Текст книги "Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

Соавторы: В Бирюк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

В принципе – моя ошибка.

«Внутренняя кладка из огнеупорного материала (футеровка шахты) в старых печах окружалась массивным кожухом из красного кирпича; для возможности же шахте расширяться от нагревания между кожухом и футеровкой оставлялось пустое пространство – забудка, пазуха, которое заполнялось плохими проводниками тепла: песком и т. п. В наружной кладке, против тех мест, где должно иметь доступ к внутренним стенам, выводятся своды; их никогда не бывает менее 2-х: один фурменный, для провода дутья, а другой рабочий, для выпуска чугуна».

Вот такую «старую» печь мы и построили.

«Домны современной постройки резко отличаются…; вместо прежнего, тяжелого наружного кожуха во всю высоту домны, ныне он делается только до распара, вся же труба заключается в цилиндре из котельного железа, причем футеровка покоится на колоннах и вместо темных сводов вокруг горна всюду светло и доступ свободен. На лещадь и стены горна прежде употребляли камни огнеупорной горной породы, в настоящее время они заменяются кладкой огнеупорного кирпича».

Камней «огнеупорной горной породы» у нас и сначала не было. Тут всё правильно. А вот с наружным кожухом… А где я возьму для этой дуры «цилиндр из котельного железа»?! Да и колонны под футеровку выкладывать – сперва научиться надо.

* * *

Когда эта… бляуфенина начала гореть и внутрь заваливаться, все нормальные люди кинулись в рассыпную. А Прокуя я поймал за шиворот в последний момент – он кинулся к печке. Поддержать её хотел.

Как он вопил, какие слова говорил…! Потом дрался со мной, потом плакал… «Суета сует и всяческая суета». А люди, тем временем, сделали всё нужное.

Позволили всему, что могло гореть – сгореть. Оказалось – много мы дерева используем. Выпустили остаток металла из нижнего горна. Просто в ямки в песке. Типа как на Райковецкой домнице. «РОзлив вина по-еврейски». Я ж рассказывал!

Главное: сами не погорели. Ожоги были у многих, но серьёзно – только двое. И – без смертельных случаев.

– А! Всё пропало! Печка сгорела! Железо погибло!

– Прокуй, уймись. Ничего страшного. Печку отстроим заново. Представление о режиме ты получил. А железо…

Железо… Мы получили полста пудов полного спектра. От «нулёвки» – железа с меньше 0.1 % углерода до белого чугуна с 6–7%.

* * *

Напомню: сталь – смесь железа с углеродом в диапазоне 0.1 % – 2.14 %.

Некоторые говорят, что в сыродутной печке нельзя получить сталь. Отнюдь. В реальности есть сталь «передельная», «сварная», «тигельная». И – «сырцовая». Которая получается в обычной «святорусской варнице» при «прямом восстановлении железа».

На «Святой Руси» её умеют выделять из общей массы.

«Передельной» на Руси, как и во всём мире ещё нет. Все остальные дают, примерно, десятую часть всего русского железа.

В сыродутном процессе никто толком до конца не понимает. Я имею в виду – из специалистов.

Одни считают, что железная руда восстанавливается до металла в твердом состоянии в виде пористой пастообразной низкоуглеродистой массы, сквозь которую проникает вязкий железистый шлак, хорошо плавящийся при температуре выше 1200 ®С. В результате пористое железо образовывает достаточно плотную крицу и не насыщено углеродом.

Однако, в отдельных местах формируются науглероженные зоны. Цель плавки – получение мягкого (низкоуглеродистого) ковкого металла.

Другие полагают, что в зонах печи, где температура составляет 800-1200 ®С, частицы железа сначала науглероживаются, затем плавятся в виде чугуна. Потом – повторное окисление углерода и металла в фурменной зоне печи, температура в которой выше 1400 ®С.

Третьи полагают, что, в различных зонах проходят оба процесса. Поэтому продукты сыродутного производства содержат и высокоуглеродистые стали, и даже частицы чугуна.

Изотермы в печи напоминают пламя свечки. Температура в зоне горения превышает 1400 ®С, но в нескольких сантиметрах от нее 1200–1300 ®С, а на колошнике 500–700 ®С.

В верхней части печи (500–550®С) руда теряет влагу и становится пористой. До зоны 700–750®С большая часть гематита (Fe2O3) восстанавливается до магнетита (Fe3O4) и монооксида железа (FeO), на поверхности кусков руды образуется тонкий слой металлического железа. В сильной восстановительной атмосфере начинается процесс науглероживания. Наиболее активно он проходит в области температур, превышающих 900 ®С, когда? – железо поглощает углерод из газа:

3Fe + 2CO = Fe3C + CO2

В кусках частично восстановленной руды содержатся остаточные минералы, пустая порода, монооксид железа и металлическое железо. Углерод из СО (2СО?С + СО2) проникает в трещины и поверхностный слой металлического железа. Давление газа достаточно высоко для диффузии углерода в железную оболочку. «Конгломерат» из остаточных минералов, монооксида железа, вкраплений древесного угля, заключенных в пористую металлическую пленку, опускается на уровни, где температура около 1200 ®С.

Здесь пустая порода активно взаимодействуют с монооксидом железа с образованием фаялита (Fe2SiO4) – основной составляющей шлака сыродутной плавки. Расплавленный шлак проникает через поры в «конгломерате» и опускается на подину печи.

Температура горения древесного угля – около 1400 ®C, начало восстановления оксидов железа – 650 °C. В диапазоне 700-800 °C Fe3O4 и FeO восстанавливаются до металлического железа. Казалось бы – чего дальше греть-то?

Как с варкой хрусталя: у химиков процесс уже пошёл, а у технологов – ещё и конь не валялся. Железо восстанавливается, но не течёт – сидит молекулами в окружающей породе. Металлурги не железо плавят, а кремнезёмы с глинозёмами – пустую породу.

Получается лепёшка – крица. Сначала «макароны по-флотски» – много шлака с вкраплениями железа. Потом «пельмени» разного уровня «мясистости». Переход от «макарон» к «пельменям» – тысячелетия истории человечества.

Идеал – «чисто мясной рулет». Но от 2 % неметаллических включений в продукции русских варниц – всегда.

* * *

Ну вот получили. Что-то. Начали разбираться. Выпуск шёл «сплошняком с недоваром». Разделялся частями: видно, какие чушки – сверху расплава, какие снизу. Треть – нормальное мягкое железо, треть – оцел, сталь. Точнее: стали. Всего спектра: от малоуглеродистых до высокоуглеродистых. Треть – чугун. В обоих вариантах: сером и белом.

На «Святой Руси» слова «чугун» – нет, работать с ним не умеют. Раз под кувалдой колется – дерьмо, «свиное железо». Да ещё и в смеси со шлаком.

Напомню для знатоков: ковка в средневековье – прежде всего не способ формовки изделия или уплотнения поверхности, а способ выбить шлак из железа. Иногда – железо из шлака. А тут оно – бздынь и «в щепки». Или как это у металлов называется7

Ну, не так уж чтобы совсем. У нас тут высокий «бляуофен», а не штукофен, от которых этот термин – «свиное железо» – и пошёл. С этим чугуном можно работать.

Как? – Ну… ядра пушечные лить… пушек нет… гробы делать, как в Индии… у нас деревянные… мостовые мостить, как в некоторых уральских городах…

– Дрянь! Лопается! Ковать нельзя!

– Уймись, Прокуёвина! Ты про ковкий чугун слышал?

Затих. Не слышал, не видел, не верит.

* * *

И правильно делает: «ковкий чугун» – нормально не куётся, название – условное. Особенность: графитовые включения расположены в форме хлопьев и изолированы друг от друга, отчего металлическая основа менее разобщена, обладает некоторой вязкостью и пластичностью.

Предметы отливаются из белого чугуна, прокаливаются в горшках, и металл, бывший до этой обработки твердым, хрупким и легкоплавким, приобретает все свойства железа – делается мягким, трудноплавким, способным к обработке, получает известную степень ковкости.

Другое название: литая сталь (run steel). Повторное открытие – конец первой трети 19 века.

Пригоден для замков, шпор, колес, шкивов… Двухпудовый тигль с загрузкой слоями с угольным порошком – в печь. Печь медленно подогревают до светло-красного каления (около 1000®), 20–30 часов; при этой температуре выдерживают 60–80 часов, затем медленно охлаждают 30 часов.

Вот это я вываливаю на своего супер-металлиста. Визг прекращается, пошло впитывание информации.

«Старый мудрый Вяйнемёйнен сделал дерево из дуба…». – А из чугуна?

Главное: вот эта «радость» – «красота горящего металла» – только начало. Дальше идут вагранки, тигли, горны. Цементация и адусирование. Литьё в формы. Чего для чёрного металла здесь никогда… поверхностное и полное легирование… крупповская броня с быстрой цементацией светильным газом (если сумею получить на пиролизе древесины нечто сходное) и поверхностной закалкой путём быстрого нагрева поверхности (30–40 % глубины), с быстрым охлаждением сильным потоком воды либо масла.

А ещё здесь пока есть город Ахсикет. В 30 км к северо-востоку от Намангана на правом берегу Сырдарьи. Потом его монголы… С VII по XIII в. там выплавляли высококачественные тигельные стали. Там ров длиной 250 м, шириной 25 м и глубиной 14 м, доверху наполненный тиглями вместимостью от 2 до 10 кг. Варили тигельную сталь, используя каменный уголь. Была целая гора из каменного угля высокого качества. За 600 лет – полностью выработана.

Объёмы представили? За раз? За столетия?

Чем мы хуже Ферганы?

* * *

Дальше – «раздача слоников». Горшени – втык за огнеупоры, Фрицу – за то, что я не продумал доступ к футеровке из-за кожуха. А он не подсказал. Прокую – за истеричность, Терентию – за кое-какие несуразности в обеспечении и размещении. Воздухозаборник сгорел, завалочная часть – в крошево…

По сути – фигня. Появился металл для изложниц, для рельс и вагонеток, для решёток подогрева воздухозаборника…

Вторым уровнем, уже самому себе. Надо выносить «горячие производства» из города. Выносить – все. Но особенно – металлургию. Уж больно ядовито. Второго такого места в округе, как Дятловы горы, с такими возможностями естественного движения воздушных масс – нет. Поэтому – искусственное дутьё. И обязательный подогрев воздуха. И использование колошниковых газов, и достаточность проточной воды, и…

Есть тут недалече речка одна. Известная по моим временам. Течёт себе… извилисто, «соромно». А что там за местности? Надо глянуть.

Короче: «за работу, товарищи!».

Глава 448

Когда все разошлись, Николай задал свой, ставший уже стандартным вопрос:

– Куда я всё это дену?

Умница. Уже понял. Обошлись без глистообразных медведей с хрустальными бусами.

* * *

Мы получили от Боголюбского почти всё «железоделательное дерьмо» Суздальского княжества. Не смотря на все визги тамошних вятших, купчиков и примкнувших, Боголюбский своё обещание выполнил.

Другой бы князёк пошёл навстречу народным чаяниям:

– Зверю Лютому – ничего кроме верёвки намыленной да топора острого!

Но Боголюбский чётко движется в сторону самодержавия. «Моё слово – закон». Он слово дал и «вопль массы народной»… акустическое явление. Не основание для государственных решений.

Князь-то у нас того… Клёвый пацан – за базар отвечает.

Итого: три учана отходов, четыре тысячи пудов металлургического шлака. С содержанием железа на уровне 50 %. Мы его обогащаем и выводим за 90 %. Сама печка выплавляет примерно 80 % из имеющегося.

Вывод: будет полторы тысячи пудов металла.

Напомню: вся годовая выплавка Суздальского княжества – тысяча. А там населения – шестьсот тысяч душ.

Печка завалилась? – Очень не хорошо. Но Николай прекрасно понимает: меня это не остановит. Через пару недель печку поставят заново, лучше прежнего. Прогреют, подготовят. И мы вгоним её в непрерывный режим. Когда 50 пудов железа будут каждые 12 часов.

Каждые!

Через три недели такого «трудового героизма», а по сути – намёка на нормальную технологию, у нас кончится Суздальский «мусор». И что тогда? Не в смысле: что грузить в печь. В смысле – куда девать «пирожки»?

Напомню: норма потребления железа в эту эпоху – от полуфунта до фунта на человека. На жизнь.

Под властью Всеволжска, нет и тридцати тысяч душ. Большинство – лесовики. Которым железо не нужно. У мари, например, после их потерь последнего года, железа в избытке – осталось от погибших, своих и унжамерен. «Избыток» – по их собственным, сиюминутным представлениям.

Слитки, чушки – не нужны никому. «Шеломы» – обжатые молотом крицы из варниц – ходят внутри своих земель. Недалеко.

«Сертифицированный товар от сертифицированных поставщиков».

Нужны готовые изделия. И для своих, и на экспорт. «Полный цикл». Включая поковку, штамповку, закалку и заточку.

* * *

– Та-ак. С водозабором придётся погодить. Прокуй соберёт нашу турбину с бабой и накуёт чего надобно.

«Потребности народные» – водопровод – отступают перед потребностью индустриальной – штамповкой. Однако есть надежда: следующую турбину Прокуй сделает сильно быстрее, чем первую.

Потому, что у нас решилась главная проблема средневековой металлургии – есть куски достаточно однородного металла. Однородного! А не скачки типа: 2 см в сторону – в 2 раза по твёрдости. И, конечно, уже наработан инструмент. Одни его бронзовые зеркала для балансировки валов чего стоят!

«Следующая» будет не одна. Мне нужен двигатель для водопровода, для металлообработки, для «фурункулёра», и, наверное, для воздуходувки. А ещё я в Боголюбово захотел аэросани… и катер… и паровой требушет… и первый самолёт Можайского – на пару летал и….

Спокойно, Ваня, только спокойно. Где твоя личная губозакатывательная машинка?

Одновременно, штампы-то сменные, наштампует нам много всякого простенького, в хозяйстве полезного….

– Чего?! Чего надобно?! Ты когда «надобное» считал?!

Факеншит… И правда.

Прикинули.

Из известного слогана:

«Экономика должна быть экономной»

я больше нажимаю на первую половину: «Экономика – должна быть!».

Вторая часть – «быть экономной» – получается автоматически, от нашей общей нищеты и неустроенности.

Крестьянский двор со всеми нашими инновушками, прежде всего – с печной гарнитурой, плугом и литовкой, укладывается по железу в полпуда. Это вдвое-вчетверо больше обычного «святорусского». При ожидаемой тысяче дворов новосёлов – полтыщи пудов. За глаза и выше крыши. Индустриальный сектор – столько же. Вояки в этом счёте – просто незаметны. Всего – две трети ожидаемого железа из «Суздальского мусора». Излишек – полтыщи пудов. Два стотридцатых зилка. Это что – сильно много?

– Николай, что ты бесишься? Продашь.

Он аж захлебнулся. Начал руками махать, губами мало не пузыри пускать. «Тыр-пыр» – лесной голубь по-эрзянски.

Потом хлебнул кваску, успокоился, перекрестился троекратно на святые иконы:

– Продать можно тому, кто хочет купить. С Русью у нас торга нет. Булгар – не купит наше железо.

Волжская Булгария плавит железо из каменных руд. Русское, из болотной руды – не берут. Причина – избыток фосфора. Об этом избытке в 16–17 веках писали иностранцы. Следствие – хладоломкость. Южан, типа хорезмийцев, это не волнует. А вот сами булгары… избегают.

– Даже если Русь это железо примет… Ваня, ты ж сам считал – на всю Русь в год – десять тысяч пудов. А у нас с одного раза – полста! Ты ж сам говорил: десятая доля избытка товара на рынке – торг останавливается! Ты что делаешь?! Ты же Русь – всю! – в труху рушишь!

«Нашему бы теляте – вашего волка съесть». Большая часть нашего железа – внутреннее потребление.

Но он – прав. Умён Николашка, умён. Способен к предвидению даже в нестандартной ситуации.

Сижу, смотрю в его злые и, одновременно, панически испуганные глаза. И сам начинаю заводиться. От… размера проблемы.

– Делаю? Я делаю должное. Восстановим печку и закончим с этим «мусорным» железом. К тому времени пойдут дожди, по воде привезут железо болотное. С рудных полей от верховьев Ватомы. Сколько… Считай – ещё столько же. Треть всего русского железа – здесь. И ещё рудные места есть – я знаю где. Плавить будем – каждый день, круглый год. Железный рынок на Руси – рухнет. И не поднимется. Отсюда, со Стрелки, пойдёт втрое больше, чем всё русское железо. Тамошнее… отомрёт. За ненадобность.

– Ваня! Это ж люди! Это ж тысячи семейств! Ведь им же жить не с чего будет! Ведь по миру ж пойдут!

Улыбаюсь. Всё злее, чуть показывая зубы, чуть вздрагивая губами над кончиками клыков. Злюсь. На себя. На этот мир. На безысходность ситуации. На тысячи людей, которым я сломаю жизни.

Как это не ново! Очередные луддиты…

Ванька-прогрессор. Терминатор. Хренотипический.

За милостью – не ко мне. Не в ту кассу встали.

– Пойдут. Туда им и дорога. Ходить по миру. По собственной глупости. Умные – другое ремесло делать будут. Кто ко мне придёт – поставлю в работу. Бестолочи да лентяи… Разве я сторож народу русскому? Мы – вольные люди.

Николай прав: тысячи семейств на «Святой Руси» потеряют существенную часть своего дохода.

* * *

В средневековье мало кто из ремесленников живёт исключительно с ремесла. У каждого – своё хозяйство, хлев со скотом, кусок покоса, надел земли. Самые успешные, наиболее специализированные – больше всего и пострадают. Не только плавильщики. Куча народа вокруг них: рудосборщики, углежоги, возчики.

Достанется и кузнецам. Не всем: оружейникам, например, прибыль будет – я не собираюсь делать оружие для вятших, а цены на сырьё снизятся. Или, к примеру, замочники – слишком замороченное изделие, частичное омеднение, трудоёмко – мне не интересно. А вот серпы и косы, топоры, ножи, иголки… массовые продукты для моего кузнечного пресса – милое дело. Большинство людей, кто с этого жил – впадут в нищету. Или поищут себе другие источники дохода.

В «Святой Руси» различают полтора-два десятка кузнечных специальностей.

Серпники-косники, ножовники, секирники, гвоздочники… отпадут. А, например, бронник, шлемник, щитник… наоборот – будут процветать.

Щитники нынче вообще выходят из металла. Есть в Новгороде Щитная улица. Из тамошней рекламы:

«Имеем дома материал: древо, кожи, клей и можем за малу цену, а со многою пользою щиты делать».

Пока на «русский миндаль» ещё ставят умбоны, оковки. Но в ближайшие тридцать лет объёмные металлические части из щита уберут.

Кузнецы-универсалы в боярских усадьбах будут кушать и дальше. Боярин такого кормит, потому что свой – вдруг понадобится.

Кузнецы в глухих местностях. Не побежит крестьянин чинить жёнкин серп за полста вёрст – пойдёт к соседу. А вот новый – купит в городе. Мой, стальной. И от этого многим сельским кузнецам придётся «закрывать лавочку». И доход уходит, и мастерство менять надо: почти все изделия на «Святой Руси» составные – стальное лезвие в железном корпусе. Операции «наварка», «вварка» – отпадут.

Точно не скажу, но пять-десять тысяч семейств по всей Руси моя печка – сдвинет.

«Жертвы прогресса».

Мужичок, который «в свободное от основной работы время» – между севом, покосом и жатвой, вышел на болото, наковырял там руды, вдруг обнаружит, что его труд – не нужен. Вот лежит во дворе это дерьмо комковатое и… и лежит.

Обозлится. Выместит свою обиду на жене, на детях. Морды набьёт, за волосы потаскает. Но дерьмо-то… никуда не делось. А без него – не свести концы с концами. И ты, дядя, вдруг стал бестолочью. Несостоятелен. Как глава семьи – не можешь обеспечить прокормление домашних.

Проходили. После развала Союза.

Дядя будет нервничать, пить, бить с тоски домашних и соседей. Сдохнет. Вдова и сироты пойдут по миру. Кому-то повезёт. Возьмут в батраки, в прислугу, в холопы. Остальные… смерть в канаве, в горячечном бреду под осенними дождями – благо. Хуже – когда оголодавшие волки живьём в лесу рвут.

Типовой вопрос русской интеллигенции: «кто виноват?».

Ответ? – Несколько… не типичный для интеллигенции.

Я.

А ведь просила меня мама!

– Ванечка, всякое твоё слово – лишнее! Веди себя прилично, интеллигентно!

Простите, маменька, не могу.

Я лишаю людей источника средств существования. И все последствия – на мне. Их вдовство, сиротство, нищета, ранняя смерть…

Альтернатива? – Не делать этого. Не пытаться обжелезить всю Россию. Пусть дохнут, как дохли. По сто тысяч детских трупиков в год. Зато душа моя – чиста и непорочна. Для верности – помолиться и причаститься.

«Да весь мир познания не стоит… слезок ребеночка…».

Фёдор Михалычу – верю. Только ведь «слёзки» – и с той, и с другой стороны. И у тех кто умрёт от этой моей «бля…», и у тех, кто помирает от её отсутствия. Что важнее: уменьшение общей суммы? Или – именно в вот этой группе – углежогов, рудосборщиков…? Или – личное участие в изменении баланса «слёзок»?

Попандопулы! Понимаете ли вы, что наша деятельность хуже нарезки свежего лука? От нас не просто плачут, от нас – умирают. Вы, лично, готовы видеть, как ваши предки, русские люди, мрут от вашего «прогрессизма»? Как мухи в первые холода – трупики россыпями.

Мрут от голода, от нищеты. Повсеместно. «В полях под снегом и дождём».

Заплакать, закрыть глаза и убежать в стенаниях?

Они будут сопротивляться. Будут бить торговцев, моих и своих, кто привезёт моё железо. Будут буянить или умолять власти. О протекционизме, о том «чтоб было как раньше». Увы, печка – заработала. Что прогорела – фигня. У меня хватит упрямства сделать эту «бляу…» – постоянным элементом пейзажа «святорусской» жизни. А вам – из этой жизни придётся уйти. Технологически, социально или совсем, физически – ваш выбор.

Прогрессизм эз из. Изменись или сдохни. Делайте свой выбор, господа-соотечественники.

«Вы – свободные люди».

* * *

– Господь всемилостивейший! Спаси и помилуй! Что ж это деется?! Ведь ты всё… будто пожар лесной… всё снесёшь, всё сожжёшь… Ведь я всю жизнь – торговал. Хитрил, убеждал, улещивал… Нюхом ловил, намёком понимал… А теперь… Это ж не торг! Это ж… будто ледоход – всё своротит, вывернет! К чему таланты мои, умения редкостные, коли ты весь русский торг… словно ураган прошёлся… всех нынешних торговцев, кого я знаю, с кем дела вёл, за столом сидел… всех в нищету, на паперть, христарадничать, милостыню просить…

Николай смотрел на меня с ужасом. Как-то я с этой стороны… А ведь он прав: кроме несколько тысяч семейств, которые существуют с изготовления и обработки чёрного металла, есть с сотню семейств, для которых торг железом – основная специализация.

Николай плачется не только о ремесленниках, которые продают продукты своего труда в своём селении, о коллегах – купцах, которые возят эти изделия по Руси и за её пределы.

Это немногочисленное, довольно устойчивое, «насквозь знакомое» сообщество. Большинство – наследственные. Занимаются этим бизнесом целыми родами, несколько поколений. «С дедов-прадедов». Они в этом – «собаку съели». «Железную собаку». А не, к примеру, «полотняную».

Купцов-универсалов – мало. Куда меньше, чем, например, кузнецов-универсалов. И переменить область деятельности, перейти, к примеру, в верёвочники (торг верёвками) или восковики (торг воском) – крайне тяжело. Нужно начинать снизу, с младшего приказчика, нужно заново пробиваться на рынок, подлизываться и кланяться матёрым торгашам, прислуживать на подхвате, проситься в долю, набивать шишки…

Николай – из универсалов. Дальние купцы, «заморские гости» вынуждены работать с более широкой номенклатурой товаров. Далеко не все, но больше, чем купцы местные. Так – диверсификацией – уменьшают риски непредсказуемости удалённого торга.

Хотя он сам из «ткачей» – по тканям, но многих «железячников» – знает, как-то общался, торговался. Он «умеет найти подход», «выбрать момент», «показать товар лицом»… Все эти отточенные таланты, накопленные знания, устоявшиеся связи… Часть его личности, его жизни… – в труху. Репутация, которую он зарабатывал годами. Иногда – в ущерб сиюминутной выгоде.

Кого из «железячников» ты знаешь в Орше? С кем из них как разговаривать? К кому с пивом идти, к кому – с бражкой?… – Стало не надо. Пошёл «снос по площади». Если из его знакомых в этом бизнесе уцелеет один из десяти – уже много.

Отпадает нужда в куче специальных знаний. Ты можешь отличить хорошую косу по звону? – Не надо. Оно все одинаковы. Ты знаешь куда и как смотреть, чтобы оценить качество наварки лезвия на топоре? – Не надо. Лезвия не навариваются. Стандартизация, унификация. Весь рынок изделий – мои изделия. Одинаковые. По моему ГОСТу.

Конечно, остаются игры с транспортными расходами, хранением, с «объегориванием» партнёра или конечного покупателя. Но куча вариаций товара, поставщика, изготовителя – большая часть профессиональных, интеллектуальных, душевных проявлений конкретного торговца – пропадает. Не просто «здесь и сейчас» – навсегда, в масштабах «всея Руси».

Это всё – пока не «нынче к вечеру», не в «любом-каждом домушке». Есть и долго будут разные… отдельные случаи. Но это – мейнстрим. Который накатывает на всю страну. Навсегда. Неизбежно. Неотвратимо.

А по сторонам – ошмётки. Брызги. «Щепки летят». Из вытолкнутых, выдавленных. Скулящих и шипящих. Уцелевших. Сумевших выскочить из-под волны. Волны научно-технического, переходящего в социально-экономический и, неизбежно, политически-мордобойный. Прогресс, естественно.

Это – люди. С их чувствами. С их ненавистью, злобой, проклятиями, которые, взамен прежнего приязненного, дружелюбного отношения, обрушатся на наши головы. На его голову – в первую голову: ему продвигать товары на рынок.

Николай это понял. Ощутил громадность последствий нашей «бляуфены». И впал в панику.

– Эх, Коля-Николаша… Или забыл прозвание моё? «Зверь Лютый». Или ты мне плакаться вздумал? Вспомни, как мы с тобой повстречались. Как я тебя, всего в кровище, на дороге подобрал. Как от родни твоей спасал, как ты ко мне в закупы пошёл… Нас с тобой – судьба свела. Воля господня. Ныне увидел ты плоды дел наших. Чуть заглянул за край дня сегодняшнего. И – струсил. Я тебя не корю. Мне и самому страшно. Русь – всю! – на рога поставить… боязно. Только я со своей дороги не сверну. Как не сворачивал и когда тебя в крови под разбитыми возами нашёл. Как пугал шишей лесных, твою камку из них выворачивая. А ведь могли и голову оторвать… Хочешь уйти – неволить не буду. Подарков дам достойных. Хочешь на землю осесть – дам дом. Хочешь спокойной службы… дам место тихое. Ты для себя реши – чего ты хочешь. А надумаешь со мной остаться в ближниках, взять на душу… моих дел долю – тогда держись. Я ведь свернуть со своего пути не могу. Хоть бы и Сатану повстречаю – его же вилки ему в задницу загоню, а тебя, бедного, погоню к чертям в пекло – об сковородках торговаться.

При упоминании Сатаны Николай широко распахнул глаза и начал часто креститься. Однако картинка возможной торговой сессии в преисподней его несколько отвлекла. Особенно, при попытке представить себе аукцион «по Гарварду» в исполнении чертей, бесов и демонов. Тут такие интересные варианты прорисовываются…

Он вспомнил, где находится и чем занимается. Попыхтел, посопел. Принял стопарик сорокоградусной «клюковки» на пару со мной. Покрутил кусок «чугуния», который я таскал в кармане.

– Э-эх… Куда я от тебя денусь? Тута я весь, Ваня. В воле твоей.

– Вот и славно. Теперь прикидывай. Как будем «ставить на уши» всю «Святую Русь». И – не-Русь. В ту же позу – само собой.

«Попаданец – глаз урагана». Я ощущал это с самого начала. Но – на личностном, человеческом уровне. Здесь это ощущение было озвучено и обосновано применительно к сообществу. К железоделателям, к кузнецам, к Святой Руси в целом.

Прогрессор – всегда разрушитель, терминатор. Тот, кто обрывает одну линию развития и, если повезёт, начинает новую. «Линия» – не царапина на песке – жизни тысяч людей. Им всем – от этого больно. Страшно, голодно, обидно… Потом-то… Но «потом» – будут другие люди. Может быть – их дети или внуки. А вот этим, живущим сейчас – муки, несчастья, страдания.

Мы, попаданцы, несём в миры «вляпа» – боль и ужас. «Всадники Апокалипсиса». Втягиваем в эту «скачку страха» – своих новых друзей, близких. Превращаем их в «пособников терминатора». Не все это понимают. Не все – согласны понимать.

Николай – смог. И понять, и осмелиться.

Не надо думать, что выплавив полста пудов чёрного металла, мы решили наши проблемы в этой части.

Скорее наоборот – проблем стало больше. Одно литьё железа чего стоит. Нету такой технологии на Руси!

Игры с тиглями. На «Святой Руси» цементацию в тиглях ведут. В Новгороде – прямо в обычных круглых горшках. На Кубенском озере – в каких-то подпрямоугольных. Почему? Что к железу добавляют? Теофил – даёт пяток разных рецептов, Бируни – других.

У нас есть кузнечные горны, но нет вагранок.

Рассказываю ребятам – что это такое, на самом простом уровне: 5 аршин высоты, аршин нижним диаметром, слабо сужающийся к верху цилиндр.

«Площадь суммы всех сопел должна относиться к площади сечения вагранки, как 1:80».

Факеншит! Откуда это?! Я ж вагранку-то реально только один раз в жизни видел!

Довольно беспредметный разговор о легировании. Никель, хром, молибден… Здесь – пустые слова. Здесь нужно сказать типа:

– На Волчьей горке с полуночной стороны лежит красный камень. Выломать, растереть, обжечь.

И всем будет хорошо. Никелировано. Или, там, «молибденнуто».

* * *

Близ Дамаска существовала гора, состоящая из самородного железа с примесями углерода (около 1 %) и вольфрама (8–9 %). Природнолегированная сталь, из которой местные мастера выковывали мечи и сабли.

Император Диоклетиан в конце III в. приказал построить в Дамаске главные оружейные мастерские римской армии. Вплоть до конца XIV столетия в Дамаске изготовляли лучшие в мире оружие и доспехи.

Увы, легирование – не по моему сегодняшнему тезаурусу.

* * *

Миленькое рассуждение об азотистых сталях. На основе саги о древнем кузнеце от Якова и некоторых других примерах использования различных видов дерьма в металлургии.

Из существенного: диаграмма состояния железо-углерод. Феррит, аустенит, цементит…

«Влияние на механические свойства сплавов оказывает форма, размер, количество и расположение включений цементита, что позволяет на практике для каждого конкретного применения сплава добиваться оптимального сочетания твёрдости, прочности, стойкости к хрупкому разрушению…».

Всё понятно? – Мои… открыли рты. Для лучшего проникновения знаний. Куда-то… Наверное – в кишечник.

Сама мысль, что чёрные сплавы состоят из зёрен, что эти зёрна даже в одном куске – разные, что у них есть граничные слои… что там есть графит то хлопьями, то пластинами, то шариками…

Показать нечем. Шлиф можно протравить, но показать… нужно увеличение от сотни крат.

Идея, что свойства металла зависят не от его состава, но от невидимой структуры – казалась моим металлургам странной. «Чего не вижу – того и нету». При том, что всевозможные булаты и дамаски, у которых слои видны невооружённым взглядом – знакомы.

«Вижу, но не разумею».

Не ново: так же думали и европейские металлурги середины 19 века.

Меня манили златоустовские булаты. Будучи по составу чугунами, булаты не уступают по ковкости низкоуглеродистым сталям, существенно превосходя их по твёрдости после закалки.