Текст книги "Сеанс длиною в жизнь (СИ)"
Автор книги: Валентина Ad
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Наденька, если ты опасаешься неожиданного поворота событий, можешь не ходить, – прозорливо взглянув на мою испуганную физиономию, проговорила старушка.
– Нет, просто он ведь не знает, что мы с миром.
– Думаю он поймет это с первого слова или даже взгляда. А еще, я просто обязана рассказать ему правду о его матери. Очень сомневаюсь, что о ней он слышал что-то кроме «проститутка» и «помешенная».
С этими словами я точно не могла поспорить.
– Есть кто живой? – бредя по проторенной тропе поочередно выкрикивали мы, но в ответ – тишина.
– Тук-тук, можно? – Василина Степановна легонько постучала в перекосившуюся до невозможности дверь. – Надо же, даже дверь та самая выжила.
Мы несколько минут заглядывали в грязные окна. Наверное, даже если бы кто-то смотрел с той стороны прямо нам в глаза, мы все равно ничего не заметили бы.
– Ладно. Давай не будем зря время тратить а заглянем во внутрь. Если никого дома не окажется, уйдем ни с чем. Значит не судьба.
Едва ступив в коридор, точнее сени, так как коридор в моем понимании нечто другое, я ощутила принеприятнейший запах старья. Создалось такое впечатление, что со времен второй мировой, здесь никто никогда ничего не менял и не избавлялся от хлама. Шагая все дальше я поняла что так оно и было. Маленькое помещение было просто переполнено солдатскими атрибутами, по странной случайности не сопревшими за все эти годы. Хотя, думается, что вонь царит в этих сенях именно потому, что нижний ряд все же медленно тлеет пораженный плесенью. Но кому до этого есть дело?
Старательно оберегая собственный нюх, я изо всех сил сжимала его, чтобы не допустить проникновения убийственного аромата в легкие.
– Господи, неужто в этом доме кто-то может жить? – услышала я Василину Степановну, которая уже распахнула дверь в следующую комнату и была поражена уже следующим видом. – Ладно в сенях свалка, но ведь в доме…
– Это кто там такой умный? – послышалось с дальней комнаты.
Голос был грубым, но тон не устрашающий, что и сдержало меня от побега.
– Не судите строго мои высказывания, но уж слишком здесь все… все… Знаете кроме – трущоба, язык не повернется назвать ваше жилище по другому. Простите меня, ради Бога, но такова правда. Здесь просто не возможно жить.
Не видя еще самого владельца убитой исторической жилплощади, я с ужасом оглядывалась по сторонам и, признаюсь, было противно до ужаса. Все вокруг ветхое, грязное, практически черное. Печка, которая по идее должна быть белоснежной – чернее самой сажи. Потолок весь в дырах и пятнах от сочившейся воды, а на полу ржавые тазик и пару ведер, ловящие стекающие ручьи недавно прошедшего дождя. Справа, за печкой, голая железная койка с обвисшей и порванной сеткой. Пол глиняный, а те доски, которые когда-то его покрывали, кое-где торчат из стен небольшими огрызками. В левом углу, почти под потолком, прибиты гвоздями несколько пожелтевших до невозможности фотокарточек. Стены все облуплены, а те места, где все еще держалась побелка, можно было смело зачислять к архивам с отпечатками пальцев, которых на грязно-желтых кусках было немерено.
В общем, картина ужасающая. И, скорее всего, меня бы не шокировало это зрелище, подумаешь – заброшенный дом, если бы я не знала, что в нем умудряется жить человек. Но с другой стороны, я ведь у городских бомжей в гостях не бывала, думаю жить у мусорного бака или в коробке из под телевизора не лучшая перспектива. Хотя, не факт.
Я старательно взяла себя в руки, искренне веря собственному убеждению – человек сам кузнец своего счастья. Да, бывают разные ситуации в жизни, но я, наверное, никогда не пойму тех, у кого есть руки, ноги, голова и здоровье, а они выбирают путь в никуда. Да, не всем суждено в этой жизни быть королями, но ведь можно же оставаться хотя бы полноценными людьми. Пусть и с минимальным доходом. Другие ведь как-то живут? Пенсионеры, которых мне безумно жалко – выживают, а здоровые тетки с дядьками по помойкам шарятся. Ну не абсурд?
– А чего мне на вас обижаться. Сам не слепой.
Из комнаты показался не молодой мужчина лет пятидесяти, с длинной черной бородой, а волосы хоть и неаккуратно, но были пострижены. Глаза как две огромные черные дыры, сверкали из под густых бровей. Губ, практически не было видно и, казалось он умеет разговаривать с закрытым ртом. Он был великаном или богатырем сошедшим со страниц давних сказок. Зато одежда была из более близкого прошлого. Галифе и гимнастерка, которые были не просто грязными, а «засмальцованными», как говорится в народе.
– Меня эта разруха ничуть не смущает, все лучше, чем на улице. – Продолжил витязь. – Наверное думаете – «Почему же нельзя в порядок все привести?». Почему нельзя – можно. Да вот только ничего менять не хочу. Кстати, чаю не хотите? Я на чердаке всего лет пять назад самовар обнаружил, так я вам хочу сказать такой чай получается, ммм!
Я молча зыркнула на Василину Степановну, боясь даже представить, как буду что-то пить или есть в этом доме.
– А почему бы и не выпить. Наденька, вы не возражаете? У меня даже пирожки с творогом еще остались.
– Нет, благодарю, но я вовсе не хочу пить. Да и жарко для чаепития. А вы решайте сами.
Я не могла поверить в происходящее. Ухоженная бабулька у которой, скорее всего, дома чище чем в музее, рискнет отпить из рук совершенно незнакомого мужчины, совершенно не понятный чай, а тем более из грязной посуды! Жуть просто! Но, как говорится, дело хозяйское. Не мне учить умудренную опытом женщину.
– Тогда, Юрий, я ведь права, вас Юрой зовут? – мужчина одобрительно кивнул. – Тогда накрывайте на двоих. Я с удовольствием отведаю вашего чая.
Мужчина довольно заулыбался, о чем свидетельствовали не губы, а «гусиные лапки» в уголках глаз. А на меня лишь мимолетно, но понимающе, взглянул.
– Милости прошу к столу. Проходите в эту комнату, все необходимое у меня там.
Глядя на этого приветливого хозяина берлоги, в голове просто не укладывалось откуда у юной Скарлетт такие пугающие вещи в словах звучали. Да, мужчина запущен, вид еще тот, но довольно таки мил и учтив. Неужели жители этой деревушки и вправду так жестоки, как и десятки лет назад?
Мы с Василиной Степановной одновременно зашагали в предложенную нам комнату, которая, кстати говоря, была поприличнее всего, что было «до».
ГЛАВА 18
На окнах пусть старенькие, но к удивлению чистые, висели занавески (скорее всего вышитые еще Домниной рукой). В правом углу стояла прилично засланная кровать, а в левом углу даже имелся телевизор, стоя на каком-то старинном комоде. Груба, которая в зимнее время использовалась в роли батарей, была чисто выбелена, деревянный пол выкрашен в рыжий цвет, а шкаф, сразу по левую руку от двери, выкрашен в коричневый. Между шкафом и телевизором красовался тот самый стол, за который вежливо приглашай нас Юрий и на котором во главе стоял большой, начищенный до ослепляющего блеска, самовар.
– Ну, гости дорогие, присаживайтесь, а я сейчас все приготовлю.
Мы молча сели на довольно таки крепкие, хоть и старые, стулья со спинками, а хозяин все время наполнял стол всякой всячиной. Каждый раз как он открывал, мне уже стало казаться – магический шкаф, на столе появлялись все новые и новые предметы. Красивый, возможно даже серебряный, сервиз именно для чайных церемоний. Чайные ложечки, сахар, варенье, печенье, конфеты и даже пучок свежей мяты. Вся посуда была кристально чистой, чай безумно ароматным, а варенье безусловно вкусным. Но я все равно не изменила своего решения – ничего не есть и не пить в этом доме. Хотя, признаться, соблазн был, а живот предательски урчал.
– Вот, пожалуй, и все. Чем богаты, как говорится, тем и рады. Угощайтесь, милые дамы. – Присев к нам за стол, радостно проговорил Юрий. – Спасибо что зашли. Я уж, если честно, и не помню, когда гостей почивал. Да что там, в этой деревне такого не бывало. А вам спасибо, на добром слове.
– Это вам, спасибо, Юрочка, что не прогнали чужих и незнакомых, но любопытных до ужаса, залетных пташек.
– Потому и не прогнал, что «залетные». Местные сюда ни ногой. Так, изредка обращаются ко мне, когда помощь требуется. Ну там, огород вспахать, сено выкосить, или коров выпасти, или дрова нарубить. Да мало ли еще что. Сами берегут свои силы, даже переступают через отвращение и страх ко мне, лишь бы избавить себя от не легкого физического труда, я ведь мужик крепкий. А так, никому я здесь не нужен, а если даже и интересно чем я тут занимаюсь, все же народ боится в окна ко мне заглянуть – вдруг я как раз кровь пью. – Взрослый мужчина по-детски сгримасничал и оскалившись даже зарычал. – Я ведь не просто человек, я человек-зверь!
Стоило Юрию закончить, как в комнате раздался смех, очень напоминающий раскаты грома. Мужчина смеялся от души, словно анекдот только что рассказал, а не суровую правду жизни. А я смотрела на него и думала о том, как важно в нашем жестоком мире иметь хорошее чувство юмора и быть оптимистом.
– И что же вы, вот так, зная отношение всех окружающих к вам, все равно живете здесь? Не хотелось ли распрощаться с Гарбузиным, ведь судя по всему, ничего хорошего для вас, в нем нет? – вкусно потягивая чай включалась в разговор Василина Степановна, кто-кто, а она уж точно знала, о чем говорит.
– Нет. Не хотелось и объясню почему. Я ведь в детдомах да приютах рос, искренне ненавидя свою мать, которая меня бросила. Я клялся стоя на коленях в маленькой церквушке, что обязательно отыщу женщину, которая соизволила дать мне жизнь, но даже не попробовала взять на себя не легкое материнское бремя. Будучи ребенком, я часто плакал по ночам, не понимая за что со мной так поступили. Окончив интернат, ПТУ, и получив назначение в Гороховку, Хмельницкой области, на должность комбайнера, я послушно туда отправился. Женился, развелся, когда узнал, что жена часто с бригадиром любит по ночам гулять. А когда семейная жизни закончилась, вспомнил свое детское обещание и отправился на поиски женщины, которая подарила мне полную огорчений и боли, жизнь. Отыскать свои корни было не просто, но спустя какое-то время, чудо свершилось. Вы даже представить себе не сможете, как больно мне было узнать правду о своем появлении. Я до сих пор прошу Господа простить мне проклены, которые я слала на материнскую душу. И дня не проходит, чтобы я не вспомнил и не заплакал о матери. Она подарила мне жизнь, отдав свою, а я… Но на этом, как вы понимаете, мои печали не закончились. Поселившись на своей исторической родине, я активно стал наводить справки о маме, и все что слышал, заставляло вновь думать о ней ужасные вещи. Она была обычной деревенской шлюхой, а я ублюдком. Чему тут радоваться? На некоторое время я ушел в себя и перестал активно общаться с односельчанами. Мне хотелось уединиться и хорошенько подумать о жизни. Осознать все. Пересмотреть тот промежуток жизненного пути, который остался за плечами. Найти силы и ориентиры двигаться дальше. Но когда мне вновь захотелось человеческого общества, было уже поздно. Месяца хватило, чтоб меня окрестили психом, дебилом и чуть ли не людоедом. Хотя это я до сих пор не исключаю, может просто не доводилось слышать о себе такое, но подобные мысли в мозгах этих людишек вполне могли зародиться. И тогда я понял, что мне никогда не узнать правду о своей матери. До меня очень быстро дошло, что ее могли оболгать точно так же, как меня. Люди легко могли заклеймить ее «шлюхой» и «сумасшедшей» просто так. Потому что им так хотелось. Потому что они просто не понимали ее и потому, что она не вписывалась в их узкое понимание, каким должен быть человек. Придя к такому выводу я решил – чего бы мне это не стоило, останусь в этом болоте и буду своим только видом, портить «идеальные» жизни всех тех, кто так умело превращает людей в ничтожества и отбросы. Я нарочно не отстраиваю дом, так как мне порой кажется, мама навещает меня в нем, да и прикасаясь ко всему хламу пытаюсь понять и прочувствовать, какой она была. Может какая-то доля правды во всем что я слышал, судя по разнообразию немецко-русского гардероба в сенях, и есть. Но уверен, моя мать не была ни слабоумной, ни алкоголичкой. Да и все, что с ней случилось, было не просто так. Я это чувствую – вот здесь.
Юрий с огромной тоской в глазах закончил, указывая на левую грудь своей огромной рукой. А Василина Степановна начала, едва сдерживая слезы.
Она поведала этому огромному мужчине всю правду о его матери, ничего не утаила. Она не скрывала того, что Домна действительно опустилась, но и не скрыла ни одной детали того, почему это произошло. Василина Степановна открыла Юрию ту правду, которая была не ведома ни одному живому человеку на этой планете. Правду о том, какой доброй, преданной, чуткой и любящей была его мать. Еще старушка охотно поделилась и тем, что Домна была писаной красавицей и легко объяснила причины ненависти и зависти, как со стороны мужчин, так и со стороны женщин. Не утаила пожилая женщина и моменты из своей личной истории близкого общения с Домной, а в конце добавила, что пусть разговор между ними состоялся всего лишь раз, каждое сказанное Домной слово оказалось весомым и важным. Она рассказала взрослому мужчину такую нужную и важную для него правду, чтобы он мог гордиться своей матерью и жить с чистой душой и спокойным сердцем.
Василина Степановна и Юрий, воодушевленно болтали не жалея ни слез ни смеха. А я все время исполняла роль немого, но безумно благодарного за все, что становилось мне известным в эти минуты, зрителя. Для меня это была самая важная в жизни практическая психология. Медленно, но уверенно я осознавала, что различие между людьми есть, причем не всегда они зависят от воспитания, образования, окружения. Просто есть люди и есть твари. Всего за пару дней я убедилась в том, что жесток не мир в котором мы живем, жестоки сами мы – люди.
Не знаю точно, сколько прошло времени, прежде чем мы вновь оказались в моем комфортном автомобиле с истерически орущим Рыжиком.
– Прости, малыш. Я ведь не думала, что мы задержимся. Беги, прогуляйся минутку, вижу, что уже невтерпеж.
Еще несколько не долгих минут, пока котенок проделывал свои процедуры, Василина Степановна общалась с Юрой, стоя у дома. Когда же малыш сам запрыгнул в машину, моя пассажирка, вооружившись парой баночек презентованного Юрой вареньем и небольшим пакетиком ароматного чая, распрощалась с ним и тоже разместилась в «жуке».
Первую половину пути Василина Степановна восхищенно болтала о Юре. О том как близок он ей по духу. О том, как ей безумно жаль его в пустую прожитой жизни. О том, что он до невозможности похож на свою мать как внешне, так и душой. А еще о том, что сколько живет, столько не перестает удивляться человеческой паскудной натуре. Она то возмущалась, то приходила к выводу что все и всех можно понять. Но когда вновь переплетала свою жизнь и жизнь богатыря Юры, вновь сталкивалась с непониманием и обидой за человеческую жестокость.
Спустя час, может чуть больше, Василина Степановна замолчала. Даже для меня сегодняшний день казался безумно тяжелом и чрезмерно насыщенным, что уж говорить о восьмидесяти шести летней старушке. Прижав к груди моего Рыжика, женщина сладко задремала под его мелодичное мурлыкание.
По дороге в Калиновку я останавливалась лишь раз, чтобы покушать, перевести дух и, конечно же, сходить на право. Но даже тогда, Василина Степановна не проснулась, видно слишком много энергии потратила эта открытая и чуткая дама.
Спустя какое-то время по правую руку я увидела дорожный указатель свидетельствовавший о том, что пункт нашего назначения находится от нас всего в двух километрах и мне все же пришлось потревожить свою «спящую красавицу».
Женщина практически сразу пришла в себя и настаивала на остановке, чтобы привести себя в порядок. Ей так хотелось выглядеть безупречно в деревне, где никогда не было столько злых и завистливых людей. В деревне с которой связаны все ее самые теплые воспоминания. В Калиновке, в отличии от предыдущего пристанища, у нее было больше шансов встретить кого-то знакомого и близкого. А как истинная дама, она просто не могла позволить себе плохо выглядеть.
– Вот так-то лучше. – Смотрясь в миниатюрное кругленькое зеркальце и завершая красить губы, проговорила моя пассажирка. – Теперь можно и с подругами закадычными встретиться, если конечно Бог даст.
Калиновка тоже оказалась довольно живописным селом с приличным населением. Таких богатых домов как в Гарбузине, я не заметила, но то, что и не было среди кирпичных опрятных домиков и таких, как Домнина трущоба – факт.
Василина Степановна уже привычно управляла мной, лучше любого навигатора, а Рыжик в предвкушении свободы сходил с ума, прыгая на окна и точа ногти о сиденья.
Когда очаровательная деревенская церковь осталась у нас за спинами, Василина Степановна скомандовала остановиться у седьмого по счету дома с желтыми ставнями.
– Вот, Наденька, именно в этом доме мы с Юрочкой были счастливы целых десять лет. – С горечью в голосе прошептала старушка. – Здесь появились на свет наши детки. Здесь я познала счастье быть любимой и желанной женщиной. Именно под крышами этого дома крепло то, что мы пронесли через всю нашу не всегда легкую жизнь. Господи, а ведь дом остался именно таким, каким мы его покинули. Разве выкрашен свежо.
Выйдя из машины, я первым делом «освободила» из железных оков Рыжика, а затем помогла покинуть «жука» и уставшей от путешествий женщине.
– Видишь, дом обшит досками? Он из натурального дерева и деревом обделан. Это Юрочка мой так решил сделать, а затем выкрасил дом во все цвета радуги. Приговаривая – «Вся наша жизнь будет такой же красочной и яркой, так зачем сливаться с серой массой». А Богданчик с Маруськой от восторга чуть с ума не посходили, да все хвастались перед ровесниками несказанной красотой своего жилища, не похожего ни на один из деревенских хижин. Жаль, что сейчас дом просто зеленый с элементами желтого. Скучно и обыденно. А вон там, – Василина Степановна повернулась в строну уходящей вдаль улицы, – видишь лес? В нем мы всегда находили самые большие поляны с грибами и ягодами. А еще, часто занимались любовью, вдоволь насытившись земляникой, переходили к совершенно иным насыщениям. А вон там, в конце улицы, отрезок дороги уходит влево и ведет к бывшим нашим паям, на которых я пропадала вместе с детьми с утра до ночи. А в нашем домашнем огороде, особенно когда вырастала свекла, мы любили покувыркаться в ее листве. А для того, чтобы оставаться незамеченными, я в момент посевной специально вокруг приличного куска с буряками засаживала все кукурузой. Ох, Наденька, знали бы вы, сколько страстных часов было проведено в огороде этого дома…
Я взглянула на старушку, которая с блеском в глазах огорченно вздыхала за прошедшими, полными счастья и любви днями. А затем и сама выпустила грустный вздох. В моем возрасте Василина Степановна познала практически все женские радости, и материнство, и искреннюю любовь, и небывалую страсть… А что я? У меня даже секса толкового ни разу в жизни не было, о материнстве я вообще молчу, а в то, что когда либо мне посчастливится встретить сводящую с ума любовь, я вообще сомневаюсь.
– Дааа, могу только представить, как хорошо вам здесь было. Знаете, мне кажется здесь даже воздух слаще чем в Гарбузине. В самом воздух витают совершенно другие флюиды.
– Да, Наденька, здесь не болото, а родник, из которого мы вдоволь испили. В свое время.
Взяв под руку Василину Степановну, мы вместе побрели по практически пустынной улице. Старушка и дальше продолжала делиться воспоминаниями, а я внимательно вслушивалась и пыталась все представить.
– О, у дома Рогожиных ровесница моя на скамейке загорает. Не уж-то, Зинка? – встрепенулась Василина Степановна, завидя одиноко сидевшую у симпатичного дома старушку.
Мы не спеша приближались к этой бабуле, но Василина Степановна не торопилась бросаться с распростертыми объятиями к бабуле, которая аккуратно выводила что-то на земле своей палкой. Но когда сравнялись с этим домом, моя бабулька не выдержала:
– Зинка, ты, что ли?
Уронившая, от удивления и неожиданности, свою «кисть», ссохшаяся бабуля обратила к нам свой взгляд. Задумчиво и продолжительно, она сверлила глазами мою Василину Степановну, а потом выпалила:
– Господи, Васька, ты ли это?!
Со слезами на глазах, а вскоре и на щеках, две совершенно не похожие друг на друга старушки утонули в объятиях друг друга. Заботливо утирая влагу с сидящего напротив лица, бабульки просто утонули в воспоминаниях, а мне, уже не впервые за нашу поездку, показалось что я третья нога.
В этот раз мне не хотелось быть немой свидетельницей, мне хотелось оставить двух давних подруг наедине. Это не был случай отчаяния, как на кладбище. Это не была откровенная беседа, с пугающим незнакомцем. Это были веселые воспоминания молодости, от которых, казалось, обе старушки помолодели на десятки лет.
Оставив, хохочущих и плачущих одновременно бабулек на скамейке у Зинаидиного дома, я решила просто насладиться деревенской благодатью, так сказать. Схватив в охапку Рыжика, я просто побрела, куда глаза глядят, и в какой-то момент заметила, что оказалась перед огромными полями, скорее всего теми самыми, о которых не так давно упоминала Василина Степановна.
Ноги привели меня прямо к бескрайнему морю золотистых колосков. Это была такая прекрасная картина, что даже мне захотелось заняться любовью в такой постели из золота. Снизу доносились звуки издаваемые разнообразнейшими насекомыми, а под небом парили какие-то птицы, и тоже не молчали. Подобную красоту мне доводилось видеть лишь в далеком детстве, когда я гостила у бабушки Кати. В ее деревне тоже было тихо и красиво, но это было так давно…
Наблюдая за тем, как золотые волны нежно гоняет ветерок, мне и самой захотелось прикоснуться к такой прелести. Отбросив все сомнения и наплевав на белоснежный сарафан, я просто упала в объятия золота, упиваясь исходящим от него ароматом. Это был аромат моего детства в которое я не без удовольствия окунулась.
Лежа на спине, я с любопытством рассматривала плывущие по небу облака и представляла, как на это же небо, только много лет назад, смотрели Василина и Юрген. Как они вдыхали этот же воздух и как были счастливы вдали от всех нынешних гаджетов и вседоступности. В городе ведь просто не реально вот так легко, укрыться от всего мира. Невозможно уединиться, ведь на железобетоне не растет кукуруза. Невозможно увидеть сразу, так много синего неба, а только клочки, просматривающиеся сквозь крыши многоэтажек. В городе все не так, и возможно именно по этой причине, многие (включая и меня) в свои двадцать пять, понятия не имеют, что значит жить для кого-то кроме себя. Что значит полностью раствориться в любимом, что значит изо дня в день нежиться в любви… В городе все ощущается и воспринимается не так остро, как на воле. Все видно лишь клочками.
Странно, но я – дитя асфальта, полностью прониклась волшебной деревенской атмосферы. Я словно научилась дышать по-новому и какое-то небывалое блаженство проникло прямо в мои вены и сладостно путешествовало по всему телу. Видели бы меня сейчас мои подруги, обалдели бы! Причем каждая по-своему.
Да, как бы печальны ни были мои выводы в сравнениях, но то, что раньше люди были счастливее, это точно. Они не были привязаны к компьютерам. Они не были заложниками каких-то стереотипов и предрассудков. Мужчины и женщины всецело отдавались друг другу, а не виртуальным друзьям, огромнейшей жажде наживы, бутикам, салонам красоты и прочей дребедени. Поэтому самые великие произведения о любви и были написаны в восемнадцатом, начале девятнадцатого столетия. Поэтому именно в те времена происходило все самое великое и прекрасное. Тогда, истинные эмоции и переживания не выкладывали на всеобщее обозрении в соцсетях, а жили ими. Тогда люди умели любить по настоящему, а не для пиара. Тогда мужчины и женщины любили, а не играли в любовь… Сотни лет назад люди просто жили.
Вот до чего заставил додуматься меня этот пьянящий воздух. Вот к каким выводам я пришла благодаря искренней истории одной женщины. Вот к чему в жизни нужно стремиться и пытаться объяснить людям, что жизненные ценности никто не отменял.
Провалявшись в высоких колосках больше часа, я, чувствуя что могу просто на просто отключиться, решила покинуть этот прелестный, живописный уголок. Скорее всего, я вряд ли когда-нибудь еще вернусь сюда, но частичку этой атмосферы я унесу в своей душе и обязательно расскажу о своем приключении всей своей дружной братии. А еще, на память о проведенном времени в «золотом море», я прихватила с собой букет из этого самого «золота».
ГЛАВА 19
Когда мы, с довольным до невозможности от бескрайних возможностей пошалить Рыжиком, возвращались к дому у которого оставили Василину Степановну, я еще за несколько дворов увидела небольшую толпу, образовавшуюся у той самой скамейки на которой мило беседовали подруги. А когда до дома оставалось пару десятков шагов, я поняла, что собственно происходит.
Моя очаровательнейшая Василина Степановна своим появлением в Калиновке произвела настоящий ажиотаж. За какой-то час она сумела собрать вокруг себя больше десятка бабулек и даже парочку дедулек. А еще, вокруг стариков роем носилась голомозая детвора. Вот это и называется – родина. Не то что Гарбузин.
Все собравшиеся в кучку местные старожилы весело смеялись, по-видимому, вспоминая бурную молодость. Чумазые же дети сходили с ума по своему, поднимая вокруг своих прабабушек и прадедушек пыль столбом.
Мое прибытие так бы и осталось незамеченным, если бы не Рыжик, который успешно высвободился из моих пылких объятий и запрыгнул на ставшие родными, колени Василины Степановны.
– Ооо, Наденька моя поди вернулась! – из толпы прозвучал обрадованный возглас.
Дальше было беглое знакомство и неминуемое прощание.
В глазах своих давних приятельниц, Василина Степановна выставила меня просто героиней какой-то. Каждая бабушка и дедушки, не забыли крепко обнять меня и поблагодарить за такую гостью. А когда мы собирались уезжать, нам из каждого двора стали вручать гостинцы. Кто презентовал домашнее молоко, кто свежеснесенные яйца, кто банку сала, а один дедуля целую связку тараньки. В общем, мой маленький «жук» моментально превратился в популярные нынче магазины «натурпродуктов», без всяких ГМО и разнообразнейшей отравы медленного действия (дозревателей, красителей, стабилизаторов…). Все были рады встречи с давней жительницей их деревни, и даже те, кто когда-то не являлся другом, пришли повидаться. Спустя огромное количество прожитых лет, всем этим старикам уже не было что делить и чему завидовать. Им оставалось лишь делиться воспоминаниями, а некоторым жалеть о том, что они не так красочны, как у бывшей соседки.
Когда же в «жука» были загружены три самых важных составляющих этой поездки, я имею ввиду себя, Василину Степановну и Рыжика, со слезами на глазах, мы покидали этот райский уголок под названием Калиновка. Даа, что тут скажешь, даже название подходящее. В этой деревушке все и всё цвело и пахло, как калина весной.
Вымотанная до невозможности, моя пассажирка в этот раз не обронила ни слова о полученных от встречи эмоциях, а лишь:
– Наденька, ты не будешь против, если я немножко вздремну, уж больно много энергии было сегодня растрачено. Много впечатлений, переживаний… Я потом тебе все-все поведаю. Хотя, думаю тебе не очень-то будет интересно выслушивать о долях Таньки Звездуновой, Зинки Трегубовой, Оксанки Вдохновенской и всех прочих стариках. А мою историю ты и так знаешь.
Усталость старушки слышалась даже в голосе, а из ее глаз исчез озорной блеск.
– Конечно я не возражаю. Отдыхайте. Как только мы доберемся до нужного места, я вас разбужу.
– Это как это, до «нужного места»? Мы что, разве не домой едим? – вяло поинтересовалась бабулька.
– Пока еще нет. Но не переживайте, это будет нашим последним пунктом в небольшом путешествии по стране.
Когда я заканчивала отвечать, Василина Степановна, не совсем удобно опрокинув голову на спинку, начинала посапывать, а Рыжик, поспешно мостился на ее коленях.
Это задуманное мной путешествие оказалось познавательным и интересным, но только на два села у нас ушло намного больше запланированного мной времени. Калиновку мы покидали вечером, на сегодняшнее попадание в Елино, вообще надежды не было. Я не спеша вела машину в нужном направлении, твердо решив, что последняя деревня из моего списка будет навещена завтра утром.
Елино, это деревушка находящаяся в Черниговской области, и когда мы оказались в самом Чернигове, то я уже знала, что воспользуюсь для ночлега одной из гостиниц этого города. От Чернигова до нужной деревни не так уж и далеко, каких-то полтора часа езды, поэтому мы спокойно можем отдохнуть и с утреца направиться в нужное место.
Успешно разместившись в небольшом, но уютном отеле, мы, сладко выспавшись, уже в девять часов утра вновь оккупировали моего «жучка».
Василина Степановна тщетно пыталась у меня узнать, куда это мы направляемся? Но то, что в этих местах она никогда ранее не бывала, знала точно.
– Наденька, может вы что-то путаете, ну нет у меня с этими местами ничего общего. – Старушка заметно нервничала, и вновь перешла на «вы». – Ну, если у вас тут какие дела, то я не возражаю конечно…
– Нет у меня в этих краях никаких дел. А в том, что с этими местами у вас точно найдется что-то общее, можете даже не сомневаться. – Я довольно и загадочно улыбнулась.
– Я просто ума не приложу, куда вы меня везете?
– Василина Степановна, доверьтесь мне. – Видя как женщина не на шутку начинает паниковать, я все же сменила шутливый и загадочный тон на успокаивающий и обнадеживающий. – Я ведь говорила вам в начале нашей поездки о ее причинах? Вы должны отпустить прошлое и жить, пусть менее очаровательным, настоящим.
– Да, но кажется это уже произошло. Меня больше ничего не гложет и вчерашний день, как будто вдохнул в меня новою жизнь. Я облегчила свою душу у могилы матери. Я вдоволь насмеялась со своими старинными подругами. Я словно в один день вновь пережила всю свою жизнь, и осознала, что она, в отличие от Танькиной, еще не закончилась. А еще, лишний раз убедилась в том, что она не была пустой, как у Марфы, которая так и не вышла замуж, не родила ребенка, ни дня не была счастлива так, как я все свои шестьдесят восемь лет. Вчера я, наконец, поняла – не нужно ждать смерть, нужно продолжать жить, а старуха с косой придет тогда, когда будет нужно. Так что Наденька, вы свою миссию выполнили на все сто процентов, а возможно даже больше. Научили старушку правильно воспринимать остаток жизни. Сумели заставить меня отпустить прошлое.
