Текст книги "40 лет Санкт-Петербургской типологической школе"
Автор книги: В. Храковский
Соавторы: С. Дмитренко,А. Мальчуков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)
Повторим: знание, что р,не имплицирует отсутствияверы, что р.Автоматически можно лишь перейти от утверждения о чьем-то знании, что р,к высказыванию а ЗНАЕТ, что р, НЕ: ВЕРИТ, что р,т. е. к высказыванию с корректирующимконтрастом, подчеркивающим, что выбор выражения знатьвполне сознателен. Но в то же время знание не имплицирует и самой положительной веры, что р(оно, как элементарное отношение, вообще имплицирует лишь само себя). Отсутствие такой импликации отражается в подробностях представления (В), среди которых самую существенную роль играет стержневое нефактивноевыражение готов сказатьи идея лишь предположительного, данного всего лишь в аподозисе условногосуждения, более широкого знания, имеющего свойство имплицировать р.
С этими импликационными лакунами связан один довольно своеобразный факт. В весьма специальных случаях заявление о знании (своем или чужом), что р,может сопровождаться риторическимзаявлением об отсутствии веры, что р: азнает, что р,но поскольку ридет вразрез со всем остальным из того, в чем он отдает себе отчет, он «не может поверить, что р».Такое совмещение знания и отсутствия веры субъекта а(веры в смысле (В)) преподносится говорящим, безусловно, как парадокс, но оно в тесном смысле не противоречиво и следовательно не страдает элементарной аномалией.
На это обратил внимание Шмелев [Шмелев 1993:164–169]. Заметим, однако, что предложенные им два объяснения риторических оборотов типа «хоть знаю, да не верю» несостоятельны. Во-первых, вопреки тому, что утверждается в статье Шмелева [там же: 168], состояние веры (что р)ничуть не является нормой в отличие от неверия, и уже поэтому отклонение от «стандартов» в случае определенных возможных предметов знания («странных» предметов знания) не может само по себе служить истинной причиной заявлений о том, что кто-то «не верит, хотя и знает». Во-вторых, вера ни в коем случае не результат «свободного выбора субъекта», как утверждает автор [там же 1993: 169]. Например, предложение:
(24) Мне по душе выбрать этот билет, с установкой на то, что он выигрышный, *стало быть, я верю, что он выигрышный.
некорректно.
Как доказываются наши положения, относящиеся к узловому вопросу о соотношении веры и знания? Они подтверждаются наблюдениями, касающимися приемлемости/неприемлемости таких коллокаций, как те, которые иллюстрируются следующими примерами:
(25) * Я верю, что, к счастью, Бог существует.
Примечание.Выражение к счастью,как известно, фактивно: оно имплицирует соответствующее знание говорящего и, в силу переходности «знания», такое же знание вообще. Но именно это несовместимо с ассерцией веры.
(26) *Я верю и знаю, что Бог существует.
(27) Я верю, что Бог существует. В сущности, я это знаю.
Что касается отражения доказываемого таким образом соотношения веры и знания, то оно достигается путем определенного истолкования того, чтб ее субъект готов сказать(«установку» веры, так же как и многих других эпистемических состояний [но не знания], мы понимаем именно как «готовность сказать»). Это истолкование, воплощенное в (В), состоит в том, что предметом веры является содержание условнойконструкции (причем не «субъюнктивной», т. е. не irrealis'а). Знание, что р,появляется лишь в антецеденте условной конструкции,т. е. оно не преподносится в ассертивном порядке. С другой стороны, относительно условной конструкции в (В) принимается в то же время, что ее антецедент (так же, как и любой вообще антецедент индикативной условной конструкции, ср. [Bogusławski, 1997]) включает пресуппозицию «я не говорю, что неверно, что α' (где α символизирует остальное содержание антецедента).» Вполне очевидно, что при такой интерпретации знание а,что рив результате этого, конечно, истинность р),только допускается. Однако, это значит одновременно, что знание, что р,в предложении о вере и не исключается.
Данное обстоятельство чрезвычайно важно, так как оно обеспечивает необходимое противопоставление глагола верить, чтотаким эпистемическим предикатам, как сомневаться в том, что…, догадываться, что…,которые прямо (хотя и в порядке пресуппозиции) выражают незнаниесубъекта.
