Текст книги "Белый ворон"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Пролетевшая ночь осталась в прожитом. Проводив Снежану к машине, я пожелал ей счастливой семейной жизни, несмотря на грозящий развод, и несколько минут смотрел вслед ярко-красным габаритам «джипа», уплывающего в темноту. С удовольствием глубоко вдохнув воздух, явственно попахивающий приближающимся морозцем, отдаю салют гипсовому пионеру, а затем по-панибратски похлопываю по мощному бедру его соседку с веслом.

Откуда-то из недр памяти пришло бодро-пионерское: «Будь готов!» – «Всегда готов!». Так оно и есть, старая закалка стоит многого. Я действительно постоянно наготове. Страна могла бы гордиться мной, одним из миллионов винтиков, прокручивающихся на своем месте в гигантском драндулете, мчащемся ко всеобщему счастью убогих.

Всегда готов! Чего стране надо? Строить коммунизм, ехать за границу на танке, трахать Пашу Ангелину для размножения Павликов Корчагиных и Морозовых, отдать жизнь на благо хрен знает кого? А, уже не надо, уже за совсем другое светлое будущее нужно бороться? Все равно всегда готов! Как все остальные, копошащиеся в слегка изменившихся декорациях все того же театра абсурда.

Ничего, ребята-демократы, как любит говаривать генерал Вершигора, я вам устрою представление, режиссеры наглые. Творцы очередного всеобщего счастья, привыкли нитки смыкать, кукловоды хреновы, чтобы всякие-разные арлекины дергались в нужном направлении. Теперь сами задергаетесь…

Соловьиная трель радиотелефона не позволила мне сравнить себя с героем, закрывающим собственной грудью пулеметную амбразуру. И никакого преувеличения, я готов к такому подвигу. Но не раньше, чем сумею убедиться: в пулемете уже нет патронов.

– Отдохнул? – раздается в мембране заботливый голос Рябова.

– Иди к черту! Я работал, – говорю чистую правду, однако Сережка отчего-то коротко хихикнул.

– Рябов, ты мне не веришь?

– Мне бы так работать, – теперь он почему-то вздыхает.

– Не получается?

– Контингент другой.

– Кто именно?

– Новый год не за горами. Хочу позаботиться о рождественском гусе.

– Ты его уже впежил?

– Не ревнуй. Я в офисе. Где Марина?

– Дрыхнет. Вот как она выполняет твои ценные указания…

– Правильно делает. Но если ты недоволен, в другой раз…

– Нет, Сережка. Я человек патриархальных наклонностей.

– Как сказать. Помнишь близняшек?

– Это исключительно, чтобы доставить тебе удовольствие. И потом, они же были как под копирку, что значительно облегчило мою задачу.

– Ладно, сделай мне еще одно удовольствие… Только молчи. Я в офисе.

– Еду. Марину брать?

– Не стоит. Пусть от тебя отдохнет.

– Интересно, а кто мне сварит кофе?

– Он уже готов.

Я вышел за ворота, украшенные транспарантом с призывом брать пример с вождя, построившего самое справедливое в мире государство. Правда, по законам этого государства за такую жизнь и работу, которые вел сам Ильич, ему засветили бы почти все статьи Уголовного кодекса, но… Сильные пишут законы, чтобы их выполняли слабые. Невесть откуда взявшаяся «Волга» подкатила ко мне, сыто урча ровно работающим двигателем.

– С добрым утром, Саша, – сказал я. – Давай, вылазь из-за руля. А то, понимаешь, уже забыл, как в машине скорости включаются.

Насчет скоростей я немного преувеличил. Потому что ровно через полчаса, лихо влетев во двор, остановил «Волгу» возле контейнера. Несмотря на письменное предупреждение о том, что в первую очередь мусорник обслуживает исключительно ветеранов труда, в нем рылись две личности, чей возраст пенсионным можно назвать с большой натяжкой. На такое явное нарушение социальной справедливости я никак не прореагировал и отправился прямиком в кабинет коммерческого директора. Рябов с ходу протянул мне гигантский термос с таким торжественным видом, словно вручал переходящее Красное Знамя по итогам социалистического соревнования за третий квартал.

– Я тебя подстраховал, – напустил на себя таинственный вид Сережа, пока я дегустировал собственноручно приготовленную им полову под названием «мокко». К счастью, Рябов способен на большее, чем сотворить из отборного кофе отвратительное пойло.

– Подстраховал? Понятно, – спокойно реагирую в ответ. – Представляю себе, как пришлось выкручиваться. Сабина – тот еще фрукт, деликатесы, вроде гусиных потрохов, с ней сравниваться не могут. Даже если этого гуся жарить с помощью деревянного Арлекино.

