Текст книги "Белый ворон"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

24

Когда-то у меня было железное правило читать ежедневно минимум два часа. Причем не «Муму» или «Как закалялась сталь», а совсем другую литературу.

Моя специальность не зоология или металлургия, оттого я вместо этих книжек изучал искусствоведческие. Однако в последние годы веду работу над собой все реже и реже. Палочкой-выручалочкой для отговорок собственной совести служат объективные обстоятельства плюс наличие Студента, коренное изменение традиционных рынков сбыта, а главное – невозможность нормальной работы без учета различных нюансов так называемой политической обстановки. Не очень приятно ковыряться в этом дерьме. В сравнении с политикой запах разложившегося трупа может показаться тонким ароматом дезодоранта «Август», однако бизнес есть бизнес.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы штудировать какую-нибудь книгу по искусствоведению, я почти целый час убил на чтиво дискеты, притараненной Рябовым, а затем, поняв всю серьезность обстановки, мгновенно расслабился. Эта естественная реакция всегда помогала мне сохранять твердый рассудок в театре абсурда, именуемом жизнью.

Отключив компьютер, я откинулся на спинку вольтеровского кресла и подмигнул портрету старого маркграфа кисти Рослина. Тебя бы сюда, великий политик прошлого, подумал я, быстренько сбежал бы позировать туда, где творил в последние годы жизни знаменитый Эль Греко.

Да что маркграф, великие экономисты современности попухли бы своими шикарными мозгами, пытаясь дать логическое объяснение тому, что у нас происходит. Но главное, такой консилиум ни к чему. Оттого, как их логические рассуждения нам менее необходимы, чем презерватив импотенту. Мне сейчас больше выводы одного старинного мастера слова импонируют, который описал непроходимый дремучий лес, где в глухих урманах скрываются зловещие вороны, а от чащоб несет ледяным, перехватывающим горло страхом. Не каждый рискнет зайти в гиблое место, мужество для этого нужно. Да и зачем в него соваться, чтобы зверье в момент разорвало? А куда деться, если уж попал сюда, назад дорога только через реку, бесцельно плыть по которой можно годами, пытаясь спастись от собственного страха.

Мы все читали этого писателя. И даже зубрили его наизусть. Только вот мало кто понял – великий реалист, помешанный на чертовщине, дал описание совершенно фантастического леса, стоящего на берегах невиданной реки. «Редкая птица долетит до середины Днепра». Если разобраться, для многих такие слова должны показаться утверждением явно ненормального, гуси-лебеди, когда бы могли, крыльями у висков покрутили. Этот Днепр не то что птица, муха перелетит.

Однако я знаю: течет фантастическая река у не менее реального леса, еще как течет. И не только по территории, описанной Гоголем, великим провидцем, словно заглянувшим в наше сумасшедшее время; река прорезает пространство одной шестой света, и потому, быть может, редкая птица долетит до ее середины, а зловещие вороны не пытаются выглянуть из непролазных дубовых чащ невиданных доселе на Земле джунглей.

А что на самом деле творится в этих джунглях – покрыто мраком неизвестности, которая порой не поддается никакой логике. Потому что любая логика рассыпается в прах, когда речь заходит об интересах.

Интересы у каждого свои. Хотя кое-что изменилось. Вы даже имеете право покупать валюту в обменных пунктах. Ну купили, а зачем? Думаете, это вам выгодно? Может быть, но учтите, когда попытаетесь с кем-то расплатиться приобретенной даже в государственном банке наличной валютой, менты, при большом желании, тоже могут осчастливить вас лет на пять. Какая тут логика, одни интересы.

Бандитизм вырос, сплошной караул, получите по такому поводу возможность защищать себя. Логично? Еще бы, менты без ствола на улицу не суются, судьям разрешили при себе пистолеты таскать, вот вам и забота партии и правительства, пардон, одного только правительства о простом человеке. Вооружайтесь, граждане, бегите в расплодившиеся оружейные лавки, приобретайте смертоносный товар, обороняйтесь охотничьим ружьем против наглого криминалитета. Только не забудьте, шнырять по улицам с этим гладкоствольным предметом вам возбраняется. Закон такой. Бандиты – они на законы плевать хотели, тем более, что гладкоствольные пукалки их не устраивают, но вы-то свою функцию уже выполнили, а потому добропорядочно чтите.

