Текст книги "Век 'Свободы' не слыхать"

Автор книги: Валерий Коновалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Мой отец, пройдя все эти войны, о которых я упоминал выше, особенно войну с Финляндией и Великую Отечественную, изучив богатый опыт противника и придавая особое значение индивидуальной подготовке солдат как финской армии, так и германских войск, в особенности элитных частей СС, собрал все лучшее, что видел в своих противниках, у которых не считал зазорным поучиться, и внес в боевую и индивидуальную подготовку воинов-десантников.

Командующий ВДВ Маргелов как человек передового мышления, естественно, не остановился на том, что знал, что видел, а продвинул эту работу, эти знания дальше. Он сам был кандидатом военных наук. Именно он разработал теорию применения воздушно-десантных войск в различных видах боевых операций. Отец стал лауреатом Государственной премии за создание комплекса воздушно-десантной подготовки, по которому воин-десантник готовился, начиная от единоборства и заканчивая действиями в составе целого соединения, в том числе и на боевых машинах десанта, благодаря чему боеготовность воздушно-десантных войск поднялась до невиданной высоты. Могу сказать, что комплекс, который сейчас, к сожалению, оказался на территории Литвы, позволял десантникам вступать в бой через десять минут после получения боевой задачи. Уже через десять минут они могли своим ходом грузиться в самолеты "Ил-76МД" и отправляться на выполнение боевого задания. Такой мобилизационной готовностью не обладал в Вооруженных Силах Советского Союза ни один другой род войск. И в этом тоже была заслуга отца.

Еще можно рассказать и о том, что при командующем Маргелове были созданы и комплексы психологической подготовки десантников, которых раньше никогда не было в наших войсках. Когда десантник попадал в совершенно экстремальную ситуацию и должен был, используя свое личное оружие, автомат, пистолет, нож, гранату, пробиться через все преграды и выйти живым и здоровым. Применялась и обкатка десантников танками, когда десантник смело бросался под танк, танк проходил над ним, а он потом вставал и, выполняя боевую задачу, закидывал танк гранатами. При командующем Маргелове в воздушно-десантных войсках были введены такие новшества, которые помогали поднять уровень и психологической, и физической, и технической подготовки десантника на высоту требований современной войны. Могу добавить и то, что карате впервые было введено именно в воздушно-десантных войсках. Генерал армии Василий Филиппович Маргелов стал председателем Федерации карате Советского Союза. Был он и президентом Федерации самбо. В воздушно-десантных войсках культивируются все существующие виды борьбы и рукопашного боя, и именно среди десантников появились первые мастера по этим спортивным дисциплинам. Сегодня все это в войсках развито еще в большей степени, и десантники на всех показательных вступлениях по боевой подготовке удивляют зрителей своим умением владеть приемами рукопашного боя и не страшиться буквально ни бога, ни черта.

От автора

Только в 1997 году полковнику Александру Маргелову и генерал-лейтенанту Виктору Щербакову были вручены Золотые Звезды Героев за испытание парашютно-реактивной системы десантирования, получившей название "Реактавр". Развитие техники десантирования, конечно же, не стояло на месте все эти годы. Совсем недавно, в прошлом году, уже при новом командующем ВДВ Григории Шпаке впервые в мировой практике было проведено десантирование новой боевой машины десанта с полным расчетом на борту. А тогда, двадцать с лишним лет назад, Маргелов и Щербаков были первыми. Их подвиг тоже не имеет аналогов в мировой практике, как не имеют таких аналогов ни боевые машины десанта (БМД), которые Батя запретил выпускать по лицензии даже в "братских странах", ни системы их десантирования. Не зря же в ВДВ существовала и существует поговорка: "Мы – щит Родины, а все остальное – заклепки".

Виталий Дегтярев

"Войска Дяди Васи"

Тяжелый бой, лежит пехота под огнем,

И головы не приподнять,

Не встать, хоть плачь.

Тогда вперед идет десант,

А он в бою не дилетант,

И для него невыполнимых нет задач.

Ну а когда – секунда дорога,

И в тыл врагу ударить надо срочно.

