Текст книги "Век 'Свободы' не слыхать"
Автор книги: Валерий Коновалов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
– Знаешь, на кого ты похож? – спросил я Шаврова.
– Ну? – насторожился Серега.
– На минского "чикатило"!
– Пошел ты...
Через день Зуев отвез нас к поезду, и мы, одолжив у проводницы стаканы, дружной и шумной ватагой взяли направление на Москву.
В столице на этот раз ввиду краткосрочности пребывания я не стал докучать дяде Вове Пластуну квартирным вопросом, а "бросил кости" у Игоря.. На следующий день мы с Серегой подъехали к авиакассам на Петровке и взяли билеты. А еще через день уже сидели втроем в аэропорту "Домодедово", потягивая "грузинский" коньяк и ожидая объявления на посадку, которое уже довольно сильно запаздывало.
– Наверное, из Чкаловского опять массированный вылет авиасредств маршрутом Москва – Моздок,– предположил Серега.
– Не исключено...
– Ребята, вы что, "новые русские"? – В разговор вмешалась буфетчица, которой мы заказали уже третью бутылку коньячного пойла.
Наши с Серегой руки (особенно мои) были увешаны энным количеством дорогих побрякушек, да и бабками мы тоже заметно сорили.
– Нет, они старые, но русские! – резко ответил за нас Игорь, тем самым давая понять, что игра в вопросы закончена
Наконец объявили посадку. Мы пошли грузится на борт 86-го "Ила", выискивая наши места в хвостовой части. Братан, по своему самолетному обыкновению, тут же предался сну, Шавров, надев наушники, слушал музыку с моей "соньки", а я доставал бортпроводницу вопросами о наличии и количестве спиртного на борту этого "летающего шалмана". В конце концов, я ее таки "достал", и она принесла "надоедливому алкашу" бутылку водки "Смирнофф" с какой-то яркой и малознакомой мне этикеткой. Коньяк и виски в самолете почему-то не держали. Шавров пить не хотел. Игорь проснулся, выпил стакан и заснул опять. Остаток мне пришлось добивать уже одному. Не пропадать же добру! Часика через два самолет заложил круг над акваторией Черного моря и мягко сел в Адлере. Как и в прошлый раз, от борта нас забирал сочинский военком полковник Олег Брылев, сообщивший, что нам на неделю заказаны номера в санатории имени Мориса Тореза. Мы забрались в "Ниву" и поехали в Сочи.
По дороге "грузинский" коньяк и "смирновская" водка попросились наружу. Я знаком показал, чтобы остановили машину, и побежал в направлении пальм, произраставших у входа в какой-то санаторий. Следом за мной рефлекторно рванул и Серега. "Коктейль" выбирался наружу с каким-то прямо-таки утробным ревом. Создавалось впечатление, будто в пальмовых зарослях обитает сбежавший из зоопарка тигр. Наконец "зеленый змий" обрел долгожданную волю, а я, отдышавшись, поплелся к машине.
– Знаешь, на кого ты был похож? – язвительно спросил ожидавший чуть поодаль Шавров.
– Ну и на кого?
– На сочинского "кинг-конга"!
– Сам ты "чикатило",– вялым голосом огрызнулся я.– Когда пойдем знакомится с сочинскими девочками, не забудь прихватить ствол, а главное наручники.
– Да пошел ты...
Весь остаток дня я пластом пролежал в номере, кляня "грузинские" коньяки и "смирновские" водки оптом и в розницу. Сняли акцизные ограничения, теперь каждый, кому не лень, продает непонятно где произведенное пойло. "Понятно где",– отозвался с соседней койки Игорь. Помню, в Минске, в ресторане, он наотрез отказался пить предложенную официанткой израильскую водку "Когелевич", потребовав, чтобы ему, русскому мужику, принесли нашу, русскую водку хоть из соседнего магазина.
Назавтра я, как это ни было странно, все же встал с постели, и встал без головной боли. Серега отправился к морю открывать "купальный сезон", а мы с Игорем решили не то поздно позавтракать, не то рано поужинать. Обед мы проспали. Поиски подходящей забегаловки привели нас к торцу центральной сочинской гостиницы "Москва". Название питейно-кормежного заведения я прочел, как "Хаш".
– Армяне, что ли? – высказал я предложение.– Хотя какая разница, лишь бы кормили.
