Текст книги "Век 'Свободы' не слыхать"
Автор книги: Валерий Коновалов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
В столицу я теперь снова попаду только уже летом 97-го, да еще осенью 98-го, уже вместе со старым приятелем и коллегой по службе на РС Хервигом Краусом, корпящим над своей бесконечной историей "Землеустройства государства Российского от Распутина и до Путина". А потом снова выпаду на два года в "осадок". Так теперь и живу. Да, совсем забыл упомянуть. Тимура из предварительного заключения в следственном изоляторе МВД Дагестана освободили уже после Нового года. Прилетел он, правда, почему-то недовольный своим освобождением и моей ролью в нем. Что, нохч, хотел умереть героем? Так попросил бы российских пограничников, они б тебя сразу на месте и пристрелили. Не для тебя я старался – для отца твоего. А что вообще касается вашего якобы "многострадального народа", то думаю, что товарищ Сталин поступил с вами еще весьма и весьма гуманно. Какие вы, к черту, мусульмане? Вы даже между собой грызетесь как звери. Скажи лучше, за сколько сотен баксов твой брат-чечен тебя при переходе азербайджанской границы "зеленым фуражкам" продал?
"БАЛКАНИЗАЦИЯ" РОССИИ
От некоторых моих российских друзей-офицеров мне не раз уже приходилось слышать фразу: "Валера, мы теперь живем в оккупированной стране. Оккупированной еврейскими банкирами-олигархами, продажными чиновниками всех мастей и рангов, столь же продажными прессой и телевидением и чеченскими бандитами. Нашему народу уже десять с лишним лет весьма успешно прививают чувство страха и рабско-потребительскую психологию". С этими словами нельзя не согласиться. Что это, один из разработанных ЦРУ США способов "балканизации" России с учетом ее ядерного статуса? Не исключено. Недавние события у Театрального центра на Дубровке (место мне известное, брат ведь живет почти что рядом) вновь вернули меня к размышлениям над этим вопросом. Я достаточно долго занимаюсь локальными конфликтами, начиная от Афганистана. Чечня во многом повторяет Афганистан, отличаясь в главном – это конфликт на своей, русской земле, а не на чужой территории. В Афганистане мы методом проб и ошибок наконец нащупали решение проблемы. Таким решением стал Наджибулла – харизматический лидер, способный привести свою страну если не к окончательному миру, то хотя бы к военному равновесию, но преданный и покинутый нами по воле генсека Горбачева и его заокеанских хозяев.
Психология Востока не терпит и не прощает слабых. Чечня в том тоже мало чем отличается от Афгана, имея схожий родоплеменной уклад жизни и схожее национальное самосознание. Там так же, как и за хребтом Гиндукуша, лучше всего понимают язык силы – не нынешние жалкие потуги "федералов", а реальной военной силы тех прошлых, советских еще времен. Приручите сильный тейп с сильным лидером, и он подомнет под себя все остальные. Вопрос только в том, где их теперь взять, такой тейп и такого лидера. Даже Джохар никогда не обладал полной властью в собственной "стае". Значит, остается второе. Я сказал уже, что Восток не понимает и не прощает слабых, а в качестве веского аргумента лучше всего понимает грубую силу оружия – "последний довод королей". К Иосифу Сталину можно относиться по-разному, но одно доброе дело он сделал: проблема Чечни умерла на 50 лет. А потом волки снова выползли из своих нор, пользуясь плодами развала империи. Они прекрасно чувствуют чужой страх и живут за счет этого страха.
Это психологическая подоплека проблемы, а политическая кроется в том, что карту Чечни сегодня разыгрывают отнюдь не только лишь сами чечены. Устраните заграничные центры "нохчей", тесно повязанные с чужими разведслужбами (их в одной лишь Европе как грязи, не говоря уже о мусульманских странах и США), ликвидируйте финансовых спонсоров и подпевал из числа западных политиков – и половина работы сделана. Но есть еще один фактор – масс-медиа, сознательно и целенаправленно формирующие определенное мировоззрение у обывателя. Речь идет не о журналистике как таковой, а о методах и формах спецпропаганды, выдаваемой за журналистику.