Закон есть закон, а подзаконный акт куда важнее. И если к вам в дом ломятся грабители, вооруженные, словно подразделение морской пехоты, имеется полное право дать им отпор. Только не забудьте начать оборону словами: «Дорогие налетчики! Одну минуточку, я ведь, в отличие от вас, законы уважаю. А потому подождите, пожалуйста, пока разыщу ключи от сейфа, спрятанные от детей, извлеку из него разобранное незаряженное в обязательном порядке ружье и найду патроны. И только потом приступим к нашим играм по нападению и обороне. Так, хорошо. Автоматы приготовили, чеку из гранаты выдернули? Молодцы, я уже тоже готов вам отвечать беглым огнем с помощью двух патронов. Только вы лучше сдавайтесь, это я пытаюсь, как положено, решить ситуацию мирным путем. В противном случае, если выживу, менты меня до смерти затягают».

Дальше рассуждать не стоит, логика и интерес – вещи несовместимые. Только вот у каждого свой интерес имеется. Спецслужбы в постоянной грызне, еле успевают набивать компроматами чемоданы разных хозяев; прокуратура тоже свой интерес соблюдает, ее водкой не пои, дай какого-то мента прихватить, чтобы доказать, как она стоит на страже законности – эти реалии я просто обязан учитывать.

Особенно, как разные силовые структуры друг друга любят и взаимодействуют. В свое время генерал Вершигора при мне отчитал одного майора и констатировал – для того нет ничего слаще, чем насрать в борщ Управлению по борьбе с организованной преступностью области и службе безопасности всей страны. Так разве тот майор на взаимность не рассчитывает, если соратники по защите всего и вся, от государственных интересов до населения, только успевают подбрасывать в кастрюлю с борщом на конфорке соседей такие куски дерьма, слон их за раз не высрет, хоть закорми его пургеном.

Может, потому до всего остального руки, порой, не доходят. Помню, менты однажды облаву свернули. Правильно, какая может быть облава, если, пока менты чуть было не уперли на борьбу со всяческими преступлениями, налоговая в то самое время на их точки внаглую наехала. Вконец инспекция распоясалась, стала левак изымать с другими бессертификационными штучками, к весам принюхиваться и прочий беспредел творить в чужой вотчине.

Менты с ходу так доблестно встали на защиту своих лоточных рубежей, будто перед тем, как высыпать на улицу, целый день напролет слушали «Вставай, страна огромная». Естественно, войну они повели до победного конца и безо всяких потерь личного состава; если бы бизнесменты половину тех сил на борьбу с преступностью истратили, так она бы задрала лапы вверх еще раньше налоговой.

Словом, подобные ситуации мне только на пользу. И не только мне. О других думать нечего. Они имеют право голоса только на выборах. Так что пусть терпеливо ждут следующих, когда на их голоса многие будут обращать пристальное внимание.

Однако мне не на пользу, что игра идет втемную. Раньше все было проще. А сейчас? Сам черт не разберет, кто кому подчиняется, кто чего хочет, чья крыша надежнее. Лес дремучий на берегах фантастической реки, не иначе. Только деньги разберут, никаких чертей в наших чащах не водится, их давно вместе с лешими разогнали, Бабе Яге при метле цековской разнарядки пинок под зад с комсомольским задором выдали, водяного не сыскать на дне реки при тяжелом камне на шее, и даже Кощей оказался не таким уж бессмертным. Сунулись в этой сказке-реальности наивные менты к полянке, поросшей сладкой ягодкой, на урожай облизываясь, как тут же сверху окрик: «Куда прете, вурлачьи рыла? Вы землянику сажали? Вы других сажайте, только с малинниками поаккуратнее, а эта полянка наша. Молчать, смирно! Все на борьбу с волками, которых нам бить недосуг. Столько делянок в чаще скрывается, успевай только лесные плоды собирать. Они слаще прежних плодов социалистического соревнования». Волки-львы-тигры – тоже не дураки, жрать хотят регулярно и при этом выживать. Только мент на хищника ствол наведет, но он уже вопит дурным голосом: «В кого целишь, позорняк? Уйди от греха. Знаешь, кто эту поляну зеленью засаживал? Я просто урожай за долю малую собираю, козел в погонах. Не базлай чепухи, сам кумекаешь, как мы из клеток обратно на свободу просачиваться умеем. А вообще, какие клетки в дремучем лесу, поехавший? Опусти ствол, думаешь, твой погон самый тяжелый?»

