355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентина Антипина » Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы » Текст книги (страница 11)
Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
  • Текст добавлен: 11 октября 2016, 23:14

Текст книги "Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы"


Автор книги: Валентина Антипина


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Дачи освобождались, и находилось немало охотников поселиться в них. Об одном таком случае поведала Т. Сартакова: «Дача Бориса Пильняка, превращенная им в цветущий изысканный сад, после его ареста была заселена двумя находчивыми заместителями наркома авиационной промышленности. Связываться с ними боялись, и все помалкивали. Павел Нилин со своим другом журналистом Сергеем Диковским пошли на отчаянный по тем временам шаг – зимой, когда дача была пуста, они просто-напросто вселились в нее. Замы подали на захватчиков в суд, но так как сами были по сути такими же захватчиками и, в отличие от Павла Нилина, не имели абсолютно никаких прав на писательскую дачу, то дело они с треском проиграли. Павел Нилин на всю жизнь остался на пильняковской даче, Сергей Диковский вскоре погиб на финской войне, а его вдова долго делила второй этаж с семьей Аркадия Первенцева» [381]381
  Сартакова Т.Наш писательский лес // Читающая Россия. 1994. № 2. С. 25.


[Закрыть]
.

Летом 1939 года был арестован И. Бабель, а его дача перешла к Вс. Вишневскому, который прожил в ней до конца своей жизни. После него владельцем дачи стал В. Катаев.

В 1940 году бывшая дача Б. Пильняка вновь стала объектом захвата. Она находилась в распоряжении вдовы С. Диковского, когда в нее вселился А Первенцев. С его стороны это был, скорее, жест отчаяния, так как он и его семья из пяти человек не имели никакой жилплощади. В обход хозяйки дачи писатель испросил разрешение на заселение у А. Фадеева. В. Диковская написала несколько гневных писем в Союз писателей и обратилась в суд, который вынес решение о выселении захватчика. Казалось бы – банальная и вполне предсказуемая ситуация. Но вот реакцию писателей вряд ли кто смог бы предсказать: группа писателей (Ф. Панферов, Н. Вирта, П. Нилин, В. Лебедев-Кумач, А. Караваева, А. Серафимович, Н. Погодин) обратилась в писательскую организацию с письмом в защиту А. Первенцева [382]382
  Письмо группы писателей в ССП А. Фадееву // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15.Д. 457.Л. 19.


[Закрыть]
. В нем говорилось о том, что писатель был больным человеком и ему с семьей негде было жить, в то же время как Диковская имела комнату в Москве. К тому же «ей – одинокой ныне женщине вряд ли необходима вся площадь второго этажа этой дачи», поэтому она могла бы «дружески сожительствовать» с А. Первенцевым и его семьей. Заключили они свое письмо пламенным призывом к руководству Союза писателей: «Мы просим, чтобы Президиум ССП с такой же энергией, какую он проявил в защите якобы попранных прав т. В. Диковской, стал бы на защиту писателя-орденоносца т. Аркадия Первенцева и его семьи…» Сплотив ряды в порыве солидарности, про закон писатели забыли.

В декабре того же года Президиум ССП вынес постановление, согласно которому писателям-депутатам Моссовета Ф. Гладкову, П. Никулину и С. Михалкову поручалось добиться в соответствующих советских органах положительного решения вопроса о предоставлении А Первенцеву жилья в Москве. О даче речь не шла [383]383
  Протокол № 2 закрытого заседания Президиума ССП от 13 декабря 1940 года // Там же. Л.2.


[Закрыть]
.