4. Опора веры: тайна всеобъемлющего знания
Приписывание веры вводит идею знания, которое шире любого ограниченного знания,причем субъект веры изображается как по крайней мере не отрицающий того, что такое знание существует. Это в конечном счете равносильно намеку, со стороны говорящего, на Всеведущее Существо и позволяет понять, почему в одном выражении верить, чтосовмещаются стихии «житейского» и религиозного. В (В) ответственность за это несут прежде всего клаузулы (к. i), (к. ii) консеквента в части [1], а также часть [2]. Добавим, что отрицательная формулировка [2] необходима: если бы мы предположили, что аготов утверждать, что кто-то знает что-то, то он признавал бы себя просто знающим, что р(в силу импликации в [1], которая охватывает (к. 11)), и тогда все сводилось бы к знанию (вера как состояние, отличающееся от знания, перестала бы существовать).
Что касается веры, предметом которой является существование самого Всеведущего, то она удовлетворяет требованиям формулы (В), так как, по предположению, «кто-то» в консеквенте условной конструкции в [1], т. е., практически, именно Всеведущий, знает, согласно (к. i), больше, чем о своем существовании, т. е. больше, чем о том, что ему просто присуще что-то: Он знает некое более богатое q,которое односторонне влечетза собой тот факт, что Ему «присуще что-то» (и что Он, следовательно, существует).
То, что речь должна идти именно о неограниченном знании, вытекает из следующего рассуждения. Предполагаемое, в ходе мысленного эксперимента, устранение «носителя тайны» в виде что-то iпутем подстановки на его место эксплицитной и, следовательно, конечной (ограниченной) формулировки привело бы к необходимости выбора одного из эпистемических состояний, адекватных данному (на этот раз уже замкнутому) содержанию в его соотношении с субъектом, о котором идет речь. Главными теоретическими кандидатами были бы, с одной стороны, знание, которое, как мы видели в п. 3, имеет преимущество перед верой (если возможна предикация знания, упраздняется предикация веры), с другой стороны – незнание вкупе с разными видами «суждений» (других, чем вера). Однако ни знание, ни (какое бы то ни было) суждение (вроде обычного предположения, допущения и т. п.) не сохраняли бы специфику исходного состояния. Для ее сохранения пришлось быпоставить упомянутую конечную формулировку на место рв (В), заменяя одновременно что-то iв (B) каким-либо другим что-то k, отличающимся, однако, теми же свойствами, которые присущи что-то iв нынешнем (В). Поэтому уйти от мысли о том неограниченном знании, на которое наводит (В), невозможно. (Сказанное здесь представляет более строгое по форме изложение взгляда на феномен веры, который неоднократно встречался в литературе, ср. [Weltе 1982; Рieper 1986].)
Подчеркнем, что (В) лишь формально не исключает тождества « кого-то» в его двух вхождениях в части [1], т. е. в антецеденте и в консеквенте приводимой в [1] условной конструкции; нормально имеется в виду как раз их нетождество (этому соответствует тот факт, что оба вхождения не связаны в записи одним субскриптом). Добавим, что местоимение «кто-то» в антецеденте может естественным образом мыслиться как относящееся к субъекту а,а этот субъект заведомо является конечным существом (Бог – субъект знания, но не веры). (Стоит заметить, что нетождественный субъект в консеквенте явно перекликается с лицом, обозначаемым дательным падежом в родственном глаголе верить кому-нибудь,причем такое материальное соотношение глагольных единиц прослеживается по многим языкам.)
Веским обстоятельством, говорящим в пользу положений, выдвинутых в настоящем пункте, является поведение пропозициональных аргументов аналитического или априорного типа, в том числе аргументов в виде оценочных предложений. В основном они вообще незаполняют валентного места верить, что.Ср. следующие примеры:
(28) Иван *верит/ +знает/ +думает, что дважды два четыре.
(29) Иван *верит/ +знает, что если кто-то, кто рискуя собой спас чью-нибудь жизнь, является героем, то Петр, который рискуя жизнью спасал утопающего, герой.
(30) Иван *верит/ +считает, что его младший брат должен получать к завтраку порцию, больше его собственной.
Отчасти этому запрету или ограничению способствует тот факт, что содержание аналитических предложений нормально не является носителем той или иной ценности, в частности, положительной ценности, которая столь существенна в феномене веры (ср. п. 1). Однако в определенных условиях и такое содержание может приобрести, пожалуй, с весьма специальной точки зрения, положительную ценность; и тогда, скажем, предполагаемая априорная истина может стать предметом веры, ср. следующее приемлемое предложение:
(31) Иван верит, что существование Бога все же имеет априорный характер.