Мент, конечно, так не думает, хотя по желудку колики забегали. Тем более он знает: иногда в самой глухомани такие шабаши творятся, смотреть туда страшно. Погонишься за каким-то браконьеришкой-киллером, а он в кусты шмыгнет, о землю ударится и обернется не конем горбатым, пони-недоноском, а вовсе Иваном-царевичем или просто Иванушкой с виду дурачком, у которого под кафтаном еле погоны умещаются.

Дурак он и есть дурак, поманит стоящего по стойке смирно мента пальцем поближе к чаще, зияющей смертельным холодом даже в солнечный день, и начнет кулаком по пню грохать: «Ах, ты, такой-сякой, мать твою туда-сюда, в рот-перерот тебя, ты когда, сучье вымя, найдешь браконьера лесного, киллера поганого?» Что менту остается делать, кроме «Виноват!» орать?

Если, конечно, он не сильно дурнее того Иванушки, может попросить содействия и ценных указаний. Тогда Иваны лаяться перестают, умные мысли высказывают. А у мента одно на уме: черт с ним, поганым киллером, жрать очень хочется, а на голодный желудок какая к лешему работа? Тем более лешего того замочили прежде, чем водяного.

Иван, который дурак по должности, орет при всем лесном народе: «Паразиты погубили лучшего из нас! Всю шкуру лешего моль издырявила. Никакой пощады бандитам и прочим нарушителям паспортно-первобытного режима прописки. Кладу чью-то голову на плаху, сыщем убийцу за три дня и три ночи. Порукой тому всенародная помощь, боевые традиции, дятлы на деревьях и моя портупея. А если наш лесной дознаватель меня подведет, так при всем честном народе я ему погоны посбиваю и кокарду отыму, пусть он их к плечам и лбу хоть шурупами привертит!»

Народец лесной головами согласно кивает, среди деревьев становится тише-спокойнее, ветер угомонился, буря где-то над фантастической рекой с жиру бесится. Тем более за три дня-три ночи столько свежих трупов среди лесных тропок обнаружилось, кто о прежних вспоминать станет?

Дознаватель, знаток обитателей лесных болот и прочих вонючих мест, не Иван, а потому умный, на шурупах экономит. Ну так, в крайнем случае, отымут у него кокарду прилюдно, как было обещано, а затем втихаря дадут волшебную палочку для выполнения всяких желаний и главным смотрителем определят. Всего леса. До той опушки. Зри, мол, в корень.

Станет беспогонный, но при чине по лесу гонять, Соловья-разбойника волшебной палкой в зад тыкать: «Ты чего, скотина волосатая, рассверистелся, мозгами двинулся, будто тебя с елки голой жопой на Илью уронили? Ты чей обоз, бестолочь, разъербенил, всю его стоимость до копейки выплатишь. Не то в следующий раз сможешь только из той самой жопы звуки с дерева издавать, да и то, если тебя в дом лесных престарелых на полметра под дерн не определим».

Соловей испуганно головой мотает с натянутым на задницу глазом. Илья Муромец расстарался. Разбойник, думал – Илья с ним на бой за закон и порядок вышел, а Илюшенька при кувалде тридцать три года на печи инвалида корчил бессловесного, мослами страдающего, часа своего выжидая. Зато слез с печи в самом что ни на есть законе, ног не обмочив. Что с того Соловья взять, малоумный он с большого дерева и морда у него дебильная. Не такая фотогеничная, как у дурака по должности. Или царевича.