Десант – на взлет и с неба – в бой,

И на врага – стальной стеной,

Все, как по нотам,

Будет выполнено точно.

А знаешь, кто создатель ВДВ?

Кто в этом деле слово главное сказал?

Он сам в десанте воевал,

Войны дороги прошагал,

Василь Филиппович

Маргелов, генерал.

Он – по крупицам

Опыт собирал,

Слил воедино знанье и уменье.

Необходимость доказал,

Войска десантные создал,

И разработал боевое примененье

Да жаль, стирает время даты, имена,

И к сожаленью,

Старость жизни пламя гасит.

Но кто-то вспомнит иногда,

Как в те далекие года,

Десант прозвали "Войсками Дяди Васи"!

Глава 10

СО "СВОБОДЫ" С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ

О ПОЛЬЗЕ СЛУХОВ

Этак с полгода тому назад по Мюнхену прокатилась волна слухов: радио "Свобода" переводят обратно в Германию, на старое место дислокации. Одним из источников, распространяющим "несбыточные мечты", оказалась американская шпионская школа имени Джорджа Маршалла, расположенная в Гармиш-Партенкирхене, за которую в качестве преподавателей "русского" языка зацепились некоторые из числа "избранных" насельников допражской еще "Свободы". Второй источник – само бывшее здание РС/РСЕ, в котором теперь обретается кафедра политологии местного университета. Немецкие преподаватели и студенты закономерно опасаются, что "американский барин" потребует обратно свои хоромы, а их попросту выставит на улицу. С нетерпением и вожделением надеется на возвращение "Свободы" и так называемая русская диаспора Мюнхена, уже готовая становится в длинную очередь по найму. Слушая некоторых из этих господ, я только криво ухмылялся: "Мне-то что? Как поется в старой блатной песне: "Меня не купишь за калач, я не какой-нибудь стукач, а значит, мне "Свободы" не видать". Но где же та почва, которая питает подобные слухи? Она в самой Праге. Если взглянуть, во что благодаря присутствию РС превратился центр чешской столицы, то все сразу станет на свои места. Здание бывшего парламента "братской Чехословакии", в котором разместили "Свободу", и весь прилегающий к нему жилой квартал столичного центра, окружен бронетранспортерами и усиленными нарядами антитеррористических подразделений местной полиции. Заезжие туристы там больше не бродят, а жители пробираются к себе домой, как в блокадном Ленинграде или в Грозном во время действия комендантского часа. Радио "Свобода" объявили целью возможного теракта "мусульманских экстремистов". Оказывается, Мохаммед Атта, который из рук вон плохо учился в американской летной школе, а потому не совладал с управлением гражданским самолетом, совершавшим рейс "Бостон – Нью-Йорк", за несколько дней до "полетных разборок" в США прилетал в Прагу, где встречался и о чем-то беседовал с сотрудниками посольства Ирака. Как поведал "городу и миру" чешский премьер Клаус, "арабские заговорщики" планировали теракт против "Свободы". Согласно этим планам, террористы собирались нагрузить взрывчаткой тяжелый грузовик и таранить им здание бывшего "оплота социалистической демократии", которое так и не было подвергнуто капитальному ремонту со времени вселения в него "Свободы".

Надо же, какая "страшная" сказка! Единственный реальный теракт, который радио "Свобода" пережила еще в Германии, произошел весной 1981 года. Небольшим по мощности взрывом направленного действия повыбивало оконные стекла, их осколками сильно поранило нескольких сотрудников, пришедших на службу в выходной день, да уничтожило часть фонотечного архива. Акцию эту приписали Ильичу Рамиресу Санчесу, террористу с мировым именем, более известному по кличкам Карлос и Шакал, а также его коллегам из немецкой RAF Вайнрихту и Магдалене Капп, действовавшим, как утверждалось, по заданию румынской разведки. (Почему, например, не по заданию разведки Папуа – Новая Гвинея?) В официальное объяснение немецких и американских властей по поводу того теракта против "Свободы" поверили не все. Некоторые, в их числе возвратившийся назад в СССР ныне покойный главный редактор Русской службы Олег Туманов, считали, что взрыв этот в канун визита в Западную Германию Леонида Ильича Брежнева устроило само ЦРУ США, дабы "насолить" советской политике разрядки, да и самим себе "поднять ставки" в глазах Вашингтона. Такое предположение не лишено основания, если принять во внимание, что, по утверждениям тех же средств западной пропаганды, "левые" террористы, контролируемые и направляемые-де КГБ, вряд ли ослушались бы прямого приказа своих "хозяев" и занялись бы этакими "терэкспромтами" накануне визита в Бонн главы советского государства.