– И поили тоже,– откликнулся Игорь
– Ага. А то в моем измученном вчерашними боевыми действиями желудке уже изрядно урчит.
Поднимаемся на эстакаду и садимся за столик. К нам присоединяется и успевший уже искупаться Серега. С этой стороны название заведения наконец читается правильно: "Шах". Опять наваждение какое-то! Хозяин шалмана, по внешнему виду и акценту грузин, спрашивает, что мы собираемся есть и пить. На закусь заказываем несколько килограммов шашлыка из корейки. А вот насчет пить?
– Есть хороший грузинский коньяк,– заверяет он нас.
– Дорогой, не надо грузинского! Чача у тебя есть? – спрашиваю я, усилием воли унимая снова взбунтовавшийся было желудок.
– Есть. Только она – "очэн крэпки".
– Неси, дорогой, это хорошо, что "очэн крэпки", мне после ваших "грузинских" коньяков срочно кишки промывать надо.
Чача и в самом деле оказалась отменной и очень крепкой. А корейкой мы просто объелись до отвала, не иначе как сделав хозяину-грузину половину его дневной выручки. До санатория мы добрели настолько уже отягченные съеденным и выпитым, что остаток дня опять прошел влежку.
На следующее утро нас навестил бывший афганец Валера Довгаль, с которым я и вел переговоры по бизнесу (речь шла о поставках в Германию ценных пород древесины – кавказского дуба, бука и, возможно, ореха. В молодости, на "хозяйской даче", я два с лишним года изучал столярное дело и малость разбирался в материаловедении), а еще дня через два нас разыскал и товарищ Игоря по Абхазии подполковник Юрий Шлапунов – командир сочинского ОДОНа Внутренних войск России. Бойцы этого спецподразделения МВД воевали в Абхазии, прошли "обкатку" Чечней, а в основном перекрывали границу и горные перевалы. Юрий пригласил нас на уху к себе на стрельбище, расположенное в горах за Адлером, на самой границе с Абхазией.
Видимо, не очень то надеясь на богатый улов в озерце на самом стрельбище, мужики загодя прихватили хвост какой-то здоровенной рыбины явно осетровых "кровей" и пол-ящика водки. Оказалось, что в озерце водились только мелкие ерши да головастики, так что моя догадка оказалась верна будем варить хвост. Пока уха готовилась, мы перекинулись в картишки, а потом мужики решили посостязаться в стрельбе из табельного шлапуновского "макарова". Игорь не участвовал в нашей "детской забаве". Поставили на поваленное бревно пустые бутылки, которых почему-то уже набралось изрядно, но тут кто-то заметил, что стрелять мы собрались в сторону чужой территории, абхазской. Как бы не сочли за провокацию! "Цели" тут же развернули в сторону родной российской земли. Каждому стрелку, исходя из количества патронов, определили по три выстрела. Я с утра уже был далеко не "ворошиловским стрелком", так что ни во что не попал, хорошо хоть себе же не в ногу. Но что с меня-то, со штатского, взять? Общий смех вызвал Валера Довгаль, по его же собственным словам, в прошлом советник афганских коммандос в Рухе (правда, у Вити Верстакова в афганских дневниках, он значился замполитом), также не поразивший ни одной цели.
– Пистолет плохо пристрелян,– попытался оправдать Довгаль свою неудачу.
– Меньше пить надо,– проходя мимо, бросил Шавров и навскидку, почти не целясь перебил из "плохо пристрелянного" "макарова" все еще остававшиеся целыми бутылки.
"Во дает, блин,– подумал я,– с ним не по девочкам, на войну ходить надо"!
Только вечером уже я заметил, что выгляжу, как кабан, побывавший с экскурсией на живодерне. Ни хрена себе загорел! Скоро моя собственная шкура начнет зудеть и полезет лохмотьями. Загораю я почему-то плохо. Как-то в Калифорнии битый месяц провалялся на песочке у Тихого океана – и хоть бы хны, даже не покраснел, но стоило только залезть повыше в Кордильеры, как меня тут же увезли оказывать первую помощь от радиационного поражения. В горах Северного Кавказа до такой экстремы, слава богу, не дошло, но намучился я изрядно. Серега тоже страдал от загара, но куда меньше меня. Шкура у него, что ли, толще? Тут-то я понял, почему более опытный в таких делах Морозов не снимал с плеч рубашку.
