Текст книги "Белый ворон"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

21

Не знаю, зачем понадобилось Рябову, чтобы я столько времени торчал под присмотром Марины, однако прекрасно понимаю – вовсе не для того, чтобы генеральный директор фирмы не отвлекал Сережу от подготовки к предстоящей охоте. Рябов продумал все. Пока я спокойно попивал кофеек в шалашике из камыша, не чувствуя холода в теплющем охотничье-рыбацком костюме «Сильстар», Вершигора вместе с другими охотниками пер пешкодралом в поисках зайцев, наматывая на свои сапоги добрые комья жирной осенней земли, пропитанной щедрыми дождями.

Изредка слышались редкие хлопки выстрелов, подтвердивших мое убеждение: несмотря на все старания, наши доблестные колхознички так и не завершили труды по переселению зайца в Красную книгу с помощью химикатов. Хотя нет, это многолетние усилия государства по сохранению природы наконец-то дают результаты. Вот что значит кропотливая работа по возрождению животного мира. Заводы-фабрики стоят, в море гадость не льют, оттого рыбы стало больше. Колхозникам тоже не до жиру, им впору приобретать не химические удобрения, а пресловутую полку, на которую даже вставные зубы давно просятся.

Короток осенний день. Часа через два темнеть начнет, самая пора для перелета утки, не прохлопали бы охотнички вечернюю зарю, гоняясь за зайцами. Они же, наверняка, не понимают, отчего Рябов такую нетрадиционную охоту устроил. Только ради генерала Вершигоры. Он же двинутый на всяких условностях. Какой нормальный человек станет пешком выискивать тех зайцев, да еще днем?

Порядочные охотники спокойно садятся в джип, оснащенный мощными фарами на специальной раме, и мчатся по полю среди ночи. Вот это охота; только успевай перезаряжать ружья. Все обстоит как нельзя лучше. Дичи полно, положительные эмоции – налицо и на лицах охотников, получивших удовольствие при полной сохранности сил.

Разве можно сказать, что эти самые силы сберег господин генерал, наконец-то подгребший к шалашику? Еле ноги волочит, пар из-под ватника и ушанки прет, словно там у него чайники спрятаны, зато лицо, перемазанное потом и грязью, донельзя счастливое. Еще бы. Зайца добыл, даже лапы ему перевязал крест-накрест, согласно старинному охотничьему обычаю.

– Ну что? – полюбопытствовал Вершигора, опускаясь рядом со мной.

– Лета пока нет. С полем вас, господин генерал. Такого крупного русака добыли. Старого. Можно подумать, тебе новых русачков мало.

– А ты чего без ружья? – пропускает мою шпильку генерал, переламывая стволы своей «ижевки» без эжекторов. – «Пятерки» достаточно будет?

– Лучше «нулевку» ставь. Оно надежнее.

– А ты смотреть станешь?

– Да нет. У меня тоже дрымбалка имеется.

– А, пистолет. Другого оружия не признаешь.

Хотелось сказать Вершигоре, чтобы он отдал распоряжение своим ментам: а ну, быстренько разройте могилу бывшего прокурора для эксгумации, чтобы я лично мог убедиться – в голове покойника две дырки от пуль, выпущенных из карабина, брошенного наемным киллером. Каким именно? Тем, что с пистолетом на утку ходит. Только алиби у него железное, а замечательному прокурору лучше места не сыскать. Однако вместо этого киваю на продолговатый футляр орехового дерева, где лежит единственное оружие из моего арсенала, на которое есть разрешение. Что бы я делал без него – ума не приложу, наверное, ходил бы с рогатиной.

– Чехол у тебя богатый, – замечает генерал, заряжая ружье «единичкой».

– Зато пушка – так себе, – заметил я, извлекая из футляра свой ствол. Что ни говори, любой мужик при виде хорошего оружия тут же проявляет заинтересованность. Даже генерал Вершигора, который этого добра за свою жизнь нагляделся. Однако, я уверен: такого ствола ему не доводилось видеть.

