Текст книги "В клетке (СИ)"

Автор книги: Вадим Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17

LXV

Сперва было больно. Боль разрушала сознание, проникала вглубь, не давая шанса на осмысление происходящего. Если бы Волк мог, он метался бы по Клетке, пытаясь эту боль выплеснуть, избавиться от неё. На одних лишь инстинктах. Но такой возможности не было. Вокруг был лишь бесконечный белый свет. И боль. И…

В какой-то момент Волк осознал, что именно «и». Амулет богини Эттлин, что на прощание оставила ему Эспер. От него тоже исходило свечение. Куда более слабое. Практически даже незаметное на фоне поглотившего всё и вся белого гиганта. Но оно было. И оно было мягким, успокаивающим и оберегающим. Таким, в котором можно было укрыться от боли. Оставалось лишь ужаться до размеров, в которых укрытие станет юноше по размеру.

Осознав сей простой факт и, в отсутствие вменяемых альтернатив, приняв его за истину, Волк принялся за дело. Это не было просто. Неудачные попытки сменяли одна другую, а дело всё никак не двигалось с мёртвой точки. Волк не вёл подсчётов своим неудачам. Он вёл борьбу. Прежде всего борьбу с самом собой. Каждый раз, когда силы его оставляли, а попытка оборачивалась поражением, юноша испытывал сильнейший соблазн. Оставить борьбу. Принять окружающий его свет. И боль. Раствориться в них без остатка. До состояния, в котором боль перестанет доставлять дискомфорт. Но Волк собирался с силами и начинал новую попытку. Нельзя было понять, как долго он пытался. Но в какой-то момент стало получаться. Юноша уменьшался. Приближался к тем размерам, что позволяли укрыться в свете артефакта Эттлин. Ну, или свет, излучаемый артефактом, стал увеличиваться. В мире, что лишён любых координат и точек отчёта, понять такие мелочи стало нереально. Да и не было важно.

Что куда значимее, Волк справился. Он смог спрятаться внутри той защиты, что давал артефакт. Смог оградить себя от боли. И позволил себе сон. Ну или то, что пришло ему на смену в этом мире.

Пробуждение вышло неожиданно мягким. Юноша чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Он осмотрелся. Помещение, сперва показавшееся юноше незнакомым, оказалось одним из домиков Крематория. Получилось. Его посадили в Клетку. И выпустили спустя положенный срок. И вот он здесь. Живой и невредимый. Видимо Эспер оставила его здесь. Берегла и заботилась, пока он не одолел магию Клетки. Справился. Вернулся. Где же все?

Юноша, ощущая непривычные лёгкость и свежесть, выбрался на улицу. Пусто. Конечно, быть может, могильщикам прибавилось работы, а потому они все заняты. Но, в последнее время, кто-то из тех, что постарше или понемощнее, хлопотал на кухне или занимался поддержанием порядка на территории. А тут же совсем никого не видно.

Волк двинулся к печам Крематория. После пожара так и не восстановили здание полностью. Но минимально необходимая работоспособность была достигнута.

Небо. Первое, на что юноша обратил внимание. Непривычно серое, однотонное небо. Солнца видно не было, свет равномерно заливал Альегор. Чуть подумав, в копилку странностей Волк добавил и то, что никаких теней он тоже не обнаружил. Не то, чтобы это было невозможно. Но странно и непривычно как минимум. И тишина кругом. Даже отдалённых звуков из лагеря не доносится. И людей нет. По отдельности всё легко объяснить. День пасмурный, лагерь большой, а люди работают. Но всё вместе давало ощущение неправильности происходящего.

О, а вот и люди. В Крематории стоял внушительных размеров мужик и задумчиво смотрел на огонь. На абсолютно синее пламя. Было во всём происходящем что-то такое, что заставило Волка вместо приветствия и совершенно логичных вопросов разворачиваться и тихонько отправиться в обратный путь. Но поздно. Его уже заметили. Незнакомец повернулся. И, вместе с этим, как будто ещё увеличился в размерах. Гигантский, жуткий и синий. Такой же, как пылающее за его спиной пламя.

Что заставило Волка резко сместиться в сторону, не ответят и боги. Только вот гигант, стоявший в десятке метров от юноши, совершенно неожиданным образом оказался у него за спиной. А там, где только что была голова Волка, с дикой скоростью пронёсся крупный, под стать напавшему, топор.

Бежать в такой ситуации невозможно. Хотя и принять бой…

Здоровяк был вооружён и невероятно быстр. А Волк… А Волк просто очень сильно хотел выжить. Так себе оружие. Закрутившись в безумной пляске, целью которой было попросту не попасть под раздачу, Волк лихорадочно искал выход из ситуации.

Шаг назад, подхватить кочергу. Поможет? Шаг навстречу, скользящий отбив и тут же удар в ухмыляющуюся синюю рожу. Кувырок. Противник вновь за спиной. Шаг назад. Финт. Удар кочергой по корпусу. Чувствительно, но, видимо, не особо критично для противника.

Силы, которые ещё недавно, как казалось, переполняли юношу, были на исходе. Это в легендах герои сражались три дня и три ночи, не ведая устали. Но, действуя с полной отдачей, до бесконечно поддерживать темп не выйдет. И Волк это понимал. Не то, чтобы осознавал. Но понимал. В бою вообще посторонние мысли проходили мимо юноши фоном. Вот враг, вот схватка. На остальное распыляться времени не было.

В приступе какой-то злой безнадёги Волк, приблизившись к печам Крематория, выхватил и швырнул во врага какую-то горящую синим головешку. Вреда не нанесёт, так хоть внимание на мгновение отвлечёт.

Результат превзошёл все ожидания. Моментально охваченный пламенем гигант молча опустился на колени. После чего, всё так же не издавая ни звука, рассыпался пеплом.

Согнувшись пополам и судорожно глотая воздух, Волк пытался сообразить, что же ему делать дальше. Через пять минуть он соорудил себе импровизированный факел из невероятного синего пламени и покинул Крематорий. Необходимо было узнать, что за чертовщина здесь происходит.

LXVI

Они были повсюду. Синекожие гиганты, что умели мгновенно перемещаться за спину, махали огроменными и слишком тяжёлыми для Волка топорами и боялись только лишь непонятного синего пламени.

Весь Альегор был в их власти. Ни знакомых, ни стражей, ни других заключенных. На лагерь было совершено нападение? Но кто напал? Магические твари, выведенные во время Войн? И спрятанные, до поры до времени, в одном из схронов. Или пришельцы из других миров? Или обычные головорезы, что стали обладателями каких-то или какого-то артефакта с непонятными свойствами?

Нужно было выяснить, что происходит. Только вот вступать в схватку более, чем с одним из таких противников за раз, было откровенной воды самоубийством. А пробираться незамеченным было делом непростым и небыстрым. К счастью, ни о каком разумном патрулировании речи не шло. Синекожие вели себя так, будто врага на этой территории не может быть по определению. И, тем не менее, ещё дважды юноша сходился в схватках, прежде чем преодолел большую часть лагеря. Впереди стена внутреннего периметра. К счастью, никем не охраняемая стена.

Устало взобравшись по ступеням, Волк бросил взгляд на периметр внешний, чтобы оценить свой дальнейший путь. И опешил. Внешнего периметра не было. Всё впереди, насколько хватало глаз, заволокло сине-серой бурей, тучи которой в завораживающем, ураганном вихре проносились мимо лагеря, а их очертания до удивления напоминали человеческие силуэты.

«Умер?» – подумал юноша – «Это Великая река, и я направляюсь на Тот Берег. А синекожие, стало быть, жнецы.»

Что делать дальше, было решительно непонятно. Все те истории, что Волк слышал в лагере, утверждали вполне прямо. Человек после смерти очнётся уже на Том Берегу. И начнёт свой путь по очищению души. Либо станет добычей Жнецов. Этих мрачных и неутомимых охотников, что выслеживают и поглощают души недостойных, оставляя лишь самые сильные и самые чистые души.

Но чем текущая ситуация может отличаться от того, что происходит обычно? В легендах, конечно, всегда есть вымысел. И правда, если она хоть когда-то составляла хоть часть этих легенд, бы густо приукрашена домыслами, суевериями и просто откровенной ложью. И, тем не менее. Когда попадаешь в Клетку, а очнувшись видишь проносящиеся мимо тебя души погибших и кого-то, кто очень сильно напоминает Жнецов, в старых байках поневоле станешь искать зёрна истины.

«Клетка! Точно. Я не умер. Я попал сюда в Клетке!» – осенило юношу.

Это единственное и главное отличие. А значит, стоило навестить место своего заключения. Волк тяжело вздохнул и засобирался в обратный путь, попутно ругая себя. Что стоило сразу проявить обычно характерное для него любопытство и посмотреть на Клетку? Благо, что та находилась поблизости, а не на расстоянии целого лагеря, населённого Жнецами.

Обратный путь получился на удивление простым. Действуя уже не методом проб и ошибок, а перемещаясь по заранее намеченным тропам, на которых никого из противников на пути к стенам не встречалось, бывший старший смотрящий Крематория довольно быстро и, что самое главное, без приключений, вернулся обратно.

А вот у Клетки Волк заметил сразу трёх Жнецов. Причём один из них, облачённый, в отличие от одетых в серые хламиды Жнецов, в яркую синюю тогу, казался великаном даже на фоне своих соплеменников. Как подобраться к Клетке, не пересекаясь с противником, Волк себе представить так и не смог. А потому, вернувшись в Крематорий, разыскал там длинный кожаный плащ, набросал в него всё ещё пылающие синим угли, и отправился воевать.

Заметили юношу, когда он подобрался на расстояние тридцати шагов. Тот, поняв это, несся к врагам так быстро, как только мог, даже и не думая уже скрываться. Жнецы же, изобразив на лице уже знакомые гримасы и достав всё те же топоры, плотной группой двинулись навстречу.

Взмах. Бросок! И Жнецов накрывает импровизированным облаком из тлеющих углей. Волк надеялся, что те, как и встреченные ранее синекожие, просто и без затем рассыпятся пеплом. И, в какой-то мере, его план сработал. Двое из трёх повели себя в полном соответствии с ожиданиями юноши. Однако третий, тот самый носитель тоги, лишь встряхнулся да разинул свою пасть.

«Он орёт!» – понял вдруг юноша – «Вероятно, даже вопит от боли или от ярости. Но звуков я не слышу.»

Этот бой был безнадёжным. Вертясь волчком, но при этом получая весьма болезненные тычки от своего противника, и при этом понимая, что единственное действующее здесь оружие с новым врагом ничего сделать не может, Волк начал искать пути отступления. Но синекожий очень грамотно теснил юношу. В какой-то момент боя пришло понимание, что за спиной Клетка, и его планомерно в неё загоняют. А пространства для манёвра оставалось всё меньше. И невероятные способности, сколько бы Волк не пытался их призвать, не приходили.

В отчаянной попытке спасти свою жизнь Волк совершил отчаянный кульбит, пытаясь в воздухе проскочить мимо синекожего. Но был схвачен и отправлен в обратном направлении. И, как бы не пытался Волк извернулся, он провалился прямо в сияющее нутро Клетки.

LXVII

Чтобы через мгновение выпасть в темноту. Не бесконечную, как тот свет, что уничтожал разум в Клетке. Просто тёмное помещение. Пол каменный, холодный. Свобода перемещения не ограничена. Волк осторожно сделал несколько шагов в сторону. Прохладный камень, а обуви на юноше не оказалось. Очень хотелось то ли громко выругаться, то ли замереть на месте, чтобы не выдавать своего присутствия. «Спокойствие» – сказал Волк сам себе – «Это всего лишь очередной фортель Клетки. Разберёмся.»

И ровно в этот момент свет включился, тусклый и холодный. Юноша оказался в длинном коридоре. Левую и правую сторону украшали зеркала. И крохотные лампочки, что одна за одной включались вдоль всего пути. Конца которому видно не было. Постояв в задумчивости несколько минут, юноша двинулся в путь.

В целом, ничего пугающего и таинственного в коридоре не было. Тусклое освещение, мрачный интерьер… слишком мало, чтобы влиять на психику.

Зеркала правда никак не хотели показывать Волку его отражение. Вместо этого в них клубилась тьма. Но и она рассеялась спустя несколько сотен шагов, оставив зеркала пустыми.

Волк упрямо шагал и шагал дальше. И лишь пройдя ещё несколько тысяч шагов, заметил, что ситуация в «зеркалах» поменялась. Они показывали Волка. Но не здесь и сейчас, а в прошлом. Во всяком случае, юноша чувствовал, что маленький мальчик за стеклянной гладью – это именно он.

Но отчего тогда картины в отражениях были столь противоречивыми? Вот на зеркале слева его бьют и над ним смеются какие-то мальчишки. А в зеркале справа он сам, в компании с теми же мальчишками отнимает у маленькой девочки пакет с продуктами. А вот шаг дальше, и на следующих зеркалах та же девочка целует его. Или разрёванная убегает под его, в том числе, гогот.

«Слева я хороший, справа плохой?» – юноша пытался анализировать увиденное – «Но, раз оба варианта равновозможны, то, где настоящий я?»

Следующие картины опять сбили с толку. На левой мальчик что-то зло выговаривает, видимо, своей матери, и уходит из дому, громко хлопнув дверью. А на правой он же усердно трудится вместе с матерью в поле.

Ещё шаг. Он пьяный вламывается домой и, не слушая ни матери, ни отца, заваливается спать. И он же получает деньги в здании с вывеской «Контора», и, совместно с отцом, покупает матери зимние сапоги.

Картинки менялись. Мальчик из отражений постепенно рос, всё больше напоминая Волка. Иногда он представал не в лучшем свете в ряду зеркал слева, иногда справа. А порой Волк чувствовал, что человека с обоих сторон ему очень хочется поколотить. Но с каждым шагом он всё сильнее погружался в те жизни, что дарили ему зеркала. Примерял их на себя. И запоминал, всё, до мельчайших подробностей. Даже те видения, что предпочёл бы никогда не видеть.

Через какое-то время ситуации стали вариативными, как казалось, до бесконечности. Волк в отражениях жил, влюблялся, находил и терял друзей, брал на руки своих детей и хоронил родных. Он проживал сотни жизней, одну за одной, продолжая медленно брести вдоль зеркал.

Он был героем и был трусом, был глупцом и мудрецом, бирюком и примерным семьянином, богатым и бедным.

Отказали ноги, давно сбитые в кровь о камни. Волк пополз дальше, цепляясь за убегающие от него видения. Ещё чуть-чуть. Ведь там она – его жизнь. И он не может просто так от неё отказаться. Поэтому ещё немного проползти, до следующих зеркал, оставляя на полу кровавый след. И немного отдохнуть, впитывая новую порцию видений слева и справа. И новый рывок, к следующим зеркалам. А потом ещё. И ещё раз. И ещё.

Сломанные Жнец знает когда пальцы скреблись по полу. А Волк, прильнув к холодному полу, рыдал. Сил на то, чтобы проползти хотя бы до следующей пары зеркал, не осталось. А значит, и смысла в его жизни тоже больше не осталось. Вся жизнь была там, в каких-то десяти метрах. Так далеко для потерявшего все свои силы старика.

Старика? Волк помнил себя молодым и полным сил. А ощущал старым и немощным. Готовым встретить смерть. Мара, Ле Тед, Жнецы… или Эттлин. Волку было наплевать, кто именно проводит его на Тот Берег.

«Жаль, рядом нет Эспер!» – мелькнула в гаснущем сознании мысль – «Мне её очень не хватало все эти годы!»

Стоп! Зеркала не показывали никакой Эспер. А она была. Настоящая, не подсмотренная в отражении. Как и его жизнь. Настоящая жизнь. Она здесь и сейчас, теплится в израненном, но ещё довольно крепком теле. Волк не жил те жизни из зазеркалья. Это были чужие жизни. Но он чуть не отдал свою за возможность чуть дольше наблюдать за миражом. В ярости юноша поднялся, и откуда только силы взялись. Сделал несколько шагов, и что есть мочи обрушился на обманувшее его зеркало. То, не выдержав, лопнуло.

А затем лопнуло зеркало за спиной Волка. И соседние зеркала. Звон бьющихся зеркал сперва нарастал, но затем стал отдаляться, уходя дальше вглубь коридора.

LXVIII

– Повтори! – Волк кивнул бармену на опустевший рокс.

Тот понятливо схватил бутылку пятнадцатилетнего бенромаха, подошёл к столику, за которым сидел мужчина и до краёв наполнил стакан.

Волк отмечал. Грустно и в одиночестве. Шесть лет прошло. Как же быстро летит время. Ровно шесть лет назад он очнулся в лесу, перенесённый из другого мира с помощью артефакта, который назывался Клетка.

В кармане был только паспорт на имя Волкова Виктора Дмитриевича двадцати лет от роду. Причём паспорт несовершеннолетнего. С фотографии смотрел тот самый мальчик, за жизнью которого Волк столь пристально следил в коридоре.

Коридор снился Волку практически каждую ночь. И чаще всего ему виделись заключительные минуты пребывания в том жутком месте.

Он лежал на полу, обессилевший и раненный, а зеркала вдоль всего коридора лопались, наполняя пространство немелодичным звоном.

И тут полумрак этого места загорелся ослепляющим светом. Белая башня проступила на стене прямо там, где до этого висело разбитое юношей зеркало. Свет поутих, и из башни вышел Фаллстар.

Старик приблизился к Волку, будто пушинку подхватил его, взвалил на плечо, и отправился в сторону, коридора. В ту самую, куда полз ещё полчаса назад узник Клетки. А сияющая башня, исказившись, просто последовала за своим хозяином.

– Да, рановато тебе в коридор многих судеб соваться – ворчал Фаллстар, бодро вышагивая и даже не смотря в сторону лопнувших зеркал.

А посмотреть, между тем, было на что. Разбитые стёкла исчезали, а сами зеркала будто покрывались тяжёлой плёнкой, внутри которой вновь начинала клубиться тьма.

– Ты всё делал правильно! Там, в Альегоре. Попал в нужное время, в нужное место. А тот факт, что к тому миру ты имеешь вполне себе посредственное отношение, позволял тебе, фактически, жить по часам своего родного мира. Крутая штука. Жаль, что смертельно опасная для любого, кто рискнёт ей воспользоваться. Время, всё-таки, штука нелинейная, если относительно разных миров смотреть. И шутки с ним плохи. Но ты наловчился вылавливать отзвуки своего временного потока через межпространство. Ту непонятную для аборигенов штуку, что в Альегоре, да и всём том мире звали Тем Берегом. Который, конечно же, никакой не загробный мир.

Он шёл и шёл, рассуждая о природе Межпространства. И о природе Клетки. Последняя, как оказалось, вовсе не орудие пыток. А экспериментальный артефакт для путешествий через всё тоже межпространство. Что-то вроде якоря для кораблей Жнецов. Которых тоже как-то звали «на самом деле». В снах Волк не был в состоянии воспроизвести и половины озвученного. Но затем старик вновь начинал говорить о Волке.

– Внести такой элемент дестабилизации, как ты. Взрастить целого Маора, который сможет завершить начатое. Труд, которым можно было бы гордиться. Но, правда в том, что ты мне в том мире больше не нужен. Я подумывал от тебя избавиться, но ты достаточно упорно занялся своим выживанием. Это достойно уважения. И награды. А поэтому я верну тебя домой. В мир, из которого четыре с копейками года назад, по твоему времени, тебя забрал.

И он попросту швырнул юношу в одно из зеркал. А за его спиной, всё столь же ярким пламенем, сияла белая башня.

Тогда, шесть лет назад, один в лесу, он явственно помнил свою жизнь в Альегоре, а вот то, что было до лагеря, было скрыто какой-то мутью. Но стоило вернуться в этот мир, как память быстро-быстро стала «восстанавливать» утраченные фрагменты. Его звали Виктором. И свою татуировку, давшую ему имя в Альегоре, он набил себе в подарок на пятнадцатилетие. Ух, как тогда ругались на него воспитатели. Волк был сиротой и воспитывался в детском доме. Ему вспомнились ребята, с которыми он рос. Воспитатели, такие разные по характеру. И директор. Их мудрая, хоть и строгая директор, на трудах и усилиях которой детский дом и держался. Он вспомнил, как выращивал куриц и работал на огороде. В тот год директор честно сказала, что их шестьдесят воспитанников, а денег государство выделило только на двадцать четыре. И всех оставшихся тоже необходимо одевать, обувать, кормить. И поэтому поработать придётся всем вместе. И они работали все вместе. А сотрудники, начиная с директора и заканчивая уборщицами, несли из дому банки с заготовками, еду со своих огородов, инвентарь для огорода и сарая, удочки и снасти для ловли рыбы. А ещё одежду и игрушки собственных детей, чтобы дети детского дома ни в чём не чувствовали себя ущемлёнными. Выдюжили. Выжили. А вслед за плохими годами пошли хорошие. И пусть государство по-прежнему не выделяло достаточного количества средств, директор нашла спонсоров. И жил маленький Витя вполне себе благополучно. Жаль, что видения в зеркалах врали, и никакой семьи у Волка не было. Ну или не врали, а показывали те «возможные» жизни, которых у Волка никогда и не было. Может где-то там, на первых, прошедших мимо внимания Волка зеркалах, было показано то событие, что привело к текущей вариации жизни.

Так или иначе, но пятнадцать с половиной лет мальчик Витя жил в детском доме и не тужил. А потом исчез на долгие четыре (почти) года.

И когда вернулся то, восстановив память, отправился всё туда же, в детский дом. Встретили его появление бурно. Ругались, плакали, смеялись. Не верили себе и своим глазам. Оказалось, что естественно, что искать Витю не прекращали. Искали и своими силами, и через волонтёрские движения, и, разумеется, через государственные структуры. Искали, даже потеряв надежду. А он взял, и нашёлся сам.

После медицинского обследования дружно пришли в ужас от того, каким количеством отметин наградил Виктора, то есть Волка Альегор. А уж когда стали спрашивать, где это парень пропадал всё это время, то сединами стали покрываться даже видавшие виды психолог и, и без этого рано поседевшая, социальный работник.

Волк придумывать ничего не стал. Разве что некоторые части утаил. Привезли, куда именно, он и сам не знает. Климат умеренный. Держали в бараках и под охраной. Заставляли работать. Его, как ничего не умеющего, заставляли выполнять черновую работу. Остальных на производстве держали. На каком? Непонятно. Но люди умирали. И его потом перевели на другую работу. Тела сжигать. Много, по нескольку каждый день. Сбежал. Там леса кругом. В-основном лиственные. Шатался очень долго. Несколько недель. Как выжил не понимает и сам. Но вышел к людям. И направился в единственное место в этом мире, где мог чувствовать себя в относительной безопасности.

Рассказ пришлось много раз повторять. Директору, врачам, сотрудникам полиции, психиатрам, сотрудникам ФСБ. Его спрашивали снова и снова. Не верили в услышанное. Отправляли к психиатрам, на полиграфы, на новые допросы. Все говорили одно и тоже. Он вменяем и не врёт. Он был в лагере, где с ним происходили все описываемые вещи. Во всяком случае, он верит в это. А его тело, на котором неповреждённых участков к двадцати годам почти и не осталось, служило этому лучшим подтверждением.

Тем временем, Мария Егоровна, директор детского дома, даром времени не теряла. И ринулась на защиту найденного «ребёнка» со всей страстью человека, на своём посту работающем прежде всего за идею. Волк не уставал этому поражаться. Ведь и проблем из-за «побега» Виктора директор приобрела немало. И был он уже вполне себе совершеннолетний. А значит, руководитель детского дома уже ничем и никому не был обязан. Однако она сразу взяла быка за рога. И разместила «потеряшку» в детском доме. А уже месяц спустя Виктор стал обладателем нового паспорта, полиса и прочих нужных для жизни в стране документов. Его сиротские выплаты не только были «разморожены», но и выплачены за весь срок отсутствия. А набежало там без малого четыре миллиона рублей. Более того, положенную по закону квартиру Волкову тоже выбили. Небольшую, однокомнатную, но вполне себе приличную. Ещё и обставили через спонсоров всем необходимым. От мебели и бытовой техники до мелочей вроде посуды и постельного белья.

– Ох, Витя! Учёбы я приличной тебе не найду – вдыхала Мария Егоровна – Но работу какую-никакую, на первое время, подберём, если захочешь. А там, параллельно, вечерку закончишь и, дай Бог, наладится всё!

С такими напутствиями и таким багажом Волк оказался «во взрослой жизни».

– Повтори! – ещё раз сказал Волк.

Бармен подошёл и тихо произнёс:

– Виктор Дмитриевич, вас там ждут!

– Иду! – кивнул мужчина в ответ – Давай ещё одну и я иду!

Подождут. Чай не маленькие!

Этот вечер был важен. Чтобы не забыть проделанный путь. Ни здесь, ни в другом мире.