Текст книги "Ковчег. Исчезновения — 1."
Автор книги: Вадим Сухачевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
XI
Высочайшая аудиенция. Выкуп
Смирись!
Всесильны законы подземного мира!
«С Великих Небес к Великим Недрам»
Фанера, заменявшая боковые стекла, не давала увидеть ничего по сторонам, но Еремеев и без того ощущал, что эта галоша с ходу набрала скорость, совершенно в ней не предугадываемую.
– Ну ты даешь! Сто тридцать! – словно в подтверждение его мыслям, изумился Варенцов. – Не развалится твой драндулет?
– Ты машину не обижай, – отозвался очкастый Велизарий. – Классная, между прочим, машинка! На ней еще прошлые папы ездили, а прежде них – Лаврентий Палыч самолично. Ну потом, правда, всю начинку-то обновили. Ты на видимость не смотри. Это вроде как с моим клифтом: на вид вроде тряпье, а внутри… Мне ж его папы с довесочком подарили. Гляди… – Он достал из внутреннего кармана что-то увесистое, завернутое в промасленную газету, пахнущую помойкой, и протянул Варенцову.
Тот развернул газету и тихо присвистнул:
– Ого!
В свете встречных фар Еремеев увидел, что в руках у него массивная табакерка – судя по блеску, явно золотая, к тому же украшенная разноцветными камнями. Варенцов прочел выгравированную на крышке надпись:
– "Светлейшему князю Потемкину от Екатерины". Ни фига себе!
– А ты думал! Папы плохое дарить не станут, что б ты там ни говорил.
– А я – чё? – стушевался Варенцов. – Я ничё и не говорю. Вещица-то офигительная! Папы знают, что дарить. Это тебе, верно, вроде как от них орден. Заслужил, стало быть.
Теперь в его голосе явно звучали заискивающие нотки. Но зелено-малиновый остался глух к лести, он убрал табакерку обратно в карман и сказал нравоучительно:
– Это я все – к чему: к тому, что на наружность не смотри, смотри на внутренность. Вот и машина эта: с наружности вроде бы старье, а внутрь заглянуть – движок восемьсот сил, по спецзаказу делали на военном заводе, и вся начинка ручной работы, никакой "Ролс-ройс" в сравнение. Вон, вишь, "мерс" катит. А мы его щас – как стоячего! Гляди!
Он прибавил газу. Фанера задрожала от бьющего по ней рваного ветра.
– Ну ни фига!.. – восхитился Варенцов.
– То-то же, – проговорил Велизарий. – Чтобы у пап – да какое-нибудь фуфло!
– А я чё? Я ничё…
Так, за разговорами, въехали в ночную Москву. Галоша от Лаврентий Палыча все так же стремительно пронеслась по шоссе и затем, сбавив скорость, свернула на Садовое кольцо.
– Куда это ты? – спросил Варенцов.
– Да к Диспетчеру подскочить, – объяснил Велизарий, – справиться – может, надо чего прихватить для пап.
Через лобовое стекло Еремеев увидел, что они подъезжают к Парку культуры. У входа в закрытое по ночной поре метро высился, как столб, длинный, тощий детина в черных очках (очевидно, слепой) и с какой-то фанерной табличкой на груди.
Машина притормозила у тротуара, этот длинный уверенно подошел и наклонился к кабине. Еремеев сумел прочесть надпись на его табличке – ту самую, о которой недавно и говорила Нина: "Принимаю заказы на ремонт швейных машинок".
– Здорово, Диспетчер, – сказал ему Велизарий. – Папы не говорили, чтоб им чего привезти.
– Да нет вроде, – сиплым голосом ответил тот. – Разве что прихвати кила полтора капустки квашеной, а то у них, кажись, кончилась уже. Боюсь, как бы не заскучали они без капустки-то.
– Так-ить рынки закрыты, – опечалился Велизарий.
– А тут бабка одна торгует неподалеку, у Киевского, купи-ка ты лучше, от греха.
Велизарий кивнул:
– Сделаем… Давай, садись.