Примечание.Если пропозициональный аргумент в (31) истинен, то он истинен a priori.
Более существенным фактором, препятствующим использованию аналитических предложений в качестве пропозициональных аргументов веры (более существенным, чем отсутствие в них положительной ценности), является, по-видимому, тот факт, что в большинстве случаев все релевантные данные находятся в распоряжении эпистемического субъекта а.Это легко проследить по примерам (28) – (30). В такой обстановке единственно естественным является применение на месте верить, чтобазисного эпистемического предиката знать, что(когда же речь идет о сравнении с некоторыми критериями, которые принимаются субъектом, также предиката считать, что,ср. (30)). В крайнем случае, например в условиях необычных умственных недостатков (эпистемического субъекта или говорящего) или особой сложности принимаемого во внимание содержания, можно прибегнуть к не-фактивному предикату вроде думать, что,ср. (28) или (30) с соответствующей подстановкой на месте слова верит.
Глагол верить, чтовстречается несколько чаще лишь при таких аналитических аргументах р,которые построены на модальных выражениях и которые намекают на синтетические обстоятельства, исключающие или допускающие что-то (не уточняя их), ср. придется, не может, может.Например, предложение
(32) Я верю, что он был вынужден подписать этот документ
вполне корректно. Но если говорящий знает, что «он» подписал «этот документ» и знает, что если бы «он» не подписал «этот документ», его отец погиб бы, правильным будет высказывание
(33) Я знаю, что он подписал этот документ из-за того, что он предпочел подписать его, чтобы спасти своего отца, и таким образом был вынужден подписать его.
Замена знаюв (33) на верюбыла бы совсем неуместной ((33), правда, лишено свойственной вере положительной оценки, в противоположность (32), но этот компонент легко восполнить, добавляя к (33), скажем: Это хорошо, что он не руководствовался в своем действии низкими мотивами). Сделанное здесь наблюдение лишний раз подтверждает преимущество глагола знать, чтоперед глаголом верить, что.
Особое внимание необходимо обратить (еще раз) на то, что эпистемический субъект а,в соответствии со второй частью ремы в (В) ([2]), не исключает того, что кто-то действительно знает что-то iкоторое влечет за собой р.Этим он отличается от лица, которое признает, что знание рлогически предполагает знание чего-то i(согласно [1]), но которое тем не менее отвергает знание чего-то i,а вместе с тем истинность р(как по предположению имплицируемого пропозицией что-то i). Поскольку такое лицо не удовлетворяет условию [2] в (В), его нельзя описать как верящего, что р.Следовательно, в отношении него необходимо предицировать отрицаниеверы, ср.:
(34) Иван готов сказать, что если кто-то знает то, что он сам знает, и если притом знает, что ее приняли на работу, то кто-то знает нечто совсем другое, такое, что из него следует, что ее приняли на работу, но все-таки Иван не верит, что ее приняли на работу.
По-видимому, эта недопустимость предицирования веры в (34) соответствует не только формуле (В), но и нормальной языковой интуиции, что, конечно, говорит в пользу формулы.
5. Вера и упорядоченность действительности
Вера часто характеризируется как эпистемическая установка на всеобщую и осуществляющуюся в конечном итоге (вопреки разным частным явлениям, которые могли бы противоречить этому) связность и понятность действительности (напомним речение Эйнштейна: «What is incomprehensible is that the universe is comprehensible»). Во всяком случае ее характеризуют таким образом в тех ее аспектах, которые ведут к «хорошему»; «хорошее», согласно этой установке, гарантируется, так сказать, на глобальном уровне (ср. понятие «космического оптимизма» в работе [Селезнев 1988: 251–252]).
Эти, думается, правильные ассоциации, связываемые с понятием веры, имеют свое недвусмысленное отражение в нашем семантическом представлении: это отражение видно в условной конструкции, содержащейся в [1], особенно в ее консеквенте.
6. Вера и действие
С одной стороны, вера является, безусловно, так же как и знание, состоянием, а не действием или событием (в частности, она не является речевым действием или актом речи). Но с другой стороны, она тесно связана с человеческой деятельностью: по-настоя-щему верящее лицо от своего эпистемического состояния переходит к соответствующей активности; в свою очередь, активность требует отсутствия отчаяния, т. е. требует именно какой-то (подходящей) веры.