Во время захвата заложников в ТЦ западные средства массовой информации (в частности германские телеканалы и СNN) из кожи вон лезли, на все лады рекламируя "чеченских борцов за свободу", которые хотят от Кремля только лишь одного – убрать русские войска с их земли (вообще-то исторически их земля находится где-то на Иранском нагорье), а теракт – это не что иное, как форма гражданского протеста (почему-то про недавний теракт в Бали они такого не говорили). По-настоящему Запад был озабочен лишь судьбами своих семидесяти с лишним граждан из числа взятых заложников, судьбы россиян их не особо интересовали. Когда ТЦ взяли штурмом, средства массовой информации Запада сочувствовали убитым "чехам" в большей степени, чем погибшим российским гражданам, настойчиво вбивая в мозги обывателя версию о том, что если бы президент Путин согласился-де вывести войска из Чечни, то ничего бы этого не было.
Если бы Путин согласился, с Россией можно было бы потом поступать как заблагорассудится, например, как с Сербией в 1999-м или с Афганистаном в 2001-м. Достаточно уже было и того, что в политической плоскости чеченские террористы достигли намеченной цели – без особого труда захватили объект в центре российской столицы и вдосталь покрасовались на российских и западных телеканалах. Результат не замедлил сказаться. Граждане с достаточно уже развитым рабским сознанием рванули устраивать демонстрации протеста и агитировать за незамедлительный вывод российских войск из Чечни. Те, кто стоял за планированием данного теракта, делали расчет именно на страх обывателя перед силой оружия и на рабскую психологию – это хорошо зарекомендовало себя как на исламском Востоке, так и на "цивилизованном" Западе.
Но неожиданно именно это и дало сбой в России – рабская психология привилась далеко не ко всем. История Ольги Романовой – красноречивое тому свидетельство. У этой русской девушки не оказалось страха перед чеченскими волками, как не оказалось и страха смерти. Земля ей пухом! В старые добрые времена ее поступок сочли бы подвигом, достойным высокой награды, но старые добрые времена безвозвратно ушли. Нынешняя потребительская психология обывателя не понимает и не приемлет критериев самопожертвования.
У меня лично нет сомнения, что бараевские "барышни-шахидки" рванули бы себя за милую душу заодно со всеми зрителями "Норд-Оста", не отрубись они под воздействием "PChG". На Западе с большим нетерпением ждали именно этого заключительного аккорда трагедии – фейерверка в ознаменование "Всемирного чеченского конгресса" в столице Дании Копенгагене, щедро спонсированного европейским сообществом. Навряд ли и у Путина были какие-либо иллюзии на этот счет. Несмотря на мое ленинградское "диссидентское прошлое", я отношусь к нему сегодня с известной долей уважения – уже хотя бы только за это. Штурм ТЦ был единственным выходом из сложившейся ситуации, и провели его в достаточной мере профессионально и жестко. В действиях спецгрупп, будь то "Альфа", "Вега", "Витязь", или грушный "Кондор", проявилась именно та сила, язык которой так хорошо понимают на Востоке. Я не кровожадный по натуре человек, но честно скажу: как и некоторые мои друзья-офицеры (до кого я смог дозвониться в то утро), прошедшие не одну "горячую точку", я с большим моральным удовлетворением смотрел на показываемые по телевидению трупы чеченских волков и волчиц. "Поднявший меч..."
Погибших людей, несомненно, жаль, но войн без жертв не бывает, а эта война обошлась еще "малой кровью". У России сегодня нет особого выбора: либо она стряхнет с себя это ярмо "внутренней оккупации", либо же окончательно "балканизируется".
ЭПИЛОГ?
