Текст книги "Черное солнце"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8
ВАЛЬХАЛЛА

13 декабря, 9 часов 35 минут.

АЗО, Западная Антарктида.

«Борт номер один» подлетал к Южному полюсу. Тимофей умудрился часика два поспать, а нехватку сна «заел» пилюлей спорамина. [55]55
  Спорамин– лекарство, выключающее сон.


[Закрыть]Товарищей его тоже разморило – Илья занял два кресла, выставив ноги в проход, и раскатисто храпел, Купри посапывал в уголку, а Сегаль зевал так, что делалось страшно за его челюсть. Одни Шурики не спали, степенно беседуя с Помаутуком, выглядевшим как огурчик.

– …Ваша идея, пастор, не выдерживает никакой критики, – говорил Белый. – Если даже допустить, что какое-нибудь государство-аутсайдер, хотя бы тот же Израиль, и задумало тайком построить супер-пупергипноиндуктор, чтобы заделать козу зловредным арабам, то зачем им для этого скрываться во льдах Антарктиды?

– Конспирация, мой друг, – тонко улыбнулся Помаутук.

– Это только так кажется, – подал голос Рыжий, – что АЗО пустынна. Антарктов с переселенцами миллионов десять можно насчитать, и все на виду, так что… Тут не живут поодиночке – боятся вымереть. Вот и кучкуются на станциях, всё как бы… А тайный научный центр – это, извините, фигня. Его сразу заметят, как пятно на фате невесты!

Браун заметил слабую улыбку, осветившую лицо Белого.

– А я знаю, что это за центр, – сказал Шурик «загадочным» голосом. – Это база двести одиннадцать!

– Какая-какая база? – не скумекал Рыжий.

– Двести одиннадцать! Ну, помнишь, мы ещё по СВ [56]56
  СВ – стереовизор.


[Закрыть]смотрели? Как там фашисты в сорок пятом драпанули в Антарктиду и отгрохали подземный город?

– Ну ты даёшь! – закатил глаза Ершов. – Да мало ли какую ерунду показывают! Я раз в фантомат [57]57
  Фантоматика– технология создания искусственной реальности, находясь в которой человек не может отличить её от подлинной с помощью своих чувств.


[Закрыть]завалился, на «Войну миров». И что мне теперь, в марсиан верить? А как…

Помаутук беспокойно заёрзал, и Рыжий обратился к нему за поддержкой:

– Вы согласны со мной, пастор?

– Нет, – выдавил Помаутук, ёжась, будто его холодным ветром продувало.

– Не понял! – протянул Рыжий.

Пастор суетливо потёр ладони, словно умывал руки, и облизнул губы.

– Видите ли, Александр, – заговорил он, – так называемая база 211 действительно существовала. Называлась она по-другому – Вальхалла, и… В общем… Как бы вам сказать…

– По порядку, – спокойно сказал Тимофей, – и в деталях.

– О, вы не спите? – вздрогнул Помаутук. – А мы тут перебираем возможные варианты, гипотезы измышляем…

– Знаете, пастор, – по-прежнему спокойно сказал Браун, – у меня такое впечатление, что вы знаете куда больше, чем говорите.

«Кудрявый» увял.

– Это очень старая, мрачная тайна, – сказал он негромко. – Да, я пару лет раскапывал нацистские секреты, добрался даже до правнуков тех эсэсовцев, что скрывались в Южной Америке. И кое-что нашёл. В общем… Ладно! – решился Помаутук, проведя языком по губам. – Слушайте. Всё началось в 1939 году, когда к берегам Антарктиды прибыло судно «Швабенланд» – это была секретная 3-я Германская экспедиция, её возглавлял Альфред Ритшер. Два гидроплана «Дорнье Валь» облетели огромную территорию. Кстати, озеро Унтерзее обнаружили именно пилоты люфтваффе, тот же Рихард Генрих Ширмахер. Но главным открытием стала Вальхалла – настоящая подземная страна из пещер, до того огромных, что в них можно было выстроить город, фабрики, рудники… И их таки выстроили! – воскликнул пастор взволнованно. – Где-то к западу от «Новолазаревской», под каменными сводами стоит Новый Берлин. Нацисты берегли тайну Вальхаллы пуще всего. Достаточно сказать, что работы в недрах Новой Швабии курировал сам Борман.

В обстановке строжайшей секретности были выстроены громадные подводные транспорты класса UF. С 42 по 45 год они перебросили в Вальхаллу тысячи человек – истинных арийцев и военнопленных «недочеловеков».

