355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентин Томин » Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером » Текст книги (страница 30)
Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 00:25

Текст книги "Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером"


Автор книги: Валентин Томин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Теперь Паннвиц сотрудничает с французской контрразведкой.

Группа английских телевизионных кинооператоров готовила хронику суда над Роше. Потом они мне рассказывали, что были у Паннвица, спросили у него – как так на суде прочитали его ложные показания, что Гран шеф был давним шпионом против Франции и Германии, что никогда в Советском Союзе не был арестован, что он, Паннвиц, встретил меня где-то в Германии в 47-м г. Паннвиц ответил: я ничего говорить не буду, т. к. дал подписку французской контрразведке, что не буду давать никаких интервью.

Мои адвокаты – Матерасо и Ривьер – получили от меня 100 страниц материалов, где указывалось, кто, когда, при каких обстоятельствах был арестован. Главную роль здесь играл Паннвиц, ближайший сотрудник Гейдриха, а после его смерти руководил уничтожением чехословацких патриотов.

Следовало бы организовать общественный суд, в том же Брюсселе, где действовал Красный оркестр. Вызвать крупнейших участников движения Сопротивления – из Франции, Бельгии, Германии. Вызвать из зондеркоманды и авторов всех сфальсифицированных книг и там, перед всем миром раскрыть картину всего, что было.

Вот список комбатантов Красного оркестра, которые были казнены.

Куант Сюзан, дата и место смерти неизвестны. Корбен Альфред – казнен 28 июля 43-го г. в Берлине в Плетцензе. Роберт Дрейер – погиб в 1944 г., 28.07, – самая невиновная жертва, был только коммерческим директором «Симэкса». Грета Медардо – 28 июля 43-го г., помощник Робинсона. Гроссфогель – приговорен к смерти в мае 44-го.г. Оставался в живых в начале 45-го г. Казнен по личному указанию Паннвица, место и дата неизвестны.

Герман Избуцкий. Казнен в 44-м г. Место неизвестно.

Максимович Василий, дата и место неизвестны. Находился в распоряжении Паннвица. Казнен по его указанию.

Мира Сокол, не известно, когда и где казнена. Летом 43-го г. была направлена в Берлин, приговорена к смерти. Муж погиб во время следствия.

Гилель Кац. Известно, что после моего побега, полагая, что он должен знать, куда я бежал, подвергся пыткам. Известны его последние слова: подвергается жестоким пыткам, знает, что погибнет, но погибает с легким сердцем, т. к. задача была выполнена. Просил передать мне, чтобы я позаботился о его жене и детях. Когда и как погиб – знает Паннвиц.

Сюзан Спаак. Арестована в октябре 43-го г. В январе 44-го г. приговорена к смерти. Содержалась в камере смертников. Ей заявили – раскррет путь к Жильберу, казнена не будет. По указанию Паннвица казнена 15 августа 44-го г. – за несколько дней до освобождения Парижа.

Фернан Пориоль. Был арестован в конце августа 43-го г. Приговорен к смерти в январе 44 г. Содержали в камере смертников – если раскроет связи с ЦК Компартии Франции, ему сохранят жизнь. Есть запись его письма, написанного им за два часа до смерти. Передал через евангелического пастора в тюрьме. Казнен был в камере в августе 44-го г. в 10.30 мин. Так же, как Спаак, – в тайне. Похоронили на кладбище без указания имен. Только – бельгийка, француз. После освобождения Парижа, мне, Лесовому и мужу Спаак удалось расследовать обстоятельства их смерти. Это было самое коварное дело Паннвица. Приказал ее убить, а с другой стороны, через своих людей отправил сообщение министру Спааку в Лондон, что жена его брата находится в хорошем состоянии, что он направил ее в Германию, где она переживет войну.

Паннвиц знал, что эти двое знают всю тайну Большой игры, не хотел, чтобы оставались свидетели.

