Текст книги "Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером"

Автор книги: Валентин Томин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

В те же трагические дни Леопольд Треппер встретился со связным ЦК ФКП – Мишелем. Он рассказал ему об арестах в Марселе, Лионе и Париже, о том, что, судя по всему, гитлеровцы задумали какую-то подлую интригу... «Если бы вдруг мне представилась возможность полететь в Москву, то я бы предложил Центру принять любую угрозу и поехать в Берлин, чтобы выяснить: что происходит? Но, конечно, сделать это невозможно», – сказал он своему связнику.

Было ясно, что угроза нависла над Максимовичами. Леопольд Треппер разыскал Василия Максимовича и спросил его: «Нельзя ли вам исчезнуть из Парижа?

Нужно, чтобы и Анна скрылась от гестаповских глаз...» И тот ответил: «Произошло несчастье. Моя мать-старушка и еще одна сестра находятся в Шато Билерон, в южной зоне, где теперь тоже хозяйничают немцы... Я не мог сразу перевезти их за границу. Теперь я не двинусь с места. Если я исчезну, то их немедленно арестуют!»

Спустя месяц, 12 декабря, Василия Максимовича арестовали люди из зондеркоманды на квартире его невесты – Анны-Маргарет Гофман-Шольц. Арестом руководил капитан Гарри Пипе, тот самый, который взял «четверку» в Брюсселе на ул. Атребат год тому назад...

Это была большая потеря... Еще осенью 1942 г. Василий Максимович рассказал Л. Трепперу о встрече с генералом Пфеффером, состоявшейся на квартире у невесты... Немцы предпринимали какие-то важные шаги для сепаратного мира с англичанами и американцами и создания единого фронта против Советского Союза...

Центр был проинформирован о затевавшихся переговорах, и Отто высказал предположение, что гитлеровцы затевают игру, чтобы дезинформировать Москву и таким образом вбить клин между союзниками...

«21 или 22 ноября 1942 г., – как вспоминал Леопольд Треппер, – состоялись последние встречи с Лео Гроссфогелем и Гилелем Кацем, его ближайшими помощниками и соратниками. Все понимали – наступил высший пик в деятельности их организации, в их борьбе: зондеркоманде удалось в Берлине, Чехословакии, Голландии, частично во Франции, в Брюсселе насесть на наши рации. Мы можем уйти, но противник станет продолжать свою работу, создаст гестаповский – фальшивый Красный оркестр, который неизвестно сколько будет продолжать игру против Главразведупра. Вопрос был поставлен именно так. Об этом хорошо знали Гроссфогель, Кац, Максимович... Знали, что нам сейчас невозможно уходить с линии фронта, с линии борьбы. Если потребуется, то надо пожертвовать своей жизнью, но раскрыть заговор нацистов против Москвы...»

Было решено отвести удар от тех товарищей, которые еще избежали ареста и, самое главное, – закрыть гестаповцам подход к связям с ФКП. Единственным человеком, который знал о связях Леопольда Треппера и Лео Гроссфогеля с партией, был Кент... Гитлеровцы, конечно, понимали, что самая серьезная угроза их замыслам исходит именно с этой стороны. Ведь через нелегальный партийный центр по его каналам в Москву может идти информация, не контролируемая ими, а, следовательно, игра с Центром будет невозможна. Спасти эту связь от гестапо – значит спасти все дело, ради которого они рисковали собой.

23 ноября Леопольд Треппер послал в Центр еще одно тревожное сообщение о драматической ситуации, создавшейся в их организации в результате провалов...

Наступило 24 ноября 1942 г.

«В тот день я должен был исчезнуть, – рассказывал он. – Но мне надо было посетить моего дантиста. Уже полгода, как я у него лечился, и в этот раз он должен был поставить мне коронки. Лео Гроссфогель и Гилель Кац оставались на квартире под Парижем, куда я должен был вернуться в четыре-пять часов вечера. Ночью я собирался уехать в КлермонФерран. Мы условились, что если не вернусь до 19 часов, значит, произошел провал. За день до этого, 23-го, послал письмо Жаку Дюкло, где писал: «Наше положение трагическое. Не понимаю, что происходит в Центре... Каждую минуту могу быть арестован, прошу об одном – уточнить все еще раз по партийной линии. Может, в Центр проникли враги?..»