Субмарины из «Конвоя фюрера» охраняли эти потайные караваны, а гросс-адмирал Дениц ещё в 43-м сказал: «Германский подводный флот горд тем, что создал на другом конце света неприступную крепость для фюрера…»

– Смысл? – прогудел Тугарин-Змей.

Браун оглянулся на командора ОГ. Илья не спал, а внимательно слушал пастора.

– Зачем? – спросил он.

– В самом деле, – подхватил Тимофей. – Тогдашние «юнкерсы» долетели бы разве что до Австралии или Аргентины. Смысл?

– Смысл в том, – тихо, почти торжествуя, произнёс Помаутук, – что Вальхалла предназначалась для «оружия возмездия»! Невиданного и необоримого, созданного гением Карла Людвига фон Штромберга. Карл Людвиг построил первый в мире психоизлучатель…

– Ага! – каркнул Илья.

– С этого места – подробнее, – велел Сихали.

Помаутук облизал губы, беспрерывно потирая руки.

– Об этом «чудо-оружии» мало что известно, – сказал он. – Его испытывали на узниках концлагерей, модифицируя их поведение по типу реакций «страх», «любовь», «долг». Пленным приказывали умирать во имя фюрера, и они с радостью, с восторгом отдавали свои жизни за Гитлера. Или трудились – яростно, фанатично, до полного самоотречения. Фон Штромберг задумал создать гипноиндуктор колоссальной мощности, такой, чтобы в поле его излучения оказалась вся планета, всё человечество. Если бы Карлу Людвигу это удалось, то Гитлер стал бы Властелином Мира! Вот для этого-то «оружия возмездия» и создавалась Вальхалла.

– Логично… – протянул Браун.

– Ну не знаю!.. – сказал Рыжий. – Как-то это всё… – Он покрутил пальцами в воздухе.

– Между прочим, – подал голос Сегаль, – с тех пор минуло сто пятьдесят лет. Что же они, арийцы эти, так до сих пор и колупаются под землёй?

– А ты помнишь, – вступил в разговор Купри, – что ментовизор показывал, когда мы Кермаса лечили? Пещеры какие-то!

– Я забыл упомянуть одну маленькую деталь, – криво усмехнулся Помаутук. – Тот тайный проект психоизлучателя, над которым работал фон Штромберг, назывался «Шварце Зонне».

– «Чёрное солнце»! – охнул Рыжий и тут же вскинул руку: – Всё, пастор, я вам верю, как…

Тугарин-Змей расхохотался, а Сихали вдруг почувствовал покалывание и зуд справа на груди. С беспокойством хлопнув по нагрудному карману, он вытащил из него служебный радиофон и молча выслушал сообщение под грифом «Строго секретно. Только для личной передачи».

Илья следил за генруком с нарастающим беспокойством, пока не выдержал и спросил:

– Серьёзное что-то?

– Да, – сухо ответил Тимофей, аккуратно укладывая радиофон обратно в карман и застегивая клапан. – Флоты Евразии, Австралазии и Евроамерики устанавливают блокаду АЗО, даже вшивый Афросоюз послал крейсер «Ассегай». Острова Кергелен, Буве, Крозе, Южная Георгия уже зачищены.

– Да они что, с ума все посходили, что ли?! – заорал Сегаль.

– В МККР уверены, что коварные антаркты испытывают психодинамическое «чудо-оружие».

– Идиоты, – процедил Купри, морща лицо, – что за идиоты!

В салон заглянул пилот, кряжистый Сан Саныч, на объёмистом чреве которого не сходилась рубашка, и поинтересовался:

– Это правда? Ну, про АЗО?

– Истинная, – кивнул Сихали, – беспримесная…

Тимофей отрешённо глядел в иллюминатор, будто вся эта мирская суета его и не касалась.

– Змей, – сказал он, – помнишь капитана Панина? С «Кунашира»?

– А то!

– Убили его, – ровным голосом сообщил Браун. – На Кергелене. Наши-то терпеть не стали, полезли лупить морпехов… Короче, там перепахали плазмой две наших плавбазы – «Кунашир» и «Нунивак». Переплавили всё до твиндека. [58]58
  Твиндек– вторая (нижняя) палуба.


[Закрыть]

– Снимаю свой вердикт, – негромко сказал потрясённый Купри. – Это не идиоты. Это сволочи!

Тимофей рассеянно кивнул, а затем, словно завершив какую-то скрытую работу, встрепенулся.

– Сан Саныч, – приказал он, – заворачивай к Беллинсгаузену. «Новолазаревская» занята десантниками из Международных войск.

– Есть! – Лётчик резво юркнул в пилотскую кабину.

Турбины за бортом подняли вой, «Голубая комета» плавно накренилась, забирая к северо-западу.