– Он не такой уж деревянный. Иначе все было бы проще.

– Рассказывай.

– А ты мне ничего не хочешь сказать?

– Например?

– Как прошло свидание с Вершигорой?

– Не менее плодотворно, чем с супругой директора фирмы «Виртус». Рябов недовольно засопел, однако я умею выдерживать линию поведения не хуже коммерческого директора.

– Значит так, – принялся доказывать Сережа, что он мне все-таки подчиняется. – Гусь не явился на стрелу с Челноком. Это плохо.

– Почему?

– Исполняет вид страха. А сам… Вот чего я к тебе Марину приклеил. Теперь ему не до жира.

– С Арсеном поцапался?

– Как бы ты хотел? Они давно на ножах. А тут Арсен берет под охрану фирму прямо на его хуторе. И при этом… Ладно.

– Так что при этом? – При этом Арсен сказал Гусю, что тот не в состоянии отогнать от фирмы паршивых ментов. На «Олли» намекал. У Арсена свои понятия. Зато у Гуся свои. Он ведь знает, на кого шестерит старший лейтенант Хлудов.

– На Арлекино, конечно.

– Когда узнал?

– Еще раньше, чем ты назвал его имя. Арлекино – не Арсен. С ним будет сложно.

– Что по генеральской линии?

– Кроме министерства, Вершигорой руководит кто-то из аппарата президента. Пока все. Я боялся привлечь внимание.

– Это правильно. Даю наколку. Петрович. Кличка или отчество – не знаю. Теперь я начну откровенничать. Арлекино приказал Хлудову наехать на «Олли». Исключительно, чтобы сцепить нас с Гусем. Однако эта птичка вместо того, чтобы после совета Арлекино подставиться и показать, кто он есть, спрятала головку свою мудрую под крыло. Боится?

– Осторожничает. Но на Челнока он пытался надавить.

– Ну и как?

– Челнок не церемонился. Гусь потерял двух человек. Не это главное. Курки – дело наживное. Это не авторитет. Упадет, не подымешь. Гусь теряет лицо, потому в любой момент может сорваться. Чтоб доказать свою состоятельность.

– Он ее в гробу будет доказывать. Чем можем, поможем. Тем более, именно этого добивается Арлекино.

– Вот чего он…

– Да. Сам находится в тени. Знаешь, кто руководит Арлекиной? Твой уровень пресловутый. Вершигорой, кстати, тоже. Видишь, я же говорил, опасно отказываться от генеральских предложений.

– У Вершигоры свой интерес.

– Не выясняй. Тем более для Вохи есть работа. Пусть отвлечет на себя Квача.

– Это, кстати, о генерале?

– Не радуйся, больше не скажу. У меня даже явка их есть. Только если кто-то на ней появится, Квач обязательно генералу доложит. Вершигора по такому поводу нас на рыбалку пригласит. Чтоб за охоту отблагодарить.

– Понял.

– Квача работать нежно. С завтрашнего дня.

– Что ты задумал? – чуть ли не застонал Рябов. – Опять?

– Именно так. Даже тебе в этом признаюсь. Пойми, я может, и не стал бы сворачивать Гусю шею. Однако наш уровень ожидает только такой реакции. Вместе с Арлекино. Тебе придется согласиться – другого выхода нет.

– Так я тебе и поверил. Ты же сам хочешь. Как всегда. Удовольствий ищешь?

– Считай, они меня сами нашли. Элементарная самооборона, не больше того. Если перепуганный Гусь активно замашет крыльями, он первым меня найти может. Больше того, Гусь уже готовится к драке. Я Арлекине такой радости не доставлю. Он сам попрет на меня, если Гусь попадет на сковородку.

– А зачем Арлекине это? С тобой что случится – и ему не жить, – сомневается в моей искренности Рябов.

– Здесь не жить, – отвлекаю внимание Сережи. – Однако, если Арлекино не справится, ему не жить вообще. По крайней мере, я так понял.

– Что ты еще понял?

– Многое. Но главное, в который раз подтвердилась старая истина: лучшая защита – это нападение. Тем более, наша пауза была значительной.

– Больше ничего сказать не хочешь?

– Нет, Сережа.

– Тогда будем считать совещание законченным.

– Я сам решу, когда его завершать, – вспоминаю губернаторский урок. – Ты давай, докладывай.

– О работе Бойко? – нагло щерится коммерческий директор.

– Не твое дело.

Рябов, откинувшись на спинку кресла, смотрел на меня так, словно я одолжил у него год назад целый доллар и теперь нагло собираюсь его окончательно зажилить.

