Текст книги "Судьба по имени Ариэль"

Автор книги: Валерий Ярушин

Сергей Шариков

Нордический, пунктуальный, непьющий. Это еще не все. Можно сказать, за правду всегда страдал. Часто уворачивался от рукоприкладства коллеги. Виртуоз, композитор, на кларнете мог сыграть целую гамму… Сережа как-то без особых споров получил свой «ангажемент» в ансамбле. Студент-политехник, перескочивший из ЧПИ в музучилище, затем в институт культуры. Имея очень беглую, пианистическую технику, был весьма уважаемым инструменталистом. Сыграть Эмерсона в подлиннике мог тогда не каждый. Стиль его бывшей группы «Пилигримы» очень «стыковался» с ариэлевским. Романтик по натуре, он выдал, на мой взгляд, просто шикарный блюз «Песенка в старинном стиле» со скрипкой. Запомнилась его лирика «Ты – музыка», «Взгляды домашних животных», «Сладкая планета». Мне очень нравилась его тяга к новым звукам, к новым инструментам. Примерно, раз в полтора года, он менял свои клавишные: стринги, синтезаторы, электропиано. На его итальянский «Hammond» перед концертом ходили глазеть зеваки… Это было для меня стимулом писать для новых звуков партии. Жаль, но откровения у нас с ним не получалось. Чаще всех, он общался с Антоновым, гоняя каждый вечер чаи… Как «Антоша», однажды «заболел» новыми пристрастиями в жизни, купив… кларнет. (Некоторое время мы его звали Карлом…) Уже через полгода он играл: «Неплохо очень иметь три жены…», что очень пригодилось в «Концерте для тромбона с оркестром». Вскоре, после моего ухода, тоже покинул группу…

Ростислав Гепп

Дирижер-хоровик, позже всех пришедший в коллектив. Сложный по натуре и по характеру, человек. Его упрямство переходило всякие границы. Он – из тех людей, которые, хвастаясь, не знают удержу, и при этом, после всех попаданий впросак, делают умное лицо. Я давно понял, что принял на работу некоего оппонента, который многое мое встречает «в штыки». Где-то успокаивал себя: мне нужны такие люди, чтоб «… карась не дремал…». Но все его песни и композиции, за редким исключением, были написаны не в ариэлевском стиле, а где-то около. Чувству меры мешали эмоции. Причем, нельзя сказать, что его музыка была бездарной, напротив – я восхищался некоторыми глубокими, даже виртуозными композициями в стиле Джино Ванелли, но это был – не «Ариэль»! Чувство стиля, напрочь, его покинуло. На что терпеливый Каплун, и то, все время укорял Стаса: «Ну, не «катит» эта вещь, давай уберем!» Гепп почти всегда отвечал: «А сегодня публика лажовая!..» Правда, две композиции попали «в точку». Это – «Алёнушка» и «Храни меня, дождь». Стопроцентным попаданием явилась и его актерская работа в рок-опере – роль Хлопуши. Оригинальными были и его аранжировки второй стороны пластинки Александра Морозова «Утро планеты». Однако, его тщеславие и, видимо, какая-то зависть, сослужила ему плохую службу. Сделав его бригадиром, во время дефицита администраторов, тем самым постепенно готовил его к новой должности «рулевого»… Если б не «Ариэль», Стас, вероятно имел бы хороший джаз-роковый коллектив со своим талантливым музыкальным видением. Но, как говорится, «после драки – всегда виднее…»