Дачное имущество нуждалось в защите, но охране Городка и коменданту писатели не доверяли – нанимали для своих дач частных сторожей. Часто сторожа выполняли обязанности дворников и садовников. Так, в мае 1940 года Вс. Вишневский заключил трудовое соглашение с И. Грибковым. В нем определялся круг обязанностей «сторожа-дворника»: содержать территорию дачи в чистоте и порядке, разметать дорожки, ежедневно подметать наружные лестницы, поливать цветы и грядки с овощами, ухаживать за огородом и полоть грядки, следить за сохранностью дачи и находящегося в ней имущества и инвентаря. В случае расторжения трудовых отношений сторож должен был в течение десяти дней покинуть дачу. Со своей стороны Вишневский обязывался выплачивать сторожу заработную плату два раза в месяц. Ее размер с мая по сентябрь составлял 200 рублей, а с октября по апрель – 150 рублей. Кроме этого, писатель обязывался обеспечить сторожу определенные условия жизни на время работы: жилплощадь с отоплением, освещением и прочими коммунальными услугами [384]384
  Трудовое соглашение // Там же. Ф. 1038. Оп. 1. Д. 4067. Л. 13.


[Закрыть]
. Как видим, были писатели, которые могли себе позволить роскошь содержать наемных работников.

Дачный писательский городок создавал новые возможности для расширения сферы общения литераторов. Власть это смущало. 28 февраля 1938 года была составлена докладная записка заведующего отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) А. Никитина секретарям ЦК ВКП(б) «О положении в Союзе советских писателей», в которой, в частности, говорилось: «Сейчас, например, в Переделкино, в писательском доме отдыха, существует как бы второй „параллельный“ литературный центр, притягательной силой которого является К. Федин. Здесь кроется опасность политического обволакивания определенной части писателей чуждыми нам настроениями» [385]385
  Докладная записка заведующего отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) А. Е. Никитина секретарям ЦК ВКП(б) «О положении в Союзе советских писателей» / Власть и художественная интеллигенция. С. 406.


[Закрыть]
.

Как вспоминала Т. Иванова, «на первых порах переделкинской жизни постоянно устраивались читки новых произведений, только что вышедших из-под пера…

Те из переделкинцев, которых не приглашали на эти (очень многолюдные) чтения, то ли чувствуя обиду, то ли из каких других, свойственных их натуре черт характера, узнав о таких чтениях, сообщили в секретариат СП СССР, что-де в Переделкине организуется некий „филиал“ Союза писателей.

Ничего подобного, разумеется, и в помине не было, однако такие читки прекратились.

Но близкие друзья никогда не переставали читать друг другу» [386]386
  Иванова Т.Мои современники, какими я их знала. С 108.


[Закрыть]
.

«Общественниц» осмеивали

Поэт и муж – ведь это два змия… [387]387
  Алымов С.Маше – супруге нашей // РГАЛИ Ф. 1885. Оп. 2. Д 35. Л. 1.


[Закрыть]

С. Алымов

В 1940 году Союз писателей попытался провести дискуссию о моральном облике писателя. Но после доклада, который сделал А. Фадеев, аудитория беседы на предложенную тему не поддержала: выступавшие касались каких-то частых вопросов или конкретных собственных проблем. По всему было видно, что тема им не понравилась. Так и не удалось определить те моральные качества, которыми должен обладать настоящий советский писатель. «Итоги» дискуссии подвел Л. Соболев: «Я не беру на себя смелость сказать, каким он [писатель] должен быть, ибо мы должны сказать это вместе. Этот образ должен быть сплетен как какой-то памятник из всех наших высказываний, но он почему-то не лепится, а почему – не знаю» [388]388
  Стенограмма доклада тов. Фадеева на тему «Моральный облик советского писателя» // Там же. Ф. 631. Оп. 15. Д. 469. Л. 68.


[Закрыть]
.

Формирование обывательских представлений о моральных качествах советского писателя происходило прежде всего под воздействием официальных категорических императивов, которые отличались своей привлекательностью: писатель считался носителем самых лучших человеческих качеств, с него простой смертный мог «делать жизнь». Но, с другой стороны, существовавшие в писательской среде завышенные самооценки, сознание своего особого положения в обществе способствовали живучести известного стереотипа, укоренившегося в период Серебряного века и годы нэпа: гению можно все. А необходимый атрибут богемности – разгульный образ жизни, попойки, многочисленные связи с женщинами.