– Ты чего это с карабином на утку? – только и сказал генерал, не отрывая взгляда от моего оружия. Эх, генерал, генерал, охотничек-любитель, как многие менты, отчего ты простой, как мыло? На других не похож, ватник у тебя самый обыкновенный, колхозный, ружье – средней паршивости, можно подумать, ты не видел экипировки всяких лейтенантов-капитанов? Да они за день охоты полуторадолларовыми патронами спокойно высаживают не получаемое месяцами жалование, а ты? Зайца добыл, бумажная гильза, и тем счастлив.

– Ты же знаешь, какой я стрелок, – отвечаю на генеральский запрос, – к тому же, хотя ствол этот отечественный, нашими патронами я его заряжать не собираюсь. И оптика здесь – будь здоров.

– Ну да, – на всякий случай посмотрел в небо Вершигора, однако, кроме низких тучек, ничего более интересного в нем не выискал. – Я тебе байку одну расскажу. Сидят утки, прилетает к ним еще одна. Спасайтесь, говорит, охотники идут. Какие? Страшные-страшные, отвечает. Одеты, как на бал, стволы у них золотые. Сидите, командует старая утка, это не охотники. Тут другая пролетает. Улетаем, кричит, охотники идут. Одежда порвана, стволы ржавые. Тикаем, это, значит, опять старуха-утка голос подает. Вот это настоящие охотники.

– Ты, генерал, свои байки кому-то другому говори, – поморщился я. – Выйдешь в отставку, топай в любой оружейный магазин. Там все, как на подбор, отставники. Будешь такие байки дурным клиентам заправлять.

– Каждая байка свой смысл имеет, – после этих слов мне показалось, что начальник Управления по борьбе с организованной преступностью пока не мечтает о новой должности при магазине.

– Только не твоя. Не видел, чтобы кто-то с ржавым ружьем ходил. Вот ты, генерал, на ствол мой смотришь, однако если его зарядить нашими патронами, то поперечник рассеивания пуль от пяти выстрелов на стометровую дальность составляет восемь сантиметров. При стрельбе патроном «винчестер» – четыре. Разницу улавливаешь?

– Так чего ты с таким оружием ходишь? Взял бы «винчестер». Наше говоришь? Что-то я такой красоты среди советского оружия не встречал.

– На, смотри клеймо, ты же без доказательств даже на охоте не можешь. Это «МЦ-125».

– Рассказывай. Это же не карабин, ювелирное произведение. Я наподобие как-то в музее видел. Старинный.

– Ты сюда смотри, а не на орнаментную чеканку, – переворачиваю оружие «горбушкой» магазина вверх. – Можно подумать, твое старинное ружье – самозарядка с роторным магазином, а ложа инкрустирована лимонным деревом.

– Тебе этот лимон, наверное, когда еще в лимон обошелся? – усмехнулся генерал. – Мне такое не по карману.

– А зачем оно тебе? Настоящие охотники со ржавыми стволами бегают, сам говорил… Ладно, генерал, что, мне некуда бабки девать? Это ружье – подарок.

– Мне пару дней назад тоже подарок предлагали. В столице, – усмехнулся генерал. – Только боюсь я данайцев, а других как-то не встречал.

Вершигора снова уставился в небо, однако я его примеру не последовал. Если Рябов гарантировал, мы сможем палить исключительно по самолетам, в этом сомневаться не приходится. Еще немного времени, генерал остынет окончательно, начнет зубами постукивать в своем старом вытертом снаряжении – и все будет, как надо.

Рассказывать ему, почему мне такой карабин подарили, не стану. Он же в небо взовьет от негодования, шалаш проломит, все самолеты распугает. Прикупил я партию стреляющих изделий, как всегда заплатил, не торгуясь, вдобавок, чтобы в следующий раз за мной бегали шибче, чем за другими клиентами, одарил старинным золотым брегетом совсем не такого генерала, как Вершигора. Если вправду, то от клиентов у того генерала отбоя нет: не он бегает, а совсем наоборот. Однако я до того сумел понравиться Вооруженным Силам России, что генерал одарил меня карабином.

Он-то думал, эта красота попадет в руки какого-то шейха, оттого что я нацепил на себя маску посредника. Мне не реклама требовалась, по причине природной скромности, а всего лишь некоторые предметы самозащиты.