В Сочи становилось уже заметно жарко. От жары кожа зудела невыносимо, не помогал даже "местный наркоз". Глянув как-то на себя в зеркало, ко всему я еще обнаружил, что наел себе такой "мозоль", которого у меня в жизни никогда не было. Шавров тоже прищелкивал языком, глядя на показатель электронных весов, заметно зашкаливавший за сто двадцать. Пора было возвращаться в более холодные и голодные края средней полосы России.
Из Сочи мы улетели 2 мая, а уже 3-го я трясся от холода (в Москве подморозило) и от голода (не успел позавтракать), стоя на крылечке у входа в Штаб воздушно-десантных войск в ожидании машины на Чкаловский военный аэродром.
С полковником Александром Маргеловым, его братом-близнецом Василием и Валерием Борисенко я лечу в Омск на самолете начальника штаба ВДВ генерала Валерия Беляева. В Омске, в поселке Светлый, где расположен 242-й учебный центр ВДВ (в советском прошлом эта учебная дивизия дислоцировалась в Литве), должны состоятся торжества по случаю присвоения центральной улице поселка имени Василия Филипповича Маргелова. Автобус наконец за нами пришел. Вскорости подъехали мы и к Чкаловскому. Самолет начальника штаба ВДВ – "Ан-22Б" (арктический вариант) – уже наготове, экипаж прогоняет турбины на малых оборотах. Еще успеваем перекурить, стоя под брюхом, и спешно идем грузиться. Особенно тороплюсь я. Как-то Борисенко рассказал мне историю о том, как бывший командующий ВДВ Ачалов улетел, оставив за бортом недокурившего Александра Лебедя, и тому на учение в Белоруссию пришлось добираться попутным транспортом. (Я – не Лебедь, до Омска я вряд ли так доберусь, а попасть туда мне очень хочется.) Говорят, что генерал Беляев имеет ту же привычку, что и Ачалов.
На борту наша группа размещается в хвосте самолета, у самой аппарели. К "коллективу" поближе перебирается и замначальника управления кадров ВДВ полковник Михаил Никифоров. Команда на взлет. Отрыв. Мы в воздухе – до Омска более четырех часов лету. "Аннушка" несколько тихоходна, зато надежна. Из всех наших "сидоров" на свет Божий сразу извлекаются спирт, водка, свиная и говяжья тушенка, хлеб, чеснок и какой-то фруктовый компот есть чем скоротать время. Перекурив, я справляюсь у мужиков, что делать, если захочется "по-малой". Самолет не пассажирский, а начальник штаба в свой персональный сортир меня уж точно не пустит. Валера Борисенко открывает дверцу, ведущую на аппарель, и молча показывает на стоящее в дальнем углу жестяное ведро.
В самом хвосте заметно болтает, сквозь пазы аппарели видны проплывающие внизу облака. "Не, мужики, что-то десантник из меня сегодня совсем хреновый, наверное, еще столько не выпил, лучше я потерплю пока",говорю я, забираясь обратно в кресло. Этак через полчасика терпеть становится уже невмоготу (пусть лучше лопнет моя совесть), и, проклиная все на свете, я подбираюсь-таки к треклятому ведру. Наконец внизу появляется уже хорошо заметная сетка взлетно-посадочных полос. Военный аэродром, тоже Чкаловский. Сели мягко, если не считать того, что сверху грохнулся мой кейс с аппаратурой. Я полез проверять сохранность магнитофона и фотоаппарата (свой "Никон" я грохну в другой раз, уже в Рязани), а Валера Борисенко со смешком в голосе заметил:
– Тебя же предупреждали: не падают только с пола – старая десантная мудрость.
– Поздно, батенька, на зеркало пенять, рожа уже покривела,– огрызаюсь я,– но, слава аллаху, вроде все цело.
Борттехник откидывает трап. Мы спускаемся. Начальник штаба ВДВ укатывает в поданной к трапу "Волге", а за нами пришлют старенький "ПАЗ". В ожидании я с интересом разглядываю стоящие чуть поодаль 29-е "МиГи".