Кете Фёлькнер казнена в 45-м г. Последние слова – жалеет только, что так мало сделала в борьбе против нацизма.

Не известна судьба Робинсона Анри. Не известно – был ли приговорен к смертной казни и когда. Вероятнее всего, Паннвиц держал его до последних дней войны, шантажировал и приказал его убить.

Каменецкий (Ками) – время казни неизвестно, также не известна судьба молодого советского офицера Данилова, который был арестован после провала Ефремова. Как его настоящая фамилия, неизвестно. Работал короткое время вместе с Ефремовым, вел себя прекрасно, героически. Как он погиб, нам точно не известно.

Всего было казнено из Красного оркестра 18 подпольщиков, двое покончили самоубийством. Вот это список жертв Красной капеллы. Часть арестованных была отправлена в концлагеря, некоторые вернулись оттуда. В лагерях погибло 13 человек: Драйи – директор «Симэкско», погиб в Дахау. Жанна Гроссфогель – жена подпольщика, умерла с голоду в лагере. Дочь жива, учительница. Мадам Жаспар. Ее отправили в Аушвиц, где ее уничтожили, Тевене Луи – один из тех, который отвечал за «Симэкско» в Брюсселе. Умер в тюрьме в Брюсселе. Подсядло Иохан, к деятельности Красного оркестра не был причастен. Кете Фёлькнер погибла в концлагере, Энри де Рик погиб в Маутхаузене. Был одним из совладельцев «Симэкско». Раух – был секретарем «Симэкско», погиб в Маутхаузене. Там же погиб брат Назарена – Шарль. Неизвестно, где погибли: Кац Жозеф, был арестован в Лионе, принимал некоторое участие в нашей работе. Неизвестно, где погиб член ЦК Бельгийской компартии Бёбле, защитник наших дел. Занимался юридическими вопросами «Симэкско». Погибла в одном из лагерей сестра Максимовича – Анна. Погибла одна из двух сестер Сен-Жермен, там, где я имел первый приют после моего побега. Одна вернулась в Париж.

Всего – 13 человек.

Итак: казнено 18, двое – покончили с собой, один убит во время следствия. 15 погибли в концлагерях.

Выжили из участников Красного оркестра – 30 чел.

Келлер Владимир, один из сотрудников фирмы «Симэкско» в Париже, швейцарец. Брат Корбена – Роберт, его жена, его дочь. Людвиг Кейнц – немец, который работал в «Тодт». Нам с Гроссфогелем удалось его спасти, мы скрыли его деятельность разведывательного характера. Выжили те, кто помогал мне после побега, – мадам и месье Кери. У них я скрывался, у них находился ребенок Джорджи де Винтер – Патрик. После моего побега попали в тюрьму, но выжили. Выжила Джорджи де Винтер, она была арестована после моего побега, прошла через концлагеря. Хоорикс Билл – один из сотрудников бельгийской группы. Жермен Драйи – жена Драйи. Маргарет Барча – приятельница Кента, с ребенком. Кристан Роберт – один из совладельцев фирмы «Симэкско», а также Жан и Анри Сегер. Выжила мадам Понсен, которая много помогала <нам в Бельгии. Жива была владелица дома престарелых, где я скрывался. Она была приговорена к заключению в лагере, вернулась, умерла несколько лет назад. Живы англичанка Леон Смит Антония, которая помогала мне после побега, так же как и другим. Герман Венцель. Он бежал в январе 43-го г., он, по моему мнению, играл очень положительную героическую роль. Гестапо пыталось провокаторски свалить на него предательство, для этого фальсифицировало срок его ареста. Он был арестован в октябре 43-го г., перенесли эту дату на конец июня, чтобы сделать его ответственным за аресты, которые произошли в Бельгии, что он будто раскрыл путь к берлинской группе. Это ложь, т. к. аресты берлинской группы происходили в августе, контактов с этой группой он не имел. Гестапо хотело показать, что бывший коммунист, деятель и соратник Тельмана предал других немцев. Фальсификаций здесь много, надо разоблачить их до конца.

Остались живы швейцарцы Шнайдер Жермена и Франц. Остался в живых и Макаров. Это точно. Его долго держали без приговора, во второй половине 43го г. переправили в Германию в концлагерь, где он хорошо держался. Есть все доказательства, что немцы считали его близким родственником Молотова. Он был жив в конце войны. Остался Жиро Роберт, один из наших связных, разведчиков, он боролся в Испании, был арестован и пережил концлагери. Осталась мадам Мэй, старушка, которая сначала быЛа приговорена к смерти, после войны вернулась в Париж, через несколько лет умерла естественной смертью. Остался Жаспар. Жюль, вел себя прекрасно, умер несколько лет назад. Остались живы Кент и Ефремов.

Неизвестна нам судьба троих – Мариве Маргарет, секретарши группы в Марселе у Кента. Коммунистка, очень преданная, Эрлих Денис, связная. В ее квартире был арестован Кац. Ее отправили в концлагерь. Неизвестна судьба Петере Симон – секретарши торговой камеры в Париже, играла важную роль. На какое-то время ей удалось спасти Гроссфогеля.

Общий итог. Из арестованных во Франции и Бельгии осталось в живых тридцать человек.

Голландская группа. Из 9 человек было арестовано три, Антон Винтеринк и еще два разведчика, которые имели рацию, а шесть человек, где было две рации, имелась связь с Центром, арестованы не были.

Нам удалось спасти до тридцати человек, которые были связаны с повседневной работой.

После провала в июне 42-го г. мне удалось, когда были арестованы Соколы, спасти нашу шифровалыцицу

Веру Аккерман. Несколько лет назад она умерла от рака. Удалось не допустить ареста Клода Спаака.

Мишель (фамилии его не даю) живет в центре Парижа.

Не была арестована Люси Жиро, жена Пьера Жиро, связная и шифровалыцица, не удалось арестовать Жюльет, находившуюся в большой опасности. Года два назад она умерла в Дижоне. Удалось нам отсечь все связи от жены Пориоля – Елены. Она была той подпольщицей, которая приняла важнейшее мое сообщение из гестапо и передала дальше – с точки Жюльетт – в январе 45-го г. Живет в Париже. Коммунистка, отлично выступала на процессе Роше.

Группа пяти испанцев. Имела три рации. Эскудера, его жена и трое других. Это были наши резервные радиогруппы, для Москвы. О них знали только я и Гроссфогель. Не позволили арестовать жену Каца – Сесиль Фихтенцвайг, которая живет и сейчас в Париже, выступала на процессе. Спасли ее и детей в Шато Билерон. Она устроилась как домработница в Париже, детей устроили в деревне. Помогала мне после побега до конца войны.

Удалось предотвратить арест Ковальского, он был руководителем всех групп партизанского Сопротивления, итальянских, испанских, еврейских и т. д., спасли Шарля Лидермана, доктора Дзеннера Енкера Ширтока, мадам Лихонину.

Вместе с товарищами мне удалось установить, что больше 30 человек не были арестованы, удалось оборвать связи.

Среди сотни разведчиков, работавших в Бельгии и Франции, связанных с Центром, из них 65 было арестовано, 35 человек не были арестованы. Около 30 членов Красной капеллы пережили войну, а в общем из ста пережили войну человек 60. Такой положительный итог по Франции я объясняю тем, что у нас не было изменников. По группе во Франции, с того дня когда я создавал эту группу, – в 1938 г. вместе с Гроссфогелем, а первыми моими разведчиками были Кац, Куант, Альфред Корбен, потом контакты с Фернаном Пориолем, с Мишелем, Сюзан Спаак, Кете Фёлькнер, здесь не было ни одного изменника. Кроме того, базируясь на опыте того, что было в Бельгии, вся оргсистема Красного оркестра была такова, что люди знали только то, что им нужно было знать. Поэтому для них была облегчена борьба, когда они попались в руки гестапо. С одной стороны, те, которые очень много знали. Кроме меня, знал все Гроссфогель. Был моим заместителем. В тюрьме строго придерживался нашей тактики. Утверждал, что занимался только коммерческими делами. По другим вопросам обращайтесь к Отто. Его шантажировали, грозили убить жену и ребенка, все это он выдержал.

В Бельгии было арестовано 32 человека. Почти все, которые там работали. Почему так получилось? Измена. Изменил Ефремов. Когда был арестован в июне 42го г., он абсолютно все передал в руки немцев. Передал людей, связи, рации. Это подтверждает то, что было ошибкой назначать его заместителем Кента. Центр потом признал это, я добивался, чтобы не слишком централизовать работу.

Во Франции было все лучше подготовлено и потери оказались меньшими. Арестовано во Франции 30 человек, это составляет около 45%. То, что говорят противники о полном разгроме Красного оркестра, это все ложь.

ПРОДОЛЖЕНИЕ БЕСЕДЫ

Кто были наши самые первые люди, когда я приехал в Европу. В 36-м г., когда я ехал по делу провала, первым человеком, который мне помог, а потом был связан с нами по разведке, был муж Регины, которая теперь живет в Москве. Он – Шрайбер, она Регина Штром. Оба были первыми людьми, которые начали помогать мне, начиная с декабря 36-го г. Погиб Шрайбер очень глупо – не попал на советский пароход, в Марселе. Когда немцы пришли в Париж, их квартира была на подозрении французской полиции. Регина с ребенком были спасены. С помощью Суслопарова их отправили в Советский Союз. Посольство советское оставалось до нападения Гитлера на Советский Союз. Шрайбер находился во французском концлагере. Нам удалось его освободить. Поехал в Лион и в начале 43-го г. был арестован. С нами он был связан с декабря 36-го г.

После своего освобождения в Москве узнал о плохом положении Регины с ребенком, что они без квартиры, то я написал маршалу Жукову. Каким-то чудесным образом письмо попало в его руки. Написал, что дело касается жены и ребенка нашего советского разведчика, который погиб тогда-то, что она содействовала нам и мне ее удалось спасти, отправить в Москву, где она находится несколько лет, и они все остаются без квартиры. Через три дня меня вызвали в Главразведупр. Спрашивают – где эта Регина? Она немедленно должна поехать осматривать квартиру. Выяснилось, что Жуков, прочитав письмо, снял трубку и позвонил директору Разведупра. Это было в 1954 г.

Лео Гроссфогель был тем человеком, с которым я разрабатывал все планы. Когда в 38-м г. я приехал в Бельгию, чтобы организовать группы, мы с ним начали искать подходящих нам людей. Первым был товарищ, которому мы дали кличку Боб, а настоящая фамилия 1 была Избуцкий. Герман. Бельгиец, рабочий, очень большой инициативы. В 38-м, 39-м гг. он помогал нам создавать сеть. Квартиры, связи был его делом. Нам нужен был человек, который мог бы свободно разъезжать по

Бельгии. Мы сняли его с работы, сделали из него коммивояжера. Сделали мотоциклет с товаром и он ездил по Бельгии, продавал разные домашние вещи. Под таким прикрытием он и работал. Кроме того, он прекрасно знал людей в Бельгии. Когда встал вопрос о подготовке людей, прибывавших из Центра, – Кент, Аламо и все поиски квартир, легализация и пр., так называемую «черную работу» брал на себя Боб. В то время активной разведывательной работы в Бельгии мы не вели, но если что-то попадало под руки, то это собиралось. У Боба были жена и больной ребенок. Из сформированного нами – мной и Гроссфогелем Красного оркестра Избуцкий был первым нашим разведчиком. Действовал с лета 38-го г. до дня ареста. В марте 42-го г. я передал его Ефремову, а тот его угробил, передал в руки гестапо. Он держался изумительно. Гестапо знало, что Боб был связан с Гроссфогелем, и его шантажировали, заставляя дать пути к нему. Боб не поддавался. Кроме того, Боб знал очень многих подпольщиков. Как деятель компартии он знал наши связи с нелегальной Компартией Бельгии. Он был в оргплане таким же, как во Франции Кац. Одно время Боб работал с шифром. Когда его арестовали и если бы сломили этого человека, был бы страшный провал. В тюрьме – лагере гестапо под Брюсселем проводили страшнейшие пытки. Там были коридоры и клетки-камеры. Видеть друг друга они, заключенные, не могли, но могли переговариваться. Боб всегда поддерживал остальных.

Боб свел меня с Шпрингером. Этот человек вызывал полное доверие. Когда он погиб, мы не знаем точно. Знаем, что приговорен к смерти был в 43-м г. Не знаю, что произошло с женой его. Ее удалось спасти. Ребенок был болен туберкулезом. Семья Боба одно время находилась под надзором гестапо. Были у него родители, которых удалось тоже спасти от преследования.

В летописи Красного оркестра Избуцкий должен занять свое место. После Гроссфогеля он был главным моим сосоздателем Красного оркестра, первым разведчиком нашей группы.

Теперь о Лесовом. Это изумительная фигура. Он русский. После Октябрьской революции он вместе с семьей ребенком был вывезен за границу, во Францию. Ему бы теперь было 65 лет. Жизнь его во Франции очень интересна. Сам пробивался в жизни. Несколько лет прослужил в лежьон этранжер – иностранном легионе. Иностранцы, желавшие получить французское подданство, могли это сделать, пройдя через легион. Их отправляли в колонии. Он несколько лет был солдатом легиона. По своей выправке, уверенности это был настоящий солдат, офицер во всем. В дисциплине, поведении и т. д. По профессии он был квалифицированным зубным техником. Он всегда искал и применял новинки в своей работе. В очень юном возрасте стал коммунистом. По характеру напоминал Аламо. Заниматься там пропагандой – для него вещи не стоящие. Надо было заниматься делами более важными. Когда начались испанские события, он вместе с женой уехал туда. Стал специалистом по диверсиям. Руководил диверсионной работой против Франко и его армии. Занимался он отправкой писем, маленьких свертков, посылок, начиненных взрывчаткой. Это все стреляло, все разрывалось. На его счету был не один офицер-франкист. Жена его жива. Зовут ее Мира. Родилась в Палестине. Дочь балагулы{140} с Украины. Я знал ее там, когда она училась в гимназии. С тех времен была активной комсомолкой в Палестине. На каждой демонстрации, когда надо было драться с полицейскими, Мира была первой. Сидела в тюрьмах, когда ей было 15—16 лет. Потом приехала в Париж. Там познакомились и поженились. Оба были коммунистами, вместе были на исключительно опасной работе. После Испании он вернулся в Париж. Мне кажется, что во время Испании он был связан с КГБ. Вероятно, ему дали указание: после Испании ждать. Он вернулся, ему удалось избежать лагеря, устроился как техник, имел свой кабинет в центре около крупного магазина «Прентан», но он рвался к активной работе. В 40-м г., когда была оккупирована Франция, он пришел ко мне и сказал, что ждать больше не может. Просил принять его в нашу группу. Летом 41-м г. отправил я депешу в Центр о том, что ко мне обратился Алекс (Александр Лесовой), дал ему характеристику и намекнул, что он работал у соседей. Запросил – могу ли я взять его на нашу работу. Ответа не было. Перед моим арестом пришел – соседи ничего не имеют против, чтобы он приступил к нашей работе. Но в это время он уже действовал в диверсионных группах в Париже. Я не хотел его отвлекать от этого дела. Когда меня арестовали, когда расшифровали первые депеши лета 41-го г., обнаружили и депешу в Центр по поводу Лесового. Тут Гиринг и другие гестаповцы набросились на меня – кто это такой. Всеми путями я затягивал ответ, путал, но в 42-м г. от испанцев они получили из Мадрида сообщение о работе Лесового в Испании. Сообщили, что арест его имеет большое значение и он любой ценой должен быть арестован. Известно, что он руководил диверсионной сетью, а часть людей из этой сети остались в Испании. Мне пока удавалось путать их, отодвигать, давать неверные адреса. За месяц до моего побега в августе 42-го г. мне уже показали его фотокарточку, знали его бывший адрес, но не знали, как к нему подобраться ближе. Но вопрос был месяца, другого. Он был очень активен в группах Сопротивления.

