355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Каргалов » Русский щит. Роман-хроника » Текст книги (страница 15)
Русский щит. Роман-хроника
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 18:37

Текст книги "Русский щит. Роман-хроника"


Автор книги: Вадим Каргалов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

Позади клубился дым над подожженным дворцом.

Свершилась первая месть Довмонта, князя псковского!

Войско Довмонта пошло на север, вдоль берега Двины, потом переправилось через реку и скрылось в лесах. За полверсты от берега, на большой поляне, разбили шатры, распрягли усталых коней. Довмонт позвал воевод на совет.

– Думаю, если Гердень действительно близко, то с обозом от погони нам не уйти. Надо перегородить крепкой заставой брод через Двину и задержать Герденя. Ты, Лука, со своими людьми возвращайся к броду. А ты, Давид Якунович, с псковичами поведешь обоз. Сам думаю здесь остановиться, если Гердень к броду подойдет – поспешу на помощь. Верно ли рассудил, воеводы?

– Верно, княже! – одобрил Давид Якунович. – Только я с Лукой на Двине останусь. Обоз по псковской земле и без воеводы пройдет, а мне тебя оставлять перед битвой негоже.

– Ну, коли хочешь, оставайся…

…Лес возле брода подступал к самому берегу Двины. Только неширокий песчаный плёс отделял прохладную речную воду от ельника, прогретого июньским солнцем. За ельником поднимались высокие прямые сосны.

Псковскому ратнику Антону, Лучкову сыну, с верхушки сосны была видна и река, и полоска желтого песка вдоль берега, и дорога, спускавшаяся из леса к броду. Хорошее место для засады выбрал князь Довмонт.

У подножья сосны пощипывали блеклую лесную траву стреноженные кони. Дружинники сторожевой заставы, присев на моховые кочки, негромко разговаривали. Для воевод Луки и Давида поставили простой походный шатер из бурого войлока. Холопы собирали в ельнике сухие ветки для костра. Кому ведомо, сколько стоять заставе на двинском берегу?

Антон Лучков недаром славился зоркостью глаза. Иной, может, и не заметил бы, как дрогнули ветки на другом берегу реки, как показалась и тотчас же скрылась голова в круглом литовском шлеме. Но Антон усторожил врага, негромко постучал обухом топора по сосновому стволу, предупреждая об опасности.

Дружинники вскочили. Один из них метнулся к воеводскому шатру.

Давид Якунович подошел к сосне, вопросительно поднял голову:

– Чего увидел, Антон?

– Похоже, литовцы подошли. Ратный какой-то из леса выглянул…

– Смотри лучше! А вы изготовьтесь, – повернулся воевода к дружинникам.

Тихо, стараясь не звенеть оружием, воины разошлись к коням.

Опять зашевелились ветки на другом берегу. Теперь уже не один, а сразу несколько литовских воинов внимательно оглядывали брод. Из-за деревьев выехали всадники.

Антон узнал переднего – седобородого, в черном немецком доспехе. Сам Гердень! Его Антон запомнил, когда прошлым летом тот приезжал в Псков по торговым и иным делам.

А из леса к броду выезжали новые и новые отряды литовцев.

На сосну залез Лука Литвин, встал рядом на толстую ветку.

– Это князь Гогорт. А это – Лотбей. А это – Лючайло, – перечислял Лука. – Всех родичей, видно, поднял князь Гердень. Нелегко будет задержать такую рать…

Литовцы столпились на песчаной косе, не решаясь въехать в реку. Но Гердень взмахнул мечом, и всадники погнали коней к броду.

Всего литовцев было сотен семь, а то и больше…

– Нелегко будет сдержать такую рать! – передал гонец князю Довмонту слова воеводы.

Но Довмонт только усмехнулся презрительно:

– Рать, говоришь? А где Лука рать-то увидел? Герденя со своими холопами видел, Гогорта видел, Лотбея и Лючайло видел, каждого со своими! Разве это рать? Так только на охоту ездить, зайцев по полю гонять! А мы их сами погоняем! На коней!