Генерал знал, что делал, когда клиента карабином одаривал. Торговцев оружием развелось куда больше новоявленных шейхов, тем более по всем республикам бывшего Союза распихано столько разнокалиберной стрельбы, на третью мировую войну хватит. Нужно же куда-то девать это оружие, хотя бы потому, чтобы подчеркнуть, до чего теперь у всех поголовно исключительно миролюбивые цели. Даже если их рассматривать через оптический прицел.

Дураки говорят, что военные тупые. Как бы не так. Поступок генерала в который раз доказал, как легко совмещается погон с коммерцией в новых исторических условиях. Жаль, Вершигора этого никак понять не хочет.

– А кто тебе карабин подарил? – не дождавшись уток, Вершигора приступил к своей основной деятельности.

– Если это допрос, буду отвечать только в присутствии адвоката.

– Ну, какой допрос? Мы с вами просто беседуем. Исключительно, как со свидетелем, – принял игру генерал.

– В таком случае сообщите номер уголовного дела, против кого и когда оно было возбуждено… Ладно, генерал, скажу тебе по секрету. Если мое имя не всплывет на суде. Аналогичный ствол был подарен еще кое-кому. Один из них – твой явный клиент, зэк по фамилии Хонеккер. Можешь еще допросить Его Величество короля Испании Хуана Второго или товарища Фиделя Кастро, а также некоторых других охотников. Подождешь, когда они завершат трудовое участие в своих «Военохотах» – и вперед, шли повестки.

– Тебе тоже пришлю, – замечает Вершигора. – В конце концов нужно получить объяснение, кто в тебя целил.

– Давай, пока не замерли, другую цель отыщем, – миролюбиво предложил я, извлекая из рюкзака завернутую в плотную фланель флягу.

– Под стать ружью, – кивнул Вершигора.

– Еще бы. Восемнадцатый век, у Кастро такой точно нет.

– А внутри коньяк столетней выдержки?

– Стану я поить великого охотника с ржавым стволом такой гадостью. Теплое вино агромадной выдержки, прямо из «Трактира». Сил придаст, а коньяк моментально согреет, но потом еще холоднее станет. Держи стакан.

Сунув в руку Вершигоры одноразовый пластмассовый стаканчик, я наполнил его еще теплым вином, нащупал в рюкзаке точно такую же тару и щедро налил себе.

– Ни пуха ни пера! – осушаю до дна свою посуду.

– Это точно, – мрачно посмотрев в небо, опрокинул в себя стакан генерал.

Вот и все, через несколько минут господин генерал будет готов к беседе вовсе не на отвлеченные темы. Фляга-то старинная, с фокусом, это я как антиквар знаю. Предназначена специально, чтобы пить даже с очень подозрительным человеком. Пусть из его посуды, значения не имеет. Главное достоинство фляги – два резервуара с вином под серебряной оболочкой. В один, чтобы порадовать собутыльника, можно насыпать яду, а из второго безбоязненно пить самому. Какие подозрения, элементарная вежливость: наливаешь сперва приятелю, потом слегка прокручиваешь горлышко фляги и плескаешь себе. Проглотить вино не успеешь, а собутыльник уже ничего не хочет. Ни повторить, ни дышать. Прекрасное изобретение, главное – положение горлышка не перепутать.

Я этого явно не сделал, хотя травить ядами Вершигору вовсе не собираюсь. Захотел бы, так тару тем же коньяком зарядил. Однако ни коньяк, ни водка, ни ликеры для моего варианта изначально неприемлемы. Вершигора мне живым еще долго будет нужен, а препарат под названием «СП-72» можно растворять только в вине.

Если честно, у меня имеется аналог этой таблетки, известный в спецслужбах как «СП-36». Только из уважения к генеральским погонам я Вершигору более мощным попотчевал. Еще минутка – и генерал дойдет до кондиции. Это только в американских боевиках гнусные кагэбешники какого-то доблестного героя Билла пытают, а тот молчит, словно его настоящая фамилия не Смит, а Кошевой. В реальной жизни при большой надобности никаких орудий пыток и прочей громоздкой чепухи, вроде детекторов лжи, не требуется. Немного вина, крохотная доза препаратика «СП-72» – и человек становится гораздо откровеннее, чем стоило ожидать, элементарно засунув в его зад раскаленный паяльник. А главное, в отличие от ситуации с паяльником, отойдя от винца, он даже не вспомнит, о чем болтал во время дружеской беседы.