Что ж, уважаемый читатель, вот и подошли к концу мои скороспелые мемуары. Почему после слова "эпилог" я поставил знак вопроса? Кто знает, глядишь, со временем и продолжу марать бумагу. Когда опять наболит. Примерять "деревянный клифт" мне вроде бы еще рановато, хотя все мы под Богом ходим. Что такое, в сущности, "эпилог"? Перефразируя чужую библейскую "мудрость" – это время собирать камни и этими же камнями бросаться (когда есть в кого). Прошу не обижаться на меня за, может быть, несколько излишнее внимание к поглощаемым спиртным напиткам на страницах автобиографического повествования. Все это было, и, как в милицейском протоколе, я сам себе дал твердое обещание писать "только правду и ничего, кроме правды". Я очень люблю и уважаю творчество покойного русского писателя Венедикта Ерофеева, автора незабвенной и непревзойденной по части выпитого повести "Москва Петушки". Что же касается радио "Свобода", то не оно стало лейтмотивом моего произведения, а Россия и обретенные мною на российской земле друзья, остающиеся таковыми и поныне,– ценность, величину которой не измерить "длинным заморским баксом". В чем-то я действительно благодарен "Свободе". Она, по сути дела, явилась моим "единственным университетом". Даже мои недруги не отрицали того, что я практически сотворил себя сам, за неполных семь лет поднявшись от мальчишки – разносчика газет в "Красном архиве" до военного редактора Русской службы. (Какой лейтенант – выпускник военного училища после семи лет службы не мечтает получить погоны полковника? Хотя во времена "лучшего министра обороны" генералами становились даже сержанты.)
Та "Свобода", которую я застал еще в начале 80-х годов в Германии, все же в чем-то отличалась от "серой унылости", обитающей ныне на чешских задворках. Последние семь лет я периодически "хоронил" радио "Свобода", но вопреки неумолимой логике развития событий и здравому смыслу "старушку" так и не предали земле. Я давно уже заметил, что американцы имеют какую-то странную склонность к "идеологической некрофилии". С пражской "Свободы" ушли даже "гендлеры" и "шустеры". Что же там, прости господи, теперь-то осталось? Кто-то из бывших моих коллег заметил однажды, что если бы я чуть-чуть прогнулся тогда, то, глядишь, и пришелся бы ко двору. Как там гласит еще одна библейская мудрость: "Единожды солгав..."
Нет, господа из числа "избранного народа", имя которому "легион", премного вам благодарен, но прогибайтесь сами! Для вас это обычная устойчивая поза. По-русски она называется "раком". Не забыли еще? Ну, как говорится, каждому – свое. (Опять ваше любимое изречение.) Та "Свобода" – в прошлом. А в настоящем что? Жизнь "безработного и нищего". Как-то "избранные" меня спросили, почему это я не вернусь обратно в Россию. Что ж, как любил приговаривать "незабвенный" Павел Сергеевич Грачев, "вопрос, однако, интересный". В какую Россию? В свою? Так где она? Или в Россию "чубайсов", "немцовых", "ельциных", "абрамовичей" и иже с ними? Так, может, лучше сразу подаваться в Израиль? И, простите, в качестве кого вернуться "сторожа в родном колхозе"? Наблюдать, как какой-нибудь "абрамович-рабинович" с жиру бесится, а русский офицер, кровью своей плативший на алтарь Отечества, прозябает на пенсию в 65 "условных единиц". Я не уезжал из России – меня вынудили ее покинуть, но моя Россия осталась со мной и во мне. Мне уже за сорок. Большая половина пути пройдена. Все, что у меня осталось для будущего,– мои друзья и мой брат – русские офицеры, мое самое большое и самое ценное приобретение за почти тринадцать лет жизни, проведенной в "застенках "Свободы". Им, русским офицерам, моим боевым соратникам по перу – этому своеобразному оружию холодной войны, я и посвятил эту книгу. Пусть нас рассудит Россия!
ПО СТРАНИЦАМ ПРОГРАММЫ "СИГНАЛ"
Генерал-майор запаса, доктор философских наук, ученый секретарь Академии военных наук России Валерий Чебан в настоящее время является помощником председателя Комитета по обороне Госдумы РФ генерала армии Андрея Николаева. Предлагаемый материал – часть более фундаментального труда о военном миротворчестве.
Валерий Чебан
Вооруженные конфликты
и опыт военного миротворчества
Трагический опыт вооруженных конфликтов последних лет показывает, что на их самозатухание часто рассчитывать не приходится. Политические вампиры, вкусив чужой крови, ради собственного благополучия и упоения властью ищут новые жертвы. И как мифические чудовища избегают солнечных лучей, так реальные монстры боятся признаться в собственной неспособности решать спорные проблемы, не прибегая к кровопролитию. И чем ниже нравственно-интеллектуальный потенциал политиков, тем чаще они обращаются к аргументам под названием "страх", "оружие", "смерть". И чем больше работает кровавый молох распрей, тем больше цепная реакция мести и безнаказанности за убийства порождает новых вампиров. Суровая практика показывает, что одного креста и проповеди, как это демонстрируется в фильмах о вампирах, в реальной жизни крайне недостаточно, чтобы остановить размножение кровожадной популяции. Здесь необходимо активное противодействие по всем каналам общественной жизни, которая прямо или опосредованно выходит на вооруженный конфликт. Словом, нужно миротворчество как особый вид общественной практики и политической деятельности, который направлен на предотвращение и ликвидацию вооруженных конфликтов.
Все элементы в нем предполагается субординировать и скоординировать. Одни тушат разбушевавшееся пламя конфликта, другие разгребают тлеющие угли, третьи убирают горючий материал в безопасное место, а четвертые постоянно следят за изменением температуры общественных, этнических и межгосударственных отношений.
К сожалению, сегодня все чаще и чаще на экранах телевизоров в репортажах из зоны конфликтов мелькают пожарные, то есть военные миротворцы. Получается так, что военному компоненту миротворчества уделяется если не ведущее, то, во всяком случае, очень важное значение. Невольно закрадывается мысль о том, что политики и дипломаты всякий раз опаздывают с адекватной комплексной реакцией на повышение социально-политической температуры. Энергично они реагируют только на явное возгорание, и особенно тогда, когда пламя конфликта готово подпалить их собственную репутацию. Все надежды возлагаются в данный момент исключительно на военных. Разумеется, и ответственность за миротворчество тоже возлагается на них же.
Далеко за примерами ходить не следует. Чуть повысилась температура российско-украинских отношений – появилось искрение во взаимодействии Крыма и Украины, участились террористические акты по отношению к гражданам Крыма и военнослужащим, жди возможного возгорания по приднестровскому сценарию 1992 года. Там началось с войны законов. Закон о языке в Молдавии положил начало конфликту между Кишиневом и Тирасполем – и здесь то же самое. Там одиночно-террористические акты не вызывали бурных протестов в стране и особенно за рубежом – и здесь тоже. Там Четырнадцатая армия – кость в горле Кишинева, а здесь Черноморский флот – головная боль Киева. Там расчет строился на неуживчивости трех основных этнических групп (Приднестровья, молдаван, русских и украинцев) – и здесь тоже, украинцев, русских и крымских татар. Там волеизъявление населения о суверенитете встречено было в штыки – и здесь выборы президента Крыма вызвали волну ревности и нервозности, за которыми последовали административные шаги.
Между тем мировая общественность хладнокровно ожидает новое представление политической корриды на развалинах бывшего Союза. Особенно тот ее период, когда на арену выйдут главные действующие лица – военные. И это при том, что повсеместно на слуху возгласы: военного решения нет, путь вооруженного насилия бесперспективен и так далее.
Действительно, кровавый опыт вооруженных конфликтов в Югославии и на территории бывшего Советского Союза красноречиво свидетельствует о том, что нельзя абсолютизировать роль военного фактора в миротворческом процессе. По ряду причин.
Во-первых, военной силой нельзя устранить сами причины конфликта, скрытые в толще экономических, социально-политических и этнических противоречий. В данной связи наивно полагать, что обещанная реабилитация некогда репрессированных и изгнанных со своей территории народов автоматически приведет к расчистке "места под солнцем" для бывших изгоев, обеспечит их жильем, укрепит дружбу с другими народами, живущими на земле их предков. Нельзя же снова на старое место пересаживать выкорчеванное когда-то политическим ураганом дерево жизни многих людей, зная, что на той земле уже растет сад. Хороший ли, плохой, но он растет.
Во-вторых, военная сила даже при квалифицированном и уместном применении, чего добиться не так-то уж и легко, способна выполнить грубую работу по расчистке завалов, остановке огненного вала вооруженного конфликта, по ликвидации бандформирований. Но тонко организованную и созидательную деятельность призваны осуществить другие инструменты, основанные на иных принципах, нежели устрашение, подавление, ликвидация, блокада, стрельба на поражение. Поэтому и продуктивность миротворчества следует оценивать комплексно, а не по эффектной работе только одного ее компонента – военного. Впрочем, когда крайним становится военный, очень трудно узнать, качественно ли сработали другие элементы миротворческой системы. При успехе срабатывает формула "мы тоже пахали", а если постигает неудача, то виноваты "стрелочники" – военные. Они заварили дело, что с них возьмешь?
В-третьих, в эпоху, когда военно-силовой способ решения спорных проблем все еще в моде, всякое применение вооруженного насилия под любым предлогом воспринимается с известной мерой подозрительности, и чем чаще слово "мир" употребляется в категориальной паре с понятием "военный", тем больше подозрений. Эти сомнения имеют под собой благодатную историческую почву, ибо вместе с цивилизацией развивался и милитаризм. Высшей формой его развития явилась способность под флагом мира развязывать агрессивные войны. Не секретом является также стремление под предлогом растаскивания драчунов попробовать свои кулаки или проверить, есть ли они у государства.
Так, немногочисленная по составу канадская армия так организовала дело, что подавляющая часть офицерского состава, если мне не изменяет память, прошла через разные формы миротворчества и получила соответствующую профессиональную и психологическую подготовку.
О военных США и говорить не приходится. Почти везде, во всех "горячих точках" они тем или иным образом пытаются проверить свои кулаки. Причем удар наносится не только по огневым позициям, но и по политическим амбициям и даже авторитету государств, которые в данной области обогнали любителей силового решения проблемы. Я имею в виду события в Югославии и, естественно, соответствующие процессы вокруг Боснии.
Этим, видимо, объясняется та волна подозрений, которая обрушена сегодня на Россию, особенно после некоторых ее успехов в улаживании конфликтов в бывшей Югославии. Когда посыпались заявки на миротворческое посредничество России, а неоднократные обращения СНГ в ООН СБСЕ за поддержкой, в частности по конфликтам в Абхазии и Таджикистане, не встречали должной реакции, появилось обвинение в том, что под прикрытием миротворческих усилий Россия оказывает давление на соседей. В конце марта 94-го года МИД и Министерство обороны России вынуждены были выступить с совместным заявлением, в котором опровергались появившиеся в ряде зарубежных средств массовой информации утверждения о том, что Россия наращивает давление на страны СНГ, требуя для себя права вмешательства в их внутренние дела. Оказывается, миротворчество, как и многие другие явления в международной жизни, еще остается объектом соперничества. Для желающих не допустить влияния России на соседей это представляется куда более важным делом, чем предотвращение многочисленных жертв среди местного населения. Так, только по данным на 4 апреля 1994 года, за два года войны Абхазии и Грузии с обеих сторон убито более тысячи человек, и волна беженцев достигла уже трехсот тысяч. Наверняка согласованные миротворческие акции, в том числе и с участием России, спасли бы многие жизни, но враждующие стороны с завидной настойчивостью обвиняли ее в пособничестве противнику.
Говоря о международно-правовой и технической сфере применения военного компонента в миротворческом процессе с участием России, необходимо будет подчеркнуть следующее.
Первое – Россия является постоянным членом Совета безопасности и по уставу ООН несет ответственность за поддержание международного мира и безопасности. С 1973 года она принимает участие в операциях по поддержанию мира по линии ООН. На сегодняшний день участвуют пять групп российских военных наблюдателей ООН. На Ближнем Востоке – шестнадцать человек (в Египте – восемь, в Израиле – четыре, в Сирии – три и один в Ливане), пятнадцать человек на иракско-кувейтской границе, в Западной Сахаре тридцать, в Камбодже – два, в Югославии – двадцать три человека. Что касается воинских контингентов России, то они выполняют миротворческие задачи в Боснии в составе миротворческих сил ООН, в республике Таджикистан в составе коллективных миротворческих сил СНГ, в Приднестровье и в Южной Осетии. В состав коллективных миротворческих сил входит российская 201-я мотострелковая дивизия со средствами усиления, дислоцирующаяся в Таджикистане. В Боснии с апреля 1992 года находится отдельный парашютно-десантный батальон, сформированный на базе Рязанского полка Тульской воздушно-десантной дивизии. Основанием для его присутствия является постановление Верховного Совета Российской Федерации №2462 от 6 марта 1992 года. В январе 94-го состав батальона был увеличен до 1200 человек на основании распоряжения Совета министров. С целью организации контроля за прекращением огня в Сараеве часть российского батальона численностью около 400 человек совершила двухсуточный пятисоткилометровый марш-бросок по горным дорогам и заняла позицию по линии разъединения. Как мы видим, инициативы России по международному миротворчеству имеют четкую правовую основу.
Следует также отметить, что и миротворчество в рамках Содружества на территории бывшего Советского Союза не является российской самодеятельностью, хотя, как говорится, сам бог велел проявить инициативу в миротворческом процессе в непосредственной близости от границ России, а не только в бывшей Югославии, где-то в Азии или, допустим, в Африке. Причем во всех без исключения случаях эти действия проводятся по просьбе и с согласия соответствующих государств и конфликтующих сторон.
Миротворческие контингенты в те или иные зоны конфликтов направляются на основе двусторонних и многосторонних соглашений, которые отвечают нормам международного права и положениям Устава ООН. О ходе этих операций регулярно информируется ООН и СБСЕ. Так, в Южную Осетию силы по поддержанию мира России в составе одного парашютно-десантного полка были введены в июле 92-го года на основании распоряжения правительства. Из числа российских военнослужащих выставлялись наблюдательные посты в Абхазии, которые выполняли миротворческие функции. Статус российских военнослужащих, находящихся в Абхазии, определен документом московской встречи трехсторонней российско-абхазско-грузинской контрольной исполнительной комиссии от 3 сентября 1992 года. В Приднестровье российские силы поддержания мира представлены четырьмя мотострелковыми батальонами общей численностью около 1800 человек, которые находятся в ведении также трехсторонней российско-молдавско-приднестровской комиссии на основании соглашения между Россией и Молдовой о принципах мирного урегулирования вооруженных конфликтов в Приднестровском регионе республики Молдова от 21 июля 1992 года.
Общая задача российских сил поддержания мира сводится к урегулированию экстремальных ситуаций в зонах межнациональных конфликтов на территории СНГ. Содержание миротворческой деятельности представляет собой комплекс мероприятий по разъединению конфликтующих сторон, сопровождению грузов гуманитарной помощи, эвакуации населения из зон боевых действий и угрожающих районов, охране и обороне военных объектов, транспортных магистралей, предотвращению притока оружия в зону конфликтов и так далее. Как явствует из сказанного, не захват административных и политических центров, не демонстрация силы накануне выборов или иных политических акций в стране пребывания, не давление на противоборствующие стороны с целью получения исключительной выгоды для России, а самая что ни на есть черновая работа, которую уже не в силах выполнить сами конфликтующие стороны. Ее и берут на себя российские миротворцы в военной форме, зачастую становясь живой стеной между конфликтующими сторонами.
Эта миротворческая работа требует и немалых материальных затрат. Только за 1992 год на финансирование операций по поддержании мира на территории бывшего Союза из бюджета Министерства обороны России израсходовано более двух с половиной миллиардов рублей в ценах 1992 года. А за 1993-й – свыше двадцати шести миллиардов рублей, и это при запущенности наших многих проблем, в том числе и военного строительства.
Непросто складывается ситуация с финансированием и в ООН. Если раньше эта международная организация финансировала две-три миротворческие операции в год, то сейчас нужно финансировать уже семнадцать таких операций. Как видим, заказ на финансирование постоянно растет, поскольку и количество "горячих точек" на планете не уменьшается. На алтарь миротворчества уже положили свои головы более ста российских военнослужащих. По два человека погибли в Южной Осетии и в бывшей Югославии, Абхазия вырвала еще шесть человеческих жизней, Приднестровье унесло шестнадцать, Северная Осетия и Ингушетия – около тридцати, в Таджикистане нашли свою смерть более полусотни российских военнослужащих. И список этот, к сожалению, продолжается. Это самая дорогая для российских граждан плата за миротворчество убедительно доказывает, что за просчеты политиков, ведущие за собой вооруженные конфликты, равно как и за трудный путь к миру и согласию, вынуждены расплачиваться военные. И переложив ответственность исключительно на них, военных, не подключив к синхронной работе другие компоненты миротворчества, рассчитывать на полный успех не приходится.
Итак, запаздывание с созданием и запуском в работу разветвленной системы миротворчества, перекладывание основной тяжести на плечи военных, конкуренция на мировой арене по части получения "лавров" миротворчества, использование флага миротворчества для военно-силового решения международных проблем, амбициозность политиков, готовых ради собственных корыстных целей обречь на смерть десятки тысяч людей,– вот главные препятствия на пути эффективной миротворческой деятельности вообще и на территории бывшего Советского Союза в частности.
ПО СТРАНИЦАМ ПРОГРАММЫ "СИГНАЛ"
Валерий Борисенко
Война в Чечне: в чем причина
столь высоких потерь?
Боевой Устав Российской Армии требует: командир любого уровня после получения боевой задачи обязан уяснить ее, оценить обстановку, возможности свои и противника и лишь после этого принять решение и отдать приказ.
Задача на силовое решение чеченской проблемы была поставлена политическим руководством России. Наверное, так и останется государственной тайной, на основании какой информации оценивал обстановку в районе предстоящих боевых действий, по мнению президента, "лучший министр обороны России", но свои возможности он мог бы оценить более объективно. Как министр обороны он должен был знать, что подчиненные ему войска укомплектованы в среднем на тридцать процентов, и даже так называемые старослужащие занимаются в основном несением караульной службы да хозяйственными работами. О боевой подготовке в войсках просто забыли. На обслуживание техники и поддержание ее в исправном состоянии просто нет денег. О настроениях основной массы морально опустошенных офицеров, месяцами не получающих заработной платы и ютящихся с семьями в наскоро переоборудованных солдатских казармах и бараках, министр тоже должен был знать.
Сам замысел операции не отличается творчеством. Действия войск организуются по шаблону: мощный огневой налет, прочесывание пехотой, утюжка броней – и отход. Первые неудачи ничему не научили и не внесли изменений в действия войск. Как асфальтовый каток, упершийся в преграду, военная группировка, несмотря на всю свою мощь, оказалась беспомощной. Не могу сказать, чем руководствовался министр обороны, но он был полностью уверен в успехе новогоднего штурма Грозного. Об этом свидетельствует хотя бы то, что в одну из боевых машин, участвующих в наступлении, были взяты – случай беспрецедентный! – двое особо доверенных журналистов. Чем закончилось наступление – известно. Удар был нанесен не кулаком, а растопыренными пальцами.
По мнению офицеров, как говорится, собственной шкурой прочувствовавших бестолковость происходящего в Чечне, с самого начала не был создан единый штаб руководства операцией под единым командованием. У каждого силового ведомства – Минобороны, МВД и ФСК – было свое видение происходящего, свои подходы и, видимо, свои интересы. Внутри самой войсковой группировки также не было единого подчинения. У десантников, у пехоты, у артиллеристов, у авиации – своя цепочка подчиненности. По свидетельству офицеров, типична следующая ситуация: наступая, десантники выявляют огневые точки противника, которые, кстати сказать, располагались, как правило, в непосредственной близости либо же в самих жилых домах, в больницах, в детских садах или нефтехранилищах. Посылается запрос артиллерии, которая подчинена военному округу. После долгого обсуждения артиллеристами принимается решение: артналет провести, но по площадям и, что самое удивительное, совсем не в тех районах, где находятся цели. Десантники получают доклад: цели поражены, вперед! И тут же нарываются на огонь тех самых огневых точек. Остановка, жертвы. Десантники своими силами подавляют огневые точки противника и тут же начинают держать ответ перед многочисленными комиссиями о правомерности своих действий. Поэтому любой командир, получив приказ, в первую очередь озабочен не его выполнением, а просчетом вариантов, чем это может для него самого закончиться.
В условиях неразберихи, противоречивости приказов, неточности нанесения огневых ударов и, самое главное, желания высшего военного руководства воевать любой ценой, "не умением, так числом", чтобы побыстрее доложить об окончании операции, все это приводит к ничем не оправданным жертвам не только среди российских военнослужащих, но и среди мирного населения. Сведения о потерях в Министерстве обороны возведены в ранг особо секретных. И этому, на мой взгляд, есть причины. Первоначально, не готовясь к ведению серьезных боевых действий, в Генеральном штабе учет потерь просто не вели. Когда же операция приняла затяжной и серьезный характер, потери явно превысили достигнутый ею результат. Тем не менее, как говорится в пословице, "на каждый роток не накинешь платок", и сведения о потерях, достоверность которых проверить трудно, а порой и невозможно, обсуждаются в военных городках.