Царевич или еще какие-нибудь сказочные герои, кроме вышеназванного дурака, во всех сказках непременно Иваны. Быть может, потому, что в том дремучем лесу издревле блатные Иванами исключительно главарей кличут на своем воровском языке.

Но менту от этаких коллизий не легче, он полянки попроще захватывает – ягода, правда, мелковата, волк при ней облезлый какой-то или лев с выбитым клыком, но что поделаешь. Каждый сверчок в непролазных дебрях свое место знает, что захватил, то и уберешь. Или тебя уберут, как кому повезет. На чужой урожай пасть не раззевай! Тем более, на самые обильные полянки. Тут растут деньги Иванов одного ведомства, тут собирает урожай другое. Иногда, правда, они друг друга стрелами одаривают, однако сами почему-то целыми остаются, а всходы с каждым годом обильнее и обильнее, оттого, что под прущим из лесной земли изобилием все время свежее удобрение. Не какая-то неведомая химия, могущая вызвать аллергию даже у царевичей-королевичей, а естественная – трупы списанных в тираж львов-волков. И все прекрасно, на их место желающих полным-полно, только успевают со всех сторон сползаться.

В стороне остается мудрый ворон, крылья, правда, белые, но в глухой чаще его не видно. Может быть, он и попитался бы падалью, да где ж успеть, если на нее столько желающих? Страж лесной, воитель за справедливость и тот порой не успевает к приварку за ягодой.

Ничего страшного, вон у краюшки леса какой-то тип робко пытается грибок сорвать, побыстрее его в лукошко сунуть – и назад с колотящимся от страха сердцем. Грибы в лесу дремучем никто не жрет, мутаций всяких ядовитых и без них хватает, да и нагибаться за такой мелочью лень, а может, просто руки не дошли, когда не успеваешь все лесные дары перемолачивать. Однако порядок есть порядок.

Прихватывает мент проклятого расхитителя народного лесного добра и визжит во все горло: «Попался, наконец, погубитель. Вот кто подрывал корни нашего богатейшего леса, расшатывал во все стороны дубы-березы и воровал у народа не хватающие ему для полного изобилия радиоактивные грибы. Ату тебя! Колись, сука, что еще натворил, а то я тебе за пазуху для полноты подвышечного счастья самолично грибов напихаю. Значит это ты занимался в лесу разбоем, совершал поворот могучей реки и посылал вражеские сигналы во все стороны?

Колись, мы и так все знаем. Редкая птица, говоришь, долетит до середины, самоубийца явная? На той птичке, между прочим, и дактилоскопия это непременно докажет, отпечатки твоих пальцев с трупным указателем под ногтями по поводу найденного неподалеку скелета мамонта, стоявшего на страже пропавшего главного художественного достояния нашего родимого леса в виде картины „Иван-царевич пежит Василису Прекрасную на сером волке“.

Ты на меня затравленно не смотри, думаешь, нам неизвестно, кто прокладывал в экологически чистой чаще вредный всем зеленым, а также другим помешавшимся на той зелени газонефтепровод, контролируемый мафиозной группировкой в твоем лице?

И хоть со страха обосрись напоследок, но вещественных доказательств по маковку елки, на которой ворон клюв чистит. У нас есть неубиенные доказательства, как ты, злодей окаянный, лизал заграничный сапог ядерной контрабандой и государственной тайной по поводу самовозгорающегося телевизора, за полученные вражеские кредиты брал хабаря с-под размещений заказов, открывал рынки сбыта в любимый лес всякому залежалому с времен нашей гражданской войны ихнему говну и затрахал до смертоубийства лучшую пограничницу овчарку Свобода имени Анджелы Дэвис.