Слепой Диспетчер, который, судя по его уверенным движениям, вовсе не был слепым, открыл заднюю дверцу, влез и уселся на имевшееся там откидное сидение, напротив Нины, Гони и Еремеева. Когда машина тронулась, он снял свои очки, под которыми Еремеев, к своему удивлению, увидел самые настоящие бельма. Однако сразу вслед затем тот принялся ковыряться в глазах довольно грязными пальцами, – зрелище было не для слабонервных, – и выковырял из каждого глаза по белой линзочке, после чего уставился на сидевших перед ним вполне зрячими, хотя и по-рыбьи блеклыми, глазами. Неприятный был у него взгляд, неживой, холодный, как у мороженого судака.
Через несколько минут машина снова остановилась, Варенцов расторопно выскочил и вскоре вернулся с банкой в руках. Когда он уселся, в машине тошнотворно запахло квашеной капустой. Варенцов запустил пальцы в банку и снял пробу.
– А знатная, вправду, капустка! – одобрил он. – Папам понравится.
– Да ты не тягай, не тягай, папам оставь, – сказал строгий Велизарий.
Варенцову пришлось поставить банку под сидение и в который раз повторять:
– А я чё, я ничё… – Судя по обращению с ним, он по какой-то иерархии был из этих троих персоной самой незначительной. – Ну, что ль, поехали? – бодрясь, сказал он.
И опять Велизарий его осадил:
– На жинку свою нукай. Быстрый какой! Сперва надо… – Недоговорив, он обернулся к Диспетчеру: – Давай.
Тот кивнул и, пошарив в кармане, извлек из него три широких черных ленты.
– Голову наклони, – просипел он Беспалову.
Гоня повиновался, и лжеслепой завязал ему глаза. Затем то же самое он проделал с Ниной и с Еремеевым. Лишь после этого под колесами машины снова зашипел асфальт.
Минут десять они петляли по каким-то переулкам, потом понеслись прямо, потом снова стали петлять. Так ритмы движения несколько раз сменяли друг друга.
Внезапно, – это произошло в один какой-то миг, – Москва, угадываемая по своему гулу, исчезла, будто выключили радиоприемник. Колеса зашуршали по какой-то щебенке, а к запаху "полутора кил капустки" добавился запах мышей и отвратительной гнилости. Нина шепнула Еремееву:
– Кажется, подъезжаем.
– Разговорчки! – просипел Диспетчер.
Однако Нина была права – минуты через две машина остановилась. Еремеева кто-то взял за руку, помог выйти из машины и повел. По запаху он понял, что они находятся в каком-то подземелье. Где-то вдали журчала неведомая река. "Уж не Стикс ли?" – подумал он, уже ко всему готовый. Под ногами шуршала щебенка. По такому же шуршанию, доносившемуся с обеих сторон от него, он понял, что Нина и Беспалов шагают рядом.
Поднимались по каким-то ступенькам. Спускались. Поднимались опять. И вдруг…
Это "вдруг" он ощутил сперва по запаху, ибо коктейль из запахов плесени и "полутора кил" квашеной капусты внезапно сменило какое-то странное, слегка опьяняющее благоухание. И под ногами – так же "вдруг" – оказалась не колючая щебенка, а твердый, звенящий при каждом шаге пол. Потом уже глаза даже сквозь черную повязку резануло ярким светом.
Кто-то подошел к нему сзади, снял повязку с глаз, и взору Еремеева открылась непомерных размеров зала, в конце которой на стульях с высокими спинками, – лучше, наверно, сказать – на тронах, – восседали две расплывчатые фигуры. Пол у него под ногами, кажется, был стеклянный, с какими-то замысловатыми узорами, а сверху рассыпали ослепительный свет десятки огромных хрустальных люстр.
Его глаза еще обвыкались с этим хлынувшим светом, когда он услышал голос Нины.
– Я вас приветствую, ваши величества, – сказала она.
– Гм, – донеслось оттуда, где стояли эти троны, – а девчонка в самом деле сообразительная.
– Да, весьма сообразительная! Похоже, это правда – все, что мы слышали о ней.
Затем они стали переговариваться между собой на каком-то тарабарском наречии: "Хок ни хаш асуды пуджа шурданапалы". – "Не хок, не хаш. Шундыр рубабаси. Не хок! Буритан!" Еремеев вспомнил, что именно на такой тарабарщине обратился к нему Картошкин при их первой встрече. Теперь уже не оставалось сомнений. Предположения подтверждались: да, вот на какую систему работали отважные архаровцы!
– Король и император, – указав на этих двоих, восседавших на тронах, шепнула Нина, стоявшая около него. – Кажется, это они сейчас говорят на прахеттском. Впрочем, не уверена…
Тем временем Еремеев, уже окончательно прозрев, смог внимательнее разглядеть этих двоих, восседавших на тронах. Странны были их одежды. Он подумал, что, возможно, они были найдены на свалке, куда их выбросил какой-то провинциальный оперный театр. Один из монархов был облачен в одеяние, наподобие того, что приличествовало бы Герцогу из "Риголетто", облачение другого больше подошло бы эфиопскому царю Аманасре из "Аиды". Не менее странны были и их лица. В лице "Герцога" с маленькими, близко посаженными глазками было что-то отчетливо свиное. Губы у него были напомажены, а щеки густо розовели румянами, что лишь подчеркивало его свинорылость. Лицо "Аманасры" было темным и корявым, как плохо уложенный асфальт или как грубо испеченный хлеб, и глаза его на этом темном лице белели, как фарфоровые.
Банка с квашеной капустой стояла между тронами, король и император поочередно брали капусту пальцами, отправляли ее в рот и, звучно хрумкая, продолжали переговариваться о чем-то своем.
Видимо, по какому-то ритуалу, им следовало чередовать языки всех мест, где когда-либо существовали помойки и нищие, а стало быть – все когда-либо и где-либо существовавшие языки. Еремеев отнюдь не был полиглотом, но некоторые слова, слышанные когда-то прежде, в институтские годы, от иностранных студентов, ему все же удавалось понять.
– Selon moi, il es absolu merd! [По-моему, он полное дерьмо! (фр.)]– прозвучало из уст свинорылого.
– Indubbimente! – согласился "Аманасра". – Dieser Mench ist ein Null. [Несомненно! (итал.) Этот человек абсолютное ничтожество! (нем.)]
Еремееву стало не по себе, ибо он не понимал, о ком они это говорят.
Свинорылый спросил:
– Well, and what actions we’ll undertake? [Ладно, и какие действия мы предпримем? (англ.)]
Еще какое-то время они перекидывались словами на языках, никогда Еремеевым не слышанных, затем "Аманасра" спросил:
– Interrogar? [Допросить? (исп.)]
– Да, надо бы, конечно, надо бы – хрумкая капусткой, по-русски отозвался свинорылый и добавил латинское изречение, откуда-то известное Еремееву: – Sine ira et studio. [Без гнева и пристрастия (лат.)]
– И затем… – сказал свинорылый.
"Не ослышался ли?" – подумал Еремеев, когда асфальтоволицый "Аманасра" прознес:
– Giustizare [Казнить (итал.)].
Однако, очевидно, все же не ослышался, ибо свинорылый кивнул и в длинную ответную тираду, произнесенную на неведомом тарабарском языке, вкрапил одно слово, совершенно понятное, отчего особенно устрашающее. Ибо слово это было "секирбашка".
Далее он поманил пальцем Варенцова, стоявшего позади Еремеева, и произнес приторно сладким голосом:
– Ну-ка, любезный, поди-ка сюда.
Бывший МУРовец боязливо двинулся к ним. Было ощущение, что по мере приближения к монархам рослый опер уменьшается в размерах.
– Ты, стало быть, и есть Варенцов? – спросил его свинорылый.
– Так точно, ваше королевское величество! – подобострастно отозвался тот, обращаясь к свинорылому. Затем повернул голову к асфальтоволицему: – Так точно, ваше императорское!..
Бугристое лицо монарха поморщилось:
– Ну-ну, не так длинно, – сказал он. – Вполне достаточно обращения "сир" – так оно будет уместнее и, во всяком случае, короче.
Варенцов взбоднул головой:
– Слушаюсь, сир!
Свинорылый опять медово пропел:
– Стало быть, ты тот самый Варенцов, который, служа в некоем МУРе, столь безбожно брал мзду с моих нищих подданных? Те денежки, что складывались из их копеечек, заработанных унижениями и слезами! А в твой карман они потом ложились полновесненькими зелененькими долларами, не так ли? Подсчитывал ты, Варенцов, сколько человеческих слезинок ежедневно капало в твой карман? А за все время, наверно, озёра их в твой ненасытный карман перетекли! – При этих словах самые натуральные слезы покатились и по нарумяненным щекам свиноподобного короля.
– А свалку в Люберцах кто крышевал? – сурово добавил менее сентиментальный император. – Не на те ли самые денежки и отгрохал себе трехэтажную виллу в Клинском районе?
– Ваше… Виноват! Сир!.. – пролепетал бывший МУРовец. – Я же в конечном счете осознал… В конце концов я же стал на вашу сторону! Исключительно по убеждениям!..
– Сколько там стоили его "убеждения"? – спросил император у короля.
– Это мы щас, – мгновенно перестав лить слезы, отозвался тот. Он вытер о штаны испачканные капустой руки, достал какую-то книжицу, оправленную в золото и перламутр. – Значит, так… Тут, впрочем, длинный реестр. Шаги к раскаянию – поэтапно… Уход из этого, едри его, МУРа… Внедрение в детективное агентство "Виктория"… Выход на операцию "Ковчег"… Сопутствующие издержки…
– Итого? – перебил его император.
– Итого… – Свинорылый достал откуда-то оправленный в золото карандаш. – Г-м… Девять пишем, четыре в уме… Ну не стану так уж досконально подсчитывать в "у. е.", но еще на две таких же виллы, полагаю, хватило бы с лихвой.
– Ладно, – кивнул император, – не в расходах дело, был бы толк. Ну, – обратился он к дрожащему Варенцову, – и какой же был для нас толк от этого твоего "внедрения"?
Бывший опер был тоже не прост и в ответ на книжицу свинорылого короля достал свою, куда попроще с виду, в коленкоровом переплете.
– Значит, так, – по-прежнему оставаясь согбенным, стал отчитываться он. – В "Викторию" внедрился, что стоило…
Император перебил его:
– Ты дело, дело говори.
– Слушаюсь, сир!.. Внедрившись, вышел на Небрата, причастного к этому самому "Ковчегу". Куда, – на этот самый долбаный "Ковчег", то есть, – я в конце концов под видом перебежчика, рискуя жизнью, и проник. Все по инструкции! – поспешил прибавить – Мне ж велено было девчонку эту пасти, – он кивнул в сторону Нины, – вот я ее, как велено, до самого что ни есть этого самого "Ковчега" и пас! Проник – опять все той же, которая одна, собственной шкурой рискуючи! Ох, ваше ве… Ох, сир, и деньжищ там под землю зарыто! – с воодушевлением добавил он. – И это только на одной ихней базе! А если все базы взять! Там столько! Столько!.. И крышуют их самые-самые! Вы б видели, кто!.. Если хоть толикой поделились бы!..
– Давай-ка ты, Варенцов, – теперь уже не медовым, а гнусавым голосом сказал свинорылый, – чужих денежек не считай. Хватит! Посчитал уже – чужие-то! Здесь от тебя ждут лишь отчета, более ничего, умозаключения, позволь, сделаем мы сами.
– Виноват, ваше королевское… – стушевался Вренцов. – Виноват, сир!.. Стало быть… Согласно заданию, в целях дезорганизации подкинул им то самое письмишко от этого… от Охотника… Ну из этих… как их? Из рафаилов …
– Рефаимов, – поправил его асфальтоволицый император.
– Да, точно, из них! А уже когда ваши электричество на базе отрубили, отправил к вам связного. Вот этого, недоделанного, – указал он в сторону Гони Беспалова. – Чтоб передал, что девчонка у них. Но только лопух этот попался, пришлось его вызволять. Все сделал, как было велено, ваши ве…
– Баш не кеш, – оборвав его, снова на тарабарском наречии обратился король к императору. – Не бузы-базак! Бузык-беш, бузы магар курчан секирбашка.
– Анабузык беш, – лишь на миг перестав жевать капусту, согласно кивнул император. – Не кеш! Хучим? – и захрумкал опять.
– Хучим, асубала хучим, – также согласился с ним и король. Затем обратился к вспотевшему от подобострастности Варенцову: – Да, в этой части, не стану возражать, ты скрупулезно следовал полученным инструкциям. Но помимо этого ты, сколь нам стало известно, еще и проявил некоторую инициативу, коя, как тебе, должно быть, известно, иногда бывает наказуема.
– Какая иници… Ваше ве… Сир! – залепетал Варенцов.
– А капустка знатная, убушиш? – не отвечая ему, спросил король императора.
– Убушиш! – согласился тот.
– Я покупал! – вставил Варенцов.
– Что ж, – прогнусавил король, – это, конечно, неплохо, но это никак не перекрывает главного. Ты спрашивал – какая инициатива? А такая, что, помимо выполнения данных тебе инструкций, ты еще и выторговывал себе место на этом самом "Ковчеге". И о том ты сейчас почему-то предпочел умолчать. Понятно, почему предпочел: ты хотел спастись в одиночку, тебе и дела не было до наших подданных, этих несчастных сирот, которые, недоедая, недосыпая, заботились только о благе и процветании нашего королевства, которые в жизни своей не видели ни единого лучика счастья! – он снова чуть было не расплакался. Потом, утерев глаза, сказал посуровевшим голосом: – Ты, как всегда, ведешь двойную игру, Варенцов, и меня это, признаюсь, немало раздражает. Да, инструкции ты выполнил, ты сделал свое дело. Однако, знакома ли тебе бессмертная трагедия Фридриха Шиллера "Заговор Фиеско в Генуе"? При нынешних обстоятельствах я, конечно, имею в виду главным образом слова мавра, произнесенные им в конце третьего акта.
Варенцов совсем уж потерялся:
– Чё?..
– Ничё! – грозно сказал помойный император. – Надо знать классику! А слова там были такие: "Der Mohr hat seine Schuldigkeit getan, der Mohr kann gehen". ["Мавр сделал свое дело, мавр может уходить" (нем.)]
– Беш? – спросил его король.
– Беш! Анабузык! – отозвался император.
– Fiat jasttitia! [Да свершится правосудие! (лат.)]– согласился король
– Да, ad patres! [К праотцам! (лат.)]– подытожил император.
После этих слов они одновременно шевельнули какие-то рычажки, расположенные в основаниях тронов – и Варенцов, едва успев вскрикнуть, исчез в каком-то люке, внезапно распахнувшемся под его ногами. Крышка люка мгновенно вернулась на место. Стеклянный пол был по-прежнему сверкающе-гладок, без единой щелочки, и лишь откуда-то снизу напоследок всплеснулся голос бывшего МУРовца: "За что?!.. Уй, не надо, ребятки!.. Да вы что ж?!.. Что ж вы это?!.." – но через мгновение там, внизу, все стихло.
Лишь тогда свинолицый король ласково обратился к Нине:
– Прости, дитя, что мы заставили тебя ждать, но с этим ничего не поделаешь: таково уж наше правило – безотлагательно вершить суд. Но он у нас всегда бывает скор, ты это видела.
– Не только скор, но и справедлив, – бросил реплику император.
– О, безусловно! – подхватил король. – А в данном случае – в особенности! Ибо покойный, – он кивнул на то место, где минуту назад распахнулся люк, поглотивший Варенцова, – был очень, очень скверным человеком; ну да ты это уже наверняка и сама поняла. Ах, да и вообще не стоит о нем говорить! Поговорим-ка лучше о тебе, милая. Ты, как мне тут верные люди донесли, разумница редкостная, и к секретам этого самого "Ковчега" ты, говорят, очень близко подошла. Только, спрошу я риторически, всему ли можно верить, что говорят? Я, знаешь ли, на старости лет недоверчивым стал – уж больно многие за мою жизнь пытались меня обмануть, мир их праху. Хотелось бы удостовериться, что именно настолько умна, насколько мы слышали, иначе беседовать с тобой было бы лишней тратой времени. Развей, дитя, мои сомнения, подтверди чем-нибудь, что ты в самом деле чего-то стоишь.
– И чего бы вы хотели? – спросила Нина. – Доказательства теоремы Ферма?
Свинорылый, прожевав капусту, обратился ко второму монарху:
– Нам с тобой нужна теорема Ферма?
Тот молча покачал головой.
– Нет, дитя, – сказал король, – теорема твоя нам не нужна, в карман ее не положишь. А мы привыкли доверяться лишь тому, что именно можно положить в карман. Денежки – вот что было бы наилучшим доказательством. Взять вот хотя бы Велизария. Мне говорили, что он умен – да поди это проверь. А вот когда он ушел со своей макаронной фабрики и за один год на одной только свалке сделал для нас два миллиончика – тут уж я больше не усомнился: да стоящий человечек! Так что ты уж, милая…
Нина холодно спросила:
– Двух миллионов для доказательства будет достаточно?
Монархи переглянулись.
– Гм, что ж… – молвил помойный император, а свинорылый король сказал:
– Сумма, конечно, чисто символическая, но на капустку хватит.
– В таком случае, – сказала Нина, – мне нужен компьютер с выходом в интернет.
Король, повернувшись к императору, произнес с торжеством в голосе:
– Вот! Я же говорил – надо следить за веяньями времени, а ты все жадничал: "Бузык хош", "ушурбалы беш"… Как видишь, и не хош, и не беш, а очень даже полезная вещица!
Он подал знак Велизарию, тот поспешно устремился к столу, расположенному у стены, на котором находилось что-то, накрытое полотняным чехлом. Когда он сдернул этот чехол, оказалось, что там стоит новенький компьютер.
– Ну как? – самодовольно спросил король, явно ожидая от Нины восхищения, однако она довольно бестактно ответила:
– Бывают и получше, но и такой сойдет. – С этими словами она прошла туда, уселась на стоявшее перед столом кресло, включила компьютер и начала уверенно перебирать пальцами клавиши.
Какие-то таблицы, заполненные цифрами, стали быстро сменять одна другую на мониторе. Монархи даже капусту перестали жевать – как завороженные, следили за ее действиями.
– Порядок! – сказала наконец Нина. – Теперь мне нужно знать, куда переводить деньги. Какой номер вашего счета?
Монархи обменялись выразительными взглядами.
– А без этого никак нельзя? – спросил император, явно приуныв.
– Видишь ли, дитя, – с грустью добавил король, – мы этим твоим счетам никогда не доверяли. Иное дело золотишко, камешки, потому и не растеряли накопленное. Может, ты все же как-нибудь…
Но тут вдруг Велизарий вмешался в разговор:
– Вот, у меня есть, – сказал он, достав из кармана замасленную сберкнижку. Пояснил, обращаясь к монархам: – Выдали, когда еще вкалывал на макаронной фабрике, нам на нее жалование переводили. – И спросил Нину: – Часом не подойдет?
Нина ответила:
– Часом подойдет.
Она брезгливо, двумя пальцами взяла книжицу из его рук, открыла и набрала на клавиатуре нужные цифры. В следующий миг из динамика прозвучал туш, а на экране монитора появилось сообщение: "ПЕРЕВОД ОСУЩЕСТВЛЕН".
– Все, – сказала Нина. – Удовлетворены?
– Гм… – с некоторым сомнением произнес король. – А как бы это… как бы это узнать, сколько бишь там накапало?
– Пожалуйста. – Она пощелкала мышкой, снова прошлась пальцами по клавиатуре, и на экране вместо надписи возник длинный ряд цифр. – Вот ровно столько и накапало, – сказала она.
В ответ на это король достал откуда-то и напялил на нос пенсне, отчего глазки его стали еще более поросячьими, а император вооружился старинным лорнетом с бронзовой рукояткой, и оба они стали пристально вглядываться в появившуюся цифирь.
– Что-то я не пойму, сколько ж там у нас, – наконец проговорил король.
Нина пояснила:
– Поскольку счет на этой сберкнижке не валютный, мне пришлось осуществить перевод в рублях. Поэтому тут пятьдесят девять с хвостиком миллионов рублей, что по сегодняшнему курсу ММВБ, как вы легко можете проверить, в точности соответствует, двум миллионам долларов, как мы и уговаривались.
– Уна-анабана-беш! – воскликнул император, что в его устах, надо полагать, выражало наивысшую степень удовлетворения.
– Долларов?! – присвистнул король. – Это за две минуты! Ровно по миллиончику в минуту, стало быть! – Он обратился к императору: – Ну как, дитя оправдывает наши ожидания, что скажешь?
Тот откликнулся длинной восхищенной тирадой на своем тарабарском языке.
– Да, дитя, – сказал король, – ты даже превзошла наши ожидания. Что ж, теперь, после того, как мы знаем, чего ты стоишь, можно поговорить с тобой и о вещах много более серьезных, ибо теперь каждое твое слово обретает совсем иной вес. Поговорим же о том, из-за чего, собственно, мы и призвали тебя. Ты уже наверняка догадываешься, что я прежде всего имею в виду некоторые тайны этого самого "Ковчега", открывшиеся, как мы слышали, тебе.
– Вы имеете в виду те двенадцать вавилонских табличек? – спросила Нина.
Свинорылый король хотел было что-то ответить, но бугристолицый император успел вставить:
– Урубаши кешик! Ашибазуки кургуч!
– Да, да, – согласился с ним король и подал какой-то знак рукой Диспетчеру и Велизарию, стоявшим позади Еремеева и Гони.
В следующий миг Еремеев почувствовал, что его шею захлестнула петля, дыхание оборвалось. "Вот и всё", – обреченно подумал он. Однако тут же раздался голос Нины:
– Анакешак! Базуки беш! Букаш!
Петля сразу ослабла достаточно, чтобы заглотить воздух. Рядом Гоня тоже задышал часто и тяжело. Чуть повернув голову, Еремеев увидел, что Диспетчер и Велизарий с недоумением переглядываются. Так же недоуменно переглянулись свинорылый и бугристолицый. Затем король спросил Нину:
– Поведай, дитя, откуда тебе известен наш язык, чудом переживший потоп и доставшийся нам от нашего предка, вольного охотника Ога из рода рефаимов.
– Ах, вот он откуда… – проговорила Нина. – Теперь понятно…
– И все-таки – откуда?
– Господи, да от вас же самих! Нетрудно было понять смысл ваших слов, а значит, и уловить некоторые корни. Структура управляющих суффиксов тоже не так уж сложна, в общем, вполне можно составлять кое-какие простенькие фразы. Обычная задачка для начинающего лингвиста, вполне подходящая для какой-нибудь районной школьной олимпиады.
– Ты не перестаешь удивлять нас, дитя, – произнес король. – Однако, если говорить по существу дела, то ты сама своей умной головкой должна понять, что оставлять этих двоих, – он кивнул в сторону Еремеева и Гони, – было бы крайне опрометчиво – они слишком много знают.
– Но ведь я знаю ничуть не меньше, чем они, – возразила Нина.
– Ты иное дело, ты всегда можешь принести ощутимую пользу, – с этими словами король с наслаждением взглянул на экран, где все еще красовались цифры. – Конечно, оставлять тебя – тоже определенный риск, но тут хотя бы понятно, во имя чего мы готовы на него пойти. Что же касается этих двоих, то назови хотя бы одну причину, по которой нам следовало бы даровать им жизнь.
Нина спокойно ответила:
– Причина простая. Выгода.
– Выгода? – удивился король. – И какая же, по-твоему, выгода может быть для нас от их жизней?
– Самая что ни есть простая. Дело в том, что я хочу выкупить их у вас.
Король живо заинтересовался:
– Выкупить? И за почем?
– А вот это уже зависит только от вас, – ответила Нина, – потому что выкуп вам я намерена платить в рассрочку.
– Это как это? – не понял свинорылый.
– А вот так это… Сейчас покажу.
Она нажала несколько клавиш, и на экране появились столбики какой-то диаграммы. Столбики подрагивали, то и дело из них скатывались вниз кругленькие монетки и ложились в кучку, пока еще совсем небольшую, рядом с которой прыгали циферки.
– Схема такая, – сказала Нина. – В мире постоянно происходят банковские денежные переводы. В компьютерах деньги обычно учитываются с точностью до сотой доли копейки, ну или там цента, пенса – в зависимости от того, какая страна. Но потом эти суммы округляются, и на сотые доли внимания никто не обращает. Я придумала, как перекачивать все эти дольки на один счет, где они будут суммироваться. Вот, видите, еще одна монетка набежала – и сразу же покатилась на ваш счет!
– Анабана… – проговорил император.
– Анабана! – согласился с ним король. Затем спросил Нину: – А что это за разноцветные столбики?
– Это вам для наглядности, – объяснила она. – Каждый столбик изображает валюту, в которой идут поступления. Зеленый – это доллары. Вот, видите, как оттуда центы катятся. Синий – евро. Красный – наши рубли. Копеечки оттуда так и сыплются! Ну а дальше там японские иены, израильские шекели, нигерийские найры, тайландские баты, и так далее. Для удобства окончательная сумма переводится в доллары. Видите – вот эти вот цифры, которые рядом с кучкой.
Еремеев заметил, что кучка на экране успела изрядно увеличиться.
– И… и сколько ж там теперь? – спросил король.
– На данную минуту триста с чем-то… Ах, нет, уже четыреста долларов.
– И за какой срок?
– Да всего лишь за те две минуты, что мы с вами на эту тему разговариваем.
– Вот это по-нашему! – в восхищении произнес король. – На том и держались мы все века! Чтобы по копеечке, по полушке, по центику, по сольдо, по пфеннигу – но чтобы по всем землям и каждый миг! Анабана?
– Анабана, – подтвердил император.
– Видите, уже пятьсот, – вставила Нина. – И на этом пока что всё.
Действительно, едва она это сказала, картинка тут же замерла, монетки перестали стекать в кучу.
– Судбары кеш!.. – удивленно произнес император. – Почему это "всё"?
– Что значит "всё"?! – подхватил король. – Ты что же, шутки с нами шутишь, дитя?! Уверяю тебя, с нами нельзя так шутить.
Нина, однако, была совершенно серьезна.
– Пока что я только продемонстрировала вам возможности этой схемы, – сказала она. – Чтобы она работала дальше, надо ввести пароль.
– Ну так вводи, вводи же, девчонка, свой чертов пароль! – воскликнул свинорылый. – Каждая секунда – это ж какие потери!
– Тогда не будем тратить драгоценные секунды на пустые восклицания, – все так же спокойно ответила Нина. – Как вы уже, возможно, поняли, именно эту золотую жилу я и собираюсь вам предложить за жизнь своих друзей. Но я хочу быть уверена, что им ничего не будет угрожать с вашей стороны и после того, как они выйдут отсюда, что они всегда будут в безопасности. Поэтому пароль будет обновляться каждую неделю, а уж я найду способ, чтобы каждую неделю сообщать вам новый пароль. Каким образом – это уж мы договоримся. Так что в ваших же интересах, чтобы и я, и они жили долго и счастливо, иначе жила вскоре снова иссякнет. Ну как, согласны вы на такие условия?
Король, поглядывая на замершее изображение, торопливо спросил о чем-то императора на своем, как оказалось, именно что допотопном языке. Тот, немного поразмыслив, наконец величественно кивнул, после чего король тут же поспешил выпалить:
– Мы согласны, согласны!.. Чего ты ждешь, вводи наконец свой пароль!
Нина набрала на клавиатуре какую-то комбинацию, картинка на экране мгновенно ожила, монетки покатились в общую кучу, и на лицах монархов появилось выражение истинного блаженства.
– Можно выключить компьютер, – сказала Нина, – процесс от этого не остановится.
– Нет-нет, – глядя лишь на экран, отозвался король, – не надо выключать, эта прекрасная живая картинка согревает мне душу.
– Но вы, кажется, хотели поговорить со мной о "Ковчеге", – напомнила она.
Король, не отрываясь от экрана, кивнул:
– Всенепременно… Но ты, надеюсь, хотя бы не станешь возражать, если твои друзья не будут присутствовать при нашем разговоре? Тем более, что их жизни теперь столь драгоценны, а, как известно, меньше знаешь – дольше живешь. Анабарык?
– Ладно, пусть будет анабарык, – вынуждена была согласиться Нина.
Петля соскользнула с шеи Еремеева. Те двое стоявшие сзади развернули его и Гоню и куда-то повели их из тронной залы.
– А ведь она спасла нас от верной смерти, – по дороге проговорил Гоня вполголоса.
Еремеев тоже думал о Нине. И начинал осознавать, что его связывает с ней не только чувство благодарности за это чудесное спасение, а еще, еще что-то, чему он пока не решался дать названия.
Перед тем, как покинуть залу, он обернулся и увидел, что монархи со своих тронов по-прежнему завороженно смотрят на экран, на котором все выкатывались, выкатывались из разноцветных столбиков и ссыпались в кучу их заветные монетки, своим неслышным звоном отныне оберегая и его, и Гонину жизнь.
