Текст книги "Сердце Льва (СИ)"

Автор книги: Валентина Перельман

Соавторы: Амиран Перельман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

–

Угу, – утомлённо прошептал Адамбек. – Его не переврут. Ждите! Наивные романтики. Пишите. А я отдохну у вас.

ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

Между двумя соседними сёлами рос, жил и множился веками прекрасный лес, не тронутый ни огнём, ни топорами. Этот лесной массив потому и остался заповедным, что стоял на песчаном неплодородном участке, изрезанном балками, холмами и впадинами. Лесистый склон нависал вздыбленной кручей над Днепром. Огромные деревья своими мощными корнями так цепко связали песчаный берег, что многие деревья

хотя и склонились уже над водой, но держались надёжно. Кроны их сплетались на большой высоте в почти сплошную крышу, под которой крепли новые деревца, сновали белочки, зайчата, охотились лисы и волчата, копошились ежи, кроты и дождевые черви.

В этот день Василь недолго ходил по лесу. Что-то гнало его до дому, в село. Пройдя немного вглубь леса, он повернул назад и уже долго бродил по опушке, непроизвольно поглядывая в сторону села. Неохота возвращаться в такую рань домой. Здесь хорошо! Здесь он сам с собой!..

–

Нет сегодня покоя, – подумал он, наконец, и в самое пекло, когда солнце стояло в зените, вышел из лесу и, уже полностью осознав, откуда происходит охватившее его беспокойство, решительной походкой направился к дому. Не успел он пройти и половину пути, глядь, – по дороге из села скачет по кочкам, сломя голову, на велосипеде Петро, сынок Татьяны, сельского фельдшера.

–

Беда! – встрепенулся Василь и бегом кинулся напрямки к селу.

На улицах ни души. Вот уже и майдан. Выйдя на середину, он остановился, огляделся. В глубине одной из улиц напротив дома собрался гурт селян. Переведя дух, Василь быстрой походкой направился к ним.

Заметив его приближение, люди расступились. Проходя мимо своих сельчан, Василь узнал, что мальчик, играя у колодца, свалился в него. Говорят, когда его достали, сердчишко ещё билось. Стали откачивать, а он и … помер. Положили его в гостиной на лавку. Родители в обморочном состоянии. Послали сынка фельдшерицы за врачом.

Василь уже в хате. Подходит, наклоняется над мальчонкой, берёт его с лавки и перекладывает на кровать.

–

Окропу, рушныкы, декилько грэлок, – почувствовав скопление любопытных, Василь рассердился: Вси геть з хаты!

Ужас, недоумение, страх, ощущение совершаемого святотатства, осквернения святых чувств скорби – заставили остолбенеть убитых горем родителей.

–

Швыдко! – обернувшись, скомандовал Василь. Взял за руку стоявшую ближе всех соседскую девчушку и объяснил, что нужно принести из его дома. Девчушка мгновенно упорхнула.

То ли надежда, то ли безысходность, то ли приказ, но какая-то сила вдруг заставила всех действовать. В абсолютной благоговейной тишине появились вода в тазах и чайниках, полотенца, грелки, – а в углу комнаты застыли онемевшие родители.

Прошло время. На пороге вновь появились родственники, соседи. В хате стояло благоухание заваренных трав, восковой свечи. Шушукались. Но никто не посмел приблизиться к постели, на которой лежал Иванко. Василь сидел рядом, что-то шептал и смачивал губы мальчика настоем.

Когда Иванко глубоко вздохнул и открыл глаза, Василь залпом выпил большую чашку воды и подозвал родителей:

– Несколько часов не кормите его, можно понемножку поить этим настоем. – Он подержал руку Иванко, кивнул, как бы соглашаясь со своими мыслями, и вышел из хаты.

МОСКОВСКИЕ ПОТОМКИ

ПОЛТАВСКОЙ СОЛОХИ

Кудрявый праправнук небезызвестной на Полтавщине Солохи, поддерживавшей в своё время дружеские отношения с нечистой силой, был коренным москвичом. Его прадед, внук Солохи, дезертировал из окопа германского фронта и не успел добраться до своего «хутора близ Диканьки», как попал в красноармейцы. Поскольку он, единственный в полку, владел украинской грамотой, его назначили сначала писарем, а потом и красным агитатором. В Москву он был командирован уже в чине комиссара, женился и остался работать в одном из издательств.

На пятилетний юбилей пролетарской революции в семье красного агитатора, как и положено, родилась дочь, и её, тоже как положено, назвали Октябриной. Эта бабка Вадима была достойной правнучкой легендарной Солохи с той лишь разницей, что её «гостями» были не дьяк да голова, а верные ленинцы – слуги народа. Коль скоро маленький с рожками да с копытцами наведывался и к ней, как к подруге детства, то и рассаживала она своих гостей не по мешкам да комодам, а по «местам, не столь отдалённым» и на долгие годы. И первым «посаженым» был сам родной дед Вадима Владимир Чудра, который осмелился вернуться целым и не

вредимым не только с Финской и Отечественной, но и из фашистского плена в самый канун создания новой семьи Октябрины.

Теперь избранником бесовой подружки оказался всеми любимый Василий Тёркин, с которым она познакомилась на банкете, устроенном властями в честь легендарного героя. То, как закончил жизнеописание этого персонажа Твардовский, является художественным вымыслом. На самом деле Василий вернулся с войны, получил звание Героя, стал почётным членом всех мыслимых и немыслимых советских обществ, депутатом Верховного Совета. Всё его время было заполнено общественной деятельностью: выступлениями, встречами, собраниями, пленумами, чествованиями.

Первые годы семья жила «жизнью страны и народа». Затем эйфория от победы улеглась. Тёркин заскучал. Жена, привыкшая к представительской светской жизни, стала критически посматривать на своего «бравого мужлана», а Тёркин решил продолжить героическую биографию. В один прекрасный вечер он сообщил жене, что, согласно сталинскому призыву, едет в Тамбовскую область поднимать отстающий колхоз. Пока Вася не обустроится на новом месте, Октябрина с сыном будут жить в его квартире на Кутузовском проспекте.

Судя по результатам, Тёркин и по сей день не обустроился. А в конце пятидесятых возвратился из Сибири реабилитированный Чудра. Ему вернули все ордена и назначили персональную пенсию. Теперь Октябрина стала женой правозащитника и выступала от его имени на конференциях и съездах жертв репрессий.

Их сын, отец нашего героя, Сергей Владимирович Чудра рос, как все столичные мальчики. Пяти-семи лет от роду, пока шла война, а мать вела жизнь молодой соломенной вдовы, он жил жизнью улиц, учился драться, воровать, курить, материться и верить в дружбу. Ни отец, ни отчим никак не влияли на жизнь Сергея. Он с младенчества усвоил для себя истину, что мужчины в их доме – это временные одомашненные животные, которым не стоит попадаться на глаза. Поэтому ни звание «сына врага народа», ни почести пасынка «легендарного героя» его никак не задевали. Он жил, как все дети войны, и идеалами его жизни были независимость, престиж, достаток. Во время «оттепели» он

фарцевал, пижонил и слыл самым заядлым стилягой Москвы. Между ним и вернувшимся отцом, ошарашенным его яркими галстуками на шее и «буги-вуги» в ногах, установились антагонистические отношения «классовой вражды».

Когда родился Вадим, его дед Владимир Чудра уехал в Читу к своей «ссыльной семье», а бабка Октя вдруг присмирела, стала тайком посещать церковь и занялась воспитанием внука.

Что получилось в результате усердных трудов набожной правнучки Солохи на ниве воспитания?

Вадим учился в Академии Народного Хозяйства имени Плеханова на факультете товароведения, чем и завоевал симпатию родителей Филькенштейночки. В прошлом году, не дожидаясь, пока Роза закончит школу, деток расписали. Спешили и Финкельштейны (как бы детка не дотёрлась об красавчика до позора), и Вадим (не упустить бы возможность эмиграции). Сейчас детки жили на Кутузовском проспекте и писали дипломный проект Вади.

Прозвучал звонок. Роза вышла в прихожую и открыла дверь.

–

Здравствуйте, папа! – пропуская Сергея Владимировича в прихожую, пропела Роза.

–

Здравствуй, Розочка! Здравствуй, Бутончик! – свёкор поцеловал невестку, снял плащ, привычно заглянул в зеркало, приглаживая чуть подёрнутую сединой шевелюру, и вошёл в гостиную.

По всей комнате были разложены книги, бумаги, чертёжные и пишущие принадлежности. Создание дипломного проекта подходило к концу.

–

Так! Вот как начинают самостоятельную жизнь советские интеллигенты, – выдал тираду Чудра-старший, одобрительно осмотрев комнату и усаживаясь в кресло, на котором вольготно развалился старый кот, оставленный сыну в наследство вместе с квартирой.

–

Будете есть? – спросила Роза. – Вы, наверное, прямо с работы?

–

Не, не совсем, – довольно чмокнув губами «по-брежневски» и подумав о чём-то приятном, ответил свекор, – но хорошим чайком с пряником ты можешь меня побаловать. – Когда невестка вышла на кухню, он обратился к сыну: Чего молчишь?

-

От тебя Кларой за версту несёт.

–

А ты носом не шмыгай и от отца его не вороти. А я от неё не только запах принёс.

–

Неужто подхватил?

–

Пошляк же ты! Лучше закругляйся. Поедешь сейчас со мной. Кларка сети забросила. А водичка, по нонешним временам, мутная. Авось, и рыбку словим.

–

Что за рыбка?

–

По дороге поговорим. – В коридоре послышались шаги невестки. – Ох, и шустрая ж ты стряпуха! Когда заварить-то успела?

–

Как раз перед Вашим приходом мы решили, что пора перекусить. Я заварила чай и стала накрывать, – ответила Роза, толкая перед собой столик на колёсиках.

–

Я вот смотрю на этот маленький столик и ду маю: а чем всё-таки недоволен наш народ? Чего ему не хватает? Зачем нужны эти перестройки и ускорения, если студенты могут накрыть такой стол для лёгкого закуса? Сервелат, балык, су– лугуни, «Наполеон». О конфетах и пряниках говорить уже не приходится! Как думаете? Будете вы так питаться в Израиле?

–

Думаю, что будем. Там хорошие менеджеры свои фирмы открывают. Вадя станет капиталистом, а я буду ему подавать кофе с бананами в постельку и буржуинчиков растить.

–

В кипе и с пейсами, – уточнил Вадим, укладывая на кусок хлеба с сулугуни кружочки сервелата.

–

Боюсь, что при такой кошерности отца семейства мои дети останутся материалистами даже на Святой земле. – Роза парировала остроту мужа весело и с доброй интонацией в голосе, однако глаза отвела.

–

Не переживай, Бутончик, – отхлёбывая чай, произнёс ещё несостоявшийся дед. – Если будет выгодно, этот кандидат в капиталисты не только своему сыну, но и мне обрежет всё необходимое.

Роза дрожащей рукой поставила чашку на стол и залилась неудержимым смехом, поперхнулась, откашлялась, вытерла слёзы и замахала руками на свёкра:

–

Я представила, как Вас перед обрезанием спросят: «Веришь в Бога единого, в Создателя?» А вы ответите: «С детства в юных ленинцах хожу!» – и представите раввину свой партбилет.

–

Точно! – поддержал жену Вадим. – Раввин посмотрит,

сколько ты платил членских взносов и скажет: «За такие членские пожертвования, (Роза, свернувшись в клубок, каталась по дивану) этот достойный член надо обрезать на всю сумму».

–

И я стану самым обрезанным евреем в мире и попаду в «Книгу Гиннеса», – невозмутимо продолжил «верный ленинец».

Роза скатилась с дивана и выбежала из комнаты.

Мужчины спокойно допивали чай.

–

Завтра поедешь в распределитель, – Сергей Владимирович протянул сыну талон, – отоваришься. Нам, я думаю, ничего не надо, но ты у матери спроси.

–

Ладно, – талон исчез в кармане Вадима. – Отец заехал за мной, – обратился он к вошедшей жене. – Я думаю, мы ненадолго.

Отец водил машину хуже. Он научился вождению и сдал на права уже после тридцати, а Вадим сидел за рулём с десяти лет. Поэтому, когда едут вместе, водит сын.

–

Вот так, так!.. Мы ехали, ехали и, наконец,.. поняли, что надо спрыгивать с паровоза, – обдумывал отцовские новости, сидя в машине возле Клариного подъезда, Вадим, – а он пусть кубарем летит к своей последней остановке,.. но без нас. А жаль! Хороший был паровозик. Может, тот, встречный, на который надо перескочить, комфортабельней и идти будет по расписанию, а не с опережением – «пятилетку за четыре года», а потом – назад, «не по той колее пёрли!»

Тут Вадим зримо представил себе прыжок на встречный:

–

Как говорил Жванецкий, «многие не долетали и до середины, пропадали к чёртовой матери!» В капитализме – нет, лучше в железнодорожных терминах, образней, – в том паровозе, конечно, комфортней. Но нам придётся не ехать на нём, а перепрыгивать в него на полном ходу. А это значит, как сказал другой «юморист» более ста лет назад, – «жаль, только жить в эту пору прекрасную уж не придётся …».

–

Так. Хочешь играть в смертельные игры? Играй! Перепрыгивай на встречный. А меня – уволь! Я лучше на ближайшей капиталистической станции («на дальней станции…») сойду.

Задняя дверца отворилась и своим основным достоинством вперёд Клара влезла в машину.

–

Поехали в «Прагу», – скомандовал Сергей Владимиро

вич, усаживаясь рядом с одетой соответственно объявленному маршруту дамой.

–

Привет, красавчик! – обратилась дама к Вадиму. – Молчишь в задумчивости или в обиде за неправедно прожитые годы?

–

В обиде за Державу.

–

Ах! Вот так. И не меньше! – оценила ответ Клара. – Теперь я спокойна. С такой молодёжью Россия не пропадёт.

–

Кончайте балагурить, – прервал их диалог Сергей Владимирович. – Ты бы лучше, пока едем, рассказала Ваде суть своего грандиозного замысла.

–

А ты что, сам не можешь?

–

Замысел твой. А я хотел бы ещё раз послушать.

–

Ладно, – Клара сделала паузу, перестраиваясь с шутливого тона на деловой. – Вводная часть. Для того чтобы не было ненужных вопросов к докладчику, – пояснила она. – Как следует из последних постановлений партии и правительства, экономика страны переходит на освоение методов рыночного регулирования. Следовательно, весь экономический потенциал, полностью или частично, со временем будет переведён из государственного владения в частное. Я толково излагаю?

–

Дальше, – явно довольным тоном ответил Сергей Владимирович.

–

Соответственно будут распределяться и финансовые ресурсы страны и партии. Но за всеми этими ресурсами стоят живые люди, которые отдавать их в чужие руки не собираются.

–

«Короче, Склихасовский!» – не представляя, какое отношение это всё может иметь к нему, и теряя терпение, прервал её Вадим.

–

Суть, – объявила докладчица. – В ЦК есть мнение запустить в рынок молодёжь. Комсомол, как всегда, впереди. – Она сделала паузу, ожидая восторженного озарения со стороны Вадима. Поняв, что её ожидания тщетны, Клара продолжила со вздохом: – Иван Павлович, вы о нём знаете, сын знаменитого Павлика Морозова, сейчас возглавляет Комитет по делам молодёжи. Я хочу представить тебя в качестве кандидата на должность президента первого комсомольско-молодёжного кооператива.

–

Я уезжать собрался.

-

Ты не подал документов. Так что об этом ещё никому ничего неизвестно. Да и ты, до поры, помолчи.

–

Зачем?

–

Давай на сегодня договоримся так, – вмешался Сергей Владимирович, – ты выкажешь в разговоре все свои лучшие качества, заинтересованность творческой перспективой. При этом ненавязчиво проявишь верность идеалам и понимание «карающей силы партии». Всё!

–

Зачем?

–

Затем, мой милый мальчик, – Клара остановила взглядом вспылившего было отца, – что ещё никому и никогда не мешало положительное мнение власть имущих. Да и в любом случае, неплохо бы знать, что на уме у этих самых «имущих». Ведь мы под ними ходим.

–

Пить можно?

–

Нет. Пить буду я, а ты за рулём.

ОЛЬГА НЕЧАЕВА

В каждой газете был отдел пропаганды и агитации марксистско-ленинской теории. Последний съезд единственной и руководящей партии впервые подверг сомнению незыблемость Великой Вдохновляющей Идеи. Это оказалось такой неожиданностью для огромной массы служителей атеистического культа, что у сотрудников отделов, ранее заполнявших своими статьями первые полосы газет, перья выпали из рук. Они не умели сомневаться и жить без Вдохновляющей Идеи. Табунами и косяками бродили по коридорам партийных учреждений и редакций акулы пропаганды в надежде найти утерянную точку опоры. А без их вдохновенного труда Союз Советских Социалистических Республик затрещал по всем швам.

Этот самый, теперь трещащий по всем швам Союз всё еще состоял из пятнадцати стран, между которыми не было ни физических, ни финансовых границ. Каждая из этих стран имела прекрасную самобытную культуру, лучшую в мире систему образования и самую развитую социальную структуру. По территории Союз занимал большую часть Евразии. Ни много, ни мало – шестую часть всей суши планеты. Подземные кладовые были самыми богатыми в мире.

А руководила Союзом «самобытная» общность людей, которых допустили к руководству и обозвали «номенклатурой». Это не были представители аристократии нации, они не отличались ни образованностью, ни талантами. Это были аккуратные и преданные своей кормушке клерки. Поскольку кроме преданности от них ничего не требовалось, то и винить эту самую номенклатуру в начавшемся процессе развала Союза не имеет смысла.

В редакциях, как и в любом советском учреждении, существовало штатное расписание, и его никто не смел нарушать. Поэтому армия «глашатаев партийной идеологии» продолжала исправно ходить на работу, получать зарплату и искать идею, оседлав которую, можно было бы снова заговорить «шершавым языком плаката». Особенно страдала газета «Правда». Штат её сотрудников полностью состоял из идеологических работников.

По маршруту, известному одному только провидению, весть о чудесном воскрешении ребёнка достигла столицы. Редакция быстренько командировала в деревню на добычу новой темы, а может быть и идеи, самую молодую сотрудницу отдела «Пропаганды».

–

Чем чёрт не шутит? – подумал ответственный секретарь редакции, почесал лысину и подписал командировочное удостоверение.

Ольга Нечаева недавно по лимиту редакции окончила Высшую партийную школу и только что была переведена из отдела науки в отдел пропаганды. Эта коренная москвичка была музой всех бардовских тусовок. Про такую пел Визбор – «солнышко лесное», а Высоцкий – об «альпинистке гуттаперчевой». Легкая на подъём и смену интересов, Ольга быстро входила в контакт с людьми, легко улавливала их настрой и идеи, мгновенно находила ассоциативные образы и умела точно оценивать полученную информацию.

–

Журналист от Бога! – сказал о её способностях главный редактор, когда давал рекомендацию в эту самую партшколу.

ВЕРШИТЕЛИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПЕРЕМЕН

Зал зимнего сада на верхнем этаже ресторана «Прага» был полон, звучала музыка, и только в уютном уголке верхнего яруса, чуть прикрытый пальмовой веткой так, чтобы не бросаться в глаза, стоял свободный стол.

Они вошли в фойе, посмотрелись в зеркала, привели себя в порядок и встретили Иван Палыча, который не заставил себя долго ждать. Через десять минут вся компания расположилась за тем самым прикрытым пальмовой веткой столиком.

–

Вот я думаю, – обратился Морозов к даме, – где учат женщин искусству жизнелюбия? Для меня встреча с такой женщиной подобна озарению. Вы – обратился он к мужчинам, – представить себе не можете, сколько наша Клара Лукинична трудилась сегодня по обеспечению совещания при своём шефе. Я думал, что встречу здесь понурую от усталости даму. А она полна энергии. Весела, шустра и обворожительна.

–

А я специально так себя веду, чтобы заслужить Ваши комплименты. Это и есть наша женская хитрость, – весело ответила Клара Лукинична.

–

Давайте начнём с приятного, – подхватил тему Сергей Владимирович, разливая по бокалам шампанское, которое стояло во льду. – Выпьем первый бокал за прекрасную даму, которая собрала нас на этот вечер и украшает его!

–

С великим удовольствием! – Иван Павлович подал бокал даме, взял свой, встал, поднял руку Клары и, глядя на неё с «добрым ленинским прищуром», продолжил: – Эти руки – смысл человечества! Это руки матери, сестры, жены, любовницы. Ради того, чтобы завоевать ласку…

Вадим сидел, откинувшись на спинку стула, внимательно всматриваясь в лицо Морозова:

–

Профессионал! Трёп доведён до полного автоматизма. Он вообще создан из частей. Каждая живёт своей жизнью: рот треплется, глаза наблюдают, под черепом… У-у-у! Как интересно! Боишься? Все боитесь? И смех, и грех. Государственные мужи… Фу! Мерзость какая! Накрутили, навертели, накуролесили, а теперь боятся. Может, и впрямь пришло моё время? Ох, и устрою же я весёлые показательные выступления! Это ж ведь «от Москвы до самых до окраин»

струхнувшие «слуги народа» будут сдавать свои позиции. Раньше у них ничего не было: ни бога, ни черта, ни веры, ни знаний. Была только надежда на «светлое будущее», которое всё оправдает. Теперь пропала эта надежда. Осталось: чтобы избежать позорной гибели, надо объявить «революцию сверху» и под шумок «революционных перемен» растащить подконтрольные богатства страны по своим кладовым…

–

Так! А что думает по этому поводу молодёжь?

Вадим не ожидал обращения к себе, но отреагировал

спокойно. Потянулся за бутылкой «Боржоми», налил в свой бокал, пригубил, сделал очень серьёзное выражение лица и провозгласил:

–

Молодёжь об этом ещё подумать не успела. Но если старшие подумают да нам прикажут, то мы – выполним. А набравшись опыта, потом накажем своим детям… – Вадим поймал едкий недоверчивый взгляд Морозова.

–

Вы действительно так думаете? – в тоне вопроса звучала версия: «или издеваетесь надо мной!..»

–

Я на днях защищу диплом и перейду на третий курс института жизни. Но в бытность всего лишь на третьем курсе академии народного хозяйства мне показалось, что я уже профессионал. Сейчас же, напротив, боюсь, что мой проект похож на лепет младенца. Поэтому предпочту не повторять ошибки третьекурсника и не мнить себя «умудрённым старцем».

Чудра-старший мгновенно уловил, что его сын наладил верный тон общения. Поскольку с закусками покончено, то в ожидании горячих блюд недурно было потанцевать. Он подал руку, Клара с готовностью встала и пошла впереди.

–

Неужели вас, молодой человек, не воодушевляет тот факт, что грядут фундаментальные перемены в жизни страны и общества? Неужели вам, молодым, безразлично: жить в устоявшейся, мелкопроблемной, житейской ситуации или быть причастными к эпохе революционных перемен?

–

Я не «умудрённый старец», но и не слепой кутёнок-романтик. Есть такая наука, которой поверяют даже гармонию.

–

Так Вы алгебраист? – менторски улыбаясь, спросил Морозов.

–

Пока эта наука не даст рекомендаций, я никакую идею рассматривать не буду. Боюсь попасть в романтики, – спокойно и без эмоций ответил младший.

-

А если это проблема века, способная круто повернуть ход истории?

–

Проблема может быть мелкой, но если её разрекламировать, покажется эпохальной. Настоящие крупные проблемы свой самый сложный инкубационный период проводят в тиши кабинетов и бедности лабораторий. Я не хочу влипнуть в разрекламированную дурь, – тон Вадима был спокоен и жёсток, – но и нищета первооткрывателя в годы золотой юности меня мало прельщает.

–

Ну, а как насчёт абсолютных величин? – ехидно улыбнулся номенклатурный руководитель. Вадим вопросительно взглянул на собеседника. – Величин, выражающих размеры капитала?

–

Идея ограбления меня никогда не привлекала. Я собираюсь насладиться всеми периодами жизни: от золотой юности до серебряной старости. Мне очень нравится жить, – он вдруг широко улыбнулся, и глаза его загорелись азартом. – Хочу суметь прожить жизнь в своё удовольствие. А если получится, с размахом.

–

А так, как прожило наше поколение?

Вадим прервал Морозова, не желая вести дискуссию в этом направлении:

–

Вы – поколение героев и альтруистов. Я преклоняюсь перед вами. Но писать свою жизнь с Павки Корчагина или Вашего отца, как это делалось в Ваши годы, не желаю.

Музыка смолкла. Пары вернулись к столам. Принесли горячие блюда.

–

С подачи нашего молодого товарища родился тост, – провозгласил Иван Палыч, дожёвывая кусок парного мяса: – «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!»

Жующие переглянулись, улыбнулись и потянулись к своим бокалам…

НА ВСТРЕЧУ С ЧУДОТВОРЦЕМ

Всё, как в поход, – рюкзак, ботинки, джинсы, – и на вокзал. Через сутки Ольга Нечаева уже шагала по просёлочной дороге к хутору, в котором жил Василий Степанович Славенко.

Она и не подозревала, что пузатенький дяденька в шляпе и при галстуке возле старой чёрной «Победы», насмешивший

её на привокзальной площади районного городка своей многозначительностью, был секретарь парторганизации колхоза и ожидал именно её – посланницу Центра. Она не знала, что в хате Василия, вопреки его уговорам, были произведены экстренный ремонт и генеральная уборка всего подворья под руководством самого председателя колхоза. Ей было невдомёк, что, несмотря на посевную, все колхозники последние двое суток были заняты приведением в образцовый порядок улиц деревни и особенно здания правления.

Устав от назойливого внимания, Василь взял ружьё, не для охоты, а чтобы не приставали, отвязал Дружка и пошёл с ним в лес. Находившись в своё удовольствие, насобирав почек и трав, Василь с Дружком успели проголодаться и вышли из лесу. Ольга стояла на развилке просёлочных дорог и решала в отсутствие какой-либо информации чисто интуитивно задачу: как пройти в деревню.

–

Дяденька! – закричала она, увидев крестьянина с собакой. – Вы не подскажете, как пройти в деревню?

Василь спокойно, никак не отреагировав на её вопрос, продолжил движение в сторону развилки дорог.

–

Сельский увалень! – подумала Оля, склонив набок свою головку с экзотически заплетёнными косичками, и осталась ждать.

–

Пошли, – поравнявшись с ней, сказал Василь и продолжил путь.

Ольга засеменила за ним, стараясь в ответ на каждый его шаг успевать делать два своих. Долго идти молча рядом с живым человеком мастеру словесности было невмоготу. Уже потеряв терпение, Ольга выдала:

–

Какая прекрасная погода! – Весенний, ещё прохладный ветер дул им в лицо. Василь посмотрел на небо, увидел зловещую тучу, нависающую над самой дорогой, ухмыльнулся про себя и промолчал. Оля начала нервничать:

–

Вы тоже в деревне живёте?

Василю стало смешно, он наклонился, подобрал ветку, сорвал с неё листочки и бросил голый стебель вдоль дороги. Дружок помчался за брошенной палочкой.

–

А посевная уже началась?

Василь еле сдерживал смех:

–

Вы спочатку в правлиння, чы куды? – спросил он, даже не обернувшись к спутнице.

Ольга опешила. То ли она не понимает украинского, то ли он …

–

Наверное, – она решила стараться говорить на украинском, – спочатку в правлиння. Там, – она замялась, стараясь вспомнить что-нибудь подходящее из старославянского (учила ведь), – мабудь кажуть, куды топать.

–

Добре! – Василю стало весело и спокойно на душе. Они снова оказались на развилке, но теперь уже – улиц деревни.

–

Вам туды топать, – сказал он, указывая на центральную улицу. – На тий сторонни майдана будэ правлиння.

–

Спасибо! – она призадумалась, вспоминая уроки старославянского, ничего путного не вспомнив, встряхнула головой и попрощалась. – До свиданья.

–

До зустричи! – ответил Василь, получая удовольствие от состояния собеседницы, в которое она себя вогнала, желая быть своей в этой чуждой среде.

Он повернулся и пошёл домой. Она продолжила путь по главной улице села. Через пару минут раздался гром, и весенний ливень хлынул на землю. Василь уже был дома, а Ольга привычным движением скинула рюкзак, водрузила его себе на голову и продолжила путь. Мимо на максимально возможной для сельского большака скорости промчалась чёрная «Победа». Через метров десять машина резко затормозила и пошла задним ходом. Поравнявшись с путницей, «Победа» остановилась и, открыв дверцу, водитель крикнул:

–

Садитесь!

–

Ой, – закинув рюкзак на заднее сиденье, Ольга повернулась к водителю. – Спасибо! – сказала она и узнала «чучело в шляпе», которое видела на вокзале: – Здравствуйте! – смеясь собственным мыслям, не забыла поздороваться воспитанная горожанка.

–

Ты чья будешь? – спросило учтивое «чучело».

–

Я? – Оля улыбнулась. – Ничья. Я здесь приблудная. Ищу правление колхоза.

–

Зачем?

–

Да вот, послали в командировку.

–

С Москвы?! – стал соображать партком.

–

Да!

–

Ой, як же ж гарно, шо я Вас встретил! А я ведь Вас ожидал на вокзале. Видно, не приметил. Говорили, корреспон

дент. Так я ж мужика ждал! Ой, нехорошо! Як же ж Вы добрались?

–

На автобусе.

–

Ой! А потим шо, пешком?

–

Ну, да!

–

Ой, выбачтэ, простите!

–

Да ничего! Нормально!

Машина остановилась возле двухэтажного здания, перед которым было развёрнуто красное полотнище плаката. На плакате крупным, несколько пожухлым от времени, шрифтом написано: «Зустринэмо ришення Партии новымы трудовыми перемогами!». А внизу, свежей краской, буквами, величиной, насколько позволял остаток полотнища, приписано: «Даёшь гласность и перестройку в этой пятилетке!» Прочитав плакат, Ольга, разинув рот, замерла в дверце машины. Придя в себя, она с серьёзным видом достала из рюкзака фотоаппарат, попросила парткома стать под навес, на котором красовался плакат, и, не выходя из машины, сделала несколько снимков.

–

Наш колхоз, – воодушевлённый таким пристальным вниманием начал председатель парткома, – уже в десятый раз завоёвывает Передовое Красное Знамя. Нам и по общественной работе есть чем похвастаться. На конкурсах самодеятельности наш хор каждый год берёт призы. А в прошлом году даже участвовал во всеукраинском смотре талантов и стал лауреатом. У нас прекрасная библиотека и очень хороший клуб. Мы Вам всё покажем.

–

Да, конечно. А куда мы сейчас? – Ольга остановилась посреди холла. – У вас в колхозе есть гостиница?

–

По першее, мы до председателя. А по друге, до готелю.

–

Куды?

–

В гостиницу. Есть у нас хата гостевая. Там обоснуетесь, отдохнёте.

–

Ладно.

Они вошли в дверь в конце коридора.

–

Здравствуйте! – ответила Ольга на приветствие тучного человека с игривым выражением глаз.

–

Очень, очень рады вашему приезду! – председатель колхоза решил представиться.– Сковорода Пётр Наумович – председатель. Садитесь, пожалуйста! С чем пожаловали? Будем стараться Вам помочь!

–

Нечаева Ольга. Корреспондент газеты «Правда».

-

С Виталием Владимировичем Вы уже знакомы. Наш незаменимый партийный руководитель. Вот! Спрашивайте. Мы готовы!

–

Да вот, до столицы дошли слухи, что в вашей деревне живёт уникальный человек, который повторяет чудеса Иисуса. Нам сообщили, что он воскресил умершего ребёнка.

–

Та-а-а-к! Мы трудимся, даём стране экологически чистый продукт. Но нами никто не интересуется. Раньше было по-другому! Труд воспевался. Теперь песни складывают о чудесах. А о тружениках?!

–

Я постараюсь осветить и жизнь села, достижения трудового коллектива, – Ольге захотелось успокоить рачительного хозяйственника. – Ведь талант не растёт на пустом месте! Он вырос здесь, среди вас. Значит, в этой земле, этих людях есть нечто такое, что способствует появлению таланта.

–

Во! Это Вы здорово, верно подметили! Но Вы с дороги. Сейчас Виталий Владимирович отвезёт Вас в нашу гостевую хату. Вы отдохните, пообедайте, а потом Виталий Владимирович Вам всё покажет, со всеми познакомит. – Он обратился к председателю парткома, который всё это время стоял посередине большого кабинета с радужно улыбающейся миной: – Я надеюсь, Вам тоже будет приятно пообщаться со столичным корреспондентом и красивой девушкой!