Борис Каплун

Баловень судьбы. Как только не называла его пресса: он и обаятельный, и привлекательный, и душа, и «стержень», и самый талантливый! Кто-то из женщин назвал его секс-символом Челябинска. Не знаю…. Я – не женщина… Хотя, все барабанщики, вероятно, приковывают пристальное внимание обеих полов. При том, при сем – Борис Каплун – незаурядная личность. Попробуйте, найдите сейчас барабанщика, владеющего скрипкой на уровне музучилища, а?… А прибавьте к этому сольный вокал с «поднебесными» высотами! Это – уникально! Все его музыкальные специальности я попытался раскрыть на сцене, и это, я думаю, мне удалось! Сказать, что Боря был мне просто другом – значит, ничего не сказать! С самого начала, как только познакомились, мы дали клятву друг другу: куда ты – туда и я! Главный, «железный» контакт – это его профессиональный статус. Мы с ним вместе «плясали» от классической «печки». Вместе злились, когда гитаристы трудно «впитывали» музыкальный материал. Вместе убеждали в своей правоте. Все новые песни проходили через каплунский «худсовет». Лишь потом я показывал их остальным музыкантам. Если было что-то не так – Боря очень деликатно поправлял меня, и я не обижался. Мы просто являли собой единое целое! Есть один любопытный факт. Подавляющее большинство барабанщиков дружит с басистами. Это, так называемая, «тяжелая артиллерия», которая требует четкого взаимопонимания. И это у нас, с Каплуном, не отнять. У Бори был небольшой недостаток, «плавающий ритм», но он его с лихвой компенсировал эмоциональностью и, заражающий зал, непосредственностью… В институт культуры он поступил на музпед-факультет по классу скрипки. Но, видимо, перезанимавшись ударными, рука стала дрожать, и Паганини уже не очень хорошо получался, пришлось перейти на дирижерско-хоровое отделение, где его очень ждали…

Я знал, что, уезжая на гастроли, его супруга, Лена отправляла мужа с тремя рублями «на трамвай», и Боря умудрялся жить, не тратя особых денег, и усилий. Потому как «…под каждым ей, листом, был готов и стол и дом….» Я не вкладываю это в смысл какого-то ерничества, просто Каплун умел жить, пользуясь всеми благами предоставленной ему жизни.

Почему наши «мушкетерские» принципы были напрочь отвергнуты? Что с ним случилось, спустя 19 лет, для меня останется загадкой на всю оставшуюся…

Автопортрет

На фоне всего этого ужасно не хочется выглядеть этаким «пушистеньким» и жаловаться на всё и вся… Вспыльчивость на грани паники? Но это есть почти у каждого. Ищу главную вину свою, и не нахожу… Именно ту, после которого кому-то плохо. Нет её… Мой жизненный принцип «не копить врагов» – неуместен. Все равно они будут, если не враги, то недруги, каким бы положительным ты ни казался… И доброта – это, оказывается, не самое лучшее качество, особенно, если после ее проявления ты теряешь друзей. Качество любого лидера, видимо подразумевает силу, жесткость и принципиальность, а доброта, как раз, видимо и мешает … Да, я – фанат. Фанат того, что дал мне Бог, и я ему благодарен. Это счастье – делать то, что хочешь, и при этом получать неизмеримое удовольствие. Счастье – это, когда видишь одухотворенные лица в зале, ощущаешь, что ты «приковал» их вниманьем, и оттого сам получаешь это удовлетворение. Виноват лишь в том, что погнался за неким рекордом многолетнего существования в одном составе. Опять-таки, из благих побуждений. Мирил всех, ради того, чтобы, не дай Бог, ансамбль распался! Проглатывая унижения, не имея твердого кулака, просто не умел им стучать. Моим «пацаньим» отношением к жизни кто-то умело пользовался. Очень часто «пылил», главным образом, в ущерб здоровью, но тут же «отходил»……. Я включаю видеомагнитофон, и смотрю любимый фильм «Назад в будущее». Размышляю: что было бы, если вернуться на машине времени чуть назад, и поступить иначе? Ведь весь ход истории изменится. Только в лучшую сторону!.. В лучшую ли?… Но, вероятно, это была бы уже другая история, другая книга, и другая судьба. А моя судьба имеет конкретное имя «АРИЭЛЬ»…

Часть 2
«Жизнь после «Ариэля» или «Судьба продолжается…»

Итак, я остался один…

1989 год – год «зализывания ран»

Все происходящее я решаю осмыслить летом в Болгарии, куда направился по обыкновенной турпутевке с семьей.