Окольчуженная дружина князя Довмонта устремилась к броду по единственной дороге через лес. Все дружинники были в русских остроконечных шлемах, с длинными копьями и красными щитами. Всадники скакали по четыре в ряд, и никто не нарушал строя. Это было войско, послушное князю, как собственная рука, сжатая в кулак.

Довмонт был уверен в успехе. Литовцы выйдут из, реки на песчаный плес, прижатый к берегу частым ельником. Через этот ельник на конях не продраться, а по единственной дороге навстречу врагу спешила его дружина. «Если бы только Лука и Давид догадались поставить у края ельника своих лучников и обстрелять литовцев, вынудить их растянуть строй вдоль берега! – думал Довмонт. – Если б догадались! Тогда конная дружина, неожиданно ударив, разрежет литовцев надвое, погонит их вниз по реке, где к самой воде подступает крутой обрыв. Из этой западни Герденю один путь – в воду. А река там обманчива: от берега до острова Гаитова – мелководье, а за островом – глубокая стремнина. Тогда конец князю Герденю!»

Опытные воеводы Довмонта не оплошали. Когда литовцы переправились через Двину, лучники забросали их стрелами из ельника. Гердень, как и надеялся князь Довмонт, начал выстраивать своих людей вдоль берега, вправо и влево от брода.

Черные литовские стрелы застучали по еловым стволам. Но воины Луки и Давида были неуязвимы. Переползая с места на место, они из-за прикрытия поражали литовцев.

Гердень бесновался, не зная, куда направить удар своих копьеносцев: враг был невидим.

За криками и стонами раненых литовцы не услышали топота приближавшейся дружины Довмонта. Она вылетела из леса неожиданно и ударила в середину растянутого вдоль берега литовского строя. Всадники в блестящих кольчугах разили воинов Герденя длинными копьями.

Литовский строй был разрезан надвое.

Гердень повернул коня и погнал его обратно через брод. За ним устремились его телохранители. Это и спасло Герденя: остальным литовским отрядам была уготована горькая судьба.

Воины Лючайло и Лотбея, отступавшие вверх по течению реки, попали в болото и почти все утонули в трясине.

Гогорт, оттесненный от брода дружинниками Довмонта, начал отходить по песчаной косе в другую сторону. Но далеко уйти ему не удалось: дорогу преградил обрыв, подступивший вплотную к воде. Гогорт построил своих воинов и приготовился биться до конца. Навстречу дружинникам князя Довмонта угрожающе поднялись копья.

Литовцев и сейчас оставалось немало, раза в два больше, чем дружинников Довмонта. Предстоял тяжелый бой.

Довмонт остановил дружину, осмотрелся. В глаза бросилась желтая глина обрыва, поднимавшегося за спиной литовцев. «А что, если?..»

– Возьми лучников, обойди лесом и с обрыва обстреляй Гогорта, – приказал Довмонт воеводе Давиду. – Побыстрей только, пока не опомнился Гердень и не вернулся со своими…

Давид понимающе кивнул.

Мучительно медленно тянулись минуты. Литовцы осмелели, кричали, угрожающе размахивая оружием. Но вот за их спинами, над обрывом, показались псковские лучники. Засвистели стрелы. Литовцы заметались, побежали по мелководью к острову Гаитову. За ними устремились дружинники Довмонта.

Упал на мокрый песок князь Гогорт, настигнутый копьем дружинника.

Немногие уцелевшие в сече литовские воины бросились в стремнину и утонули: тяжелые немецкие доспехи тянули на дно быстрой Двины даже самых искусных пловцов.

Гердень так и не вернулся.

Победа была полной. Князь Довмонт не потерял в битве ни одного дружинника. Псковичи недосчитались лишь Антона Лучкова, павшего в ельнике от случайной литовской стрелы. Псковский летописец, восхищенный почти бескровной победой князя Довмонта, так и пометил: «…убили единого псковитина Антона, Лучкова сына, и иные все сохранены были без вреда…»

Колокольным перезвоном встретил Псков князя-победителя. Напоказ всему городу провезли по улицам богатейшую добычу. Дружина князя Довмонта выросла за несколько дней почти вдвое: многие молодцы пожелали служить такому удачливому воителю – и из детей боярских, и из простого посадского люда.

