, заводили любовников, были жестоки и коварны – нормальные женщины, адекватные своему веку.

– А правда, что вы – варанг? – спросила Теодора, взмахивая длинными ресницами.

– Правда, – признался Сухов.

– В первый раз встречаю настоящего варанга!

Тут пришёл король, и разговоры смолкли. Марозия наклонилась к Олегу и проговорила:

– Ваш тост – первый.

Магистр и аколит протянул чару лакею, тот моментально наполнил её вином. Сухов встал и поднял чашу:

– За короля!

– За короля! За короля! – зашумел зал. – Виват, король Уго!

Все дружно выпили до дна, закусили, и пошло – за императора, за дам, за гостей, за то, за сё. Торжественное мероприятие стремительно превращалось в разгульную пирушку, но Олег не воспринимал происходившее вчуже – он и сам выпил изрядно. Потом король пригласил к столу варягов из «чёртовой дюжины» – и как тут не выпить за грозных воинов, потрясателей Амальфи, Неаполя и Гаэты? Выпили и закусили не раз и не два.

Начинало уже темнеть, когда Марозия увела из‑за стола порядком набравшегося Олега. Сухов почти что твёрдо стоял на ногах, разве что покачиваясь изредка, но в голове у него плавала весёлая муть, а возбуждение росло и росло, пьяня без вина. В галерее к ним присоединилась Теодора, и сестры вдвоём вывели Олега из замка и подсадили его в нарядную повозку.

– Куда мы? – с трудом выговорил магистр.

– В Латеранский дворец! – ослепительно улыбнулась младшенькая.

– Навестим папочку римского! – хихикнула старшенькая и велела трогаться.

К Латеранскому дворцу подъехали со стороны базилики Св. Иоанна. Строгое изящество древнего дома Латеранов скрывало за стенами безумство роскоши.

«Что и говорить, – подумал Сухов, малость протрезвевший на свежем воздухе, – неплохо понтифик устроился». Позолоченная бронза переливается, нумидийский мрамор инкрустирован мрамором александрийским, на полу мозаика тончайшей работы – словно идешь по гигантской картине в сеточке трещинок‑кракелюр. Канделябры из массивного серебра свисают с потолка в виде огромных гроздей, заливая палаты мерцающим жёлтым светом. У каждых дверей истуканами торчат гвардейцы. Серыми мышами, а также черными, красными и лиловыми семенят всякого сана клирики и каноники, монахи‑бенедиктинцы и монахи‑августинцы. В воздухе мешается странный набор запахов – ладана, пыли и пота.

– Не думаю, – промычал Олег, – что Его Святейшество будет рад встрече с пьяным сиятельством…

Теодора рассмеялась, а Марозия пропела:

– А мы не скажем Иоанну, мы пойдём в купальню! Умберто, истопил ли?

Толстый евнух, не замеченный Суховым ранее, уверил сенатриссу и патрикию, что воля её исполнена в точности, и самолично распахнул высокие двери из мореного дуба с позолотой, ведущие в купальню. За дверями скрывался круглый зал с парящим бассейном. Краны в форме серебряных дельфинчиков были открыты, подливая горяченькой.

Стены зала из снежно‑белого мрамора были разделены гранитными пилястрами, а покрывал его купол, разбитый на глубокие квадратные ячейки‑кессоны. Они мельчали снизу вверх, и от того создавалось впечатление, будто полушарие купола вытягивалось, делаясь яйцевидным. Внутри кессонов поблескивали позолоченные бронзовые розетки, похожие на крупные звезды.

– Купаться! Купаться! – закричала Марозия, снимая с себя парчу и шелка. Невесть откуда появившиеся нагие девицы помогли ей справиться с завязками и взялись раздевать Олега – Сухов не сопротивлялся.

Голые и босые, сестрички представились Сухову ещё более привлекательными. Спустившись за ними в горячую воду, он едва не застонал от удовольствия – это ж сколько времени его тело не знало мытья?