– Ладно, Сережка. Чего я должен тебе объяснять то, что ты и без меня давно понял.

– То есть? – перестает надуваться мой ангел-хранитель.

– Арлекино. Сам говорил…

– Ну говорил. Да, Арлекино подталкивает Гуся разобраться с тобой. Усиленно. При том подставляет его. Анонимно, конечно, гранатками… Что из этого следует, мне пока не ясно.

– А другое тебе ясно?

– Обижаешь. Я ведь был у тебя дома. Данные уже там. На столе у компьютера.

– Сережка, что бы я без тебя делал? – замечаю без тени иронии и в знак благодарности не прикуриваю сигарету. – Я тебе подарок сделаю. В ответ на спокойное поведение по поводу моих гусиных пристрастий.

– Догадываюсь, – лишний раз подтверждает Сережа, что мы давно научились понимать друг друга без лишних слов. – Я тебе тоже.

Порывшись в столе, Сережа извлек из него коробку с патронами.

– На, ты просил.

– Ну, Рябов, не ожидал, – возмущаюсь я. – Так ты и партнеров своих конторских напряг.

– Береженого Бог бережет, – серьезно ответил Сережа и добавил: – Как всегда. У них по поводу Арлекины свои соображения. Этот скот-извращенец давно внимание привлекает. Жаль, они его пригреть не могут. Ничего, пока Гусь свое рыло приподымет, Арлекино морду потеряет. Он спокойно в стороне сидеть не будет.

– То есть?

Хитро усмехнувшись, Рябов доказал, он умеет играть на нервах собеседника не хуже меня:

– Представляешь такую картину: в заднице Арлекино поселился еж?

– Вполне. Я в твоих способностях уверен. Можешь не продолжать. Не удивлюсь, если узнаю: Арлекино начнет мечтать о еже в заднице, вместо того, что ты ему пристроишь.

– Видишь, а ты был недоволен. Друзья они друзья и есть.

– Партнеры и друзья, разницу чувствуешь? – пытаюсь удержать на месте самомнение Рябова, однако мои примочки на него действуют столь же успешно, как рябовские – на его руководителя.

– Но самая главная радость у тебя состоится очень скоро, – мечтательно закатывает глаза Сережа.

– Интересно, какая? – нарочно подыгрываю ему за примерное поведение.

– Домой поедешь. Тебя там заждались.

– Рябов, ты мне просто завидуешь. У семейной жизни есть свои прелести. Кстати, тебе давно пора жениться. Тем более, законы по этому поводу стали гораздо демократичнее. Костя собирается разводиться. Я тебя с ним обвенчаю.

– Чего еще ожидать от человека, регулярно живущего с Педрилой? – пробормотал Рябов и добавил серьезным тоном:

– Едь домой, только сильно не расслабляйся. Такие дела предстоят.

– Что ты хочешь сказать?

– Имею в виду день рождения Гарика. Попробуй сказать, что я не прав?

Я все-таки прикурил сигарету и лишь затем сказал:

– Ты всегда мог предугадать мои действия. Но не до такой степени. Спасибо, Сережка.

– Если ты такой добрый, могу в дальнейшем попросить разрешение на взаимодействие с группой Бойко?

– Считай, ты его уже получил.

Другой бы на месте Рябова успокоился. Однако Сережа, пользуясь моей добротой, продолжает развивать успех:

– Как ты думаешь, отчего они замыкают на тебе Арлекино?

– Кто его знает…

– Ты знаешь, – безапелляционно заявляет Рябов. – Охотничек…

– Между прочим, Сережа, результаты той охоты могли быть и более значительными. Вершигора мне больше байки рассказывал. С тобой он куда откровеннее. Мне сейчас отчего-то вспомнилось одно старинное охотничье поверье – если ствол ружья смазать кровью ворона, оно бьет лучше.

– Пока, как говорит наш вахтер, не вкурил. Но… Да ты же просто так в сортир не ходишь.

Я молча вышел из кабинета. Последние слова Рябова доказали: он чересчур плотно работает и с исполнительным директором концерна «Олимп». Нетрудно догадаться, господин Котька любит характеризовать мой образ жизни фразой, которую произнес напоследок Рябов.

23

К моему великому удивлению, попав домой, я не угодил в засаду Педрилы. Зато выскочившая навстречу Сабина явно копировала поведение другого четвероногого по кличке Трэш. Клыками, правда, не лязгала, зато в ее глазах мерцала неукротимая ярость, отличающая бойцовскую собаку от комнатной шавки.