Если тебе, вражина, всего этого мало, можем и про твои подвиги былые вспомнить, начиная со всенародного кровопускания времен коллективизации-менструации, а также большевистско-фашистской агрессии от тайги до британских морей. Уразумел, подлюга, замахнувшийся на самое святое, – на независимость родимого леса от объективных обстоятельств и субъективных факторов стихийной напасти в виде бесконечных осадков при полной засухе?

Потому приговор тебе будет строг и суров, так как я поставлен здесь на страже законов родимых непролазных дебрей не для того, чтобы каждый засранец-оборванец считал: он рожден, чтоб сказку сделать былью. Это уже до тебя произошло, ярый начальник организованной преступности.

Ладно, я сегодня добрый, нажратый от пуза. На тебе один гриб, подавись от моей щедрости. Его вместе с рентгенами на всю твою семью хватит, потому что каждый должен жрать исключительно по чину. Или должности. А за такую больше чем сказочную доброту станешь мне стучать, какие еще сволочуги, кроме тебя, на наше народное грибное достояние решат посягнуть».

Такие вот сказочные ассоциации вызвали рябовские документы. Реальные факты, конечно, вещь упрямая, однако расстановка сил мне еще не ясна. Сетовать на природную глупость не приходится, да и как может быть иначе, если министр, к примеру, орет: законы у нас паршивые. Допустим, тем более он сам, депутат, эти законы вместе с другими придумывал. К тому же, военные в парламенте – это исключительно наше изобретение.

В общем, до встречи с Бойко делать окончательные выводы рано. Мало ли что можно подумать, размышляя над таким незначительным в сравнении с другими вопросом: отчего штрафы разных фирм за одни и те же нарушения отличаются самым удивительным образом? Или кто является диспетчером разделений потока валюты в нашем замечательном городе, в котором даже морское дно – исключительно из золота. Спасибо, конечно, я Рябова знаю, просто так он бы меня компьютерной мозаикой не развлекал, однако одного все-таки Сережа знать не может, хотя бы потому, что не сидел рядом со мной и генералом Вершигорой в одной засидке.

Я пробежался пальцами по базе телефона «Панасоник» и нежно поздоровался с Мариной:

– Ты уже проснулась?

– Нет. Сплю.

– Получи выговор без занесения в личное дело.

– Слушаюсь. Могу я надеяться…

– Можешь. Отделаешься только этим. Твое фото с доски Почета пока решено не снимать.

– Кем решено?

– Собранием профсоюзного актива фирмы… Значит так, разыщи Бойко. Пусть ждет меня в офисе. Срочное дело.

– У тебя все в порядке?

– Что ты имеешь в виду?

– Голос какой-то возбужденный. И это после такой бурной ночи…

– Спасибо, Марина. Докладываю – вверенное тебе тело не сильно пострадало. Мои потери ограничиваются тремя палками, а ущерб – засосом внизу живота в форме небольшого кровоподтека. Дальнейшие вопросы пресекаю. У меня мало времени.

Выйдя из кабинета, я успел первым прореагировать на засаду Педрилы. Не животное, а самый настоящий тренажер, заставляющий постоянно находиться в боевой готовности. Расслабляться для профессионала – означает готовить себя к поражению, а мне это не улыбается. Вот почему я сумел достойно отразить персидскую агрессию, однако улетевший метров на пять выродок привлек своим наглым воплем дополнительное подразделение по уничтожению моих нервных клеток.

– Ты уже освободился? – прискакала на котячий визг подмога с прекрасно наложенным макияжем.

– Готовь завтрак, – не позволяю жене задавать вопросов по поводу моих взаимоотношений с остальным животным миром. – Кстати, последний раз ты меня просто побаловала. В тебе гибнет кулинар.

– Спасибо, – неожиданно обрадовалась супруга.

– Да. Хлеб и соль получились просто изумительными.

– Вот и будешь их жрать, – прошипела почти по-кошачьи жена.

– Успокойся, я пошутил. Давай побыстрее, у меня много дел.

– Конечно, успел очередную сучку вызвонить, к ней рвешься?