Но дороже добычи, дороже славы показались Довмонту слова тысяцкого Елиферия Твердиславича, сказанные наедине в тайной беседе:

– Теперь ты, княже, во Пскове сидишь твердо!

Вести о победе князя Довмонта дошли до Великого Новгорода, и, может быть, поэтому новгородские вечники отказали в помощи великому князю Ярославу, готовившему поход на Псков – мстить за обиду сына. Воевать одними своими дружинами великий князь не решился. Разгневанный упрямством новгородцев, он отъехал в стольный Владимир, оставив наместником своего племянника Юрия Андреевича Суздальского.

Так завязался еще один узелок вражды Ярослава с Новгородом.

– Сие нам на пользу! – сказал по этому поводу всезнающий Антоний, дворецкий переяславского князя Дмитрия Александровича.

ГЛАВА 7
РАКОВОРСКАЯ БИТВА
1

– Свершилось! Четыре года ждали, а все-таки свершилось! Пришел Великий Новгород на поклон к Переяславлю! – взволнованно говорил Дмитрий Александрович, расхаживая по просторной горнице переяславского дворца.

Радостны были лица его ближних людей: большого воеводы Ивана Федоровича, боярина Антония, воеводы Федора, священника Ионы. Дела предстояли большие!

Только что уехало новгородское посольство. Посадник Михаил Федорович от имени всего Великого Новгорода звал восемнадцатилетнего переяславского князя на помощь. И не просто звал, а предлагал начальствовать над войсками.

«Как начальствовал батюшка твой, блаженной памяти Александр Ярославич Невский!» – передали новгородские послы слова посадника Михаила Федоровича.

Многое было необычным в этом посольстве. Новгород признал молодого Дмитрия главным в войске через голову великого князя Ярослава Ярославича. Послы сначала приехали в Переяславль, а только после этого отправились в стольный Владимир. Боярин Павша Онаньич, посол новгородский, дважды назвал Дмитрия великим князем. Может, оговорился просто, вспоминая Невского, а может, и с умыслом говорил так…

Было о чем задуматься переяславцам!

Но самому Дмитрию было не до раздумий: он готовил дружины к походу. Над загадками новгородского посольства раздумывал Антоний. Такая уж была доля у боярина – во всем сомневаться, доискиваться потаённого смысла.

Один переяславский гонец поспешил в Новгород, к купцу с Великой улицы Прохору Ивановичу, который не так давно был просто кузнецом Прошкой.

Другой гонец поскакал в Кострому к князю Василию. С ним у Дмитрия завязалась крепкая дружба. Оба князя, переяславский и костромской, враждовали с Ярославом Ярославичем, стерегли каждую его неудачу.

Третий гонец пробирался по лесным дорогам в стольный Владимир, к тайным доброхотам Дмитрия, имена которых называть еще не время. Эти доброхоты помогли разобраться в новгородской хитрости.

Великий князь Ярослав Ярославич согласен был воевать с немцами. Об этом на Руси знали, но Новгороду были опасны не немцы, а датские рыцари, засевшие в приморских городах Колывани и Раковоре. Это от них страдала торговля Господина Великого Новгорода. На датчан приехали звать низовские полки новгородцы и, не надеясь на быстрое согласие великого князя, решили припугнуть соперничеством князя Дмитрия.

Как задумал хитроумный посадник Михаил Федорович, так и вышло. Великий князь Ярослав забеспокоился, побоялся остаться в стороне, допустить в Новгород одно переяславское войско. Обещал послать в Новгород сыновей – Святослава и Михаила, а с ними полки из Владимира, Твери и иных низовских городов. Но главным в войске остался Дмитрий Александрович. На этом новгородские послы стояли твердо. «Вот если бы ты сам, великий князь, пришел в Новгород, тогда другое дело».

Сам Ярослав Ярославич в поход не выступил.

Переяславская рать пришла к Новгороду на исходе первой недели января, в лютые крещенские морозы. Ветер с Ильменя переметал сухой колючий снег. Бороды дружинников заиндевели. Пар валил от конских спин. Пешцы бежали по сторонам обоза: в такую стужу на санях невозможно было усидеть даже в тулупах.

Посланцы новгородского веча, тысяцкий Кондрат и старосты Неревского и Людина концов, встретили переяславцев далеко за городом, на устье Волхова.

Кондрат объяснил, кивнув на своих спутников:

– Дружина твоя, княже, будет стоять на Софийской стороне. Старосты укажут, кому в каком дворе жить…

Дмитрий Александрович и Антоний многозначительно переглянулись. Редко с таким почетом встречал Новгород чужое войско! Обычно прибылые рати останавливались за городскими стенами, по деревням и загородным монастырям, а то и просто в шалашах на поле.

– Спасибо, тысяцкий! – поблагодарил Дмитрий.

– Тебе спасибо, князь! Ты первый откликнулся на призыв Нова-города, тебе и первая честь! Владыка Далмат и посадник ожидают тебя в Детинце, – сказал тысяцкий и, заметив, что Дмитрий в нерешительности обернулся к своему воеводе Федору, добавил: – Ас войском старосты останутся, доведут куда нужно…

Дмитрий пришпорил коня. Копыта звонко стучали по льду Волхова. Из-под острых шипов летели в стороны ледяные брызги.

Тысяцкий Кондрат заметил одобрительно:

– Хорошо кованы переяславские кони…

Федор объяснил, что в Переяславле куют лошадей на четыре копыта, а не на два, как в Новгороде, и оттого всадники в бою устойчивы, не скользят.

Дмитрий молчал, взволнованный и торжественный.

Приближавшийся город был его городом, второй отчиной, знакомым с детства местом. Казалось, ничего не изменилось в Новгороде за годы его отсутствия. Бесчисленные купола уличанских церквей, крутые кровли боярских и купеческих хором, вмерзшие в лед ладьи у причалов Торговой стороны, а против них – на другом берегу Волхова – высокие стены и квадратные башни Детинца. И господствовала над городом белокаменная громада Софийского собора.

У въездной Пречистенской башни князя Дмитрия с почетом встретили дети боярские, служившие при владыке Далмате.

На соборной площади Детинца, у хором архиепископа, толпился народ.

Дмитрий подумал, что и сами новгородцы ничуть не изменились за эти годы: смотрят дружелюбно, но дерзко, глаз не отводят – будто не князь перед ними, а так, воевода какой-нибудь, за серебряные гривны нанятый…

«Отчего все так? – размышлял Дмитрий. – Оттого, видно, что не имели князья в Новгороде настоящей власти. Богат и силен Новгород, мало кто из князей может сравняться по силе с господой новгородской. Тяжело, ох как тяжело подмять новгородские вольности! Ну, да сейчас не время об этом думать…»

И Дмитрий Александрович приветливо поднимал правую руку, здороваясь с новгородцами.

Посадник Михаил Федорович тоже был дружелюбен и ласков. Радушно улыбались бояре, собравшиеся в палате архиепископского дворца. Владыка Далмат благословил Дмитрия, заботливо расспросил о здоровье.

Но и здесь Дмитрий почувствовал, что к нему относились не как к князю-правителю. Понадобился Новгороду острый меч в умелых руках, вот и позвали князя из далекого Переяславля. А могли и из другого города позвать. Нужда пройдет – снова покажут дорогу из Нова-города…

«Что это я рассуждать начал, будто уже великий князь? – спохватился Дмитрий. – Рано, рано об этом думать!»

Владыка Далмат говорил назидательно о том, как любил и берег Великий Новгород покойный Александр Ярославич Невский, отец Дмитрия, сколько раз Он бескорыстно обнажал меч за Новгородскую землю, обороняя ее от шведов и немцев. «Помня о святых его подвигах, призвали и теперь новгородцы переяславского князя начальствовать над войском…»

Дмитрий мог бы вспомнить и другое: как спорил Александр Ярославич Невский со своевольными новгородскими боярами, как удалялся оскорбленный в свой Переяславль, как смирял силой оружия новгородские мятежи… Но вспоминать об этом было не время… И Дмитрий благодарил архиепископа за честь, улыбался боярам.

Хоромы для жилья князю Дмитрию Александровичу и его ближним людям отвели тут же, в Детинце. Только воевода Федор поселился на Великой улице, в новом домине купца Прохора.

Никого не удивило, что на купеческий двор зачастил и боярин Антоний: о дружбе его с воеводой люди знали.

Возвращаясь вечером в Детинец, Антоний приносил новости, которые господа старалась скрыть от переяславского князя.

Оказалось, что владыка Далмат и бояре ждали немецких послов, а до их прибытия решили похода не начинать. Переяславцам стала понятна неспешность, с которой снаряжалось в поход новгородское ополчение.

Через Прохора переяславцы узнали о том, как встретили в Новгороде других низовских князей.

Только владимирскую дружину Святослава, старшего сына великого князя, впустили в город, да и то на Торговую сторону. Остальные рати остались за городскими стенами, в воинских станах. Новгородские бояре разводили руками: «Войско собралось великое, где ж всем в Новгороде разместиться?»

Обиженные князья отъехали на городище, где безвылазно сидел наместник великого князя Юрий Андреевич Суздальский.

Немецкое посольство приехало в Новгород ночью. Ратники владычного полка с горящими факелами в руках проводили немцев к Ярославову дворищу. Хоромы, где остановились послы, тысяцкий Кондрат приказал окружить крепким караулом. Ни к чему послам знать, что делается в Нова-городе. Да и самих их от любопытных глаз спрятать полезно! Так никто и не видел послов до большого приема у владыки Далмата.

Послов принимали в парадной палате архиепископского дворца. Кроме новгородской господы – владыки Далмата, посадника Михаила Федоровича, тысяцкого Кондрата и больших бояр – здесь были низовские князья, приехавшие для участия в походе.

Посольство было большим и пышным. В Новгород приехали доверенные люди и от ливонского магистра, и от рижан, и от юрьевцев, и от мариенбургцев, и от иных городов немецкой земли.

Послы убеждали владыку Далмата:

– Нам, господине, нужен с тобою мир. И со всем Великим Новгородом! Гости наши к вам ходят, а ваши к нам, обиды и брани не имеют никакой. Пусть и дальше будет между нами мир да любовь! А. захотите идти войной на колыванцев и раковорцев, людей датского короля, мы им помогать не будем. До тех людей нам дела нет…

На том целовали немецкие послы крест.

А чтобы прочнее была их клятва, к ливонскому магистру поехал Лазарь Моисеевич – привести к кресту рыцарей, божьих дворян.

В Ригу для того же дела послали доброго мужа Семёна.

Посланные вернулись в Новгород, рассказали, что все немцы целовали крест не помогать колыванцам и раковорцам, что обмана будто бы нет.

Месяца января в двадцать третий день войско выступило в поход.

По зимним дорогам двинулись к Раковору переяславцы Дмитрия Александровича, владимирцы Святослава Ярославича, тверичи Михаила Ярославича, псковичи Довмонта, дружина наместника великокняжеского Юрия Суздальского. Великий Новгород от себя выставил три полка, по числу городских концов. Вели новгородское пешее ополчение посадник Михаил Федорович и тысяцкий Кондрат.

За войском везли на санях тяжелые осадные орудия-пороки. Задолго до похода начали готовить их порочные мастера на владычном дворе.

Старший из порочных мастеров Тогал, латынянин родом, сопровождал эти грозные орудия. Имелись в Новгороде и свои мастера, но Тогал был опытнее, лучше знал военные хитрости.

Тысяцкий Кондрат обещал ему за поход большую награду.

Полки двигались медленно, с частыми остановками. До порубежной реки Наровы шли почти три недели: воеводы давали отдых людям, пока еще была своя земля.

Первыми перешли за Нарову переяславские конные дружины, а с ними, проводниками, ладожане и ижорцы. На границе земли Вирумаа не оказалось ни укреплений, ни сторожевых застав. Видно, раковорцы не решились вывести войско в поле, притаились за каменными стенами. Редкие деревеньки за Наровой были покинуты жителями.

Скучным показался низовским и новгородским воинам этот поход: только бесконечные снега, морозный ветер да низкое серое небо над головой.

Вечером семнадцатого февраля впереди показались зубчатые стены и башни Раковора.

На широком заснеженном поле у реки Кеголы, верстах в трех от города, Дмитрий Александрович остановил войско для ночлега. Разошлись во все стороны дозорные заставы.

Ранние зимние сумерки спустились на воинский стан. В шатре предводителя войска собрались князья и воеводы. Порочный мастер Тогал развернул пергамент с чертежом Раковора. За большие деньги купил этот чертеж тысяцкий Кондрат у приезжих немецких купцов. Купил без нужды, про запас, задолго до похода, а теперь князья и воеводы только похваливали тысяцкого за предусмотрительность.

Военачальники договаривались, кому с какой стороны приступать к Раковору, где ставить пороки. Разошлись поздно, порешив завтра же начинать осаду.

Воевода Федор заботливо укрыл Дмитрия медвежьей шкурой, пожелал спокойной ночи.

Завтра твой день, княже! Возьмем Раковор приступом – вся честь твоя. А теперь спи, ни о чем не думай. Сторожевые заставы сам обойду…

Незадолго до рассвета Дмитрия Александровича разбудили негромкие голоса и звон оружия. Князь откинул медвежью шкуру, приподнялся…

Посередине шатра, на низком складном столике, горела свеча. Воевода Федор – в шубе, накинутой поверх кольчуги, простоволосый – сидел возле столика. К нему склонился, шепча что-то на ухо, воин в остроконечном шлеме.

Дмитрий узнал десятника Кузьму из сторожевой заставы.

С чем приехал, Кузьма, в такую рань?

– Беда, княже! – взволнованно заговорил дружинник. – Немцы из Ливонии идут к Раковору. Наехали мы на рыцарское войско верст за десять отсюда. По всему видно, что не с миром немцы идут – вооружены для боя…

Воевода Федор гневно взмахнул кулаком, вмешался в разговор:

– Измена это! Не надо было верить немецким послам, не надо! И рыцари ливонские, и рыцари датские – одинаково враги. Ворон ворону глаз не выклюет.

– Раз враги, говоришь, так что ж на их измену сердиться? Другого от немцев и не ждали, – усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к Кузьме, спросил – Скоро ли здесь будут, как думаешь?

– Да если так пойдут, как до этого шли, неспешно, то в третьем часу дня жди немцев на Кеголе…

– Будем ждать! И встретим как надобно! А ты, воевода, – обратился князь к Федору, – поднимай князей, пусть строят полки…

Федор, придерживая рукой падающую с плеч шубу, быстро пошел к выходу.

Десятник в нерешительности топтался посредине шатра, глядя, как княжеский оруженосец Илюша помогает Дмитрию одеться и приладить доспехи.

– Быть тебе сотником, Кузьма. Если живы останемся, – отрывисто говорил Дмитрий, застегивая у правого плеча золотую пряжку княжеского плаща. – Скачи обратно к заставе и беспрестанно шли вести. Может, не одно рыцарское войско сюда спешит?

– Исполню, княже!..

Дмитрий вышел из шатра.

В разных концах русского стана раздавались сигналы труб. Из шатров и шалашей вылезали ратники, бежали к берегу Кеголы, скрываясь в предрассветном сумраке.

К шатру предводителя войска спешили князья и воеводы. Молчаливым полукругом встали позади Дмитрия Александровича князья Святослав, Михаил, Юрий и Довмонт, посадник Михаил Федорович, тысяцкий Кондрат, воеводы дружин и ополчения. Сегодня все они – соратники, вместе будут испытывать в жестокой битве неверную судьбу воина!

Это единодушие Дмитрий Александрович чувствовал во взглядах князей и воевод, устремленных на него, в готовности ринуться в бой по первому его слову. «Хорошо! Хорошо-то как! – подумал молодой князь. – Всегда бы так, единым сердцем!»

За падающим снегом не было видно, как выстраиваются полки. Но Дмитрию и не нужно было этого видеть. Он знал, что воины занимают привычный, бесчисленными сечами выверенный боевой строй: посередине, в челе, новгородское пешее ополчение, а справа и слева от него – крылья конных княжеских дружин.

Таким строем великий князь Александр Ярославич Невский разгромил немецких рыцарей на льду Чудского озера: дал их «железной свинье» увязнуть в центре и ударил конницей с боков! Он, Дмитрий, повторит эту военную хитрость…

«Но нужно ли повторять? – внезапно подумал Дмитрий. – Рыцари ждут повторенья. Урок Ледового побоища не мог пройти для них даром. Лучше удивить врага новой хитростью. А удивить – наполовину победить! Так, кажется, передавал большой воевода Иван Федорович отцовский завет? Немцы ждут удара справа и слева… Пусть ждут! А мы ударим с одного бока, но сильнее! А с другой стороны только для вида нападем, чтобы рыцарскую конницу оттуда враг на помощь не смог привести. Так и решу…»

Дмитрий Александрович обернулся к князьям, ждавшим его приказания:

– Ты, Святослав, переводи свои дружины на правое крыло. И ты, Довмонт, там же с псковичами встань. И сам я на правом же крыле буду. А ты, Михаил, останешься на левом крыле с одной своей дружиной. Только растяни ее пошире, пусть не догадаются немцы, что там лишь малая часть войска…

Князья недоуменно переглянулись. Не было такого раньше, что надумал переяславский князь?

Только Довмонт сразу понял замысел Дмитрия:

– А ведь верно! Не ждут немцы, что мы одним крылом на них навалимся!

– Удивим немцев! – поддержал псковского князя тысяцкий Кондрат.

Князья заторопились к своим дружинам.

Отъезжая, Довмонт еще раз ободряюще сказал Дмитрию Александровичу:

– Верно задумал, князь!

Дмитрий, улыбнувшись, помахал ему рукой. Приятно было это понимание и дружеское расположение, прозвучавшее в словах псковского князя. Мил Дмитрию псковский князь, мил… О таком товарище Дмитрий мечтал с детства. Но все это после, после… А сейчас к полкам – светает…

Русское войско стояло вдоль берега реки Кеголы, лицом к приближавшимся немцам.

Снегопад кончился. Ветер уносил на север, к Варяжскому морю, сизые клочья утреннего тумана. Стали видны кусты на другом берегу реки, чернела полоска леса вдалеке, а между лесом и берегом – изготовившаяся к бою немецкая рать. Белые стяги с красными и черными крестами лениво полоскались над неподвижным строем рыцарской конницы.

Медленно тянулись минуты. Немецкое войско не двигалось с места. Со стороны Раковора доносился торжествующий рев труб и колокольный звон – горожане радовались подмоге.

– Чего ж они стоят? Чего ждут? – обеспокоенно спрашивал воевода Федор. – Может, биться не хотят?

– Может, и вправду не хотят, – сказал вдруг Дмитрий. – Пока немецкое войско у нас за плечами, к Раковору приступать нельзя. Видно, немцы без боя задумали оборонить город. А сражаться опасаются. После Ледового побоища и взятия Юрьева спеси у них поубавилось!

Русские полки медленно двинулись через реку навстречу врагу. На перестрел от рыцарского войска Дмитрий приказал остановиться.

Рыцарский строй, отсвечивавший железом доспехов, оставался неподвижным. Впереди конных рыцарей, составив вплотную большие черные щиты и выставив длинные копья, вытянулись в сплошную линию пешие немецкие латники.

Дмитрий ждал атаки немецкой «железной свиньи».

С наступавшими немцами новгородцы биться умели. Нужно было только сдержать их первый, самый страшный натиск. Потом сомкнутый строй рыцарской конницы рассыпался, закованные в железо неповоротливые всадники тонули в толпе новгородских ополченцев, а крылья русских конных дружин завершали разгром…

Но сейчас немцы стояли неподвижно.

Нападать первыми на их железные ряды было то же, что прорубать мечом крепостную стену. Даже лошади были закованы в броню.

Туловище и руки рыцаря защищала кольчуга, а поверх кольчуги – латы. На ногах – железные сапоги. Шею прикрывал кольчужный капюшон, спускавшийся на грудь.

В кованом рыцарском шлеме прорезались только узкие щели для глаз и дыхания. Попасть стрелой в эти щели можно было только случайно. У каждого рыцаря – щит, длинное тяжелое копье, меч, кинжал, боевой топор. Мечи и кинжалы привязывались к широкой рыцарской перевязи ремнями, чтобы не потерять оружие в бою…

Воевода Иван Федорович, перечисляя как-то молодому Дмитрию предметы рыцарского вооружения, дважды загибал все пальцы на обеих руках. Непомерной тяжестью давили доспехи на плечи рыцаря. Выбитый из седла, он уже не мог без посторонней помощи влезть на коня. В немецких замках у ворот строили помосты со ступенями, и только с этих помостов рыцари садились в седла. Неповоротлив рыцарь в бою, если оторвать его от строя, окружить со всех сторон.


Но сейчас перед русским войском стояла сплошная железная стена…

Стрелы русских лучаиков ломались, ударяя о доспехи и щиты врага. Немецкие же стрелы, которые пускали из-за спин своих пеших ратников арбалетчики, пронизывали легкие русские кольчуги. Особенно большие потери были в новгородском ополченье: кольчуги и железные нагрудники не все ратники имели…

Падали на снег русские воины, орошая его кровью.

К Дмитрию подъехал князь Довмонт:

– Нельзя так стоять! Побьют ратников без толку!

Дмитрий сердито оборвал его:

– Сам вижу, что стоять худо! Но и идти на копья – не лучше!

А тяжелые арбалетные стрелы летели и летели из немецкого строя, находя новые жертвы…

«Удивить – значит победить! – билась в голове Дмитрия настойчивая мысль. – Удивить… А что, если…»

И Дмитрий подозвал воеводу Федора:

– Поспеши в обоз. Скажи мастеру Тогалу, чтобы привез на этот берег пороки. Да каменных ядер возьми побольше! Потревожим рыцарей!..

Федор быстро справился с поручением. Вскоре через головы новгородского ополченья полетели тяжелые каменные ядра, сбивая с коней рыцарей, проламывая латы, калеча лошадей.

Рассыпалась сплошная линия щитов впереди рыцарской конницы. Пешие немецкие латники, бросая копья, попятились назад, торопясь скрыться за спинами всадников.

И не выдержали немцы!

Взревели, возвещая атаку, боевые рожки. Двинулась вперед на новгородский лицевой полк железная немецкая «свинья».

Князь Дмитрий, сын Невского, навязал немецким военачальникам свою волю, повернул по-своему ход битвы!

С оглушительным лязгом оружия и воинственными криками рыцарская конница врезалась в строй новгородского ополчения. Попятились новгородцы под страшным напором. Все дальше и дальше, разрезая их строй, пробивался немецкий железный клин.

Всадники в рыцарских доспехах, мерно поднимая и опуская тяжелые мечи, плыли над головами пеших новгородских ратников, как черные варяжские ладьи по бурным волнам. И, как ладьи, тонули в волнах новгородского ополченья.

На помощь новгородцам Дмитрий Александрович двинул с левого крыла немногочисленную конную дружину князя Михаила Тверского.

Как и ожидал Дмитрий, это не было неожиданностью для немцев. Отряд рыцарей, прикрывавший фланг немецкого войска, неторопливо выехал навстречу тверичам и задержал их. Дружинники князя Михаила отчаянно рубились, но прорваться через заслон не могли.

А к месту схватки уже спешили другие рыцарские отряды. Еще немного, и тверичи будут смяты.

Дмитрий оглянулся.

За его спиной плотными рядами стояла заждавшаяся переяславская рать. Правее ее – конные дружинники князя Довмонта, отличавшиеся от остального русского войска темным цветом доспехов: на псковичах были и литовские, и шведские, и немецкие панцири. А еще дальше, на самом краю, застыли в ожидании владимирцы князя Светослава.

Вот она, прибереженная сила, которая переломит ход сражения!

Дмитрий снял остроконечный позолоченный шлем, торжественно перекрестился, кивнул воеводе Федору:

– С богом! Вперёд!

Взметнулось голубое переяславское знамя.

Повторяя сигнал, поднялись стяги псковских и владимирских полков.

Русская конница устремилась вперед, нацелившись в бок рыцарскому войску. Древний воинский клич: «Русь! Русь!» – прогремел над полем битвы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю