Текст книги "Кукурузные человечки"

Автор книги: Вадим Чирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Хорошо, что ни бабушка, ни тем более Нинка этого не видели!

Когда грядка превратилась в ровную площадку, Славик соорудил из палочек, принесенных из сарая, двое ворот. Его друзья сидели в тени кукурузы и во все глаза следили за действиями землянина.

Вот он вынул из кармана рубашки маленький резиновый мячик. который, как и все его старые игрушки, бабушка хранила в комоде. Положил его в центр бывшей грядки и пригласил команды на поле.

Футболисты были в белых "футболках" и голубых шароварах.

–Во-первых, – распорядился Славик, – встанем в круг и потренируемся.

В круге пришельцы отрабатывали удар по мячу и носком, и "щечкой", и коленом, и пяткой. И прием мяча ногой, и на грудь, и игру головой. Приемы Славик показывал с маленьким мячом и сам себе казался в эти моменты, по крайней мере, Ринальдиньо.

Он продемонстрировал на грядке "дриблинг", то есть ведение мяча по полю и обводку противника. Рассказал, что главное в футболе и баскетболе – это пас свободному игроку. Показал, как бьют по воротам.

Настал черед учить вратаря, и Славик, прыгая и падая, изобразил классического голкипера.

Вспомнил о пенальти, угловом и свободном; выстроив семерых в шеренгу, научил "стенке".

В общем, инопланетяне через какой-то час знали о земном футболе почти все и почти все умели. Ведь они были мальчишки.

Пришла пора самой игры. Футболистов было семеро – как разделить их на две команды? По трое плюс один вратарь? Хорошо, но где взять еще одного вратаря? Питя вдруг ткнул пальцем в огородный куст.

–Вон он висит!

–Вратарь? Висит? – Славик посмотрел туда, куда указывал Питя. – Но там был только баклажан.

–Поставим его в ворота. Он как раз ростом с нас, только толстый. Увидишь, он не хуже Щипана.

–Это мы еше посмотрим! – обиделся полненький Щипан.

Славик сорвал баклажан, щепочкой нацарапал на нем трусы, потом глаза, нос и рот и поставил в ворота. Чтобы вратарь не упал, он вырыл под ним ямку.

В одной команде были Грипа, Садим, Молек и Баклажан, в другой – Питя, Вьюра, Пигорь и Щипан. Среди старых Славикиных игрушек нашелся и свисток. Землянин свистнул, и игра пришельцев в футбол началась! Славик был и судьей, и тренером: советовал, поправлял и свистел, если мяч скатывался с грядки в аут или кто-то сшибал кого-то с ног.

Садим быстро забил Щипану гол. Тот плюхнулся наземь, но опоздал – мяч пролетел ворота и укатился в помидоры.

–Один – ноль! – объявил Славик.

Это был первый гол в истории Кукурбиты. Он был забит 17 августа в 13 часов 47 минут 2005 года по земному летоисчислению.

Грипа хлопнул Садима по плечу, а Молек – по спине.

Вьюра, Пигорь и Питя принапряглись и довели мяч до ворот противника. Вьюра ударил, мяч попал в баклажан, тот упал, но мяча в ворота не пропустил. Его подхватил Садим и длинным пасом переправил Грипе. Опасная атака была отбита.

–Конечно, – сказал Питя, – ваш баклажан толще нашего Шипана.

–Ты сам предложил его во вратари. – ответил Молек.

Игроки снова принялись носиться по полю.

Первый матч закончился со счетом 4:2 в пользу команды Грипы. Голы забили: три – Садим, один – сам командир. Два ответных гола влупили Баклажану Вьюра и Питя.

После игры уставшие спортсмены и Славик сидели на краю поля-грядки и разговаривали о футболе.

–Во игра! – говорил Питя.

–Посмотрели бы вы, как играет Рональдиньо, – рассказывал Славик. – лучший футболист планеты! Он из Бразилии. Это в Южной Америке. А до него лучшим был Пеле. Он тоже из Бразилии.

–А где еще есть хорошие футболисты? – спросил Молек.

–Во Франции – Зидан, в Англии – Бэкхем, в Португалии – Фигу, в Италии – Буффон...

–А ты неплохо знаешь географию, – заметил Щипан.

Евдокимовна и молстар

Бабушка вернулась из магазина сердитая.

–Пока мяса в продаже не будет и хлеба свежего, не хочу заново жить! Позавчерашним торгуют! Да тут и одной жизни много!

Славик поспешил в соседний двор. Но ни Кубика, ни Нинки все еще не было. Евдокимовна, кормящая из сита кур, посоветовала Cлавику подождать до обеда – тогда-то он и увидит ее непутевую внучку и бородатого, не то как поп, не то как леший мужика, который сам не знает, чего хочет, бродя вокруг деревни...

Куры обступили Евдокимовну, одна, не разглядев, клюнула ее в палец ноги, вылезший из рваного тапочка

–Пыц! – крикнула Евдокимовна. – Дай вам волю, обжоры, вы и меня склюете! А как яичко снести, так ко-ко-ко!

Славик пошел было со двора, но случайно коснулся рукой кармана, где была коробочка молстара. Что если предложить помолодеть Евдокимовне? Ее-то ведь тоже жалко. Бабушка, когда ее донимают боли, постанывает да поохивает, а эта свою поясницу и колени костерит на чем свет стоит, – только и разницы между ними. Болит-то у них, наверно, одинаково.

Славик догнал Евдокимовну у крыльца.

–Бабушка, у меня к вам дело.

Та остановилась. До сих пор у нее со Славиком общих дел не было. Городской мальчишка, болтается во дворе целыми днями, внучка, глядя на него, учится лодырничать. Хоть бы взял в руки веник, хоть бы раз она увидела его с молотком или еще с чем-то полезным... Короче говоря, Евдокимовна встретила его взглядом довольно-таки колючим.

Славик между тем показывал ей какую-то коробочку со стеклышком.

–Бабушка, вот смотрите, от всех болезней помогает.

–Таблетки какие новые, что ли? – сурово спросила Евдокимовна.– Или опять аналгин?

–Да нет. Это такая штука, что ее включишь – вот кнопка, – и болезни как рукой снимет. Только...

–Что? Одни снимет, другие добавит?

–Да нет же! От нее моложе становишься. Намного моложе.

–Моложе? – Евдокимовна осмотрела сито и вытряхнула из него последние крошки, к ним тут же подбежала курица. – Это зачем же?

–Как зачем? – озадачился Славик. – У молодых болезней нет. И они выносливые, бегают...

–Так ты что, бегать хочешь меня заставить?

–Да нет же, бабушка! – закричал Славик. – Моложе – это вам снова восемнадцать будет! Вы красивая станете!

Евдокимовна подозрительно посмотрела на горожанина.

–Ты, может, хочешь сказать, что я хуже выгляжу, чем твоя бабушка?

Славик почувствовал, что он в тупике. И в этот момент в голове его мелькнула сумасшедшая мысль:

–Бабушка, давайте проделаем эксперимент. Видите эту курицу? – он показал на предприимчивую пеструшку у крыльца.

–Ну, вижу, – отозвалась соседка. Она была сейчас переполнена подозрением, что над ней хотят посмеяться.

–Я направлю на нее этот аппаратик, нажму одну кнопку, и вы увидите, что будет.

–А что будет? Ты учти, кур-то у меня всего девять. Ты ее не сожги ненароком.

–Не сожгу.

Славик не без волнения наставил на пеструшку молстар и нажал на зеленую кнопку. Экранчик послушно засветился.

Пеструшка рылась в земле, что-то склевывала.

Сначала никаких перемен не было видно. Но вдруг хозяйка курицы забеспокоилась:

–Эй-эй! Я тебе говорила, что у меня их всего девять! Она вроде поменьше стала!

Славик не отвечал. Он увлекся экспериментом, водя за курицей молстаром. И вдруг сам заметил, что пеструшка становится меньше.

Еще меньше, еще... Вот уже голенастый цыпленок роется в земле... Вот цыпленок, желтый, как одуванчик, писклявый, потерялся, ищет маму-курицу... Вот – тут Славик испугался – вместо цыпленка на земле лежит яйцо! Он побыстрее нажал на среднюю кнопку – экранчик в тот же миг погас.

Только тут наш горожанин взглянул на Нинкину бабушку. Та не сводила глаз с яйца, белевшего на земле у крыльца. Перевела взгляд на Славика.

–Это что же ты с моей курицей исделал? – запричитала она. – Разве я тебе не говорила, что у меня их всего девять? А теперь – восемь! А ну верни мне курицу сию же минуту!

–Бабушка, – начал было объясняться Славик, – я ведь другое имел в виду...

–Какое другое! Ты мне курицу извел – вот что ты натворил! Я на нее корма столько истратила! Верни, кому я говорю! Ты гляди на него!

Славик разозлился. Так на него никто не кричал ни дома, ни в школе.

В молстаре он теперь был уверен, и, не медля ни секунды, нажал на красную кнопку и направил экранчик на яйцо.

Славик смотрел уже не столько на объект эксперимента, сколько на Евдокимовну. Вернее сказать, он успевал смотреть и на яйцо, и на соседку.

Яйцо через минуту треснуло, из него вывалился желтый цыпленок.

Евдокимовна удовлетворенно кивнула.

Цыпленок запищал, стал на ножки. Сделал шаг, другой, качнулся вперед, назад...

–Ну-ну-ну, маленький, – размягченно сказала Евдокимовна.

Цыпленок растопырил кургузые крылышки и – стал расти, словно его надували возухом.

–Как на дрожжах! – не выдержала соседка.

Голенастый цыпленок – цыпленок побольше – цыпленок большой, пестрый – курица! Как ни в чем ни бывало, роется в земле и что-то клюет.

Славик выключил аппарат.

От Евдокимовны неожиданного слова было трудно ожидать, но на этот раз она его произнесла:

–Вот ведь какие нонче инкубаторы делают!

И Славик понял, что продолжать разговор не имеет смысла.

–Да, бабушка, – согласился он. – такие пошли нынче инкубаторы. А что дальше будет – уму непостижимо!

Сунул молстар в карман и пошел к себе. А Евдокимовна, – теперь уже совсем успокоенная, – вытряхнула еще раз сито и скрылась в доме.

Кубик и молстар

Художник и Нинка пришли из леса как раз к обеду. Нинка принесла два крепеньких белых гриба, несколько красношляпых гномов-сыроежек, с десяток моховичков и один тонкий и упругий, как японский зонтик, шампиньон. Она и несла его как зонтик. Кубик принес свежий, пахнущий новосельем, холст. Обедали порознь, а после обеда Славик направился к соседу. Перед тем, как войти, нащупал в кармане коробочку молстара.

Дверь была открыта. Кубик сидел на табуретке, положив голову на ладони (локти были на коленях), напротив одного из своих старых холстов. Услышав шаги, головы не повернул, хотя наверняка догадался, что пришел Славик. Чуть тень мальчика пролегла между ним и холстом, он промолвил грустнейше:

–Гибнет живопись, гибнет... И некому ее спасти. А я болен, болен...

Художник выглядел вполне здоровым, только, может быть, более бородатым и усатым, чем обычно, но Славик все равно спросил:

–Чем вы больны, дядя Витя?

–Чем? Чем должен быть болен человек, которому скоро сорок? Всем! Нет уже ни той силы, Славик, ни той твердости в руке! И глаза мои тусклы, ум неповоротлив, а сердце вяло... Садись. – Кубик показал рукой на диван справа от себя, – садись и раздели мою печаль.

Славик подошел к дивану и сел В Кубиковы стенания ему верилось мало, потому что были они слишком торжественны и походили, скорее, на стихи, чем на горькую правду. Он понял, что художнику просто нужно выговориться, и начал беседу так:

–Сегодня магнитная буря, да, дядя Витя?

Бородач, – бороды на его лице в одно мгновение стало меньше, словно он побывал у парикмахера, – ожил.

–Так ты тоже ее чувстуешь? А мне показалось, что наступает конец света! – Он встал, развернул холст, подошел к дивану. – Посмотри, пожалуйста, на эту работу. Что ты о ней думаешь?

Момент был ответственный. Славик понимал, что от его слова многое зависит. Вгляделся в холст. Он был розовый, как... Нужно сказать сейчас, как именно, и тогда все будет в порядке, и художник избавится от мировой скорби.

–Знаете, на что это похоже? – сказал Славик, предчувствуя удачу. – Знаете? На розовую поверхность большой морской раковины!

–Ура-а-а! – завопил Кубик. – Ты понял! Да здравстуют уста младенцев! Это утренняя заря, Славик, это рождение дня, и именно таким я его увидел. Такие тогда были краски! Живопись не погибнет, если живет на свете художник Кубик и его лучший друг Славик!

Теперь уже можно было переходить к тому, ради чего, собственно, Славик пришел к Кубику.

–Я вот о чем хотел спросить вас, дядя Витя. – Славик еще раз проверил, на месте ли коробочка. – Вы мне – помните? – говорили, что мечтаете хоть на пять минут вернуться в тот день, когда увидели свадьбу на улице? Он, этот день, в детстве у вас был.

–Ну и что? – почему-то насторожился Кубик. – Может, и говорил. А ты разве в волшебники записался?

–Да.

–Тогда действуй. Напускай дыму и поводи руками. А мне что-нибудь для этого нужно сделать?

–Ничего не надо. – Славик достал коробочку молстара и прицелился в художника.

–Э-эй! – испугался вдруг Кубик. – Это что у тебя? – И выставил перед собой руку, словно у Славика был фотоаппарат, а он не хотел фотографироваться.

–Молстар.

–То есть молодость-старость? – в секунду догадался художник. – Откуда он у тебя?

–Дали... – уклонился от ответа Славик.

–Спрячь сию же минуту! Ты думал, что художник Кубик вправду согласится на омоложение?

–Вы же сколько раз об этом говорили!

–Вот чудак! Да знаешь ли, что я нахожусь в лучшем мужском и творческом возрасте? Ай-яй-яй, Славик! Никогда не думал, что ты можешь так меня обидеть!

–Я... не обижал.

–Еще как обидел. Ты думал, что живописец Кубик не в силах справиться со своими холстами? Что он уже не видит красок? Конечно, спасибо тебе за доброе сердце, но я не нуждаюсь ни в чьей помощи.

–Дядя Витя, – вскричал Славик, – зачем же вы тогда говорили, что хотите вернуться в тот день?

–Зачем? Для красного словца, Славик. Художник и без молстара может перемещаться во времени, хоть назад, хоть вперед – такая у него способность вспоминать и воображать. Чем ты действительно мне помог – это тем, что сейчас я уж-ж-жасно разозлился. На себя. И немедленно принимаюсь за работу.

С этими словами Кубик подошел к большому мольберту, повернул "Свадьбу" лицом к себе и обмакнул указательный палец в одну краску на палитре, а средний – в другую.

–Свадьбу, – сказал он гостю, – я сейчас вижу так же ясно, как тридцать лет назад. Так что... – И повернулся к холсту.

А Славик пошел к выходу. Неужели никому в Егоровке не нужен чудодейственный молстар?

Награда

Славик медленно спускался по ступенькам крыльца, когда услышал Кубиково:

–Стой!

В то же мгновение Кубик показался в дверях, правая его рука была поднята. Указательный палец был в красной краске, средний – в желтой.

–Стой, Славик, – повторил он приказание. – Я должен сказать тебе, о чем я еще подумал, когда ты так неосмотрительно предложил мне омолодиться. Слушай же. Есть у меня друг, и с другом моим, Славик, мы разговариваем на особом языке...

–Вы новый язык придумали? – обрадовался Славик.

–Зачем? Мы разговариваем с ним на том же языке, что и остальные – никто не заподозрит, что мы секретничаем. Дело в том, что мы с ним понимаем все, что говорим, чуть по-другому. За каждым словом у нас наше и только наше общее прошлое... Нет, я плохо объясняю. Вот скажи, есть у тебя друг, с которым вы вместе что-то пережили?

–Есть, – без промедления ответил Славик, – Стас. Мы с ним однажды едва пожар в моем доме не устроили. Мы свинец плавили для одного дела, а там рядом с плитой тряпка на тумбе.лежала. Она загорелась, огонь уже до шкафчика дошел, мы только тогда ее начали тушить. Попало нам после...

–И какие теперь для вас общие понятные слова?

–"Пожар", – уверенно сказал Славик, – и "свинец". Мы лишь услышим эти слова, как сразу переглянемся.

–Ну вот, – удовлетворенно сказал Кубик, – а у нас с другом таких слов, как ваши "пожар" и "свинец", – десятки. Потому что мы и учились вместе, и в армии служили, и много чего еще вместе пережили. Понял теперь, что это за язык?

–Понял.

–А ты хотел меня омолодить. Твой молстар "вымыл" бы из большинства моих слов содержимое. Они бы опустели, осталась бы от слов одна оболочка – как стручок без гороха, как скорлупа без ореха, как улитка без моллюска.

Стали бы мои слова не слова, а фантики, – продолжал Кубик. – И мы с моим другом разговаривали бы как незнакомые люди... Не дай бог! Что ты, что ты, Славик! На кой ляд мне моя молодость! Ведь жизни не повторишь, а я в своей успел повидать несколько вещей, от которых мне не хотелось бы отказываться. Знаешь ли, – проговорил художник, – что если мы встретимся с тобой здесь и в следующем году, то некоторые простые-простые слова уже будут звучать для нас иначе? Как ты думаешь, какие?

Славик думал над ответом недолго.

–Закат, – сказал он, – утро и коза.

–Молоток! – рявкнул художник. – Награждаю тебя золотой медалью! – И хотел уже было мазнуть желтой краской Славикин нос, но палец его остановился на полдороге.. – Послушай, как ты можешь ходить в такой жуткой майке? – спросил он возмущенно.

–А что? – Cлавик покосился на свою желтую майку, на которой был изображен островок с зеленой пальмой.

–Здесь же явно не хватает третьего цвета! Куда смотрели на фабрике? – И Кубик, не спрашивая, поднес к майке палец, вымазанный красной крской, и нарисовал за пальмой заходящее солнце.

Все было бы хорошо, да бабушка, стоя на крыльце, углядела свежее красное солнце на новой майке и напустилась на внука, а больше – на Кубика:

–С бородой, – честила она художника, – а все еще как мальчишка! Чему учит малого – непонятно! Разве можно к вещам так относиться!

Полина Андреевна говорила и говорила. Славик пытался ее перебить, но без толку.

–Много ты понимаешь! – крикнул он неожиданно грубо. – Мне это солнце нравится!

Бабушка осеклась.

–Это ты мне сказал? Бабушке своей?

Славик увидел, что она готова заплакать. Он дернулся, словно бабушка его держала за руку, скрылся в доме, там схватил книжку про Гарри Поттера и брякнулся на кровать. Он начал было ее читать, когда приехал, но чудеса на огороде интерес к Поттеру начисто отшибли. Сейчас он читал, шевеля губами, как первоклашка, потому что строчки в голову никак не шли. Не проникали, словно были на чужом языке. И тут в комнате появилась бабушка.

–Ты совесть-то книгой не забивай. Дай совести слово сказать. Она ведь есть у тебя, я знаю, а Поттер твой на волю ее не выпустит.

Славик продолжал закрываться книгой.

–Не хочешь бабушку послушать? Ну, читай, читай... Читай, да знай: чуть совесть в ком заговорила – он поскорей телевизор включает или за книгу хватается. А совести ведь, как всему на свете, нужно время дать...

Бабушка вышла, и только тогда внук отложил книгу. Строчки ее снова были на другом языке, он не понимал ни слова.

Подарок на день рождения

Потом Славик вышел на крыльцо и увидел за забором Нинку. Та в глубокой задумчивости ходила по двору с пальцем во рту.

–Ты потеряла что? – поинтересовался Славик.

–Разуй глаза-то, – ответила Нинка, – я, вишь, думаю.

–О чем?

–У бабки нынче день рождения – вот я и ломаю голову, что ей подарить. Деньги я копила, копила, да вдруг и потратила целых двадцать шесть рублей! Чесалку купила, как у Наташки, и еще кое-что. Ну и дуреха! – Нинка дернула себя за желтую прядь волос. – Не умею думать наперед, хоть меня убей. Бабкин день рождения на носу, а она себе чесалку покупает! – Нинка говорила о себе в третьем лице. – Вот кого драть с утра до вечера! – Нинка и в самом деле дернула себя за прядь волос еще раз.

Славик тоже задумался. Ему захотелось соседке помочь, и он перешел в ее двор.

–Бабка спит, а я хоть пропади, – кручинилась Нинка. – Верчу, верчу мозгами, а ничего в голову не идет. Нечего дарить! – Нинка повела глазами по сторонам. Огляделся и Славик.

И вправду, вокруг не было ни одной вещи, которую можно было бы подарить Евдокимовне. Двор, сарай. Кубикова коза. Грабли и лопата, прислоненные к сараю. Колода, козлы для пилки дров. Забор, чурбак, на который Нинка вставала, чтобы заглянуть в соседский двор. Дорожка к сараю с кудрявой травой по краям. Куры, как всегда, занятые делом...

–Я и весь дом перерыла, – продолжала плакаться Нинка, – и там ничего. Букварь мой бабке не подаришь, чесалка моя – честное слово, отдала бы! – ей не нужна...

–А сколько бабушке лет?

–Не знаю. – призналась Нинка, – много. Старая она уже, пора, говорит, к богу в рай.

Они шли по двору, одинаково наклонив головы.

–Бабка проснется, – представляла Нинка, – а я хоть прячься...

–Может, пойдем на луг цветы поищем? – предложил Славик.

–Какой луг! Луг-то когда уже скошен. Да и в августе одни петровы батоги цветут да тясячелистник. Разве это цветы? Одни вянут тут же, другие лекарством пахнут.

–А в палисаднике?

–Придумал тоже. Бабка скажет: хорош подарок! Ты бы с меня кофту сняла, да мне же и подарила. Вот если бы твоя бабка цветы сажала, было бы другое дело.

–Моя не сажает... А что если... – начал Славик и остановился.

–Что? – остановилась и Нинка.

–А что если, – идея в Славике рвалась наружу – хоть кричи, он еле себя сдерживал, – что если подарить ей еще пять, а то и десять лет жизни?

–Это как же? – Нинка вытаращила на Славика сразу поголубевшие глаза. – Лекарство такое в городе есть?

–Есть.

Славик в эту минуту успел подумать, что можно настоящего секрета молстара не открывать, а в самом деле назвать облучение лекарством. – Мне его дома для бабушки дали, – сказал он, – а она отказывается. Давай твоей подкинем годики? Чем не подарок – пять лет жизни?

–Я бы и сама не отказалась. – задумчиво прикинула Нинка, – да ведь мне молодеть-то еще рано. Потом, когда стану совсем взрослой, дашь мне пару таблеток?

–Это не таблетки. Это тот аппаратик, которым я тебя будто бы фотографировал.

–Что? – заморгала Нинка. – Так ты меня без спросу омолодить хотел?

–Я на кнопку невзаправду нажимал. Только делал вид. Ну так как?

–Обманщики вы все, городские, – сказала Нинка. – А я-то ему говорю: фотай, мол. Такую ляпость глупнула! – Нинка оговорилась, но этого не заметила. Но, может, и не оговорилась. – Сейчас бы в пеленках лежала!

–Да на, смотри, – Славик вытащил молстар, – вот они, кнопки. Я их не нажимал.

Нинка потрогала молстар пальчиком.

–Вроде не врешь.

–Пошли к бабке. Пока она спит, мы ее на пять лет назад вернем. Она проснется – жива-здорова!

–Ой, я боюсь чего-то!

–Пошли, пошли! Меня скоро на обед позовут. Я твоей бабушке уже предлагал помолодеть, сказал, что от болезней избавится, а она обиделась. Думаешь, говорит, я хуже Андреевны выгляжу?

–Она ни врачей, ни лекарств не признает. Значит, мы ее будить не станем, а омолодим во сне. Разбудим, а у нее ни колено не болит и спина как новенькая! Вот это будет подарок! А говорить не станем, а то она нас так расчихвостит за это!

Они зашли в дом. Евдокимовна спала. Дарители приблизились к кровати на цыпочках и немного постояли, глядя на нее.

–Совсем старенькая, – пожалела бабушку Нинка, будто впервые ее увидав. – Включай свой фонарик.

Славик нажал на зеленую кнопку. Экранчик засветился. Спящая ойкнула, пожевала запавшими губами и что-то пробормотала.

–Только бы не проснулась, -прошептала Нинка. – А то еще закричит, что мы со свету хотим ее сжить.

Прошло минуты три – Евдокимовна ни капельки не изменилась. У Славика онемели руки, хотя аппаратик был легонький. Может, оттого, что он держал его напрягшись.

Нинка это заметила и предложила подержать молстар.

–Я его лучше на табуретку поставлю, пододвинь-ка ее, – сказал Славик.

Молстар прислонили к Нинкиному новому букварю и направили на Евдокимовну. Старушка во сне почмокала, будто ела малину, но не проснулась и не изменилась.

–Не берет бабку твой аппарат. – Нинка махнула на него рукой – безнадежно, как умела. – Больно она, наверно, старая, а фонарик твой маленький.. Ей знаешь какой нужен? Как телевизор. Пошли погуляем капельку, пока она молодеет. – И Нинка первой пошла из комнаты.

Славик посмотрел на безмятежно спавшую Евдокимовну. Молстар и вправду никак на нее не подействовал. Та же седина, те же морщины, те же запавшие губы. А экран молстара светился. Может, Евдокимовнина старость ему не под силу?

Зря он выходил! На улице Нинка встретила подружку Наташку, и они так сразу же заболтались, что Славика на крыльце даже не заметили. Он поплелся по двору и вдруг вспомнил о Кубике. Увидел ли он свою "Свадьбу"? Нужно пойти проверить.

Художник стоял перед картиной. Услышав звук шагов за спиной, обернулся.

–А? – воскликнул он и кивнул на холст. И повторил: – А?! (Мол, ты посмотри только, что я содеял! Какой шедевр!) И все, между прочим, благодаря тебе. Ты думал, я уже стар? Нет, я в полной силе! Вот, оказывается, чего мне не хватало – обиды! Такого маленького толчка!

Славик посмотрел на холст.

Жених сидел на черном, как головешка, коне, невеста – на белом. Над ними пылало самоцветами раскидистое дерево. Даль переливалась драгоценными синими, розовыми и зелеными камнями. И люди в праздничных одеждах вокруг жениха и невесты тоже были из драгоценных камней. Всё на холсте Кубика было так чудесно, незнакомо, невиданно, что у Славика перехватило дух.

–Ух ты! – прошептал он.

–Ура-а-а! – завопил Кубик. – Свадьба состоялась! – Он обмакнул кисть в краску и вывел в правом углу дату: 20.08.05. и подпись: Кубик.

–Пошли во двор! – Он вытер пальцы тряпкой. – Посмотрим, какое над нами нынче небо.

Небо над Егоровкой и над крышей, под которой художник Виктор Кубик только что закончил картину под названием "Свадьба", было голубое, чуть за лето выцветшее, очень высокое. Рыжебородый Кубик стоял под этим большим небом, сложив руки на груди и задрав голову. Славику показалось, что Кубик мечтает сейчас, чтобы там, в мирной голубизне, появился летающий дракон, – тогда он, гордый и могучий, вызовет его на бой и победит. Славик тоже посмотрел на небо. Но вверху никого, кроме высоких ласточек, не было.

Кубик постоял, постоял, дожидаясь дракона, потом, вздохнув, огляделся. Перед его глазами был зеленый двор, куры, старый забор и старые бревенчатые стены дома.

На крыльце Евдокимовны стояла незнакомая желтоволосая девчонка Нинкиных лет в длинной по-цыгански юбке.

–Это кто со мной шутку-то сшутил? – сварливо спросила она у Кубика.

–Ты что за чудо? – в свою очередь поинтересовался художник. – Ты откуда к нам свалилась? Погадать, что ли, пришла?

–Я те погадаю! – тоненько закричала девчонка. – Я тебе такого нагадаю – в глазах твоих бесстыжих потемнеет! Я спрашиваю, кто со мной шутку сшутил? – Крича, она топала босой ногой по крыльцу.

Тут появилась Нинка и увидела незнакомку.

–Воровка! – с ходу закричала она. – Бабкину юбку украла! А ну снимай сейчас же!

Желтоволосая обернулась к Нинке.

–Это я-то юбку снимай? Ах ты бессовестная! Ты только глянь, что они со мной творят! – Девчонка всплеснула руками.

Кцубик одобрительно улыбнулся.

–Ну, хватит, хватит, – проговорил он, пропуская слова через усы и бороду, отчего слова получались как бы бархатные, – признали мы твой талант, признали. Ты кого из нас хотела видеть?

Но артистка не унималась:

–Кого? – возопила она. – Да никого, чтоб вы пропали! Чтоб вас ветром унесло! – И опять в такт словам стучала пяткой по крыльцу. – Что вы со мной исделали?!

–Я сейчас милицию позову, – пригрозила Нинка.

Кубик нахмурился.

–Девочка, – сказал он, на этот раз внушительным голосом, – ты, видно, ошиблась домом. Тебя кто-то обидел? Так вот знай: это не мы.

–А кто же еще! Ишь, бороду отпустил! Молодой еще для бороды-то. И вон тот, – показала желтоволосая на Славика. – Шнырит, шнырит целыми днями – чего бы ему поделать, ищет. А ты, Нинка, ты у меня получишь, без тебя это дело не обошлось!

Нинка бочком-бочком подобралась к Славику и, пока девчонка на крыльце распекала всех троих, зашептала ему на ухо:

–Слав, а ведь это знаешь кто? Это ведь бабка моя! Вот до чего омолодилась!

Славик похолодел, как однажды, когда разбил на переменке, размахивая сумкой, окно в классе.

–И юбка ее, – шептала Нинка, – и майка. Только кофту она скинула. Слав, надо что-то делать!

–Что?

–Скорей наставь на нее свой фонарик, а то она живьем нас съест, я ее знаю. Вон как разбушевалась.

Семилетняя Евдокимовна продолжала громить троицу, испуганно стоявшую перед ней. Кубик тоже заподозрил неладное и вопросительно поглядывал на Славика и Нинку.

–Как же я его достану?

–А ты из Кубиковой комнаты к нам зайди, крючок на двери подними да толкни ее хорошенько. Она на гвоздочек тоненький забита.

–Ишь, попятился! – заметила уход Славика семилетняя бабушка. – Стыдно небось стало. Не беспокойся, я и до тебя доберусь.

Аппаратик на табуретке перед кроватью Евдокимовны был включен. На кровати валялась старая кофта, на полу – дырявые шлепанцы. Славик нажал на белую кнопку, экранчик погас. Попробовал красную. Экранчик снова засветился. Все в порядке, инопланетная техника не подводит. К Евдокимовне он решил подобраться сзади, из-за дома.

Он быстро пробежал две комнаты, спрыгнул с Кубикова крыльца. В узком пространстве между стеной дома и забором росла высокая крапива. Славик ринулся прямо в нее, его обожгло, как кипятком, но он все равно пошел сквозь ее заросли, отодвигая только верхушки стеблей от лица.

Девчонка в старой юбке и висящей до колен майке уже стояла на нижней ступеньке крыльца и, крича, размахивала вдобавок руками. Славик присел и нажал на красную кнопку...

Малолетняя Евдокимовна сперва ничего не заметила, хотя даже Славику было видно, что она начала расти. Две косички сами собой превратились в одну косу, и та становилась все длиннее и длиннее. Из-под длинной юбки появились икры. Майка на спине натянулась. Голос из девчоночьего стал девичьим, звонким. И девушка с длинной косой вдруг осеклась.

–Ой, что это мной делается?

А Славик продолжал держать палец на красной кнопке.

–Ой! – снова всрикнула длиннокосая. – Да что же это со мной делается? Что вы стоите как замороженные?!

А Кубик и Нинка и вправду стояли как вкопанные, изумленные тем, что увидели: на их глазах за несколько минут желтоволосая, с прутиками-косичками девчушка превратилась в девушку лет шестнадцати!

–Да кто ж мне поможет-то? – причитала она. – Ведь со мной что творится! Чего стоите?

Художник сделал шаг вперед. И увидел Славика, из-за угла целившегося в девушку знакомым уже аппаратиком, экран которго светился.

–Кхм! – откашлялся он и стал теребить бороду, словно она могла дать ему отгадку происходящего. Наверно, в эту минуту он вспомнил, как Славик предлагал ему омолодиться. – А как вам помочь? – От растерянности он обратился к девушке на "вы". – Вы что, хотите расти и дальше или так и остаться?

Славик в этот момент догадался молстар выключить – он побоялся зацепить чудодейственным лучом и художника. Кубик его видел, но не показал этого Евдокимовне ни рукой, ни лицом. Умница Кубик, он обо всем догадался!

–Ой, не знаю я ничего! – Девушка закрылась рукой и разрыдалась. И вдруг догадалась: – Зеркало, зеркало мне принесите! Нинка, – распорядилась она, – а ну быстро!

Нинка мигом слетала в дом за зеркальцем. Шестнадцатилетняя схватила его кружок и глянула на себя.

Славик был сзади и лица длиннокосой не видел, но по тому, как качал головой Кубик, понял: зрелище было из удивительных.

Еще какой-то час назад беззубая Евдокимовна, которая шагу не могла ступить без оха и оя, смотрела на себя, снова юную. Не веря, она гладила себя по щекам, проводила пальцем по мягким бровям, трогала кончиком языка ровные зубы, клала ладонь на нежную шею...

Вытащила из-за спины тяжелившую голову косу и с грустью сказала:

–И надо же было дурехе такую красоту в том годе отрезать! Вот и встретились мы с тобой, золотая ты моя! – Поднесла косу к губам и поцеловала ее.