– Рвусь. Только учти, какова кормежка, такова отдача. Сама понимаешь, мне для такого дела дополнительные силы понадобятся. Я же всю ночь трахался, ты не забыла? После такого напоминания Сабина улетела с моих глаз еще быстрее, чем Педрило, хотя, в отличие от кота, я ей не придавал ускорения с помощью ноги.

Ничего, в следующий раз встретит меня радостно, словно Прага вторично советские войска. Зато я раз и навсегда, по крайней мере до Гарькиных именинок, пресеку дурацкие подозрения. В самом деле, разве может быть иначе, когда у меня на уме одни заботы о нашем сыне. Именно поэтому до встречи с Бойко я явлюсь на вызов наконец-то появившегося у меня командира. И вообще, какие могут быть более серьезные проблемы, чем спонсорская деятельность в виде ремонта одной из средних школ?

25

Попивая кофеек в ожидании Бойко, я невольно похвалил себя за предусмотрительность, а затем моментально закатил сам себе строгий выговор. Правильное решение. Если хочешь еще чего-нибудь добиться в этой жизни, ты просто обязан постоянно оставаться недоволен собой. Пусть другие полагают, какие они умные и фартовые, но стремящийся одержать верх в схватке просто обязан изначально считать себя глупее любого противника.

Нечего заниматься процессом самолюбования. Оставим это дело директорскому корпусу. Не всем, конечно, однако один директор сейчас от счастья может скакать по собственному облезлому кабинету верхом на колченогом кресле. Ремонт я ему гарантировал. Естественно, с долевым участием других спонсоров. За такое господин директор не то что разрешит моему сыну изучать Пушкина, но и сам может в честь спонсора на каждом углу декламировать Баркова: «Пров Фомич был парень видный, в среднем возрасте, солидный, остроумен и речист, только на х… был нечист». Может, это и преувеличение с точки зрения соцреализма, моюсь я регулярно, однако, кажется, барковские стихи так и просятся стать эпиграфом моей жизни.

Несмотря на скромный образ бытия, эта самая жизнь кому-то даже очень неплохо известна. Представляю себе, сколько людей копошились в прожитых мной годах, какое досье имеется у господина Петровича, если он столь блестяще разыграл карту с давно, казалось бы, позабытой Олей и даже сумел просчитать мою реакцию. А я, дурачок, сперва неправильный вывод сделал, затем на его противников грешил. Ничего, дорогой товарищ, постараюсь оправдать твое высокое доверие и доказать, как близко от моей реакции до эрекции на ваши блестящие методы работы.

Бойко влетел в кабинет стремительно, словно полководец, примчавшийся к императору, чтобы лично доложить об одержанной победе, а главное – получить за нее венок из лавра, самого любимого цвета почти всех людей в стремящихся стать цивилизованными странах.

– Ну, Игорек, мы рождены, чтоб сказку сделать былью? – полюбопытствовал я, наливая ему кофе. – Вижу у тебя пламенный мотор не только вместо сердца, но и в заднице.

Бойко тут же опомнился, придав себе вид солидного, уставшего человека, слегка недогорбившего последние силы, выполняя мое задание.

Он, не торопясь, стал разминать сигарету, чтобы и таким образом немного потянуть время, однако подобный маневр мог бы произвести впечатление исключительно на некурящего Рябова.

– Ты завершай этот театр, – замечаю в ответ на потуги Игоря раскатать табак под тонкой бумажкой, – а то от нетерпячки мочевой пузырь лопнет. У тебя, естественно.

– Что ты хочешь этим сказать? – соизволил ответить руководитель пресс-группы.

– То, что ты понял, – отрезаю, прикуривая сигарету без предварительной разминки. – Ладно, Игорь, считай, больше сегодня ты меня уже ничем не удивишь. Даже если предъявишь документы, свидетельствующие о работе Хлудова на разведку африканского племени хочу-торчу. Наверняка, мечтаешь в книгу рекордов Гиннеса попасть; а как же, единственный зафиксированный в мире случай, когда человек размял американскую сигарету.

Бойко улыбнулся и спокойно бросил так и не прикуренную мальборину в пепельницу.