Теодора с Марозией принялись намыливать Олега с ног до головы, восхищаясь его статью, а искупав, налили вина и заставили выпить.

Выбраться из бассейна Сухов смог лишь с помощью визжащих и хохочущих девиц, сразу обступивших его с простынями, укутывая и промакивая распаренное тело.

Следом бассейн покинули сестрички и повели Олега в опочивальню. Пол её был теплым и почему‑то шатался, валясь из стороны в сторону. Сухов повалился на постель, встал на четвереньки, упал на бок и пополз к подушкам. Тут и слева, и справа к нему прижались горячие женские тела; ладони, губы и языки Марозии с Теодорой довели возбуждение до предела – впервые в жизни он занимался любовью втроём.

Он ощущал, как чьи‑то ноги то раздвигаются под ним, то обхватывают его со спины, то закидываются ему на плечи, но чьи именно – не различал. Кто стонал – Теодора или Марозия? А за чью грудь он хватался? Чьи бедра тискал? А какая ему разница? Вот Марозия лежит под ним и царапает ему спину ноготками, кричит от наслаждения и закидывает голову…

А вот Теодора опускается на колени, выгибая спину, а он тискает её то за ягодицы, то за талию, то за груди… Две женщины оказываются сразу везде, обволакивая Олега, обнимая, оглаживая и ублажая, исполняя все его желания и все свои хотения, более чем необузданные.

Сухов забылся тяжёлой дрёмой, но даже во сне он погружался в горячее и влажное, соседствуя с мягким и упругим, гладким и шелковистым…

Глава 16, в которой Олег стойко принимает удары судьбы

Олег проснулся, но не проспался. Хотя за окном ярко светило солнце – фигурные стекляшки бросали пёстрый отсвет на разворошенную постель, – отдохнувшим он себя не чувствовал. Сухов протёр глаза. Свод над опочивальней был разрисован на темы, далёкие от божественных, – вакханки плясали по нему, изгибаясь самым непристойным образом. Колонны розоватого мрамора поддерживали купол потолка позолоченными капителями, приподнимая вакханок над суетой.

Олег перекатил голову по подушке влево, чувствуя тяжесть в голове и тупую боль.

Слева возлежала Марозия, свежая и румяная, словно после холодного душа. Лежала и улыбалась.

У Олега мелькнула мысль, что вовсе не выпитое вино представило её красавицей, Марозия на самом деле была хороша. И очень сексуальна – женщина до кончиков ногтей.

Сухов поморщился. Вопрос: что он теперь скажет Алёне? Отговорки типа «боюсь расстроить жену, потому и скрываю правду о любовнице» содержат один лишний элемент. Надо убрать слово «расстроить», поскольку оно лживо, и тогда всё будет верно. Боюсь, потому и скрываю! Но в нём‑то страха нет. Конечно, ему не хочется расстраивать Алёну, но и скрывать измену он тоже не станет – так ещё противней.

В общем, простит его Алёнка – хорошо, не простит – сам виноват. Пить надо меньше. Или это тоже отговорка? Э, нет, сиятельный, не дели провинность с алкоголем – вино само в глотку не льётся!

– А где Теодора? – спросил он, не найдя лучшей темы для разговора.

– Прихорашивается, – улыбнулась Марозия. Протянув руку, она нежно погладила лицо Олега.

От неожиданной ласки он даже глаза закрыл. Лёгкие касания женских пальцев будили совсем иные чувства, нежели вчера. Часов десять назад Марозия извивалась, крича от страсти, она отдавалась вся и целиком, яростно, обжигая и обжигаясь, не тая ничего, не приберегая на потом ни слова, ни жеста, ни поцелуя. А ныне она мягкая‑мягкая, ласковая‑ласковая…

– Марозия…

Сухов положил ладонь на грудь женщины, ощущая под пальцами тёплую атласность и неожиданную туготу. Сжал, погладил, легонько защемил сосок.

– Я люблю тебя… – прошептала Марозия, прикрывая глаза трепещущими ресницами.