В назначенный заранее час Леопольд Треппер явился к дантисту и сел в зубоврачебное кресло. Минуту спустя в комнату ворвались гестаповцы в штатском, крепко схватили его за руки, надели наручники, обыскали. Они думали, что Отто будет отстреливаться, выбросится из окна, но ошиблись. Арестованный держался спокойно. С полицейскими он встречался не первый раз. Его повели вниз, на улицу, к машине. Пока ехали, он думал о многом, мог покончить с собой, вывалившись на ходу, но отбросил эту мысль, понимая, что это будет малодушием. Ему выпала другая судьба – неравный бой... То, о чем неоднократно говорил с друзьями, о чем думал, определяя свою позицию в тяжкие часы одиночества, – свершилось.

Обращаясь к Карлу Гирингу, руководителю зондеркоманды, участвовавшему в его аресте, он сказал с иронией: «Могу вас поздравить, если бы немного опоздали, то долго бы пришлось вам меня искать...» Тот ответил: «А мы вас можем поздравить, так как о вашем существовании знали два года и искали вас... Сегодня завершили двухлетнюю работу». Затем добавил: «Хотя мы находимся на разных сторонах баррикады и являемся врагами, но в судьбе разведчика всякое бывает».

Леопольда Треппера привезли сначала на улицу Соссэ, в дом, где до войны помещалась французская контрразведка. Отвели на третий этаж, начался переполох, забегали какие-то люди. Начальник парижского гестапо приветствовал арестованного словами: «Наконец-то мы схватили советского медведя!»

Снова его усадили в машину, повезли в военную тюрьму Френ, под Парижем. Там он провел несколько часов. Было уже поздно, настал вечер, его опять усадили в машину и опять вернулись на улицу Соссэ, где состоялась первая встреча советского разведчика с руководителями зондеркоманды «Роте Капелле». Еще один поединок...

Когда Леопольда Треппера привели наверх, было где-то около двенадцати часов ночи. В комнате находилось 8 – 9 человек, и среди них, как он позже узнал, шеф гестапо Генрих Мюллер. Первый разговор, вспоминал Л. Треппер, длился около 4 часов.

«Началось все с вступительных слов Карла Гиринга: «Это мои коллеги, которые интересуются вами и, невзирая на занятость, прилетели из Берлина». Далее Гиринг продолжил:

«Хотя вы очень искусно работали, но дело ваше проиграно. По разным соображениям, о которых вы узнаете позже, мы не собирались вас арестовывать. В Берлин вы не захотели приехать, тогда нам и пришлось осуществить арест, который для нас был нежелателен».

Потом он начал говорить, что мое дело не нуждается ни в каком следствии. На столе лежали четыре папки, и он показывает на них: «Здесь находятся ваши шифровки. Через несколько дней вы сможете их посмотреть». Я вижу, что три папки называются «Роте Капелле», одна – «Дело Большого шефа» – касается только меня. Гиринг говорит:

«Это ваши шифровки последних двух лет, все, что касается деятельности вашей группы – Париж, Бельгия, Голландия, другие страны. Мы повсюду там хозяева, так же, как и у вас – в Центре. Ваш Директор нас слушает и доверяет нам. А вы это доверие утратили еще в начале 1942 г. Мы не делаем никаких предложений, но знайте: судьба советского разведчика такова, что он погибает дважды. Один раз – у нас, второй раз – в Москве. Здесь – как наш враг, а там – как предатель. Мы представим для этого доказательства».

Я ответил:

«А если разведчик погибает три и четыре раза, разве меняется суть его борьбы? Не знаю, господа, кто каждый из вас, но полагаю, что вы люди большого масштаба, понимающие эти вещи. Не понимаю только одного – откуда у вас такая абсолютная уверенность, что вы хозяева положения у Директора в Москве? Через некоторое время вам придется понять, что дело обстоит совсем не так, как вы думаете, что Москва знает больше, чем вам кажется...»

