Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания

Текст книги "Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания"
Автор книги: Валентин Берестов
Жанры:
Детские стихи
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)
КОЛЕЧКО
Потеряла девушка перстенек
И ушла, печальная, с крылечка.
А спустя тысячелетье паренек
Откопал ее любимое колечко.
Он и рад бы то колечко возвратить,
Да не в силах… Время любит пошутить.
1956
СЛОЙ ПОЖАРА
Археологи, ликуя,
Открывают этот слой:
Храм, дворец и мастерскую
Между пеплом и золой,
Луки формы необычной,
Сабель ржавые клинки
И сохранности отличной
Человечьи костяки.
Слой набега, слой пожара —
Он таит предсмертный крик,
Ужас вражьего удара
И безумие владык.
Долгожданный суд потомков
Слишком поздно настает.
Перед нами средь обломков
Жизни прерванный полет.
1956
ТОПОЛЬ
Как зелен, тополь молодой,
Убор твоих ветвей.
И я любуюсь чистотой
И стройностью твоей.
Но горек твой весенний сок,
Горька твоя кора,
И горек каждый твой листок
С отливом серебра.
Ты вынес холод зимних дней
И бурю не одну,
И даже горечью своей
Приветствуешь весну.
1956
ХОДУЛИ
Несут меня ходули.
Кричат ребята: «Слазь!»
Боюсь, не упаду ли
С ходулей
Прямо в грязь.
И сразу позабудут,
Как важно я ходил.
Но долго помнить будут,
Куда я угодил.
1956
ГРАЧИ
О чем на закате в грачиной слободке
Орут и горланят крикливые глотки?
Грачи восклицают: – Ребята, беда!
Задумало солнце уйти навсегда!
Вот-вот горизонта коснется
И к нам нипочем не вернется!
Сгущается мрак, и во веки веков
Нам больше нигде не найти червяков,
И больше не будет в желудках грачиных
Питательных, жирных и вкусных личинок! —
Беде не поможешь, кричи не кричи, —
Журят крикунов пожилые грачи.
Возможно, что мы беспокоимся зря.
За ночью обычно приходит заря!
1956
«Октябрь. На первый снег зимы…»
Октябрь. На первый снег зимы
Летел последний лист осенний.
Включив приемник, ждали мы
Не новостей, а откровений.
1956
ВЕСЕННЯЯ СКАЗКА
Дружно
Ударились
Рыбы
Об лед —
И на реке
Начался
Ледоход.
1957
НА СЕМИДЕСЯТИЛЕТИЕ С. МАРШАКА
Я взял размер четырнадцатистрочный
И так хочу, чтоб каждая строка,
Неся поэту мой привет заочный,
Порадовала сердце Маршака.
Поэзии посланник полномочный,
Чья поступь так уверенно легка,
Ваш мудрый стих, забавный, сильный, точный,
Переживет века наверняка.
Он крепко сбит и хорошо построен,
Он не умрет, я за него спокоен.
Но всей душой хочу, чтоб сам поэт,
Взяв у стиха и силу и здоровье,
Прожил на свете, окружен любовью,
Еще хотя бы семь десятков лет.
1957
ПАЛАТКА
С. П. Толстову
Унылый брезентовый сверток
Со связкой веревок истертых.
Туда убралась без остатка
Веселая наша палатка.
Сложили ее деловито,
В машину суем как попало.
А сколько же в ней пережито
И сколько в ней песен звучало!
Грустя по степям и пустыням,
Лежать ей на складе придется.
Но мы ее снова раскинем,
Как в песнях об этом поется.
Все будет знакомым и новым,
Как голос забытого друга,
Под верным брезентовым кровом
Палатки, натянутой туго.
1957
ГЛИНЯНЫЕ БОГИ
Из глины сделаны божки.
Им от людей влетело.
Обломок тела без башки
Или башка без тела.
Видать, в один прекрасный день,
Не допросившись чуда,
Их били все, кому не лень,
Как бьют со зла посуду.
1957
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
Вот перекати-поле —
Колючий пыльный шар.
Он лихо скачет в поле,
Хоть с виду сух и стар.
Но этот бесшабашный
Бродяга и чудак
Бежит от пашни к пашне
Совсем не просто так.