Колкий звон развеял розовый романтический туман – тяжелая стрела влетела в окно и воткнулась в спинку кровати, задрожав грязным оперением.

Марозия не вскрикнула, она порывисто метнулась к Олегу – не ища защиты, но оберегая его самого. Распахнулась дверь, и в опочивальню вбежала Теодора. Женщина была в одной рубахе‑шэнс, лицо её с трудом сохраняло спокойствие, а глаза были широко распахнуты.

– Альберих поднял восстание! – воскликнула Теодора.

– Мой Альберих?! – изумилась Марозия.

– Да, да! Он вооружает римлян против тебя и Уго! Воспользовался, что король отправил войско к Беневенту, и восстал!

– Мой Альберих… – проговорила супруга короля. – Моя кровь…

Ещё одна стрела влетела в окно, оставляя щербину на мраморе колонны.

– Надо уходить отсюда! – заметалась Теодора.

Олег, забыв про похмелье, вскочил и быстро стал облачаться – чьи‑то умелые руки (он вспомнил вчерашних девиц) аккуратно сложили его одежду на деревянном кресле рядом с кроватью.

Одевшись, обувшись, нацепив перевязь с мечом, он обернулся к Марозии. Женщина подбежала к нему, приникла, вставая на цыпочки, и нежно поцеловала.

– Беги в замок, любимый, – сказала Марозия, задыхаясь. – Спасай моего муженька – это сейчас самое важное!

– А ты?

– А что Альберих сделает своей матери? Беги, любимый мой, беги!

Обняв Марозию на прощание, Олег поцеловал её и выбежал вон.

Удивительно, но память подсказала ему дорогу.

В большой приёмной Латеранского дворца шёл вялый бой – мятежники сражались с гвардейцами папы римского.

– Иоанн! – раздался трубный глас, и в приёмную ввалился огромный загорелый человек с повязкой на глазу. Единственное око великана горело яростью. – Где Иоанн?

– Здесь, здесь! – закричали за высокими дверями. – Ведём уже!

Створки с грохотом распахнулись, и двое в гражданском платье выволокли папу Иоанна XI. В белом одеянии, с растрёпанными волосами, понтифик представлял собой жалкое зрелище, хотя и сопротивлялся – вырывался, упирался ногами в притолоку, кусался даже.

– В тюрьму ублюдка! – взревел одноглазый. – Приказ Альбериха! Живо, живо давайте! А эти почему до сих пор тут?

Под началом великана римляне набросились на гвардейцев с новой силой. Олег, прячась за шторой, проскользнул за ряд колонн и выскочил в длинный коридор. Спасать папу римского он не имел никакого желания – это была не его война. А вот Гуго Арльский должен быть спасён, иначе весь план базилевса провалится, и все подвиги, все потери утратят смысл и значение.

Из поперечного коридора выбежал юнец с мечом наголо. Увидев перед собой незнакомца, он храбро – или сдуру – бросился на Олега. Сухов увернулся, выхватывая меч, и перечеркнул юнцу горло отточенным остриём. Храбрец‑глупец осел на пол, брызгая кровью.

Выбравшись наружу, Олег увидел огромную толпу народа, обступившую лестницу к церкви Св. Иоанна. Народ волновался, то шапки от восторга подкидывая, то грозя кулаками, то просто исторгая вопли от избытка чувств.

На верхней ступеньке лестницы стоял молодой мужчина в дорогих одеждах, с длинными вьющимися волосами и толкал речь.

– Достоинство города Рима настолько уже оскудело,[196] – гремел оратор, надрывая связки, – что повинуется даже распоряжениям блудниц! Что может быть более гнусным и отвратительным, чем допускать гибель города Рима из‑за нечестивого брака одной женщины и позволять бывшим рабам римлян, то есть бургундам, повелевать римлянами? Если меня, своего пасынка, он ударил по лицу, будучи ещё только новым и чужим для вас человеком, как, вы думаете, станет он обращаться с вами, когда укрепится здесь? Разве не знаете вы ненасытности и высокомерия бургундов?