Его спрашивали, знает ли он человека по фамилии Рихард Зорге? Леопольд Треппер отвечал, что нет, ничего о таком не знает и впервые слышит это имя.

Еще до оккупации Бельгии в течение года он пересылал в Амстердам на текущий банковский счет немецкого журналиста Рихарда Зорге деньги. Тот находился тогда в Японии и писал также и для голландских газет, перечислявших для него на этот же счет гонорары... Но где он теперь? И не зря ведь интересуются им гестаповцы.

Лишь спустя многие годы Леопольд Треппер узнал, что легендарный советский разведчик Рихард Зорге был арестован японской контрразведкой в октябре 1941 г. и после трех лет следствия, 7 ноября 1944 г. – в день 27-й годовщины Великого Октября, – казнен. Перед тем как ступить на эшафот, он громко крикнул свои прощальные слова: «Да здравствует Красная Армия, да здравствует Советский Союз!»

Карл Гиринг спросил арестованного, знает ли он обер-лейтенанта Харро Шульце-Бойзена, и тот опять ответил отрицательно. Этот вопрос насторожил Леопольда Треппера. Еще в 1940 г., до возвращения в Советский Союз, его жена Любовь Евсеевна Бройде по заданию Центра выезжала в Берлин, где встречалась с руководителями немецкой группы – Харро Шульце-Бойзеном, Арвидом Харнаком и Адамом Кукхофом. Задание было успешно выполнено. Его жена и сын Эдгар в Москве. Но что случилось с немецкими товарищами? Где они теперь? Что рассказал о них Кент?

Арестованные гестаповцами в августе – сентябре 1942 г. Харро Шульце-Бойзен и его товарищи проходили последние круги фашистского ада в казематах гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Руководители немецкой группы и их товарищи были казнены в берлинской тюрьме Плетцензее в 1942—1943 гг.

Первый ночной допрос на улице Соссэ продолжался допоздна.

На следующий день, в 11 часов, они встретились снова – важные чины нацистской контрразведки и Леопольд Треппер.

Говорил берлинский гость, Генрих Мюллер.

«Мы две враждующие стороны, – сказал он. – Но война никому не нужна. Вы, вероятно, коммунист и воображаете, что мы хотим уничтожить всю Россию. Вы можете нам не поверить, но у нас есть силы, которые стремятся к миру... Если бы вы приехали в Берлин, вы бы принесли большую пользу, в том числе Советскому Союзу...»

Леопольд Треппер прекрасно понимал, в какую сторону ведет этот разговор шеф гестапо.

«Все, что вы будете делать, – это ваше дело. Скажу только одно – каждый час, каждый день моего ареста разбивает все ваши планы. Знайте, что в ближайшее время об этом будут осведомлены мои товарищи», – отвечал он.

Так проходили эти допросы, которые со стороны иногда казались простыми деловыми встречами партнеров, озабоченных одним общим важным делом. В течение нескольких дней в них участвовали гости из Берлина, а затем, уже без своих коллег, в одиночку, такие разговоры продолжал шеф зондеркоманды Карл Гиринг.

Гестаповец показывал ему перехваченные и расшифрованные радиограммы, объяснял, что они уже давно ведут успешную игру с советским Центром, и в подтверждение предъявил шифровки с благодарностями из Москвы Паскалю и Кенту – за хорошую работу.

В часы, свободные от допросов, Леопольд Треппер мучительно думал о том, что узнал и услышал. Сопоставлял факты, известные ему раньше, с теми, которые стали известны теперь на улице Соссэ. Его предположения о затевавшейся игре полностью подтвердились. Захваченные гитлеровцами разведчики-антифашисты должны были подтвердить Центру, что все идет к заключению сепаратного мира с англичанами и американцами, чтобы повернуть этот совместный фронт против Советского Союза.

Все эти разговоры на улице Соссэ происходили в самый разгар гигантского сражения у берегов Волги, у стен Сталинграда, и назревавшая военная катастрофа отрезвляюще действовала на некоторых наиболее умных и дальновидных политиков, деятелей разных служб Третьего рейха. Так, во время одного из таких разговоров, ему было сказано, что в Германии имеются люди из окружения Гиммлера, Бормана, Канариса, Мюллера и др., которые не желают сепаратного мира с западными странами, но хотят заключить такой мир с Советским Союзом. В новой ситуации, складывающейся прежде всего на советско-германском фронте, они хотели добиться, чтобы Красная Армия остановилась в своем наступлении у границ 1939 г.

Теперь, оказавшись в штабе парижской зондеркоманды, Леопольд Треппер понял всю сложность своего положения. В течение ряда месяцев шли в Разведупр его донесения об арестованных товарищах, ликвидированных группах, и в то же время из Брюсселя, Берлина, Парижа и других точек уже поступают в Центр немецкие материалы с информацией. Нет пока никаких провокационных или дезинформационных сообщений, так как главное сейчас для врага – завоевать доверие Москвы, с тем чтобы потом осуществить свой коварный замысел и нанести решающий удар. Это был заговор крупного масштаба – захватить советскую разведывательную сеть и использовать ее против Советского Союза. И им дирижировали опытные гитлеровские боссы^{5}.

В декабре 1942 г. гестаповцы арестовали Андре (Лео Гроссфогеля). Его схватили в роддоме, куда он пришел повидать свою жену.

«Держался он исключительно стойко... – вспоминал Леопольд Треппер. – Гроссфогеля подвергли страшнейшим пыткам. Сделали очную ставку с ним и его женой. Ему сказали: «Либо ты раскроешь, что Отто переправлял через ЦК ФКП, или на твоих глазах мы расстреляем жену с ребенком, потом – тебя. С потрясающим спокойствием, которого гестаповцы не могли понять, он ответил: «Начинайте, я ничего не знаю...»

На квартире своей связной был арестован Ренэ – Гилель Кац. Пытали его в начале ареста, в декабре 1942 г., чтобы раскрыть связи с подпольщиками, оставшимися на воле. На допросе его ударили в очки, стекла врезались в глаза. Вырвали на руках ногти. Он отвечал только одно: «Ничего не знаю, мой шеф – Отто, он был им, есть и будет...»

С конца 1942 г. деятельностью зондеркоманды руководил ярый нацист Хайнрих Райзер, в прошлом опытный сотрудник СД, руководитель отдела гестапо по борьбе с коммунизмом. «Этот человек, – рассказывал Леопольд Треппер, – был единственным из всех, имевшим нюх контрразведчика». Нацист не верил ни одному слову Отто, а тот – ему. Райзер был единственным, кто постоянно доказывал в Берлине, что Гран шеф ведет свою игру, что его невозможно купить, он знает, что делает, ему верить нельзя. Но там отвергались доводы Райзера, так как Берлину была нужна Большая игра. Кончилось это дело тем, что в мае 1943 г. Райзер был освобожден от своей должности.

Двадцать лет спустя после окончания Второй мировой войны, в беседе с французским публицистом Ж. Перро, собиравшим тогда материалы для своей книги «Красная капелла», X. Райзер откровенно заявил:

«Если вы станете верить тому, что написано в гестаповских бумажках, вы никогда ничего не разберете... Вы должны знать, что каждый из нас, по своей линии, все, кто был из СС или из абвера, каждый доносил в Берлин то, что он хотел, и то, что считал нужным.

Треппера обвиняют в арестах его людей?! Но эти аресты я проводил. Я арестовал Каца...» И он рассказал, при каких обстоятельствах это было сделано. Он же арестовал Лео Гроссфогеля, Василия и Анну Максимович...

«Треппер никого не выдал по очень простой причине, – говорил бывший нацист. – У нас было критическое положение, мы были должны вести Большую игру, мы знали, что Треппер имеет единственную возможность поддерживать радиосвязь через Компартию Франции. Мы знали, что если не привлечем его к Большой игре, то она у нас провалится. Поэтому было бы абсурдом предъявлять ему какие бы то ни было требования в отношении людей. С самого начала он сказал: «Я полицейским шпиком не являюсь». И нам это не нужно было».

Радиоигра, затеянная нацистами с Москвой, началась еще летом 1942 г. после ареста Иоганна Венцеля в Брюсселе. Затем к ней подключили других захваченных полицией «музыкантов».

Вот некоторые сведения о тех, кого гитлеровцы задействовали в своей затее.

Станция «Вайде».	Передачи ведет Герман – Иоганн Венцель. С 6.08.1942г. по 18.11.1942г. – из Брюсселя. После его побега – немецкий радист.
Станция «Танн».	Передачи ведет Тино – Антон Винтеринк. Начало передач: 22.09.1942 г. – из Амстердама.
Станция «Буш – Паскаль».	От имени К.Л. Ефремова передачи ведет немецкий радист, на его шифре. С 17.10. 1942 г. – из Брюсселя.
Станция «Буш – Боб».	От имени Германа Избуцкого передачи ведет немецкий радист, на шифре Паскаля. С 24.10.42 г.
Станция «Эйфель».	От имени Отто – Леопольда Треппера, передачи ведет немецкий радист на шифре Кента с 25.12.1942 г. – из Парижа.
Станция «Марс».	Передачи ведет Кент – А.М. Гуревич. Из Парижа, из Марселя – с 3.03.43 г. на своем шифре.

Контроль за игрой вели отдел IV А немецкой контрразведки и абвер.

Вальтер Шелленберг в своей книге «Мемуары» рассказывает:

«Тем временем гестапо все шире забрасывало свой невод. Число арестованных настолько возросло, что мы были вынуждены организовать собственный «разведывательный отдел Красная капелла. Ни в одной из областей разведывательной деятельности не шла такая ожесточенная борьба, как эта, которую мы вели с Советами на всей территории Европы... Когда однажды в Марселе был обнаружен новый передатчик, радиоразведка доложила, что новая станция заменила брюссельскую, ликвидированную нами. Одновременно разведка, проводя крупную розыскную операцию в Париже, натолкнулась на круг лиц, сообщивших нам некоторые сведения о Кенте, благодаря чему мы смогли опознать этого агента. Он разъезжал под различными псевдонимами, имея при себе южноамериканский паспорт... Охота длилась четыре месяца, наконец, нам удалось напасть на след Кента в Марселе. Роковой для него оказалась связь с одной венгеркой. У них была маленькая дочь, и Кент всем своим существом был привязан к этой женщине и ребенку. Установив местонахождение квартиры женщины, мы могли с уверенностью рассчитывать на то, что он появится там. Нам не пришлось долго ждать – Кент вскоре появился и был арестован. Так как он готов был пожертвовать всем ради женщины и ребенка, он предоставил себя в наше распоряжение. Теперь мы могли перевербовать главного радиста Красной капеллы и впервые выйти на связь с центром в Москве. Несколько месяцев подряд нам удавалось сообщать русской разведке важную дезинформацию, в результате чего противник был введен в заблуждение. Над составлением дезинформирующих сведений работала созданная и руководимая Мюллером специальная группа, с которой мне, однако, с конца 1943 года пришлось бороться всеми средствами...»

И все же, несмотря на успехи, которые у германской контрразведки, без сомнения, были, Вальтер Шеллёнберг заключает раздел своих воспоминаний следующими словами:

«Но окончательного поражения шпионской организации Красная капелла нам до самого конца войны так и не удалось нанести».

ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА

Леопольд Треппер понимал, что у него лишь один выбор: Центр должен узнать о затеянной нацистами игре. Москва должна знать о том, что здесь происходит. Он обязан сообщить правду.

Дважды X. Райзер подсылал в кондитерскую, где работала связная ФКП Жюльетта Муссье, своих агентов, но та сразу раскусила, с кем имеет дело. Гестаповцы не могли арестовать ее, так как это означало для них гибель всего их плана.

Попытались выйти на другого связного – Мишеля, но их опять постигла неудача.

Послали Гилеля Каца. Несмотря на охранявших его в кондитерской гестаповцев, он сумел переброситься с ней парой нужных слов. Вернувшись на улицу Соссэ, доложил, что ему не верят и все очень обеспокоены исчезновением Гран шефа.

Снова и снова Леопольд Треппер убеждал своих тюремщиков, что их игра против Москвы может сорваться из-за непонимания, ненужных подозрений. Ведь в Центре хорошо известны пункты, где он периодически бывает: рестораны, кафе, магазины, парикмахерская, мастерские по ремонту обуви и одежды. Он назвал адреса, и гестаповцы, сделав проверку, убедились, что Отто сказал им правду, но сомнения у них остались. И все же даже они понимали, что, если Центр узнает об аресте Отто, игра провалится.

Оставался один выход – провести встречу со связной Жюльеттой ему самому.

В одной из бесед с ним Карл Гиринг был вынужден признать, что они наделали немало ошибок, провели слишком много арестов, разгромили фирму «Симэкс». Об этом могут узнать в Центре. Некоторые сотрудники СД высказывали опасения, что Гран шеф может сорвать игру. И было решено послать Отто на встречу с Жюльеттой. Для этого визита нацисты подготовили свои материалы, свою версию событий в группах Красного оркестра, о положении в стране.

Подготовился к предстоящей встрече и Леопольд Треппер. Ночами, уже под утро, когда стихали шаги часового в коридоре и не было опасности, что он подсмотрит в глазок двери, советский разведчик писал свое донесение в Разведупр. Писал письмо из фашистского гнезда, непоколебимо веря, что правда все-таки дойдет до Центра. Он называл имена людей, на след которых вышли гестаповские ищейки, сообщал, когда и как был арестован, называл товарищей, схваченных зондеркомандой, Кента, перешедшего на сторону врага. И главное – рассказал о замыслах гитлеровской элиты, затеявшей Большую игру против Центра. Свое донесение он написал на еврейском, польском и французском языках, на «тюремном шифре», еще доступном для него, чтобы обезопасить себя на случай, если оно попадет в чужие руки.

К этому уникальному докладу, возникшему в гестаповских застенках, было приложено письмо, написанное по-французски:

«Дорогой товарищ Дюкло, – писал Леопольд Треппер, – умоляю тебя сделать невозможное, чтобы передать этот документ Димитрову и Центральному Комитету Коммунистической партии. В Москве что-то не то, возможно даже, что предатель просочился в нашу разведку...»

Вот как он сам рассказывал о своих встречах с Жюльеттой:

«Я пошел без шифровок. В кондитерской встретил ее, сказал, чтобы она поняла, – гестапо. Приду опять через неделю, получишь материалы – один гестаповский, другой мой. Через пять минут после этого – исчезнешь. Все шло хорошо, она пошла, принесла конфеты, сказала, что якобы не уверена, но попробует установить связь. Все озабочены, где Гран шеф?

Пошел второй раз. Что с ними было! Гиринг боялся: «Можете нас продать, но мы здесь сильнее. Раскроете что-нибудь!..» То, что я могу передать свой материал, им в голову не могло прийти. Человек все время находится в наручниках, да и еще под постоянным наблюдением.

Вошел в кондитерскую. Жюльетта подошла, сунул ей в руку коробочку, где были шифровки. Рулончик в два пальца. И вышел. Были довольны все – зондеркоманда и я...»

«Почтовый ящик» сработал четко, буквально через несколько минут сообщение Леопольда Треппера было передано связной ФКП и ушло к Жаку Дюкло, а затем дальше, чтобы тайными путями уйти в Москву.

Гестаповцы нетерпеливо ждали результатов. Через неделю послали своего агента в кондитерскую и, обнаружив, что Жюльетта исчезла, заволновались. Хозяйка объяснила им, что на ее имя пришла телеграмма с юга, кто-то из родственников заболел и она уехала на несколько недель. И скоро вернется...^{6}

Кому-то из наших читателей этот подвиг советского разведчика, сумевшего переслать в Москву важнейшее сообщение из фашистского застенка, покажется фантастической сказкой, выдумкой, рассчитанной для наивных...

Передо мною страницы документа, обнаруженного моим другом, немецким историком Гансом Коппи, совсем недавно в одном из наших архивов. Письмо – отчет Леопольда Треппера, пересланный по трудным дорогам войны из Парижа в Москву, в Коминтерн, Георгию Димитрову.

На верхних полях каждой страницы охранные надписи:

«Снятие копий воспрещается. Подлежит возвращению в ШО ИККИ через 48 часов». «Совершенно секретно».

Внизу адрес: «ШО ИККИ. Ростокино, ул. Текстильщики, дом 1а, для Николаева». Там же, чьей-то рукой запись: «вх. 1943 г. Бельгия».

«Контре», силой или с их согласия, – писал Л. Треппер, – удалось получить у людей коды и музыкальные программы, причем они обещали хранить в тайне их арест, а позднее освободить. До сих пор лишь один ГАРИ не дал своего кода, и поэтому «Контра» не может работать на музыкальной линии. «Контре» удалось утонченными способами сохранить молчание обо всех арестах, путем различных маневров вовлечь КЕНТА и ПАСКАЛЯ в свою игру и продолжать работу с вами от имени всех наших людей; заговор грозит распространиться на Швейцарию, Италию и другие страны.

При таком отчаянном положении и перед лицом опасности катастрофических результатов для всей нашей работы я решил уничтожить заговор изнутри, всеми возможными средствами и любой ценой добиться установления контакта с вами. Я воспользовался последним и единственно возможным средством борьбы – симулировать согласие с предложением «Контры» – хранить в тайне свой арест с перспективой работать после войны для «Контры», но мне удалось доказать «Контре», что мои корпоранты, т.е. партия, знают об аресте моих людей и подумают, что я также арестован, и что, если не произойдет встречи между мною и одним из корпорантов, планы «Контры» рискуют провалиться. Арест КЕНТА в момент вступления немецких войск в неоккупированную зону позволил наконец «Контре» добраться до меня и моих людей. Несмотря на то что я и Андре неоднократно предупреждали вас летом 1942 г., что Паскаль, Герман, Фино (имеется в виду Тино. – Прим. В. Т.) и их люди арестованы, «Контре» удалось продолжать с вами работу от их имени...»

В этом многостраничном отчете Леопольд Треппер подробнейшим образом рассказывает о действительном положении дел в разведывательной организации, о том, как и почему провалились резидентуры в Бельгии, Франции и Германии.

«В мае 1942 г. Хемниц капитулировал, был переведен в Берлин и передан в распоряжение «Контры». Там он полностью выдал характер нашей работы, роль Е.К.З., работу Андре, Кента, Отто, Германа, Фабриканта и Боба, код Кента и музыкальные программы станций Оскол и Герман.

В результате полученных сведений центральный орган «Контры» создал специальную команду для раскрытия наших групп, тайного ареста наших людей и продолжения работы с вами от их имени... Под влиянием открытия заговора Кент капитулировал, дал различные показания о людях и своих поездках в Берлин, Прагу и Швейцарию, что «Контре» было известно лишь частично до ареста Кента. В настоящее время Кент сотрудничает с «Контрой», редактируя телеграммы, которые посылаются вам от его имени».

Пытаясь спасти товарищей, еще не схваченных гестапо, Леопольд Треппер писал: «Опасность грозит Поку в Италии. Им известно его имя и адрес 1942 года в Риме...

Я даю корпорантам список лиц, которые немедленно должны быть предупреждены о грозящей им опасности. Во Франции «Контра» разыскивает белогвардейского русского журналиста, латвийского экс-генерала и людей Кента. Предупредите людей из группы Гари.

Надо полагать, что Коро и его люди провалились в результате показания Хемница, который вместе с Кентом шифровал свой отчет о поездке в Берлин. У «Контры» имеются точные данные о работе Коро».^{7}

Леопольд Треппер сообщал имена и фамилии руководителей особой команды «Контры», о том, что сам он находится в бывшем здании французской охранки, в камере под номером 600.

И в заключение пишет:

«Если моя операция не будет выполнена немедленно, можно опасаться, что меня переведут в Германию. Если моя операция не удастся, знайте, что в эти ужасные и трагические месяцы до последней минуты всей душой с вами и передайте моей семье и детям мой последний поцелуй. Всегда ваш

ОТТО».

На первой странице этого необычайного письма-отчета, рожденного при столь драматических обстоятельствах, рукою Георгия Димитрова написаны два слова:«Послать т. Ильичеву»^{8}. И дата: 10.7.43. Военный историк А. И. Галаган в своем послесловии к книге «Большая игра» писал: «После получения доклада Л. Треппера Центр взял инициативу в свои руки и начал вести радиоигру с гестапо в своих интересах. Таким образом, Леопольд Треппер в труднейших условиях, рискуя жизнью, достиг поставленной цели, ликвидировал заговор гестапо и информировал об этом Центр. В этом его большая заслуга».

Приблизительно в те же дни, летом 1943 года, жена Л. Треппера, находившаяся с детьми в эвакуации в Сибири, получила от руководства Центра телеграмму: «Ваш муж – герой. Он работает для победы нашей Родины». Телеграмму подписали: полковник Эпштейн, майор Полякова, майор Леонтьев.

Единственная весточка о войне, которую вел Леопольд Треппер, советский разведчик.

Положение Леопольда Треппера было несколько смягчено, с улицы Соссэ его переместили теперь в гостиницу-тюрьму в парижский пригород Нейи, где помещались почетные пленники гестапо... Теперь рядом с ним, в одной из камер-комнат был Гилель Кац. Там же он встретился с Кентом, страшно удивившимся тому, что Отто тоже принимает участие в нацистской игре... Но Треппер, конечно же, не стал говорить ему правды.

В июне 1943 г. в Париж приехал новый шеф зондеркоманды Хайнц Паннвиц, сменивший тяжело заболевшего К. Гиринга. Он пришел с большими планами, мечтал организовать встречу с кем-либо из представителей Разведупра, которого хотел выманить с помощью Отто. Считал, что нельзя вести игру, если Гран шеф находится под арестом, и планировал освобождение Леопольда Треппера, который должен жить на виду у всех, в Париже. К этому времени тот уже выезжал без большой охраны – с ним был шофер и гестаповец Вилли Берг, на руках необходимые документы и 500 франков – на всякий случай.

В Берлине были довольны – Большая игра была в самом разгаре – советский Центр регулярно слал свои сообщения и директивы, в Москву шли фальшивки гестапо.

Так прошло все лето.

В августе 1943 г. арестованы Фернан Пориоль и Сюзанна Спаак, месяц спустя – группа подпольщиков в Лионе. Леопольд Треппер был в неведении – что известно гестапо? Как сложится его дальнейшая судьба?

Что будет, если зондеркоманда доберется до партийного канала ФКП?

Решение пришло внезапно, хотя он давно думал об этом. Это случилось 13 сентября 1943 г.

«Каждую ночь гестаповцы пили, как свиньи, до двухтрех часов, – вспоминает Л. Треппер. – Берг всегда был болен, и я обещал ему прекрасное средство. Крупнейшая в Париже аптека находилась в трех минутах от улице Соссэ, недалеко от вокзала Сен-Лазар.

Накануне вечером Берг сказал, что расшифровка найденных в Лионе радиограмм закончена, и мы должны быть к двенадцати часам на улице Соссэ, у начальства... Там будут уже знать о результатах. Наступил тот день. Спрашиваю его: «Как самочувствие?» – «Очень плохо» – говорит. Предлагаю: «Давайте подъедем в аптеку, еще двенадцати нет... Тут недалеко». Он согласился.

Когда подъехали, я сказал: «Ну, господин Берг, пошли». – «Знаете что, – предлагает, – я здесь посижу в машине. Вы идите туда один и возвращайтесь быстрее обратно». Говорю: «Как хотите, давайте лучше пойдем вместе». – «Нет, идите!» У меня все было рассчитано. Я бежал...» .

Началась новая глава в его жизни.