– Дорогая, ты прелестно выглядишь, – делаю комплимент и скоропалительно добавляю: – Если начнешь брызгать вокруг себя слюной, появятся дополнительные морщины. А ты ведь так похорошела в последнее время, даже поправилась. Наверняка, скоро тебя не подымет грузовой лифт нашего универмага.

Результат последовал мгновенно. Вместо того, чтобы сыпать несправедливыми упреками, Сабина выпучила глаза до такой степени, словно она, к моей радости, уже находилась на пути от электрического стула до преисподней.

Мое безмолвное счастье продолжалось недолго. Глаза супруги вернулись на место, и она открыла рот, выдав своим нежным голоском традиционный набор обвинений. То, что ее муж прибыл в родные стены прямо из постели какой-то сучки, было самым слабым из них.

Спокойно подождав окончание прокурорской речи, я вполне откровенно заметил:

– Обманывать тебя ниже моего достоинства. Мы с Рябовым сидели в офисе.

– А до того, конечно же, ты употреблял какую-то девку. Не думай, что я ничего не понимаю. Сейчас начнешь своим словом бравировать, рассказывать-божиться, как я не права.

– Ты такого, конечно, не допускаешь.

– Допускаю. Еще как допускаю! И понимаю, что ты про себя подумаешь. Ты же никогда никого не обманываешь. Скажешь – не трахал, значит так оно и есть. Значит просто-напросто вафлил какую-то курву.

– Дорогая, что за выражения? По-моему, ты переобщалась с нашим сыном.

В глазах Сабины мелькнул неприкрытый огонек злорадства.

– Кстати о Гарике. Тебя снова вызывают в школу.

– Не может быть. Ребенок стал читать Пушкина, чего еще этой училке нужно?

– Теперь тебя вызывает не преподаватель, а директор. Доигрался?

– Ну что ты. Я этого добивался.

Сабина чуть снизила свой боевой пыл и с удивлением посмотрела на меня.

– Дорогая, – говорю как можно нежнее в благодарность за то, что от темы моих любовных подвигов она перешла к более спокойной, – просто мне хочется, чтобы наш сын закончил школу отличником.

– То есть?

– Гарик хорошо учится. В принципе. По-моему, он вполне достоин золотой медали. Хочешь, чтобы она у него была?

Наивный вопрос. Сабина, как каждая помешанная на своем чаде мамочка, уверена: ее ребенок достоин всех медалей в мире, даже Олимпийских, зачем тогда говорить о какой-то школьной бляшке.

– Интересно, как ты это сделаешь? Скажешь директору, что Гарик прекратит декламировать Пушкина взамен золотой медали? Учти, этот директор…

– Извини, что перебиваю, однако мне особо учитывать нечего. Понимаю, директор самый крутой из всех, с кем до сих пор доводилось встречаться. Он, понятное дело, попрет на меня буром, однако я тебе отвечаю: уже через минуту он будет смотреть в мои глаза и бить хвостом по полу не хуже Трэша перед кормежкой. Кстати, его покормили, вольер надежно закрыт?

На мой вопрос Сабина не ответила, потому что ее военный порыв улетучился со скоростью запаха отечественных духов через несколько минут после их применения. Нашими духами моя жена никогда не пользовалась. У нее появились другие радости в жизни. В последнее время подействовать на мои нервы для жены еще слаще, чем свинье вываляться в навозе.

– Ты ему пару копеек дашь? – иронично спросила Сабина.

– Нет, конечно. При такой постановке вопроса ты бы с ним давно подружилась. Однако, как исходит из ваших слов, мадам, этот парень на ваши подарки не слишком ведется. Кроме них, ты на большее не способна.

– Ну да, мне же есть с кого брать пример, – выпалила Сабина. – Я тебя знаю. Может, скажешь, мне нужно было поступить, как ты любишь делать. Чтобы на одного директора стало меньше.

– Вовсе нет. Гораздо дешевле дать человеку то, о чем он мечтает.

– Не получится.

– Еще как получится. Допускаю, он взяток не берет. Такие больные на голову пока не перевелись и даже занимают посты без справки из дурдома. Однако я его куплю всего одной фразой. Он же, наверняка, на своей работе помешан – ах, детки, ах, школа. Пусть ему будет приятно, а Гарику – медаль.

– Интересно, что ты можешь сделать?

– Ремонт. Какой директор об этом не мечтает? Поняла, дорогая? А теперь, если ты успокоилась, то тоже кое-что должна для меня устроить.

– С утра ты никогда не ешь. Значит, кофе, – улыбается Сабина.

– Смолы ему горячей, – раздался из-за двери голос моего наследника.

– Гарик, иди сюда, – не поворачиваю головы и краем глаза замечаю, как к нашему семейному кругу присоединяется мелкий аспид.