– Итак, по порядку, – приступил к докладу Игорь, – хотя работу группы еще нельзя считать полностью завершенной, но один любопытный факт есть. Хлудов, конечно… Пробы ставить негде, однако раньше он был совсем другим…

– Ты свои перлы кому-то еще поведай, – не позволяю Бойко нарываться на повышенную оплату за проведенную работу. – Это я без тебя знаю.

– Интересно, вел поиск параллельно со мной, что ли? – нагловато заметил Игорь.

Об информации, раздобытой Рябовым, я не собирался ему говорить, потому будто бы не обратил внимания на менторский тон Бойко.

– Нет, Игорек, просто меня заинтересовало одно обстоятельство. Звание Хлудова. Старлей, и вдруг такими делами занимается. Только неведомо мне отчего. Если едва начал карьеру, приступил к ловле преступников, то значит молодой жрет явно не по чину, а такое непозволительно. Но когда он столь профессионально действует, то с ходу возникает вопрос: почему Хлудов, ну, хотя бы не капитан?

Игорь смотрел на меня без тени удивления. Правильная реакция, он бы скорее выкинул на лоб брови, если бы я не задал такой вопрос после логического вывода по поводу размятой сигареты.

– Хлудов был честным ментом, – скороговоркой понес Игорь исключительно для того, чтобы я ему еще чего-то не поведал, а затем не сделал донельзя логический вывод: хреново работаешь, все это и без тебя знаю.

– Честным? – сохраняю маску полного безразличия, а про себя вспоминаю содержимое всего одной дискеты из моей обширной коллекции.

– Вот именно. Потому он и остался старлеем. Ничего, скоро в капитаны выбьется. А тогда… Молодой был, глупый. Поверил в эти бредни, на которых его воспитывали. Перестройка. Социализм с человеческим лицом. Нормы морали. Обновленное…

– Короче…

– Короче, когда Хлудов начинал карьеру, он рьяно взялся за дело. Дальше некуда. Подробности нужны?

– Нет.

– Знаешь?

– Нет. Просто опиши в общих чертах. Мне ментовские рефлексии без особой надобности.

– Пожалуйста. Хлудов потянул такой конец из клубка, что его начальника моментально поставили в позу «мама моет пол». Уверен, у того до сих пор жопа ноет. Еще бы, какой-то паршивый лейтенантик порывался взять объяснение у самого Власова…

– Понятно. Но не то главное…

– Вот именно. Только не говори «короче». В общем, со временем Хлудов поумнел. Причем настолько, что сравнительно недавно…

– А именно?

– … в прошлом году возглавил одну очень интересную шайку-лейку. Сразу после перевода в областной отдел. Он работает просто блестяще, наверняка звание полковника скоро заслужит.

– Знаю я, как он работает. Сам убедился на примере фирмы «Олли». Вывод?

– Очень прост. Хлудов выполняет, если так можно выразиться, функции того же киллера. Только от его действий головной боли ни у кого, кроме жертвы, не прибавляется. Напротив… Понимаешь?

– Еще бы. Если, к примеру, кому-то сильно мешает производственная деятельность, скажем, банкира Иванова…

– Вернее, Илюшенко…

– Иванова, Игорь. Только Иванова или Пупкина. Илюшенки нам без надобности. Фамилия какая-то не фартовая, один в могиле лежит, другой с должности Генерального прокурора прямиком за решетку отправился… Да, так вот, зачем грубо мочить, ладно, твоя взяла, не банкира Иванова, а, скажем, директора некой фирмы Пупкина? Это же тут же на труп орлы из прокуратуры-ментуры слетятся. Начнут версии отрабатывать: кому это Пупкин костью поперек горла стоял? И что делать? Вызывать начальника орлов на ковер, приказывать или полунамекать, попадать хоть в какую-то зависимость? Зачем? Все можно сделать гораздо тоньше.

