Текст книги "Жизнь и творчество Р. Фраермана"

Автор книги: Валентина Фраерман

Соавторы: Владимир Николаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Но Гайдар не такой поэт, как многие. Существует, я бы сказал, удивительный секрет Гайдара. Секрет состоит в том, что поэт адресовал свое вдохновенное слово прежде всего юным сердцам, правда, слово его дошло и до взрослых, взволновало и пленило и их. Как произошло, что рано повзрослевший в боях и походах человек, помышлявший прожить жизнь военным человеком, взявшись за перо, стал детским писателем? Очень глубокий и умный ответ дает на это Р. Фраерман, которому не только тесная дружба с Гайдаром, а еще и личный опыт позволили разглядеть секреты друга.

«Часто сам Гайдар задавал вопрос: случайно ли так с ним произошло, как порою случайно происходит со многими писателями?

Может показаться странной эта мысль, но Гайдар всегда писал о себе, писал для себя и потому-то и стал детским писателем.

Так истинный поэт отдает порой свою фантазию странным и сказочным видениям не потому, что дети любят волшебные сказки и читают их с охотой, а потому, что эти видения живут в нем самом.

В душе Гайдара постоянно жили видения детского мира. И еще больше – мальчишеского мира, одновременно героического и наивного, лукавого и чистого, который он силой поэзии заставлял выходить на страницы книг.

Ранние повести Гайдара не имели успеха не потому, что они были уж так слабо написаны. И в них мы находим прекрасные, талантливые страницы. Но там нет той чудесной поэзии детства, которая раскрывается перед нами вдруг в такой простой и скромной повести, как «Школа».

С этой поэзией детства Гайдар больше не расстается, как не расстается со своей излюбленной темой – Красной Армией.

Сам большевик, он рисует маленьких большевиков и учит юных читателей любить Родину, партию и свою прекрасную Советскую страну. Сам воин и советский патриот, он рисует маленьких воинов и патриотов и учит их защищать эту Советскую страну, верно хранить военную тайну и, чем возможно, помогать своей Красной Армии.

Вот поэтому именно дети так любят его книги.

И вовсе он не притворяется из военной хитрости детским писателем, как он сам о том говорит, как бы себе в утешение. Другим он и не мог бы быть».

Замечательная по меткости и точности характеристика самого существенного, самого главного в творчестве Гайдара. Такая характеристика могла быть дана не только близким другом писателя, но и его единомышленником, во многом жившим сходной с ним жизнью, одинаково смотревшим на мир и солидарно понимавшим свою задачу.

Жизненный пример Гайдара не в меньшей мере, чем пример любого другого героя, увлекателен и поучителен. Пусть вам не дано быть поэтом, художником, но пройти по жизни, равняясь на Гайдара, добрым, смелым, чутким, беззаветно преданным родине, революции, народу – разве это не заманчиво для каждого? Не в этом ли состоит высокое счастье жизни нашей!

Теме счастья, выбора верных дорог в жизни в значительной мере посвящена и последняя большая повесть Р. Фраермана «Золотой Василек». Критикой она была встречена довольно холодно, хотя понять и тем более объяснить эту холодность весьма затруднительно. Писатель очень дорожил этой повестью, радовался большому успеху ее у читателей и тем не менее был удручен несправедливым отношением профессиональной критики. Собираясь подарить мне эту книгу, он с опаской сказал:

– Не знаю, понравится ли вам мой «Золотой Василек».

Он сказал это с горечью, которая меня в тот момент удивила, ибо я не мог еще предположить, как дорога ему эта повесть. А дорога она была, надо думать, по многим причинам. Начать хотя бы с того, что в этой книге Р. Фраерман снова возвращался к изображению Дальнего Востока, не одного Дальнего Востока, но в значительной мере книга посвящена этому навсегда дорогому сердцу писателя краю. Она начинается сильнейшим по яркости, похожим на развернутое лирическое стихотворение в прозе вступлением, в котором вдохновенно живописуется роскошнейшая природа Дальнего Востока, ее могущество, сила, красота в любое время года. С особенной щедростью автор живописует дальневосточную тайгу, неоглядные просторы океана и человека, преображающего этот удивительный край. Сказание о человеческом подвиге, о деятельности жизни на этих захватывающих воображение просторах вторгается в лирическое описание хотя и несколько неожиданно, но очень естественно и органично.

«...Бывают очень тихие дни, такие тихие, что слышно, как в соседней бухте тикает консервный завод или как далеко, где-то близ заставы, проедут на грузовиках красноармейцы.

Иногда среди этой тишины раздастся вдруг грохот, подобный обвалу, и каменная пыль заблестит под солнцем над водой. Это взорвали гору на перевале, чтобы проложить сквозь глухой лес новую дорогу. Их уж много, этих новых дорог! Извиваясь меж гор, точно реки, выбегают они из самой глубины тайги и вливаются в новые города и поселки или падают на каменистое побережье у наших пограничных застав. Или пронесется над ней самолет и повернет вдоль океана на север.

Куда летит он? Может быть, на дозор, вдоль нерушимых границ нашего дальнего края. А может быть, просто везет почту к эвенкам в стойбище на берег Тугурской губы.

И долго провожают его взглядом рыбаки-краболовы, только что вернувшиеся с моря. Они на секунду оставляют свои железные крючки, которыми снимают панцири с крабов, и, подняв головы, смотрят вверх. А у ног их тихо шевелится прибой, раскачивая листья морской капусты, и в сетях ворочаются крабы, такие большие, что вряд ли два краба разойдутся свободно на палубе кавасаки. И раздаются крики птиц, носящихся над приливом, и голос самого прилива, дождавшегося своего часа.

Благословенны края твои, родина, как бы суровы они ни были в глазах чужеземцев!»

Это вступление, по свидетельству вдовы писателя, было набросано еще летом 1938 года, когда свежи были впечатления от поездки на Дальний Восток в бригаде А. А. Фадеева. К тем годам относится и первоначальный замысел книги, написать которую удалось лишь спустя почти тридцать лет. В эти три десятилетия уместились грозные предвоенные годы, война, труднейшие годы восстановления, когда жилось далеко не в достатке, следствием чего явились две тяжкие болезни – инфаркт и тяжелый инсульт, от которых до самого конца полностью оправиться так и не удалось. Каждую книгу Фраерман писал после этого как последнюю, отдавая ей остаток своих сил, вкладывая всю душу, стремясь выразить себя возможно полнее.

Но не этим только был дорог «Золотой Василек» писателю. Впервые он создавал произведение, в котором основные события и судьбы героев развертывались на широком историческом фоне. Относительный покой и довольная, несколько даже сонная, кажущаяся незыблемой жизнь приходится лишь на начальные страницы повести, на ранние детские годы главной героини. Но очень скоро эта незыблемость будет поколеблена сначала отзвуками русско-японской войны, потом 1905 годом, гулко прокатившимся по всей стране, после этого неустроенность жизни будет ощущаться все больше и настойчивее, затем ворвется в жизнь империалистическая война, за ней грянут революции, сначала февральская, потом октябрьская, гражданская война, – все это перевернет жизнь до самого основания, заставит всех и каждого пересмотреть свои взгляды на ценности, материальные и духовные, похоронить прошлое, что не так легко и, уж разумеется, далеко не просто. Такого широкого по охвату событий произведения у Р. И. Фраермана до сих пор еще не было.

И еще была по крайней мере одна причина, по которой повесть должна была представлять для автора особое значение. В качестве главной героини в «Золотом Васильке» выведена Надя Морозова, прообразом которой является жена писателя – Валентина Сергеевна Скрыльникова. Значительное место рядом с ней на протяжении всей повести отведено ее матери, ставшей и писателю близким и дорогим человеком. А писать о близких и дорогих, видимо, еще более трудно, чем, скажем, хирургу оперировать своих родственников. Но речь сейчас не о трудностях, какие в данном случае ожидали писателя, ибо надо было быть особенно точным в передаче конкретных фактов, что, впрочем, никогда, как мы знаем, не тяготило Р. Фраермана, а о том особом такте, какой, безусловно, требуется в подобных случаях. Словом, повесть о судьбе близких людей по-особому сложна, но и по-особому дорога.

Рассказывая о судьбе Нади Морозовой, писатель, в сущности, взялся рассказать о юной представительнице народной интеллигенции, о ее судьбе, складывающейся в процессе постепенно нарастающих, а потом бурно происходящих революционных преобразований, об отношении к революции, о новых путях и новом понимании смысла и счастья человеческой жизни, которая посвящается достижению не узко эгоистических целей, а общего блага, что позволяет гармонично сочетать личное счастье с созиданием счастья для всех. Какой же это внутренне сложный и богатый содержанием процесс.

Разговор о счастье ведется на протяжении всей повести. Сначала представление о счастье прочно связывается с богатством, комфортом, довольством, уютом, красотой. Вот на самой центральной улице, которая называется просто Большая, стоит четырехэтажный каменный дом с высокой башней на крыше. От улицы дом отделен голубым палисадником, в котором за чугунной узорной решеткой все лето голубеют корейские лилии, вывезенные с Японских островов. Горожане утверждают, что за домом есть другой сад, в котором цветут померанцы и мимозы, зеркально сверкает пруд, и в его водах отражается «настоящий морской катер». А в самом доме есть белый мраморный зал в два света и мрачная, мореного дуба столовая. А еще есть китайская комната и отдельная комната, в которой живут куклы. Их сто пятьдесят. Они собраны со всего света: французские, русские, китайские, японские... Некогда это обилие кукол делало счастливой девочку Агашу. Но вот она выросла, охладела к кукольному богатству и остается только воскликнуть: «Какие это были счастливые, чудесные дни детства! Куда они ушли? Куда исчезла веселая тоненькая девочка с черными глазами? И почему вместо нее по тем же комнатам ходит скучающая полная девушка с темными кудрями и лениво, равнодушно смотрит по сторонам?» А потом Агаша станет толстой, задыхающейся на ходу фрау Курц, и уж не только куклы, а и вообще ничто в мире не сделает ее счастливой.

И во всем этом сказочном доме, который будет принадлежать Агафье Амплеевне, ее мужу немцу Курцу и их четырем детям, никто не изведает счастья. Дети возненавидят друг друга, сильные будут истязать тех, что послабее, муж и жена смертельно возненавидят один другого до того, что «каждый, ложась на ночь в постель, надеялся, что, быть может, в эту ночь смерть унесет его врага. Вот так изо дня в день, из года в год они жили среди мрамора, золота и парчи».

В доме-дворце живут злые люди, и потому им нет счастья. Однако с течением времени юная героиня повести, а вместе с ней и мы, читатели, убедимся в том, что богатство и счастье вообще не уживаются.

Но что там богатство, разве не бывает другого счастья? Почему же, бывает. Ведь счастье бывает простым, маленьким, обычным, даже мелким. Оно доступно многим. И юной восприимчивой, любознательной и жизнерадостной Наде Морозовой в особенности. Уже в зрелые годы ей припомнится, как в детстве две девочки (то были она сама и ее подружка) «сидели и наслаждались вечерней тишиной. Сердца их спокойны и безмятежны, как тот тихий вечер. Ясными глазами смотрели они тогда на уходящее солнце и вслушивались в вечерние задумчивые звуки. Им ничего не хотелось. Или, быть может, они верили, что весь мир принадлежит им. И оттого так трогательны, так невинны были их молодые лица. Они были тогда счастливы».

Надя будет счастлива, когда дядя привезет ей из далекого плавания маленькую обезьянку: испытает счастливое ощущение, наблюдая пышный восход солнца, радуясь общению с природой.

В детстве Надя услышит от матери сказку о стране Золотого Василька. «Василек цветет и вечно роняет в родник свои золотые лепестки. И тот, кто возьмет хоть один лепесток, уж никогда не будет знать никакого горя». Героиня сказки, бедная сиротка Катя, отправится «за своим счастьем по прекрасной долине Золотого Василька».

Хотя окружающая жизнь очень мало похожа на сказочную страну счастья, Надя через всю свою жизнь пронесет трогающий воображение образ Золотого Василька.

Надя ведь тоже сирота. У нее только мать, образованная, милая, мудрая, возглавляющая школу. Но Надя в этой школе учиться не будет. Отец девочки некогда погиб в бурном Амуре, спасая полковую казну, и ей поэтому выхлопочут место в институте, куда примут на казенный кошт. Наде будет лишь видеться порой Золотой Василек, но ни одного лепестка, оброненного им, так и не удастся поднять. На ее долю выпадет много трудных дней, она будет чувствовать себя счастливой каждый раз, когда возвратится во время каникул домой к матери. Когда окажется снова в привычной и родной обстановке.

«Утром в раскрытые окна старая лиственница протягивает длинные ветви. На столе шумит самовар. Мама уже встала. Она сидит в муслиновом зеленом капоте у самовара и ждет Надю вместе пить чай. Мать и дочка садятся друг против друга и все время улыбаются. Даже когда говорят о каких-то пустяках, счастье так и искрится на лицах обеих».

Это все простое счастье бытия, даже, точнее, радость, а не счастье еще, во всяком случае не то большое счастье, которого хватает человеку на всю жизнь, которое способно наполнить его сознанием того, что он живет как надо, что если бы предстояло начинать жизнь сначала, то переиначивать ее не потребовалось бы. До потребности в таком счастье надо еще дорасти, созреть. И с Надей это в свой срок произойдет.

А пока с удивлением открывает она для себя, как мало кругом счастливых людей. Вот она слышит звонкую фразу поэта, сказавшего: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». И похоже, что в этом заключена горькая правда.

Взять хотя бы умного, богатого, талантливого, смелого инженера Курбатова. Кажется, у него все есть. Он живет деятельной, интересной жизнью, широко и смело мыслит, наделен большим обаянием и даже красотой. И дом заведен на широкую ногу. Вот Надя и ее мать приглашены к Курбатовым на торжественный ужин.

«Большой стол «покоем» сверкал серебром, хрусталем и цветами. Гости рассаживались, отыскивая свои места по крошечным карточкам, воткнутым в высокие вазочки с живыми фиалками. Удивительно было видеть зимой в этих снежных краях свежие наивные фиалки и вазы с ландышами и сиренью из собственной теплицы Курбатова.

Надя не хотела идти в столовую и осталась в гостиной. Прелестный хотанский ковер украшал комнату. Блестящий, шелковистый, он был заткан тремя восьмиугольниками на зеленом поле. Бросались в глаза стилизованные цветы лотоса и мистический китайский знак: монограмма в круге – «чеу», – означающий счастье и долголетие.

Такие же символы Надя видела и на дорогих фарфоровых вазах в углах комнаты со стилизованным изображением летучей мыши, название которой «фо» совпадало с китайским словом, обозначающим счастье.

«Как много счастья! – подумала Надя. – Но в самом ли деле в этом доме-дворце витает дух настоящего счастья?»

У Нади были все основания задать этот вопрос. Позже выяснится, как глубоко несчастен хозяин богатого дома, этот незаурядный человек. И не один он.

Юные сердца еще будут надеяться на счастье. Вот застенчивая Лиза, сознающая, что она некрасива, что ее иногда приглашают «только из жалости и вежливости», все же «на мгновение поверила, что счастье, быть может, улыбнется и ей». Мечтает о счастье и Надя.

Правда, чем она делается взрослее, тем сложнее становится ее представление о счастье. Став петербургской курсисткой, она осознает его так: «Есть для каждого человека непередаваемое очарование в слове «свобода». Что-то заветное, увлекающее! Оно мелькает в сознании – особенно юных душ – как счастье. И тем сильнее пленяет, когда после гнетущих долгих лет страха и постоянной тревоги вдруг повеет волей и покоем. И тогда жизнь с необыкновенной силой вновь на каждом шагу увлекает воображение, будит мечты и питает ум свежестью неизгладимых впечатлений. И все, что было ненавистно в неволе, все привлекает, манит и зовет».

Счастье и свобода – таково новое толкование. Несколько позже мелькнет мысль о том, что, «где истина, там и счастье».

Мы уже как-то обращали внимание на то, что Р. Фраерман при всей своей мягкости и доброте, при всей свойственной ему лирической задушевности одновременно является художником мужественно правдивым. Читая «Золотой Василек», лишний раз убеждаешься в этом. Порой кажется, что писатель с некоторой даже безжалостностью ведет свою хрупкую героиню через страшные испытания, обрекая ее на истинные «хождения по мукам». Но в этом нет нарочитости, нет стремления к излишней драматизации, тут чувствуется лишь забота о правдивом изображении времени, эпохи, коренным образом переделывающей жизнь всего общества и каждого человека. Да, жестоко время, когда рушатся «привычные представления о жизни, о долге, о своей семье, о счастье».

Рассказывая о невероятных страданиях, материальных лишениях, голоде, жестокости, писатель главное внимание уделяет «испытаниям души», моральной стойкости и благородству человека. Революция со всей определенностью поставила перед каждым вопрос – с кем ты? С народом или против народа? И хотя ответить на этот вопрос порой бывало сложно, на него необходимо было отвечать со всей определенностью. Надя Морозова переживет чувство страшной отрешенности, ей придется пройти через такие испытания, что в какой-то момент все станет безразличным и покажется, что «теперь ей ничего не надо». Но это лишь реакция на усталость, на перенапряжение. На самом деле она не потеряет себя, не перестанет даже мечтать о стране Золотого Василька, стране счастья. Она найдет в себе силы понять, что если ее «привычные представления о жизни, о долге, о своей семье, о счастье» и рухнули в бездну, то ведь «есть хорошие бездны, сказал поэт, – это бездны, в которые проваливается зло. И бездна, куда проваливались старые Надины понятия о мире, была тоже хорошая – в нее провалилось ее одиночество, слабость, ее страх. А грезы о лучшей жизни, о счастье, о Золотом Васильке не растаяли, нет, они светлым облаком подымались над этой бездной и властно манили вперед».

Главная героиня повести чувствует смертельную усталость, иногда растерянность, но когда ей приходится выбирать свой путь, решать главный вопрос – с кем идти, тут она всегда обнаруживает твердость и завидное присутствие духа. Черта, кстати, весьма характерная для всех положительных героев Р. Фраермана. Когда ей посоветовали пойти в ревком, она пошла туда, хотя и была одной из немногих, отважившихся на такой шаг, и, не колеблясь, дала подписку, что полностью стоит на платформе Советской власти, что являлось камнем преткновения для очень и очень многих, если не для большинства представителей интеллигенции того времени. Включившись в созидательную работу, она «узнала, что есть падение, но есть и восстание, что бывают минуты горькие, невыносимые, когда кажется, что нет никакого просвета, но, вспоминая людей, которые помогли ей подняться, она слышала не только слова отчаяния – «Де профундис», но явственно улавливала звуки бодрости и надежды».

Доверие возвращает ей силы, укрепляет веру, сознание, что «она теперь не одна, что она со всеми», ободряет ее, «и она училась радоваться не только своим удачам, а в общем деле находить счастье и покой».

Естественно подвел писатель свою героиню к участию в вооруженной борьбе, завершив ее духовную эволюцию вступлением в Коммунистическую партию. Надя присутствует на IX съезде партии, слушает во второй раз Ленина. Она теперь бесстрашный боец и сознательный строитель нового мира.

Дочитывая повесть, начинаешь понимать, почему эта книга начата с широкого лирического вступления о вольной и могучей природе Дальнего Востока, активно преобразуемого человеком в наше советское время. Дочитав повесть, возвращаешься к этому поэтическому ее зачину и мысленно восстанавливаешь связь между теми событиями, которые в ней рассказаны, и нашей современностью. Да, такая связь существует: революция была борьбой за счастье человеческое и такое счастье утвердилось на нашей земле. «Золотой Василек» – это проникновенная лирическая повесть о том, как шел в революцию народ и отдельный человек, как труден и долог был путь к подлинному счастью, как менялось и становилось, в конце концов, истинным представление о самом счастье человеческой жизни. Тонкая и поучительная повесть, которой писателю удалось сказать свое слово о революции. Повторения ему всегда претили, не стремясь оригинальничать, чуждаясь модернистских изысков, предпочитая традиционную добротную реалистическую манеру письма, художник умел всегда и во всем оставаться самим собой, быть оригинальным и самобытным.

Есть у Р. Фраермана небольшая книжка, которая называется «Испытание души». В нее включены рассказы и очерки на моральные темы. Это книга о душевной стойкости, о мужестве, о нравственной требовательности, о долге. Почти каждая история, рассказанная в ней, заканчивается тем, что герои вступают или в партию, или в комсомол, или подтверждают свое высокое право быть в рядах передовых борцов и строителей коммунистического общества.

Эпиграфом к сборнику «Испытание души» являются слова Ленина: «В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма». И все содержание этой небольшой книжки отвечает такому эпиграфу, как, впрочем, и все творчество писателя.

У каждого серьезно думающего художника со временем накапливаются мысли, раздумья, заметки, которые не всегда удается использовать в новостях и рассказах, а если и удается, то не всегда прямо высказывая их в авторских отступлениях или вкладывая в прямую речь героев. Мысль, идея, выношенные автором, в художественном произведении не плавают на поверхности, они чаще всего как бы сами собой естественно вытекают из поступков и характеров героев, из логики описанных событий. Искусный художник подводит читателя к нужным выводам и заключениям, к которым он должен прийти самостоятельно. Р. Фраерман умеет это превосходно делать. Но переписка с читателями, встречи с ними, выступления перед школьниками и молодежью заставили писателя делать заметки, наброски, формулировать свои взгляды, ибо к нему многие обращались «с просьбой помочь в сомнениях, решить трудные вопросы, с какими приходится сталкиваться в жизни».

В 1963 году писатель выступил на страницах журнала «Юность» со статьей «Человек рядом с тобой». Статья была замечена, дождем посыпались отклики читателей, пришлось продолжить начатый разговор. А через два года в свет вышел сборничек под названием «Готовы ли вы к жизни?». В нем ведется откровенный и прямой разговор о жизни, затрагиваются, как отмечает сам автор, вопросы «вечные, но всегда новые. Что такое любовь? Как добиться счастья на земле? Как устоять в горе? Почему бывают несчастливые браки? Почему подчас столь хрупка, столь ненадежна дружба и любовь? И в чем счастье и смысл жизни?»

Круг вопросов обширен. Не каждый автор отважится прямо отвечать на подобные вопросы. Но одной смелости тут мало, нужна мудрость, богатый жизненный опыт, тщательно отобранные и выверенные наблюдения и мысли. Все это у писателя было. Но, высказывая свои взгляды и суждения, как уже отмечалось, он не дает готовых на все случаи жизни рецептов, а размышляет над жизненно сложными проблемами, приглашая к этому и читателя, наталкивая его на плодотворные размышления. Мысль писателя пленяет свежестью, искренностью, вызывающей доверие глубиной, зрелостью.

Читая Фраермана, никогда не ощущаешь того, что с тобой разговаривает поучающий тебя моралист, с тобой делится своими мыслями очень заинтересованный в твоей судьбе друг, более опытный и старший. Писатель высказывает свои суждения, разбирая конкретные факты жизни, действительные случаи, почерпнутые из писем читателей или из разговоров с ними. И это наполняет его беседы жизненной атмосферой, делает мысль конкретной, доходчивой, убедительной настолько, что будто тот, кто беседует с тобой, находится рядом.

* * *

В конце письма принято добавлять: уважающий вас. Это должно свидетельствовать о том, что автор относится к нам с должным вниманием, пониманием и сочувствием. Такой формулой пользовался в письмах и Р. И. Фраерман. Эти слова он мог поставить и в конце каждого своего произведения, обязательно проникнутого чутким вниманием к читателю, мудрым пониманием запросов его души, искренним желанием оказать ему содействие в раздумьях над окружающей жизнью. Все это в высшей степени характерно для писательского облика Р. И. Фраермана. Поэтому мне показалось вполне оправданным подчеркнуть именно эту его особенность и в названии предлагаемого очерка.

ВОСПОМИНАНИЯ

В. С. Фраерман

ДУША ХУДОЖНИКА

В трудных походах в годы гражданской и Великой Отечественной войн, в частых поездках по стране, в интересных встречах и не менее интересных размышлениях прошла жизнь Рувима Исаевича. Чуткий, обаятельный человек, милый чудак, он таким оставался до самых последних дней своей жизни. И надо отметить мужество Рувима Исаевича. Несмотря на затяжные болезни, опасности и лишения, он не растерял на своем трудном жизненном пути ни веры, ни доброжелательности к людям, ни чувства справедливости, ни способности воспринимать поэзию такого далекого и сурового края, как Дальний Восток, который он полюбил всем сердцем и которому посвятил свои лучшие произведения.

Как живет в своем творчестве – рассказах, повестях, романах, очерках, критических статьях – Рувим Исаевич? В каких героях он искал как бы дополнения себе и каков тот особый душевный ритм, осуществления которого он добивался до последних дней своей жизни?

Душа его была открыта для объективного отношения к миру и человеку. Художник, будь то писатель или музыкант, в своем творчестве вступает в живое общение с создаваемыми им образами, какое ему свойственно и в общении с реальными людьми. Но душевный склад в творчестве проявляется более последовательно, чем в реальной жизни, где разные случайности затемняют, а порой, может быть, даже искажают характер человека. В творчестве, конечно, легче оставаться самим собой, чем в сутолоке жизни. По складу ума Рувим Исаевич был человек вдумчивый, созерцательный, я бы сказала, аналитического ума. Ему была свойственна тонкость, чуткость и изящество мысли. Читатель порой, может, и не согласен с мнением автора, но вряд ли он не почувствует обаяния его изящной мысли, чуть скептической, с грустной иронией, но со способностью к внутренней свободе. Его всегда интересовала личность человека, его внутренний мир, а самые «новые взгляды» его не привлекали, если он видел, что произносит их пустой человек. Его собственные взгляды и понимание мира никогда не заслоняли интереса к чужим мыслям. Он считал, что, кроме взглядов, в человеке интересен его характер, воля, склад ума, его внутренние запросы.

Рувим Исаевич не был пессимистом, но порой поддавался пессимистическому настроению и тогда любил перечитывать «Довольно» Тургенева. Но он никогда не разделял взгляда о бессилии личности и любил мысль Потебни о том, что отвлеченная творческая мысль – грандиозное проявление силы человека. К творчеству разума и света – может быть, так следует определить идею, которую Рувим Исаевич считал главной в литературной работе писателя. Когда он садился за стол писать, эта идея была для него успокоением, о котором поэт сказал: «Тогда смиряется души моей тревога».

Всю жизнь он поклонялся искусству, любил поэзию, литературу и с сожалением относился к тем, кто в искусстве видел средство для личного успеха и благополучия. Искусство и благополучие различны, считал Рувим Исаевич, как лед и пламень.

Страсть к поэзии проснулась у Рувима Исаевича с детских лет; его отец – прекрасный знаток леса – брал сына с собой на подмогу и объяснял ему характер каждого дерева, как оно живет, что любит, чем болеет и чем ему можно помочь. Отец останавливался перед кустиком таволги и обращал внимание сына-на прелестный розовый цвет растения. Показывал мать-и-мачеху – у нее одна сторона шершавая, а другая ласковая, нежная. Вот конский щавель и листья огромного лопуха – народ лечил им больные суставы. А вот и чистотел, его желтым соком ласточки исцеляют больные глазки своих птенцов. Подорожник, оказывается, останавливает кровь, а ромашка полезна для желудка и при болезнях горла.

Отец слушал песенку овсянки и объяснял, как отличить ее трель от соловья или малиновки. Говорил, какие бывают зори и что означает их цвет: ярко-красный, пылающий, или золотисто-розовый, который предвещает погожий денек. Различал росы – злые от ласковых и мягких, которые увлажняли землю и усиливали травяные запахи. Рассказывал о деревьях – какие из них идут на стройку или на дрова.

Возвращались из леса поздно. В небе в хвосте Большой Медведицы давно уже сверкала Северная звезда. Ночевали у знакомых крестьян. И долго еще отец толковал с мужиками о трудной доле крестьянина, которому приходится отдавать за долги клочок своей земли и наниматься к барину работать на его фольварках. Не эти ли ночи в лугах и полях и ранние рассветы пробудили у Рувима Исаевича любовь к пылающим закатам, ласковым утренним зорям, к сереньким туманным дням, научили находить прелесть в игре красок света, в шуме ветра и травы под «редеющим туманом» и ждать поры «прелестных бунинских облаков». Отсюда, может быть, и родилась у Рувима Исаевича любовь к русскому слову, богатому в своем звучании, ритме и мелодии. Трудные условия работы русского и белорусского крестьянства, быта и жизни евреев и других представителей нерусской национальности в царской России рано посеяли в душе мысли о неравенстве людей – бедных и богатых, русских и нерусских. Особенно это сознание неравенства появилось в годы, когда Рувим Исаевич партизанил на Дальнем Востоке и близко познакомился с тяжелой жизнью так называемых в те времена «инородцев» – гиляков, тунгусов, якутов, орочей, гольдов, угнетаемых царским правительством.

На Дальнем Востоке в это время шла борьба за освобождение края от разных белогвардейских банд. Рувим Исаевич впервые задумался о смысле жизни, о необходимости не отделять свою жизнь от жизни трудового народа и его борьбы за освобождение от всякого гнета. Как часто он вспоминал необозримые просторы Дальнего Востока, которые навсегда пленили его душу и воображение. Хотелось глубже узнать этот край неограниченных пространств и возможностей, край, на который зарился молодой японский империализм. Юноша стал понимать, жизнь – дело трудное, серьезное и прожить ее достойно, с пользой не только для себя, а главное для Родины – великое счастье. Знакомство с тяжелыми условиями жизни народов Севера, притеснения царского правительства вызывали в душе Фраермана большое сочувствие и желание узнать ближе жизнь, обычаи и душу инородцев.