Текст книги "Урбанизатор (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 383

Отыграли всеобщую помойку во славу Христа. В смысле: искупались.

«В образе умерщвления представляемом посредством воды, производится уничтожение примешавшегося порока, правда, не совершенное уничтожение, но некоторое пресечение непрерывности зла».

Ну тогда – с днём рождения! И – с «пресечением зла».

Какое такое особенное «зло» было в прежней жизни бедных мигрантов из рода «лося»? Ну и фиг с ним, пресеклось – и ладно.

Потом – одаривание. Я ж с них всё снял, всё забрал. Теперь любая мелочь от меня – дар. Особо ценный и сильно насущный. Здешние аналоги подгузников – пелёнка полотняная – на «ура!». А то ведь – «Зверь Лютый» – мог и не дать.

Окрестили, накормили, одели, снарядили… частично. У меня под задницей армейских складов нету! Прачки всю ночь аврально стирали. Даже ухитрились один аппарат разломать. Звяге теперь ремонтировать. Одни убытки от этих… новосёлов. И проблемы: сапожник – всю ночь сапоги штопал до кровавых мозолей. Вон, ходит тут, ноет-хвастает, честь себе выпрашивает.

Собрали инвентарь кое-какой, утварь.

Попутно – чуйства разные выпирают:

– А я на выселки не пойду! Я тута остануся. Тута девка у меня… ну… вот…

– С девкой – к Аггею. Под венец. И – на выселки.

Зимний день – короток, народ от потрясения от к вере христовой приобщения – зевает. Даже рты не прикрывают. А что зевок перекрестить надо, чтобы черти не влезли – ещё просто не знают.

Всё – спать. «Завтра докуём».

С утра начали выпихивать группки новосёлов «в работники» по местам. Кого – на лесоповал, кого – к плотникам, кого – к гончарам. Нескольких мальчишек я всунул связистам.

– Дык оне ж языка не знают!

– Дашь разок по шапке – узнают.

– Дык оне ж грамоте не разумеет!

– Залез на вышку и учи. Прямо так и давай: аз, буки, веди. Всё едино – по сторонам смотрите.

– Дык…

– Приказ. Исполняй.

Волюнтаризм, аракчеевщина и самодурство. Однозначно. Но это нас и спасло.

Весь день провозились с расстановкой людей. Всю ночь ругались с Николаем и Терентием вокруг наших вдруг опустевших складов. Новый перечень дефицита – «чего надобно аж горит» – портянка, длиной как… Как повилы у мордовской модницы. На четыре ноги.

С утра опять крик: Домна новых помощниц гоняет. Несколько… избыточно сурово.

Привыкла, понимаешь, доводить джигитов и пехлеванов до трудо-пригодного состояния. А тут девчушки, которые от одного её вида – норку ищут и в щёлку забиваются.

Успокаиваю. Обе стороны. Тут по полчищу бежит давешний мальчишка-сигнальщик. Издалека оглядывается – где это князь-волк затаился? Деточка, бесполезно. Курт хоть и большой, а умный – найдёт где спрятаться.

Нашёл. И вышел.

Малёк снова лицом в снегу лежит, Курт его за холку держит.

– Ребята, вам играться не надоело? Курт, отпусти. Ну?

– Тама… Господин воевода. Вышка горит.

И – тишина. Сразу.

Все вокруг мгновенно замолкли. Все знают, как я… правильное слово – трепетно? – отношусь к связи, к связистам, к вышкам. Помнят мой давешний спор с Самородом. Моё тогдашнее:

«У меня – не поломают. Умерли. Все. Кто вышку жёг. Кто рядом стоял. Кто их в дом пустил, кто им кашу варил, мечи вострил, ублажал-обихаживал».

Ну, Ванюша? «За базар – отвечаю»? «Слово – не воробей, вылетит – не спрячешься». «Мужик сказал – мужик сделал».

Факеншит! Как же не вовремя! У меня и в прошлый раз людей не было, а теперь и вовсе нет! Куча народу, даже подвахта гридней, заняты в трудоустройстве новосёлов. Могута сказывал, что в окрестностях одного селения видел следы медведя-шатуна. В двух верстах от другого – кострище охотников-эрзя. Надо убедиться в отсутствии опасности. При наличии… – ликвидировать.

Да просто: новосёлам надо помочь обустроиться, место показать, барахло отнести, с русского на ихний перетолмачить и обратно…

Людей – нет.

А – «не-людей»?

– Ну что, абортоиды человечества, пошли снова чудаков ловить.

Собрались, побежали.

– Сахиби, дозволь спросить. А что такое «абортоид»?

– Это, Салман, такая сущность… Его и не ждали, и не хотели, а оно выперлось. Вот как мы сейчас на этих… забавников.

Снова – Кудыкина гора с уточнением оперативной обстановки. Источник информации – маленький запуганный мариец. Постоянно собирается заплакать, но сдерживается – мужчины не плачут. Это хорошо. Но – медленно: скажет слово, захлюпает носом, вспомнит, что он – мужчина, ну, типа, соберётся с силами, восстановит дыхание, следующее слово. И – в рёв. Снова по кругу.

Радует, что раненая Мадина осталась здесь. Хоть коряво, но перевела. Суть – уловил. Кажется.

Сейчас у меня на вышках парные дозоры. Дневной и ночной, по 12 часов. Меньше… – слишком «долгий путь домой». В смысле: в казарму. Переходить на суточные вахты… я боюсь – ребята не выдержат. По уму надо ставить хуторок рядом, какое-то хозяйство, корову, лошадь, бабу… Опять боюсь – приманка для туземцев получается жирная. Придут, вырежут. Надо зачистить округу, но… руки не доходят.

Факеншит! Да когда же я «ногами ходить» начну-то?!

Как я понимаю, противник достаточно долго наблюдал за вышкой, за сменой дозоров. «Унжамерен» скрытно прошли ночью в темноте и устроили засаду. К 6 утра очередная смена явилась к подножию вышки. Где её встретила предыдущая смена. Внизу. Что есть вопиющее нарушение устава – пост не должен оставаться пустым ни на минуту.

Устав, инструкция, регламент… это же так скучно! А ребятки притомились, замёрзли, заскучали… Вот сейчас смена придёт, потом лыжами по буреломам да косогорам… А там – дом, тепло, вкусно, весело… И выспаться хочется. А чего ей сделается? Всю ночь ничего не сделалось и нынче пять минут постоит пустая, не завалится…

«Поступая по уставу – завоюешь честь и славу». А если – «нет», то – «нет». Включая наличие собственной головы на плечах.

«Диверсанты» из «унжамерен» лихо выскочили из засады, посшибали с ног и повязали совершенно не готовых к этому мальчишек. Один кинулся к вышке на лесенку. Ему вогнали копьё в спину. Другой пытался отмахнуться ножиком. Ему, хохоча, врубили топором в голову. Отсмеялись, отхвастали друг перед другом своими геройствами и доблестями. И начали думать.

Повторюсь: не считайте туземцев дураками.

Смысл наблюдательной вышки им понятен. У самих такие есть – «шенгзе» (глаз) называются.

За эти дни они уловили некоторые особенности работы моего телеграфа. В отличие от нормальной наблюдательной вышки, которая даёт сигнал только по наступлению заранее определённого события, мой телеграф позволяет работать и по времени. Разницу между внешним прерыванием и внутренним таймером в компьютере понимаете? Они – поняли.

Едва новая смена заступает на пост – она рапортует соседней вышке. И каждый час – подтверждает свою работоспособность.

Да не ожидал я никаких хитрых нападений! Просто – холодно. Ребята мёрзнут, засыпают… Регулярная проверка канала связи для сохранения целостности персонала.

Теперь «героям-диверсантам» надо подать регламентный сигнал, чтобы я ничего не заподозрил. А как?

Ухватили одного из сигнальщиков, ножик к глазику:

– А ну быстро сигналь, что тут всё хорошо! А то зарежу!

– Истя! Истя! (Да! Да!)

Хотя, конечно, при общении с русскоговорящим меря, правильнее орать не по-эрзянски, а матом. Или, хотя бы, по-марийски: «сайын!». Но марийский пареньку ещё знать неоткуда. А мордовский… общался он тут с одной… вот так она и постанывала. Хотя по возрасту ему вроде бы рановато.

Сходную ситуацию мы с сигнальщиками ещё в Пердуновке проговаривали. Среди десятка других типовых ситуаций, включая – как отбиваться от стаи голодных волков зимой.

Паренька потащили, было, на вышку. И тут же стащили обратно.

Дошло. Даже до «унжамерен». Что понять содержимое передачи они не смогут. Фактически: передать противнику полную информацию о проведённой ими операции.

Время идёт, вышка торчит, сделать они ничего не могут. Перерезать горло оставшимся пленникам… Потеря рабов, денег. Да и велика ли честь – мальчишки же. Тут их главный взбесился:

– Валяй вышку! Жги её!

По-умному: им бы не трогать её. Пока мы послали бы дозор проверить – они выиграли бы чуток времени. Но… по-умному – им вообще сюда не надо было приходить. Ум – вышибло, пошли эмоции: вражеское имущество? – Уничтожить!

Напомню: выжигание любых строений противника – повсеместный приём в здешних войнах.

Запалить толстенное заснеженное бревно, даже одиночно стоящее… Да без проблем! Плеснуть ведро бензина, кинуть спичку… Кто забыл: ни бензина, ни спичек в этом мире – нет. Нет – вообще.

Пока они возились толпой возле опор вышки, самый мелкий, которого вообще за человека не считали – мари же! не русский же! – убёг.

Тихонько, тихонько, «огородами, огородами»… за дымом и пламенем… встал на лыжи и… пятнадцать вёрст… по своей лыжне… в один дух. Захочешь жить – научишься бегать. У пришедших ко мне «лосей» – такой навык уже был. Остальные – не выжили.

* * *

Если бы я не всунул этого мальчишку сигнальщикам – прибежать было бы некому. И моё представление об истине – о ситуации с нападением – было бы значительно ущербнее.

Что я ставлю вышки – закономерность, что пополняю личный состав сигнальщиков – закономерность, что, в отличие от большинства здешних «мужей добрых», смотрю и вижу детей, имею некоторое представление об их темпераменте, сообразительности и проф. пригодности – закономерность, что «унжамерен» сопляков из битых мари вообще за людей не считают и за ними не присматривают – закономерность, что дети лесовиков начинают ходить на лыжах в том же возрасте, когда дети степняков на коня садятся – закономерность. А вот всё вместе… ну, наверное, случайность. «Рояль».

* * *

– Мадина, что будет дальше?

– Они придут сюда! Они всех убьют!!! Зарежут, изнасилуют, сожгут…! Нас всех!!! Надо бежать! Надо туда, на Стрелку!!! Поставить засеки, крепость, сторожей…!

– Это кто у нас такой… истерик? Перевести на выселки. К шатуну поближе. Медведи визга боятся. Даже и до смерти. Будешь ходить по лесу, влазить в берлоги и орать медведям на ухи. А мы потом будем шкуры снимать. Целиковые, без лишних дырок. Мадина, что скажешь?

– Э… Господин. Паймет говорит, что «унжамерен» придут сюда. Они будут искать нашей смерти. Обязательно.

– Эт да. Эт точно.

Илья Муромец, которого я заслал сюда для срочного завершения реконструкции жилищ… а другого «подъёмного крана» такой мощи – у меня в хозяйстве нет! – подтверждающе кивает кудлатой головой. «Точно. Придут».

– Они – не «придут», они – «пойдут». Почувствуйте разницу. Теперь вопрос: каким путём они пойдут?

Разница понятна? Если «придут», то встречать их надо здесь. А вот если «пойдут»… возможны варианты.

Знатоки темы, «эксперты по транспортным предпочтениям унжамерен» вступили в долгую дискуссию на двух языках, а я потолковал с прибежавшим мальчишкой. Через переводчицу, чисто для уточнения деталек. И не так-то много было нападавших. И с оружием у них… так себе. Они между собой говорили об остальных, о большом отряде, который лезет с Ватомы на Волгу, ждёт радостной вести о том, что русский «шенгзе» не сможет их увидеть.

Погонял, малость, местных сигнальщиков. Хитрые шельмецы! Так-то на вышку лазить постоянно – тяжело. Так один внизу бегает и второму наверх сигналит – что передавать, куда смотреть. Правильно я делаю, что учу их обеим азбукам: битовой и флажковой.

– Воевода, по нашему разумению, ежели на то будет господня воля… тьфу! Про поганых же речь ведём! Ну… пойдут они рекой. Волгой, значится. Большим отрядом. А малым… который вышку сжёг… тута не договорилися мы… Паймет говорит – ребят зарежут и по лыжне сюды придут. А по моему суждению – они полон к своим потянут. Тогда берегом придёт трое-пятеро. Тока глянуть-посмотреть. А то и вовсе никто – с большим отрядом пойдут.

– Всё верно, Илья. И я так думаю. Решение: ты возглавляешь оборону Кудыкиной горы.

– Хто?! Я?!

– Ты. Частокол у нас уже поставлен. Людей – внутрь. Прибраться тут. Сигнальщикам смотреть внимательно. Пара гридней у тебя есть. Из остальных прикинь кто гожий. Илья! Не криви морду! Не дури мне мозги! Хоть бы ты и один тут был, а их – десять. Ты ж сам знаешь – «грудь в грудь» ты десяток лесовиков положишь. Просто не высовывайся, пока близко не подойдут. Молодёжь да Паймет их раздразнят да под твой удар подведут. Я не пойму – или ты в свой кулак не веришь? Или – в мозг?

– Да уж… это… ты, Воевода, умеешь обидеть… воодушевительно. А как с большим отрядом?

– Так они ж по Волге идут? А мне Волга – мать родна. Накидаю матушке подарочков. Под лёд.

Вот с таким глупым хвастовством, оно же – укрепление воинского духа, мы и выдвинулись.

Та же речка, Ржавка – называется, её устье, лёд Волги, где я впервые увидел «лосей»-мигрантов. Ещё мусор кое-какой валяется, пятна крови видны. Встали на след «унжамерен», что с прошлого раза остался, побежали.

Люблю я это дело. В смысле: на лыжах бегать. Именно что не с горок кататься, не с трамплина прыгать, а вот так, по ровному, шаг за шагом, длинным, скользящим… Я про это уже… Когда мы из Елно Акима догоняли, а там на дороге голые мужики раком роком занимались…

До самого нашего ухода с Кудыкиной горы сигнальщики на Волге супостатов не наблюдали. Поэтому шли без опаски, разогнались, как на гонках. Русло реки довольно прямое, преимущественно меридионально направлено. Даже чуток к западу загибается. Это дальше она к востоку повернёт. Я бегу себе, уже часа полтора бегу, согрелся прилично, задумался о своём, о девичьем. В смысле: об попаданском. Тут, чувствую, какая-то суета в воздухе.

Поднимаю глаза: а вот они где!

Далеко видать – за версту по льду реки тянутся навстречу цепочка людей. Много. С сотню. Лыжники. Топ-топ, левой-правой…

Я уже рассказывал: охотник по лесу на лыжах не бегает. Он – идёт. На коротких широких лыжах без лыжных палок. Очень полезная, поколениями лесовиков выстраданная система.

Но мы-то не в лесу. Вокруг огромное ледяное поле, слегка занесённое снегом. На этом поле – лыжня от предыдущего отряда. По лыжне можно идти иначе, по-беговому. Но для этого надо иметь лыжи, навык и палки. А у них – короткие копья. Которые они, конечно, пытаются использовать с пользой. Но только под одну руку. Берегут наконечники, поэтому упираются другим концом – подтоком. А он… это ж охотничьи копья – он деревянный, гладкий. В лесу, на глубоком снеге – вполне уместно. Но здесь под тонким слоем снега – лёд. Подток – то и дело скользит… А навыка у них нет совсем.

Короче: механика тела у бегуна совсем другая. И скорость – тоже.

 
«А мне без ваших лыжных палок
Весь мир казался тускл и жалок».
 

Сейчас у этих… и вовсе потускнеет. В глазах.

И это правильно. Потому что… ребяты – вы сами виноваты. Вы сюда впёрлись, вы мою вышку сожгли. А теперь ещё выперлись на боле боя в неподходящем снаряжении. Отходняк вам читать не будем – мы не в синагоге. Будем убивать по простому.

Собрал свою команду, объявил вводную. Тулы открыли, посмотрели, подёргали, с колчанов – крышки долой. Согнал Курта с лыжни: после его лап – как бригада землекопов прошлась. Указал ему сугроб в стороне. Чтобы отсиделся там пока бой – а ну как подстрелят моего песика сдуру! Проверили клинки, прочую снарягу. Поехали. Навстречу.

А они уже давно нас увидели – чем стая многочисленнее, тем нервных и глазастых больше. У млекопитающих так – постоянно. Там они пошумели, обменялись мнениями, выразили жестикуляцией отношение. Засуетились, перестроились.

Точнее – перетолпились. Умные… хамылю-хамылю… в подальше. Храбрые – аля-улю! – вперёд.

На луки свои ублюдочные – тетивы по-натянули, щиты, у кого есть – вперёд перевесили, топоры – по-доставали, помахали, порадовались, копьями потрясли, богов своих помянули, подарки им пообещали, пятками в грудь постучали, в нашу сторону поплевали… изготовились к бою.

Короче: враг к разврату готов.

Виноват: к избиению.

Эти чудаки ещё попытались и воинский строй изобразить! Аж приятно: уважают. Сотня против троих, а заметили, построились как против больших.

Слезли с лыжни, растянулись в обе стороны. Такая… толстопузая клякса: по краям – тонко, в середине – толсто. Они даже «стену щитов» решились построить! Своими, типа – «мордовский щит» – деревяшками! Как много полезного дал Бряхимовский разгром аборигенам! Вот уже и тактический приём фиг знает каких викингов… Типа как-то… Коряво, конечно.

Мы едем – они дуреют. Три чудака надумали на сотню воинов напасть! Великих и ужасных «унжамерен»! От одного имени которых бледнеют батыры и пехлеваны, падают в обмороки богатыри и витязи! И вообще: страшнее нас – в мире нет! Бойтесь нас, бледнолицые!

Найду гуталин – намажусь. Во избежание вредных иллюзий.

Однажды дуче послал итальянскую армию воевать в Эфиопию. У итальянцев были танки и самолёты. У негуса были ребята с ассагаями… Мда, Аддис-Абебу сдали без боя. «Во избежание бессмысленных потерь среди гражданского населения».

У меня тут нет танков с самолётами. А вот в остальном…

Мне не хотелось бы, чтобы кто-то подумал, что… ну, типа: Ванька – крут как варёные яйца, резок как невыбродивший квас и вспенен как взболтанное шампанское на жаре. «Одним махом – семерых побивахом».

«Из ничего – ничего и бывает». Я напрягал мозги и построил свой блочный лук, я проглотил насмешки, горечь и злость Акима, я мучил свои мышцы и сухожилия, я долбал ребят, терпел их обиды и всякие… неудовольствия. Это было долго и больно. До сих пор помню боль от перенапряжения в пальцах. Хотя я и не тяну тетиву пальцами. Боль в кистях рук. Хотя левая и правая болели по-разному. Долгий болезненный жар в правой. И в бицепсе, и в предплечье. Когда вся рука горит и ночью никак не улечься. Шрамик над глазом – тетива лопнула. Слезящиеся на ветру во время стрельб глаза, удар по… по гениталиям, когда я лук не удержал, и он в руке провернулся, свистнувший мимо уха осколок развалившейся прямо на тетиве стрелы… Боль в плечах, в пояснице, дрожь в ногах… Так это – я! «Мышь генномодифицированная»! А каково было моим ребятам?! А сколько крови попил Прокуй, когда я заставлял его делать и переделывать блоки! А что хорошего говорил мне Ивашко, когда мы с ним тетивы сплетали? А фырканье Чарджи, а хмыканье Фанга, а… Это было годами. Но сегодня у меня в руках инструмент, равного которому у противника нет. И я им владею так, что у противника нет равных мне бойцов. Нету. Уникум я.

А ещё, зная свойства этого оружия, я снова напряг «свалку с молотилкой» и рискнул, в том числе и своей головой, сделал предположение, очень… нервенное, но, как теперь видно – правильное. И мы оказались в месте, в позиции, в состоянии, когда вот именно это оружие, этот боевой и гражданский инвентарь, может быть использован наиболее эффективно.

Я годами – вот не вру! – именно такое хотел, именно к этому стремился, готовился, смотрел, думал, нервничал, «затачивал» и «затачивался». Это бой по моим правилам. По моим планам, навыкам, задумкам. Ещё лучше найти позицию… Ну, не знаю… если бы врагов к столбам привязали, и мишени на них нарисовали.

Только бы – не провалить. А то…

Мало того, что – мёртвый, так ещё и – глупый.

Стыдно будет. Хотя – не долго…

На дистанции в 240 метров мы остановились, чуть разошлись от лыжни, подняли луки и пустили, навесом, на максимальную дистанцию, стрелы. «Первый пошёл».

Пуля на излёте – мусор. А вот стрела, со своим 30-граммовым, закалённым, трёхгранным, заточенным «в бритву», наконечником, падая с высоты…

Стрелы легли где-то в задних рядах «пуза кляксы». Там, кажется, кто-то упал. Но народ не отреагировал. Передние ряды продолжали злобно скалиться, кричать непонятные гадости и размахивать всем, что у кого было.

Не-не-не! Они же в штанах! Так что насчёт размахивания «этим» – никакой объективной информации не имею.

* * *

В конце Бородинского боя адъютанты докладывают Наполеону, что русская армия не бежит, пехота уходит с позиций медленно, сохраняя строй. Им мало?! Им хочется ещё?! Дайте им ещё!

Французские батареи продолжают свою канонаду.

* * *

Здесь тоже не бегут. Даём – «ещё». Залп. Без изменений. Ещё залп. Ага. Стойкость – как у безоружных русских мужиков из деревни Бездна. Там толпа тоже начала разбегаться только после третьего залпа воинской команды.

Здесь не разбегаются – здесь вопят громче. И выпускают вперёд стрелков.

Как это мило! Как это любезно с их стороны!

У них луки бьют вот в таком режиме максимальной дальности на 50 метров, мои – на 250. Обменялись залпами. Мы их просто не замечаем – лупим навесом вглубь строя. Там должны быть начальники. Всякие персонажи – умные, молодые, трусоватые, неопытные – сползаются к начальству, в плотную толпу. Вот туда и кидаем.

А лучники и не поняли. Что недостреливают. Ещё разок. С тем же результатом.

* * *

Снова напоминает Наполеона при Бородино: артиллерийский офицер, а пушки по первоначальной диспозиции поставил так, что они не добивали до русских позиций. Уже в ходе битвы ближайшим воинским начальникам пришлось переставлять батареи.

* * *

Ага. Дошло. Лучники побежали к нам. Ну, с добрым утром!

Как бежит человек на лыжах, держа перед собой лук с наложенной стрелой? Правильно – вращая задом.

«Парни, парни, не крутите задом

Это не пропеллер, вам говорят».

Ещё правильнее – неуклюже, медленно.

Снижаем прицел. Переходим от навесного к настильному. Дистанция – 140. Виноват: 120. Разом. Идиоты.

«О покойниках либо – хорошо, либо – ничего» – древняя греческая мудрость аж из 6 века до РХ. Но до сих пор актуально. Поэтому – ничего.

Эти «ничего» сбились в плотную группу.

В центре построения «беременной кляксы» проходит лыжня. Бегать по снежной целине, раскручивая задницу как пропеллер – им не понравилось, они инстинктивно, без команды, стянулись на узкий, 3–5 метров, участок возле наезженного пространства. Человек 25–30. Не сплошной много-шеренговый строй – просто толпа, но промахнуться невозможно. Ещё залп. По-прежнему – невозможно. Ещё разок.

Первый же залп уложил троих поперёк лыжни – колонна встала. Кто-то кинулся в сторону. Попробуйте съехать с лыжни, держа в руках столь неудобную вещь, как лук с наложенной стрелой, и посмотрите что получится.

Уточняю: не с натянутой тетивой – тут результат может быть травматический, а просто придерживая оперение на тетиве, а древко – на рукояти лука. Ничего страшного не случиться: вы просто потеряете скорость, вам потребуется три-четыре шага, чтобы снова войти в ритм.

За это время я делаю выстрел. Сле-е-едующий придурок.

Если бы кто-нибудь им скомандовал:

– Цепью! Разойдись!

И если бы они сумели выполнить такой приказ… Реденькая шеренга в три десятка стрелков… мы бы промахивались, они не мешали бы друг другу, двигались бы быстрее… вышли бы на дистанцию поражения… Бы…

«Кабы не кабы да не но, то был бы генералом давно» – русская народная от Даля.

Здесь не только генерала – и полковника не сыскать.

На охоте не бывает таких приказов. На охоте вообще не кричат приказов. Там криком зверя пугают, а не людей строят. Дома надо было строевой и боевой заниматься. А не изображать из себя «великий и ужасный унжамерен».

* * *

Я не люблю врагов. В моём прицеле я не вижу людей.

До боя врага можно уважать. Интересоваться – обязательно. Ненавидеть? – Нет. Ненависть, презрение, отвращение… снижают интерес, внимание к врагу. Постоянная связка: «Он – плохой! И у него – всё плохо!». Это – опасно.

После боя – возможна жалость. Презрение…? – Нет. Рассуждать о слабости битого врага – себя не уважать.

А вот во время боя… Человека в моём прицеле не увидишь. Крыса, тарантул, скорпион… Таракан. Злой, ядовитый, шустрый. Не человек. Тапком стукнуть правильно… и смести ошмётки.

Вы когда-нибудь гоняли испуганную крысу в замкнутом помещении? С голыми руками, в шортах и во вьетнамках?

Как-то среди бела дня жарким летом захожу в главный подъезд железнодорожного вокзала одной европейской столицы. Полумрак, каменный пол, тамбур между двумя тяжелыми резными деревянными дверями позапрошлого века. На полу – крыса. Нормальная серая. И тут мы… немного пообщались.

Так вот: человек, конечно – много больше. Но двигается она значительно шустрее. И зубы у неё… Не надо считать себя «венцом творения» – надо просто уметь, быть готовым и хотеть их уничтожать.

Повторюсь: видеть крысу, хоть бы и двуногую, в своём прицеле – удовольствие. Сейчас мир станет чуть чище.

* * *

О! «Такая шобла подвалила»… Остальная толпа, размахивая копьями и топорами, решила присоединиться к нашему веселью. Этих – больше, среди них больше взрослых мужчин, в отличие от молодёжи-лучников. И они густо сваливают с «рельсов» лыжни в снег. Где и гребут.

Виноват: идут.

«Моряк вразвалочку сошёл на берег

Как будто он открыл пятьсот америк».

Ну, если для вас ваша сегодняшняя смерть – открытие Америки… Хотя пять сотен – не наберётся.

Копейщики и топорники обтекают с двух сторон плотную «упаковку» лучников, которых мы продолжаем долбать. И правильно делаем: толпа, обойдя «пробку на лыжне», снова лезет туда же. В узкий просвет укатанного снега. Так же быстрее! Там же удобнее!

Храбрые воины: они рвутся в бой, они искреннее стремятся кинуться в сечу, сойтись с врагом «грудь в грудь», «порвать хрип»…

Каждый – геройски.

Каждый – сам для себя.

И перекрывают сектор обстрела своим стрелкам. И мы снова заваливаем эту дорожку, этот узенький проход на ровном месте, их телами.

Скажи кому, что судьбы народов и государств зависят от существования снежного бортика между двумя кусками бескрайнего ледяного заснеженного поля… Там бортик-то у лыжни – четверти аршина нет. Вот это «нет» – есть. И оно решает судьбу. Племён, России, человечества…

Дистанция 100 метров.

О! Какой разнообразный выбор! В моём прицеле.

Видны доблестные воины и славные предводители. Шлемы, каски, боевые шапки из голов медведя, волка, быка… Что-то типа головы орла… Оружие богаче. С накладками, с блёстками. Бижутерия, блин. Мечи, сабли… Булгарский палаш, как у Салмана. Двойной топор. Какой-то… клевец. Рановато. В смысле: по истории. Но на Востоке боевые молоты в ходу шире и раньше, чем в Европе. Из подарков эмира?

Приятно рассматривать – они так старательно всем своим размахивают. А через прицел – особенно увлекательно.

Вот… здоровая секира.

Секира – здоровая, а хозяин… – уже мёртвый. Дистанция – 70 метров.

– Сухан! Отход! 60.

Сухан закидывает лук в тул на спине, упирается в лыжные палки, отжимается и, развернувшись в воздухе, выскакивает на лыжню. Назад. 60 шагов.

Спереди раздаётся радостный вой. Ура! Враг бежит! Проклятые русские показали тыл!

Ребята, на вашей могиле я вам и не такое покажу. А пока мы с Салманом показываем синхронную… нет, не плаванье – стрельбу: два чувака одновременно получают по стреле и синхронно валятся назад. Снова перекрывая пресловутую колею своими телами. И телами ещё трёх чудаков, которые сваливаются на них с разбега.

– Салман! Отход! 120!

– Э… Сахиби…

– Зар-р-режу нах-х-хрен!

Герой хренов. Не хочет оставлять меня одного.

Чудак в медвежьей голове пытается обойти кучку ползающих по снегу соотечественников, успешно закрывается от моей стрелы щитом и… втыкается лицом в снег – шедший следом за ним не успел остановиться. «Не успели» – несколько персонажей, куча мала. У верхнего за шиворотом – моя стрела. Понятно, что не только за шиворотом – вошла по оперение. До поджелудочной не достала…? – Ну и ладно.

Всё, дистанция – полтинник. Лук – в тул, тул – на спину, разворот с отжимом и подпрыгом… Раньше я так не делал: в первой жизни казалось дешёвым ненужным фокусом. А тут… когда в Пердуновке начали детей учить – пришлось и самому освоить.

Я ещё не успеваю добежать до Сухана метров двадцать, а он уже вгоняет стрелу куда-то мне за спину. Нет, никакой опасности, технику безопасности – бдим и блюдём. Старательно. Мы все трое на одной линии, только противник – распространился шире, выбор – большой, выстрел идёт не в меня, а хорошо в бок.

Идут колонной – плохо, расходятся шире – опять плохо. «Что не делает дурак – всё он делает не так». Отчего и дохнет.

Сколько времени нужно для 60 хороших шагов на лыжах? А Сухан делает выстрел за три секунды. И промахи ему не свойственны.

Добегаю до своей позиции, разворачиваюсь, вытягиваю лук и стрелу… Сухан уже катится назад, Салман лупит мимо него, а я… противник потерял подобие сомкнутого строя. В пространстве, от линии первого построения «унжамерен» на триста метров, конусом, вершина которого направлена в нас, поодиночке и группами, перемещаются люди. Одни – к нам, другие – от нас, третьи – просто лежат или куда-то ползут.