Прекрасное изобретение, в который раз доказывающее, что понятие «советский гуманизм» не было пустым звуком; представляю себе сколько жоп оно оставило в целости-сохранности.

Где-то вдалеке хлестнул дуплет, но Вершигора даже не прореагировал на звук выстрелов. Он смотрел на меня умиротворенным взглядом помутневших глаз.

– Слушай, генерал, сколько твое ружье стоит? – задал я очень важный вопрос.

– Восемьдесят рублей.

– Конфискат?

– Нет.

– А «клоповник» у тебя откуда, знаешь?

– Нет.

– Кто тебя контролирует?

– Министерство.

– Микрофоны его работа?

– Скорее их. Точно не знаю.

– Кто они?

– Гады.

– Зачем я вам понадобился?

– Убей гада.

– Кого именно?

– Саблю. Ты не согласился.

– Почему надо убить гада?

– Законопроект. Счетная палата. Они всю страну угробят.

– Кто подставил Ланду?

– Не знаю.

– На кого работает Хлудов?

– На Арлекино.

– Кого он слушается?

– Петровича.

– Должность Петровича?

– Аппарат президента.

– Конкретно?

– Администрация. Один из помощников главы.

– Звание?

– Генерал-полковник. В отставке.

– Конторы?

– Был.

– Арлекино прикроет Гуся?

– Может.

– Арсена?

– Нет.

– Кто твой человек в команде Гуся?

– Майор Нестеренко. Глубокое прикрытие.

– Кличка?

– Квач.

– Конспиративная квартира?

– Улица Некрасова, 7. Вторая квартира. Вторник нечетный каждого месяца.

– Время?

– Семнадцать-восемнадцать.

– Связь?

– Нет.

– Экстренная связь?

– Объявление. Конечная остановка сорок четвертого трамвая. Пропала собака. Возраст – время. Окрас – место. Порода – сложность ситуации.

– Чего ты хочешь?

– Квач вместо Гуся. Выйти на Бобона, Оряху, Казю. Накрыть всех.

– Арсен?

– Пока нет. Он приведет к поставщикам. Героин.

– Арлекино?

– Нет.

– Почему?

– Ты отказался.

– Кто меня проверяет?

– Петрович.

– Я отказался. Что ему нужно?

– Кто сильнее – ты или он.

– Кто он?

– Арлекино.

– Зачем?

– Убить Саблю. Ты или Арлекино.

– Победитель получает все?

– Да.

– А если я опять откажусь?

– Арлекино не откажется. Беги.

– Почему?

– Арлекино убьет.

– А если я уберу Арлекино, а потом откажусь?

– Нет.

– Убьют?

– Не дам. Беги.

– Куда?

– Туда. Куда все.

– Петрович гад?

– Хороший. Они гады.

– А Арлекино?

– Тоже.

– Кто рекомендовал меня Петровичу?

– Не знаю.

– Тебя спрашивали?

– Да.

– Что сказал?

– Ты можешь убить гада.

– Саблю?

– Да.

– Настоящая фамилия?

– Не знаю.

– Зачем Петровичу устраивать соревнования между мной и Арлекино?

– Ты отказался. Объективное обстоятельство.

– Проверка на характер?

– Так решил Петрович.

– Если бы согласился, меня бы все равно проверяли?

– Да.

– В меня стрелял человек Арлекино?

– Нет.

– Кто?

– Не знаю.

– Мне сейчас грозит опасность?

– Нет.

– А когда?

– Если не накроешь Гуся. Он нападет. Береги Квача.

– Арлекинская работа?

– Да.

– Почему бы ему сразу меня не убить?

– Тебе дали шанс. Используй его.

– Или?

– Беги.

– Если справлюсь, Петрович уберет Арлекино?

– Нет.

– А кто?

– Ты. Или он тебя. Нельзя отказываться.

– Я прошел проверку?

– Почти.

– Почему так?

– Никому нельзя верить. Аксиома.

– Что получит Арлекино?

– Пароходство.

– Все?

– Нет.

– Совладелец контрольного пакета акций?

– Да.

– Что получу я?

– Все.

– Конкретно?

– Что скажешь.

– А если мне ничего не нужно?

– Так не бывает.

– И все-таки, повторяю, мне ничего не нужно.