Это еще ничего; гораздо хуже, что на руках у Гарика сидит Педрило. Кот смотрел на меня так плотоядно, что, кроме школы, мне срочно захотелось не только отремонтировать зоопарк, но и досыта накормить всех его обитателей, включая директора.

– Ты почему дома?

– Пока не пойдешь к директору, меня в школу не пустят, – радостно поведал приблизившийся сынок, а Педрило тут же попытался достать меня когтем.

Отойдя чуть в сторону, командую:

– Выкинь это волосатое говно за дверь.

– Облезешь. Это мой кот.

– Нет, мой. Мне его Костя подарил, чтоб он… Ладно. Если не хочешь, чтобы завтра у камина рядом с медвежьей шкурой лежала Педрилина…

После начала торжественного обещания Педрило улетел за двери, не успев мявкнуть на прощание.

– Ты должен немедленно ехать в школу, – напомнила о моих отцовских обязанностях жена.

– Папуля, можешь не спешить, – присоветовал сын.

– Что, им Пушкин не понравился? – выясняю причину моего вызова на ковер.

– Я же говорю – они дурные, – начал давать оценки своим учителям Гарик. – Не учил стихи – плохо, учил – плохо. Сумасшедшие на голову идиоты!

– Значит так, дорогие мои. В школу я сегодня не отправлюсь – это, как говаривает сын юриста, однозначно.

– Тебе на нас наплевать, – взвизгнула жена.

– Правильно, – то ли поддержал ее, то ли приветствовал мое решение сын.

– Сабина, быстро свари кофе, – озадачиваю супругу.

Действительно, куда мне спешить, подумаешь, Гарик в школу ходить не будет, тоже еще беда, если золотую медаль я ему, можно сказать, почти обеспечил.

– Папуля, – ласково отирался возле меня сынок, – а я им такие стихи читал. Не только Пушкина. «На кладбище ветер свищет, нищий снял штаны и дрыщет…»

– Так вот отчего меня вызывают в школу! – картинно закатываю глаза. – Ты отвратительно учишься, классику перевираешь. Ведь Александр Сергеевич писал:

 
Буря воет, ветер свищет,
От мороза треск идет.
На могиле нищий дрищет,
Говно падает, как лед.
 

– Я больше не буду, – точно так, как его дружбан Костя, на всякий случай покаялся сынок и полюбопытствовал: – А что ты мне подаришь на день рождения?

– Один подарок ты уже заработал.

– В школу не пойду?

– Нет. Держи часы. Настоящий «Лонжин». Золотой. Дядя Вова просил передать. Его на твоих именинках не будет.

– Ну и черт с ним, – отчего-то не огорчился по поводу отсутствия Саблезубого на своем юбилее Гарик.

Правильно, дядя Вова часы передал, чего еще требуется? Гарик – не певец Лещенко; он полагает, что на своем торжестве вполне обойдется без самого господина Коробова.

– А что бы ты хотел получить в подарок от меня?

Ни на секунду не задумываясь, Гарик выпалил:

– Новый скейт!

– Знаешь, я тебе уже другой подарок приготовил, – огорчаюсь по поводу своей недогадливости. – Это дом. Самый настоящий дом.

– А зачем он мне? Давай лучше скейт! – точно, как это изредка делаю я, пожимает плечами Гарик.

– Не скажи. Когда-нибудь дом пригодится. Кроме того, дом – своеобразный якорь жизни. Пусть у тебя будет собственность. Только собственник может считать себя свободным человеком.

– Хорошо, согласен. Беру… Папуля, сам подумай, мне сейчас дом пока рано. Я еще маленький. Скейт нужнее. Давай к дому скейт.

– А жирно не будет? Скейт, наверняка, дорогой, баксов тридцать стоит?

– Почти пятьдесят, – выпалил Гарик, искренне переживая – вдруг я не пойду на дополнительные траты.

– От тебя одни расходы, – замечаю в ответ. – Ты меня разорить хочешь, не иначе. Ладно. На тебе полтинник, выберешь скейт по своему вкусу.

По тому, как радостно ухмыляется Гарик, я с ходу понял – он еще и наваривает пару долларов, намеренно завысив цену дорогого в сравнении с домом подарка. Пусть так, где наша не пропадала, зато благодаря куску доски на роликах он, кажется, позабыл об автомате.

– Дорогой, куда кофе? – заглянула в гостиную Сабина.

– В кабинет. Несколько часов прошу меня не тревожить.

– А к директору? – не сдается жена.

– Ладно, если успею, заеду сегодня, – капитулирую перед таким напором по поводу сигнала тревоги из общеобразовательной системы.