Текст книги "Так говорил Саддам"

Автор книги: Валентин Пруссаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Армия, превратившаяся в ходе долгой войны с Ираном в Великую Армию, всегда была главным действующим лицом в иракской политике. Само возникновение нового государства на карте мира было связано с выдвижением на роль фаворитов Англии таких лиц, как Фейсал, сын шерифа (правителя) Мекки, и кадровый офицер Нури Саид, сначала служивший в турецкой армии, а затем перешедший под английские знамена и воевавший бок о бок с полковником Лоуренсом в Аравии и Заиорданье. Созданная ими иракская армия оказалась, впрочем, не столько инструментом британских интересов, сколько питомником арабского национализма. Разжигая этот самый национализм во время Первой мировой войны, Великобритания сумела нейтрализовать панисламистские призывы из Стамбула. Но после крушения Османской империи арабы осознали, что старый колониальный хищник использовал их в своих интересах и вовсе не собирается удовлетворить их вековые чаяния. (Кстати сказать, это прекрасно понял Лоуренс, раздувавший пламя «арабского восстания» в 1916–1918 гг., – до конца жизни его снедал стыд за свою вероломную родину, и он даже сменил фамилию, чтобы не служить живым олицетворением имперского коварства.)

Именно в военной среде вызрели те настроения, которые вынесли к власти Рашида аль-Гайлани. Именно армейские генералы решили судьбу монархии и Нури Саида в 1958 году. Партия БААС вела свою пропагандистскую работу прежде всего среди военнослужащих – об этом красноречиво свидетельствуют фотоснимки, относящиеся ко времени правления генерала-диктатора Касема (1958–1963), которые можно увидеть в багдадском музее истории партии. В решетчатых загонах посреди зала суда стоят шеренгами участники нескольких военных заговоров против Касема – все они были членами или сторонниками БААС.

Когда Касем был свергнут, баасистский генерал Бакр стал премьером, но через полгода президент Абдель Салям Ареф отстранил его и его однопартийцев от власти. Прошло еще пять лет, пока БААС, наконец, не захватила власть в результате дворцового переворота, организованного тем же Бакром и близкими ему людьми в погонах.

К моменту установления баасистского режима 17 июля 1968 года численность иракской армии составляла около 70 тысяч человек, больше половины из них были сосредоточены на Севере страны (20 тысяч), где велись боевые действия против курдов, на территории Сирии (6 тысяч) и Иордании (12 тысяч), где объединенные арабские армии противостояли Израилю. Но экономические возможности Ирака были на пределе. Все изменила арабо-израильская война 1973 года.

V

Октябрьская кампания 1973 года стала тем рубежом, от которого нужно вести отсчет новейшей истории арабов, ибо именно в ходе нее эта нация впервые за много столетий предстала перед миром как единая сила, способная повлиять на ход истории. Нефтяной бойкот против США и Голландии, наиболее последовательных союзников Израиля, вызвал экономический и политический кризис глобального масштаба. Но сегодня как-то подзабылось, что эти события стали возможны благодаря своеобразной репетиции, за год до общеарабского бойкота проведенной Ираком при поддержке Советского Союза.

Баасисты, постоянно полемизировавшие с Насером, тем не менее во многих своих действиях копировали его политическую стратегию. Суэцкий кризис сделал египетского лидера главным олицетворением идеи арабского возрождения и единства. Иракские революционеры решили повторить суэцкую эпопею. Если Насер объявил о национализации крупнейшей западной компании, контролировавшей Суэцкий канал, то багдадские лидеры нанесли удар по интересам крупнейшей нефтяной монополии – «Ирак петролеум компани». Правда, при этом они обезопасили себя тем, что заблаговременно (8 апреля 1972 года) подписали Договор о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом. Объявив 1 июня того же года о национализации ИПК, баасистское руководство смогло выстоять под мощным давлением Запада: военного вторжения не последовало.

Бойкот 1973 года стал началом крушения картеля западных нефтяных компаний, контролировавших львиную долю добычи нефти арабских стран. Уже через несколько лет почти вся иностранная собственность в этом секторе экономики перешла под контроль арабских правительств. Небывало усилились позиции ОПЕК (Организации стран-экспортеров нефти), что позволило ей диктовать ценовую политику на мировом рынке жидкого топлива.

Доходы от продажи нефти у тех арабских государств, которые обладали наибольшими ее запасами, после 1973 года возросли в десятки и сотни раз. Среди тех, на кого пролился золотой дождь, был и Ирак. И это была заслуженная награда небес – ведь без иракского опыта борьбы против ИПК другие арабские страны вряд ли рискнули бы прибегнуть к оружию нефтяных санкций. И лидеры Ирака, видимо, почувствовали, что пришел их час заявить претензии на роль главных радетелей за общеарабское дело. Тем более что популярного Насера к этому времени уже не стало, а Садат явно стал дрейфовать в сторону Запада. Располагая значительными средствами, баасисты начали ускоренными темпами строительство современной армии. Были закуплены современнейшие вооружения, военные городки строились с таким тщанием и размахом, какого не знала даже Европа. По сравнению с нашими российскими казармами и проволочными ограждениями, иракские казармы и плацы, обнесенные многокилометровыми каменными стенами с мощными вышками охраны, выглядят куда монументальнее. Шел и быстрый норовит огреть его палкой или на худой конец «приласкать» ловко пущенным камнем. Вот до какой степени внедрилась в подсознание ненависть к враждебной идее (ведь собака долгие века была ее олицетворением), хотя в Коране никаких рекомендаций по этой части нет.

Шиитский ислам стал господствующим религиозным направлением в Иране спустя много веков. Вытеснение, разорение, изгнание и погромы гебров или парсов – так с течением времени стали называть последователей древнейшей религии – сделали свое дело. Если в конце XI века Омар Хайям без опаски приходил в лавки магов (и так именовали зороастрийцев) и отоваривался у них отменным вином, которое потом воспевал в своих великих строфах, то уже в XVI столетии, когда в правление династии Сефевидов шиизм стал официальной религией Ирана, почти повсеместно угасли горевшие тысячелетиями факелы в храмах последователей Заратуштры…

С тех пор, казалось бы, должна была угаснуть и арабо-персидская вражда, тем более что в лоне ислама уживались и разные нации, и разные расы. Именно эта религия в наибольшей степени отрицает расизм, ибо среди последователей Мохаммада добрая половина – чернокожие. Однако один из ярлыков иракской пропаганды – «персидские расисты» – говорит как будто о том, что к греху расового превосходства причастны персы, умудрившиеся даже внутри ислама отвоевать себе духовный суверенитет. Б. Сейранян в своей работе, посвященной Хусейну, приводит колоритные детали ирано-иракских пропагандистских баталий: «Хусейн призвал уничтожить мага (пренебрежительное прозвище зороастрийцев). В Ираке война была официально названа «второй Кадисией», а чаще говорилось о «Кадисии Саддама» (крупнейшее сражение между арабами и персами в 636 году, завершившееся блестящей победой арабов и взятием столицы Сасанидов). В Иране тоже за словом в карман не лезли. Персидский шовинизм в отношении арабов, имеющий глубокие корни, приобрел новые краски. Когда в Тегеране как бы вскользь замечали о том, что собаки Исфагана пили воду со льдом в то время, когда арабы пустыни ели саранчу», то имели в виду цивилизационное превосходство. Теперь подобные многочисленные экскурсы получили недвусмысленный политический подтекст».

VI

Шиитов сегодня около 10 % от общей (почти миллиардной) массы мусульман. И живут они, помимо Ирана, на тех землях, которые когда-либо входили в империю персов. Таким образом, внутриисламская трансформация культуры Ирана привела как бы к восстановлению духовно-расового статус кво. Хотя и в усеченном виде индоевропейская самобытность нашла нишу в исламской цивилизации.

Конечно, нельзя напрямую связывать расовые, национальные, религиозные и политические составляющие в сознании того или иного сообщества людей, объединенных границами единого государства. В одних случаях верх могут взять соображения религиозной солидарности (в Боснии сербы-мусульмане яростно сражались против православных сербов), в других определяющую роль играет национальная принадлежность (вражда малороссийских «братьев по вере» против великороссов), в третьих расовое притяжение становится выше всего (стремление русских и белорусов к объединению, несмотря на мощное противодействие влиятельных политических сил), наконец, соображения политико-идеологического характера могут вызвать тяготение друг к другу во всех отношениях далеких друг от друга государств и народов (СССР – Южный Йемен, США – Тайвань).

При учете расстановки сил в конфликтах на Ближнем Востоке необходимо принимать во внимание все возможные комбинации названных составляющих. Иначе не избежать ошибок, которые постоянно совершают не только заморские политики, планирующие свою стратегию в регионе, но и местные вожди, отдающие предпочтение одному из цветов духовно-политического спектра. Как один из классических примеров можно взять ситуацию, сложившуюся во время ирано-иракской войны.

Вторгаясь на территорию Ирана, иракское руководство рассчитывало на легкую победу. Трудно предположить иное – кто же отважится на сомнительную акцию в отношении противника, многократно превосходящего тебя территориально, более многочисленного, экономически более мощного, геостратегически более выгодно расположенного. Мы можем только предполагать, какие аргументы выдвигались сторонниками блицкрига. Но, без сомнения, одним из главных было наличие многочисленного арабского населения в приграничной провинции Ирана Хузестан. Английские авторы Д. Баллох и Х. Моррис по горячим следам событий 1990–1991 годов в Персидском заливе выпустили книгу «Война Саддама», в которой утверждается: «Среди военных целей Саддама был захват и удержание южной пограничной провинции Ирана, которую иранцы называют Хузестаном, а иракцы Арабистаном, и включение ее – подобно Кувейту – в состав Великого Ирака. Среди населения провинции преобладали арабы; их территория поэтому рассматривалась как арабская и в качестве таковой отмечалась на иракских картах. Присоединение Хузестана дало бы Саддаму доступ к Заливу, к тому же он приобрел бы буферную зону с Ираном».

Хузестан – главный нефтедобывающий район страны, и овладение им позволяло Ираку существенно приблизиться к выдвинутой Саддамом цели: каждый второй баррель нефти – иракский. При вступлении армии соплеменников на иранскую территорию арабы восстанут, и возникнет государство Арабистан под патронажем Ирака. О том, что такие планы лелеялись, говорит тот факт, что после захвата первого крупного иранского города Хорремшехра он был немедленно переименован в Аль-Мухаммару – как именовался со времен Халифата. Это был, несомненно, сигнал арабам Хузестана. Но они его не услышали. Восстания против персов не произошло, граждане Ирана всех национальностей сохранили верность родине.

То же с точностью до наоборот можно сказать о расчетах Хомейни и его сподвижников. Зная, что 60 % иракских арабов исповедуют шиизм, аятолла рассчитывал, что его призыв к вой-не против «безбожного Саддама» будет услышан единоверцами. Но и они предпочли гражданскую лояльность религиозной солидарности.

Если же взять иное измерение конфликта – в масштабе всего региона, – то выявятся иные закономерности, не укладывающиеся ни в первую, ни во вторую схему. Так, идеологическая близость правящих режимов Сирии и Ирака, принадлежность обеих стран к арабскому миру оказались менее значимыми факторами, чем принадлежность правящей группировки Дамаска к шиитской секте алавитов. Алавит Хафез Асад закрыл границу с Ираком, перекрыл нефтепровод, идущий от месторождений Киркука к Средиземному морю, и вынудил Багдад держать часть войск вдоль сирийской границы, ослабив таким образом воюющую армию. Союз с Хомейни не был, конечно, продиктован только соображениями религиозного порядка, но нет сомнения в том, что они давали определенную опору Асаду для легитимации его партнерства с «извечным врагом арабской нации».

VII

Называя войну с Ираном «второй Кадисией», Саддам Хусейн не просто старался вызвать в сознании арабов исторические ассоциации и достигнуть определенного пропагандистского эффекта. Битва возле селения Кадисия была первой победой над персидской армией, после которой арабами была захвачена вся Месопотамия, а затем и другие области империи Сасанидов. Название, ставшее символом победы арабского Давида над персидским Голиафом, вероятно, отражало мнение иракского политического руководства о том, что историческая ситуация повторяется и надо использовать представившийся Шанс.

Были и иррациональные причины для войны. Уместно привлечь для объяснения их умозаключение Ллойд-Джорджа, высказанное в начале 20-х годов применительно к мировой бойне: «Что создало последнюю войну? Международные несогласия, соперничество и подозрительность. Несогласия основывались на вековой племенной вражде, подбодряемой воспоминаниями о недавних обидах. Кельти тевтон ненавидели один другого: славянин и тевтон взаимно подозревали дру_г друга; ненависть славянина к тевтону увеличилась благодаря той наглости, с какой Германия унижала Россию в минуту ее слабости тотчас же после Японской войны, когда Россия была особо чувствительна к оскорблениям. Вы помните грубость и дерзость ее образа действий в вопросе об аннексии Боснии, а дерзость всегда испытывается нами более мучительно, нежели простая несправедливость, и дольше дает себя чувствовать. Дерзость пронзает тело народов и зажигает у них в душе пожар гнева».

Поражаешься повторяемости политических ситуаций в разных концах мира. Это лишний раз свидетельствует, что политика есть порождение общих закономерностей человеческой природы, основных черт характера, присущих представителям всех наций. В предыстории ирако-иранского столкновения прочитываются те же психологические повороты, которые привели народы Европы к великой войне.

В 1913 году было заключено соглашение между Османской империей и Ираном о прохождении границы по тальвегу (середине течения) реки Шатт-эль-Араб, но в 1937 году было заключено новое соглашение – уже между Ираком и Ираном – о прохождении границы по иранскому берегу Шатт-эль-Араба. Таким образом, любое судно, направлявшееся из Персидского залива в один из портов Ирана по этой водной артерии, проходило по территориальным водам Ирака со всеми вытекающими отсюда последствиями (таможенный и пограничный контроль). Суверенитету Ирана наносился существенный урон, но за спиной клиента Великобритании была куда большая мощь, чем за спиной Реза-шаха. Но с изменением соотношения сил Иран стал требовать пересмотра соглашения и в 1969 году объявил о его односторонней денонсации. Одновременно шах стал оказывать все возрастающую поддержку курдским повстанцам, которые изматывали иракскую армию и не позволяли иракскому руководству адекватно реагировать на иранское давление. К этому времени произошли важные изменения и в расстановке сил во всем регионе Ближнего Востока. Англия, будучи не в силах содержать огромную армию, разбросанную по всему миру, объявила о выводе своих войск из всех мест дислокации «к востоку от Суэца». Началась подготовка к провозглашению независимости британских протекторатов в Персидском заливе. И как только в 1971 году англичане ушли, Иран оккупировал три стратегически важных острова в районе Ормузского пролива, что дало ему возможность контролировать все перевозки нефти от портов Залива в страны за пределами региона. Тогда революционный Ирак решительно выступил как поборник арабского суверенитета, как главный защитник малых стран Залива перед угрозой иранского гегемонизма. Но подкрепить слова решительными действиями он не мог.

Понимая уязвимость Ирака, шах настаивал на пересмотре соглашения 1937 года и определении прохождения границы по средней линии русла Шатт-эль-Араба. Взамен на уступки иракской стороны он обещал прекратить поддержку курдов. Переговоры состоялись в Алжире при посредничестве тогдашнего президента X. Бумедьена в дни работы конференции ОПЕК на высшем уровне. С иранской стороны их вел шах, а с иракской – Саддам Хусейн, они и подписали 6 марта 1975 года соответствующее соглашение.

Чувствительным к требованиям Ирана оказывалось иракское руководство и позднее. Когда в 1978 году начались повсеместные выступления против монархии под знаменами исламского фундаментализма, их главным идейным вдохновителем был Хомейни, проживавший в эмиграции в священном для всех шиитов Эн-Неджефе, находящемся на иракской территории. Вокруг аятоллы группировались антишахские активисты, которые оперативно передавали в Иран его письменные послания и магнитозаписи его выступлений, немедленно распространявшиеся по стране, объятой революционными волнениями. Правительство шаха потребовало пресечь деятельность духовного лидера шиитов, и Багдад удовлетворил претензии Тегерана. Сначала дом Хомейни был окружен агентами иракской госбезопасности Мухабарат, которые препятствовали его контактам со своими сторонниками, а затем имама решено было выдворить из Ирака. Его вывезли на границу Кувейта, но, опасаясь осложнений с Ираном, эта страна не приняла изгнанника, и он вылетел в Париж.