– Сабля победит. Это конец. Тебе тоже.

– Что он будет делать?

– Контролировать страну.

– Всю?

– Да.

– Петрович может меня обмануть?

– Нет. Он хороший.

– Отчего тогда он не спасет Арлекино?

– Арлекино – гад. На нем кровь.

– Действует самостоятельно?

– Да.

– А Петрович?

– Петрович недоволен.

– Почему Петрович рассматривает кандидатуру Арлекино для предстоящей операции?

– Он ложится в масть. Садист.

– Если я уберу Арлекино и соглашусь, Петрович будет рад?

– Да.

– А если все получится наоборот?

– Ему все равно. Лишь бы сдох Сабля.

– Ты позволишь меня угробить?

– Нет.

– Почему Петрович полностью не доверяет Арлекино?

– Он гад. Никому нельзя верить.

– А мне?

– Можно.

– Почему?

– Ты не переметнешься.

– Петрович знает?

– Да.

– Его настойчивость вызвана этим обстоятельством?

– Нет. Ты лучше Арлекино.

Мне кровь из носу нужно было задать еще несколько вопросов, но левый глаз лежащего на боку Вершигоры дернулся, и я тут же поведал:

– В общем, ружье твое так себе. И главное, где эти утки? Давай еще по стакашке…

Генерал закрыл глаза. Мне только оставалось прилечь рядом с ним и захрапеть в унисон.

– Ну и охотнички, – растолкал нас Рябов. – Всю зорю продрыхли. Ладно, генерал набегался, а ты чего?

Начальник Управления по борьбе с организованной преступностью протер глаза и уставился на меня с явным подозрением.

– Что за вермуть ты нам подсунул? – вызверился я на Рябова. – От одного стакана голова кругом пошла.

– Ты пил это вино стаканами? – даже в сгущающихся сумерках видно, как перекосилось лицо у Рябова. – Я же предупреждал. Это не рислинг или траминер. Херес двухсотлетней выдержки. Его наперстками пьют!

– А, любимое вино Фальстафа, – потираю затылок. – У меня от твоего царского напитка, как коты во рту насцали. Слушай, Сережка, кто из нас специалист по древностям, ты или я? Ну забыл, ну и что?

– Нет, – заметил Вершигора, пристально глядя на меня. – Ты не забыл.

– Правильно, – поддержал его Рябов. – Ты такой же, как тот жирный Фальстаф. И здесь решил крутизну доказать. Пусть это вино другие наперстками пьют, а мне стакан нипочем.

– Ты, Рябов, не выступай, а то в морду въеду, – иного ответа от меня никто из присутствующих не ожидал.

– Хорошее вино, – сказал генерал. – Слушай, у тебя маленько не осталось? Как ни старался Вершигора, однако я заметил: он, словно невзначай, сунул одноразовый стаканчик в карман ватника.

– Есть немного, – покачиваю в воздухе серебряной флягой.

– Ну так не жилься, отлей, – потребовал генерал, вытряхивая из пластмассового термоса остатки чайной заварки.

– Ну да, такое вино портить, – возмутился Рябов. – Вкус опоганишь своей пластмаской.

– Правильно, – поддерживаю коммерческого директора. – Бери вместе с флягой. Только не зажиль ее, она дорогая. Да и повод будет к тебе зайти.

Вершигора снова пристально посмотрел в мою сторону, однако я протягивал ему посуду с видом абсолютного безразличия. Больше того, сумерки сгустились настолько, что вполне можно было даже язык высунуть, и генерал вряд ли такую реакцию заметил.

Точно так поступил бы на моем месте новоявленный директор фирмы «Виртус». Однако я не Костя, глупостей делать не собираюсь. Тем более, что генеральскую реакцию предвидел. Еще бы, столько лет друг друга знаем. И стаканчик, и фляга с остатками вина, которое мы пили, лежат в моем рюкзаке. Генерал даже не подозревает, какие изумительные копии умеют делать мастера-беженцы по индивидуальным заказам. Настолько индивидуальным, что о них не знает сам доктор искусствоведения Дюк. Следовательно, по-настоящему генерал мог бы насторожиться только в одном случае. Если бы я не потребовал вернуть посуду. Пусть этот новодел мне ни к чему, но иного поведения от человека, помешанного на старинных вещах, Вершигора не ждет.