Но это все – "дела минувших дней" и "тайна, покрытая мраком". Чего же так опасается "Свобода" дней нынешних в Праге? Исламских террористов? Так ведь это те же самые афганские, албанские, чеченские и прочие "борцы за свободу и независимость", которых она опекала и пропагандировала годами и десятилетиями. А что касается "подручного средства" – грузовичка со взрывчаткой,– так разве не теми же методами действовали и действуют сегодняшние подопечные радио "Свобода", чеченские боевики, против воинских частей и жилых объектов на российской территории?

Еще летом прошлого, 2001 года я, как-то встретив в городе бывшего "коллегу" из мусульманских редакций РС, зашел с ним в один из близлежащих турецких кабачков. Там за ракией, пивом да кебабами мы и разговорились. Связь с Прагой он не терял, и мало-помалу разговор наш перешел на тему чеченских терактов в России. Помню, я довольно язвительно прошелся по его восторгам "борцами за ислам", заметив, что недалек тот день и час, когда оные "борцы" нагрузят какое-нибудь автосредство тротилом либо пластитом под самую завязку уже не в Дагестане или в Ставропольском крае, а в Праге и впечатают его на полной скорости в цоколь хорошо известного ему здания. (Я даже более подробно описал ему, как это все будет выглядеть – зря, что ли, учил "взрывное дело" в одной из частных мюнхенских школ безопасности.) Что, тогда он тоже будет продолжать восторгаться своими "чеченскими братьями"? Уверен, этими моими соображениями бывший "коллега" не преминул поделиться с "кем надо" в Праге. Так что не мифический Мохаммед Атта, а ваш покорный слуга случайно оказался "автором" теракта против "Свободы".

Уверенности в этом мне добавляет и то, что, возвращаясь из России осенью того же года, я был задержан полицией в Мюнхенском аэропорту, и у меня были конфискованы все приобретенные в Москве книги – "как литература террористического содержания". Абсурд, конечно, но книга Сергея Алексеева "Кольцо принцессы" была изъята только потому, что там на обложке летчик в гермошлеме нарисован. Схожая судьба постигла и "Мою последнюю войну" генерала армии Махмута Гареева. (Имя и фамилия звучат подозрительно – чем не "бен Ладен"?) Подарок автора – небольшой сборник стихов Виктора Верстакова "Зеленая тетрадь" – тоже подвергся конфискации. Зеленый – это цвет ислама (Прямо убийственная логика у этих немецких "околоточных" – что же они собственную партию "зеленых" тогда не запретят?) А новую книгу Александра Солженицына "Двести лет вместе" (она единственная была без картинок) вообще сочли гитлеровской "Майн кампф" по-русски, а то и "писаниной одноглазого талиба Омара". Не иначе как пальцем деланный, полицейский "грамотей", приглашенный переводить с русского, смог разобрать в ней только одно знакомое ему слово "евреи".

Но на этом история с "русским необрезанным талибом" не закончилась. Через пару недель на хвост мне сел сотрудник германской контрразведки, выразивший желание "побеседовать". По старой диссидентской привычке, я тут же послал его подальше, но он был уж очень назойлив.

Во-первых, его интересовало, что я могу сказать о некоторых сотрудниках радио "Свобода"? Извините, но в этой организации я давно уже не служу и контактов ни с кем не поддерживаю, так что с этим проехали, уважаемый!