И эта двойственная истина, столь же важная, сколь и неоспоримая, четко отражается в нашем описании. Ей соответствует, именно, основная формула «готовности сказать». Эта формула обозначает, правда, состояние; но это такое состояние, благодаря которому субъект действует, причем действует отнюдь не просто как говорящее лицо: ведь речь сопутствует всем вообще действиям лиц. И не только сопутствует: она в огромной степени регулирует остальные действия, управляет ими.
Заключение
Базисному эпистемическому глаголу знать, что,который никак не ограничивается человеческими или личными субъектами (пожалуй, даже подсолнухи знают, где солнце?), противопоставляются предикаты эпистемических состояний, свойственных лицам.
Среди них предикат верить, чтозанимает совершенно особое место: это конкурент знания, который, однако, как и уверенность, формально неисключает знания (в отличие от целого ряда других эпистемических предикатов, которые попросту исключают соответствующее знание и которые также в иных отношениях куда банальнее веры); с другой стороны, и отсутствие веры, неверие, не исключает соответствующего знания.
Одновременно наш глагол отличается тем, что возможности хотя бы только метафорического распространения его на животных намного более ограничены, чем у других эпистемических предикатов, даже таких, как быть уверенным, считать.
Это, можно сказать, самый человеческийпредикат: именно он, как ни один другой, связывает нас с «трансцендентным миром», точнее, с Богом (агностик добавил бы здесь: если таковые существуют). И устанавливает он эту связь не только в минуты нашего озарения религиозными (или антирелигиозными) мыслями. Нет, он это делает всегда.
Литература
Апресян Ю. Д.Проблема фактивности: «знать» и его синонимы // Вопросы языкознания. 1995. № 4.
Арутюнова Н. Д.Знать себя и знать другого (по текстам Достоевского) // Слово в тексте и в словаре. Сб. ст. к 70-летию акад. Ю. Д. Апресяна / Ред. Л. Л. Иомдин, Л. П. Крысин М., 2000.
Селезнев М. Г.Вера сквозь призму языка // Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 1988.
Шатуновский И. Б.Семантика предложения и нереферентные слова. М., 1996.
Шмелев А. Д.«Хоть знаю, да не верю» // Логический анализ языка. Ментальные действия / Ред. Н. Д. Арутюнова, Н. К. Рябцева М., 1993.
Boguslawski A.Grice ftir Konditionalsätze. Von «ich sage nicht, es ist wahr» zu «es ist nicht wahr» // Junghanss U., Zybatow G. (Hrsg.). Formale Slavistik Frankfurt am Main, 1997.
Boguslawski A.Science as Linguistic Activity, Linguistics as Scientific Activity. Warszawa, 1998.
Hintikka J.Knowledge and Belief. An Introduction to the Logic of the Two Notions. Ithaca; N. Y., 1962.
Lenzen W.Recent Work in Epistemic Logic. Amsterdam, 1978.
Miłosz Cz.Piesek przydrożny. Kraków, 1997.
PieperJ.Lieben, hoffen, glauben. Msnchen, 1986.
Welte B.Was ist Glauben? Gedanken zur Religionsphilosophie. Freiburg, 1982.
А. В. Бондарко
Категориальные ситуации в функционально-грамматическом описании
1.1. Вступительные замечания.Тема этой статьи тесно связана с общей проблематикой анализа грамматических категорий на разных уровнях языковой системы. Важные аспекты этой проблематики освещаются в трудах А. А. Холодовича. В его работах описание категорий глагола включает их соотнесение с семантической и формальной структурой предложения (см. [Холодович 1979: 138–160]). Исследование категорий глагола в комплексе «глагольный предикат – предложение в целом» получило дальнейшее развитие в трудах Лаборатории типологического изучения языков ИЛИ РАН (см. [Храковский, Оглоблин 1991]).
Выход анализа глагольных категорий на уровень предложения влечет за собой обращение к обозначаемой ситуации и ее компонентам. Понятие ситуации используется в работах, посвященных категориям глагола, в частности в теории диатезы и залога (см. [Холодович 1970:4—15; 1979:112–138; Храковский 1970: 27–30; 1974: 6–9; 2001а; Сильницкий 1973: 373–391]), в теории глагольного вида (см. [Сотпе 1976: 44–48; 2001; Мелиг 1985; Mehlig 2001; Барентсен 1995]). Это понятие выступает в лингвистической литературе в различных вариантах (ср. [Алисова 1971: 321; Гак 1973; 1998:252; Берниковская 2001]).
Далее речь идет о той разновидности ситуативного подхода, которая представлена в разрабатываемой нами модели функциональной грамматики (см. [Бондарко 1984; 1999; ТФГ 1987; ТФГ 1990; ТФГ 1991; ТФГ 1992; ТФГ 1996 а; 1996 б]). В создании шеститомного коллективного труда «Теория функциональной грамматики» участвовали 44 автора, в том числе сотрудники Лаборатории типологического изучения языков (см. разделы, написанные В. С. Храковским, Н. А. Козинцевой, Т. Г. Акимовой, В. П. Недялковым, И. Б. Долининой, А. Е. Корди и Л. А. Бирюлиным). В теоретических основаниях данной модели грамматики важную роль играет понятие категориальной ситуации (оно было введено и охарактеризовано в работах [Бондарко 1983 а: 115–200; 1983 б; 1984: 99—123]). В настоящей статье обобщаются наиболее существенные признаки, характеризующие это понятие, и высказываются некоторые положения, отражающие современный этап разработки рассматриваемого вопроса.
1.2. Соотношение «семантическая категория – функционально-семантическое поле – категориальная ситуация».Начнем с краткой характеристики трехчленного соотношения, одним из компонентов которого является «категориальная ситуация». Первый компонент – понятие, широко распространенное в разных направлениях лингвистической теории, два других отражают предлагаемую интерпретацию теории функциональной грамматики.
Семантические (понятийные) категории рассматриваются в лингвистической литературе как инварианты наиболее высоких уровней абстракции в сфере мыслительного (смыслового) содержания. Они выступают в различных вариантах, выражаемых различными средствами одного и того же языка и разных языков. Наиболее обобщенные категории представляют собой семантические константы, находящиеся на вершине системы вариативности (ср. такие категории, как время, модальность, качество, количество, пространство, бытийность, посессивность). Вместе с тем могут быть выделены категории, представляющие собой разные уровни вариативности семантической системы (ср., например, такие категории, как футуральность, императивность).
Рассматриваемые категории, с одной стороны, отражают свойства и отношения реальной действительности в восприятии человека, а с другой – имеют опору на язык. Речь идет о потенциальной опоре на всю совокупность возможных средств и их комбинаций в одном языке и в разных языках. Языковая интерпретация семантических категорий влечет за собой определенное преломление категориальных смыслов. Эти смыслы становятся (уже в преобразованном виде) элементами подсистем языка, подвергаются влиянию его строя (о категориях, выделяемых в сфере семантики, см. [Есперсен 1958: 46–61; Мещанинов 1945; Koschmieder 1965: 72–89, 101–106, 159–160, 211–213 и сл.; Кацнельсон 1972: 3—16, 78—127; 2001: 23—548; Яхонтов 1998]). В типологических и сопоставительных исследованиях семантические категории трактуются как некоторые общие иуниверсальные понятия, рассматриваемые в качестве основания для сравнения разнообразных способов их выражения в языках различного строя (см., например, [Fillmore 1968; Холодович 1970; Храковский 1974]). Наша интерпретация рассматриваемой проблематики изложена в целом ряде работ (см., например, [Бондарко 2002]).
Функционально-семантическое поле (ФСП) – это группировка взаимодействующих средств данного языка, выражающих варианты определенной семантической категории. Речь идет о семантической категории в ее языковом выражении, представленном в системе разноуровневых средств данного языка. Имеются в виду как грамматические (морфологические, словообразовательные, синтаксические), так и лексические средства. Ср. такие поля, как аспектуальность, временная локализованность, таксис, темпорапьность, персональность, залоговость, субъектность, объектность, качественность, количественность. Анализируемые поля – билатеральные единства, включающие план содержания и план выражения. Понятие поля сопряжено с представлением о некотором пространстве. В условном пространстве функций и средств устанавливается конфигурация центральных и периферийных компонентов поля, очерчиваются зоны пересечения с другими полями.
Категориальная ситуация (КС) трактуется нами как базирующаяся на определенной семантической категории и соответствующем поле типовая содержательная структура, варианты которой выступают в конкретных высказываниях. КС представляет собой один из аспектов передаваемой высказыванием общей сигнификативной (семантической) ситуации. Родовое понятие категориальной ситуации интегрирует видовые понятия – ситуации аспектуальные, таксисные, персональные, квалитативные, локативные, бытийные, посессивные, кондициональные и т. п. Если ФСП является парадигматическим единством, относящимся к языковой системе, то КС представляют собой своего рода проекцию поля на высказывание. Поскольку анализируемые ситуации всегда представлены в высказывании, т. е. выступают в речевой реализации предложения или сложного синтаксического целого, они заключают в своей структуре предикацию. Связь с предикацией – один из постоянных признаков КС.
В работах, посвященных грамматической семантике, в зависимости от их целей на передний план может выдвигаться каждый из компонентов рассматриваемого трехчленного соотношения, однако задачи конкретных исследований языкового материала в любом случае требуют обращения к уровню предложения, к речевым реализациям категориальной семантики в высказывании. Используемые термины различны. Эти различия отражают особенности исходных теоретических принципов и направлений исследований. Так, понятия и термины, представленные в трудах Лаборатории типологического изучения языков ИЛИ РАН и определяющие названия ряда этих трудов (ср. [Типология результативных конструкций 1983; Типология итеративных конструкций 1989; Типология императивных конструкций 1992; Типология условных конструкций 1998] и др.), связывают категориальный уровень грамматической семантики с уровнем предложения в тех аспектах категориальной семантики и грамматических структур, которые существенны для типологических исследований данного направления. Терминология, используемая нами, соотносит содержание семантических категорий и соответствующих полей с КС как категориальной характеристикой высказывания, существенной для данной разновидности теории функциональной грамматики. В любом случае выход на уровень предложения (в речи – высказывания) оказывается необходимым и существенным компонентом грамматики, строящейся на категориальной семантической основе.
2.1. Варианты категориальных ситуаций.Типовые КС, будучи семантическими инвариантами, реализуются в многоступенчатой и многомерной системе вариативности. Рассмотрим некоторые примеры.
Система вариативности аспектуальных ситуаций, представляющих собой аспектуальную характеристику высказывания, включает соотношение ситуаций тендентивно-предельных и нетендентивно-предельных. Тендентивная предельность характеризуется признаком направленности действия на достижение предела (с потенциальным пределом) и с реальным достижением именно того и только того предела, на который направлено действие (ср. понятие «естественного результата» процессов с «одной степенью свободы» в интерпретации А. А. Холодовича [Холодович 1979: 138–139]). Тендентивно-предельными являются оба члена видовых пар типа добиться – добиваться, вспомнить – вспоминать, исправить – исправлять, наладить – налаживать, киснуть – скиснуть, стареть – постареть.Например: Долго убеждал и наконец убедил.Нетендентивная предельность связана со «скачком в новое» (см. [Маслов 1984: 219]) при отсутствии какого-либо указания на ведущий к этому процесс. Ср., например, видовые пары типа задеть – задевать, заметить – замечать, назначить – назначать, попасть – попадать, похитить – похищать, появиться – появляться, случиться – случаться,а также несоотносительные глаголы совершенного вида типа зашипеть, отшуметь, изголодаться, прильнутьи т. п.
Выделяются две разновидности тендентивно-предельных ситуаций, связанные в русском и других славянских языках с противопоставлением совершенного и несовершенного вида (СВ – НСВ): 1) процессуальная разновидность, характеризующаяся элементом «направленность» ( добиваться, уговаривать); 2) результативная разновидность, отличающаяся элементом «достижение» (добиться, уговорить).Существенно соотношение контролируемой и неконтролируемой тендентивности. Контролируемая тендентивная предельность возможна, естественно, лишь при одушевленном субъекте: выращивать – вырастить, изживать – изжить, строить – построитьи т. п. Неконтролируемая тендентивность возможна как при одушевленном субъекте (полнеть – пополнеть, стареть – постареть, привыкать – привыкнуть), так и при неодушевленном ( блекнуть – поблекнуть, гаснуть – погаснуть).
Варианты КС характеризуются определенным комплексом отличительных признаков. Так, признаками процессных ситуаций, выражаемых в высказывании при участии форм НСВ, являются: а) «срединность» – выделение в действии фиксируемого срединного периода, представление действия как уже начатого, но еще не законченного; например: Он с удовольствием смотрел, как складывалАлександр тонкое черное платье на табурет и обрядовым жестом сложил вровень обе штрипки от брюк(Ю. Тынянов); б) перцептивность (наблюдаемость и другие виды восприятия), ср. приведенный выше пример, в котором перцептивность подчеркивается обозначением субъекта и процесса наблюдения (Он смотрел, как…);признак перцептивности отражает изобразительную (описательную) функцию высказывания – его направленность на описание наблюдаемой, так или иначе воспринимаемой ситуации; перцептивность может быть реальной, непосредственной, так или иначе представленной в контексте, например: Посмотри, там кто-то идет,или условной, образной, «литературной», например: «Падение Римской империи» совершалосьстолетиями, медленно и неуклонно, преисполненное житейской пестроты и сутолоки, как все в мире…(А. Блок); в) длительность;
г) динамичность – выражение динамики течения действия в фиксируемый период вместе с течением времен – от прошлого к будущему; передается динамика переходов от одного состояния в протекании действия к другому, более позднему; в рамках фиксируемого периода моменты t-1, t-2, t-З и т. д. соответствуют разным состояниям (этапам) развертывания процесса, см. [Бондарко 1983а: 116–159; 1983 б].
Многоступенчатая вариативность характеризует таксисные (аспектуально-таксисные) ситуации(см. описание вариантов аспектуально-таксисных ситуаций в разделах коллективной монографии [ТФГ 1987], написанных Т. Г. Акимовой и Н. А. Козинцевой: [Акимова, Козинцева 1987а: 257–279; Акимова 1987: 275–280; Козинцева 1987: 280–288; Акимова, Козинцева 1987б: 288–294]; из работ последнего времени см. [Козинцева 2001]). Говоря о таксисных ситуациях, мы имеем в виду типовые содержательные структуры, представляющие собой тот аспект передаваемой высказыванием «общей ситуации», который связан с функцией выражения временной соотнесенности (сопряженности) действий в составе полипредикативного комплекса. Элементы этого комплекса относятся к одному и тому же временному плану (прошлого, настоящего или будущего). Например, в высказывании В то время как я подходил к этой комнате, они уже выходили из неепредставлена аспектуально-таксисная ситуация типа «процесс – одновременный процесс».
Таксисные ситуации по своей структуре могут быть двучленными и многочленными. Первый тип является постоянным структурным признаком зависимого таксиса ( Войдя в комнату, сосед остановился).В сфере независимого таксиса двучленная структура представлена в сложноподчиненных предложениях (Когда сосед вошел в комнату, он остановился).Двучленная структура таксиса возможна и в конструкциях с однородными сказуемыми ( Сосед вошел в комнату и остановился),однако возможна и структура, содержащая более двух членов ( Сосед вошел в комнату, остановился и все понял).Таким образом, таксис предполагает временные отношения действий в полипредикативных конструкциях, которые в одних случаях являются бинарными (это существенный структурный признак зависимого таксиса), а в других (в сфере независимого таксиса) могут включать и более двух членов.
Инвариантное значение таксиса (таксисных ситуаций) может быть определено как выражаемая в полипредикативных конструкциях временная соотнесенность действий, соотнесенность в рамках единого временного плана. Это значение выступает в следующих основных вариантах: а) отношение одновременности/неодновременности (предшествования – следования); б) временная соотнесенность действий в сочетании с отношениями обусловленности (причинными, условными, уступительными); в) взаимосвязь действий в рамках единого временного плана при неактуализованности указанных выше хронологических отношений. Например: а) Пока мы усаживались, он перебирал бумаги(одновременность); Как только закончу работу, обо всем поговорим(последовательность); б) Осознав это, он изменил свое решение(отношение предшествования – следования связано с отношением причины и следствия); в) Рассматривая этот вопрос, мы обращаем внимание…(в таких случаях для смысла высказывания существенно не хронологическоеотношение одновременности двух действий, а значение сопряженности двух взаимосвязанных компонентов обозначаемойситуации в рамках единого временного плана); ср. следующие примеры: Весь вечер они пели, танцевали, шумели(А. Чехов); действия в обозначаемой внеязыковой ситуации могут быть отчасти одновременными, отчасти разновременными (возможно, чередующимися), однако хронологические отношения не актуализируются: важно лишь то, что весь вечер был наполнен обозначенными действиями; Сестра вошла в комнату, приказав мне ждать; и здесь собственно хронологические отношения четко не выражены, они не актуальны для смысла высказывания: налицо лишь сопряженность обоих действий (двух компонентов полипредикативного комплекса) в едином временном плане.