– Илья, – сказал Браун железным голосом, – вызывай Океанский патруль. Береговую охрану – в ружьё. ОГ – в полную боевую.

Тугарин-Змей молча козырнул и выдвинул консоль бортового компьютера, набирая коды по памяти.

– Что же это будет?.. – растерянно пробормотал Помаутук.

– Война, – коротко бросил Сихали.

13 декабря, 12 часов 40 минут.

Станция «Беллинсгаузен».

Станция «Беллинсгаузен» расположилась на юго-западной оконечности острова Ватерлоо, [59]59
  Остров Ватерлоо англичане именуют Кинг-Джордж.


[Закрыть]у бухты Ардли, рядом с полуостровом того же названия. Или островом? В общем, когда отлив, то полуостров Ардли соединён узкой косой с основным берегом, а в прилив перешеек скрывался под водою.

Станция хорошо вписалась между двумя утесистыми мысами, её параллелепипеды и купола заняли обширную террасу из постепенно поднимавшихся галечных валов, покрытых пучками кустистого мха. Террасу прорезал ручей, вытекавший из озера Китеж, через него был перекинут трап – «мост Ватерлоо», а неподалеку, на холме, крепко сидела бревенчатая церковь Св. Троицы.

Летняя пора баловала «беллинсгаузенцев» – небеса тутошние почти всегда пасмурны, и вдруг солнышко в безветренную погоду!

На южных склонах холмов лежали снежники. Снег был мокрый, ноздреватый, он таял и подтекал, размывая суглинистый грунт. Ручейки, мутные или прозрачные, ласкали слух самим звуком журчания, таким необычным для Антарктиды, и спадали с обрыва в бухту, где у самой воды громоздились причудливые скалы, а каменистые пляжи были облюбованы пингвинами. Привычных Брауну «аделек» видно не было, всё больше шлялись пингвины бородатые – их ещё называли антарктическими, и ослиные, иначе – папуа. Почему бородатые, ещё можно было понять – у этих птичек, ростом с «аделек», от уха до уха, поперёк белого горла, проходила узенькая полоска чёрных перьев. А вот почему пингвинов папуа, красноносых и краснолапых, прозвали ослиными, неясно. Говорили, что из-за крика, подобного тому, что издают ишаки, однако, когда Тимофей Браун приближался к папуа, те издавали обычное пингвинье карканье, хриплое и не шибко музыкальное. Что к чему?..

– А вони-то… – проворчал Илья, морща нос, – удушливый запах птичьего помёта раздражал его обоняние.

– Поделикатней, Илья, поделикатней, – улыбнулся Сихали. – Всё ж таки пингвин – символ АЗО.

С Нового аэродрома [60]60
  Старый расположен к северу от станции «Беллинсгаузен», на чилийской базе «Фрей».


[Закрыть]они шли пешком вдоль берега моря. Пингвины, как и везде, не разбегались, завидя людей, а гурьбой, точно маленькие дети, спешили навстречу: одни, неуклюже переваливаясь, торопливо ковыляли, другие, плюхнувшись на рыхлый снег, скользили на пузе, как на санках, отталкиваясь ногами и култышками крыльев. Вставали перед Сихали и каркали на разные голоса. Тимофей начинал наступать на них – передние пятились и наталкивались на задних, те начинали их клевать и бить крыльями. Передние давали сдачи. И пошла потасовка…

В распадках, на островках ещё не растаявшего снега, возлежали тюлени – видать, жарко им было на тёмной гальке. У приливной трещины во льду грелся на солнце морской леопард. Шурик Рыжий с трудом разбудил его, толкая палкой в бок. Хищник лениво поднял голову, посмотрел на приставалу мутным взглядом, зевнул и опять заснул, уронив голову на обточенные морем камни.

– А ну вставай! – цеплялся к нему Рыжий. – Разлёгся тут!

Леопард взревел и сделал несколько неуклюжих подскоков к хулигану, щеря усатую пасть с редкими жёлтыми клыками. Но ярость его истощилась на второй секунде – ластоногий снова выстелился и закрыл глаза.

– Вставай, кому сказал! – не унимался Ершов.

– Не мучай животное, – вступился за фауну Белый.

– Ничего я не мучаю, я ему активный образ жизни прививаю, так что…

С великим трудом Рыжий погнал зверя. Со стоном, делая волнообразные движения всем телом, опираясь на ласты, леопард допрыгал до лунки и головою вниз нырнул под лёд.

– Так-то! – удовлетворённо заметил Шурик. – Укротил.