22

Советский разведчик Козловски прибыл в Москву после выполнения задания в районе Гудзона и принялся отдыхать по-русски. Он с тоскливым видом накачивал самовар собственным сапогом, отбивая такт ногой в портянке, и катил по слегка небритой щеке слезу, вторя патефону «Калинка-малинка-калинка моя» с английским акцентом. У задней стены донельзя захламленной комнаты под портретом главнокомандующего Брежнева на кровати с панцирной сеткой лежала тетя в явно кустодиевском вкусе.

Если бы наш дорогой Ильич сумел взглянуть из рамы на кровать, он, несомненно, с ходу понял: одной ляжкой подруги разведчика Козловски можно наконец-то выполнить Продовольственную программу, тем более, что в планы отдыха советского супершпиона секс пока явно не укладывался. Он, правда, успел выпить добрый жбан водки, закусить его миской черной икры и даже потренькал на балалайке. Кто знает, быть может, для занятий любовью этим русским требуется постановление их маразматического Политбюро? Вероятно, именно такой вопрос мог возникнуть у американцев, смотревших устаревший боевик «Схватка у Гудзона», где наше родимое КГБ отчего-то все подряд именовали СМЕРШ.

Нащупав пульт, я отключил видеомагнитофон. Не дай Бог, дальнейшее развитие науки и техники одним стерео не ограничится; того глядишь, со временем можно будет не только лицезреть шпиона на экране телевизора, но и унюхать запах его портянки. С американцев станется, они своими изысками по части натурализма особо нервных заставляют блевать. Как и красный шпион Козловски, я сейчас отдыхаю. Правда, без самовара и балалайки, здесь такой роскоши нет. Икры, водки и всего прочего хватает, зато явная напряженка с портянками. И девицами в кустодиевском духе. Снежана как-то непохожа на эту гору мяса, символизирующую, по режиссерскому замыслу, нашу женщину. Не зря мне с детства внушали, как капитализм сходит с ума от зависти к советскому народу. Правильно, подумал я, выпив рюмку «Смирновской», такой жир под названием женщина скорее в Америке встретишь, чем здесь. А их режиссер, увидев Снежану, раскатал бы губу еще чувственнее и сексуальней, чем шпион Козловски при виде портрета дорогого вождя.

Снежана легко коснулась кнопки «Панасоника», и из динамика полилась музыка, даже отдаленно не напоминающая «Калинку». Глядя на бывшую фотомодель, которая, медленно извиваясь, выползала из длинного серебристого платья, я внезапно почувствовал, как подействовало на меня искусство. Еще бы, ведь в конце концов это почти конспиративная квартира; где-то вдалеке от нее работает мой резидент под личиной директора фирмы «Виртус», а его жена – самая настоящая связная, хотя о своей главной роли не подозревает. Секс – глубокое прикрытие, явка – моя дача, связь – производственная необходимость. А сексуальная связь – самая настоящая конспирация.

Кроме явно шпионских устремлений, стараюсь доказать делом свой высокий идейно-моральный уровень, политическую грамотность и преданность идеалам всей жизни. Ведь не зря возле ворот моей дачи застыл гипсовый пионер с поднятым горном, целясь этим музыкальным инструментом в облупившийся зад статуи девушки при весле над изрядно выцветшим транспарантом «Жить и работать по-ленински».

К сожалению, у меня пока так не получается. Единственно, чем я похож на вождя мирового пролетариата, так это отсутствием трудовой книжки. Потому что когда-то, подобно Ильичу, считал где-то работать ниже своего достоинства, но жить по заграницам, копируя скромный быт вождя революции, так и не получилось. Остается одна надежда на помощь Снежаны, пусть она на Надежду Константиновну не очень похожа, так и я на товарища Крупского не сильно смахиваю. Глядя на трусики, медленно сползающие с точеных ног связной, я отчего-то перестал думать о вожде революции. А куда он денется, как там раньше пели: «Ленин в тебе и во мне»? Оригинально, конечно, однако, в отличие от Снежаны, мне не светит даже помечтать забеременеть таким счастьем.