Весь этот период я ощущал какую-то гигантскую перестройку своей личности. Но не было паники, мозг работал на будущее. Возникали фантастические проекты: вот я – аранжировщик или басист у моей «боевой подруги» Аллочки Пугачёвой, или у руля какой-нибудь сумасшедшей команды, двинутой на фольклоре, а может кому рок-оперу написать?…

Пока размышлял – звонок Валеры Яшкина: «Старик, не вешай носа, я тебе делаю интересное предложение – Мулявин поддержал. Короче, можешь приходить в «Песняры» музыкальным руководителем, Володя останется художественным!..» От этих слов у меня закружилась голова, но я не дал ответа, просил подождать. Предложение жены Ольги купить старый деревенский дом с землей в селе Первомайском воспринял, как нечто новое в своей жизни. Словом, началось какое-то очищение организма. С моей души спал тяжелейший психологический камень, тянувший меня вниз. Вспомнил слова ивановского врача: «Хочешь жить – бросай ансамбль!…» (Как это кощунственно не звучит.)

Пока размышлял над предложением Яшкина, получил письмо от некоего Александра Святова, юриста по образованию. Предложение, каких сотни – прочесть стихи очень хорошего поэта, может получится песня?… По привычке стал нехотя листать страницы, но, вчитываясь в текст, стал замечать, что мне это очень интересно! А некоторые строчки стали уже в голове звучать! Так родилась первая композиция на стихи Сергея Семянникова «Безвременье». После взбалмошной горбачевской перестройки эти стихи имели глобальный смысл. Я хочу, чтобы читатель по достоинству ощутил нерв этой поэзии, ставшей отправным пунктом к моему дальнейшему этапу творческой судьбы.

 
С. Семянников
БЕЗВРЕМЕНЬЕ
 
 
Помолчим, посвящённые, утро глаза ослепило…
Это солнце хитрит, чтобы сразу подняться в зенит.
Время ночи прошло, время дня еще не наступило.
Не поверим ему, пусть сомнение нас осенит.
 
 
Тот ли вырвется звук, если воздух слезами кропило,
Если стены молчания голос сводили на «нет»?
Время вдоха прошло, время выдоха не наступило.
И душа еще спит, невзирая на странный рассвет…
 
 
Но очнется она, вспомнит все, что однажды забыла,
И прославит зарю, если все это станет зарёй.
Время страха прошло, время совести не наступило,
Непонятно пока, что за солнце встает над землёй…
 
 
Где-то гимны поют – эка невидаль! – все уже было…
Смотрит вечность на нас, как усталая мать на дитё.
Время кривды прошло, время истины не наступило.
Помолчим, посвященные, встретим достойно её!..
 

Срочно связался с моим старым другом композитором Аркадием Хаславским, поехал к нему в Москву и записал на его домашней студии первую пост-ариэлевскую композицию. А на радио «Маяк» ее представил, как премьеру, знаменитый Виктор Татарский, тот самый ведущий музыкальных программ, который 17 лет назад, в 1972 году представил мою «Лебедушку» в передаче «Запишите на ваши магнитофоны». Надо ли говорить, как это меня подняло морально!

Дома при встрече со Святовым и Семянниковым у нас родилось трио: поэт, композитор, продюсер…

Уволившись из филармонии, понимал, что где-то надо работать, а за окном – «кооперативные» времена! С Сашиной помощью окунулись в творческие вечера, которые оплачивались весьма скромно, но позволяли, что называется, «поддерживать штаны». В этот период дворцы спорта сменились красными уголками санаториев, и тут же родилась горькая шутка: «Из князи – в грязи!» С печалью, смешанную с негодованием, наблюдаю, как мои бывшие коллеги, взяв нового басиста, и исполняя мои аранжировки, едут на гастроли по моим зарубежным адресам… Было чувство корабела, построившего свой корабль, на котором уплывает кто-то другой…

Практически все друзья укоряли в одном: «Зря ты отдал название, ведь это твое!…» Сам понимал, и… ничего сделать не мог, а может и не хотел, помня слова ивановского врача…

Но черные полосы когда-то кончаются. И вот в сентябре подходит ко мне барабанщик Витя Риккер, из местных, и говорит: «Не грусти, у нас есть музыканты, которые хотят тебя поддержать. Приди на репетицию в ДК ЖД.» Что вскоре я и сделал. Так родилась моя новая группа. Название придумал клавишник Саша Немцев: «Тебя, кажись, в «Ариэле» Иванычем кликали – давай так и назовемся, по-русски и прикольно!»