Все это отражалось и в семейной жизни писателей. Представления о сексуальном поведении большинства литераторов тридцатых годов формировались еще в период нэпа, когда господствовал плюрализм с двумя полярными точками зрения. Одни считали, что секс для строителя нового общества является только средством деторождения, другие были привержены известной «теории стакана воды», согласно которой для сексуальных отношений не может быть нравственных или иных препятствий. Вот что, например, вспоминала близкая подруга М. Зощенко о его взглядах на отношения мужчины и женщины: «Как на духу, он сообщал мне о своих увлечениях, признавал, что вступает в эти связи по прихоти, а не по любви, вспоминал нашу первую встречу, свою влюбленность, корил меня за холодность…

Особенно он сердился, когда я высмеивала его сексуальные теории. Он утверждал, что эротические чувства, тяга к женщине пробуждается в мальчике с первых дней кормления, что он сам это отлично помнит. В подтверждение он доверительно сообщал, что ухаживает только за полногрудыми женщинами.

– Хорошенькое дело, – возмущалась я, – а как быть девочкам, что, у них тоже должна с молоком матери пробуждаться тяга к женщине?» [389]389
  Миклашевская Л.«Он сказал, что друзей в беде не оставляют…» // Звезда. 1994. № 8. С. 45.


[Закрыть]

В первые годы после прихода советской власти процедура развода ощутимо упростилась, что значительно подорвало институт брака. Кроме того, довольно долгое время власть признавала так называемые гражданские (фактически незарегистрированные) браки. Это приводило к тому, что люди легко, как тогда говорили, «сходились». Достаточно частыми были случаи существования «параллельных» семей, когда у мужчины одновременно существовало несколько официально не оформленных семей. В тридцатых годах произошло усложнение процедуры развода, а гражданские браки потеряли юридическую силу. Тем не менее легкое отношение к браку уже достаточно прочно укоренилось.

В тридцатые годы начала формироваться еще одна черта в брачных отношениях – широкий доступ общественности к обсуждению и урегулированию проблем конкретных семей. Недовольные поведением мужей или их уходом из семей женщины обращались за помощью к руководству предприятия или организации, где трудился супруг, или в партийную организацию. Публично перетряхивалось «грязное белье», достоянием гласности становились самые интимные подробности. При этом женщины наивно надеялись, что с помощью общественности вернут в семью мир, покой, взаимопонимание и любовь. Это явление в писательской среде стало типичным.

Деятельность жен писателей по обустройству быта и созданию благоприятных условий для творчества мужей в тридцатые годы в значительной мере была направлена в официальное русло. Супруги литераторов активно включились в так называемое «движение общественниц». Зародилось оно в тяжелой промышленности и получило название благодаря журналу «Общественница». Нарком С. Орджоникидзе поднял его на всесоюзный уровень. В июне 1936 года в зале Большого Кремлевского дворца произошло совещание жен руководителей промышленности и инженерно-технических работников, которое вызвало широкий отклик в стране.

В литературной среде это движение было воспринято и развивалось с благословения, как мы теперь понимаем, большого приверженца общественно-политических акций М. Горького. Он писал Т. Ивановой: «Весьма советую Вам, принимайтесь за это дело немедленно. Организуйте сначала небольшой кружок жен, сестер, матерей и выработайте с ними план драки. Драки против бессмысленной жизни с пьянством, распутством, с мелочной вздорной завистью, жадностью, сплетней, пошлостью и т. д.

Выработайте и формы бытовой помощи мужьям» [390]390
  Иванова Т.Мои современники, какими я их знала. С 45.


[Закрыть]
.

Первыми на это начинание откликнулись жены писателей Ленинграда, которых поддержала «Литературная газета»: «Инертность писателей в развертывании общественной работы широко известна… И здесь нетронутая целина, непочатый край работы и для жен писателей, и для самих писателей» [391]391
  Хорошее начинание //Литературная газета. 1936. 5 июня. С. 1.


[Закрыть]
.

Одним из первых мероприятий, в котором приняли участие жены литераторов Ленинграда, было состоявшееся 2 июня 1936 года в Доме писателей имени Маяковского обсуждение правительственного законопроекта о запрещении абортов, помощи роженицам, расширении сети родильных домов и детских учреждений. Они внесли ряд поправок в законопроект, подчеркнули задачи литературы в показе радости материнства. На следующий день И. Слонимскую, З. Никитину, И. Семенову и других жен писателей принял председатель Дзержинского районного Совета Ленинграда [392]392
  Инициатива жен ленинградских писателей //Там же.


[Закрыть]
. В двухчасовой беседе были намечены задачи и формы работы, которая должна была осуществляться в рамках культурно-бытовой секции районного Совета.

10 июня на общем собрании жен писателей Ленинграда состоялись выборы Совета жен [393]393
  Рест Б.Жены писателей – общественницы // Там же. 15 июня. С. 5.


[Закрыть]
. Были намечены основные направления деятельности нового объединения: помощь детским садам и дому художественного воспитания детей, культработа среди строителей новых школ, организация районной детской библиотеки. Предлагалось организовать кружки по изучению профессий, связанных с литературным трудом: корректуры, архивного дела, библиотековедения. Помимо участия в работе Литфонда и Дома писателей, жены литераторов решили взять шефство над помещениями издательств и редакций журналов. Было создано пять секций: по связи с заводами и колхозами, по работе в культсекции райсовета, клубная, детская и социально-бытовая.

В Москве, в ДСП, также состоялось собрание жен писателей. На нем были поставлены задачи этого общественного движения: «Помочь преодолению пережитков мелкобуржуазной, анархиствующей богемы в литературной среде, замкнутости быта писателей, борьбе за высокоморальный облик „инженеров человеческих душ…“» [394]394
  Яковлева Я.Жены писателей – общественницы // Там же.


[Закрыть]
Среди тех, кто вошел в Совет жен, были З. Васмериан, Э. Финк, Е. Паустовская, Т. Иванова, Б. Сельвинская, Е. Златова, Е. Афиногенова, С. Либерман.

15 февраля 1937 года «Литературная газета» отмечала, что далеко не все жены писателей включились в активную общественную жизнь [395]395
  Совет жен московских писателей. Жена писателя // Литературная газета. 1937.15 февраля. С. 6.


[Закрыть]
. Систематически занимались в кружках 57 женщин. Работал редакторский семинар, включавший занятия по истории партии, всеобщей истории, теории и истории литературы, редактированию рукописей. Изучались стенография и машинопись, действовали оборонные кружки: по подготовке к сдаче норм ГТО, ПВХО, ворошиловских стрелков и наездников. Группа жен писателей участвовала в работе детских кружков ДСП – литературного, рисования, шахматного, ритмики, парного танца. При их участии проводились смотры художественной самодеятельности и выставки творческих работ детей.

Однако массового участия спутниц жизни московских литераторов в общественной деятельности не наблюдалось. В мае 1937 года на одно из собраний жен писателей явилось около 80 человек, на другое – не более 20. Объединение жен писателей не нашло ни рационального использования, ни поддержки со стороны руководства ССП. Автор очередной статьи по этой проблеме, опубликованной в «Литературной газете», видел причину слабого развития начинания в поведении самих писателей: «…Пассивное, глухое сопротивление, подтрунивание, осмеивание активисток, шушукание по углам вместо критики практикуются, увы, довольно широко» [396]396
  Писатель. Жены писателей // Там же. 10 мая. С. 6.


[Закрыть]
.

Группа из тринадцати жен писателей жаловалась В. Ставскому на то, что никак не может установить контакт с руководством ССП и партийной организацией, несмотря на то, что их актив насчитывал свыше 100 человек. Они считали, что их движение уже доказало свою жизнеспособность, необходимость участия активисток в летней работе детских колоний Литфонда, в организации литературных вечеров и сборе средств в фонд помощи женщинам Испании [397]397
  Письмо В. Ставскому группы жен писателей // РГАЛИ. Ф. 631.Оп. 15. Д. 242. Л. 79.


[Закрыть]
.

Отметим, что начинания жен писателей имели несколько особенностей по сравнению с движением общественниц в промышленности. Супруги хозяйственных руководителей и инженерно-технических работников зачастую участвовали в нем от скуки, особенно в тех случаях, когда их мужья направлялись на отдаленные стройки, где для женщин не было ни работы, ни подходящего круга общения. Поэтому чаще общественницы стремились «окультурить» места, где работали их мужья, – обставляли рабочие общежития и бараки, организовывали детские сады и ясли, устраивали курсы ликбеза и библиотеки. Советы жен писателей в основном занимались материально-бытовыми вопросами жизни литераторов и их семей.