– Знаем! – закричали из толпы.

– Мы с тобой, Альберих!

Альберих бледно улыбнулся и продолжил с ещё большим напором:

– Обратите внимание на само значение их имени! Ведь вот почему назвали их бургундами: когда римляне, покорив мир, привели множество пленных из их рода, они велели им возвести себе дома за пределами города, но чуть позже изгнали их за высокомерие. А так как те называют «бургом» кучку не окруженных стеной домов, то римляне и прозвали их бургундами, то есть изгнанными из бургов. Впрочем, они зовутся ещё и вторым, туземным именем – галлами‑аллоброгами. Я же, согласно присущему мне благоразумию, называю этих бургундов горланами, как потому, что они из‑за высокомерия кричат во всё горло, так и потому – что более правильно, – что они без меры предаются обжорству!

Олег, обходя толпу, наткнулся на пару лошадей, привязанных к дереву. Мигом развязав скользящий узел, он вскочил в седло и послал коня рысью.

– Эй, стой! – заорали сзади, но Сухов почему‑то не послушался, а лишь прибавил скакуну прыти.

А толпа римлян всё росла, накал страстей набирал жару, крики «Бей бургундов! Бей Уго!» сливались в восторженный рёв – мирные жители радовались редкой возможности пограбить да побесчинствовать.

С холма Целия, застроенного некогда роскошными особняками, Олег спустился на Пренестинскую дорогу и проскакал к амфитеатру Флавиев, который римляне прозвали Колоссумом, или Колоссеем.

Объехав желто‑коричневую громаду, местами белевшую не снятой еще облицовкой, Сухов направил коня под арку Тита – сооружение величиной с пятиэтажный дом. Громоздкая кубатура арки была выложена белоснежным пентелийским мрамором, а на самом верху «божественный Тит, сын божественного Веспасиана» стоял в позе Аполлона на бронзовой колеснице и правил четверкой лошадей. Безвкусная пышность арки казалась и вовсе нелепой рядом с хижинами римлян, как попало слепленных из подручного материала, скученных и убогих.

Олег не погонял коня, боясь привлечь внимание, и смотрел во все глаза на город и горожан. По всему было видно, что Альберих найдёт у народа и сочувствие, и поддержку, – римляне собирались группками, оживлённо тараторя, разбегались и сходились снова. Многие являлись с оружием, не пряча дедовских мечей и луков, – голытьба с энтузиазмом откликнулась на призыв «Бей бургундов!». В принципе, босякам было всё равно, кого бить, лишь бы пограбить всласть, понасильничать как следует, не боясь наказания.

– Сиволапые! – скривился Олег.

Сразу за аркой Тита начинался Форум – толстый слой покрывал каменные плиты, а поверх хорошо принялся бурьян. Безносые, а то и безголовые статуи по пояс высовывались из глинистых отложений, вразброс росли священные деревья, еще помнившие прежние времена.

– Стой! – бросилась к Олегу шайка «р‑революционно» настроенных римлян.

Бежавший впереди худосочный типчик с редкими волосёнками грозил копьём. Неумело ткнув им в магистра, он промазал, зато магистр не оплошал – вырвав копьё из рук худосочного, он треснул того древком в лоб. Римлянин упал, раскидывая конечности. Перехватившись, Сухов без замаха пригвоздил худосочного его же копьём. Шайка дунула прочь, огрызаясь через плечо…

Поплутав среди древних храмов и церквей‑новоделов, Сухов выбрался на Марсово поле и поскакал к Тибру.

Скачками приближался замок Сан‑Анжело, а справа, по улице Ретта, уже мчались передовые отряды восставших. Их кони и повозки летели будто наперерез Олегу. Бунтовщики в разномастных одеждах, часто в рванье, правили стоя и залихватски гикали, понукая лошадей, мулов и даже ослов, орущих громче своих непутёвых хозяев.

Сухов первым одолел мост через Тибр и на ходу соскочил с коня. Растерянные гвардейцы толпились у толстых решетчатых врат, запиравших вход в замок, и не знали, что же им предпринять.

– Где командир? – гаркнул Олег.

– Спит! – выпучил глаза бравый солидарий. – Перебрали они вчера!

– Телеги тут есть?

– Есть, как не быть.

– Так чего ты стоишь, глазами лупаешь?! Живо выводи телеги на мост и ставь их поперёк! Бунтовщики уже на подходе! Живо!

Солидарий умчался.

– Лучники имеются? – воззвал Сухов. Четверо покинули строй.

– Луки в руки – и отстреливайте голытьбу! Четвёрка умчалась.

– Мы тоже тута! – сообщил знакомый голос. Магистр с радостью узнал Малютку Свена.

– Ты здесь, «малышок»?

– А то! – гордо сказал Свен.

– Кто тут из наших?

– А все, почитай!

– Давай их сюда! Надо нам этого дурака Гуго спасать!

– Я мигом!

Мятежные римляне между тем ворвались на мост и собрались в кучу, не решаясь идти на штурм, – уж больно величественно выглядел замок. Бунтовщики лишь потрясали копьями и мечами да пару стрел выпустили.

Прогрохотали телеги. Давешний солидарий вывел на мост упряжку, заворотил повозку и тут же, на глазах у нападающих, распряг коней. Следом выехала ещё одна телега, да не пустая, а полная гремящих бочек.

– Давай, давай! – кричал Олег. – Вали всё, что есть!

– Мы здесь! – послышался спокойный голос Ивора Пожирателя Смерти.

– Пр‑рывет, сиятельный! – провопил Пончик.

– Здорово, Понч. Видал, во что мы вляпались?

– Может, они не решатся? – спросил Шурик неуверенно.

– Решатся, Понч. Это они ещё не все подошли. А вот соберётся большая толпа – и попрут. Или дождутся, пока Альберих явится со своими головорезами…

– Это какой Альберих? – поинтересовался Фудри Московский, выгибая лук и натягивая тетиву.

– Да пасынок Гуго нашего. Отчима иначе как бургундом не прозывает и всех кличет громить этих самых бургундов – чужаков, что король с собой привёл.

– Знакомый призыв, – пробурчал Пончик. – Угу… Гляди, пошли вроде!

Большой отряд мятежных римлян, прячась за щитами и опуская копья, грузно бежал по мосту.

– Лучники! – гаркнул Олег. – Давай!

Десяток стрел сорвался с тетив, выбив нескольких бунтовщиков. Потом пришёл черёд дротиков. Последними полетели копья.

Штурмующие замешкались, столпились на середине моста, будто решая, идти ли им в наступление или отступить. Жадность и азарт перевесили.

– Отходим! – крикнул Сухов. – Решетку – на засов! Пятерым стрелкам остаться – будете самых ретивых снимать! Начнут ворота ломать – уходите!

– Всё сделаем в лучшем виде! – успокоил его Свен.

Пробежав длинным коридором, Олег взбежал по винтовой лестнице, стремясь поскорее попасть наверх.

Наверху он увидал безобразные следы ночной пьянки – огрызки, осколки, блевотину в углах. Иные из гостей дрыхли после вчерашнего, самые крепкие похмелялись. Посреди зала стоял король Италии Гуго в костюме, залитом вином. Узнав Олега, он встрепенулся.

– Этот ублюдок решился‑таки! – взорвался он негодованием. – Паршивый недоносок! Бледная немочь, баба в штанах!

– Простите, что перебиваю, ваше величество, – резко сказал Сухов, – но мне нужно знать: на площадках замка есть какие‑нибудь метательные орудия?

– А зачем вам? – полюбопытствовал король.

– Мой долг – защитить ваше величество!

– Моя гвардия… – напыжился Гуго.

– Ваша гвардия, – не сдержался Олег, – обделалась! Во всём замке едва ли наберётся с десяток бойцов, не считая моих варягов.