Как ни крути, физиология у нас разная, несмотря на усиленную песенную пропаганду былых лет. Крутит Снежанка просто замечательно, все больше дразнящими бедрами, однако и грудь на месте не стоит. Именем революции и конспирации, командую себе, опрокинув еще одну рюмку водки, и закусываю крохотным малиновым соском, нежно проводя по нему кончиком языка.

Что за жизнь, ведь для других людей уединение с прекрасной женщиной – обыкновенная человеческая радость, а мне даже на секунду нельзя забывать: задыхающаяся в моих объятиях Снежана – своеобразный почтовый ящик между засланным в тыл врага Костей и его шефом. Это еще ничего, представляю, как бы мог измениться мой вкус, если бы директор фирмы «Виртус» решил воспользоваться связью через парикмахерскую «Анатолий». Признаюсь честно, такой подвиг даже мне не по силам. В конце концов я ведь не московский коллега Ленчик, отчаянный бисексуал, давший путевку в эстрадную жизнь смазливому мальчику. Насчет мальчика Ленька предпочитал не распространяться, пусть даже тот мелькнул на экране какого-то фильма в роли со словами. Что-то вроде: «Писать подано…» Зато одну девчушку Леня окружил таким вниманием – дальше некуда. Она наверняка подумала: влюбился, пень старый, и стала вить из антиквара якорные канаты.

И навила эта нынешняя звезда программы «Золотой микрофон» и прочая лауреатка, призерка, вафлерка. Она думает, для Леньки главное – постоянно закреплять ее успех новыми клипами. Еще бы, при таком голосе девушке не на эстраде скакать перед зрителями, а за закрытой дверью сортира кричать «Занято», даже если никто к ней в кабинку не ломится. Я-то понимаю, что хозяину «Карфагена» требуется. Исключительно потешить свое тщеславие. Не удивлюсь, если он во время какого-то фестиваля не выдержит, когда эта телка под фонограмму завоет, выскочит на сцену, отнимет у ведущего микрофон, уставится в телевизионную камеру и заорет: «Смотри, страна, кого я трахаю!»

Я себе такого не могу позволить. Вовсе не оттого, что моя жена за Снежаной охоту устроит, а по причине конспирации. Потому и не обращал особого внимания на щебетание подружки, однако стоило ей перейти от темы высокой моды к своей семейной жизни, как мои уши мгновенно превратились в высокочувствительные локаторы.

– Мой благоверный такой скандал закатил, – поведала Снежана. – Тарелку разбил. От сервиза. Каждый день одно и тоже. Сквалыга, выбирает посуду подешевле – и об пол.

– Представляю, что он при этом рассказывает…

– Не говори. И про развод, и о тебе.

– Интересно.

– Имущество, говорит, будем делить. Совместно нажитое.

– Да, вам явно адвокаты потребуются. Вы же почти целый месяц совместно наживали все. Как тут разделить нажитое, сам Плевако не рассудит.

– А еще каждый раз меня изводит. Жалко ему, что раньше от тебя не ушел. Его фирма стала давать большие доходы.

– Да, Костя не дурак.

– Зато тебя он только так именует.

– Серьезно?

– Честное слово. Говорит, этот дурак еще пожалеет, что со мной связался. Я ему даже морду бить не буду. Конкуренцией раздавлю, как…

– Как кого?

– Как таракашку, в лучшем виде, – процитировала Снежана.

– Пусть богатеет, – снисходительно бросаю в ответ вместо того, чтобы поклясться: приложу все силы, но фирму «Виртус» разорю, а ее директора пущу по улицам в одном исподнем. – Тебе же лучше. Начнете делиться, фирма пополам пойдет. Это я точно знаю. В общем, чем твой козлик рогатый больше намолотит, тем тебе выгодней.

– Да ну его. У меня ты есть.

– Не скажи, дорогая. Вдруг завтра со мной что случится? А у меня семья.

– Если случится, мне все равно.

– Глупости говоришь. Ты уже школу закончила, научись думать. В конце концов лишними бывают только болезни, а не деньги. Он действительно стал хорошо зарабатывать?

– Кричит: через год будут оборачивать сто миллионов в месяц. Но я его немного знаю. Он завтра может заявить, что уже двести миллионов вертит. Только трепаться может. Грекам тоже обещал – всех поубиваю. Потом сидел тихо. Как мышь полевая.