Южная Сибирь встретила нас двадцатипятиградусной жарой. Пришлось раздеться до рубашки, и сгоревшая в Сочи кожа снова стала противно зудеть. Правда, на мое персональное счастье, генералы Беляев и Сериков, командир 242-го УЦ, почему-то отказались от натопленной для них традиционной баньки, так что в баню отправили нас – не остывать же добру. Там я наконец окончательно "полинял", новая кожа еще немножко чесалась, но уже не болела на сгибах. А пить? Так я за всю свою жизнь никогда не пил, да и стол для гостей был накрыт по-царски, на генералов же рассчитывали. (Потом я прикинул, что в среднем каждые семь-десять минут принимал "на грудь" по стакану.)
В жарко натопленной бане и пилось как-то по особенному, но наутро я действительно пожалел, что вчера не умер,– десантники начали опохмелятся. Кто-то из офицеров принес гитару, я попробовал было чего-то напеть, но пальцы цепляли струны совсем не там, где надо, и я оставил безнадежные музыкальные упражнения, снова взяв в руки более привычный для них инструмент – стакан. Мужики разговорились о январских боях за Грозный. Вот тогда-то я и услышал фамилию генерала-сухопутчика Шевцова, поднимавшего в Моздоке новогодние тосты за поражение ВДВ. Замелькали другие фамилии: Рохлин, Квашнин...
Последняя мне показалась знакомой. Еще в 92-м на Всеармейском собрании в ШОВС кто-то из офицеров бывшей 40-й армии, впоследствии ставшей вооруженными силами Казахстана, рассказал мне историю о командире танковой дивизии с такой же фамилией. Дивизия дислоцировалась в Сарыозеке, это километров 90 от Талды-Кургана и примерно столько же от Алма-Аты. Министр обороны СССР Дмитрий Язов прибыл в эту дивизию КСАВО с инспекцией, обнаружил там черт-те что и потребовал "на ковер" комдива. Того искали полдня и наконец обнаружили... в кинотеатре. Результат не замедлил сказаться – за несоответствие занимаемой должности снять с командования дивизией и вывести в распоряжение министра обороны. После такого оставалось только в госпиталь ложиться, на увольнение. Я справился, тот ли это Квашнин. Он не из Уфы ли случайно родом и вроде как даже военного училища не заканчивал? Оказалось, тот самый.. Поди ж ты, а теперь группировкой "федералов" командует. Ну, имея дело с такими "корифеями" военных наук, Дудаев, Басаев, Радуев, Хаттаб и прочие еще долго могут спокойно спать!
На следующий день состоялось торжественное присвоение центральной улице поселка Светлый имени командующего Маргелова, с открытием мемориальной доски. Чуть позже там был установлен и бюст Василия Филипповича. (Настоящий памятник легендарному десантнику, в полный рост, высотой в несколько метров, был установлен в 2000-м году, но, к сожалению, пока что не в России, а на Украине, в городе Днепропетровске.) Потом состоялись показательные выступления воинов-десантников 242-го УЦ, включая и боевую стрельбу из автоматического станкового гранатомета "Пламя". Я со своим фотоаппаратом полез было поближе, но меня тут же убрали из-под обстрела. Разлет осколков у АГС еще тот, недаром его называют "смерть пехоты".
В 242-м учебном центре мне понравилось, как, впрочем, понравился и сам город Омск. Чувствовалось, что солдатам и офицерам трудно по нынешним временам поддерживать на достойном уровне моральный и боевой дух, но того, сказать словами Бати Маргелова, "румынского бардака", который в 90-е годы стал характерной приметой многих частей и соединений Сухопутных войск, у десантников не было.
Торжества в 242-м учебном центре ВДВ закончились, и 5 мая мы благополучно приземлились в подмосковном Чкаловском. Почти три дня моих потуг "перепить десантников" не прошли бесследно. Я, едва живой (хорошо хоть Валерий Борисенко был рядом), на "четырех опорах" выполз из метро "Таганская", но дальше уже идти, простите, не мог. Заморозки кончились, в Москве наступила жаркая погода. Пот с меня – градом, во рту – сушняк, ноги как ватные. Вот-вот свалюсь – полный упадок сил.