Король засопел, страхом изгоняя из себя винные пары и обиды.

– С этой стороны ничего нет, – сказал он, – а с северной стоят камнемёты‑петроболы.

– Ага! Свен! Поднимай всю эту пьянь и гони наружу – надо будет перетащить орудия!

– Да они все в стельку!

– Выбирай, кто способен хотя бы ползать!

– Понял! Эй, а ну, встал и пошёл!

– Я м‑маркиз…

– Да мне до сраки, кто ты! – Малютка опрокинул на маркиза кувшин воды. – Очухался? Ивор! Гони их пинками!

– Эй, бурдюк, – вежливо сказал Пожиратель Смерти. – На карачках – шагом марш!

Король мрачно молчал, наблюдая, как его баронов и маркизов гонят на принудработы. Понимал монарх, что иначе придётся плохо ему самому, – хоть Альберих и «баба в штанах», а верёвку на шею отчиму он накинуть сможет.

Турберн с Сауком были самыми трезвыми из «чёртовой дюжины» – Железнобокий «завязал» – сердечко пошаливало, а гузу вообще нельзя было брать спиртное в рот – пьянел сразу. Вдвоём они поднимали плохо соображавших «бургундов» и ставили их в строй. Тех, кто сопротивлялся, пугали именем короля, а если не помогало, били ногами. И поднималась знать, строилась в колонну.

Олег вышел на обширную нижнюю площадку – верх квадратного основания мавзолея‑замка. Высота основания не впечатляла, да и низковатый зубчатый парапет тоже не казался надёжной защитой. А бунтующие всё прибывали, они тащили с собой лестницы, связывая их между собой, наращивая в длину. Качались копья, шатались щиты, толпа закручивалась и ходила волнами. Гомон голосов сливался в угрожающий гул. Стихия!

– Топай, топай давай! – прикрикнул Свен.

Под аркой входа показались бледные рожи выпивох. Шатаясь, чуть не падая, знать поплелась на северную сторону. «Успеем? Не успеем? – подумал Олег. – Надо успеть!»

С визгом и грохотом, рывками, перетащили камнемёты и «скорпионы» – громадные арбалеты, метавшие пучки дротиков или тяжелые копья. «Бургунды» толкали орудия и дёргали, бледные до синевы, до зелени, потея и задыхаясь.

– Пить уметь надо! – поучал их Малютка Свен. – А не умеешь – не берись! Ходче давай, ходче! А не то Альберих закуску из вас понаделает!

Стегги с Ивором погоняли знать, влекущую короба с ядрами, стрелами и прочими снарядами. В этот момент толпа штурмующих взревела, опрокидывая баррикады, и разлилась по двору перед решёткой главных ворот.

– Заряжа‑ай! Пускай!

Громко клацнули мощные тетивы «скорпионов», унося пучки дротиков и смертельным дождиком окропляя толпу перед мостом. Грохнули камнемёты, зашвыривая туда же свинцовые шарики и каменные ядрышки. Вопли боли и предсмертные крики оповестили осаждённых о попаданиях, а не попасть по кучному скоплению народа было невозможно.

– Заряжа‑ай! Крути живей, таракан беременный!

Знать, вяло огрызаясь, живо работала рычагами, оттягивая тетивы и скручивая пучки жил в камнемётах.

– Хватит! Кидать недалече… Отпускай!

И ещё один залп накрыл штурмующих, внося разброд. Толпа стояла так тесно, что убитым некуда было упасть, а раненые мерли стоя. И только теперь на мост выехал Альберих II Сполетский, ведя за собой свою дружину, пополненную самыми отчаянными новобранцами‑голодранцами. Добрая сотня стрел взвилась в воздух и опрокинулась вверху.

– Щиты вверх! – проблеял маркиз.

– В укрытие давай! – рявкнул Свен.

Почти все успели добежать до стен главной твердыни – круглых стен мавзолея Адриана.