«Великолепная семёрка» двинулась дальше. «Уф-ф!» – послышался тяжкий вздох сзади. Это «замученный» ластоногий хищник высунул голову и провожал людей скорбным взглядом блестящих чёрных глаз.

Сихали шагал и сам себе удивлялся. Казалось бы, война началась, надо бы бледный вид принимать. Или суровый, чтобы гневно осуждать агрессора и вскипать яростью благородной. А он прогуливается, птичками интересуется…

Три огромных буревестника взлетели, хлопая крыльями под два метра в размахе. Четвёртая птица осталась сидеть среди камней. Около неё лежал пушистый белый птенец. «Наседка» злобно плюнула в Сихали и стала сердито кричать, но с места не сдвинулась. Остальная троица покружилась в воздухе и тоже села на скальные обломки, нагретые солнцем.

Невдалеке над пологим, поросшим мхом холмом кружились два поморника, издавая истошные крики. Углядев людей, они стали пикировать на них, самоотверженно защищая своего пушистого жёлтого отпрыска, ковылявшего по моховищу.

– Долго ещё топать? – сказал Рыжий недовольно.

– Уже пришли, живодёр! – ответил Белый.

– Как дам сейчас… – не остался в долгу «укротитель морских леопардов».

Тимофей не сообщал о своём неофициальном визите, но встречать его высыпали все «беллинсгаузенцы». В дохах, в каэшках, в меховых штанах и куртках, бородатые, очкастые, они толпились на окраине станции, глухо ропща, хмуро, тревожно взглядывая в небо – не летят ли десантные модули? Не пришла ли пора и им сдаваться в позорный плен?

– Сила-то какая прёт… – воздыхали в толпе.

– Силища…

– Считай, Тихоокеанский флот на нас, Балтийский, Седьмой, Восточный… А тут пара ледоколов всего!

– Ну не говори… Армада!

– Победимая…

– Да чё мы кому сделали-то?

– Нефть мы открыли, понял? Вот они и шлют флот, чтобы отнять и поделить…

Тут толпа задвигалась, зашумела, и вперёд протолкались двое – осанистый поп в чёрной куртке, с золотым крестом, болтавшимся на груди, и крепкая женщина лет тридцати с отчаянными серыми глазами и плотно сжатыми губами.

– Марта Вайсс, начальник станции «Беллинсгаузен», – представилась она, протягивая Брауну узкую ладошку, и Сихали не потянуло галантно приложиться к ней – он пожал изящную конечность.

– Отец Иоанн, – пророкотал поп. – Нелучшее время выпало нам, дабы принять высокого гостя…

– Обойдёмся без церемоний, батюшка, тем более я в отпуске, – усмехнулся Тимофей и пристально оглядел беллинсгаузенцев. – Враг напал на вас, а пострадали и мы. А, не о том я… В общем, так. Речей толкать не буду – времени нет. Скажу одно – ТОЗО не бросит АЗО. Я тут слыхал разговоры о прущей на нас силище. Ничего, как припрётся, так мы её и выпрем! Это не мы войну начали – на нас напали, мы только защищаем себя, свои семьи, а потому правда на нашей стороне. Сейчас все расходятся по домам, а через пятнадцать минут я жду добровольцев. Берите с собой только оружие, боеприпасы, аккумуляторы, аптечки и чего поесть. Уйдём в подлёдные рудники у Трансантарктических гор и уже оттуда начнём свою войну. Будем партизанить! Всё. Время пошло. Жду вас на Новом аэродроме.

С этими словами Сихали развернулся и пошагал, не оборачиваясь, не уговаривая, не доказывая, что путь сопротивления – это единственно достойная, а стало быть, и единственно допустимая стезя.

Ропот в толпе усилился, переходя в галдёж. Шурики тоже повернулись и пошли за генруком, демонстративно закинув на плечи трофейные лучевики.

– Орут-то как… – проворчал Тугарин-Змей. – Чисто пингвины…

– Думаете, антаркты пойдут за вами? – спросил Помаутук.

– Не пойдут, и не надо, – холодно ответил Сихали. – Обойдёмся.

– Пойдут, – сказал Купри. – Трусы и слабаки в АЗО не уживаются, им тут холодно.

– Нет, я не то чтобы сомневаюсь, – стал оправдываться чаплан, – просто… Понимаете, обычно народ и сам встаёт на защиту своей родины, его понукать не надо. Но народ ли антаркты? Мы съехались сюда со всей планеты, и только дети наши ощущают связь с землёю Антарктиды, но они малы…

– Кровь и почва? – усмехнулся Браун.

– Да! – развёл руками Помаутук. – Эту древнюю тягу никто пока не отменял.

– Не в том беда, что дети малы, – озабоченно вздохнул Сегаль. – Силёнок у нас маловато, вот где горе… Слыхали про два ледокола? Ерунда, конечно, у нас этих ледоколов с десяток наберётся… Один только электроход, все остальные – атомоходы. Но не крейсера же…

– Подумаешь! – фыркнул Тимофей. – У нас, по-твоему, лучше? Одна боевая атомарина на всё ТОЗО! Плюс плавбазы, плюс рейсовые субмарины, плюс СПБ… Вот и весь флот!

– И с этими силами вы надеетесь победить? – спросил чаплан недоверчиво.

– Мы не надеемся, пастор, – усмехнулся Сихали. – Мы уверены.

На самом-то деле он не был так уж убеждён в победе, но разве можно показывать свои сомнения в роковые минуты? Вождь, он на то и вождь, чтоб вести вперёд, а не топтаться на месте, размышляя, идти али обождать…

Помаутук только головой покачал.

– Ах, как не вовремя эта дурацкая война! – скривился он и сменил тон, облизнув губы: – Я не настаиваю, но… Может, всё-таки попробовать поискать Вальхаллу? Вход туда скрыт под водою и вряд ли глубже сотни метров – старинные подлодки обычно опускались метров на пятьдесят. Вы же океанцы, что для вас такая глубина? А уж если мы овладеем гипноиндуктором, то разом победим все флоты противника! Просто прикажем сдаться в плен, и всё!

– Звучит заманчиво, – хмыкнул Тимофей. – Мы обязательно доковыряемся до Вальхаллы, пастор, только не сейчас. Я же говорил уже – «Новолазаревская», «Молодёжная» и «Мирный» заняты Международными войсками. Пятьдесят пять тысяч космопехов с морпехами, десантников и прочих оккупантов. А по-над берегом барражируют флаеры, а море патрулирует флот… Ясно?

– Ясно, – кротко сказал Джунакуаат Помаутук. – Я подожду.

Четверть часа спустя на Новый аэродром прибыли две сотни добровольцев под командованием Марты и отца Иоанна. Половина из них пришла без оружия, но была полна решимости добыть «то, из чего стреляют», в бою. В поход собрались полярники и с «Беллинсгаузена», и с соседних станций – русские, чилийцы, аргентинцы, уругвайцы, китайцы, поляки, бразильцы, эквадорцы, перуанцы, американцы, немцы. Ныне все они являлись антарктами, ополчившимися против Большого Мира. Кто с однопотоковым бластером шёл партизанить, кто с полуавтоматическим охотничьим карабином, кто и вовсе с электрорезаком.

– Не надо было нас доводить, – пыжилась Вайсс, – тогда б не вывели бы!

– Кто нашу дверь пинком откроет, – хорохорились антаркты, – тот пинка и получит!

– Чада мои, – возгремел архиерейский бас отца Иоанна, – не убоимся!

– По машинам! – разнеслась команда.

Кроме «Голубой кометы», на взлётном поле стояла ещё пара турболётов и большой шестикрылый птеробус.

– Грузимся! – дал отмашку Сихали.

Добровольцы грузной трусцою поспешили к откинутым трапам.

– Эй! – разнёсся вдруг заполошный крик. – Глядите! Налёт!

Браун обернулся в сторону моря. Оттуда приближались два флаера-дископлана. Покружив над станцией Беллинсгаузен, один из них заложил крутой вираж и понёсся обратно, вставая на ребро, а другой заинтересовался копошением на аэродроме. Тимофей облизал пересохшие губы. «Замечательно…»

– Шурики! – рявкнул он. – Сегаль! Купри! Илья!

Димдимыч сперва подрастерялся, но быстро смекнул, чего от него хотят, когда Тугарин-Змей вскинул свой «Биденхандер». Флаер долетел до взлётного поля и решил, видно, попугать антарктов, погонять «пингвинов» – двояковыпуклый диск, белый сверху, синий снизу, вошёл в крутое пике, с глухим свистящим рокотом падая на аэродром.

– Целимся по вздутию боевого поста, – быстро проговорил Браун и крикнул: – Огонь!

Шесть ампул разорвали полусферу-чехол стационарного биопарализатора. Вздутие вывернулось наружу, раскрываясь огненным цветком, прыская метёлочками искр и рдеющих брызг.

Флаер сотрясся, переворачиваясь днищем вперёд, тормозя и закрывая люверсы турбин. Но залп был удачен – плазма повредила один из двигателей, скрытый как раз под боевым постом, и теперь за флаером тянулся бледный шлейф дыма.

С трудом выровнявшись, боевая машина потянула к океану, да, видно, не судьба была – внезапно на днище вспух волдырь и лопнул, разбрызгивая ошмётки пластброни. Флаер закувыркался в одну сторону, спасательная капсула – в другую.

– Пленных не брать! – хохотнул Сегаль.

– Пущай поплавает, – мстительно сказал Белый.

– Авось касатка скушает, и тогда… – пожелал Рыжий.

А уж добровольцы просто выли от восторга, прыгая как дети и хлопая со всей дури по гулким спинам друзей да соседей.

– Сбили! – орали одни.

– На хрен! – уточняли другие.

– Ур-ра-а! – не находили слов третьи.

С улыбкой оглядев свою маленькую армию, одержавшую первую победу, Сихали повторил приказ:

– По машинам!

Вскоре три турболёта, как давеча буревестники, поднялись в небо. Следом, мощно взмахивая тремя парами крыл, взлетел птеробус. Флаинг-машины развернулись носами к полюсу и понеслись, набирая скорость. На войну.

Глава 9
ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ

14 декабря, 00 часов 20 минут.

АЗО, Трансантарктические горы. [61]61
  Трансантарктические горы– горный хребет длиной 3500 км, протянувшийся поперёк Антарктиды и разделяющий её на Восточную и Западную. Вершины Трансантарктических гор являются одними из немногих мест в Антарктиде, свободных ото льда, а Долина Тэйлора, расположенная в этих горах, вообще считается самым сухим местом на Земле – воздух там настолько лишен влаги, что осадков никогда «не ожидается». Обычно выделяют «слагаемые» хребта – горы Тил, Пенсакола, Харлик, Куин-Мод, Куин = Элизабет и др. Самые высокие вершины – Яльмар-Юхансен (4668 м) и Киркпатрик (4528 м).


[Закрыть]

Гигантские пласты льда в два-три километра толщиной покрывали Трансантарктический хребет почти «до пояса» – горы стояли сурово и нерушимо, закованные в холодный панцирь.

Летом, когда стихали ветра, у их подножий восставала первобытная, немыслимая тишина – ничто живое не могло угнездиться на мёрзлых, продутых склонах. Здесь было царство камня и льда.

Полярной ночью или в долгие сумерки, когда сияет месяц, трудно бывало отделаться от ощущения, что ты перенесён на иную планету.

Так оно и шло до самого начала восьмидесятых годов, когда в Трансантарктические горы пожаловали антаркты-землепроходцы, получившие в надел АЗО и сами себя прозвавшие «льдопроходимцами».

За одну ночь выросли «бумтауны» [62]62
  Boomtown (англ.) – городок эпохи освоения Дикого Запада, очень быстро выраставший возле золотых приисков.


[Закрыть]Тил-Маунтин, Пенсакола, Уитмор, Харлик, Сентинел, Тэйлор-Вэлли. От шоссе «„Мак-Мердо“ – Южный полюс» стали прокладывать ответвление вдоль горного хребта – ровняли бетонной твёрдости заструги, укладывали атермальный настил, втыкали вдоль обочин вешки со светящимися набалдашниками. Работы было – начать и кончить.

Геологи тряслись от жадности, направляя подо льды, в толщу гор, проходческие комплексы с термобурами. По спирали вниз уходили круглые, проплавленные во льду туннели, день и ночь над ними, как над жерлами вулканов, клубился белоснежный или серый пар. Но стоил, ох, стоил тяжких трудов штурм подлёдных недр – нетронутые залежи урана, тория, платины, титана ждали «льдопроходимцев» – и доставались им, как ценный приз, как завоёванный трофей. Наверху минус шестьдесят, сносящий с ног ветер и месяцы нескончаемой ночи, внизу вечная сырость, туман и нечем дышать – антаркты только покряхтывали. Там, где сталь не выдерживает и раскалывается, будто глиняный горшок, человек только крепчает. Или сбегает туда, где теплей и проще. Или дохнет.

Была полночь. Солнце то появлялось из-за ледникового купола, то исчезало за ним. Чёрные вершины гор, подсвеченные сзади и снизу, казались исполинской декорацией к какому-то божественному спектаклю. Турболёт летел со скоростью тысяча километров в час, поэтому панорама менялась с быстротой листания альбома.

Вот солнце появилось между двумя вершинами, и, когда оно зашло за следующую по курсу гору, на одно прекрасное мгновение сверкнул «Меч Господа» – луч необыкновенной чистоты зелёного цвета.

Вот поднялся стоковый ветер, и позёмка на леднике осветилась закатным рябиновым светом, как будто льды охватили протуберанцы бегущего пламени.