Во-вторых, кого из бывших сотрудников КГБ я помню по советским еще временам моей жизни в Ленинграде? Назвал одну теперь очень известную фамилию.

С той поры немецкие "органы" больше пока меня не тревожили. Видимо, очень заняты разработкой планов по агентурной вербовке данного лица. Смех смехом, но книги мне вернули только через год, даже толком не извинившись,долго же переводили с русского. Мол, поймите правильно, у нас "борьба с терроризмом", а вы прилетели из России. Так не из Афганистана же? А это одно и то же. Вот вам и известная "коалиция". Россия-то, оказывается, тоже рассадник "исламского терроризма".

Но обратимся снова к оказавшейся в тисках "исламского терроризма" пражской "Свободе". Куда же ее все-таки намереваются перевести? Я не поленился и навел справки через собственные источники информации. Оказалось, что следующий "этап" будет не "обратно в Мюнхен" и не к "Макару с телятами", а значительно ближе – в один из пригородов чешской столицы, почитай "на деревню к дедушке". Бедные жители этого пригорода Праги! Я могу представить их состояние, когда на головы им свалится радио "Свобода" со всеми бронетранспортерами и охранными спецподразделениями полиции. Теперь они точно будут жить как "на войне".

Московское бюро РС тоже по-своему отреагировало на борьбу Вашингтона с "мусульманским катом" – со здания на улице Чехова, где еще с 91-го приютился сей недоразвитый "придаток материнского древа", исчезла табличка с изображением колокольчика и надписью по-русски "Радио "Свобода". Да, нелегка жизнь в условиях "подполья" и "полной конспирации". Москва-то к "фронтам борьбы с терроризмом" поближе будет, чем Прага.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НА "СВОБОДЕ"

И ПОСЛЕДНЯЯ КОМАНДИРОВКА

Остаток зимы и начало весны 95-го текли однообразно и вяло, однако торопить события тоже не хотелось. Авторских материалов для программы "Сигнал" у меня было достаточно, времени – мало, а в эфир нужно было дать еще и привезенные из Москвы интервью. "Свободовское" начальство пока что больше не "наезжало" на мой "Сигнал", видимо, решив, что "лето увольнений" не за горой Арарат и не надо напоследок портить себе нервы.

Однажды ко мне в кабинет заглянул мой звукооператор и продюсер Боря Бурштейн.

– По коридорам Русской службы ходит шутка: "Свободу" переводят в Прагу, чтобы избавиться от Коновалова,– сообщил он.

– Ну, со мной и так все ясно,– улыбнулся я,– как ты?

– Тоже никуда не еду, но вот морду Гендлеру набью точно.

В шутке, поведанной мне Бурштейном, крылась и своя доля истины. По немецкому трудовому законодательству уволить кого-либо с радио "Свобода" можно было разве что за совершение тяжкого уголовного преступления, да и то некоторые из таких уволенных после недолгих слушаний в судах все равно приходили обратно. (Например, сотрудник казахской редакции Кульмагомбетов, с топором в руках гонявшийся по коридорам РС за коллегой-киргизом.) В Праге же должно было действовать трудовое законодательство США, а согласно "самому демократическому закону о труде самого свободного государства в мире" человека могли выбросить на улицу в 24 часа без всяких на то объяснений и выходного пособия. Думаете, я преувеличиваю? Отнюдь. В прошлом такая участь постигла даже президента РС/РСЕ Кевина Клоза, выставленного за двери редакции воскресного приложения к газете "Вашингтон пост". И если бы не его связи с семейством Клинтонов... Впрочем, в конце 90-х со "Свободы" в Праге Клоза тоже турнули, переведя, если не ошибаюсь, на антикубинское "Радио Марти". Причина весьма тривиальна: господин Клоз, будучи скупым по натуре, экономил на оконных шторах, а некоторые из подчиненных подловили его на совсем неподходящем для высокопоставленного американского администратора занятии онанизмом. И не только подловили, но и засняли все это видеокамерой. Пришлось Вашингтону срочно заминать разгоревшийся было скандал.

Но, вернемся снова в год 95-й. Я, похоже, поторопился с выводами, что мою программу начальство оставило в покое. На "Сигнал" опять "покатил бочку" Гендлер. В тот день я как раз подготовил к эфиру интервью Валерия Борисенко с Виктором Илюхиным – председателем думского комитета по безопасности.

– Это что, тот самый Илюхин, который хотел засадить Михаила Сергеевича Горбачева на скамью подсудимых? – вопрошал Юрий Львович, нервно размахивая распечаткой программы.

– Тот самый.

– Старик, это не может пойти в эфир. Ты же знаешь, что Савик в дружеских отношениях с Михаилом Сергеевичем.

– Юра, мне двухметровый болт забить на твоего Савика и его "дружбу" с Горбатым, но если беседа Борисенко с Илюхиным не пойдет в эфир, обещаю: следующее интервью я сам лично проведу с известным тебе отставным полковником КГБ Волошенюком.

– Старик, это опять удар ниже пояса...

– Выше пояса, Юра, пусть тебя ударяет Боря Бурштейн,– перебил я "возмущенного" директора,– я, конечно, не столь наивен, чтобы думать, что беседа с Волошенюком тоже дойдет до эфира, но зато все сотрудники Русской службы, прочитав распечатку интервью, познакомятся с тщательно скрываемым "фактиком" из биографии своего "горячо любимого" директора. Устраивает тебя такой расклад, или вместо "славы стукача" имеешь желание дожить до переезда в Прагу "без инфаркта и паралича"?

– Валерий,– задыхаясь от гнева и потому переходя с обычного "старик" на более официальный тон, почти по-змеиному прошипел Юрий Львович.– Ты страшный человек!

– Какой есть. Научился за десяток лет у таких, как ты.

Гендлер поохал, поерзал в кресле, зачем-то свинтил и снова завинтил пробку на бутылке и в конце концов подписал выпуск программы к эфиру. Вид у него при этом был такой, словно он только что расписался в собственном смертном приговоре. На прощание, снова перейдя на вежливое "вы", я заметил:

– Так то оно лучше, Юрий Львович, а то ведь, не ровен час, и американское начальство, подробнее ознакомившись с вашим прошлым, может засомневаться в целесообразности оставить вас директором в Праге. То-то Боря Бурштейн порадуется! Да и остальные, Пирогов например. Вы же знаете, диссиденты – народ мстительный, такой шум поднимут – аж на всю Америку.

Ответа я не услышал. Юрий Львович словно забралом прикрыл лицо донышком широкого стакана для виски.

Кроме великолепного по своей фактуре интервью с Виктором Ильюхиным, я получил от Валеры Борисенко и ряд бесед с участниками штурма афганской столицы нашими войсками в далеком уже декабре 79-го – руководителем операции "Шторм 333", бывшим заместителем командующего воздушно-десантными войсками генералом Николаем Гуськовым, командиром 345-го отдельного парашютно-десантного полка Николаем Сердюковым и комбатом-3 Василием Хромовым, лично эскортировавшим приснопамятного Бабрака Кармаля в отвоеванный у Хафизуллы Амина Кабул.

От Борисенко регулярно приходили и материалы по военным действиям в Чечне. Исподволь, а то и прямо я сравнивал эти два события – взятие под контроль афганской столицы (войсковая операция, которую до сих пор те же американцы прилежно изучают в своем Вест-Пойнте) и новогодний штурм Грозного, не переставая порой удивляться: куда же подевался накопленный в боях в Афганистане опыт? Российская армия, что, разучилась воевать? А горы оружия, в том числе и иностранного производства? Куда же все эти годы смотрели ГРУ и другие спецслужбы? После некоторых присланных Валерой заметок я понял причину и перестал удивляться. Немало внимания старался я уделять и чеченской стороне, где только можно собирая информацию о боеспособности дудаевской армии и ее оснащенности вооружением. Выходило так, что по тактике и оперативному искусству они мало чем уступают регулярным российским войскам (здесь сказывалась и их служба в Советской Армии), а применяют эти знания порой лучше своих противников. Чечены буквально до традиционного кинжала "в зубах" вооружены новейшими образцами стрелкового оружия, имеют тяжелое вооружение, хорошо обучены тактике партизанской и минной войны (в том числе и иностранными инструкторами).

Становилось ясно, что процесс боевой подготовки Чечни растягивался на годы, и "одним парашютно-десантным полком", по хвастливому выражению "лучшего министра обороны", там никого не задавишь. Военный конфликт в Чечне (учитывая и интерес к нему заграничных спонсоров) примет затяжной и кровавый характер. Особенно сильное впечатление произвела на меня информация о том, что "абхазский батальон" Шамиля Басаева, принимавший участие в грузино-абхазском конфликте на стороне "братьев-мусульман", обучили тактике боевых действий спецподразделений мы же сами и себе же на голову, старательно копируя в этом американцев.

Довольно интересной информацией поделился со мной и мой мюнхенский автор, в прошлом майор ЗГВ Михаил Емуранов. Я-то поначалу, признаться, считал его заурядным "комсомольцем" – "лучшим другом и помощником замполита". Оказалось, что майор закончил Казанское танковое и служил на командных должностях, уже только в ЗГВ перейдя на "идеологическую работу". По его словам, где-то во второй половине 80-х, когда он проходил службу в танковом полку имени Брежнева в Забайкалье, новобранцы из Чечни, которых раньше-то и силком нельзя было заставить управиться с техникой более сложной, чем "ведро и швабра", вдруг словно как по команде взялись на изучение "науки побеждать" самым серьезным образом, показывая на полковых и дивизионных учениях довольно высокие результаты в подготовке механиков-водителей танков, стрелков и наводчиков орудий. Материал мне показался интересным, и я попросил Емуранова изложить свой рассказ на бумаге. Оказалось, что "литературные" способности Миши значительно уступают его способностям рассказчика. За пишущую машинку пришлось садиться его более образованной супруге Светлане.

Вторую свою заметку Емуранов подготовил уже по тактике действий танковых подразделений в условиях пересеченной местности и города, довольно грамотно разбирая "ошибки и просчеты" федеральных войск. Я также связался по телефону с писателем-фронтовиком Богомоловым, автором известной книги "В августе 44-го", и попросил Владимира Осиповича подготовить материал по действиям войсковых подразделений в городе, основанный на опыте Великой Отечественной войны.

По "Свободе" тем временем прошел слушок: тем, кто не догулял прошлогодний отпуск, придется с ним навсегда расстаться, эквивалентом денежного довольствия его возмещать не будут. Делать нечего – ехать надо. Я решил поначалу прокатиться только в Белоруссию – проведать мать с отцом и сестру. Но как-то вечером, позвонив Игорю Морозову, вспомнил: мы же договаривались – в следующем году в Сочи открываем "купальный сезон". Братан пообещал обязательно подъехать в Минск с Серегой Шавровым, а оттуда мы уже все вместе рванем в Москву и дальше – на юг. Я также решил наконец отпраздновать в России в кругу друзей и свой день рождения, совпадавший со знаменательной датой – 50-летием Великой Победы.

Позвонив еще раз в Москву, я озадачил зампредседателя комитета по международным делам Совета Федерации Алексея Мананникова вопросом о новой въездной визе сроком на год. Имея многократную российскую, о белорусской можно было не беспокоиться – территорию Белоруссии я проезжал как бы транзитом.

На следующий день, заказав авиабилет, я поднялся наверх к Гендлеру, дабы поставить директора в известность о моем неистраченном отпуске, к которому присовокуплялись еще и дни, отработанные сверхурочно.

– Валерий, а в Санкт-Петербург вы тоже собираетесь? – как бы между прочим спросил Юрий Львович.

– Нет, навряд ли. А что?

– Да мне вот просто нужно было передать знакомым небольшую посылочку,зачем-то отводя глаза, промолвил Гендлер.

– Юрий Львович, для этого существует Московское бюро, почта и собственный питерский корреспондент Резунков,– напомнил я, уже догадываясь, чего это Гендлер спрашивает меня о возможном вояже в Ленинград,– а в Питер я действительно не собираюсь. Вот на юг, в Сочи, полечу. Надеюсь, у вас там нет "знакомых отставных чекистов"?

Юрий Львович замахал руками, потом явно довольный тем, что поездка в Ленинград не входит в мои планы, продолжил:

– Старик, ты же знаешь, что в Москве надвигаются торжества. Если будет интересный собеседник, не сочти за труд – дай интервью с ним для программы прямого эфира.

– Без проблем. Но следует ли мне понимать ваши слова как утверждение моей командировки? А как же быть с отпуском?

– Возместим стоимость билета,– нашелся Юрий Львович.

– Вот блин, знал бы заранее – взял бы билет на "Люфтганзу".

– Что ты, что ты, это же очень дорого! – опять замахал руками Юрий Гендлер.– Да, твое присутствие в Москве – это командировка, только, пожалуйста, в этот раз без эксцессов.

– Юрий Львович, вы, кажется, исправляетесь и действительно хотите мирно дожить до переезда в Прагу? Рад это слышать! – Я театрально щелкнул каблуками, развернулся и вышел из кабинета, опять чуть не зашибив дверью очередного коллегу-"слухача".

Вечером, уже перед самым отлетом, ко мне домой заглянул Женька Кушев, принесший небольшой сверток с лекарствами и деньги, которые он попросил передать для больной матери.

– Ну что, командир,– спросил я, плеснув по стаканам отдающий торфяным запахом мутноватого цвета дорогой скотч-молт,– ты-то в Прагу едешь?

– Не знаю, вроде как еду, только вот в качестве кого? – Женя явно не имел желания углубляться в подробности.

– То есть, может статься, уже и не в качестве главного редактора службы?

– Может и так, если первую скрипку в Праге собирается играть известный тебе Шустер.

Женя ушел уже за полночь, а я. забылся беспокойным сном прямо в широком кресле. Рейс до Франкфурта, откуда летали "Белорусские авиалинии", был ранноутренний, не проспать бы. Но обратный билет, уже из Москвы, памятуя обещание Гендлера, я все же "переиграл" на немецкую "Люфтганзу".

В этот раз от аэропорта к сестре я добирался сам. Серега Зуев возился с ремонтом тачки. Через выходные мы с Раиской собирались поехать в Речицу проведать наших стариков. Зуев все же исхитрился как-то и привел "Москвич" в порядок, но, по его же словам, "ласточке" уже недолго бегать осталось. Пообщавшись с отцом и с матерью, я оставил сестру еще на пару дней с родителями, а сам подбил Серегу прокатиться в Брест к Нине. Если бы я знал тогда, что вижу мать живой последний раз в жизни, может быть, и задержался бы еще в Речице. Мать умерла весной 97-го, и только осенью 98-го я снова оказался в родных краях, уже на ее могиле.

В Бресте, как и следовало того ожидать, меня приняли довольно прохладно. Свою дочь Катю я подержал на руках в первый и, возможно, в последний раз, ибо с предложением о совместной жизни меня послали на несколько хорошо известных букв русского алфавита. Так повторилось и в 98-м, когда мне снова достаточно ясно дали понять, что для дочери я считаюсь "пропавшим без вести". А чего я, собственно, ожидал – любви, сочувствия? Вот и повторяй путь, пройденный твоим же родным отцом, которого ты сам увидел первый раз в жизни уже далеко не грудным младенцем.

В Минск я возвращался совсем не в радужном настроении. Что за бабы на Руси пошли? Сначала бывшая женушка не пожелала делить тяготы совместной жизни с "нищим и безработным". Теперь и эта "мать моего ребенка" туда же. Тоска, хоть удавись! Раз "бешеных денег" больше нет, значит, "пропал без вести". Серега пытался было анекдотами да прибаутками развеять мое мрачное настроение, но безуспешно.