Маркиз Клеф Тарацинский стал мишенью невидимого пращника – получив камнем по голове, он упал, и тут же три стрелы вошли ему в спину, добивая. Барону Сиконульфу, сыну Гримоальда, тоже не повезло – он бежал зигзагом, спотыкаясь и прикрывая голову руками. В очередной раз метнувшись в сторону, барон «поймал» спиною копьё, брошенное наугад, но с большой силой.

– Стегги! Алк! Воист! – кликнул Олег. – Берите щиты, будете прикрывать наших баллистиариев!

Сам Сухов бросился по галерее к винтовым лестницам. Лучники с солидариями уже покинули главный коридор – оттуда доносился громкий лязг и тупые удары.

– Решётки ломают, – хмуро сказал бравый солидарий.

– Все здесь? – спросил магистр.

– Да все вроде…

– Тащите лавки из трапезной и скидывайте на лестницу! Заклиньте подъём!

– Это можно, – повеселел солидарий. – Годехок! Атто! За мной!

Пересчитав остаток живой силы, Олег покачал головой. Семнадцать человек! И ещё человек двадцать полупьяных «бургундов». И дюжина варягов, не считая его самого. Пончик тоже не в счёт – не боец… Полусотня всего. Хм. Будем считать, что в его распоряжении АЖ полусотня!

– Давай, давай! – крикнул из галереи задушенный голос. – Ну и что, что тяжёлая?

– Не тяжелее твоего гроба…

– Хватай за тот конец!

– Погодь! Дай перецепиться…

Показались солидарии, нагруженные тяжёлыми дубовыми скамьями. Вот первая из них прогрохотала по ступенькам и застряла.

– Не бросай! Подбей!

– Правильно! Заклиним на хрен!

Пыхтя, солидарии опустили скамью и ударили ею по той, которую уже сбросили. Лавка загудела, просаживаясь и треща.

– Ещё! Ещё разок! Во! Вторую давай!

– Переверни!

– Божьи кости!

– Опускаем! Раз… Два… О‑па!

– Пошла!

В этот момент из нижнего коридора послышался громкий скрежет, что‑то рухнуло с тяжким звоном. И сразу – рёв толпы.

– Ворота выбили! – пробормотал бравый солидарий и завопил: – Лавки, лавки тащим!

Олег помог всадить ещё одну скамью поверх остальных и бросился наверх.

А наверху разгорался бой – приверженцы Альбериха приставляли длинные лестницы к стене замка и лезли по ним вверх. Толпа, стоявшая внизу, прикрывала штурмующих, забрасывая защитников крепости камнями, меча стрелы и даже закидывая веревочные петли. Один волосяной аркан был удачно наброшен на шатун камнемёта – толпа победно взревела, потянула, петробол заскрипел, наклоняясь… Малютка Свен подскочил и рубанул мечом по лохматой верёвке – снизу донеслись вопли падавших. А «малышок» подполз к концу ближайшей лестницы, выглядывавшей над парапетом, и ухватился за неё.

Тут показалась голова и плечи штурмующего, по этой самой лестнице влезавшего. Корча зверскую рожу, он опёрся о парапет, готовясь перепрыгнуть, замахнулся маленьким топориком… Стрела, выпущенная хладнокровным Ивором, вошла штурмующему в лоб.

– И‑э‑эх! – выдохнул Свен, пихая лестницу.

Та содрогнулась, скользя по стене, и упала. Ещё один взрыв негодования…

Сухов обернулся ко входу в галерею, откуда боязливо выглядывали солидарии.

– Лавки ещё есть? – крикнул он. – Тащите сюда! Всё тащите – скамьи, кресла, столы!

– Поможем, чем можем, – крякнул Турберн, маня за собою Саука.

Олег, поглядывая на небо, откуда могла прилететь шальная стрела, обошёл основание замка от одного угла до другого. Сан‑Анжело был вписан в линию оборонительных сооружений, выстроенных Аврелианом, как форт, выдвинутый на правый берег Тибра. Штурмовать его извне было сложно, как и любую крепость. Идти же приступом изнутри, из города, было куда проще, но только с южной стороны квадрата основания, что облегчало оборону. Сухов досадливо поморщился: если бы не эта пьянь, если бы стража заприметила бунтовщиков загодя, то можно было бы отбить атаку ещё на подходах к мосту, используя те же камнемёты и «скорпионы». Ныне же, когда войско Альбериха стоит под стенами… Трудная задача. И та ещё работка.

– Олежа! – крикнул Железнобокий. – Лавки «пришли»!

– Бросаем!

Подхватив за один конец лавку, Сухов на пару с Сауком, подтащил её к парапету и перевалил вниз.

– А‑а! – взвился крик.

– Поплачь, – громко посоветовал Турберн, – легче будет!

Вниз полетели лавки, кресла, длинный монастырский стол. Малютка Свен перебросил бочку, наполовину полную вина. В ответ защёлкали тетивы, посылая стрелы.

– Не бросай лавку! – хрипло крикнул маркиз Пандульф Бергамский. – Подставляй под петробол!

– Зачем? – не сообразил бравый солидарий.

– Наклоним, – сообразил Олег, – и стрельба пойдёт по ближнему краю!

– Точно!

Общими усилиями – варяги прикрывали баллистиариев – станину камнемёта приподняли, подпирая скамьёй.

– Натягивай!

– Заряжай!

– Пускай!

«Ложка» петробола, полная обточенных ядер и простых обломков камня, с грохотом ударила по раме, усылая вверх рой снарядов. Рой описал крутую дугу и сверзился, поражая скученную толпу, убивая и калеча, – ни одно ядро даром не пропало.

Ту же операцию проделали со «скорпионом» – задранный к небу самострел прогудел тетивой, выбрасывая пучок дротиков. Дротики красиво разошлись в вышине и повернули вниз, полетели, набирая скорость. Судя по звукам, некоторые из штурмующих прикрылись щитами. Зря – тяжелые дротики, падая с ускорением, пробивали и щиты, и тела.

И отхлынули бойцы Альбериха, побежали, отступили на тот берег Тибра.

– Ага! – вскричал Пандульф.

– Как мы их, а? – ухмыльнулся Свен, хлопая маркиза по плечу.

Пандульф не возмутился, осклабился, радуясь победе.

– Не стоим! – прикрикнул Сухов. – Собираем стрелы, копья, все «подарки», что к нам нападали! Лавки тащим и – что там ещё есть из мебели? Одну атаку мы отбили, готовимся к следующей!

– Эй! – крикнул Пончик, выглядывая из галереи. – Раненых прошу внутрь! Буду перевязки делать.

Угу…

– Нам поесть бы… – намекнул Свен.

– Проведай здешних поваров, – присоветовал Олег. – Что найдёшь – тащи сюда. Я тоже ещё не завтракал…

Полдня прошло в беспокойствах и повышении обороноспособности. Турберн с Сауком устроили самый настоящий вытрезвитель, ускоренно возвращая к жизни римскую знать, примкнувшую к Гуго. Знать похмелялась и приходила в себя, пополняя невеликое войско осаждённых.

Протрезвел и король. В перерывах между скрежетом зубовным и полётом безудержной фантазии на тему: «Какие пытки применить к гадскому Альбериху» – Гуго гонял своих присных, возложив на Олега заботы по защите замка.

И усилия осаждённых не пропали даром – Альберих послал на штурм воинов в броне, с огромными прямоугольными щитами. А это тебе не босота. В ход пошли настоящие штурмовые лестницы, на мосту выстроилась целая команда лучников, а к набережной Тибра подтянули баллисты и катапульты.

– Выстоим, как ты думаешь? – спросил Турберн, тревожно вглядываясь в приготовления на том берегу.

Сухов покачал головой.

– Даже если и отобьём эту атаку, – сказал он, – утром замок возьмут.

– Вот и я того же мнения. И что делать будем?

– Лично я жду, когда стемнеет, Железнобокий. Уходить надо. И уводить Гуго.