Текст книги "Преждевременный контакт (СИ)"
Автор книги: Вадим Ларсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Значит едем.
Хромой не мог взять в толк, как смог этот пижон так просто из ниоткуда, вдруг появиться на заднем сидении его спецкара.
– Не объясни… те, нам…? Господин Алекс… – начал он.
– Потом, – сдержано перебил незнакомец, – …может быть. Не время для объяснений. С сегодняшнего дня вы в моём распоряжении.
И он назвал адрес судмедэксперта и Хромой завёл мотор.
– Успеем перекусить? – спросил Пьер. – Без завтрака торчали, как привязанные бараны.
Казалось «чистильщик» не особо задавался вопросом, кто этот незнакомец, и почему теперь командует он. Пьер вообще мало задавался вопросами. Не любил спрашивать, сам предпочитал давать ответы. По части ответов лучшим его аргументом был автоматический «люггер», спрятанный под широким плащом.
– Ничего кусать не будем, – твердо сказал Алекс. – Оружие при вас?
– Обижаете, – фыркнул Пьер и хлопнул себя в оттопыренный бок.
– Хорошо. Отчёт отдела «Зет»?
– Держите, шеф, – Хромой передал толстую зелёную папку на заднее сидение. – Это всё что им известно об «иных» и «контактёрах».
И служебный электрокар тронулся с места в направлении города.
Проехав метров сто, машина вырулила из тёмного тоннеля на залитую солнцем автостраду, быстро набрала скорость и, блеснув яркой вспышкой, молнией в чистом небе, бесследно исчезла, растворившись в ослепительных солнечных лучах.
Глава 25
– Оружие на стол! – Алекс с пистолетом в вытянутой руке стремительно вышел навстречу, остановился посреди комнаты и внимательно осмотрел гостей.
– Они? – вопросительно покосился на Липсица.
В комнате воцарилась тишина. Лишь из угла гостиной слышался лепет Якова Соломоновича:
– Простите меня. Так получилось, простите.
Он был вконец подавлен. Бледный как мел, прислонясь спиной к такой же белой, как сам стене, он еле держался на негнущихся ногах и без остановки бормотал извинения, но его никто не слышал.
– Без сомнения, они, – чуть слышно произнёс Алекс.
Оружие он держал уверенно и агрессивно. Ствол пистолета смотрел Марку между глаз.
– На стол! – повторил Алекс загробным голосом.
Не сводя глаз с блондина, Марк достал пистолет. Положил на книжный столик рядом с кушеткой. Натянутое тетивой напряжение звенело так, что казалось, любое неосторожное движение, любой шорох или звук станут детонатором необратимых последствий. Слышалось, как в подъезде натужно гудит, поднимаясь, столетний лифт.
Алекс взмахнул пистолетным дулом, требуя показать руки.
– Убэшник жив? – спросил, разглядывая Розину повязку.
Девушка не шелохнулась. Лишь капелька пота выступила на пульсирующем виске.
– Понятно. – Алекс указал на одинокое плюшевое кресло. – Пусть она сядет.
Его тон был ровным и даже немного галантным. Марк протянул Розе руку, помогая сесть, и та опустилась в старое продавленное кресло, то самое, где Яков Соломонович много лет подряд каждый вечер перелистывал почти наизусть зазубренные книги отцовской библиотеки.
– А вы, молодой человек, отойдите-ка туда, – блондин махнул стволом в сторону окна и передёрнул затвор, тем самым показывая серьёзность намерений.
Оставив девушку, Марк попятился к окну, упёршись спиной в подоконник. Блондин поднял с книжного столика пистолет, вынул обойму, отметил, что патроны все до единого на месте, понюхал ствол и убедился – из оружия не стреляли минимум неделю. Сунул пистолет за пояс.
– Неожиданная встреча, – улыбнулся, отходя в сторону, – но чертовски приятная.
Пригладил бородку и, стараясь придать голосу максимально вежливый тон, произнёс:
– Отлично. И так, все в сборе.
Заботливо осмотрел всю троицу, одного за другим, и остался доволен. Липсиц дрожал в углу, то и дело извиняясь. Роза застыла в кресле напротив, и по ее сдвинутым к переносице хмурым бровям было заметно, как она лихорадочно перебирает в голове варианты как выбираться из сложившейся ситуации. И лишь Марк казался невозмутимым. Стоя у окна, весь залитый солнечным светом он с нескрываемым живым интересом изучал блондина. Это немного настораживало и выбивало из равновесия.
– Отпустите меня, – чуть слышно простонал Липсиц. – Я ничего не знаю.
Сказано это было глухим тихим шепотом, но его услышали все присутствующие. Алекс добродушно посмотрел на старика светло-серым взором:
– Нельзя, дорогой Яков Соломонович. Как мы без вас?
– Я очень устал, – Яков Соломонович еле сдерживал слезы. – Мне нужен отдых.
– Придётся немного потерпеть. Как минимум до утра. Мечтайте о светлом будущем. Завтра всегда лучше, чем сегодня.
– Но ведь так никогда не происходит? – попытался возразить Яков Соломонович.
– Не важно. Всё равно помните об этом и надейтесь. Вера в завтрашний день – лучшее лекарство от сегодняшних проблем.
– Но я хочу, чтобы мне было хорошо сейчас, – не унимался Яков Соломонович. – Вы обещали…
Алекс раздражённо выругался:
– Ничего не поделать, такова жизнь. Всё завтра!
– Но… поймите, – Яков Соломонович судорожно всхлипнул, – завтра для меня может и не наступить.
Блондин жалостно осмотрел полуживого Липсица, и его взгляд на миг смягчился:
– Тогда я лично буду скорбеть по вам. Но опять же, это будет завтра. Не хандрите, милейший. Живите с надеждой и проживёте долгую жизнь. С надеждой в завтрашний день.
– Ладно. Завтра, так завтра, – подавленно согласился Липсиц, сползая на паркет.
– Так, теперь с вами, – Алекс повернулся к Марку.
Этот странный разговор Марк слушал отрешённо, словно не было заполнившего квартиру, давящего чувства опасности. Ни человека с пистолетом, от которого эта опасность исходила, ни всхлипывающего в углу старика, ни притихшей в кресле девушки. Стоя в апрельских солнечных лучах, он улыбался неестественно глупо и широко, насколько позволяла новая кожа, и со стороны казалось, что страдающий запором облысевший рыжий клоун репетирует неудачную пантомиму. Алексу стало неловко от этой пластмассовой улыбки, и захотелось всадить в неё пулю. Но дело есть дело, и он опустил пистолет.
– С воскрешением вас, господин Кариди, – съязвил он. – Если будете со мой откровенны, больше воскресать не придется. Тут слухи ходят… вами интересуется Агата.
– Кто?
– А я надеялся на честный разговор.
– Я правда, не понимаю, – Марк демонстративно пожал плечами.
– Я о хозяйке Черной Башни, о председателе Управления Безопасности, о госпоже Агате Грейс.
– А-а… теперь понятно.
– Что именно?
– Откуда УБ.
Минуту они молчали. Алекс нервно перекладывал пистолет из одной руки в другую. Марк глазами следил за его действиями.
– Ну и… – скорее самому себе, чем собеседнику сказал Алекс.
Он сел рядом с входом, упёр рукоять пистолета в колено, направив ствол Марку в голову.
– Значит тебе знаком и полковник Аристовский? – спросил, переходя на «ты».
– Немного.
Марк показал на обезображенное лицо.
– Значит тот пожар – его рук дело?
Марк утвердительно кивнул. Алекс задумчиво поправил очки.
– Но зачем?
– Ложный след. Для таких как ты, – Марк тоже перешел на «ты»: – «Хочешь спрятать что-либо – не скрывай, просто уведи внимание в сторону». Ты, Александр Деев, два года подряд сдававший на «отлично» психологию толпы в Берновском университете, неужели не догадался?
Алекс опешил.
– Откуда знаешь? – спросил удивленно.
– Вижу.
– И что ты видишь? – Алекс недоверчиво прищурился.
– Немного отрывками. И только прошлое…
– Брось меня дурачить! – Вскинутый пистолетный ствол вновь смотрел Марку между глаз. – О моей учёбе есть в досье. Ты читал?
– Какой смысл продолжать этот разговор, если ты не веришь? – Марк махнул рукой. – Это как вспышка, как укол. Раз, и всё по-другому. Сам не понимаю, но вы все хотите знать как. Витте, полковник, теперь ты. Даже я хочу того же.
Он отошёл от окна и, как ни в чем не бывало, будто и не было у оппонента пистолета в руке, подошёл к креслу, где сидела Роза, и встал позади него. Глупая клоунская улыбка испарилась с синтетического лица.
– Могу рассказать. – Он облокотился о плюшевую спинку, и посмотрел на Алекса, будто они сто лет знакомы: – А поверишь или снова скажешь, что дурачу? И надо ли оно тебе?
– Для чего я, по-твоему, здесь?
Алекс осмотрел комнату. Старый махровый халат на гвозде, вбитом в дверной наличник, упавшая на пол, жёлтая от жирных пятен газета «Время вперёд», на стенах две репродукции акварельных пейзажей, посеревший от времени подвесной потолок. Настоящее жилище старого отшельника. Такое будет и с ним лет через сорок.
* * *
– И ты уверен, что я поверю в этот бред? – натянуто рассмеялся блондин, как только Марк закончил рассказ.
– Дело твоё, – невозмутимо обронил Марк, отходя к окну. Он с нескрываемым разочарованием посмотрел на блондина: – Тогда ответь, куда мы подевались на той улочке? Мы же были прямо перед тобой. В твоих руках… и на твоих же глазах рассыпались на атомы.
Он сделал долгую паузу, уловив на лице блондина зарождающееся сомнение. Стоя спиной к окну, в свете своеобразного нимба отбрасываемого обновлённым, омытым долгим дождем апрельским солнцем, Марк, казалось, был наделён такой силой, что возьми и выйди из комнаты, Алекс ничего не смог бы сделать. И блондин чувствовал это. Стоял задумчиво, осмысливая услышанное.
– Мне тоже нужно это, – наконец нарушил молчание.
Марк улыбнулся:
– Я бы с радостью, но невозможно.
Глаза Алекса сузились до щёлок.
– Думаю, возможно, когда от этого будет зависеть… – он подошёл к сидящей в продавленном кресле Розе и легонько погладил дулом пистолета её шею, – …к примеру, чья-то жизнь.
Затем окинул девушку такими ледяными глазами, что у той похолодели руки. И не от страха. По крайней мере, не из-за боязни за свою жизнь, а от внезапно нахлынувшего неприятного мерзкого ощущения, когда становишься заложником чужих желаний. Будто стала жертвой изнасилования, и твоя воля скована волей насильника.
Всё произошло в доли секунды. Ствол уперся в висок, Роза вскрикнула. Марк непроизвольно поднял руку, призывая остановиться, но блондин в ответ крепче ухватил девушку за волосы.
– Хватит болтать! – грубо рявкнул. – Делай, что говорят!
– Это ты зря, – произнёс Марк, глядя в упор.
– Ты даже не догадываешься, на что я способен.
– Всё-всё, – Марк поднял руки, – я стою на месте.
– Как, оказывается, всё банально. Вот и у тебя нашлась ниточка, за которую можно дёрнуть. Не правда ли, забавно? Миром на самом деле движут обычные человеческие пороки. Вот где она – твоя «кнопка».
Блондин вдавил ствол девушке в висок с такой силой, что та закатила глаза от боли.
– Что делать? Нажать или нет? – язвительно спросил, и словно найдя ответ, добавил: – Вот, что сделаю. Предлагаю обмен. Мне сила, тебе девчонка. Согласен?
Марк молчал.
– Нет? Хочешь заплатить такую цену? Пойми, пришелец, не подумав, случайно вышел на тебя. Но мы это легко исправим. Видишь, у меня есть то, что нужно тебе, у тебя, что должно принадлежать мне. Чем не равноценный обмен?
– Это может только иной…
– Ну, так, где он? – перебил Алекс, нервно вскинув пистолет.
Он резко выпрямился, встал в полный рост и жестко приказал Розе:
– Поднимайся!
Та не шелохнулась. Блондин схватил девушку за волосы так, что та невольно вскрикнула, и грубо развернул к себе. Вдавив ствол в щёку, выкрикнул:
– Есть возражения?!
– Не надо, Роза. – Марк жестом показал девушке, чтобы та поднялась.
Роза нехотя встала. Алекс силой притянул её к себе.
– Сюда! – поманил пистолетом притихшего в углу мед-эксперта.
Яков Соломонович, шаркая непослушными ногами, поплёлся в центр комнаты и поравнялся с Розой. Блондин пристегнул наручниками его запястье к девичьей руке.
– Вот так. Теперь туда! – указал на дверь спальни.
Роза посмотрела на Марка. Тот утвердительно кивнул:
– Иди, не бойся. Всё будет хорошо.
– Даже не сомневаюсь, что все закончится хорошо, если ты, Марк, сделаешь правильно, – хмыкнул блондин, и втолкнул прикованных Розу и Липсица в спальню.
Затем плотно прикрыл дверь, пододвинул стул и вставил его ножку в дверную ручку, заклинив её наглухо.
– Альфред! Пьер! Поднимайтесь наверх, – крикнул в коннектофон Алекс Деев.
* * *
– Роза, девочка моя, поверьте, он меня силой заставил это сделать, – оправдывался Яков Соломонович, когда они остались одни. Затем с опаской посмотрел на закрытую дверь. – Он страшный человек. Он шантажирует меня. Как же я не хотел, чтобы все случилось именно так. Я надеялся, что вы с Марком не придете сегодня. Что не будете…
– Кто он? – сухо перебила Роза.
– Что вы спросили?
– Имя этого человека?
– Конечно, как же. Его зовут Александр Деев, и он тайный агент Управления Безопасности СОТ. Как они говорят, внештатный. Он всё знает о вас. Он обо всех всё знает. Представляете, всё?
– Нельзя знать всё обо всех.
Крохотные глазки Якова Соломоновича испугано забегали.
– Да конечно, нельзя. Но он-то знает…
– Что вы ему о нас рассказали?
– Ровным счетом ничего. Совершенно ничего нового. Он и так всё знает. Я должен был лишь позвонить и сказать, когда вы снова придете ко мне. Это всё, поверьте…
Он запнулся, немного помолчал и, преодолевая нерешительность, добавил:
– И про Марка.
– Что про Марка?
– То что… – Якову Соломоновичу стало трудно дышать, – то, что… Марк жив.
– Понятно, – выдохнула девушка.
Она ещё утром чувствовала – не стоило идти сюда. Роза хорошо помнила аксиому из уроков по теории конспирологии – никогда не появляйся в одном и том же месте трижды. Помнила, но не воспользовалась. И вот результат.
– Что творится. Мир сошел с ума, – приговаривал мед-эксперт Липсиц, качаясь взад-вперед на деревянных ногах. – Боже-боже, кто теперь поможет этому миру?
Он был бледен, держался из последних сил и, похоже, вот-вот упадет в обморок. Молил Создателя, чтобы все поскорей закончилось, и желательно хорошо, но в хороший конец верилось всё меньше и меньше. Воистину, чего боишься больше всего на свете, то случается в первую очередь. Как глупо изворачиваться, юлить, предавать коллег, пытаться сохранить свою жизнь и все одно лишиться ее вот так бездарно. В том, что он именно сегодня лишится жизни, Яков Соломонович нисколько не сомневался. Но тогда зачем нужны были все вывертывания и потуги? Зачем согласился на сделку с совестью? Ведь ясно – он всего лишь маленький человек, и игроки большого стола видят в нем только инструмент в этой страшной игре.
А началось всё с появления в его кабинете того странного бродяги. Странного, если не сказать больше. Была бы возможность вернуться назад, в день медосмотра, Яков Соломонович смог бы изменить ход событий. Но есть ли возможность вернуться? Он поднял голову и мысленно посмотрел сквозь потолок куда-то далеко вверх, будто увидел кого-то.
– Каждый сам за себя, и только Создатель за всех. Но и он скорей всего уже не с нами, отвернулся и не желает помочь. Сколько бы он не присылал сюда своих посланников, все заканчивается крестом на Голгофе. А хотим ли мы его помощи? Создатель не в силах помочь грешникам, которые сами отказываются снять рабские колодки. Им так лучше, так безопаснее. Но кандалы остаются кандалами, даже если они золотые. На старо-еврейском слово грех означает – человек, промахнувшийся мимо цели. Именно так, человечество промахнулось.
Яков Соломонович смотрел на Розу влажными глазами. Он думал о том, что человек, по сути, так и остался диким, невежественным, но очень хорошо приспособленным приматом. Что окружил себя необходимыми ему вещами, придумал власть, государство, мораль, долг. Но все это ширмы, за которыми прячется животное, каждую секунду готовое преступить все ограничения, придуманные им же, и загрызть, растерзать, сожрать. А если не получится, то поджав хвост, раболепно пресмыкаться перед сильными мира сего.
– Как же Создателю трудно с нами, – произнес он. – Как же непосильно быть Богом.
В уголках его глаз выступили слезы. Он корил себя за то, что в свои шестьдесят пять многое повидав, многое пережив все еще цепляется за эту серую безрадостную суету любой ценой, словно нищий за последний кусок хлеба. Он ненавидел себя за то, что предал в желании прожить еще каких-то несколько унылых лет. Предал молодых и сильных, в надежде сберечь свое старое слабое тело. Сберег его, но потерял душу.
– И еще я трус. Увы, девочка моя, это так. Синоним рабства – трусость. Вот это грех, так грех! Я дешевый бесполезный трус.
Яков Соломонович указал на запертую дверь.
– Он не виноват. Мне легко все свернуть на него. На его шантаж, на то, что он из управы. Но не он разрушает наш мир, его разрушают такие, как я…
– Ну-ну, успокойтесь, – перебила Роза. – Не наговаривайте на себя, Яков Соломонович, не занимайтесь самоедством. Мы с вами еще повоюем.
И она взмахнула рукой, будто саблей, подбадривая старика.
– Нет-нет, девочка моя, ты не понимаешь. Именно с такими, как я Богу и трудно. Именно с такими…
За закрытой дверью послышалась возня. Раздался пистолетный выстрел. Следом автоматная очередь, затем ещё одна…
Глава 26
– Пока твои друзья будут здесь, ты отведёшь меня к Губеру, – сказал Алекс, перекидывая тяжёлый пистолет из руки в руку как пушинку.
– Одно и то же. Почему все уверены, что я знаю куда идти?
Алекс дёрнулся:
– Надеюсь, у тебя хватило здравого смысла расспросить адрес?
Подойдя к окну, он опёрся на подоконник, вдавил пальцы в пластик так, что кожа на костяшках побелела, и отражение его глаз сверкнуло в тусклом стекле ярко-синим заревом.
Он вспомнил, как далёким январским утром мальчишкой вот так же стоял у окна. Как тонкими пальчиками держался тогда за подоконник и тянулся на носочках, пытаясь заглянуть в окно.
Там внизу плещутся в молодом снегу солнечные блики. Слышатся голоса. Но мальчик не может разобрать, о чём говорят люди. Среди голосов прорывается один родной.
Алекс сглотнул сгусток боли, застрявший в пересохшем горле. Сквозь солнечные весенние лучи он напряженно и внимательно всматривался в улицу, будто пытался разглядеть что-то своё, понятное лишь ему одному. Лицо его посерело, глаза потеряли цвет.
Тем утром выпал первый снег. Человек в белоснежной рубашке, стоял у стены на чистом, только выпавшем снегу, и выросший с тех пор мальчишка ненавидит снег, одновременно скучая о нём каждую зиму. Цвет снега невыносим – нестойкий, предательский – но Алекс ни разу не изменял белой рубашке, как у того человека за окном.
Он неспешно отстранился от окна и уселся в кресло, в котором несколько минут назад сидела Роза. Он молчал, неосознанно перекладывая пистолет из руки в руку.
За окном среди доносящихся снизу голосов один женский. Вернее, совсем ещё девичий, молодой, живой, дерзкий – чистая энергия. Говорят, с годами голоса не меняются. Он запомнил этот голос и за много лет привык к нему так, что первое впечатление стёрлось из памяти. С годами тембр стал спокойным, хорошо поставленным, но голос остался прежним.
Алекс невесело улыбнулся, поджав уголки губ. Вспомнилась любимая её фраза, сказанная тем голосом: «Вы, Ал, так и не научились расслабляться».
Но в тот день на заднем дворе голос её был бойким, звенящим. Она бодро зачитала постановление «рейдерской тройки», после чего всё становилось бессмысленным, в ход шли пули. В те годы расстрельные приказы зачитывались почти каждый день. Арестованных выводили за дом, на задний двор или просто на улицу, без суда и следствия предъявляли постановление о казни. Тем утром маленький мальчик впервые узнал, что тот человек в белой рубашке уважаемый ученый и его отец – оказался врагом прогресса.
Алекс опустил голову, и плечи его дрогнули.
– Инструктор по идеологии Агата Грейс, уже тогда красиво зачитывала расстрельные приказы. – Он посмотрел на Марка злыми волчьими глазами: – Она и сейчас всё делает красиво.
– Я отведу тебя к Губеру, – сказал Марк, протягивая руку, – но обещай, после ты отстанешь от нас.
– Так-то лучше, – улыбнулся Алекс, но вместо рукопожатия поднял пистолет на уровень груди.
Вдруг Марк поднырнул под руку с пистолетом, подался вперёд и головой боднул блондина в недавнюю рану. Тот вскрикнул от боли и, вывернув локоть руки с оружием, попытался прицелиться сверху, но Макс, резко разогнувшись, толкнул эту руку вверх.
Раздался выстрел. Марк дважды кулаком коротко ударил в рану. Пистолет выпал из ослабевшей руки. Превозмогая боль, Алекс всем телом навалился на противника, но тот просел ещё ниже и Алекс, перелетев через подставленную спину, кувырком покатился к стене.
Сладковатый дым быстро заполнял комнату. Макс видел, как очертания силуэта сидящего на полу Алекса приобретают сначала размытые формы, а затем и вовсе растворяются в свете окна.
Короткая автоматная очередь и с потолка градом посыпалась штукатурка. Кто-то выбил входные двери, и в дверном проёме с автоматом в руке показался Пьер. Внезапно он выронил автомат, повалился на пол, и тонкая кровавая струйка вытекла из его пробитой головы. За Пьером распластав руки в стороны, лежал Хромой.
Алекс закрыл рот ладонью, стараясь сдержать рвоту. Он видел, как комната растворилась, и как Марк растворялся вместе с ней. Создавалось ощущение, что оба они и всё, что есть вокруг, превращаются в пыль книжных полок, в шорох тяжёлых оконных штор, в тихий ход настенных часов.
Силы быстро покидали обоих. Головы кружились, слезились глаза, и через минуту ни Марк, ни Алекс уже не могли видеть, как люди в противогазах входят в задымлённую квартиру, переступая через трупы Хромого и Чистильщика.
Время остановилось, и пространство рассыпалось на атомы. Стены разошлись, мебель испарилась, реальность померкла навсегда. Марк растворился, и Алекс растворился вместе с ним. Теперь оба были везде и всюду. И в густом дыму, заполнившем старую коммуналку, и на обочине рядом с тлеющей «Теслой», и в операционной с бригадой врачей двадцать часов борющихся за жизнь полковника Аристовского, и в каждом уголке безжалостного монстра по имени Мегаполис-Сити.
* * *
Под ногами послышался писк и Макс понял, его ботинок обнюхивает крыса. Ухо уловило другой шорох, идущий от дальней стены.
– Головная боль пройдёт быстро, – услышал он голос.
Его обладатель вышел из тёмного угла. Это был седой старик с худощавым, изрытым морщинами лицом. Пыльное тёмно-синее пальто с широкими засаленными лацканами на голом, вполне моложавом теле, кожаные затёртые штаны и довоенного образца армейские сапоги.
– Прости, пришлось некоторое время держать тебя в таком виде. – Раскосые азиатские глаза его смотрели с любопытством. – Твой друг в порядке. Он в соседней комнате. Им мы займёмся позже.
– Вы… кто? – едва выговорил Марк, хватаясь за голову. Она раскалывалась, точно внутри взорвалась бомба. Тело бил озноб.
– Моё имя Вард, но здесь в тоннелях все называют Инженером.
Ростом Инженер был выше среднего. Осанистый, поджарый. Повязанная цветастым платком голова с коротко стриженым «ёжиком», такая же седая, как и ровно подстриженная бородка. Сухая загорелая кожа обтягивала широкие ладони рук. На левой руке недостаёт мизинца, на безымянном пальце массивный перстень с чёрным продолговатым камнем. В правой металлическая кружка. Он подул на неё, отгоняя клубящееся облачко пара, сделал короткий глоток и удовлетворённо облизал серебристую растительность над верхней губой.
– Ты, верно, голодный? Еда готовится, придётся подождать. Увы, быстрой синтетикой не пользуемся.
– Где я? – спросил Марк.
– Сразу предупреждаю, мы несколько ограничили твои сверхспособности. Сейчас ты находишься в контролируемом нейтринном поле, регулирующем электромагнитные мозговые импульсы. Проще говоря, ты стал обычным Марком Кариди каким был с рождения.
– Вы знаете моё имя?
– Как думаешь, кто изобрёл «Бубен Шамана»? – сказал старик не совсем понятное.
Марк огляделся. Помещение походило на трансформаторную подстанцию. В скоростных тоннелях такие были рядом с каждой станцией, но эта, по-видимому, заброшена и довольно давно. Шлейфы полусгнивших проводов на чёрных от пыли стенах, пустые распределительные шкафы, ржавые и одиноко торчащие из бетонных оснований металлоконструкции, на которых стояли когда-то многотонные трансформаторы. Такой разрухи не могло быть ни в действующих тоннелях Мегаполиса ни в тоннелях прилегающих кластеров, разве что…
– Это Пустошь, – человек согласно кивнул, словно прочитал мысли Марка. – Мы «пустынники» – отверженные, которым не нашлось места в вашем мире. Противоположность прогрессу. Таких антипроги как мы здесь тысячи, и они разбросаны по всему периметру, а ты сейчас в затопленных восточных шахтах.
После ограничения 30-го года, когда к востоку от Мегаполиса многокилометровые массивы солнечных батарей были переведены на автономный цикл управления, специально созданная комиссия СОТ приняла решение затопить ставшие ненужными транспортные тоннели восточных окраин вплоть до побережья. Сейчас согласно картам по этим шахтам текут подземные реки, охлаждая аккумуляторные накопители, но это лишь на ваших картах. Всё оказалось сложнее, чем планировалось. Пришлось в каждом тоннеле построить дамбу и, подключив насосы к вашим наземным аккумуляторам, в течение двух лет откачивать воду. Теперь затоплены только охладительные системы окрестностей Мегаполиса, ограждающие нас от вашего мира. Здесь же сухо, как в пустыне, вот только немного донимают крысы и летучие мыши.
Он поднял камень, метнул в обнаглевшую крысу и на удивление попал. Та с писком бросилась в темноту.
– Как голова? – отряхивая ладони, поинтересовался старик.
– Нормально, – недовольно поморщился Марк. Голова гудела неимоверно.
– Впервые вижу, чтобы «трансферт» был так беспечен.
– Не понимаю.
– Твой друг едва не умер. Это он подал сигнал?
– Он мне не друг.
– Он тебе не нужен?
– Нет, – ответил Марк.
– Нам тоже. Нам нужен ты. Но раз так, мы его вернём обратно…
– Там были ещё люди.
– Ты о спецслужбистах? Забудь о них.
– Нет. Я о девушке и о старике, о хозяине квартиры и о моей…
– Мне о них не докладывали.
– Но они там были.
– Кто твой друг?
– Никто.
– Это вряд ли. Тоновый резонатор – прибор совершенный. Кто-то из вас двоих попал в «трансмутационный отрезок». Поначалу было неясно, потому разобрались. Но твой товарищ на вид крепче тебя. Я думал, это он подал сигнал.
– Какой сигнал?
– Удивительно, что контактор не сообщил тебе о системе распознавания. Вы оба «розетки», но «трансфертом» всё-таки оказался ты. Хотя наверняка, твой уровень контакта пока самый низкий. Твой контактор, как он выглядел?
– Обычный… – Марк напрягся, – вы его не знаете?
Старик не ответил. С неподдельным интересом он разглядывал Марка, и серо-голубые глаза его излучали искреннюю радость.
– Как долго я ждал этот день, – произнёс он чуть слышно.
Затем поставил кружку на чугунную печь, распахнул дверцу и поднёс узловатые мозолистые ладони к ожившему в топке огню. Блики пламени мерцали на его бронзовых скулах, весёлыми зайчиками отражаясь в белках глаз. Вверху, где терялась печная труба, протяжно загудело нарастающим волчьим воем, и лёгкий ветерок колыхал концы платка на его голове. Дышать стало значительно легче.
– Свежий воздух уймёт головную боль, – произнёс Инженер. – День на отдых, а затем займёмся делом.
– Что вам всем от меня надо! – не удержался Марк, скрежеща зубами от злости. В его макушку словно вбили кол.
– Поначалу мне надо, чтобы ты отдохнул. И заметь, ты не связан и без охраны. Ты – гость. Хотя… – Инженер подбросил в печь несколько топочных брикетов, обтёр беспалую ладонь о фалды пальто, и многозначительно добавил: – …отсюда сбежать можно разве что в Пустошь.
Сняв с плиты алюминиевый чайник, он налил в кружку парующую жидкость и протянул её Марку. В нос ударил терпкий пьянящий аромат.
– Грибной отвар псилоцибе. Пей. – коротко кивнул подбадривая. – Моментально придаёт силы.
Взяв кружку, Марк сделал глоток. Передёрнулся от горького привкуса.
– Ну как? – чуть заметно улыбнулся старик.
Массивная дверь легко и бесшумно отворилась, и в комнату вошёл светловолосый подросток лет двенадцати с перекинутым через плечо полотенцем и с чугунным казаном грибного супа в руках.
– Грибы – наше всё. – Старик принял из рук мальчишки ароматное варево и взгромоздил на металлический стол. – Ассорти. Здесь и шиитаке, и шимиджи, и шампиньоны. Ирма прекрасно готовит.
Жажда оказалась сильнее мерзкого вкуса своеобразного напитка, и Марк, отпивая понемногу из кружки, опорожнил её до дна. На удивление головная боль и дрожь в теле отступили. Теперь он мог внимательнее осмотреть, где находится. В тусклом мигании светодиодного светильника, глаза различили стопку книг на железном ящике у стола. На столе из-за торчащих карандашей и ручек похожий на дикобраза массивный письменный прибор, кипы мелко исписанных листов бумаги, очки на раскрытом блокноте. Дальше у стены металлическая панцирная койка, рядом умывальник, под раковиной с выщербленной, пожелтевшей эмалью старое алюминиевое ведро.
– Мой кабинет. Здесь и живу, и работаю, – пояснил Инженер, уловив заинтересованный взгляд. Повернулся к парнишке: – Приберись здесь, Унц. Эту оставь.
Он взял со стопки толстый фолиант в чёрном переплёте. Мальчишка, собрав в охапку бумаги и оставшиеся книги, коротко поклонился и вышел.
– Угощайся. – Инженер протянул Марку полную миску супа: – Когда поешь, почитаешь на досуге. Станет понятней.
Он положил оставленную книгу. Белые затёртые буквы на обложке гласили: «Генрих Корнелий Агриппа. Оккультная философия 1533 г».
– Зачем? – спросил Марк, пытаясь удержать ложку в непослушной руке. – Зачем я вам…?
– Завтра начнём работать. Проводники имеют свойство работать в обе стороны.
За дверью послышался нарастающий шум. Из проёма вынырнула русая мальчишеская голова с горящими возбуждёнными глазами в пол-лица. Побелевшие губы дрогнули:
– Он… сбежал… тот, второй…
* * *
Алекс ладонями сдавливал пульсирующие виски, пальцами тёр покрасневшую воспалённую кожу и, казалось, от этого боль утихает. Но стоило опустить руки, как она возвращалась с удвоенной силой, протыкая мозги тысячами игл.
Тяжёлые ноги заплетались, по сгорбленной спине градом катил пот. Но удивляло, что резаная рана, зашитая Липсицом, затягивалась на глазах. Шов сросся, побелел, и даже гематома вокруг него перестала гореть пурпурно-маковым пламенем, приобретя бледно-жёлтый оттенок восстанавливающейся плоти. То, что случилось недавно без сомнения пошло на пользу, если бы не невыносимая, медленно убивающая головная боль.
Впереди, в глубине тоннеля слезящиеся глаза вырвали из темноты неясный свет. Алекс остановился, и чтобы не упасть, упёрся рукой в стену. Прикосновение к влажной холодной поверхности каменной кладки одновременно и испугало и придало уверенности. Если в конце тоннеля они, он знал, как поступать – за три года в пустыне выработались необходимые навыки. Несмотря на нестерпимую головную боль, он и без оружия умел постоять за себя. Тот охранник видимо знал о боли, потому не связал ему руки, поступив и гуманно и опрометчиво. Алекс поступил так же, сохранив парню жизнь. Скорее всего, тот уже пришёл в себя, и теперь пустынники взяли след.