Вот между «Голубой кометой» и солнцем простёрся пологий купол, закрывший лишь нижнюю часть светила. Над бело-голубым снежным горбом верхушка солнца запылала золотыми языками огня. А сверху над шаром горящей материи повисли три маленьких тучки, их тонкие края калились огненно-жёлтым сиянием, а внутренние, более плотные части отливали розовато-сиреневым оттенком. Ещё выше по небосклону пролегла полоса ажурных высококучевых облаков, а на севере, в стороне Атлантического океана, густела холодная ночная синева.

– Прибываем, – выглянул из кабины Сегаль, взявший на себя функции второго пилота.

За иллюминатором, в чёрно-фиолетовой тени гор, засияли огоньки, вытягиваясь в строчки, лепясь в скопления. Тил-Маунтин, городок «подлёдных рудокопов».

Эскадрилья села на местном аэродроме, заняв почти всё поле.

Тил-Маунтин вдали сверкал, как новогодняя ёлка, – горели фонари, светились окна домов, то и дело вспыхивали лучи фар. Зарево было настолько ярким, что Тимофей без труда различал синевато-серый цвет крыш домиков, выкрашенных в оранжевый и ослепительно-жёлтый колер.

– Не спят, – буркнул Тугарин-Змей, покидая трап.

– Заснёшь тут, пожалуй, – сказал Купри и сразу нахохлился.

Сихали дождался, пока вся шумная ватага добровольцев соберётся на поле, и властно прокричал:

– Группа Белого – впереди, группа Харина – в центре, группа Ершова идёт замыкающей!

– А чего это одни океанцы в командирах? – донёсся задиристый голос.

– Не нравится – уматывай! – отрезал Браун.

– Да я так, просто…

– Равняйсь! – зычно скомандовал Илья. – Смир-рна! Шагом… марш!

Толпа, кое-как упорядоченная и сплочённая в отряд, потопала к посёлку.

На улицах Тил-Маунтина было не по времени людно – встревоженное население шаталось от дома к дому, смыкаясь в кучки и разбегаясь, толпясь у салунов, обступая «осведомлённые источники».

Появление добровольцев вызвало всплеск энтузиазма у одних («Наши! Ура!») и нарастание тревоги у других («Как бы чего не вышло…»).

– Лёньку Шалыта вызвал? – осведомился генрук у командора ОГ.

– Угу, – ответствовал командор.

– Открытым текстом?

– Угу…

– Открытым? – поразился шагавший рядом Помаутук. – Но… тогда же «международники» узнают, где мы!

– А мы и не прячемся, святой отец, – ухмыльнулся Илья.

Лицо чаплана выразило целую гамму чувств – и вдруг озарилось пониманием.

– Ах вот оно что… – протянул Помаутук. – Вы их заманиваете!

– Типа того.

Добровольцы промаршировали на круглую площадь у штаба посёлка, сюда же сбежались его жители – операторы, механики, наблюдатели. Сихали не стал задерживаться – взбежав на высокое крыльцо штаба, поднятого на сваи, он сначала выложил последние известия, а потом сказал:

– Короче! Вооружаемся и спускаемся в рудничный комплекс. Пусть попробуют нас оттуда выкурить!

Местные сразу взбодрились, взревели с воодушевлением – где-где, а подо льдом они «международников-интеров» приветят! Все туннели, все горизонты им знакомы – с закрытыми глазами любой закуток отыщут. Вот и пусть «международники» только попробуют сунуться – огребут по полной!

А в самый пик душевного подъёма в небе глухо засвистело, и прямо на площадь плюхнулся флаер – из-под капота у него били струйки дыма. Вышибив дверцу ногой, надсадно кашляя и матерясь, из кабины вывалился Леонид Шалыт. Кое-как протерев слезившиеся глаза и размазав по лицу жирную копоть, он воскликнул с весёлым бешенством:

– Подбили, гады! Я всех в Нептьюн-Сити навострил, а сам вон не долетел!

Сихали ссыпался по лестнице на площадь и хлопнул расчихавшегося Шалыта по спине:

– Привет! С боевым крещением!

– Авэ, кэйсар… – выдавил генрук АЗО, сипло перхая, – моритури тэ салютант! [63]63
  Ave, Caesar, morituri te salulant! (Лат.) – Здравствуй, цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!


[Закрыть]

– Собирай своих и догоняй, мы – на рудник.

– Что? – Леонид расплылся в улыбке. – «Спина к спине у мачты»?

– А то… Будем крепить солидарность трудящихся!