Валера решил серьезно заняться моим лечением и запихнул в какое-то оказавшееся поблизости кафе на открытом воздухе. Там он заказал пиво "Балтика" различных нумераций и коротко приказал: пей, должно помочь! Пиво оказалось хорошим, не хуже немецкого. К нему принесли чего-то еще зажевать, и я постепенно пошел на поправку. Тут Валерий Викторович и сообщил мне, что послезавтра меня ждут в Академии бронетанковых войск. Генерал Николай Сердюков лично пригласил меня на празднование своего 50-летнего юбилея, а посему содержание должно соответствовать форме. Я вяло кивнул и снова налег на пиво. Валера тем временем продолжал:
– Я же говорил тебе, когда пьешь, надо не забывать и закусывать.
Я с набитым ртом промычал было "виноват, исправлюсь", но тут в разговор вмешались:
– Уважаеми, тай нимнога тенга на хлэп.
Поднял голову. По виду – явные беженцы из Таджикистана. Я уже полез было в карман за мелочью, как вдруг Борисенко резко послал просящего к известной матери:
– На хлеб, говоришь, не хватает...
Все многочисленное семейство таджика жевало "сникерсы".
– Вот, мать твою, беженцы пошли, на хлеб не хватает, а на "сникерсы", значит, хватает. Душманье...
От греха подальше таджик с домочадцами тут же растворился в толпе. Мы допили пиво и пошли по направлению к дому Игоря. Бросив непослушное тело на диван, я справился у брата, где Серега Шавров. Оказалось, что на дежурстве, освободится только послезавтра.
– Жаль, вот и в Омск без него слетал,– уже почти отрубаясь протянул я.
– Что это с ним? – спросил Игорь у Борисенко.
– Как что? Уже синдром. В который раз пытался перепить десантников.
– Все ясно.
Всю субботу я проспал как убитый, а наутро, в воскресенье, все же нашел достаточно сил, чтобы встать, залезть под душ, побриться и почистить зубы (какие еще остались). Игорь подозрительно смотрел на эти мои приготовления.
– Куда это ты с утра-то пораньше? К девочкам, что ли? Так к ним под вечер ходить положено.
– В бронетанковую академию! – бодро отрапортовал я.– Командир десантников из 345-го пригласили на день рождения. Витька Верстаков там тоже будет.
– Смотри, братан, не загнись с такими темпами, а то ведь еще и опохмелятся придется. Знаешь анекдот?
– Знаю. Посему опохмелятся не буду.
У входа в академию стояла небольшая группа людей. Я встал в сторонке, ожидая, пока подойдут Виктор Верстаков и его супруга Ольга. Наконец появился Виктор и представил меня генералу Сердюкову. Честно скажу, я до сих пор искренне благодарен Николаю Ивановичу и его боевым товарищам за оказанную мне честь. А ведь все началось с передачи в рамках моего "Сигнала", и я даже мечтать не мог, что воочию увижу легендарных бойцов Баграмского ОПДП – Сердюкова, Демидова, Маковея, Хромова, Кима. С Пашей Кимом мы разговорились, как-то быстро нашли общий язык, и я пригласил бывшего начмеда 345-го к себе на день рождения, попросив его с утра 9 мая подъехать на Новодевичье, ибо также собирался познакомить Павла и с Александром Васильевичем Маргеловым.
За столом я больше налегал на закуску, чем на выпивку. Володя Маковей и Вася Хромов поинтересовались причиной. Пришлось рассказать о своих омских "злоключениях". Мужики посмеялись: "Жаль, Валерки Востротина нет! Вот бы с кем тебе посостязаться!" (Как в воду глядели! В 97-м на банкете в честь Героя России Александра Маргелова я последовал их совету – и снова безуспешно. Конечно же, победителем вышел Востротин.)
Домой я добрался уже под вечер и попытался было принять горизонтальное положение. Но не тут то было! Звонок. Услышав на автоответчике голос Володи Пластуна, Игорь передал мне трубку. Дядя Вова сообщил, что завтра, 8 мая, в 18.00 на Красной площади под руководством Бориса Громова состоится торжественное возложение венков к могиле Неизвестного солдата. Он просит меня быть там вовремя и обещает лично представить бывшему командарму 40-й. Я знал, что Игорь немножко недолюбливает Пластуна за его привычку к месту и не к месту титуловать себя "генерал-лейтенантом КГБ". Уж кто-кто, а реальный полковник КГБ Игорь Морозов хорошо знал, что столь высокое воинское звание мог носить разве только начальник Краснознаменного института КГБ, но никак не "простой ученый", в прошлом рядовой преподаватель языка фарси.
– Опять "генерал-лейтенант" хренов тебе лапшу на уши вешает. Громову он представит! Как же! Жди! Борис его, поди, и в глаза-то никогда не видел,– констатировал Игорь.
Сам Игорь знал Бориса Всеволодовича еще по Афганистану, по своей третьей командировке "за речку" в начале 89-го года
– Братан, а ты-то сам не хочешь поехать?
– Да нет, брат, тяжко мне теперь смотреть на все это... Поезжай с Серегой.
Поздним вечером, почти уже ночью, я наконец дозвонился и до Шаврова.
– Старшина, Омск ты пропустил, бронетанковую академию тоже. Завтра хоть свободен?
– После обеда.
– Прекрасно, будь в 16.00 у Игоря.
– А что намечается? – недоумевающие спросил Серега.– День рождения у тебя ведь только девятого.
– Как что? Поедем на Красную площадь венки к Вечному огню возлагать и с Громовым знакомиться. Фирма "Пластун" гарантирует,– сообщил я уже под хорошо слышные и Шаврову смешки Игоря.
– Ну, если Пластун гарантирует, тогда жди, только будь готов, как юный пионер.
Серега прибыл прямо с дежурства ровно в шестнадцать. Я ждал уже внизу, на улице, и сходу запрыгнул в подрулившее к обочине белый "вольво".
– Хорошее тебе "точило" на фирме выдали,– заметил я.
– Ничего. Вот блин!
– Чего ты?
– Да "дуру" сдать забыл. А в машине оставлять нельзя.
– Бери с собой, что-нибудь придумаем. У тебя же разрешение есть.
Мы запарковали тачку напротив гостиницы "Москва" и пешком пошли в сторону Красной площади к видневшимся вдали ограждениям и милицейским постам. Толпа зевак собралась непомерная – еле протиснулись. По ту сторону ограждений я стал глазами выискивать знакомую фигуру дяди Вовы и наконец нашел. Однако, заметив мои махания рукой, Пластун почему-то не спешил подходить и вступать в объяснения со стражем порядка. Милиционер же втолковывал нам, что вход разрешен только по приглашениям, служебным удостоверениям и спецпропускам. Моя журналистская ксива его не убедила. Тут к ограждению протолкались двое в одинаковых темных костюмах, предъявив в раскрытом виде одинаковые же "книжечки", и я решил на этом сыграть. Обращаясь больше к "джентльменам из конторы", нежели к постовому, я объяснил: что мы, дескать, приглашены. Вот там, поодаль, нас ждет "генерал-лейтенант КГБ" Пластун, а нас, извините, почему-то не пропускают. Один из "джентльменов" что-то сказал милиционеру и тот сразу разрешил нам пройти. "Уловка-22" сработала. Хоть какая-то польза от пластуновского "генеральства".
– Оружие есть? – спросил постовой, обращаясь больше к Сереге, чем ко мне.
– Есть,– по-военному коротко ответил Шавров, предъявляя лицензию охранника.
– А патроны?
– Тоже есть, как и положено, хранятся отдельно.
– Какие, газовые?
– Никак нет. Боевые.
– Проходите. А то, если газовые, то не положено.
Мы прошли за ограждения, и я спросил у Сереги:
– А если бы ты с гранатометом заявился? С газовыми гранатами – не положено, а с осколочными – пожалуйста, проходите.
– Похоже, что и не мент он вовсе, а переодетый срочнослужащий кремлевского полка.
– Может и так, кто их теперь разберет.
Мы подошли к Володе Пластуну, который на мой вопрос о "непонятке" на милицейском КПП тут же сослался на какие-то "объективные обстоятельства", которые помешали-де ему к нам подойти. Пока я разбирался с Пластуном, нас окликнули. Подполковник Ренат Шафиков – ветеран войны в Афганистане, а до недавнего прошлого командир разведроты 201-й дивизии, дислоцированной в Таджикистане. Теперь под Рязанью служит, в Чучково. Вчетвером мы приблизились к небольшой группе людей, окружавшей Бориса Громова. До возложения венков оставалось еще минут тридцать. Пластун подошел было к Громову и попытался что-то сказать, но командарм его не замечал. Да, сдается, прав был Игорь насчет их "тесного знакомства". Тут кто-то со всего размаху огрел меня по спине. Я обернулся. Гена! Генерал-полковник Геннадий Стефановский, которого я не видел уже, почитай, целый год! Мы обнялись. Устроенный нами шум привлек и внимание Громова. Он подошел, поздоровался со Стефановским, и тот, представив меня бывшему командарму, попросил Бориса Всеволодовича сказать несколько слов в микрофон. Громов согласился, на интервью мне отводилось пять минут – ровно столько оставалось до начала церемонии возложения венков.
Пока я задавал вопросы Борису Всеволодовичу, Серега управился с фотоаппаратом, запечатлев для истории этот торжественный момент. Потом нам тоже вручили венок, и мы с Володей Пластуном возложили его к Вечному огню.
– Ну что, дядя Вова? – спросил я.– Может, в следующий раз лучше мне представить тебя Борису Громову?
– Да понимаешь, Валер, он меня, наверное, не признал. Столько времени прошло.
– Надо же, тебя не признал, а Стефановского сразу узнал, хотя столько времени прошло. Ладно, с этим проехали. Завтра вечером приходи к Игорю Морозову. Состояние – трезвое, форма одежды – парадная. И поскромнее, пожалуйста. Это день рождения, не свадьба, так что "генералы" мне там без надобности.
От Красной площади мы завернули на Тверскую, с нее мимо кинотеатра "Россия" – на Новослободскую, потом на Чехова, где и притулилось Московское бюро РС. Я быстренько поднялся наверх, подлетел к Кулистикову и Шустеру, вывалив перед ними кассету: "Вот вам, в ваш "Кривой эфир".
В свое время Шустер и сам был не прочь взять интервью у Бориса Громова, так что особых "восторгов" чужими успехами, конечно, не выказал. Но делать нечего, событие надо было освещать, дабы не отставать в этом от "конкурентов" – российских средств массовой информации, а собственного "шустриковского мальчика" не пропустили за ограждения. Я еще упросил Серегу коротко заглянуть на Рублевское, домой к Серафиму Юшкову – поздравить его с наступающим праздником, а потом меня, уже порядком "нагруженного", "броня" доставила обратно на "базу", напоследок предупредив, чтобы завтра с утра я как "стеклышко" ждал его внизу.
– А ты что, завтра разве без "колес"? – спросил я.
– Вот наглый человек! – возмутился Шавров.– Имею я право хоть Девятого мая стакан-другой выпить?
Дома, завалившись на родной диван, я начал рассказывать Игорю о наших с Шавровым похождениях на Красной площади (особенно позабавил его случай с шавровской "дурой"), но был перебит звонком. Я подумал было, что это Александр Васильевич, еще раз решивший уточнить нашу диспозицию на завтра. Нет, голос женский. Черт возьми, сразу и не узнал! Наталья, которую я, признаться, тоже уже счел "пропавшей без вести". Она и вправду отъезжала из Москвы к себе в Новочеркасск.
– Ну, привет, красавица, подъезжай завтра по известному тебе адресу, а там разберемся!
Я повесил трубку и плеснул себе немного в стакан "на сон грядущий". Забегая вперед, скажу, что к концу 95-го Наталья снова "пропала", и, к сожалению, больше мы с ней уже не встречались.
У входа на Новодевичье нас с Серегой Шавровым уже ожидали Валера Борисенко и Павел Ким. Мы взяли букеты цветов и прошли в глубь кладбищенского комплекса, к надгробному памятнику Василию Филипповичу. Там уже находились сыновья Александр, Василий и Виталий, их жены, внуки Александр и Михаил Маргеловы, близкие и друзья семьи. Разлив по стаканам принесенную водку, мы добрым словом поминаем генерала-фронтовика, Героя Советского Союза, участника парада Победы 1945-го года, прошедшего всю Великую Отечественную войну от первого и до последнего ее дня. Девятое мая – не только День Победы, но и день памяти о тех, благодаря кому мы все получили право на рождение и на эту жизнь.
С Новодевичьего кладбища мы поехали домой к Александру Васильевичу, где был накрыт праздничный стол, а уже ближе к вечеру вернулись на Пролетарку, к Игорю. Там я застал и первых гостей – немного знакомую мне, в основном по ее творчеству, Марианну Захарову и совсем незнакомого старлея-пограничника со звездой Героя России на кителе.
– Андрей Мерзликин,– представился он.
В памяти всплыли события лета 93-го в Таджикистане: 12-я застава Московского погранотряда. Неравный бой с просочившимися из-за Пянджа духами. Всего несколько оставшихся в живых бойцов. В их числе получившие тяжелые ранения офицеры – Разумовский и Мерзликин. "Стрелочников" искали недолго. Командующий погранвойсками России был снят с должности, но мертвых-то этим не оживишь.
Марианна и Игорь оживленно спорили. Я прислушался. Оказывается, Маша, ефрейтор Внутренних войск России (полк дислоцирован в Дзержинске, Нижегородской области), засобиралась в Чечню. Игорь к ее настроениям повоевать отнесся отнюдь не благосклонно, потому и возник спор. Отношение брата, воевавшего в Афганистане и знающего цену крови, к войне в Чечне я знал хорошо и полностью разделял его. Одно время еще бывший сержант-афганец Серега Кузнецов серьезно достал Морозова своими поисками "героизма" на чеченской войне, и Игорь доходчиво объяснил тому прописную истину: "на гражданских войнах не бывает героев". Теперь вот еще и Марианна. У самого Игоря подрастали близнецы-сыновья Алексей и Михаил, обучавшиеся в МАДИ, но меньше всего он хотел бы видеть их обреченными на заклание "молоху" чеченской войны. Хватит и того, что отец навоевался за всех, а афганская война, к сожалению, никого и ничему не научила.
Марианна не соглашалась с тем, что женское дело не в Чечне воевать, а растить дочь, и продолжала спорить. Заметив, что Игорь завелся уже не на шутку, я решил разрядить обстановку и попросил Марианну спеть. Она отвлеклась, мы выпили. Маша взяла в руки гитару. Я спросил Марианну, не против ли она, если в нескольких выпусках "Сигнала" я дам ее песни. Нет. Не против. И тут-то из нашего дальнейшего разговора выяснилось, что Захарова она по первому мужу, а в девичестве – Коновалова. Предки – родом из Костромы. Надо же? Моя покойница-бабушка говаривала, что ее корни тоже из этого старинного русского города. Вдруг дальняя родственница? Я как-то сразу поохладел мыслью приударить за Марианной и вовремя вспомнил о присутствии Натальи.
Постепенно стали подходить и другие гости. Последним пришел Алексей Мананников. Он рассказал мне, что решил бойкотировать официоз на Поклонной и вместо этого прошел с колонной ветеранов от Белорусского к Вечному огню. Городские власти поначалу не разрешили было пройти "красным" на Красную площадь, но, узрев в рядах демонстрантов нескольких высокопоставленных законодателей, решили все же не омрачать праздник ни себе, ни другим.
За окнами уже заметно стемнело. Со стороны Кремля грянули первые залпы праздничного салюта. Народ ответил дружными залпами из всех имевшихся в наличии разнокалиберных стволов. К народному салюту свой голос присоединили и мы.
Из Москвы я улетел 12 мая, решив больше никогда не праздновать свой день рождения в Германии.
ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ НА "ВОЛЕ"
Я вернулся в Мюнхен и занялся подготовкой последних выпусков "Сигнала" к эфиру, стараясь не обращать внимание на бушевавшие вокруг "страсти-мордасти". Многим сотрудникам уже разослали уведомления с указанием причины, почему их не берут в Прагу. Я такого письма пока еще не получил, но примерно догадывался, чего в нем понапишут. Почти одновременно с этим был обнародован и коэффициент, по которому собирались начислять отступные. У меня за почти 12 лет набралась бы кругленькая сумма в 40 с лишним тысяч баксов, но с учетом моих долгов и кредитов не видать мне ее "кругленькую". Дай бог, если хоть половина останется. Вдобавок ко всему еще предстояла и беготня по различным немецким учреждениям для оформления пособия по безработице да "выбивания" приличных курсов по переквалификации или дальнейшему обучению. Я выбрал компьютерное образование в области масс-медиа. Но до курсов этих оставалась еще чертова уйма времени, а пока что надо спокойно досидеть на "свободовских" нарах свои последние полмесяца.