На первых порах решил сделать свою аккомпанирующую группу, освободиться от баса. Но история показала, что народ меня запомнил именно с инструментом, поэтому часто пришлось изредка все-таки брать бас-гитару. Для начала – повторение пройденного – восстановить старые шлягеры, которые требовались всегда: «Зимы и весны», «На острове Буяне», «В краю магнолий», «Порушка-Параня». Они учились легко, потому что были на слуху. Мои первые песни на стихи Семянникова «Великодворье», «Черный ворон», «Волшба», «Беда», «Первая последняя любовь» были с оттенком философии и близкой к религии. Но вместе с ресторанными хитами сочетались органично. Потенциальным администратором стал, естественно, Святов. Он так рьяно взялся за свои обязанности, что я уже не сомневался, что скоро выйду на прежнюю орбиту…

1990 год, «Казачья»

Это самый деятельный год Святова. Он начался с регистрации музыкального центра В. Ярушина при обкоме комсомола. Затем Саша нашел-таки спонсоров. Семейная фирма Тамары Георгиевны и Анатолия Викторовича взяла нас в свои члены и мы стали маленькой филармонией со своим штатом музыкантов и технарей. Вскоре Святов закупает в Москве аппаратуру, свет, и, что важное, шьются концертные костюмы, и не где-нибудь, а на «Мосфильме»! Мой, самый богатый, расшитый люрексом с атласным плащом стоил 7 тысяч рублей! что при тогдашней стоимости водки в 5 рублей, впечатляет… Мне достается служебная «пятерка», теперь я имею две машины, с ума сойти!

И вот, весной мы едем на конкурс в Ленинград под названием «Шлягер-90». Он мне нужен был, как свежий воздух. Ни о каких первых местах я и не помышлял, но засветиться было просто необходимо!

Итог – седьмая сумма баллов из 30 – весьма неплохо! Учитывая, что на эстраде в то время становился модным стиль диско-данс, где в этом преуспел дуэт «Кар-мэн». Здорово прозвучала моя новая песня на стихи питерца Александра Костерева «Казачья». Открытием конкурса явилось выступление Филиппа Киркорова и Танечки Булановой.

Для Филиппа этот успех стал мощным трамплином для прыжка в шоу-бизнес. И уже тогда ленинградский гостиничный комплекс содрогнулся от непростого характера будущей супер-звезды.

Заканчивался последний день конкурса. Призы были розданы. Близко к полночи удачники и неудачники пили водку и всякую дребедень в номерах, как вдруг… шум, гам в коридоре, кудахтанье горничных…

Возмутителем спокойствия оказался Киркоров. По телевизору, в записи, шел конкурсный концерт лауреатов. И, как это подобает, победители поют в самом конце… Но наступало время новостей, и песенку «болгарского соловушки» на втором куплете мягко смикшировали на «нет»…

Ярость Филиппа не знала границ! Покричав в коридоре на всех, кто попался ему по дороге, лауреат первой премии схватил телевизор и с размаху кинул его в раскрытое окно с 12-го этажа… Слава Богу, внизу никого не оказалось…

Гастрольные концерты организовывать стало неимоверно трудно. В филармонии этим занимался целый штат работников. И если делался маршрут, то учитывались все географические особенности переездов, перелетов, и мы, артисты, меньше всего заботились о всяких бытовых мелочах. Даже заполняемость залов нас не особо беспокоила – ставка ведь была единой и неделимой! Теперь вступала в силу договорная система, и летать приходилось даже на один концерт, хоть к «черту на кулички»! Так мы стали осваивать Север. Оказывается, там работало очень много бывших челябинцев. «Неутомимый» Святов договаривается на «Мелодии» о выпуске винила «Иваныча». Едем на запись. В Челябинске кто-то из журналистов в статье называет «Иваныч» вторым «Ариэлем». И, словно испугавшись, что это название «прилипнет» к нам, гепповская команда в ближайшем интервью подписывается: «Ариэль»-1…

Приближался ноябрь 90-го, а это означало, что 7-го числа должно было состояться знаменательное событие – 20 лет группе! Нашими поклонниками, друзьями было предпринята масса попыток помирить нас, но безуспешно. Вскоре узнаем, что концертный зал «Россия» в Москве берет на себя организацию юбилея в январе будущего года. Приглашения на него я не получил…

1991 год, «Деревянный мостик»

И вот, афиши в столице. Смотрю на них с грустью – не дожили…

А в Москву все же мы поехали. Не без участия Святова, естественно, который, желая восстановить мои заслуги, убедил кого-то там, за кулисами. Потом я узнал о маленькой детали интриг: Слава Малежик возмутился, что меня не будет на юбилее, и отказывался выступать…

Все расходы по пребыванию в столице взяли на себя наши спонсоры, Тамара и Анатолий, поскольку мы там были не предусмотрены… Наверно, логичней было бы не выступать, послать все к черту, именно такое чувство было в душе. Но друзья убедили: «Будь выше всего этого!..» То, что нас поставили в начале концерта лишний раз убедило меня в том, что от нас хотели побыстрее избавиться. Не удивило меня и то, что нас не хотели видеть и на банкете. Правда, один из музыкантов нового состава Олег, раздобыл для нас два пропуска, но мы вежливо отказались от этой милостыни… И устроили в гостинице «Минск» со спонсорами свой банкет. Правда, он был грустным…

Шел исторический год развала СССР. Страна бурлила. Посещать концерты народ стал неохотно, закрутилась политическая жизнь. На эстраде активизировались рокеры. Наступало их время. Министерство культуры уже не могло влиять на ситуацию в стране, и на сцену хлынул поток мутной грязи, выдаваемой за правду. Панки казались какими-то революционерами. Поп-культура сращивалась с уголовной тематикой. На всех рынках и вокзалах – реанимация «Мурки» в чуть ли не симфонических аранжировках… Наверно, подобное было и будет во все переходные времена. Но как трудно в такой ситуации остаться самим собой!

У народа появились шальные деньги. В ресторанах – гуляющая братва с летающими графинами и известные музыканты, отрабатывающие свой хлеб унизительными выступлениями между чавкающими нуворишами. Словом, как сказал поэт – БЕЗВРЕМЕНЬЕ!

Как в таких условиях Святову удалось «пробить» съемку на ЦТ, да еще попасть в «Утреннюю почту» за две бутылки шампанского – уму не постижимо! Приближался какой-то юбилей «Ламбады» и этому была посвящена телепрограмма. Позвонила из Москвы режиссёр Лариса Микульская и спросила, нет ли у меня что-нибудь похожее на «Ламбаду», но на русском языке. Я как раз писал песню с гармошкой в народном стиле «Деревянный мостик». Переправили фонограмму, песня очень понравилась. Так мы ее и сняли, можно сказать, «на шару», купив режиссёрам пару шипучего напитка…

Очередной, на этот раз, международный фестиваль, на который мы прорвались, опять-таки благодаря Святову, проходил в Алма-Ате и назывался «Азия даусы». Здесь превалировала восточная культура, поэтому европейцы как бы были гостями. Мощные фольклорные коллективы просто поражали. Это проходило на стадионе в лучших советских традициях, но все понимали – это прощание с Советским Союзом.

…Осеннее утро 91-го. Приходим на запись в одну из московских студий. С кушетки с заспанным лицом поднимается Игорёк Тальков. «Привет, – говорю, – что, ночью писали?» – «Да, – отвечает, – только прилег… Новую песню, «Президент», называется». «Куда ты, – спрашиваю, – дальше?» «В Питер, в «Юбилейном» сборник…» (В смысле – гала-концерт, слово «тусовка» ещё не придумали…). На прощание рассказываю свой фирменный анекдот про вьетнамца: Русский спрашивает у вьетнамца: «Как сказать по-вьетнамски «нищий»? – Тот отвечает: «Там.» – «А два нищих?» – «Там-там.» – «Ну, а три нищих?» – «Там-там-там.» – «А вот как сказать: «много-много нищих?» – Тот: «Там-та-ам, там-там, та-ам там…» (при этом надо напевать мелодию гимна Советского Союза…). Игорёк долго смеялся – анекдот ему явно понравился. При этом я знал, что он остро воспринимает политику, слыл монархистом. А его песни о России просто были «в тему» в то время. – «Пока!», – говорю, не зная, что вижу в тот миг его в последний раз… Через два дня придет сообщение, что Игоря застрелят прямо во время концерта…

Конечно, с годами, время будет упорядочено историками, назовут даты, с чего начиналась смута или новая история. Но тогда мы только чувствовали, что идет оно уже, это новое время истории моей России…

…В моем ансамбле произошли изменения. Ушли Володя с Геной. Пришли гитарист Рафаил Максумов и клавишник Леонард Спадавеки.