– Да, он, конечно, натворить может. Однако подскажу тебе одну идею. Даже если фирма по какой-то причине сгорит, твоя доля не пропадет. К сожалению, и его. Только причина должна быть объективной. Не как-нибудь.

– То есть? – отчего-то заинтересовалась только что бескорыстная Снежана.

Я прикурил специально сигарету, чтобы еще раз просчитать ситуацию, а затем ответил:

– Ему нужна страховка.

– Есть.

– Ты имеешь в виду, что фирма застрахована?

– Конечно. Он даже похвалялся, что у него такая крыша. Стоит пальцем пошевелить – и тебе голову снесут.

– Ну, раз он такой умный, значит сделал то, о чем я тебе хотел сказать.

– Что именно?

– Он же теперь самостоятельный человек. Бизнесмен. И не просто, а крутой. А по-настоящему крутой обязательно страхует торговый оборот. Причем не здесь, а за границей. Тем более, его фирма, как написано во всех рекламах, совместное предприятие.

– Как это сделать?

– Зачем тебе знать? Пусть у Кости голова болит.

– Она у него заболит. Если по ней дать бутылкой. Ты же сам говорил, что я должна научиться заботиться о себе.

– Это тебе нужно?

– Да.

– В таком случае, получи подарок. Прямо сейчас.

Выдвинув антенну телефона, который подслушать невозможно, я запросто связался с господином Лео Крамером.

– Ленька, ты где сейчас?

– В самолете, – ответил мой американский адвокат. – Лечу в Европу, как раз…

– Это пока неважно. Ты надолго?

– Целых два дня. Сам знаешь мое расписание. Сэр, как насчет прибавки?

– Сколько?

– Успокойся, я пошутил. У нас, американцев, здоровое чувство юмора.

– А у нас разговоры по телефону к вам втрое дороже, чем если бы ты набрал мой номер. Потому слушай… Секунду!

Я прикрыл мембрану рукой и спросил:

– Снежанка, а вдруг Костя не согласится?

– Я ему не соглашусь! – мгновенно показала зубки прелестная женщина, и с ходу стало ясно – несмотря на крутость Кости, она может повлиять на него с помощью элементарной логики или сложного агрегата под названием мясорубка. Только замахнется, Костя на четыре кости упадет. Лучше, чтобы до этого не дошло.

– Леня, тебе позвонят. Нужно застраховать торговый оборот одной фирмы. Я выступаю гарантом.

– Сколько?

– Миллиона три.

– Сделаю.

– Только не откладывай в долгий ящик.

– Ты меня знаешь.

– Вот именно. Но поясняю, фирма-страхователь должна быть очень солидной, а не наши лепетутники.

– Понял.

– Проблемы?

– Какие проблемы, если ты выступаешь гарантом? Как я себе понимаю, в случае прогара твоей фирмы страхователи могут сперва скачать бабки… с кого?

– Ну, скажем, с государства.

– … а потом расплатиться с клиентом?

– Пусть будет так.

– По поводу твоего предложения, боюсь, возникнет очередь. Даже если предстоит страховать тележку с хот-догами, – хохотнул мистер Крамер.

– Хорошо. Договорились. В гости приедешь?

– Извини, вашего быта нормальный человек не переносит. Может, ты к нам?

– Может быть. Пока, будь здоров.

Снежана смотрела на меня с таким восхищением, словно я был фокусником, вокруг которого бегают на побегушках всякие Коперфилды и прочие Кио.

– Вот тебе визитная карточка господина Крамера, – извлекаю из бумажника черный квадратик с золотым тиснением. – Можешь смело общаться с ним на международном русском языке. Однако учти, подписывать договор не имеешь права. Только твой рогастик.

– Если нужно, он свое завещание подпишет, – решительно ответила длинноногая красотка. – Скажи, а действительно такое может быть?

– Все может быть, – пожимаю плечами, – однако, как мне кажется, в самом неудачном раскладе полтора миллиона баксов ты получишь. Жаль только, что и Костя… Но без него нельзя. Черт с ним, пусть подавится. Я точно когда-нибудь подохну от своей доброты.

Снежана обвила мою шею руками и так активно стала выражать благодарность, что на секунду мне показалось: я вполне могу протянуть ноги и от ее бурных действий, если только быстро, а главное – квалифицированно не отвечу взаимностью…