Ведь в поле опустелом
С утра и дотемна
Он занят важным делом —
Он сеет семена.
1957
ОПУШКА
Как будто все, что есть в бору,
Собралось на опушке:
Здесь и лучи, и тень в жару,
И пение кукушки.
Грибы находишь поутру,
Несешь малину в кружке.
Но не сидится мне на пне
И не лежится на спине
Средь света и простора.
А что таится в тишине,
А что творится в глубине,
А что томится в полусне
Таинственного бора?
1957
В САМОЛЕТЕ
Самозабвенно моторы пропели
В черной, пронизанной звездами мгле.
Высь прорезая, трудился пропеллер.
Мирно фонарик мерцал на крыле.
И, утомленные, в полудремоте,
В кресла упав, мы летели вперед.
Я вспоминал о ковре-самолете.
Взято из сказок словцо «самолет».
Чудилось мне: на свидание с милой
Я тороплюсь на крылатом коне.
С ревом свои «лошадиные силы»
Гулкий мотор напрягал в вышине.
В свете небесных прозрачнейших красок
Утро входило в заоблачный мир.
Будничный век совершившихся сказок.
Сонный, влюбленный чудак-пассажир.
1957
МИР
Нет, слово МИР останется едва ли,
Когда войны не будут люди знать.
Ведь то, что раньше миром называли,
Все станут просто жизнью называть.
И только дети, знатоки былого,
Играющие весело в войну,
Набегавшись, припомнят это слово,
С которым умирали в старину.
1957
ПРОПАВШИЕ ПТИЦЫ
Из Мориса Карема
Считало утро певчих птиц.
Недосчиталось двух синиц.
Пяти щеглов, шести скворцов.
Ну, где ж они, в конце концов?
Взлетели птицы в час ночной,
Чтоб покружиться под Луной,
Да так кружились, что Земли,
Летя обратно, не нашли.
Пускай падучая звезда
Их на хвосте примчит сюда.
Ведь так прекрасен ранний час,
Когда поют они для нас!
1957
ДИКИЙ ГОЛУБЬ
СТИХИ 1958–1967 гг.
ПОРТРЕТ
Павлу Нилину
Блокада. Ночь. Забитое окно.
Мигающих коптилок тусклый свет.
Из мрака возникает полотно.
Художник пишет женщины портрет.
Она сидела, голову склоня,
И думала в голодном полусне:
«Вот я умру… А что-то от меня
Останется на этом полотне».
А он писал в мигании огня
И думал: «На войне как на войне.
Пусть я умру! Но что-то от меня
Останется на этом полотне».
1958
ВЫШКИ
Когда вокруг тебя пустыня,
Когда еще далек привал,
В тебе рождается гордыня:
Вот, дескать, где я побывал!
И вдруг, как мудрую усмешку
Людей, что до тебя прошли,
То вышку, то простую вешку,
Смутясь, увидишь ты вдали.
1958
ДИКИЙ ГОЛУБЬ
Близкое порою нас не тронет,
А чужое кажется родным.
Не поймешь, хохочет или стонет
Дикий голубь голосом грудным.
Чуть примолк и начинает снова
И зовет меня в степную даль.
И душа по-прежнему готова
Все принять – и радость и печаль.
Как предтеча музыки и речи,
Речи, что не выльется в слова,
Рвется голос страсти человечьей
Из груди иного существа.
Вот и сам певец. Степенный, кроткий.
Кроток-кроток, а не приручен.
Ходит он пружинистой походкой,
В сложенные крылья облачен.
Лучшая одежда – это крылья;
Хорошо сидит, прочна, легка,
Не боится ни дождя, ни пыли
И уносит нас под облака.
Вот сейчас расправит крылья голубь,
И они послушно понесут
Радужною грудью скрытый голос,
Голосом наполненный сосуд.
1958, 1962
ПЕСОК
Боролось море со скалой
Десятки тысяч лет.
Скала исчезла с глаз долой,
Скалы пропал и след.
Пропасть пропал, да не вполне.
Песок остался жив.
Песок, отрезав путь волне,
Загородил залив.
И не могла понять волна,
Ломая берега,
Что нажила себе она
Могучего врага.