На фирму Пупкина налетает борец с экономической преступностью, выполняющий свои прямые обязанности, а нарушений там, как у всех, значит, Пупкина можно тормозить любыми законными способами. В крайнем случае, на тридцать суток усадить. Фирму разгромить. Нужного результата достигнуть. Всем нужного. Конкурент Пупкина от счастья светится, никакого киллера не требуется. И дело в висячку не попадает, а совсем наоборот, старлей раскрыл самое настоящее преступление, о котором можно докладывать в победной реляции. Кто по-настоящему руководит Хлудовым, тот является диспетчером ударной ментовской работы по спецобслуживанию. И кто же это, Игорек?

– Тот, кто принимает заказы.

Я пристально посмотрел на Бойко.

– Говорил же, мы еще не завершили работу, – нашелся руководитель пресс-группы, – однако вполне вероятно… Нет, лучше промолчу.

– Отчего?

– Если ошибусь, потом воспитывать будешь. Если догадка подтвердится, скажешь, что просто угадал. А у меня люди с ног сбиваются.

– Ясно. Другого ответа от умного человека ожидать не приходится. Рябов с тобой связался?

– Да.

– Ну, теперь вам всем полегчает. И чего там осталось сложного? Выяснить у хлудовских жертв, кто, с их точки зрения, постарался из конкурентов, провести небольшой анализ по заказчикам и выйти на диспетчера.

– Вполне может оказаться, что он сидит в столице, – не согласился Игорь.

– Подумаешь, Сережа, если потребуется, его и под землей достанет. Так что особых лавров эта операция тебе не принесет.

– Не скажи. Я ведь должен учитывать многие обстоятельства. Вплоть до интересов сторон.

Похоже, Бойко не знает, что нести, лишь бы я не решился оценить его титанический труд слишком дешево.

– Какие интересы, Игорек? Сам понимаешь, на кого эта группа едет. Конечно, здорово, когда указания руководства совпадают с интересами диспетчера. Однако как ему быть в случае, если эти ЦУ интересам не соответствуют – пусть у него голова болит. Вот почему пресловутый диспетчер наверняка взял за правило исполнять фирмы, не имеющие серьезной крыши. Вроде такой, как у господина Ланды. Иногда, конечно, если кланы начинают грызню, неприятности могут начаться даже у фирмы, в процветании которой заинтересованы самые разные структуры – менты, гэбешники, прокуратура, не говоря уже о всяких менее силовых министерствах и прочих ведомствах… Короче говоря, Игорек, благодаря твоему визиту я принял очень важное решение. Когда завершишь свою разработку, откровенничай по этому поводу с Рябовым.

– Почему так? – переполошился Бойко.

Еще бы. Вдруг потом припрется ко мне за наградой, а в ответ услышит: ты с Сережей работал, пусть он тебе башляет. А у Рябова материальное положение не лучше, чем у Кости. Оба провинились, на общественных началах пашут. Ничего, если все пройдет гладко, я им премию выпишу. Гораздо выше заработной месячной платы.

Вопрос Бойко я оставил без внимания. Как же, жди, стану тебе колоться, что мы с Сережей были вынуждены для пользы дела поменяться ролями. Хорошо, что у нас взаимозаменяемость никогда не сказывается на конечных результатах производственной деятельности. Он вместо меня или я на его месте – оба работаем на совесть.

Именно эта пресловутая совесть командовала моей рукой, отпирающей сейф.

– Должен тебя огорчить, Игорь. Германская операция завершена.

– Почему огорчить в таком случае?

– Клиент попросил перекинуть купленный у нас товар на Запад, если сам не справится. Со мной он не связывался. Следовательно, наши услуги ему ни к чему, а значит дополнительные десять процентов за них остались лишь в мечтаниях… Оплату за товар я был вынужден принять недвижимостью, однако тебя мои затеи не касаются. Товар был оценен в пятьсот штук, получи под расчет честную долю своей команды. Только отмечать это событие вы будете после разрешения Сережи. Он, наверняка, вас к прежней деятельности вернет, когда рука бойцов перо держала. Кстати, Игорь, какие цветы носит на могилу бабушки Хлудов?