Вблизи от рудничного комплекса лёд был припорошен серебристой пыльцой – отходы производства. В вентиляционных башнях гудел воздух и редкий пар. Горели на мачтах прожектора. По широкому спиральному спуску, выложенному решётчатым настилом, медленно поднимались грузовики-пятиосники. За их прозрачными кузовами тускло взблёскивал концентрат. Пятиосные вездеходы не были автоматами – в бликующих пузырях герметичных кабин угадывались водители. Потому и рвались в АЗО неработающие «жруны», что могли найти себе дело попроще – исконное, рабоче-крестьянское, не кончая всякие вузы.

Добровольцы протопали мимо – и вниз. Виток за витком, отряд опускался к нижним горизонтам. На глубине километра изрядно потеплело, но дышалось как в остывшей бане. Стены туннелей пушились инеем, фары далёких грузовозов расплывались в тумане.

На нулевом горизонте пелена испарений была ещё гуще, своды туннелей казались пупырчатыми из-за крупных капель конденсата. На анкерах, вмороженных в лёд, провисали кабели, ярко горели полусферы фонарей, освещая уже не лёд, а грунт – первозданную землю Антарктиды. Ничего особенного – крупнозернистый песок да каменное крошево.

– Чем дальше в лес… – проорал Рыжий и ввёл поправку: – Чем ниже в лёд, тем толще партизаны!

Стрежневой туннель метров двадцати шириной уходил далёко-далёко в перспективу, на север, а в сторону гор Тил ответвлялись забои, откуда нёсся несмолкаемый дробный грохот пульсаторов и вой виброизмельчителей.

Водя глазами по вогнутой стене, Сихали сначала не понял, что он видит. Присмотрелся… Пень, что ли? Изо льда торчала расщепленная колода в два обхвата.

– Не пойму, – сказал Тимофей. – Дерево, что ли?

– Оно! – кивнул Шалыт. – Гинкго. Росло миллионов этак пятнадцать лет назад. Или двадцать. Тогда ещё вся Антарктида зеленела, ледник лежал на одних горах Гамбурцева. А потом перешеек с Южной Америкой – оп! – и ушёл на дно. И закрутилось циркумполярное течение, закольцевало Антарктиду так, что тепла вообще не пропускало. И превратился наш континентик в холодильничек…

– Я ж говорю, – воодушевился Рыжий, – чем дальше в лес, тем…

– Это что! – воскликнул бородатый механик со странным именем Кобольд. – В Куин-Элизабет вообще целую рощу нашли! Попилили на дрова и распродали туристам.

– Нам и зверушки попадались, – подхватил генрук АЗО. Страхолюдины! Сплюснуло их льдом, прямо в лепешку раскатало…

– Ага! – хихикнул Кобольд. – Палеонтологи аж в пляс пустились.

– Жалко, что отзеленел ваш континентик, – улыбнулся Сихали.

– И не говори… – погрустнел Шалыт.

Пуская гулкое эхо, на «стрежень» выехал экскаватор-универсал, покачивая сложенными манипуляторами. Посередине туннеля машина развернулась, скрипя гусеницами по камням, и замерла. Её механические «руки» приподняли диски двух стационарных пульсаторов. [64]64
  Пульсатор– насадка для дробления горных пород посредством направленных микровзрывов.


[Закрыть]

Из соседних забоев показались самоходные обогатители-автоматы. Один за другим они выбирались – и занимали места рядом с экскаватором, перегораживая «стрежень».

– Что-то вроде баррикады будет! – прокричал Леонид, перебарывая шум техники. – Давайте, быстро проходим вдоль стен!

Добровольцы поспешили исполнить приказ, возбуждённо переговариваясь на ходу. «Беллинсгаузенцы» Марты Вайсс вовсю ворочали головами, впервые наблюдая горняцкое бытие.

Полтыщи бойцов просочились между запылёнными машинами, и тут же из забоев выбежали роботы-диггеры с ручными пульсаторами, блокируя проходы. Чмокая присосками, на стены полезли многорукие геороботы, поводя тупорылыми лазерами.

– Сорок пять мегаватт, – прокомментировал «механёр» Кобольд и выразился: – Не абы что, но хоть что-то!

Кобольд, несмотря на своё «шекспировское» имя, был истинным русским мужиком и выглядел так же – рослым, несколько сутуловатым, как многие высокие люди, нос сапожком, борода лопатой.

Добровольцы добрели до огромной круглой полости, и заняли позицию на перекрёстке. Лёд тут был выплавлен по форме громадного купола в сотню метров поперечником, он покрывал каменистую поверхность, кое-где блестевшую лужами. В размякшей глине чётко отпечатывались следы гусениц и шаровых шасси, ботинок горняков и протекторов киберов.