Аятолла не забыл саддамовского «гостеприимства», и описанный инцидент наложил печать на взаимоотношения двух стран, когда в результате антишахской революции к власти в Иране пришел недавний обитатель Неджефа. Оба лидера подверглись унижению: один, подписав вынужденное соглашение, другой – будучи выдворен из собственного дома агентами спецслужбы. И оба перенесли жажду отмщения в сферу политических взаимоотношений. Никто из людей, будь это даже политические вожди или духовные иерархи, не в силах пережить унижение. На примере Ирана и Ирака, которые не раз менялись местами в позиции оскорбителя и оскорбленного, легко увидеть, как трудно докопаться до первопричин вражды установить ее зачинщика…

К тому же имелись могущественные силы в мире, обладавшие широкими возможностями для организации провокаций, для стравливания традиционно не доверявших друг другу сторон. Как раз в начальный период ирано-иракской войны в прессе появились изложения так называемого «плана Льюиса», активно обсуждавшегося политической элитой Запада. Суть его сводилась к перекройке границ ряда государств с целью дробления их потенциала. Этот план предполагал образование Курдистана (путем выделения населенных курдами земель из состава Ирана и Ирака), Белуджистана (через объединение районов проживания белуджей в Афганистане, Иране и Пакистане), Арабистана (населенная арабами часть Ирана), шиитского государства на части территории Саудовской Аравии.

VIII

Когда война началась и иракские войска углубились на территорию Ирана вдоль всей линии границы, а военно-воздушные силы подвергли бомбардировке ряд аэропортов, включая тегеранский Мехрабад, ни одна из международных организаций – от ООН до Лиги Арабских стран – не выступили за немедленное прекращение боевых действий. Только после того, как иракское наступление было остановлено и война приняла позиционный характер, посыпались резолюции о прекращении огня.

Таким образом, можно говорить, что Саддам Хусейн верно оценил расстановку сил в мире и регионе, ибо ни одна из влиятельных стран не ввела против него санкций. Только Сирия оказалась в этом конфликте на стороне Ирана. Соединенные Штаты, находившиеся в состоянии холодной войны с Ираном после захвата иранскими студентами 4 ноября 1979 американского посольства и объявления заложниками его персонала, естественно, не были заинтересованы в поддержке режима Хомейни. А провалившаяся акция американских коммандос по освобождению посольства подвела противостояние с Ираном к грани вооруженного столкновения. Советский Союз также опасался воздействия идей исламской революции на советских мусульман и был не против ослабления Хомейни. Арабские страны Залива давно раздражали частые ссылки в иранской печати на историческую принадлежность Бахрейна Ирану и отказ вернуть Объединенным Арабским Эмиратам оккупированные в 1971 году острова. Шиитское население этих стран (на Бахрейне – 70 %, в Кувейте – 30 % в ОАЭ – 15 %, по некоторым данным, они составляют большинство и в прилегающей к Заливу части Саудовской Аравии) виделось здешним правителям питательной средой для революционных бацилл.

Можно предположить, что иракская акция была согласована с некоторыми из соседей и западными державами. Хадж Саддама Хусейна в Мекку в августе 1980 года, предпринятый непосредственно перед вторжением иракских войск на иранскую территорию, имел явно выраженный демонстративный характер – монархическим режимам Залива был подан ясный сигнал: революционная фразеология БААС осталась в прошлом вместе с людьми, ее эксплуатировавшими; Саддам Хусейн отстаивает общеарабские, общеисламские ценности. Короли и шейхи с явным удовлетворением восприняли эту демонстрацию, и их щедрая помощь позволила Ираку восемь лет вести войну, не подвергая лишениям ни армию, ни гражданское население. Это беспрецедентное по масштабам противостояние обошлось стране почти в 200 миллиардов долларов – едва ли не половина пришлась на финансовую помощь нефтяных монархий Залива. Только Саудовская Аравия предоставила в первые два-три года этой войны 20 миллиардов долларов. Ирак, получивший в 1980 г. от экспорта нефти 26 миллиардов, обладал к тому времени зарубежными активами более 50 миллиардов. А к окончанию войны имел, по заявлению Саддама, 40-миллиардный долг.

В то же время американское правительство и его союзники наложили секвестр на 12 миллиардов долларов, принадлежавших Ирану и находившихся в западных банках. Армия, противостоявшая Ираку, была вооружена преимущественно американским оружием, и для нее настали трудные времена – возможности покупки запчастей на свободном рынке были ничтожно малы. Единственным источником таких поставок могли быть злейшие враги Хомейни – США и Израиль. Которые, впрочем, не преминули нажиться на трудностях противника и вскоре втихую стали втридорога продавать Ирану оружие и боеприпасы.

Арабские страны прозападной ориентации выразили готовность оказать прямую военную поддержку Ираку. Султан Омана предложил военно-воздушные базы для операций иракской авиации против Ирана. Египет, подвергнутый за кэмп-дэвидские соглашения бойкоту по решению совещания арабских лидеров 1978 года в Багдаде, уже вскоре после начала войны направил в Ирак своих офицеров в качестве советников, а затем и воинские подразделения, включая военные самолеты с экипажами. В ряды иракской армии влились добровольцы из Иордании, Судана, Йемена. Король Иордании посещал Багдад по нескольку раз в год (только в 1982–7 раз!). Десятки высоких гостей и сотни представительных делегаций со всего мира прибывали в столицу Ирака. На фоне почти полной внешнеполитической изоляции Ирана это выглядело как поддержка Ирака мировым сообществом.

Хотя дипломатические отношения с США были разорваны еще Арефом в 1967 году из-за произраильской позиции Америки, заокеанские спецслужбы предоставляли иракской стороне разведданные, касающиеся Ирана, полученные со спутников. Постепенное потепление привело к полномасштабной нормализации отношений, и в 1984 году Ирак и Соединенные Штаты вновь обменялись послами. А в декабре 1985 года Саддам Хусейн побывал в Москве и встретился с Горбачевым. По-видимому, иракский лидер де-факто представал перед миром как главное препятствие для распространения идей исламской революции. Когда война завершилась, в апреле 1990 года Багдаде побывала представительная делегация американских сенаторов, которая в ходе встречи с Саддамом заверила его, что баасистский режим благосклонно воспринимается официальным Вашингтоном.

Видимо, обстановка в мире была оценена президентом Ирака как благоприятная для осуществления его замысла – стать реальным лидером арабского мира. Поскольку противоядие между Америкой и Советским Союзом постепенно сходило на нет, регион Персидского залива тоже переставал быть зоной особого попечения США, и всякие конфликты здесь могли быть теперь восприняты как внутреннее дело стран региона. Во всяком случае, так дело, вероятно, представлялось Саддаму Хусейну после часового разговора с американским послом г-жой Глэспи, состоявшегося 25 июля 1990 года.

Об этой беседе, состоявшейся в преддверии вторжения иракской армии в Кувейт, писалось много. Иракская сторона опубликовала запись, согласно которой американский посол дала понять, что США будут рассматривать действия Ирака по разрешению территориального спора с Кувейтом как внутри-арабское дело. Американцы заявили, что запись неполна, но сам факт сказанного Глэспи не отрицали. Евгений Примаков, посвятивший конфликту в Заливе книгу «Война, которой могло не быть», указывает, что госдепартамент запретил Глэспи публично выступать на тему о своем последнем контакте с президентом Ирака. В американском конгрессе многие были убеждены, что поведение Глэспи спровоцировало Саддама на силовое решение. Вопрос в том, действовала ли она по инструкции госдепа?..

IX

Конфликт с Кувейтом обозначился уже на общеарабском совещании в верхах, состоявшемся в Багдаде в мае 1990 года. Выступая на нем, С. Хусейн обвинил арабские страны Залива в том, что они не используют нефть как оружие – наоборот, продавая ее по неоправданно низкой цене, они наносят прямой ущерб Ираку: снижение на один доллар за баррель приносит Ираку миллиардный убыток в годовом исчислении. Хотя Кувейт предоставил за годы войны с Ираном значительную по – мощь Ираку (на 1990 год задолженность Багдада составила 14 миллиардов долларов), Саддам считал, что эта страна обворовывает своего соседа как за счет ценовой политики, так и за счет нефти, добытой на иракских нефтяных полях в приграничном регионе. К тому же бывший уезд Бассорского вилайета упорно отказывался передать бывшей матери-родине острова Бубиян и Васит, обладание которыми позволило бы Ираку обезопасить свой единственный порт на побережье Залива Умм-Каср. Сильнейшая страна региона, обладающая самым большим военным флотом, имела только 15 километров побережья! Последствия коварных игр британских «землеустроителей» необходимо было ликвидировать для блага всего региона.

Особый вопрос: подоплека иракского блицкрига. Сколько ни рассуждай о внешнеполитических планах Саддама, не обойтись без оценки состояния иракского общества после восьмилетней войны, стоившей четверти миллиона жизней (это приблизительные подсчеты, истинные цифры неизвестны), приведшей к значительным изменениям в социальной и национальной структуре общества. Одних египтян прибыло за эти годы около 3 миллионов – они заменили иракцев, мобилизованных в армию. За восемь лет через нее было пропущено несколько миллионов иракцев. Если учесть безвозвратные потери, огромное число инвалидов и тех, кто оставался под ружьем к моменту начала кувейтской кампании, то война стала главным делом целого поколения нации. Эти люди видели, сколько Саддам сделал для укрепления могущества страны. Они верили, что вышли победителями в войне с Ираном. Хотя называть успехом возвращение к исходным позициям после восьми лет бойни не всякий решится, я могу понять восприятие итогов этой войны в Ираке как победы. Ибо страна устояла в противоборстве с противником, гораздо более многочисленным, с большим потенциалом и с громадными амбициями, опирающимися на многотысячелетние культурные традиции. Ирак же, ведущий отсчет своего существования со времен передела мира в 1918–1920 гг., практически впервые вышел на сцену мировой истории как крупная сила, с собственным видением настоящего и будущего. В случае поражения в этой войне он вполне мог перестать существовать как государство – если бы режим БААС рухнул, сепаратистские силы в Курдистане и на шиитском юге вполне могли добиться расчленения Ирака.

Итак, миллионная армия, верящая в своего вождя, стабильный тыл (миллионы иностранных рабочих – неграждан Ирака ни в коей мере не могли быть источником недовольства, ибо зарабатывали здесь гораздо больше, чем у себя на родине), прочные внешнеполитические позиции как в регионе, так и в мире. Велик был соблазн попытаться решить старый спор о Кувейте. Призом в случае успеха было бы не только существенное улучшение геополитического положения Ирака, но и удвоение нефтяного потенциала страны. Что существенно приблизило бы Саддама к осуществлению высказанного им стремления к обладанию половиной мировых запасов черного золота.

В том случае, если бы мир примирился с аннексией Кувейта, Ирак стал бы бесспорным гегемоном арабского мира. Тогда к идее строительства общеарабского государства можно было бы вернуться вновь и Саддам в такой ситуации занял бы более прочную позицию, чем Насер в 1950-х годах. Военная мощь, помноженная на экономический потенциал, наконец дала бы Ираку возможность сделаться региональной сверхдержавой, без учета позиций которой не могли бы обойтись и в мировых делах. Египетскому президенту не удалось сделать свою страну локомотивом межарабской интеграции в силу ограниченности экономических возможностей страны, хотя по всем остальным позициям – геополитическое положение, населенность, социальное развитие, культурный уровень – Египет не имел себе равных. Но после постепенной утраты им идейно-политической гегемонии и превращения в крупнейшего получателя иностранной помощи место лидера стало вакантным. По всем статьям на эту роль мог претендовать только Ирак, выделяющийся среди всех арабских стран своим потенциалом.

То, чего хотел Саддам Хусейн, было диаметрально противоположно «плану Льюиса». Вместо фрагментации и создания цепи конфликтующих между собой государств начали проступать очертания новой мировой державы. Кого устроило бы реальное ее возникновение? Вот почему в поразительном единстве слились как Буш с Горбачевым, так и арабские лидеры всех оттенков.

Возгласы о попранном суверенитете и морали немногого стоят. Когда в 1971 году шахская армия заняла арабские острова, когда в 1974 году турки оккупировали Северный Кипр, когда в конце 1970-х Ливия вторглась в Чад, когда Сирия оккупировала большую часть Ливана, никто на Западе не рвал на себе рубаху. А уж Израилю и вовсе сходит с рук аннексия арабских земель: никто и не думал заикаться о санкциях. Да и самому Саддаму, по сути дела, было позволено вторгнуться на иранскую территорию, и никто при этом не оглашал мир криками о тоталитарном диктаторе. Ибо во всех предыдущих примерах речь не шла о резком усилении того или иного государства до уровня региональной сверхдержавы.