И не могла узнать скала,
Утратив облик свой,
Что и она свое взяла
И что не кончен бой.
1958
ЧЕРЕПКИ
Виктору Бокову
Нет ничего прочней,
Чем битая посуда.
Что происходит с ней?
С ней происходит чудо.
Хрупка и коротка
И стоит слишком мало
Жизнь чашки и горшка
И звонкого бокала.
Зато у черепков,
Осколков и обломков
В запасе даль веков,
Признание потомков.
1958
ПЯТАЯ НОГА
Один портной на свете жил,
И, если верить слуху,
Собаке ногу он пришил
К передней части брюха.
Собаку пятая нога
Как будто подкосила,
Собаке пятая нога
Движенья тормозила.
Портной подумал: «Я не прав!
Но пусть увидит всякий,
Что, ногу лишнюю убрав,
Я жизнь верну собаке!»
Увы, нога уже была
Живою частью тела.
Собака боли не снесла,
Собака околела.
Как видно, пятая нога,
Пришитая искусно,
Бывает тоже дорога,
И это очень грустно!
1958
ЛЮБИТ – HE ЛЮБИТ
На ромашке гадать,
Лепестки обрывать
Я не стану. Прошли времена…
Может, к сердцу прижать,
Может, к черту послать,
И не любит, и любит она.
Все ответы цветка совершенно верны.
Вот так нрав у моей у любимой жены!
1958
СПЯЩАЯ ЦАРЕВНА
Висела на стене картина.
И для хозяина она
Привычней стала, чем гардина,
Чем люстра и сама стена.
И те друзья, что навещали
Из года в год его жилье,
Ее совсем не замечали,
Совсем не видели ее.
Она, как спящая царевна
В плену у злого колдовства,
Забыта жизнью повседневной,
Ждала чего-то, чуть жива.
И может, ей хотелось крикнуть
Хоть раз, обиды не тая:
«Да как ты мог ко мне привыкнуть?
Вглядись, ведь я – любовь твоя!»
1958
МИХАИЛ ЛЕРМОНТОВ – ИРАКЛИЮ АНДРОНИКОВУ
Я недостоин, может быть,
Твоей любви. Не мне судить.
Но ты пожертвовал мне годы
Своих трудов, своей свободы
И, верность истине храня,
Так много сделал для меня.
И вот, исполненный смущенья,
В твой юбилей на торжество
Явился я просить прощенья
И снисхожденья твоего.
Прости меня, что как попало
Я жил, рассеян, бестолков,
Что писем и черновиков
Тебе оставил слишком мало.
А Н.Ф.И.? Ты разгадал
Мою таинственную повесть,
Как я любил, за что страдал,
А все меня смущает совесть,
Что тайну эту, видит Бог,
Я сам раскрыть тебе не мог.
Ты проложил свой смелый след,
Где для орлов дороги нет
И дремлет гром над глубиною.
Мне больно, что тому виною
Был, к сожаленью, я один,
И ты прополз над бездной ада
Лишь потому, что я как надо
Не подписал своих картин.
Прости, что на твоем Кавказе
Мои писательские связи
Я столь бездумно утаил.
А ты? Ты годы посвятил
Тому, чтоб доказать научно
Родство живое братских душ.
А кто такой «великий муж»?
Я б написал собственноручно
Чаадаев это иль Барклай,
Да поленился. Ай-ай-ай!
Прости меня!
1958
ВРЕДНАЯ ПИЩА
Если будешь пить чуть свет
Молоко с ватрушкой,
Будешь ты и в двести лет
Бодрою старушкой.
– Убери скорее прочь
Молоко с ватрушкой!
Не хочу, – сказала дочь, —
Делаться старушкой!
1958
ЖИТЬ-ЖИТЬ-ЛЮБИТЬ
«Жить-жить-любить! Жить-жить-любить!» —
Звучит из черного куста.
«Жить-жить-любить! Жить-жить-любить!» —
Как эта песенка чиста.
А где ж певец? «Жить-жить-любить!»
Подходим ближе. Вот те раз!
А он свое «жить-жить-любить!»
Свистит и не боится нас.
Чего бояться? Жить-любить!
Любовь – и больше ничего!
Но погляди – «жить-жить-любить!» —
Кружит подружка близ него.
Пускай кружит! «Жить-жить-любить!» —
Он так искусством увлечен —
«Жить-жить-любить! Жить-жить-любить!» —
Что и ее не видит он!
1959
ЧУТЬ-ЧУТЬ
Чем дальше едешь по Сибири,
Тем удивительней – в пути,
В открывшемся огромном мире
Свое, заветное найти.
Родной язык, родные песни,
Людей знакомые черты
И на неведомом разъезде
Родные травы и цветы.
И влажный зной. И ветер свежий,
И те же звезды в высоте,
Березки те же, сосны те же,
Ну, может быть, чуть-чуть не те.
Чуть-чуть не так, чуть-чуть иначе
За весь тысячеверстный путь.
И вдруг поймешь, как много значит
Вот это самое «чуть-чуть».
1959
«Как много стало молодежи!..»
Как много стало молодежи!
Нет, это сам я старше стал.
Ведь многих, будь я помоложе,
Я б молодыми не считал.
Нет, я поэт ненастоящий,
Я все на свете упустил.
О молодости уходящей
И то в свой срок не погрустил.
А как грустят по ней поэты
Лет в двадцать или в двадцать пять!
Теперь не про меня все это.
Теперь мне нечего терять!
Как много стало молодежи!
День ото дня, день ото дня
Мир делается все моложе
И все новее для меня.
1959, 1970
СКАЗКА
Корнею Чуковскому
Недаром дети любят сказку.
Ведь сказка тем и хороша,
Что в ней счастливую развязку
Уже предчувствует душа.
И на любые испытанья
Согласны храбрые сердца
В нетерпеливом ожиданье
Благополучного конца.
1959
СТРЕНОЖЕННЫЕ КОНИ
В нелепо-радостной погоне
Прыжками, будто кенгуру,
Бегут стреноженные кони
И вьются гривы на ветру.
Покажем, мол, что мы не клячи,
Что наше место – на бегах.
На четырех, мол, всякий скачет,
А поскачи на трех ногах!
1959
БЛАГОПОЛУЧИЕ
Сошла земляника. Черника поспела.
В лесу чистота и уют.
А птицы чирикают только по делу,
Но песен, увы, не поют.
1960
НОЧНЫЕ ГОЛОСА
Горит костер, и дремлет плоскодонка.
И слышится всю ночь из-за реки,
Как жалобно, взволнованно и тонко
Свое болото хвалят кулики.
1960
«Когда линяют раки…»
Когда линяют раки,
Они боятся драки:
А вдруг в один присест
Одетый голых съест?
1960
ТИШИНА
Глядится в воду сумрак бора.
Торжественно встает луна.
И слышу я сквозь шум мотора:
«Смотри, какая тишина!»
1960
«А что касается зеркал…»
А что касается зеркал,
Не в них я верности искал.
Не нам, а этой вот минуте
Они верны. И все равно
Они не отражают сути
Того, что в них отражено.
1960
ЕЛЬ
Деревья все зазеленели.
Почти все птицы прилетели.
Все обновиться норовит.
А у колючей темной ели
Все тот же хмурый зимний вид.
Вся теплота, вся сила света
Ей, недоверчивой, нужна.
И, мягкой хвоей приодета,
Свою весну в расцвете лета
Смущенно празднует она.
1961
ФАНТАСТАМ
Одуматься фантастам не пора ли?
Грядущее фантасты обобрали.
Теперь они за прошлое взялись.
История, фантастов берегись!
1961
АТОМНАЯ СТАНЦИЯ
Широкой просеки пустырь.
Не дрогнут синих сосен иглы.
Тиха, бела, как монастырь,
Обитель атома возникла,
В ее таинственных стенах,
В ее молчании заклятом
Святою жизнью, как монах,
Живет затворник – грозный атом.
Здесь, адской силой наделен,
Но адской воле не послушен,
Земным трудом спасает он
Свою космическую душу.
Он гонит ток в село и в цех,
И на железную дорогу,
Свой страшный первородный грех
Замаливая понемногу.
1961
В РАЗЛУКЕ
Ну, как я без тебя живу?
Грущу во сне и наяву.
А как наш город? С каждым днем
Красивых женщин больше в нем.
1961
ЭХО
– Дом пустой?
– Нет, эхом полон дом! —
Девочка смеется.
– А потом?
И ответ веселый, но зловещий:
– А потом его съедают вещи!
1961
ЛЫЖНЫЙ СЛЕД
И снова лыжная стезя,
Как рельсы, врезанные в снег.
Отталкиваясь и скользя,
Бегу, не отстаю от всех.
Пусть мой последний лыжный след
Растаял столько лет назад,
Но память детства шепчет: «Нет,
Он здесь. Дела идут на лад».
Мне детство вдруг возвращено.
Оно, ликуя, движет мной,
Как будто вовсе не оно
Осталось где-то за войной.
1961
ГОРЕСТНАЯ ЗАМЕТА
Стареем мы… Любая чепуха
Для нас важней хорошего стиха.
1962
КОРНЕЮ ЧУКОВСКОМУ
Нам жалко дедушку Корнея.
В сравненье с нами он отстал,
Поскольку в детстве «Бармалея»
И «Мойдодыра» не читал,
Не восхищался «Телефоном»
И в «Тараканище» не вник.
Как вырос он таким ученым,
Не зная самых главных книг!
1962
ЛУННАЯ ПАРОДИЯ
Две стороны, как у медали,
У нашей спутницы Луны.
Но лишь недавно увидали
Луну с обратной стороны.
Из века в век на небосклоне
Блестит все тот же круглый лик…
Как плохо, как односторонне
Мы знаем спутников своих!
1962
НАДПИСЬ НА СПРАВОЧНИКЕ ТВОРЧЕСКОГО СОЮЗА
Пухлый справочник Союза.
Телефоны. Адреса.
Хоть к кому-нибудь, о муза,
Загляни на полчаса!
1962
ВЕСНА В ПУСТЫНЕ
Ах, весна, твоими чарами
Околдован наш отряд.
Черепахи ходят парами
И коробками гремят.
На барханчике тюльпанчики.
Не пески – цветущий луг.
Свищут суслики, тушканчики,
О любви мечтают вслух.
Ураганы вместе с пылью
Ароматы к нам несут,
И бараны щиплют лилии,
И фиалку ест верблюд.
Но кончается приволье.
Зной великий настает.
Кустик перекати-поля
Из себя корзину вьет.
1963, 1970
«Как я люблю рождение огня…»
Как я люблю рождение огня,
Моих костров скитальческих исток,
Когда дрожит в ладонях у меня
Нетерпеливый жаркий лепесток.
1963
ВОДОРАЗДЕЛ
То ручейком, то мелкою речушкой,
Что не спеша по камешкам течет,
То чашей родника (с пробитым краем),
Чью гладь новорожденные ключи
Ребячьими вздымают кулачками, —
Водораздел лежит передо мной.
Извилисто, игриво, прихотливо
Бегут речушки и ручьи. Отсюда
Они сейчас расходятся навеки,
На много тысяч верст. Их разлучают
Не горные хребты и не ущелья,
А бугорки да мелкие лощины
Среди полей и в зелени лугов.
Такая бесконечная равнина,
Так все вокруг открыто и просторно,
Что веришь, будто речки и ручьи
Расходятся навек по доброй воле,
По прихоти дорогу избирают,
Текут себе куда кому охота,
В какие хочешь реки и моря.
1963
«Опять робея, веря и не веря…»
Опять робея, веря и не веря,
Примчишься, под собой не чуя ног.
Не просто перед дверью, а в преддверье
Замрешь, нажать не смея на звонок.
Недолго нерешительность продлится.
Но молодость не кончилась, пока
Сначала сердце в двери постучится,
Потом к звонку потянется рука.
1966
«Писать стихи полезно для здоровья…»
Писать стихи полезно для здоровья.
Пьян без вина. Прогулки дотемна.
А если их и вправду пишут кровью,
То написал – и кровь обновлена.
Ты распрямился. Ты глядишь победно.
Печататься – вот что бывает вредно.
1966
ВОКРУГ А. СИНЯВСКОГО И Ю. ДАНИЭЛЯ
Поздно ночью КГБ
Не ко мне пришло. К тебе!
За тобой, а не за мной!
Слава партии родной!
1966
КОТОФЕЙ
В гости едет Котофей,
Погоняет лошадей.
Он везет с собой котят,
Пусть их тоже угостят
1968
ТЕНЬ
Нет на земле теней
Послушней и верней,
Чем собственная тень.
Но лишь она одна,
Послушна и верна,
Не спрячет, не поможет,
Спасти тебя не может
В пустыне в жаркий день.
1967
«Опять кладу я компас на ладонь…»
Опять кладу я компас на ладонь.
Щелчок – и стрелка чуткая на воле.
И, как от пут освобожденный конь,
Дрожит она в родном магнитном поле.
1967
ФЛЯГА
Фляга с черепахой очень схожи.
У обеих панцирь вместо кожи,
Обе круглобоки и плоски,
У обеих горлышки узки.
Фляга, фляга, странница, бродяга!
Черепахой будь, дрожи, как скряга,
Медленно отмеривав глотки.
Впереди – пески.
1967
ГОРЛИНКА
Эдуарду Бабаеву
Болен. Лежу в палатке.
Читаю хорошую книгу.
Стол. Закопченный чайник.
Роза в помятой кружке.
Вдруг отрываюсь от книжки.
Что там случилось? Птица!
Птица на тонких ножках
В ярком просвете двери.
Крошки нашла, поклевала
И на меня взглянула
Выпуклым круглым глазом.
Птица в ярком просвете,
Роза в помятой кружке, —
Я этого мог не увидеть,
Читая хорошую книгу.
1967
МИРАЖ
Пески преобразились в пляж.
Река блестит. Леса густые
В ней отражаются. Мираж!
Ты – память иль мечта пустыни?
1967
БЕДА
1
Как ночные виденья, пугая
Нас во время размолвок и ссор,
Выплывает русалкой Другая
И крадется Другой, словно вор.
Вместе с ними Обида и Злоба,
И печали всех прожитых лет.
А потом зажигается свет —
И куда-то скрываются оба.
2
То обнимая, то браня,
Ты стать другим зовешь меня.
Все чаще на твоих устах:
«Другой бы то. Другой бы так.
Другой. Другим. Другого».
А нет другого слова?
3
Другому ты привет передала,
Другое имя крикнула смущенно.
И словно вспыхнул свет из-за стекла
Готового отправиться вагона.
Негаданно-нежданно встречен мной
И не ко мне стремился в час прощальный
Полузабытый, но такой родной
Горячий взгляд любви первоначальной.
4
Бессонница. Тоска. Ревнивый бред.
Кто говорит: любви на свете нет?
Каков же должен быть источник света,
Когда такою тенью мир одет?
5
Когда порою целый мир
Дарит нам радость и веселье,
В чужом дому нам – сладкий пир
И только в собственном – похмелье.
Ну что ж, нам слишком повезло.
И для порядка должен кто-то
Напомнить (странная забота!),
Что в мире существует зло.
6
Видно, от доски и до доски
Я перелистал словарь тоски,
Знал я все слова наперечет,
А теперь додумался до сути:
Скорбь и впрямь скребет,
Печаль печет,
Грусть грызет,
Беда наотмашь бьет,
Мука мутит, и кручина крутит.
7
С любовью тебя вспоминаю,
И дух мой исполнен тоской.
Но вот я тебя проклинаю,
И сразу приходит покой.
8
Разлюбила и сама же не заметила,
С виду тихая и милая жена.
Просто там не проводила, здесь не встретила,
Тем обижена, другим раздражена.
Обвиненья превратятся в оправдания,
И в семье себя почувствуешь как гость,
И покажется, что с первого свидания
Незаметно разлученье началось.
9
И значит, мысли, строчки,
Беседы, смех друзей
Шли не к тебе, а к дочке,
Молчавшей в уголочке
Над куклою своей.
10
В незнакомые города,
В горы, степи, тайгу и в море
Удаляешься иногда
С горя.
11
С горем я сжился вскоре:
Работал, пускался в путь.
Доброе утро, горе!
Я с тобою не спорю.
Ты мне даешь уснуть.
12
Рассвет. Сокольники. Поляна.
Нам вместе ровно сорок пять.
Когда уходишь, как-то странно
Такие вещи вспоминать.
На наши первые объятья
Глядит последняя звезда.
Пусть запоздалые проклятья
Их не коснутся никогда!
1966–1968
РАЗГОВОР С ЗЕРКАЛОМ
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
Пушкин
Что шепчет зеркалу она?
Речь потому и не слышна,
Что страх и скромность, даже стыд
Забыты! Зеркало простит.
Из глубины зеркал наружу
Не выходил тот разговор.
Его ни матери, ни мужу
Не доверяли до сих пор.
Теперь его признала пресса,
Его эстрада приняла.
И разболтала поэтесса,
О чем молчали зеркала.
1967
МОЛВА
«Как предан он! Как верен он!» —
Твердят о нем со всех сторон.
С восторгом. С удивленьем.
С усмешкой. С подозреньем.
«Приветлив. Мил. Не скуп на ласку».
«Да, он носить умеет маску!»
«Доверчив. Добр. Душою чист».
«Вот притворяется! Артист!»
Сынок поумнел и ворчит на отца:
– Ты глупости, папа, несешь без конца!
Соседи твердят, что отец – либерал,
Ни разу ремнем он сыночка не драл,
А если бы сына лупил он ремнем,
Получше бы тот отзывался о нем?!
1967
«Вот уж кто не певец никакой…»
Вот уж кто не певец никакой
И не тем, так сказать, интересен.
Дребезжащий, неверный, глухой,
Этот голос совсем не для песен.
Но пою. Понимаешь, пою,
(У тебя мои песни в почете),
Чтобы голову видеть твою
В горделивом ее повороте,
Чтоб в глаза поглядеться твои,
Чтоб они и сейчас заблистали,
Чтобы пусть не о нашей любви —
О любви твои губы шептали.
1967
ВЕСЕЛЫЕ НАУКИ
Археология
Вещь – это весть. С веками вещи
Приобретают голос вещий.
Астрология
(Прогноз для астрологов)
Телец Дракона забодал.
Грозит астрологам скандал.
Расположенье звезд угрозу
Несет любому их прогнозу.
Астрономия
Когда в вечернем небе звезд не счесть,
Что говорить! – величье в этом есть.
Но ведь оно и в том заключено,
Что все они сосчитаны давно,
Что в обозримом небе нет миров
Без имени, без цифр и номеров.
Бактериология
Незаметные бациллы
Нас доводят до могилы,
И ничтожнейший микроб
Отправляет прямо в гроб.
А скелет с косою длинной —
Образ грозный, но невинный.
Ботаника
Под забором у края степей
Сладко спал одинокий репей,
Спал и видел прекрасные сны,
Как он вцепится в чьи-то штаны,
В волчий хвост или в заячью грудь
И в далекий отправится путь.
Возрастная психология
Быть взрослым очень просто:
Ругайся, пей, кури,
А кто поменьше ростом,
Тех за уши дери!
Генетика
Сегодня первое знакомство,
А завтра – дальнее потомство.
И эти мухи дрозофилы
Науке отдали все силы.
Геометрия
Геометр отправился в Египет
Посмотреть на параллелепипед.
И представьте вы его обиду,
Когда он увидел пирамиду.
Гипнология
Если сон сбывается,
Он не забывается.
Геральдика
Медведь ярославский кудлатый
Шагает, как знамя, подняв
Секиру, которой когда-то
Убил его князь Ярослав.
Делопроизводство
«Дана Козявке по заявке справка
В том, что она действительно Козявка
И за Козла не может отвечать».
Число и месяц. Подпись и печать.
Демография
Рост населения глобальный —
Факт, разумеется, печальный:
Планета не прокормит нас.
Но ведь и тех, кто гениальны,
На свете больше в сотни раз.
Когда их станет миллион,
Ужель не будет мир спасен?
Диагностика
Один укол стального жальца —
Анализ крови сделан мне.
Он, правда, высосан из пальца,
Но убедителен вполне.
Диалектика
Кто поезда на полустанке ждет,
Глядит назад, мечтой летя вперед.
Все, все до одного туда глядят,
Хоть никому не хочется назад.
Зоопсихология
«Собачья жизнь!» – сказала кошка.
И легче стало ей немножко.
История архитектуры
Все на свете интерьеры
Начинаются с пещеры.
История СССР (Дореволюционный период)
Нам веру подарили греки,
Варяги – княжескую власть.
– И эта вера не навеки!
– И эта власть перевелась!
Что сделал грек, а что – варяг,
Пришлось доспорить в лагерях.
Ихтиология
Как изучают жизнь акул,
Привычки, нравы и повадки?
А вот как: крикнут караул
И удирают без оглядки.
Космогония
Древним истинам не верьте:
Мир красивый, да не тот.
Называли небо твердью, —
Тверже камня небосвод.
Твердь наукою разбита, —
Пустота над высотой.
Лишь летят метеориты,
Как обломки тверди той.
Криминалистика
Одет прилично. Гладко выбрит.
Кто знал, что он бумажник стибрит?
Критика модернизма
Действительность – не бред собачий.
Она сложнее и богаче.
Литературоведение
Не все, что пишем и читаем,
Литературой мы считаем.
Мелиоративное дело
– Я – не канава, я – поток!
– Уж больно ты прямой, браток.
Поток свернет налево, вправо,
Крив да правдив. А ты – канава!
Метеорология
Сто лет погоду наблюдали.
Такой, как нынче, не видали.
Микробиология
Однажды микроорганизм
Решил построить коммунизм.
Его построил наш микроб.
Не веришь? Глянь-ка в микроскоп.
Музееведение
Почтительно мы посещаем дворцы,
Которые с яростью брали отцы.
Орнитология
Блещут перья на павлине —
Заглядение одно.
А прекрасной половине
Красоваться не дано.
Все – ему, а что же – ей?
Все не так, как у людей!
Патологоанатомия
Один патологоанатом
Уж до того ругался матом,
Что, не стерпев, покойник ожил
И надавал ему по роже.
Педагогика
Что делать, чтоб младенец розовый
Не стал дубиной стоеросовой?
Политэкономия
Все дорожают бомбы и ракеты.
Выходит так, что жителя планеты
Сегодняшним оружием убить
Дороже, чем одеть, обуть и накормить.
Психиатрия
Кто мыслит не от сих до сих,
Тот – псих!
Пушкиноведение
Чего не знал великий Пушкин?
Не знал он ни одной частушки,
Не видел ни одной матрешки
В их лакированной одежке.
Березу символом Руси
Не звал он. Боже упаси!
Она не шла для этой роли,
Поскольку ей тогда пороли.
Сексология
В любви основа всех основ —
Осуществленье наших снов,
И самых поэтичных,
И самых неприличных.
Уфология
Ведьма, сев на помело,
Превратилась в НЛО.
Снова леший козни строит,
Но теперь он – гуманоид.
Пересел в тарелку джинн, —
Устарел его кувшин.
Все живут в другой галактике
И летают к нам для практики.
Физическая география
«Земля имеет форму шара», —
Однажды заключил мудрец,
За что его постигла кара,
И страшен был его конец.
Мир оказался не готов
Жить без поддержки трех китов.
Философия
В запасе вечность у природы,
А у людей – лишь дни и годы,
Чтобы взглянуть на вечный путь
И разобраться, в чем тут суть.
Экология
Пусть будущие поколенья
Не скажут с болью сожаленья:
«Жил-был смешной пушной зверек,
Но мир его не уберег».
Энтомология
Таракан боится света,
Но его спасает это.
Эсхатология
Когда и впрямь наступит Страшный суд,
Тогда ни принадлежность к поколенью,
Ни к нации какой, ни к учрежденью,
Ни членство в партии, ни должность,
к сожаленью,
Нас не погубят, но и не спасут.
Там каждому из нас по одному
За все ответить надо самому.
Этика
Соразмеряйте цель и средства,
Чтоб не дойти до людоедства.
Этимология
Что такое «лирика постельная»?
Ну, конечно, песня колыбельная,
Что такое «бабник»? Знать пора б!
Тот малыш, кто лепит снежных баб.
Этнология
Национальные идеи
Воспламеняют тьму людей.
«Мы – ангелы, а вы – злодеи!» —
Суть этих пламенных идей.
Юриспруденция
Он – ответчик, истица – я.
Рассуди нас, юстиция!
1956–1992