Текст книги "Конец ордена"
Автор книги: Вадим Сухачевский
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КОЛОБУИЛ
ЦЕПЬ
…И ощупывай на гнилость всякое звено оной цепи; если же одно мнится тебе гнилостным, не полагайся на «авось», а вдругорядь всю цепь прощупай…
Из «Катехизиса Ордена Хранителей Тайны, написанного магистром Ордена Уриилом II»
Нынче осечки не должно было произойти. Так бывает всегда, если о каждом звене цепи заботишься сам, не доверяясь никому. На всем свете один лишь он, Виктор Арнольдович Серебряков, знал, как будет выглядеть последнее звено этой цепи. То будут скупые строки в заключении патологоанатома ведомственной больницы МГБ: «…в результате острой сердечной недостаточности…»
Пока что осечки не случилось. Виктор Арнольдович увидел, как без четверти шесть – он так и предполагал – та самая девушка вышла из метро "Белорусская-кольцевая", и тут же перед ней оказался южный житель с золотыми зубами и с многочисленными букетами в руках.
– Дэвушка! Розы какие! Таких ныгде нэ найдете! Всего три рубли!
– За штуку? – спросила она.
– Зачем за штуку? – осклабился тот золотой улыбкой. – С тыбя – за вэсь букет!
Еще бы он стал дорожиться! Букет ему достался бесплатно – Виктор Арнольдович купил цветы за свои деньги на Рижском рынке, отдав полтора червонца, да еще самому южанину был приплачен четвертной, чтобы не проглядел именно эту "дэвушку".
Привычная к запоминанию любых мелочей память Виктора Арнольдовича на сей раз сработала по сути вхолостую. Зачем-то из нее всплыло, что уроженца Юга зовут Музафаром и что послезавтра ему должно исполниться тридцать семь лет. Помнить это было совершенно ни к чему. До тридцати семи он все равно не доживет, а имя его здесь, в Москве, понадобится лишь какому-нибудь сержанту для заполнения милицейского протокола.
Наблюдая издали, он увидел, что девушка (Серебряков знал, что ее зовут Наташа), радуясь, наверно, дешевизне, сразу заплатила, взяла букет у южанина и быстро двинулась по Грузинскому валу. Короче было бы по Брестской, а потом направо – этим путем и двинулся Виктор Арнольдович, так что сам он мог не спешить.
К нужному месту, к высокому кирпичному дому, он подошел раньше, чем она, и в ожидании присел на скамеечку. Хотя все складывалось таким образом, что иного исхода, кроме рассчитанного, у этого дела быть не могло, Серебряков желал сам удостовериться во всем, такова уж была устоявшаяся с годами привычка.
Наташа появилась возле дома минут через пять, но перед тем, как войти в нужный подъезд, почему-то обернулась в его сторону. От скамейки до подъезда было метров пятьдесят, но при достаточно зорких глазах девушка вполне могла его хорошо разглядеть и запомнить. Вообще-то следовало бы узнать, какое у нее зрение… Впрочем, и это уже большого значения не имело: если все пойдет и дальше без сбоев, уже завтра некому его будет вспоминать.
Хотя то, что не позаботился и об этом, в сущности бесполезном узнать, было с его стороны некоторым проколом. Микроскопическим, совершенно незначительным – но все же прежде он и таких себе не позволял.
И вот что еще не понравилось ему, ибо снова же не предусмотрел. Вместе с проколом относительно ее зрения (ведь мог по крайней мере сесть подальше от подъезда – тогда бы уж точно не могла его разглядеть) это, второе, не предусмотренное составляло уже изрядную брешь. А не предусмотрел он, что в теплый сентябрьский день девушка окажется в лайковых перчатках – там, у метро, он как-то не обратил на это внимания. И никак теперь не узнаешь, снимет ли она их прежде, чем вручит букет…
Из-за этого он в кои-то веки чувствовал себя несколько растерянно, ибо не знал, какие надо принимать страховочные меры. Все зависело от того, снимет она или нет эти чертовы перчатки…
На сердце неприятно заскребло. Эти перчатки путали многое…
Ожидая, пока девушка выйдет из подъезда, Виктор Арнольдович, снова же по привычке, стал восстанавливать в памяти, прощупывать на прочность всю эту многозвенную цепь, которую понадобилось ему в одиночку выковать звено за звеном ради единственного, в сущности, мгновения. Правда, и цена этого мгновения была достаточно велика.