Хотя труд активисток не оплачивался и средства на мероприятия женсоветов не выделялись, финансирование проектов жен руководителей промышленности все же велось. Оно, по выражению Ш. Фрицпатрик, осуществлялось «по принципу своего рода домашнего блата: муж-директор выделял средства из фонда предприятия» [398]398
  Фрицпатрик Ш.Указ. соч. С. 191, 195.


[Закрыть]
. У жен писателей подобного источника финансирования не было.

Движение общественниц из промышленности было более элитарным – в нем не принимали участия простые работницы. Среди жен писателей этот признак был не столь ярко выражен. По мнению Фрицпатрик, «для жен элиты обязанности по отношению к мужу и семье и задача устройства домашнего быта считались первостепенными, особенно на раннем этапе движения». У жен писателей эта задача всегда была основной.

Специфика писательского труда и быта определила еще одну важную особенность движения жен литераторов. Речь идет о попытках женской общественности вмешиваться в разрешение семейных конфликтов.

В 1936 году в Совет жен обратилась бывшая жена В. Киршона с жалобой на тяжелое моральное и физическое состояние, до которого тот ее довел. Между бывшими супругами шла судебная тяжба о праве на воспитание детей. Совет жен выделил своего представителя для участия в суде, но по требованию Киршона он был отведен. На суде выяснилось, что из своих больших гонораров писатель алименты не платит, а выдает жене продукты. Как указывалось в письме жен писателей, направленном в Президиум ССП, в «писательской среде было известно, что он отдавал паек, который получал от Ягоды» [399]399
  «Личная жизнь» писателя. Открытое письмо Президиуму Правления Союза советских писателей от группы жен писателей // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 236. Л. 1–3.


[Закрыть]
. По этому факту жены писателей обращались в партгруппу Правления ССП, но там им отказали в разборе дела. В своем письме активистки женского движения также отмечали, что недостойное поведение писателей в быту отнюдь не исключение и что за год существования их объединения жалобы на литераторов поступали неоднократно.

За год в Совет жен поступило 8 жалоб от спутниц жизни писателей на недопустимое поведение своих мужей. Но, по мнению участниц объединения, это далеко не все факты.

Не все жены решались или хотели жаловаться. Совершенно случайно, например, Совет жен столкнулся с ситуацией, которая сложилась в семье Гарри. По поручению Литфонда женщины проводили жилищно-бытовое обследование писателей, и во время визита в квартиру писателя А. Гарри они застали «омерзительную пьянку средь бела дня» [400]400
  Там же. Л. 1–3.


[Закрыть]
. Там находился П. Васильев в одном грязном белье, был он «вдребезги пьяный и ругался площадной бранью». Сам Гарри зашел за перегородку, где, по его словам, находилась больная жена. По свидетельству проводивших обследование, из-за ширмы тут же послышались шум борьбы и женский крик: «Пашка, он меня бьет!» Об этом случае также сообщили в партгруппу ССП, но с ее стороны опять никаких действий не последовало. Женам писателей в который раз заявили, что частная жизнь писателя – это его личное дело.

Случай с Гарри получил огласку в заметке на страницах «Правды», опубликованной 15 мая 1937 года. В тот же день писатель направил ответ редактору «Правды» Л. Мехлису, а копии разослал редактору «Литературной газеты» Л. Суббоцкому, в ССП – В. Ставскому и в ЦК ВКП(б) – А. Ангарову [401]401
  Письмо А. Гарри в газету «Правда» // Там же. Л. 5–6.


[Закрыть]
. Гарри настаивал на тщательной проверке самого факта, упомянутого женами писателей. Он утверждал, что со своей женой Верой Григорьевной он не живет больше года, а прописан и живет за городом, на даче члена ЦИК СССР Гольдберга. По его словам, он снабжал свою бывшую жену деньгами, для чего, собственно, и приезжал к ней. Он, так же как и жены писателей, застал ее за завтраком с П. Васильевым и также видел водку на столе. Гарри объяснял свой уход от жены тем, что она являлась «психически ненормальным человеком», к тому же болела алкоголизмом. Слова своей бывшей жены он объяснял тем, что, когда пришли жены писателей, он за ширмой уговаривал ее не выходить и удерживал, так как она была не одета. Особенно возмущен был Гарри тем, что его шельмовали в прессе, даже не проверив факты, а из десяти жен писателей, подписавших письмо, на квартиру приходили только две. Он просил создать авторитетную комиссию для проверки обстоятельств дела.

Мало того, что жены жаловались на мужей по месту их работы, но и общественные деятели считали, что именно там должно искать правду и разрешать семейные конфликты. В 1939 году депутат Верховного Совета РСФСР З. Федорова переслала в Союз писателей письмо, полученное от В. Матвеевой [402]402
  Письмо В. Матвеевой депутату Верховного Совета РСФСР З. Т. Федоровой // Там же. Д. 404. Л. 56.


[Закрыть]
. В нем шла речь о личной жизни члена ССП Н. Беренгофа. Автор письма, девятнадцатилетняя девушка родом из Ленинграда, познакомилась с Беренгофом и вышла за него замуж спустя лишь несколько дней после знакомства. При этом она якобы не знала, что он был до этого несколько раз женат. Через короткое время брак распался. Причиной этого, по словам В. Матвеевой, стало то, что она увидела в муже «…несоветского гражданина, гражданина как бы не нашего времени. Он мне не давал ни копейки денег, сидела я целыми днями голодная». Она обращалась к депутату за помощью, так как у нее не было ни денег, ни еды, ни ночлега в течение трех дней.

Данный факт был проверен руководством ССП – в архиве сохранились письменные объяснения по данному поводу незадачливого мужа [403]403
  Заявление Н. С. Беренгофа в Правление ССП // Там же. Л. 58–59.


[Закрыть]
. Он утверждал, что его жена сразу же, в день получения паспорта с московской пропиской, даже домоуправление поставила в известность, что жить с мужем она не желает и просит выделить ей половину его жилплощади. Ей было в этом отказано, и она стала возвращаться домой ежедневно в два часа ночи, пока соседи не сделали ей замечание. На следующий день после этого она выписалась из квартиры. Муж дал ей денег на дорогу. Правдивость своих слов автор заверил подписями соседей.

Еще об одной семейной истории рассказывается в письме А. Ковалевой, которая жаловалась на поведение В. Гладкова – сына писателя Ф. Гладкова [404]404
  Письмо А. С. Ковалевой в Президиум ССП //Там же. Л. 168–171.


[Закрыть]
. По словам автора письма, В. Гладков женился на ней по настоянию своих родителей. Через три года совместной жизни у них родилась дочь, также против его желания. Поэтому спустя всего лишь шесть недель после рождения ребенка он подал заявление на развод. Теперь А. Ковалева вместе с дочерью и родителями живет в трехкомнатной квартире, предоставленной отцом мужа. Муж оказывает ей с ребенком материальную помощь всего лишь в размере 150 рублей – минимальной суммы, предусмотренной законом, и они живут за счет родителей жены.

Претензии Ковалевой состояли в том, что ее дочь не пускали на лето на дачу к деду и что размен квартиры, предложенный бывшим мужем, ее не устраивал. Она написала не одно письмо в ССП, но, по всей вероятности, дело осталось без решения.

Между тем и безо всякого движения общественниц жены оказывали своим мужьям неоценимую помощь. Первая жена М. Пришвина вспоминала: «Где бы мы ни жили, порядок бывал примерно один и тот же. Михаил Михайлович вставал с рассветом, в летнюю пору иной раз часа в три. Ему с вечера заготавливался самовар: вода налита, угли засыпаны и сухие лучинки приготовлены. Ему только поджечь и под трубу поставить. Михаил Михайлович сам себе чай заваривал (пил только свежий и крепкий), завтракал и тут же в лес шел или дома за работу садился. К 12 часам должен быть готов обед. После обеда Михаил Михайлович ложился отдыхать и вставал часа в четыре, к чаю.

