Текст книги "Ученик пирата (ЛП)"

Автор книги: В. Брайсленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

В возрасте десяти лет Ник повидал много хозяев. К шестнадцати годам он успел поработать в конюшнях, месяцами резать рыбу, научился вытаскивать полудрагоценные камни из украшений и заменять их менее ценными имитациями из стекла. Он собирал мусор из домов Тридцати, чистил клетки маленького путешествующего зверинца, который провел лето в городах Северных долин. Он превращал свинину в фарш, ухаживал за копытами мулов, собирал ленты из урн, чтобы их обработать, выгладить и продать снова не подозревающим.

Две вещи были постоянными в жизни Ника. Первое – рано или поздно, но обычно рано, его новый господин или госпожа умрут жестоким образом. Они не умирали во сне или от старости, как и от тихой болезни, которые никто не замечал до последнего. Нет, хозяева Ника погибали ужасным образом. Яд, удавка, удар ножом, некоторые тонули в миске с куриным супом… после таких смертей ничто не казалось глупостью.

Когда Нику исполнилось шестнадцать, он понял причину этих странных событий. Это произошло вскоре после того, как король Алессандро вернулся на трон после попытки переворота принцем Берто. Чтобы отпраздновать победу Рисы Диветри (или, как ее все звали, Рисы Волшебницы) над принцем Берто, мелкие ярмарки открылись по городу и работали днями. Ника отвели на такую лишь раз, когда фестиваль устроили возле храма. Хотя площадь храма обычно была широкой и занятой торговцами, продающими белых голубей и гирлянды лунных цветов в святые праздники, три недели после расправы над принцем Берто тут проходила самая большая ярмарка из всех, что видели в Кассафорте.

Ник шел за господином, известным как Дрейк, смотрел, как четверо дикарей с Лазурных островов со шрамами на лицах и почти без одежды вырезают острые копья и флейты из пустого бамбука. Он пялился на богатые ковры с дальнего востока. Его нос подрагивал от запахов со стороны печей, где готовили всякую еду: мясные пироги, рыбу на шпажках, картофель в соли и даже мелкие пирожные с фруктами. Видимо, он облизывался, или его желудок заурчал, потому что, когда они проходили мимо доброй пухлой женщины, продающей жареные орешки, Дрейк отвесил Нику подзатыльник.

– Смотри вперед, болван, – прорычал его хозяин.

– Да, синьор, – Ник привык за годы со схожими хозяевами, как вести себя таким, как он. Его хозяева любили, когда он горбился, чтобы скрыть свой рост, прикрывал беретом короткие черные волосы. Он смотрел на миг пустыми зелеными глазами, редко говорил, если только к нему не обращались. Он был тенью, никем.

– Господа, – Дрейк склонил голову в сторону двух членов Тридцати из дома ди Ангели. Они сняли красные береты для него, но лирипип Дрейка остался нетронутым. – Леди, – сказал он их богато наряженным женам, их ладони взлетели к лентам на корсетах. Ник видел, что и другие до этого обращали внимание на его господина, но не так. Хорошие украденные товары требовались людям сильнее, чем Ник представлял.

Один из ди Ангели набрался храбрости и шагнул вперед.

– Синьор Дрейк, простите за вмешательство, – Ник всегда думал, что члены Семи и Тридцати ни перед кем не заискивали, но ди Ангели так вел себя с Дрейком. – Мне хотелось узнать….?

Дрейк кивнул Нику. Это был сигнал, чтобы Ник шагнул вперед и указал ди Ангели подойти. Мужчина благодарно приблизился, и Ник вытянул руки, чтобы никто не мешал им двоим поговорить.

– Говори, – сказал Дрейк.

– Мне просто было интересно… – голос синьора ди Ангели казался выше, чем у юноши, был нервным. – Говорят, – тихо сказал он, – что картина Креспины Портелло, нарисованная Парминой Буночио, была обнаружена среди развалин Казы Портелло и попала в ваши уважаемые руки… – к концу речи его голос стал шепотом.

– Мне повезло получить хорошую репродукцию картины Пармины Буночио, – сообщил Дрейк, щурясь. – Пропорции и качество почти как у оригинала, целая и в хорошем состоянии, кроме… – Дрейк сделал паузу, шмыгнул носом и закончил, – небольшого количества пыли.

– Репродукция. Ах, да. Конечно. Меня эта репродукция и интересует, – синьор ди Ангели виновато поклонился. Ник знал, что картину забрали из развалин Казы Портелло три дня назад посреди ночи. Он доставил украденный груз к гондоле Дрейка от места, где разведчики Дрейка выкопали ее из-под кусков крыш и мостов.

Дрейк едва замечал мужчину.

– Вы заинтересованы?

– Да. Очень заинтересован. Креспина Портелло была предком моего дома.

Мужчине не стоило раскрывать такое. Его желание получить украденную картину было таким заметным, что Дрейк теперь мог выжать из него еще несколько сотен лундри.

– Вы мне нравитесь, – сказал Дрейк, но в голосе никакой симпатии не было. – Вы кажетесь мужчиной, который знает, что для него выгодно. Приходите поговорить в часы приема. Уверен, мы сможем… договориться. Если других желающих не будет.

– Ах, да. Других желающих. Конечно. Если можно…

Дрейк поднял руку. Ник низко поклонился и указал синьору ди Ангели отойти. Ди Ангели и леди поклонились и сделали реверансы, и они отправились в путь. Ник шагал в паре шагов позади, заметил, как толпа расступалась для Дрейка. Даже торговцы за прилавками кланялись, снимали шляпы, когда он проходил, переставали болтать, пока не оказывались за ним. А как Дрейк отвечал на их вежливость? Он игнорировал их, как и Ника, смотрел на все, но ничто не признавал.

Они шли по ярмарке, мимо лотков и участков, где выступали танцоры и жонглеры, мимо ораторов, рассказывающих о злобе и жадности, и скамеек, где люди умывались водой с запахом сирени, чтобы войти в храм очищенными. Может, ощущая равнодушие Дрейка, никто не говорил с ними.

Они добрались до части фестиваля, которая была не такой роскошной. Северный край ярмарки, возле Моста храма, где толпа была меньше, а развлечения – не такие яркие. Женщина вышла и встала на пути у Дрейка.

– Будущее за лундри, синьор, – сказала она. Женщина выглядела старше своего возраста. Ее лицо было в морщинах и следах оспы, губы были тонкими, в темных кудрявых волосах виднелась седина. Черно-белый пес ковылял за ней. Ник не сразу понял, что у бедной гончей не было задней лапы. Дрейк только остановился и приподнял бровь. Этого хватило, чтобы женщина снизила цену до десяти процентов от того, что просила изначально. – Тогда десять луни, – сказала она, длинные серьги-кольца покачивались. – Скидка для такого джентльмена, как вы, – ее акцент был не местным. Может, она была одной из цингар, которые бродили по континенту небольшими группами, или шарлатанкой, решившей сыграть эту роль.

– Женщина, я сам создаю свое будущее, – опасным тоном сказал Дрейк. Ник хотел предупредить ее, что злить его не надо, но не мог.

– Я вижу богатства, синьор, – ее пальцы теребили ее волосы, плясали между ними, пока не добрались до его груди. Гладя Дрейка, как кота, она проурчала. – Не хотите услышать о будущем такого великого мужчины?

– Нет, – Дрейк ненавидел, когда его трогали. Когда женщина коснулась его, он отпрянул. Его правая ладонь стала кулаком и поднялась в воздух, готовая ударить женщину. Она не видела этого, но собака заметила. Гончая оглушительно завыла.

Но это нельзя было сравнить с визгом, который издала женщина. Она не выла из-за поднятой руки Дрейка, замершей в воздухе. Она указала на Ника дрожащим пальцем.

– Мальчик! – закричала она.

Ник оглянулся. Но нет, поблизости только он был мальчиком. Цингара точно не могла говорить о нем. Он был лишь слугой Дрейка, самым низшим из его слуг. Его не должны были замечать. Никто на ярмарке не обращал на него внимания, пока он шел за Дрейком сквозь толпу. Недовольство Дрейка приводило к побоям кулаками, хлыстом, а то и хуже – никто не знал, что могло ждать дома.

– Мальчик? – спросил Дрейк, оглянулся на Ника, словно впервые увидел.

Радуясь, что она заинтересовала Дрейка, женщина стала лепетать:

– Он окружен тьмой, синьор. Он проклят! – Дрейк смотрел на слугу, Ник старался быть тихим и незаметным. – От него добра не будет, как и его хозяевам!

– Вот как, – Дрейк сосредоточился на Нике. Хоть его правый кулак оставался в воздухе над плечом, левая ладонь потянулась к мешочку с монетами на боку. Он вытащил монету в десять луни и поднял, дразня. – Расскажи еще.

Женщина не сводила с него взгляда.

– Он проклят и будет оставаться таким, пока не встретит того, кто проклят сильнее него, – ее пальцы шевелились. – Проклятие в его крови. Остерегайся, добрый синьор. Остерегайся его!

Слова женщины были бредом, но Ник почти поверил. Проклятие объясняло его несчастную жизнь, как и ранние смерти его предыдущих хозяев. Он опустил голову, но бросил взгляд на Дрейка, чтобы понять его реакцию. Он увидел, что глаза мужчины потемнели, и тут же пожалел, что смотрел.

– Интересно, – Дрейк устал слушать цингару, бросил в грязь монету. Женщина тут же бросилась искать ее, пока ее собака лаяла и подошла помощь. Дрейк склонил голову. – Как тебя зовут, еще раз? – Ник облизнул губы и кашлянул. – И твоя фамилия?

– Этого нет, сэр, – это было так. Никто не знал, кем была женщина, родившая его.

– И ты навредил бы мне, своему господину, Никколо?

– Никогда, сэр.

– Рад слышать, – Дрейк замер. Он слабо улыбнулся. Ник понимал, что любая улыбка Дрейка была в двадцать раз опаснее хмурого взгляда. – Но я сделаю так, чтобы это не произошло.

В тот день Ник узнал, что Дрейк не любил зря поднимать кулак.

– Я проклят, – сказал Ник ночью товарищам-слугам, Датторе, пока грелся у их маленького камина. Квадратики бумаги после дня работы лежали у его ног. – Это не честно. Разве не нужно сделать что-то, чтобы быть проклятым? Разозлить богов или… не знаю, украсть что-то? – Ник взял верхний квадрат бумаги, где раньше лежала рыба. Запах остался, но не сильный. Он ловкими пальцами стал сворачивать его в треугольники.

– Боги упасите, – Ренальдо Датторе убрал линзы. Он смотрел сквозь них на одну из картин, добытых в развалинах Портелло на неделе. Это был не портрет Креспины Портелло, о котором спрашивал синьор ди Ангели. Тот стоял у стены на другой стороны крохотной хижины Датторе вместе с еще высыхающей копией. – Если бы за кражу проклинали, мы все в этом доме были бы под черной тучей.

– Ренальдо, – возмутился Михаэло, его напарник, шагая по комнате с деревянной миской супа, только с огня. – Мы с тобой не воруем.

– Мы помогаем тому, кто ворует, – Ренальдо покачал головой. – Что хуже?

Михаэло был невысоким, с короткой рыжей бородой, он обычно широко улыбался. Он был похож на акробата или уличного артиста. Только его хозяева знали, что он был одним из лучших во всем Кассафорте, кто мог подражать картине так хорошо и с такими деталями, что было сложно отличить от оригинала. Говорили среди других слуг Дрейка, что фамилией Михаэло было Буночио до того, как он сменил ее на фамилию Ренальдо.

– Мы не выбираем свою личность, – ответил он, подмигнув Нику, принеся ему тоже суп. Датторе не стоило делиться с ним едой, так что Ник не жаловался, что его порция была меньше. – Нас выбирают хозяева. У нас нет выбора. Никколо, дай осмотреть этот порез.

Михаэло мокрой тканью чистил порез на скуле Ника, а Ренальдо отодвинул стул от картины, которую осматривал. Он подул на ложку супа. Как Михаэло, он тоже был с короткой бородой, но его волосы были темными, а черты мощными там, где Михаэло был тонким.

– У нас нет выбора? – удивился он. – Разве это защищает нас, когда господин становится вором? Может, это мы прокляты.

– Нет, это все бред, – Михаэло закончил вытирать, подвинул к огню стульчик и устроился на нем с миской. Они делили тепло хижины и общество с Ником почти все вечера с третьей недели, как долг Ника перешел Дрейку. Они пожалели его, живущего до этого в соломе конюшни с конями. Но все же со звоном колокола храма в последний раз в день Ник возвращался в конюшню, чтобы не было проблем. Хотя бы несколько часов в день он ощущал себя почти человеком. – Никто не проклят. Особенно ты, – добавил он для Ника. – Несчастные смерти твоих хозяев связаны с вероятностью.

Ник покачал головой. Он закончил складывать бумагу, и она стала в форме корабля, который мог плавать на воде, пока не промокнет. Еще в раннем детстве он стал складывать бумагу в разные формы. Это занимало руки и разум по вечерам. Больше всего ему нравилось делать корабли.

– О чем ты? – спросил он, опуская миску, чтобы съесть суп.

– Вероятность. Шансы. Как, когда господин играет в карты и делает большие ставки, он думает, что вряд ли его кто-то превзойдет. Это не происходит, потому что вероятность мала.

– Дорогой Михаэло хочет сказать, полагаю, что когда человек живет с преступлениями, то его жизнь опасная и короткая. Когда у него много недоброжелателей, это тоже так, и я отношу нашего господина к этой категории, – сказал он в ответ на цоканье Михаэло. Датторе не говорили об их хозяине никак, кроме «господин», никто из них никогда не звал его Дрейком. – Когда документы попадают только в руки злодеев, не удивительно, что всех их ждет конец, – Ренальдо опустил миску на стол со стуком и посмотрел на картину, которую восстанавливал. Другие артефакты из развалин Портелло лежали в ящиках: вазы, картины, побрякушки и ценные мелочи. Все они ждали, пока Ренальдо починит их, или пока Михаэло скопирует их, чтобы можно было продавать, пока у Дрейка были оригиналы. – Если бы только твое проклятие сработало, – буркнул он.

– Тихо! – Михаэло скрестил указательный и средний пальцы, поцеловал кончики и поднял их к небу, прогоняя неудачу. Но Ник заметил тоску в его глазах. Датторе были с Дрейком годами, и говорили, что они так хорошо работали, что он написал в завещании, что после его смерти их долги будут стерты.

– Каждый раз, когда я теряю хозяина, – сказал Ник, думая о второй постоянной вещи в его жизни, – цена, которую новый хозяин платит за мои документы, добавляется к моему долгу. Если я буду с одним господином годами, а не месяцами, я смогу отработать долг. Но если хозяева будут умирать, я никогда не вырвусь.

– Это печально, – рассмеялся Михаэло.

– Так работает мир, сынок, – вздохнул Ренальдо. – Для тех, у кого ничего нет.

– Сколько было вам, когда вы стали слугами? – спросил Ник. Порез на щеке болел, когда он двигал лицом, так что он старался подавлять эмоции.

– Семнадцать, мой отец умер, и у меня не было денег оплатить его долги, – сказал Ренальдо, словно это было очень давно.

Михаэло склонился.

– Никколо, сынок, не так ведь плохо служить господину? Ты одет, тебя кормят. Ты не на улице, не проводишь ночи под Мостом храма.

Ник знал, что мужчина говорил тепло, но невольно помрачнел.

– Мою еду и одежду добавляют к долгу. Я сплю в конюшне. Мне везет, если я просыпаюсь без навоза мула на мне, – он уставился на Михаэло. – Ты не говорил мне, во сколько ты стал слугой.

Михаэло вздохнул и посмотрел на Ренальдо. Тот просто покачал головой и махнул ему говорить.

– Это было двадцать два года назад, – сказал он так тихо, что Ник едва услышал из-за треска веток в камине. – Я не был таким чувствительным в юности, как сейчас. Но, Никколо, тебе еще повезет. Однажды ты будешь свободным.

– Когда состарюсь, и мне будет все равно, – прорычал Ник, глядя на пол. – Простите. Я знаю, вы оба хотите добра, но если у меня и была удача, она давно кончилась, – он встал. – Я лучше пойду.

– Нет, останься до колокола, – попросил Михаэло. – Повторим буквы.

– Мне нет проку от чтения, когда я буду всю жизнь слугой, – Ник предпочел бы оставаться в тепле огня с двумя единственными друзьями в его жизни, но этим вечером он хотел остаться в одиночестве. Под попоной в конюшне было не так хорошо, как тут, но при виде Датторе он только и думал о долгих годах службы впереди.

– Парень, – Ренальдо протянул руки, когда Ник пошел к двери. Он обнял Ника как отец, прижал ладони к его голове и сказал. – Твоя удача изменится. Ты скоро будешь сам себе хозяин.

Снаружи садилось солнце. Вдали протрубили в рог в замке. Вскоре ответят семь каз вокруг Кассафорте. А через час зазвонит колокол храма.

– Спасибо, – сказал Ник. Он встал, убрал ровные квадратики бумаги в карман. Законченный кораблик ему не требовался. – Приятно мечтать о таком, – и он выскользнул из дома.

Снаружи он невольно с завистью оглянулся на открытое окно. Из теней он смотрел, как Михаэло вздохнул и взял бумажный кораблик. Мужчина разглядывал его, а потом бросил в огонь.

– Он никогда не выберется, да?

Ренальдо покачал головой. Он схватил металлическую шапку, опустил две линзы и продолжил рассматривать картину.

– Надеюсь, боги сжалятся над ним, – сообщил он. – Ведь его хозяева не сжалятся.

4

Казарро, жаль слышать об исчезновении твоей дочери. Младшая дочь – всегда сокровище отца. Надеюсь, боги помогут ее найти. Если она пропала в городе, нет гарантий, что она вернется. Там есть жуткие грязные места, где на слабых нападают так жестоко, что ты не можешь представить.

– офицер Перла Венуччи в письме казарро Янно Пиратимаре

Может, боги услышали молитвы Ренальдо в ту ночь, или, может, он был прав про вероятность, потому что через два месяца удача Ника изменилась. Это произошло редкой безлунной ночью, когда люди казались беспокойнее, и публичные дома и игровые дома Кассафорте были переполнены. Колокол храма давно прозвонил, и Ника разбудили и заставили сопровождать Дрейка в «Укус гадюки», гостиницу в бедном районе Кассафорте. Ник направил гондолу в другую часть города, стараясь не показывать Дрейку, как он зевал. Это было непросто. Как бы поздно он ни ложился спать из-за дел, ему нужно было встать на рассвете, чтобы начать утренние дела.

Каналы по две стороны от гостиницы были полны гондол, когда Ник подплыл, но один из слуг гостиницы, заметив важного гостя, указал Нику на пустое место.

– Рад принять вас, синьор, – слуга поклонился хозяину Ника, пока Ник помогал ему подняться. Внутри их тоже радостно приняли. Стоило Дрейку шагнуть внутрь и оглядеть людную комнату с бесстрастием, появился сам хозяин гостиницы. Кивая и выражая все гостеприимство, он сопроводил их в комнату сзади. По пути разные люди кланялись или делали реверансы, снимали шляпы и прижимали их к сердцу. Они не замечали Ника. Важен был только его хозяин.

Хоть сзади людей было меньше, тут было дымно и шумно. Несколько столов были готовы для игры в карты, и во главе самого большого был стул с высокой резной спинкой. Тут хозяин гостиницы замер, указал Дрейку подождать миг. Мужчина на стуле прижал карты к груди, когда хозяин склонился и зашептал ему на ухо. Ник видел по одежде и повадкам, что он был из Тридцати, и он почти враждебно посмотрел на Дрейка. Но хозяин гостиницы закончил шептать, и мужчина встал. С напряженной спиной он поклонился, но без уважения, и занял другое место за столом. Дрейк тут же опустился на стул.

По щелчку пальцев господина Ник убрал флягу и прочие мелочи другого мужчины. Когда он отнес их хозяину, сидящему теперь в нескольких стульях от Дрейка, он услышал, как мужчина шептал соседу:

– Гадкие нахалы.

Несколько человек за столом узнали Дрейка и поприветствовали его, приподняв кубки. Другие были сдержаннее, были на стороне недовольного члена Тридцати. Один мужчина не испугался Дрейка. Он был круглолицым, пил красное, как его щеки, вино. Он склонился через соседа и протянул руку к Дрейку.

– Рад новому игроку, – сказал он, посмеиваясь. – Арманд Артуро. Может, вы слышали обо мне? Театр чудес Арманда Артуро?

Дрейк смотрел на ладонь мужчины так, словно ему предложили плохую устрицу.

– Нет, синьор, – холодно ответил он. – Не слышал.

– Ах, ладно, ладно, – после неловкой паузы мужчина с красным лицом убрал руку. Пока член Тридцати качал головой и шипел в уши соседей оскорбления, Дрейк взял карты и стал раздавать. – А ты, парень? Как тебя зовут?

Ник удивился. Мужчина обращался к нему. Он смотрел на юношу, видел детали его лица, низко опущенный берет, темную одежду, грязную из-за конюшни и мокрую после пути по каналу. Глаза были добрыми. Никто не говорил с ним так, когда он был с Дрейком. Его губы неуверенно двигались, но звуки не вылетели.

– Малец, – Дрейк сцепил пальцы. – Эти карты липкие. Возьми у хозяина гостиницы новую колоду, – он впился пальцами в плечо Ника и притянул его ближе. – Убедись, что они не меченые, как я тебя учил.

Нику было сложно не скривиться, Дрейк точно оставил синяк, но он привык к поведению хозяина. Он был вещью. Дрейк не ожидал, что Ник ответит вежливому незнакомцу, как не ожидал, что его трость начнет сообщать время дня. Ник ощущал себя неудобно той ночью, ведь до этого Дрейк сорвался и оставил синяк на щеке. Ник опустил берет сильнее на лицо, пошел выполнять задание. Он проверил карты, но не при хозяине гостиницы, чтобы не обидеть.

Дрейк играл в карты не только из-за того, что мог выпивать между ходами, но и потому что он умел читать намерения других. Было ясно по тому, как младший мужчина за столом грыз чипсы и нервно смотрел на центр стола, например, что он хотел бы, чтобы две перевернутые карты стали чем-то лучше. Мужчина из Тридцати нахально ухмылялся, глядя на свою руку, бросил больше денег в фарфоровый чайник, куда собирали выигрыш. Было легко понять, что он был уверен, и у него были три короля или дамы. Дрейк оставался бесстрастным, читать его не удавалось. Его лицо было холодным, как у мраморных статуй в храме, и его тактика работала. За следующий час, пока Ник стоял за его стулом и подавлял зевки, Дрейк притягивал к себе чайник и высыпал содержимое после раундов.

Только один мужчина побеждал почти столько же раз, сколько и Дрейк, и это был краснолицый мужчина. Синьор Артуро продолжал шутить и хвалить соседей, пока играл. Мужчина едва смотрел на карты, делая ход. Когда он побеждал, он извинялся и благодарил всех, кто бросил деньги в чайник. Когда он проигрывал, он смеялся над своими ошибками. Это отличалось от Дрейка, поджавшего губы в тишине. Было ясно, что другие игроки – даже мужчина из Тридцати – были не против проиграть Арманду Артуро, а не господину Ника.

Шум в «Укусе гадюки» не помогал Нику проснуться. Постоянный гул наоборот утомлял сильнее, и глаза слипались. Чтобы не уснуть, он придумывал себе мелкие дела. Он поправил ширмы у огня, чтобы Дрейку было тепло, но не жарко. Он приносил пряное вино, когда хозяин гостиницы или служанки были близко, и тарелки сухофруктов с кухни.

Он ходил на кухню за пачкой tabbaco di foglia, пока запасы Дрейка не кончились, повернулся от хозяйки кухни и оказался перед краснолицым мужчиной на пороге, глядящим на него. О, у него была горсть лесных орехов, которые он щелкал, но смотрел он на Ника.

– Ты интересный, – сообщил он.

Ник не привык к тому, что к нему обращались как-то, кроме приказа. Инстинкт заставил его поклониться.

– Ну-ну, – сказал синьор Артуро, открыв еще орех. – Орешек? – желудок Ника заурчал от предложения. Было больно оказаться среди людей, которые ели, когда он ел в последний раз часы назад, и того было мало. Ник покачал головой. – О, ладно тебе. У меня много. Сколько тебе. Пятнадцать?

Ник не успел остановиться, в его руках оказались лесные орехи, скорлупа была поджарена, лопнула, и было видно зеленые орешки с коричневой шелухой. Он спешно убрал их в карманы, пока никто не увидел.

– Спасибо, синьор. Мне шестнадцать. Через пару месяцев будет семнадцать.

– Ты старше, чем я думал. Как тебя зовут?

– Ник, синьор. Фамилии нет, – голос Ника оставался тихим. Он поглядывал в сторону комнаты, надеясь сбежать.

– Лучше не говорите Дрейку, что вы общались так с его мальчиком, – сказала служанка, проходя мимо с двумя кружками.

– Почему? – мужчина еще звучал бодро. – Разве мы в Кассафорте не можем говорить, с кем хотим?

– Мы с вами – возможно, – сказала служанка. Она махнула кружкой в сторону Ника, собираясь уйти в главную комнату. – Мальчик? Нет.

– Вредная, – синьор Артуро проводил ее взглядом, а потом хитро сказал Нику. – И милая, да? Но не говори жене, что я так сказал, – он подмигнул, заметив улыбку Ника. Он указал на палец с золотым обручальным кольцом. – И ты, парень, хочешь до конца жизни так работать?

Было невозможно сопротивляться мужчине.

– Н-не знаю, синьор, – он покачал головой. – Я делаю, что прикажет хозяин.

Синьор смотрел на него тепло, но щурился.

– Ты в долгу, да? Но это не навсегда. У тебя есть мечта? – спросил он, скрестив руки и с интересом глядя на него. – Что-то, что ты хотел бы сделать, отработав долг? Ты же как-то терпишь эти мрачные дни? Хм? – никто еще не спрашивал Ника, чего он хотел. Они не обсуждали этого даже среди слуг в домах, где он работал. Желали другие. Он уставился на мужчину и пытался думать. – Что с тобой сделал твой хозяин? – спросил синьор Артуро. Его рука потянулась. Ник не успел его остановить, он убрал берет Ника и посмотрел на синяк от удара Дрейка. Мужчина посмотрел и на синяк под глазом Ника, который он пытался скрыть. – Преступление – выбивать мечты из мальчика, не дав ему даже помечтать.

Ник забрал берет и вернул его на голову.

– Простите, – сказал он, зная, что мужчина не хотел вредить.

– Это я должен извиняться, мальчик. Просто от вида этого синяка.

– Эй, – девушка вернулась и свистнула Нику. – Он тебя ищет.

Тело, расслабившееся возле синьора Артуро, напряглось с тревогой. Ник поправил берет, проверил, что в руках был мешочек tabbaco di foglia, и захотел извиниться. Но синьор Артуро пропал без слов. Он исчез вовремя, через миг Дрейк встретил Ника у дверей кухни. Его взгляд бегал, словно он что-то искал.

– Где ты был? – когда Ник протянул мешочек с табаком, Дрейк забрал его и посмотрел на людную кухню. – Скажи честно, или я вырву тебе язык, – Ник сглотнул и затаил дыхание, когда Дрейк навис над ним. От него пахло сладким вином и гнилью. – Кто-то просил тебя помочь жульничать в картах?

Вопрос был так далеко от того, чего боялся Ник, что он смог лишь покачать головой.

– Кто попросил бы меня о таком? – сказал он, пока Дрейк разглядывал его.

– Да, – сказал Дрейк, схватил его за воротник и утащил в комнату. – Кто просил бы о таком.

И Ник понял в тот миг, попав в дым и шум комнаты, как глуп он был, боясь даже себе признаться, что порой мечтал. И что он представлял то, что не должен был. Хотя ему хватало проблем! Если Ник до этого был сонным, теперь он проснулся.

– Хо, друг мой! – позвал голос в шуме комнаты. Ник и Дрейк повернулись и увидели Арманда Артуро на пороге комнаты, где играли в карты. – Вас ищут за столом.

Ник знал, что синьор Артуро вышел через дальнюю дверь кухни и обошел к игровой комнате. Дрейк не знал. Он смотрел то на них, то на дверь кухни, словно не понимал, как еще можно было прийти.

– Идемте, – позвал синьор Артуро. – Уверен, у вас еще есть лундри для меня.

– О, конечно, – выдохнул Дрейк, услышал только Ник. Он громко и с вызовом ответил. – Думаю, вы ошиблись, друг мой. Это вы потеряете пару пудов… монет.

Толпа рассмеялась.

– О, ясно, – сказал синьор Артуро и похлопал себя по поясу. – Шутка про мой вес. Хорошо. Хорошо, сэр. Ладно, – он громко кашлянул. – Может, Дрейк откроет свой мешок с монетами так же смело, как рот, и сыграет один на один в карты? Если только почтенный синьор не занят, избивая слуг, чтобы одолеть меня.

Пальцы Дрейка впились в плечо Ника. При комнате свидетелей он не мог атаковать. Дрейк с трудом ослабил хватку и постарался сделать тон вежливым:

– О, я точно могу вас превзойти, синьор, – он оскалился, щурясь. – Во многом. И в картах.

– Хорошо. Думаю, вы не сможете устоять, – сказал другой мужчина, маня рукой. – Особенно если вы не боитесь повысить ставки, а не просто играть на фишки.

– Я ничего не боюсь. О чем мы говорим?

– Лично, если не против, – синьор Артуро кивнул в сторону Ника.

Через миг размышлений Дрейк оттолкнул слугу так грубо, что Ник охнул, врезавшись в стену.

– Оставайся, пока не позову, – прорычал Дрейк.

Ник сполз к полу и согнул ноги. Он смотрел, как синьор Артуро говорил на пороге, и Дрейк слушал и кивнул. Они не смотрели на него, ушли в игровую комнату.

Он долгие минуты считал время. Он смотрел, как хозяин гостиницы приказал принести больше сухофруктов и вина игрокам, старался не мешаться работникам гостиницы. Он сосчитал бревна, ждущие у камина, и банки маринованных лимонов на полке. При этом он ждал, пока его хозяин выйдет из комнаты с карманами монет, и думал. Что он хотел делать, если однажды освободится? Что заставляло его душу петь? Он еще не обдумывал такое, вопрос был опасным. Ничто его не интересовало, а могло – что угодно.

Но не Дрейк вышел из комнаты. Синьор Артуро вышел после получаса с серьезным лицом. Он оглядел комнату, заметил Ника у стены.

– Хорошо, парень, – он прошел и протянул Нику руку. – Нам пора идти.

– Но мой хозяин…

– Это я. Да, – сказал синьор Артуро от ошеломленного взгляда Ника, – это правда. Я выиграл тебя у этого подлого… кхм, ты понял. Ты теперь со мной. И остальным театром, конечно.

– Постойте, – Ник был потрясен. – Вы меня выиграли?

– И это было непросто! – сказал мужчина. – Пришлось поставить мой театр против твоих документов. Риск был велик, но это будет урок для тебя, парень. Думай шире, рискуй сильнее!

Ник все еще не верил его словам. Он был свободен от Дрейка, и Дрейк даже не умер? Может, слова о проклятии все-таки были бредом.

– Вы чуть не лишились театра из-за меня?

Дружелюбная служанка гостиницы вышла из комнаты и широко улыбнулась Нику.

– Поздравляю, – подмигнула она. – И хорошей ночи, синьор Артуро, – она послала в его сторону поцелуй.

Тогда это была правда. У Ника был новый хозяин, и этот был добрее всех, кто был до этого.

– Что ж, – синьор Артуро кашлянул в ладонь. – Так что? Идем?

Он опустил ладонь на плечо Ника и мягко повел его на выход.

– Вы меня выиграли? – Ник все еще был потрясен.

– Да, и я оставлю тебя при трех условиях, – Ник кивнул, но синьор Артуро молчал, пока они не выбрались наружу, где воздух был прохладнее от каналов. – Один. Мечтай хоть немного.

Ник кивнул и впервые позволил себе улыбнуться. Это было незнакомое ощущение, но теперь он не хотел останавливаться.

– Хорошо, сэр.

– Два, – мужчина загибал пальцы. – Тебе нужна фамилия. Выбери, какая нравится, если некого назвать своим. Кому еще выпал бы такой шанс?

Какую фамилию он мог выбрать, кроме фамилии единственных друзей?

– Датторе, – сообщил он без колебаний. – Я хотел бы быть Никколо Датторе, сэр.

– И будешь. А теперь идем домой, Никколо Датторе. Идем, – голос мужчины был хриплым, он сунул руки в карманы плаща. – Нужно пройтись немного.

Ник почти подпрыгивал, шагая за новым хозяином.

– А какое третье условие, синьор?

– О! Это, – мужчина рассмеялся. – Синьора не обрадуется узнав, что я играл и поставил театр… – он кашлянул. – Его ведь технически и нет. Так что только между нами, мужчинами, – синьор Артуро не знал, хотя мог понять по широкой улыбке на лице Ника, что он сбережет тайну нового хозяина до смерти.