Лёня, как мы его для удобства звали, оказался прямым потомком знаменитого итальянского композитора Антонио Спадавеккиа, какой-то двоюродный правнук! Появление на одной из репетиций сияющего Святова означало что-то приятное. Так оно и есть – едем в Китай! Наши спонсоры решили совместить деловую поездку с культурно-развлекательной программой. В то время наши шефы занимались торговлей, что-то вроде жень-шеневых добавок и текстиля. И в выездных документах против наших фамилий, в графе «профессия» гордо стояло «коммерсант»! Прибыв в Благовещенск, вспоминаем известную картину Репина… документов, приглашающих нас, нет. Два дня их искали пограничники. За это время, ночуя в железнодорожных вагончиках, было выпито море китайской вонючей водки – так частично мы готовили себя к восточной кухне… И вот, таможня. Перед поездкой нам были выданы премиальные в виде красных червончиков. Но их как-то надо было провезти – официально разрешалось менять какой-то мизер, и мы пошли на «преступление»… Решили пользоваться старым дедовским способом – в трусы и носки, но это, к счастью, не пригодилось. Узнав, что я – из «Ариэля», таможенники «скопом» протащили всю группу, не проверяя нас… Но тормознули нашего шефа. Видимо, у них чертовская интуиция на крупных нарушителей. Наивный Анатолий Викторович счел представителей закона лохами, и напрасно… Но обо всем по-порядку.

Шеф отозвал нас с Сашей в сторонку и спросил: «Как я вам?» – Оказывается, нужно было посмотреть со стороны, нет ли чего подозрительного во внешности Анатолия Викторовича. Это надо было видеть! Солидный мужчина в очках, с папиросой, (с ней он не расставался даже ночью) расхаживал в длинном кожаном пальто до пят. (Это в летнюю жару!…) В этот момент он напоминал детектива из фильма. Причем плечи были неестественно квадратные, что делало его похожим на Чапаева в бурке перед атакой, а еще больше на кавказского аксакала!… Оказывается, под плечи были напиханы пачки десятирублевых банковских купюр. Только мы открыли рот, чтобы деликатно обсудить эту тему, как тут же его вызвали «на ковер», где под хохот таможенников заставили Анатолия Викторовича снять плащ, откуда дождем посыпались деньги. Влившись своим смехом в хор представителей закона, мы с Сашей попытались доказать, что это просто шутка, но посмеявшись, уже без улыбок, инспекторы писали протокол…

Проскочив границу без шефа, сели в катер, пересекли Амур и вскоре были уже на китайской стороне. В Китае, видимо, были свои Репины, потому что нас никто не встретил. Местная милиция на нас смотрела уже недобрым взглядом. Запахло скандалом! И тут опять выручило мое ариэлевское прошлое. Через пару часов через паспортный контроль проходила группа наших бизнесменов, видимо, возвращавшихся домой. Вдруг один из них, увидев меня, закричал: «Валерка, ты?…» Передо мной стоял солидный человек с животом и лысиной, и я старался вспомнить, кто же это? «Ты что, забыл? Мы же с тобой в Чите не просыхали! Это же было лет пятнадцать тому!…» Я сделал мину озарения: (Актер, все-таки!) «Тьфу ты, конечно!… – залепетал я. – Как ты теперь по отчеству?» – задаю спасительный вопрос. – «Петрович я, да зови меня просто – Витек!» Я быстро поведал Витьку, что мы сидим без шефа, который, быть может, уже в кутузке, на родине, а мы, как бездомные щенята, здесь голодаем… Похоже, яркие, образные сравнения пробрали моего знакомого, потому что он тут же связался с каким-то китайским господином, говорящим по-русски. Через полчаса после этого мы уже нежились в апартаментах местной гостиницы. Теперь мы уже числились коммерсантами Виктора Петровича, и нас передали в другие руки. Назавтра была уже назначена встреча с китайскими товарищами почему-то в ресторане… А пока решили погулять по городу Хэйхэ. Город напоминал муравейник. В отличии от праздно шатающейся Европы, Китай представляет из себя страну винтиков-шпунтиков, постоянно что-то делающие, куда-то бегущие или едущие на великах! И везде запах всяких трав, приятных и не очень… Помню, зашли мы в аптеку. Саша Немцев, зная, что вокруг не понимают по-русски, громко произнес: «Ну и запахи у вас, вы что тут, серите, что ли?…» В ответ китаяночки радостно закивали головами, видимо думая что так их приветствуют русские братья…

Во время трапезы в ресторане я насчитал 17 блюд. Чего там только не было. Недаром говорят, что китайская кухня – самая-самая… Не знаю, хорошо ли, плохо ли, но многое нам было не по нутру. Какие-то жареные кузнечики, например, или сладкая картошка. Все китайцы пользовались палочками, но для гостей всегда припасены вилки с ложками. Но больше всего поразило то, что все эти блюда находились в центре стола на большой пирамиде, состоящей из стеклянных кругов-полочек разного диаметра на шарнирах. Любое блюдо можешь «подкатить» себе, покрутив одну из полочек. Китайские товарищи с гордостью наливали нам свою вонючую самогонку. Мы, по-актерски нахваливая, давились, но пили, помня, что у нас, в России и уксус можно потреблять, если за него не платить… Заучив местный тост «камбэй», меня потянуло на лингвистические знания. «Слушай, – говорю я китайскому переводчику, – а как вы ругаетесь на своем языке?» – «А мы русским матом пользуемся», – ответил тот. Весьма польщенный, я не унимался: – «А все-таки?» – «Ну, есть такое слово, только при женщинах его произносить нельзя! Это слово «Ванзибадай!» – «Ого, – говорю, – это что, из области секса? Вонзи, да еще и бодай?» – «Ой, тихо, тихо!…, – замахал руками переводчик. «А перевод-то какой?» – спрашиваю. – Почти шепотом китаец сказал: «По вашему, это… польний писец!… Во как!…» Потом я заметил, что разговаривая между собой, кося в мою сторону, китайцы говорят какое-то нехорошее русское слово. Я поинтересовался у местного друга, может это какое-то обзывательство? – «Ой, да не обращайте внимание, это не оскорбление. Просто, мы вас, русских называем «большой нос». «Большой» – по-китайски – «пиз», а «нос» – «дао», а вместе… Ну, не обижайся, ладно?» В общем, спели мы за столом «Ой, мороз, мороз». Это было единственной музыкальной композицией, которую мы привезли в качестве культурно-развлекательного мероприятия в Поднебесной. Она явно сблизила наши народы. Особенно за этим столом… В дальнейшем разговоре выяснилось, что Витек сделал наше пребывание в течение двух суток, поэтому на следующий день, накупив на базаре какого-то дешевого кожаного «дерьма» отправились домой. Так закончились мои самые смешные и несуразные зарубежные гастроли!…

Приходя в гости к нашим спонсорам ловлю себя на мысли: я ведь придворный музыкант! Развлекаю гостей, пусть иностранных, но все равно – ужасно неловко и униженно себя чувствую после звездной гастрольной жизни. Правда к этому времени меня пересадили уже в служебную «девятку», и это как-то надо было «отрабатывать». Вспоминаю, как в это время история свела меня с великим артистом. Артисты кино, видимо, тоже ощутили это барское отношение к ним олигархов, но, как говорится, кушать хочется всегда. И поэтому многие легендарные, любимые народом, актеры подписываются на любые «междусобойчики», если они неплохо оплачены. Вот и наши покровители вдруг захотели иметь в гостях не кого-нибудь, а самого Евгения Леонова! За определенную сумму, не буду врать – какую, видимо перекрывающую нормальный гонорар, знаменитый артист согласился откушать обед в компании челябинских предпринимателей. Причем, в простой северо-западной квартире. Самой шикарной машиной к тому времени была моя бежевая девятка, и… как в песне: «…дан приказ ему на северо-запад…» – я повез легенду, включив габариты…

Конечно, мне было неловко, что его опять мучили вопросами про то, как он побывал на том свете, про кому. Я брал инициативу в свои руки и болтал все, что угодно, лишь бы дать передышку Леонову. Подарил ему только что вышедшую пластинку «Иваныча». В ответ он расписался на своей фотографии и пожелал «Иванычу» успехов. Несмотря на усталый вид, он очень интересно рассказывал, и мне показалось, он делал это искренно…