В ожидании приезда Игоря и Сереги я немного пообщался с депутатом парламента Женей Новиковым, предложившим мне помочь встретиться с Лукашенко. Подумав, я отказался. Честно говоря, не хотелось мне посвящать свои последние несколько дней в Белоруссии беготне по высоким начальственным кабинетам. Как-нибудь в другой раз. В качестве демонстрации доброго ко мне отношения со стороны президента достаточно и того, что некоего "международного бомжа" Коновалова беспрепятственно пускают в Белоруссию, да и в компьютер на Брестском КПП занесли как "очень важную персону".

Приезд Игоря Морозова и Сереги Шаврова мы решили как следует отпраздновать. Выдался и повод – на квартиру к сестре позвонил мой старый товарищ Сергей Шпортов и пригласил на "свежину", забил кабанчика. Шпортов потомственный русский казак (не удивляйтесь несколько по-немецки звучащей фамилии, Миллер и фон Панвиц тоже были русскими казаками), чьи предки еще на заре XX века переселились в Белоруссию, жил в частном секторе и держал домашнее хозяйство. А самогон варил такой, что меня от него было за уши не оттянуть. (До сих пор я с некоторым ужасом рассматриваю фотографию, на которой запечатлен прикладывающимся – добро бы хоть к бутылке или, там, к трехлитровой банке – к ведру. Стакана в доме не нашлось, что ли?)

Вечером с примкнувшим к нам Михаилом Федоровичем, никогда не пропускавшим подобные мероприятия, мы приехали к Шпортовым. Туда же с Серегой Зуевым подошел и совсем юный парень Кирилл Слука, по молодости лет никогда не воевавший "за речкой", но написавший несколько песен об афганской войне и виртуозно игравший на гитаре. Игорь предложил Кириллу принять участие в фестивале афганской и солдатской песни, который, по традиции, ежегодно проводится 15 февраля в Башкирии, в городе Стерлитамак. Когда на следующий день мы достаточно уже отошли от самогонной "свежатины", Серега Шавров, ни разу до этого не бывавший в Минске, заторопился на прогулку – город посмотреть, да и себя показать. После осмотра достопримечательностей, проводив Игоря домой к сестре, гулять ему быстро надоело, и уже вдвоем мы решили продолжить знакомство с вечерним и ночным Минском.

– А девочки здесь ничего, красивые,– мечтательно протянул Шавров,давай с кем-нибудь познакомимся.

– Давай. После лошадиных физиономий немецких фройляйн я чувствую себя словно правоверный в райском саду, где полным-полно гурий.

– А у тебя подруги-немки были? – вдруг спросил Серега.

– Серый, я, кажется, уже заметил, что не имею склонности к скотоложеству. Американка, впрочем, была и одно время даже ходила в невестах. Но, видишь ли, я ко двору не пришелся. Дядя у нее – сенатор от штата Техас.

– Ладно, с твоим гнилым Западом все и так ясно. Смотри вон лучше симпатичная блондинка, да и вообще их тут как-то очень много!

– Наверное, перекисью красятся. Но "котик" и вправду ничего...

Мы вошли в городской парк. Странное дело – обитатели сумеречных аллей и парковых скамеек при нашем приближении сигали в близлежащие кусты, словно зайцы. С чего бы это вдруг? Так ни с кем как следует и не познакомившись, мы притопали обратно на квартиру к Раиске. Узрев в дверном проеме наши "постные" физиономии, аккурат с монастырской обедни, Игорь покатился со смеху и тут же выдал экспромт: "Хулиган – забейся в щель, мы выходим на панель!" Я оглянулся на висевшее в коридоре большое зеркало. Оба коротко стриженные, в темных двубортных костюмах и в длинных плащах, явно не производства швейной фабрики "Большевичка". У обоих из карманов торчат "мобильники". Оба в дорогих солнцезащитных очках "Карерра" (это ночью-то). У Шаврова под пиджаком просматривается наплечная кобура, а к поясу еще и наручники пристегнуты. Мы, похоже, здорово, а главное совершенно бесплатно поработали за местные органы охраны правопорядка, повыгоняв из городского парка всю наркоту и "ночных бабочек".