Звенья были таковы:
1. Добыть сведения о том, что делом человека под литерой Ф. занимается генерал-майор МГБ Коловратов, причем добыть их так, чтобы ни одна душа не смогла проговориться о его, Серебрякова, особом интересе к этому вопросу. Антиквар Бутман… Врач-уролог Пилярский… К.Н. из Министерства внешней торговли… Некая Жанна (200 рублей за ночь)… Полковник Стеклов…
Да, тоже целая цепь ради одного первого звена… Тут все было сделано тщательно – никто из них уже не скажет ничего, никому и никогда… Из всех пятерых жаль только толстого Бутмана. Придется найти другого антиквара.
2. Узнать, что тридцатилетний сын Коловратова, адвокат, ухаживает за молоденькой учительницей французского языка по имени Наташа. С этим было куда проще. И потерь меньше – всего один нанятый им соглядатай (уже, наверно, выловили в Истре).
3. Устроить так, чтобы в день рождения отца его сын-адвокат в последний миг вынужден был на лишнюю пару часов задержаться в своей конторе в ожидании внезапно появившегося сверхвыгодного клиента (через два часа букет станет совершенно безопасным); а также…
4. …чтобы он не смог связаться со своей Наташей, приглашенной на этот день рождения к шести. (Один взмах перочинным ножом – и телефон в ее квартире замолкает до вызова мастера.)
Далее – вовсе простое:
5. Купить этот букет, пропитать шипы роз известным только Ордену ядом (действие через 30–40 часов; результат – смерть от спазмов сосудов; через час после смерти – полное исчезновение следов вещества).
6. Соблазнить четвертным золотозубого южанина и показать ему фотографию "дэвушки": "Помоги, дорогой! Хочу девушку порадовать, да стесняюсь".
7. …
Вот тут из-за этих неучтенных перчаток звено оказалось совсем ненадежным. Без них все, считай, было уже сделано. Еще утром он побывал у нее в коммунальной квартире на Масловке (благо, никого из соседей не было, а замки открывать он умел и более сложные, нежели там), добавил в коробочку с ее зубным порошком противоядие, так что укол от розы не причинил бы ей никакого вреда. Но вся незадача в том, что, не уколись она шипами – и противоядие подействует в точности как тот же самый яд.
Проклятые перчатки! Впервые в жизни он не знал, как теперь быть…
…Наконец, 8. Уже предрешенное. Не далее как послезавтра генерал Коловратов в результате сердечной недостаточности без лишних мук отойдет в мир иной.
Но теперь из-за оказавшегося вдруг ненадежным седьмого звена вся цепь представлялась ему с каждым мигом все более гнилой.
Да, смерть генерала не вызовет никаких подозрений. Но если вдруг так же внезапно и так же похоже да еще в те же самые часы скончается девушка, недавно его посещавшая, то там, у него на службе, кому-нибудь особо смышленому может прийти в голову мысль сопоставить одно с другим. А тогда, глядишь, вспомнят и про смерть генерала по фамилии Подопригора, и про смерть полковника Стеклова. И хотя те смерти произошли вовсе по иным причинам, но кто-нибудь вдруг да и уловит связь, все-таки они в этом заведении не лыком шиты – бывает, и шпионов даже излавливают.
Потому, впрочем, и излавливают, что знают: те есть на свете, их просто не может не быть. А про сам факт существования Ордена никто не подозревает, в том-то и его главная сила. Его попросту не существует в их сознании, оттого он и неуловим.
Но отдел, в котором работал покойный Стеклов, Подопригора и в сущности покойный уже Коловратов, шпионами не занимался. И если из-за смерти девушки все те смерти не сочтут случайными, то, быть может, задумаются о том деле, которым все трое занимались в свои последние дни. И, глядишь, тогда проскользнет в их прояснившемся сознании, что тут действует некая сила…
И виновен в том будет он, Виктор Арнольдович Серебряков, а по орденскому чину и имени – рука Ордена в миру, архангел Хризоил.
Нет, допускать этого нельзя было никоим образом!..
Надолго ль там Наташа? Вероятнее всего, дождется своего адвоката и тогда усядется к именинному столу. Что ж, время на раздумье у него имелось.
Какая-то старушка уже поглядывала на него. Чтобы не вызывать подозрений, Виктор Арнольдович встал и перешел через улицу к соседнему магазину "Ткани".
На витрине была выставлена лубочная композиция, сохранившаяся тут со времени прошлогодней денежной реформы. Добрый молодец в кумачовой рубахе, советский рубль, подъяв над головой молот, готовился сокрушить уползавший от него на тараканьих ножках доллар в цилиндре Дядюшки Сэма, похожий одновременно и на лягушку, и на Уинстона Черчилля фунт и всякую насекомообразную валютную мелочь. Серебряков едва скрыл улыбку. Как работнику Министерства внешней торговли ему было хорошо ведомо, что всякий из этих уползающих супостатов способен одной лапой придавить раздухарившегося молотобойца…
Он вовремя оглянулся. Этого он не ожидал: Наташа уже выбегала из подъезда. Еще не зная, что скажет, он ринулся к ней и лишь на ходу заметил, что при каждом шаге она сильно хромает. Тут же стала понятна и причина этой внезапной хромоты – у одной из туфель напрочь отломился каблук-шпилька. Кстати, Виктор Арнольдович вообще плохо понимал, как на таких каблуках женский пол ухитряется ходить.
Девушка держала оторванный каблук в руке и явно не знала, как ей быть дальше.
Через полминуты Серебряков был возле нее:
– Могу чем-нибудь помочь?
– Можете, – сказала она. – Поймайте мне такси, буду очень признательна.
Он кивнул и уже через несколько минут подогнал свою новенькую бежевую "Волгу", которую два часа назад оставил на всякий случай во дворе "Тканей".
– Прошу, – открывая дверцу, сказал он.
Если подсчитывать проколы так же скрупулезно, как он подсчитывал звенья в той цепи, то это был уже, пожалуй, четвертый. Во-первых, на новенькую "Волгу" с оленем на капоте сразу обратило внимание несколько дворовых старух – таких подробностей они при любом склерозе не забывают. Во-вторых, номера у машины не сменил – не думал, что это может понадобиться. В-третьих, напрасно все же сидел на скамейке, привлекая к себе внимание. Наконец – эти неучтенные Наташины перчатки.
Итого подряд четыре прокола – не многовато ли для одной операции?
– Куда едем? – спросил Серебряков, когда девушка села рядом с ним.
– В ближайшую обувную мастерскую. Тут я знаю – недалеко, на Брестской.
– Сегодня воскресенье, – сказал Вячеслав Арнольдович, – и все они работают до шести. Впрочем, это не беда…
Девушка вздохнула:
– Смотря для кого.
– Сейчас поедем ко мне, – сказал он, – и я вам приклею лучше любого сапожника. – На лице у Наташи промелькнуло сомнение, поэтому он поспешил добавить: – Обещаю – займет не больше двадцати минут. Если вас кто-то ждет, от меня сможете позвонить.
– Спасибо, – согласилась она. – Позвонить и правда надо, а телефон у меня что-то отрубился. – Немного помолчав, добавила: – Впрочем, сама еще не знаю – звонить или не звонить. Как вы думаете, обязательно ли по телефону сообщать своему жениху, что его отец порядочная скотина?
– Думаю, что с такими новостями всегда можно повременить, – ответил Виктор Арнольдович.
Что-то у нее явно произошло с генералом. А букет, интересно, вручила? Необходимо было выяснить.
Пока он раздумывал, с чего бы лучше начать, она сама спросила:
– А вы многих из этого дома знаете?
– Никого ровным счетом не знаю. – Это было почти правдой, ибо ни старшего, ни младшего Коловратова он в глаза не видывал.
– Но вы кого-то ждали на скамейке…
Вот случайно и выяснилось: зоркая. А с его стороны, стало быть, все же еще один прокол.
– Нет, – сказал он, – я просто присел. Знаете, слабость: люблю в бабье лето посидеть на солнышке. Проезжал мимо, увидел красивый дворик…
– Слава Богу! – обрадовалась она. – А то я уж испугалась – вдруг он ваш знакомый.
– Кто?
– Ну этот… Коловратов. Не слышали про такого?
Она примолкла, но было видно, что теперь у нее появилась потребность выговориться.
– Не слышал, – сказал Виктор Арнольдович. – И (простите за нескромность) что же себе позволил этот… Коловратов, кажется?
– Просто, видно, не мой сегодня день, – вздохнула Наташа. – Днем обнаружила вдруг, что соседка рылась у меня в комнате.
– Как же вы обнаружили? – насторожился Серебряков.
– Очень просто. У меня коробочка с зубным порошком стоит в тумбочке. На коробочке изображены три поросенка. (Да, эту коробочку он помнил.) Сегодня смотрю, – продолжала она, – а коробочку явно кто-то открывал. Я всегда закрываю так, чтобы поросята на крышке и на коробке встречались пятачками – с детства такая привычка. А сегодня они вдруг – пятачками врозь…
"Пятый прокол, – с досадой заключил Виктор Арнольдович. – А то, поди, уже и шестой. Видно, все-таки устал за последнее время".
– Значит, соседка, только она! – не умолкала девушка. – У нее одной ключ от моей комнаты. Порошок выкинуть пришлось – мало ли что она могла подсыпать! Нынче ключ у нее отобрала – так она еще и обиделась…
– И это такая большая для вас беда, – с усилием улыбнулся Серебряков.
– Нет, это еще только начало. Потом вдруг телефон отключился. А мне надо было созвониться с младшим Коловратовым – когда приходить? У его папаши, видите ли, день рождения!.. Ну пришлось – без звонка… Розы купила, дура! Его любимые, желтые!.. (А вот с цветом он, Серебряков, не ошибся – не зря специально у покойного Бутмана выяснял.) Пришла, – продолжала Наташа, – младшего дома нет и неизвестно, когда явится, а старший… Говорю ж – настоящая скотина! Всегда чувствовала, что скотина – но чтоб такая! Только успел взять букет – и сразу же…
"Букет, стало быть, все-таки взял", – про себя отметил Серебряков, а вслух сказал:
– Понятно…
– Ну вот… – сказала девушка. – А когда от него выскочила – сразу, прямо на лестнице, этот чертов каблук отлетел. Не мой день, и все тут!
Кто она? Кажется, училка истории. В каких, интересно, классах преподает? Наверно, в пятом, в шестом. Выглядит совсем девчушкой – со здоровенными лбами старшеклассниками ей было бы ох как нелегко. Тем более что такая хорошенькая. И поразительные глаза – большие, карие. Откуда-то из памяти всплыло: "бархатные"… Да, из "Героя нашего времени": бархатные глаза княжны Мэри…
Что его насторожило – так это крохотная царапинка у нее на щеке. Бог весть как у них там все происходило с Коловратовым старшим – вполне могла оцарапаться о розовый шип. Но теперь это уже было не суть важно: раз едут к нему, дома он что-нибудь придумает…
Интересно, всегда она такая болтушка или только сейчас, от неловкости перед незнакомым человеком?
Теперь Виктор Арнольдович не слишком прислушивался к тому, что она говорит. В голове уже соединялась звено к звену новая цепь, и на сей раз хоть в малостях оплошать было бы вовсе уж непростительно.
– Нет, я ему все про его папашу выложу! – не унималась она. – Все, что думаю – и о нем самом, и о его папаше, дураке старом!
– Сейчас и выложите, пока ваш каблук буду приклеивать, – кивнул Серебряков. – Мы уже приехали. – И стал заводить машину во двор.
На лестнице он открыл почтовый ящик. Там лежало письмо, доставленное вечерней почтой. Судя по конверту, это было – архиважное..
Через минуту они были в его квартире.
– Ого, какие у вас хоромы! – с порога восхитилась Наташа, оглядывая просторную прихожую с высокими потолками. – Вы, наверно, большой начальник?
– Порядочный, – подтвердил Виктор Арнольдович, что было, в сущности, правдой.
– А в какой сфере?
– В сапожной, – улыбнулся Серебряков. – Снимайте-ка вашу туфельку и давайте сюда каблук. А сами проходите в комнату. Телефон возле дивана.
Звонить своему Коловратову-младшему она сейчас не должна была – это повредило бы новой выстраиваемой им цепи. Но пока что она и не смогла бы позвонить: для включения аппарата следовало нажать скрытую кнопку, которую она бы едва ли нашла.
Однако перед тем, как войти в гостиную, девушка на минуту задержалась а прихожей.
– Странно… – сказала она, кивнув на сейфовую дверь в стене. – Как в бункере… Что там?
– Комната Синей Бороды, – совершенно серьезно ответил Серебряков. – Помните сказку такую? – Причем, пожалуй, впервые сказал ей почти чистую правду. Если бы кто-то посторонний переступил этот порог – ту был бы последний шаг в его жизни.
– Понятно… – заговорщицки прошептала она. С этими словами, скинув туфельки, девушка на цыпочках прошла мимо загадочной двери в гостиную и там сразу взялась за трубку телефона.
– Постойте! – поспешил вслед за ней Виктор Арнольдович. – Хочу дать вам совет. Уж не взыщите – по праву старшего. По-моему, прежде, чем звонить, вам надо слегка прийти в себя. И для этого есть прекрасное средство. – Он открыл бар с превосходной коллекцией напитков. – Не сочтите с моей стороны нескромным предложить.
– Я вообще-то… – Она, видимо, хотела сказать, что не пьет, но тут же, явно передумав, воскликнула: – О Боже! "Чинзано"! Я только один раз в жизни, во время фестиваля молодежи пробовала…
– Что ж, будем считать, фестиваль продолжается, – доставая бутылку и рюмки сказал Серебряков.
Налил сначала себе, а потом, чуть повернув вставленный в бутылку серебряный клювик, – ей. Все бутылки в его баре были устроены одинаково.
– К тому же, – добавил он, – по-моему, нам не мешало бы познакомиться. Меня зовут Виктор.
– А меня Наташа.
Они чокнулись.
– Подумать только, настоящий "Чинзано"! – еще раз восхитилась она. С этими словами сделала глоток, затем успела произнести: – Господи, что со мной?.. – и сразу же замерла как каменная.
Теперь можно было не спешить – это зелье действовало не меньше пятнадцати часов. Завтра она не вспомнит ничего, так что надо будет знакомиться заново.
Виктор Арнольдович прокипятил шприц и, отыскав нужную ампулу, сделал ей инъекцию в руку. Отныне не имело значения, укололась она об эти шипы или нет – вещество было универсального действия.
Он уложил девушку на диван, укрыл пледом, а сам отправился в комнату Синей Бороды, которую он и про себя так именовал, и машинально, хотя в том не было нужды, запер железную дверь изнутри на два замка. Полученное письмо прочесть можно было лишь там, а прочитывать такие письма с изображением райского яблочка на конверте всегда следовало безотлагательно.
Содержавшийся в письме вздор насчет рыбалки на Пахре можно было и пропустить, хотя в свое время пришлось даже купить удочки и вступить в общество "Рыболов-любитель", чтобы подобное письмо, попадись оно случайно кому-нибудь постороннему на глаза, не вызвало у того ни малейших подозрений.
Лишь здесь, в этой комнате-сейфе, при свете инфракрасных лучей письмо открывало свое истинное содержание.
СТРАННОЕ ПОСЛАНИЕ
…и в сомнениях своих был я убог и сир, ибо всякие сомнения суть ржа, изъедающая железо твоей воли…
Из «Жизнеописания магистра Ордена Уриила II», им же самим написанного
Мой верный архангел Хризоил.
Твои последние действия, совершенные во благо Ордена, были выполнены, как всегда, безукоризненно…
(Знали бы они о сегодняшних проколах!)
Перечень поручений Хризоил прочел без особого интереса – все было слишком просто и даже рутинно. Сколько раз он уже выполнял подобное!..
Однако далее следовало нечто новое, такого не бывало прежде.
…Между тем полагаю, что задание, касающееся заключенного под литерой "Ф", слишком многосложно, если брать все его аспекты и последствия, посему едва ли выполнимо силами лишь одного, пускай даже столь многоопытного архангела.
Оттого мною решено (и таково же мнение Совета), что к этой операции отныне будет подключен также Колобуил. Нет, не тот архангел, которого ты знал (он почил в прошлом месяце), а его преемник, еще не сподобившийся достичь архангельского чина, но, учитывая недюжинные способности молодого адепта, не сомневаюсь, что этот высокий чин для него не за горами.
Совет решил, что ты не должен действовать с ним совместно, пусть каждый из вас выполняет свою часть дела, поэтому до поры лучше, чтобы он оставался невидимкой для тебя, так что не стану сообщать тебе его мирское имя. Предупреждаю тебя о нем лишь по одной причине: дабы ты, обнаружив вмешательство еще некоей силы, знал, что сие – также рука Ордена, а не козни каких-нибудь супостатов.
Не усматривай в этом признак недоверия к себе. Это скорее испытание для нового Колобуила, которому дóлжно доказать на деле, что он достоин архангельского звания. Вспомни, что когда-то при сходных обстоятельствах, действуя только в одиночку, ты и сам это звание обрел.
Тебе же, мой Хризоил, желаю успехов и долголетия.
Ниже стояла подпись магистра Ордена и оттиск его личной печати с обозначением высшего в архангельской иерархии звания: Уриил VIII.
Хризоил (здесь, в комнате «Синей Бороды», Виктор Арнольдович даже мысленно называл себя не иначе) растворил письмо в кислоте – он всегда прибегал только к такому способу уничтожения бумаг, поскольку и пепел в умелых руках может поведать многое, – и лишь затем задумался о прочитанном.
В сущности, Уриил действовал по строгим орденским правилам – чтобы обрести архангельский чин, испытуемый должен был, действуя в одиночку, доказать, что он этого достоин, так было всегда на протяжении уже почти двух веков существования Ордена, четверть века назад и он сам, Хризоил, был подвергнут такому же испытанию. Странность заключалась в другом – никогда прежде неофит не получал задания, которое в данное время уже выполнял старший по чину. Отчего же сейчас магистр решил изменить этому правилу? Тут, право, было над чем поразмыслить.
Имелась в письме и еще одна странность – даже, пожалуй, куда большая. Эта странность была в обращении магистра: «Мой верный архангел Хризоил».Это уж было точно нарушением традиций Ордена.
Так было установлено еще в XVIII веке великим магистром Уриилом II – восемь высших, архангельских имен Ордена следовали одно за другим в строгом порядке от низшего к высшему. Низшим было имя Колобуил, высшим – Уриил, доступное лишь магистру. Между ними в иерархическом порядке шли: Иорданаил, Фонаил, Селафиил, Озоил, Регуил и, наконец, Хризоил – беспощадная десница Ордена в миру. Поэтому если вдруг оканчивал свой жизненный путь Колобуил, его место занимал кто-то не достигший архангельского чина, и тут все было верно. Если же покидал мир кто-либо из старших архангелов, то чины тех, кто стоял ниже его, подвигались на одну ступень. Таким образом, в высшие чины невозможно было возлететь сразу, как на крыльях, к ним дóлжно было продвигаться per pedes apostolorum. [2]2
Стопами апостолов (лат.) В переносном смысле – пешком.
[Закрыть]
Ну а случись что-то с нынешним магистром – ему, Хризоилу, проделавшему весь этот пеший путь, предстояло стать новым великим магистром Ордена Уриилом IX. Оттого и обращение к нему в посланиях нынешнего магистра всегда было особым: "Сын мой и преемник Хризоил".
Отчего же сейчас это обращение изменилось? Скорее планеты стали бы двигаться не по эллипсам, а по каким-нибудь треугольным орбитам, чем изменились бы традиции Ордена. Нет, ошибиться магистр не мог.
Отсюда могло следовать лишь одно: произошло нечто такое, отчего магистр вдруг перестал считать его, архангела Хризоила, своим преемником.
И каким-то образом (он, Хризоил, это чувствовал, хотя объяснить себе не мог), каким-то образом сие было связано с новоявленным Колобуилом…
В глубокой задумчивости он откинулся на стуле, привалившись спиной к стояку батареи.
Несмотря на стоявшую в городе теплынь, батареи в его доме почему-то сейчас были горячие. Через несколько минут жар от стояка пробрался под пиджак и стал прихватывать спину.
Вместо того, чтобы отодвинуться, Хризоил еще теснее прижался к стояку, ибо вместе с теплом в его спину проникла память.
Точно так же тридцать лет назад солнечным днем сидел, прислонясь к горячему котлу со смолой, чумазый беспризорный мальчуган Федька, по прозвищу Федуло, и впрок запасался теплом в ожидании неминуемой грядущей зимы – быть может, последней в Федулином житье-бытье, поскольку пережить московские морозы, не имея крыши над головой – ну-тка попробуй-ка…
Как и сейчас, обычно без спросу этот Федька забредал в его, Хризоила, жизнь. Ибо этим самым Федькой и был он сам, архангел Хризоил, беспощадная десница Ордена в миру, но только тридцать лет назад.
Федька с Сухаревки…
Федька-Федуло…
Федька – голова как редька…
И кто-то – судя по голосу, Минька Прыщ – издали кричал, дразнясь:
– Эй, Федуло! В ухо надуло?..