После своего побега в сентябре, первое, что сделал, как только нашел какое-то пристанище, немедленно через партийные связи связался с ним, чтобы его предупредить. Состоялась моя встреча с ним. Я ему сказал, какая страшнейшая нависает угроза, а он отвечает: а что делать? Сказал ему: надо немедленно уехать к партизанам куда-то на юг Франции. Он спросил: а ты что делаешь? Я ухожу в глубокое подполье в Париже. Мне иначе нельзя. Тогда он говорит:

– Но за тобой гоняются, так же как за мной. Но ты все же остаешься... Нет, я не уеду. Остаюсь здесь и перехожу в полное твое распоряжение. Смерть так смерть, я не имею права теперь от тебя уйти.

Этот человек с сентября 43-го г. до дня освобождения Парижа в августе 44-го г. был моим ближайшим сотрудником.

Через него мне удалось создать группу, которая была фактически нашей контрразведывательной группой, наблюдавший за зондеркоммандо Паннвица. Он провел очень большую работу, остался в живых, вместе встретили день освобождения. Когда вместе пробирались на Курсель, где помещалась зондеркоммандо, наткнулись на уличный бой. Восставшие дрались против танков. Там было много гранат-лимонок, а партизаны не знали, как с ними обращаться, Лесовой подошел, показал, как бросать их, и через полчаса стали бросать лимонки в немецкие танки. Нам нельзя было долго задерживаться, т. к. мы хотели пробраться на рю Курсель к тому моменту, когда дом покинут гестаповцы. Мы были там через полчаса после того, как Паннвиц со своими людьми бежал из Парижа. Мы нашли много следов, сфотографировали, отобрали некоторые документы. Все это находится в Центре.

После моего освобождения и реабилитации в 55-м г. Лесовой был первым человеком, который приехал ко мне в Москву. Он узнал, что после смерти Сталина меня реабилитировали, и весной 55-го г. открывается дверь, входит Алекс. Была большая радость. Он прожил еще долго и умер несколько лет назад. Эта был замечательный человек, герой без страха. Жена его жива, в Париже. Я отсюда не пишу, но постараюсь получить его фотокарточку. Он был очень красив, рослый. У него в Москве были родственники, к которым он и приехал. Но главное было встретиться со мной. Нас соединяла с ним очень большая дружба.

Можно бы было написать отдельную книгу, которая называлась бы «Побег». Описать бы эти два месяца с 16 сентября по 15 октября, по 22 октября, самые тяжелые дни. Задача была вновь не попасть в их руки. Когда я узнал, что старые депеши под Лионом попали к немцам – это ложь. Возник вопрос о том, чтобы Москва могла продолжать Большую игру.

Как я вел себя в это время в отношении зондеркоммандо. Прежде всего четыре письма, которые я отправил Паннвицу. Не надо забывать, что по меньшей мере 20 человек с момента моего побега до освобождения Парижа помогали мне в этом, рискуя своей жизнью, чтобы наше Сопротивление, борьба имела дальнейшие результаты.

После побега есть два этапа в моей работе. Бежал я 15 сентября, наиболее тяжелым было время до 22 сентября, когда мне пришлось сменить пять квартир, когда уже гестапо гонялось за мной. 23 сентября я наконец осел в местности в Бург ля Рен в доме для престарелых. Затем была передышка в три недели, 15 октября была арестована мадам Мэй. Здесь снова наступает трагическая неделя. Не только я остался на улице, но под непосредственной угрозой оказалась вся семья Спааков. В воскресенье, 15 октября, когда в пять часов я узнал, что Мэй не вернулась, значит, арестована, я делаю маневр, который отвлекает немцев.

Знал, что она дала им свой адрес, как с ней условились на случай ее ареста. Сюзан Спаак была связной. В тот же день в 8 вечера я возвращаюсь из Бург ля Рен в Париж, захожу на квартиру Спаака, даю сигнал немедленно уходить из дома. Дома был только муж Сюзан Спаак, она была с детьми вне Парижа. Спаак сначала сказал, что это невозможно, что гестапо могло угрожать арестом. Все же он пошел на вокзал, всю семью удалось спасти. А для меня началась трагическая неделя, когда я как фольксдойч четыре дня и ночи слонялся по всему Парижу и не мог пойти по адресам, боясь навести гестапо на их след. Это были самые ужасные дни. Провел бессонные ночи, была ночь, как рассказывал, в публичном доме и проститутка поняла, что скрываюсь от немцев и не выдала меня. Я сидел у нее, и у меня не было сил, чтобы не заснуть.

19 октября я попал к мадам Люси – к медсестре, которую знал. Она жила рядом с рю де Курсель, где располагалась зондеркоммандо. Здесь от усталости я потерял сознание.

Дело осложнялось тем, что на 22 октября была назначена встреча с представителем центра компартии в Бург ля Рен. Он меня известил через Спаака. Это был Ковальский, представитель боевых организаций Сопротивления. Я боялся, что он может пойти в Бург ля Рен и попадет там в засаду. Тогда я предпринял второй маневр – именно 22 октября звоню в квартиру Спаака. Явка назначена на 12 или 2 часа. Звоню в 8 утра, мне ответила женщина, назвавшаяся секретаршей Спаака. Я понял, что квартира уже занята гестапо. Секретарши никакой не было у Спаака. Я сказал, что очень прошу уведомить господина Клода Спаака, что его старый друг Анри придет к нему в 12 часов. Пусть меня ожидает от 12 до 2 часов. Таким образом я отвлек внимание гестапо от Бург ля Рен. Зондеркоммандо бросила все силы на

Ринг Бужалле, где жил Спаак. А туда, на Бург ля Рен, никто не пошел. Кроме того, приняли некоторые меры и другие товарищи – это живущий и сейчас защитник Ледерман и известный врач-психиатр, тоже живущий сейчас, известный на весь мир специалист доктор Шарто. Им удалось перехватить Ковальского до того, как он дошел до дома престарелых. Ему крикнули – беги, опасность!

Потом один фабрикант, которого удалось перевербовать нам, рассказывал, что в воскресенье, когда гестапо получило сигнал в 8 часов, Паннвиц позвонил этому фабриканту и сказал – приходите сегодня к нам после обеда, будете иметь удовольствие видеть своего бывшего жильца...

Это была вторая самая тяжелая неделя. Потом я проживал какое-то время у медсестры, она нашла подходящую квартиру, где я поселился и жил там до освобождения Парижа.

–Улица де Мен, улица, по которой проезжали все машины, направлявшиеся в тюрьму Фрэн. И так же как в те десять дней, когда я жил у медсестры, мадам Люси (зондеркоммандо была в 200 метрах от того места, где я находился). В доме на улице де Мен девять месяцев я видел ежедневно гестаповские машины, знал их номера. Там я оставался до конца и оттуда руководил созданием новой группы, в которой исключительную роль играл Алекс Лесовой, активную роль играли жена Каца и еще пять человек. Но об этом должен быть отдельный рассказ.

Конец беседы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю