Текст книги "Сеанс длиною в жизнь (СИ)"
Автор книги: Валентина Ad
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Капитан лежа на мне без умолку говорил, обжигая мое лицо стойким ароматом самогона и махорки. Его руки достигли нужной цели слишком быстро. Коснувшись моего обнаженного тела, он вдруг резко одной рукой схватился за шею, а второй с силой прижал меня к земле. В какой-то миг я даже успела порадоваться тому что он пришел в себя, что больше не станет совать свои грязные лапы ТУДА. «Пусть лучше просто убьет» – пронеслось в голове. Но не тут-то было. Капитан тут же занял свои руки личной одеждой, старательно высвобождая из своих штанов, то, что я еще ни разу до этого не видела.
Я бешено продолжала кричать и молить о пощаде, на что капитан Воеводов лишь истерически смеялся, расхваливая то, как хорошо мне сейчас будет.
– Пожалуйста, ради всего святого, отпустите меня… Я никому ничего не скажу, обещаю, только не делайте со мной ничего плохого… Пожалуйста… С вами ничего плохого не сделают, обещаю. Только отпустите меня. Я буду молчать, клянусь. Пожалуйста, отпустите… – Слезы сами полились из глаз, а слова были больше похожи на мольбу, чем на просьбу.
– Я тебе, милая, тоже ничего плохого не сделаю, поверь.
Почувствовав его обнаженную плоть на своем животе, я крепко закрыла глаза и вцепилась пальцами в сырую землю. Я понимала – мне никуда не деться от этого зверя. Я так же понимала, что после того что сейчас со мной произойдет, я вряд ли захочу жить. А еще, я поняла, что значили слезы на глазах у выходящей из сарая растрепанной мамы, которые я хоть единожды, но все-же видела.
В тот миг я чувствовала себя попавшейся в мощнейший капкан глупой добычей, и не в моих силах было из него высвободиться. Я четко понимала – кричать бесполезно, вырываться – глупо. Оставалось одно – смириться. Как только все в голове четко обрисовалось я замолчала и прекратила бесполезно колотить урода. Я осознанно смирилась со своей неминуемой участью.
– Швайн!!! – услышала я и тут же почувствовала неимоверное физическое облегчение.
Не легкая туша капитана в следующий момент оказалась на земле. Я лишь на миг раскрыла глаза чтобы убедиться – он больше не причинит мне боль. Капитан неподвижно лежал рядом со мной. Из его раскроенного черепа вытекала прямо на слегка позеленевшую землю алая жидкость. Он больше не двигался, как, собственно, и я.
Я продолжала лежать на холодной земле, не сделав ни одной попытки встать, а перед глазами была плачущая мама. Только лежа на холодной земле в лесу, с собственными глазами полными застывших слез, я отчетливо смогла восстановить то воспоминание. Лицо матери было изуродовано болью и ненавистью. В растрепанных волосах было полно соломы. Мама шла чуть живая. Совершенно обессиленная она пыталась поправлять одежду, а в глазах стояли слезы. Картинка в голове была слишком отчетливой, от чего мне стало еще хуже, если такое было возможно. «И почему я тогда не заметила всего этого?»
Как так могло произойти, что в их доме когда-то жило это чудовище? Как мать после того, что он с ней делал, все равно продолжала ненавидеть немцев? Почему стиснув зубы, она молча прислуживала капитану, охотно поливая грязью немецких захватчиков? Но ответ напрашивался сам собой – война не пожалела никого. Мать, скорее всего, даже в том, что с ней проделывал советский солдат, винила именно ВОЙНУ. Думаю, силы терпеть издевательства ей придавали мечты о том дне, когда война окончится и она вновь окажется рядом с папой, оставив далеко за плечами все ту боль, которую им обоим довелось пережить.
Я еще раз взглянула на лежащее рядом тело. Всего год назад он был красивейшим мужчиной, который так напоминал мне отца. А сейчас… Подумать только, ему удалось выжить в нелегких сражениях, а смерть настигла его именно сейчас. Хотя, скорее всего он был мертв уже давным-давно. Его душа была съедена той самой гангреной, душевной, не физической. Которой он, скорее всего, был заражен в этой самой войне еще в первые дни. Возможно, для своей родины, этот вояка и принес много побед. Возможно, он остался в истории отважным героем и его имя числится сейчас в списке героев Советского Союза, как павшего в боях смертью храбрых. Но героем лично для меня он точно никогда не был, даже перебей он миллион немецких захватчиков.
Из водоворота мыслей меня резко вытащило нежное прикосновение родных «вражеских» рук, которые аккуратно опустили мою юбку на место и едва ощутимо натягивали на меня сорванное нижнее белье. Затем Юрген снял со своего плеча теплую рубаху, и немного приподняв меня, укутал словно младенца. Он осторожно положил мою голову к себе на колени и принялся вытирать мои слезы.
Его руки были теплыми и пахли жасмином, с которым он безумно любил заваривать чай. Его слова были решительными, но в них не было и тени грубости, лишь уверенность в завтрашнем дне.
– Вася, я люблю тебя. Я больше не могу допустить подобного. Мы завтра же уедем из этой проклятой деревни, хочешь ты того или нет!
В тот миг я смогла промолвить лишь:
– Хорошо.
А потом сильно прижалась своим промерзшим дрожащим телом к его – теплому и сильному.
Какое-то время мы оба приходили в себя, а немного отойдя от шока, дружно, с помощью палки, которой Юрген размозжил череп, вырыли не слишком глубокую яму и закопали тело капитана. Возможно это было и странно, но ни я ни Юрген не чувствовали ни капли угрызений совести, раскаяния или сожаления. Мы проделали это легко, словно закапывали какой-то хлам, не более того. Мы похоронили животное, и лишь об одном нам было неприятно думать – его «сородичи» слишком быстро обнаружат свежее мясо. Волки хоть изредка, но встречались в наших лесах, а в то время они были слишком изголодавшимися и злыми. Именно поэтому, окровавленную землю, мы старательно сгребли в ладони и разбросали далеко от места происшествия. Пытаясь таким образом сбить со следа добычи немногочисленных хищников. Но покидая лес, нам, откровенно говоря, было все равно как быстро наш «клад» отроет какой-нибудь зверь. Как говорится – собаке собачья смерть.
ГЛАВА 6
Этим же вечером мы собрали кое-какие свои пожитки и решили ранним утром отправиться в неизвестность. Нам было не важно «куда». Для нас было важным «вместе». Нет, мы не бежали со страха быть пойманными и наказанными за содеянное, мы знали никто не станет искать убитого капитана. Тем более в то время – трупом больше, трупом меньше, никому до них не было дела.
Мы просто решились на то, о чем накануне разговаривали. После случившегося мне уже ни о чем не хотелось раздумывать, я была, как никогда, готова покинуть Гарбузин.
– Знаешь, а я ведь так и не ответила на твое признание. Ни сегодня, ни тогда, еще в сарае.
Блик от керосиновой лампы, освещающей наше скромное жилище, игриво блуждал по умиротворенному лицу Юргена. Я вглядывалась в ставшие родными черты лица и понимала – огонь, о котором мне когда-то поведала Домна, постепенно разгорается в моей груди. Я физически ощущала, как внутри жжет, как учащается пульс. Все было так же как и год назад, вот только в груди, а не в животе.
– Вася, не нужно сейчас об этом, – Юрген смущенно отвел глаза. – Ты сегодня пережила страшный шок, удар, и не способна здраво оценить мои слова. Я не хочу, чтобы ты только из чувства благодарности ответила не так, как есть на самом деле. Не стоит.
«Сколько же в этом немецком парне благородства?» – мелькнуло у меня тогда в голове. Вот уже второй раз он дает мне время все обдумать и ни на чем не настаивает.
– Юрген, не смей так говорить, никогда. Слышишь? – парень поднял ко мне свои глаза. – Да, сегодня не лучший из моих дней. Но, смею тебя заверить, все что сегодня случилось не так сильно ранило меня, как ты можешь подумать. Когда вокруг разруха и смерть, как-то перестаешь на это все обращать внимание. Я и до капитана Воеводова успела повидать уродов. Не один раз наблюдала, как местных тетушек за волосы втаскивали в дома и, думаю, делали с ними именно то, что ты помешал сегодня сделать со мной капитану. Признаюсь, никто и никогда не пытался со мной сделать то… ну… В общем ты понимаешь. Как-то мне везло, наверное. А скорее всего мама ради меня жертвовала собой, поэтому… – При воспоминании о маме, мне вновь стало не по себе, тело пробрала мелкая дрожь и я почувствовала, что еще чуть-чуть и разговор повернет совершенно не в то русло.
Я испугалась, что могу упустить тот самый момент, когда хочется расставить все по своим местам, когда нужно расставить все по своим местам. Война забрала у меня слишком много, и я не могла ей позволить отобрать у меня еще и право на счастье. А в том, что мое счастье сидит прямо передо мной, я на тот момент была полностью уверена. Целый год живя под одной крышей с Юргеном мне было не до нежностей и не до сантиментов. Как-то все происходящее тогда вокруг съедало все мои девичьи грезы, мечты… Но вдруг я словно проснулась. Мне вновь захотелось любви.
– Но сейчас не об этом. Я не хочу растрачивать НАШЕ время на разговоры о прошлом. Все что случилось – уже случилось. Так что не переживай за мое психологическое состоянии, я в полном порядке. А, возможно, чувствую себя сейчас даже лучше, чем когда либо. – В подтверждение собственных слов я улыбнулась. – А еще, я хочу чтоб ты знал – я тоже тебя люблю. Я поняла это в тот самый день, когда ты мне на немецком признался в этом. Точнее, тогда я что-то почувствовала. Помнишь, в сарае, в соломе. Вот только тогда не была уверена, из-за незнания, что это именно любовь. Я почувствовала что люблю тебя вот здесь, а возможности почувствовать эту любовь вот здесь, у меня не случилось. Ну, если помнишь, тогда все пошло не так…
Говоря это, я взяла его руку и положила ее сначала себе на живот, а потом на грудь. Затем, продолжая смотреть ему прямо в глаза, я смело продолжила.
– Знаешь, когда сегодня я думала, что со мной произойдет что-то очень плохое, самое худшее, я решила, что покончу с собой. Я была уверена, что не смогу жить с таким позором. А сейчас я понимаю, что именно об этом мне рассказала в том году Домна. Именно это она пыталась до меня донести, когда говорила о пожаре внизу живота в момент близости со своим Петей и его отсутствием рядом с другими мужчинами. Когда на меня навалился Воеводов, у меня кроме отвращения и страха, не было никаких ощущений. А стоило тебе сейчас лишь прикоснуться к моей груди, как я вдруг вновь ощутила ноющую боль внутри. Но боль, какую-то по-особому приятную… Помнится еще что Домна говорила, что таким образом на настоящую женщину действуют мужчины, которых они для себя выбирают, пусть даже неосознанно. Так вот я хочу сказать, что ты именно ТОТ мужчина. А еще… – тут я замялась, ведь совсем не знала, как предложить себя этому прекрасному мужчине. – А еще, я хочу, чтобы ты навсегда остался моим мужчиной и прямо с этой минуты взял то, что должно тебе принадлежать по праву.
В тот самый момент я ожидала, что Юрген стремительно сделает свое дело, набросившись на меня овладеет мною. Тогда я думала, что именно так все и происходит – очень быстро. Но этого не произошло. С окаменевшими от неожиданности глазами он продолжал сидеть на месте, и лишь спустя несколько минут после моего монолога проговорил.
– Ты не представляешь, каким счастливым я в этот миг себя чувствую. – И он был прав, я не представляла, я видела, как он светится счастьем изнутри. – Мне хотелось обладать тобой уже со второй нашей встречи. Не с первой только потому, что был не в силах хотеть чего-то другого кроме жизни. Я очень сильно сомневался, что вообще выживу. Но даже не смел дум…
В тот миг я не дала Юргену закончить, дерзко взяв инициативу в свои руки.
– Юра, я не знаю, как и что должно произойти между нами… Но я знаю, что это должно произойти у меня с тобой, а не с еще каким-нибудь сумасшедшим солдатом. Мне безумно страшно… Но что-то мне подсказывает, что зря. Сегодня я поняла, как никогда, что жизнь слишком коротка, а прелести в ней и без того не много. Я люблю тебя, думаю, этого более чем достаточно чтобы сделать ЭТО. А все разговоры давай оставим на потом.
Затем я наклонилась к нему и просто впилась своими губами в его. Это был мой первый поцелуй, не считая того минутного прикосновения годовалой давности. Он был немного неуклюж и чрезмерно настойчив, но в нем было столько страсти…
В ту самую ночь я стала женщиной, в самом прямом понимании этого слова. Вот только этот факт меня ничуть не порадовал. Мне было безумно больно, не смотря на то, что Юрген был очень нежен и аккуратен. Страх полностью сковал мое сгоравшее до этого, от желания тело и вся страсть испарилась, словно роса в полдень. Я с силой сжимала простыни в кулаках и терпела ритмичные движения Юры, сцепив зубы, и моля Бога, чтобы это все поскорее закончилось.
Юра периодически интересовался у меня, все ли он правильно делает или что-то изменить? Нравится ли мне? Не больно ли? А я врала напропалую, отвечая, что все хорошо.
Слава Богу, все продолжалась не долго. У молодого здорового парня слишком давно не было женщины, поэтому он быстро достиг пика своего блаженства. А я, я сразу же покинула любовное ложе. Ссылаясь на чрезмерно повышенное давление и головокружение, я убежала на улицу, заверив Юргена, что все будет хорошо, просто нужно отдышаться на свежем воздухе.
Оказавшись наедине с самой собой, я расплакалась так, как никогда в жизни. Не знаю, что тогда на меня нашло, но я чувствовала себя совершенно раздавленной и опустошенной. В тот момент мне казалось, что несчастнее человека и на всей планете не сыскать.
Почему-то мне опять вспомнилась мама, на похоронах которой я не проронила ни слезинки. Папа, могилой которого стала – братская, где-то в неведанных мне краях. Капитан, который чуть не лишил меня жизни… В общем, за последние несколько минувших лет в своей жизни я не могла обнаружить ничего позитивного, одни беды и ненастья, как тут не разрыдаться?.. А тот, кто стал лучиком в кромешной тьме, не ведая того всколыхнул давно дремлющий океан слез. То, что только что между нами с Юрой произошло, стало какой-то последней каплей, вытолкнувшей наружу весь океан. Нет, я плакала не от телесной боли. Хотя внизу живота все безумно болело, и я едва могла свести ноги в кучу. Я плакала от своих внутренних ощущений. От того что произошло я ожидала чего-то другого, а кроме огромного разочарования не получила ничего, поэтому чувствовала себя просто ужасно.
Сидя за сараем прохладной апрельской ночью старательно смахивая с лица слезы, я уже знала, что больше не допущу Юргена к своему телу. Я не хочу этого больше. Тот огонь, который зажегся в теле от одного только прикосновение его губ год назад, так и не превратился в пожар сейчас. Более того, даже он исчез. Я не почувствовала от всего процесса первой близости с мужчиной никакого блаженства, лишь пустоту. А я ведь поверила словам Домны. Поверила, что именно Юрген мой мужчина. Но, видно год проведенный под одной крышей в роли брата и сестры наложил свой отпечаток на ощущения, восприятие, отношение друг к другу.
Когда я вернулась в дом, Юра уже спал. Прежде чем лечь самой, я присела рядом с кроватью, на пол, и почти до утра наблюдала за его беспокойным сном. Он все время постанывал и то и дело менял позу. Мне было безумно жаль его, но в тоже время во всем этом я не находила ничего странного, вряд ли кто пройдя войну может спать спокойно.
Я долго наблюдала за молодым мужчиной и понимание того, что не смогу сделать его счастливым усердно подкатывало к горлу огромный ком слез. Мне безумно хотелось стать той, которая достойно ответит на его любовь, но я не чувствовала в тот момент, что мне это под силу. Я продолжала плакать ровно до тех пор, пока не увидела в окнах первых лучей солнца. Слезы высохли вместе с ними, а еще с их появлением ко мне пришло и понимание того, что выматывая себя, я никому не сделаю лучше. Легче не станет ни мне, ни Юре, если уже через пару часов я не смогу нормально передвигаться, обессиленная после бессонной ночи. Слезами горю не помочь, а тем более не отмотать время вспять.
Нормально отдохнуть мне так и не удалось. Я ничем не выказала веселому светящемуся Юре, что мои мысли далеки от той радости, которой переполнен он. А глядя на него, только в собственных мыслях я позволяла себе думать о том, как виновата перед этим парнем.
– Ну что, в путь? – Присев на дорожку, за кухонным столом мы лакомились чаем с черным хлебом. Юра светился от счастья, а я в ответ лишь натянуто улыбалась. – Васька, теперь-то у нас все будет как у людей. Никто на нас косо смотреть не будет. Никто не осудит и не кинет камень в твою сторону. Мы теперь будем настоящими мужем и женой. Мы станем такой семьей, которой все будут завидовать, а не осуждать. А где именно – да куда ноги приведут!
Юрка в то утро был полон энтузиазма. Я потом долго его таким не видела.
– Юр, – я неуверенно начала, хотя даже не представляла как именно донести до него то, что отказываюсь становиться его «женой» в полном смысле этого слова. – Юр, ты меня извини, но… Я буду твоей женой но… В общем… я хочу чтобы у нас все осталось так, как до вчерашнего дня. На чужбине мы будем числиться супругами, но на самом деле…
Нужно было видеть, как у парня на лице нарисовалась боль, а глаза моментально погасли, как церковные свечи при легком дуновении ветра. Я понимала, что режу его без ножа, но поделать с этим ничего не могла.
– Так значит ты этой ночью мне врала? – Полными упрека глазами Юра пристально смотрел в мои, полные стыда.
– Нет, но…
– Не важно. Как скажешь – так и будет. Я уже однажды обещал тебе, что не стану к тебе прикасаться, вот и сейчас… Правда в этот раз мне будет сложнее, ведь… Да что объяснять. Я согласен.
– Спасибо.
Язык больше не поворачивался продолжать. Мы молча, взяв в руки три небольших сумки с вещами, вышли из дома.
– Что ж, спасибо хоть не передумала покинуть эту твою деревню. – Выдохнул уже за калиткой Юрген.
– Было бы что покидать. – Обернувшись напоследок, я не смогла сдержать порыв. – Юр, обожди, я сейчас.
Я быстро забежала в дом и, схватив спички, бросилась в сарай. Поджегши остатки соломы во всех уголках, я направилась к дому. Там, прямо в сенях, я разбила керосиновую лампу и, бросив в мокрые осколки спичку, поспешила выйти вон.
– Вася, ты зачем так? – Юрген не совсем понял мой поступок.
– Чтоб никто не смел устраивать здесь ни экскурсии по местам «боевой славы» Васьки Степиной, ни притон какой не развели. Да и… – Перед глазами вновь стояла мать с полными глазами слез в разорванном платье, а потом весело улыбающийся капитан Воеводов сидящий за нашим кухонным столом с трубкой во рту. – Да и этот двор совершенно не то, чему нужно оставлять жизнь.
Мы даже не успели покинуть нашу деревню, когда на дым и копоть сбежалась толпа. Люди со всех дворов бежали на пожар. Кто-то испуганно выкрикивал предположение, что вновь напали немцы. Кто-то, перекрикивая остальных, старался донести в массы, что наверняка это Васька совсем из ума выжила и дом подожгла, а может и ее полюбовник недоразвитый. А некоторые просто крестились, стоя у собственного дома и лишь испуганно вглядывались в происходящее.
Мы же с Юргеном без оглядки шагали вперед. Прочь из деревни, где нас все ненавидели, навстречу лучшему будущему. Точнее – на поиски лучшей доли…
ГЛАВА 7
… – Надежда Мироновна, милая, я вас еще не утомила своими рассказами?
Услышав свое имя, я от неожиданности даже вскочила с кресла. Рассказ Василины Степановны поглотил меня с головой. В первую секунду, после того как я пришла в норму, почувствовала даже, что сижу с широко раскрытым ртом.
– Нет-нет, что вы. Василина Степановна, вы ничуть меня не утомили, наоборот, я вся нахожусь на таком нерве, который никак нельзя назвать состоянием усталости.
Старушка благодарно улыбнулась.
– Спасибо вам Наденька за такие слова. Я уж и подумать не могла, что моя жизнь будет кому-то, кроме меня самой, интересна. – Василина Степановна тяжело вздохнула. – Детей моих никогда не интересовала история их появления на свет, не говоря уже о внуках.
– Это от-того, что они даже представить не могут себе, какая непростая жизнь была у их мамы и бабушки. – Я вежливо подбодрила старушку, которую ко всему еще мне безумно захотелось обнять, но я сдержалась, вот только не знаю – надолго ли.
– Тогда, с вашего позволения, я продолжу, мне еще есть в чем исповедаться. А вы уж не осудите старушку. Это в молодости мне казалось что я знаю, что такое жизнь, а сейчас… Человек никогда знать не может, что ему уготовано и как сложится его судьба, как-бы ему не хотелось и как-бы не казалось, что он самый умный. А еще, сейчас я знаю, что нельзя разбрасываться подарками судьбы, когда она тебе дарит счастье. Да и жалею только об одном – о тех минутах, в которые я решила больше не допускать Юргена к себе. Как же я сейчас жалею о прожитом впустую времени.
Старушка украдкой смахнула слезинку и продолжила. А я, затаив дыхание, вновь настроилась погрузиться в такую далекую, тяжелую, но настоящую, прожитую жизнь Василины Степановны.
… В мае вторая мировая война официально была закончена, и весь народ праздновал так тяжело давшуюся победу. Мы с Юрой не стали исключением, а оставив позади все наши потери, целиком и полностью были настроены на мирную жизнь.
В середине лета мы облюбовали себе пристанище в небольшой деревеньке близь Киева, именуемой Калиновкой. Это живописная деревушка, где людям не было дела до сплетен и рассматриваний чужой жизни в микроскоп. Каждый в Калиновке был занят своими делами. Каждому было чем занять свое время и кого оплакивать. Весь народ радовался вместе со всей страной окончанию бесконечной, казалось, темени, взрывам и слезам.
Молодой паре, с удовольствием предложили пустующий дом местных учителей. Тарас Константинович погиб на фронте, а его супруга Валентина Кузьминична, не захотела жить в той стороне, где все напоминало о когдашнем счастье. Она, оставив все пожитки и не запертой дверь, перебралась в свою бывшую деревню, родом из которой была.
Так, спустя три месяца скитаний, мы наконец нашли свое место под солнцем. Наше счастье не знало границ, и тот факт, что мы хоть и объявили себя супругами, но оставались братом и сестрой, не мог затмит приятных ощущений нашего светлого будущего.
С первого дня как мы покинули нашу деревню, Юрген не мог нарадоваться весомым жизненным изменениям связанных с переездом. Он, наконец, не был больше ни глухонемым и не ненормальным. Он никак не мог наговориться, охотно вступая со всеми, кто встречался на пути, совершенно в пустые разговоры. А я радовалась тому, что ни у кого из наших собеседников не возникло вопроса о его едва заметном акценте. Скорее всего это было связано с тем, что кроме Юргена, с уходом войны многие вплетали в свою речь немецкие словечки. Уж слишком долгое время этот язык резал советскому народу слух. Кто-то хотел таким образом насмехнуться над грубоватым языком. Кому-то понравились некоторые слова, употребляемые фашистами, вот он и не забывал при возможности ими пользоваться. А кто-то, возможно, действительно долго пробыл в плену у немцев. Выжил, и теперь и хотел бы, но не мог до конца избавиться от ненавистного вражеского языка.
Глаза Юргена светились неимоверной радостью, когда односельчане чуть ли не сразу предложили ему занять место этого самого Тараса Константиновича, который был учителем в начальной школе. А как еще, если внешность Юргена вызывала полное доверие у всех, кто с ним сталкивался, а его любовь к общению и нежный, словно бархат, голос, обезоруживал всех и каждого. Он был просто в восторге и сразу-же согласился. Высшим блаженством для него было обучать детей грамоте, но прежде он тщательно обучался сам, найдя в школьной библиотеке кое-какие учебники. Немецкий он-то знал отлично, а вот грамматику нашей речи, упорно и усердно учил.
До начала школьного года оставалось еще около двух месяцев, а нам предстояло в это время вместе со всеми остальными, привести школьное помещение в порядок. В сельской школе еще совсем недавно был обустроен госпиталь, в котором больше не было никакой надобности, и который подлежал теперь огромнейшему ремонту и уборки.
Словно на невидимых крыльях мы ежедневно летели в будущую обновленную школу и отдавали все силы, чтобы избавиться даже от намека на пребывание здесь раненых и умерших. Благо на школьной территории не устроили кладбища, а то все наши труды были бы бесполезны, так как нельзя было себе представить – как в помещении, во дворе которого покоятся десятки солдат, могли бы учиться дети.
Так, в один из таких дней мне поручили сжечь все обнаруженные использованные повязки и окровавленную одежду, которую зачем-то хранили в одном из классов. Огонь был каким-то тяжелым. Одежда никак не хотела сгорать, а запах стоял такой, что я до сих пор его чувствую в каждом костре. Вещи неизвестных мне солдат были слишком окровавленными и до невозможности грязными. Хотя, чему удивляться, они защищали родину, и на гигиенические процедуры в их ежедневном распорядке точно не было времени. А еще, те мундиры которые долгое время пролежали в этой комнатушке, начали прогнивать, а на многих из них поселились опарыши. Все это в огне, превратилось в невыносимый беспощадный аромат. Мой организм не выдержал. Закончить начатое мной, пришлось Юргену, тат как я безудержно блевала в стороне. Тогда мне показалось, что с меня наружу через рот вылетят и все внутренние органы. Так плохо мне еще никогда не было. А в носу, казалось, навсегда укоренился этот запах.
Следующий день я пролежала в кровати, тошнота так и не отпустила. А когда недомогание затянулось на неделю, Юрген не выдержал и пригласил доктора.
– Василий Семенович, вот, не знаю что и делать. – У моей кровати стоял мужчина лет сорока, а в руках у него был небольшой забавный чемоданчик с нужными в профессии принадлежностями. – Она уже неделю не может нормально поесть, а любой резкий запах вызывает приступ рвоты. Ей тяжело ходить, все время кружится в голове, и неимоверная слабость… Не знаю что и думать. Все началось в тот день, когда Васька сжигала солдатские вещи и грязные тряпки. Я уже грешным делом подумываю, а не подхватила ли она заразу какую в тот день? Мало ли чем в окопах мог заболеть солдат. Да и не только солдат.
Доктор был очень симпатичным мужчиной-колобком. Круглое, как луна, лицо. Маленькие, близко посаженные глазки и нос картошкой. Невысокий росточек. Коротенькие ножки и маленькие пухленькие ручки. Добродушие и участие читалось на лице, а когда он лукаво улыбнулся, я тоже не сдержалась. Из нас троих только Юрген, полностью поддавшись опасениям за меня, не мог выдавить улыбки.
– Опасения ваши, конечно, уместны, но… – Когда Василий Семенович открыл рот, я вообще чуть не рассмеялась, его звонкий, мальчишеский голосок, никак не вписывался в его образ в целом, а придавал общему виду еще больше комизма. – Не могли бы вы, Юрий, покинуть нас на несколько минут. Поверьте, осмотр не займет много времени, и скорее всего после, я смогу вас утешить. А может и порадовать.
– Порадовать? – ничего не понимая, Юрген все же послушно вышел вон.
– Ну что, милая. Приступим. – Доктор не стал ходить вокруг да около, а сразу приступил с осмотра, по его личному мнению, органа виновного в моем недомогании. – Что ж, милая, спешу вас заверить, что никакой болезни вы не подцепили. А еще, поздравляю, со скорым пополнением в вашем семействе.
Доктор ликовал. Его улыбка была такой счастливой в тот миг. Мне даже на мгновенье показалось, что он принимает произнесенное известие слишком близко к своему совершенно не причастному к этому процессу, сердцу. Тем более я не совсем понимала, что в моей… ну… в моем организме, могло вызвать такой восторг.
– Василинушка, поздравляю вас с пополнением! – выпалил доктор, а я снова ничего не поняла.
Глупо сейчас, конечно, в этом признаваться, но я была такой наивной и неопытной.
– Что это вы имеете в виду? – с широко раскрытыми глазами я уставилась на доктора колобка.
– Я имею ввиду, что вы беременны и скоро в вашей семье прибудет радости и счастья, – гордо ухмыляясь, разъяснил мне доктор, а у меня в очередной раз помутнело в голове.
– Простите, – только и успела я сказать, прежде чем опорожнила желудок в подготовленное для подобных целей ведро у кровати.
– Ничего деточка. Так оно бывает. Не у всех, конечно, и не всегда, но… Так твой организм реагирует на твоего будущего ребенка. Он просто не понимает, что с ним происходит что-то прекрасное, и таким образом пытается высвободиться от непонятного инородного тела. Ты главное не беспокойся, заверяю, это вполне нормально. Просто старайся придерживаться постельного режима, чтобы не сомлеть где-то в неподходящем месте. Судя по всему у тебя где-то чуть больше двух месяцев сроку, может три, так что потерпи еще немного. Может месяц, может два… Не могу точно ничего гарантировать, все может прекратиться даже завтра. Просто знай, что это нормально и от сегодняшнего дня береги себя пуще прежнего. Ничего не таскай тяжелого. Не нервничай чрезмерно, да и, собственно, война за плечами, все переживания которые только возможно было себе представить тоже. А остальное все – мелочи. В общем, повезло вам с беременностью, не придется рожать в окопе, в страхе, что на свет появится почти стопроцентно – будущий сирота. Началось спокойное время, в котором и должны рождаться дети. Еще раз поздравляю. Иии, мужа вашего мне обрадовать иль вы сами?
Доктор все говорил и говорил, а я все слушала, слушала, но отказывалась верить его словам. Как так-то? Зачем ребенок? Почему ребенок? Какое еще пополнение? Я была близка с Юргеном лишь один раз. Только раз…
Передать словами то, что в тот момент творилось в моей голове, не в моих сейчас силах. Я просто была убита. Нет, не могу сказать, что не хотела стать мамой, скорее – боялась. А еще была просто шокирована. Это ведь такая большая ответственность. Мы с Юргеном ведь просто играли в мужа и жену, а тут… Я понятия не имела, как мы с этим справимся.
– Василий Семенович, можете вы сообщить Юре, что он скоро станет папой. У меня просто нет сил.
Да, чувствовала я себя не очень, но на самом деле не в этом была причина. Я просто опасалась, что эта новость породит в Юргене надежду на наше полноценное супружество. Которого он, несомненно, заслуживал. И которого я ему все еще не могла дать. Я решила пусть доктор возьмет на себя возможность сделать Юру счастливым, ведь знала, он безумно любит чужих детей, что уж говорить о своих.