Прислуги настоящей у нас не было. Жили все больше в тесноте. Да и платить дорого. Я брала себе в помощницу какую-нибудь девчонку из деревни, но самое главное сама делала. Да и что же мне делать было? Какая от меня польза? Я ведь неграмотная, только в Петербурге недолгое время ходила в воскресную школу – вот и все мое образование. Я и старалась делать, что могу. Муж мой не простой человек – писатель, значит, я должна ему служить» [405]405
  Пришвина E. П.Моя жизнь с Михаилом Михайловичем / Воспоминания о Михаиле Пришвине. С. 300.


[Закрыть]
.

Но одна лишь забота жены о быте писателя не спасла их брак. Ему были необходимы еще и духовное взаимопонимание, и возможность обсуждать творческие вопросы. В 1940 году шестидесятисемилетний литератор встретил свою позднюю любовь, женщину, которая стала его женой и другом последних четырнадцати лет его жизни. В. Лебедева была младше своего избранника на двадцать семь лет. Ситуация осложнялась тем, что оба состояли в браке. В. Лебедева быстро решилась на развод с мужем, несмотря на то, что очень сильно переживала и не желала причинять ему боль.

Более серьезное положение было у М. Пришвина. Он был женат уже более двадцати лет, имел двух взрослых сыновей и осознавал свои обязательства перед семьей, отношения в которой, несмотря на видимость благополучия, были не простыми. Так уж вышло, что после неудачного романа в молодости и разочарования в возможности гармоничных отношений литератор связал свою жизнь с женщиной совершенно чуждого ему круга и совершенно иными духовными запросами. В течение долгих лет он был душевно одинок. То, что Пришвин, по выражению З. Гиппиус, стал «бесчеловечным писателем» (в его произведениях действительно практически нет людей), стало следствием, как он сам позднее осознал, отсутствия подлинных человеческих отношений в жизни. Острое ощущение одиночества пронизывает его дневниковую запись от 1 января 1940 года: «Мгновенно пронеслось во мне через все годы одно-единственное желание прихода друга, которого отчасти я получил в своем читателе. Страстная жажда такого друга сопровождалась по временам приступами такой отчаянной тоски, что я выходил на улицу совсем как пьяный, в этом состоянии меня тянуло нечаянно броситься под трамвай. В лесу во время приступа спешил с охоты домой, чтобы отстранить от себя искушение близости ружья. Нередко, как магическое слово, заговор против охватывающей меня не своей воли, я вслух произносил неведомому другу: „Приди!“, обыкновенно на время мне становилось легче и я некоторый срок мог пользоваться сознательной волей, чтобы отстранить от себя искушение» [406]406
  Пришвин М., Пришвина В. Мы с тобой. С. 13.


[Закрыть]
.

В 1940 году писатель переехал в квартиру в Лаврушинском переулке и жил в ней с помощницей по хозяйству Аксюшей уже в течение трех лет, а его жена поселилась в доме в Загорске. Хотя настоящих отношений между ними уже не осталось, сразу, после того как стало известно о желании М. Пришвина уйти из семьи, Е. Пришвина и дети писателя стали делать все возможное, чтобы не допустить этого. Они не хотели развода и новой женитьбы писателя, боясь потерять права на его имущество. Кроме того, они считали, что В. Лебедева преследует прежде всего меркантильные цели. Так началась, по выражению самого писателя, «война». В этом конфликте он винил прежде всего самого себя: «Виноват ли я? В Павловне (Е. П. Пришвина, первая жена М. Пришвина. – В.А.), какая она есть собственница, я виноват: я распустил ее, я смотрел как на ребенка, не переломил, не воспитал и не расстался, когда надо было расстаться» [407]407
  Там же. С. 91.


[Закрыть]
.

Е. Пришвина пыталась мешать новым отношениям чисто по-женски, например, наезжала на квартиру к мужу. «Во второй половине дня Павловна приехала „лечиться“ в Москву. Остроумный выход: под предлогом болезни явиться и все расстроить. Собрались сыновья – диккенсовская картина!» [408]408
  Там же. С. 96.


[Закрыть]
На другой день жена использовала другой прием – согласилась признать изменения в жизни мужа: «Чувство такое, словно с тебя живого сдирают шкуру. Зашел к Е. П., разговорились, и оказалось, что она согласна теперь на мою жизнь с В. [Лебедевой].

– Прощай, – сказала она.

– Здравствуй! – ответил я. И мы крепко поцеловались» [409]409
  Там же. С. 97.


[Закрыть]
.

Затем был использован еще один излюбленный женщинами прием – симуляция болезни: «С утра начались рыданья. Прощается с Аксюшей, хочет умереть. А когда я к ней с упреком: „Хочешь мир творить, а вот это ведь не в себя, а в меня!“ Она отвечает: „Ничего, ты сильный, ты переживешь!“» [410]410
  Там же. С. 102.


[Закрыть]
Обеспокоенный писатель вызвал двух психиатров, которые по понятным причинам ничего серьезного у пациентки не обнаружили. В конце концов М. Пришвин осознал, что им просто-напросто манипулируют: «Е. П. довела свой показ злобы до последнего: вот-вот и случится что-то! Она притворяется, лжет, когда говорит, что отпускает меня и скоро уедет. Она сознательно хочет и ведет к тому, чтобы разрушить мою жизнь и, может быть, довести до суда» [411]411
  Там же. С. 113.


[Закрыть]
.

Дополнительную остроту конфликту придавало наличие имущественных претензий: «…Выяснилось, что и Аксюша имеет претензии на комнату, и Павловна, и Петя [П. Пришвин], и нам с В. надо идти вон, – что я гол как сокол» [412]412
  Там же. С. 97.


[Закрыть]
. Жена писателя также просчитывала возможные последствия развода для своего материального благополучия. Об этом рассказала литератору Аксюша.

Отчаявшийся писатель решил искать правды у бывшего руководителя писательской организации и пошел к нему домой. Он рассказал В. Ставскому о своих проблемах, о том, с каким он столкнулся мещанством, воюя со своей семьей. В. Ставский поправил литератора, сказав, что его родственники не мещане, а просто ограниченные люди. Причину такого глубокого понимания его проблем посторонним в общем-то человеком писатель понял после того, как в комнату вошли трое детей хозяина дома. Оказалось, что они от трех, сменивших одна другую, женщин. В. Ставский пообещал оказать М. Пришвину помощь, если она понадобится.

Весной писатель вместе со своей возлюбленной уехал в Тяжино, а его жена осталась в Лаврушинском. Он попросил своего знакомого зайти туда, чтобы забрать почту. Приятель столкнулся с Е. Пришвиной: «Она в крайнем возбуждении советовала „сушить сухари на дорогу в Сибирь вместе с В. Д.; она, жена орденоносца, постарается сделать „им“ это удовольствие“» [413]413
  Там же. С. 135.


[Закрыть]
. К власти апеллировала не только жена писателя, но и его сын: «Лева [Л. Пришвин-Алпатов] кричал на меня в своем безумии, что „женку“ мою посадят, а с меня ордена снимут. Это было так непереносимо больно и ужасно, что во мне что-то оборвалось навсегда» [414]414
  Там же. С. 96.


[Закрыть]
.

М. Пришвин вновь обратился за помощью к В. Ставскому, который пообещал прекратить «происки» родственников писателя в различных учреждениях и вызвать для внушения старшего сына писателя. Он посоветовал также побыстрее оформить отношения с В. Лебедевой. В итоге дело об имущественном споре разбирал суд.

Вторая жена М. Пришвина много помогала ему и в творческих вопросах. Но повседневность того времени была такова, что большую часть времени занимали бытовые проблемы. Писатель записал в августе 1940 года в своем дневнике «Зову Лялю Балдой за то, что она, как Балда в сказке Пушкина, все делает: и рассказы мои подсочинила, и корректуру правит, и в очередях стоит, и белье стирает, – настоящий Балда» [415]415
  Там же. С. 192.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю