Текст книги "Урбанизатор (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

Глава 378

Вдруг на «полчище» начинается крик. Истошный. Нет, это уже не крик – это ор.

– А! Тама!! Убивают!!! Марана с Аггея шкуру снимает!!!

Мда… Я уже рассказывал, что для церкви, в отличие от часовни, нужен алтарь с частицей святомученика? Похоже – и у нас совсем скоро будет. Церковка со вполне кошерным православным алтарём.

Вариантов исхода нет. Я с Марой дрался, я знаю. Я тогда маленький был, как уцелел – непонятно. Но и по сю пору… Ручка-то у неё не слабеет. Если она до Аггеева тела добралась… Может, не ходить? Чего сапоги-то стаптывать? Может, поздно уже?

Пришлось идти. На кладбище. Не-не-не! Аггей ещё живой был!

– Чего делите, православные?

– Какая я тебе православная?! Убери гниду обкрестованную! Не доводи до греха!

Что могут делить поп и лекарь? – Это же очевидно! Покойника.

Точнее – покойницу. Ночью бабёнка из муромских померла. Аггей хочет отпеть. Свеже-окрещённая душа засвидетельствует перед Господом плоды его трудов пастырских. На кой чёрт ГБ – «свидетельство плодов»?! Он же и так всеведущий!

* * *

Дело серьёзное: когда один из привезённых Колумбом индейцев помер, его похороны, как души из ново-окрещённого народа, проводились с большой помпой на государственном уровне. Как доказательство доношения слова божьего даже и до закоренелых душ языческих.

Мара, естественно, хочет покойницу выпотрошить. «На будущее». Коллективно, назидательно и познавательно.

 
«В третий входит он дом, и объял его страх:
Видит, в длинной палате вонючей,
Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,
Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,
Пресловутое общее дело:
Потрошат чье-то мертвое тело».
 

Сюртуков и очков – нет. А так… «Поток-богатырь» на практическом занятии в морге у Мараны. «Красавицы кучей».

* * *

– Аггей, хорошо ли оставлять страждущего без воспомоществования? Без умаления болей, без излечения и укрепления?

– А к чему это?! Душа православная, отмучилась в юдоли нашей земной, и ныне вознесётся она к престолу господнему, и будет взвешена и измерена и прощена милостью божьей…

– Я – не против. Но ты не ответил.

– Упокоившуюся надлежит упокоить. Поместить в обитель глубокую, вознести молитвы искренние, свершить ритуалы надлежащие…

– Повтор. Я – не против. Из-за чего грызня?

– Не даёт она! Препятствует! Восхотела, в злобе своей сатанинской, похитить тело невинное и употребить его на свои диавольские снадобья! Расчленить! И – выпотрошить! Плоть христианскую! Сосуд души! Разрезать и искромсать!

Мда… Что-то Аггей быстро восстанавливается. Уже говорит громко, о делах судит. На прямые вопросы – лозунгами шпарит.

С комиссарами всегда так. Сначала – «лекция о текущем моменте», потом – «законами классовой борьбы» баллистику подправляют. Жаль, хороший мужик. И люди к нему идут. Вон, уже и прихожане, из числа сильно уверовавших и сподобившихся, к батюшке подтягиваются.

Эт хорошо, эт мне на пользу. Наперёд знать – кто мне, при случае, ножик в спину сунет.

Но как же мне надоели их свары!

 
«поскольку времени немного,
я вкратце матом объясню».
 

Увы… Приходиться вести себя прилично:

– Что ты рычишь на Мару? Как разрежет, так и сошьёт. Однако при том посмотрит – что у покойницы внутри, от чего она умерла. Поймёт – как лечить такое. И обратит свои знания и умения на пользу живым. И не оставит страждущего без воспомоществования.

– Страждущему её знаний не надобно! Молитва надобна! Смирение и покаяние! И явит Господь силу свою! И свершит чудо чудесное! Слепые прозрят и расслабленные восстанут! Ибо всё – в руках Божьих! И даже волос не спадёт с главы без воли Его!

Итить ять. Бздынь.

– Ай!

Аккуратнее, Ванюша. Мордобой – не педагогично. Но иногда очень хочется.

Аггей, сбитый моим ударом с ног, тяжко возится в снегу, зажимает разбитый в кровь нос. Сунувшиеся, было, к нему на помощь прихожане, отскакивают назад под моим взглядом.

– «Даже волос не упадёт…». А ты – упал. Значит, на то воля Его. Через меня, через кулак мой – вразумляет. Он. Пока – легонько. До малой крови. Упорствовать будешь? В заблуждениях своих?

Аггей ошарашено смотрит на меня поверх горстей со снегом, которые приложил к носу. Для священника сама мысль, что мирянин, «грешник закоренелый» может правильнее толковать волю божью, служить орудием Его на земле… Нет, Господь всемогущ – всяко бывает. Но вот конкретно здесь и сейчас…

– Проверим ещё разок? Экспериментально. На ком «дух святой почиёт»? Кому из нас Богородица более щастит?

Отрицательно трясёт головой. Вот и славно.

– Мара, забирай тело. И попа – нос ему поправь.

Участники кладбищенского диспута удаляется в сторону нашего госпиталя. Надо будет сегодня же, пока нос не зажил, провести с Аггеем воспитательную работу. Я-то думал – он умный. А он просто верующий. Придётся болезненно вправлять мозги жертве «конюхов солнечного коня». Жалко. Но – надо. По теме: «Сапожник! Рассуждай не выше сапога!».

А вы говорите – глазурь из окислов…

Разговор с Аггеем получился долгий и тяжёлый. Он постоянно примеряет на себя «макинтош» святомученика. Своё «чудесное спасение» воспринимает как «знак свыше». Пришлось напомнить: как я его «силком в жизнь тащил». Как он впадал в смертные грехи. То – уныния, то – гневливости. И только пара моих гридней у него на плечах удержала от смертоубийства.

Потом по конкретике пошли. Снова пришлось напоминать, что наш русский православный обычай захоронения не соответствует ни Закону Моисееву из Второзакония, ни известным указаниям Иисуса. Прямого запрета на посмертное вскрытие – нет.

Ещё бы! Древние евреи вообще скелеты полностью раскручивали – «косточки перемывали».

Сложившаяся местная практика…

Разницу между «Святым Писанием» и «Святым Преданием» – понимаете? Для Лютера с его sola fide, sola gratia et sola Scriptura (только вера, только благодать и только Писание) эта разница – основание для готовности умереть:

«Я не могу и не хочу ни от чего отрекаться, потому что нехорошо и небезопасно поступать против совести».

Есть, конечно, прямое указание на семь дней нечистости для каждого, прикоснувшегося к трупу. Но ведь известна и стандартная процедура очищения!

– Аггеюшка! Какие проблемы?! Вот прям счас! Загоню всех Мараниных девок в баню, тебе мочалку дам и… и очищай от скверны всех и каждую! Во всех местах. А саму Марану – хоть три раза! Покуда сил твоих хватит…

– Ой, Воевода! Да что ж ты такое говоришь-то! Ведь грех же ж смертный!

– С Мараной? Точно. Смертельный. Многие не выживали.

Я внимательно разглядывал раскрасневшегося, с опухшим растерянным лицом и растрепавшимися волосиками вокруг лысины, попа. Оживает. Но ещё не вполне. А здорово я его приложил: нос – буряком.

– Ладно, Аггей. Не буду кидать тебя в… в печь огненную. Сам пойду. Ты, главное, запомни: твое дело – души человеческие уловлять. Для тел… и другие ловцы есть. А то, может – пойдём вместе? Нет? Ну, тогда помолись за меня.

* * *

О каждом из моих людей можно написать книгу. Люди с простыми жизненными историями – ко мне не приходят. Иногда я удивляюсь попандопулам: они невнимательны к окружающим. Тогда почему они ещё живы? Никакие технологические, социальные, административные, боевые… прогрессизмы не имеют значения, если у вас за спиной оказывается человечек с ножиком. Который вдруг вспомнил, что его троюродного дедушку по матери когда-то сильно обидел какой-то персонаж с таким же родовым именем, что вам досталось. Или ещё какая причина нашлась.

Это можно предвидеть, если смотреть и видеть человека. Или – «нет». И весь супер-пупер прогрессизм вытекает желчью из вашей пробитой печени. Или где она там у вас образуется.

Кроме безопасности, есть ещё причина: мне мои люди интересны. Вокруг меня масса увлекательных, ярких личностей. Может быть они такие яркие, потому что я на них внимательно смотрю? Если бриллиант выкинуть в мусор – он не будет радовать вас своим блеском.

Мара, безусловно, из самых ярких «бриллиантов». Про неё не только романы – саги, баллады и эпосы сочинять можно. А также – частушки и куплеты, стансы и элегии. В чём я в очередной раз убедился в ходе нашего ночного собеседования.

«Кладезь непознанная».

Не-не-не! «Непознанная» не в том смысле, с которым они с Суханом даосизмом…

Для начала – я осознал парадокс. Мара считает себя богиней Мараной. Поэтому – атеистка.

Ме-е-едленно.

Если человек – бог, то он – в бога не верит.

Тут есть такое экзистенциальное противоречие. Между волшебством и религией.

Мы засели в её закутке рядом с моргом, приняли по граммульке, и она, довольно экспрессивно, принялась объяснять:

– Это вы, дурни, Христу молитесь. Выпрашиваете, выклянчиваете, на коленях ползаете… Чудо вам подавай! А ты знаешь – что потом?! Что – по эту сторону порога?! Вот, дошла молитва. Услышана. Принята к рассмотрению. Самим! И чего ему теперь делать?

– Ну, как чего… сотворить чудо…

– Лягушонок! Не разочаровывай меня! Конкретно! В деталях!

– Ну откуда я могу знать… Наверное… пожелать. Чтобы вымаливаемое сотворилось… Повелеть… Сказать… Пальцами, там, щёлкнуть, дунуть-плюнуть…

– Ты…! Мартышонок плешивый! Ты сам-то можешь целый день дуть-плеваться?! Пальцами от восхода до восхода щёлкать?! А ведь и лезут, и лезут, и просю-ют и просю-ют… Вздохнуть, Ваня, некогда…

Осознавая неудобства божественности при пребывании «с той стороны прилавка», Мара напрочь отметала всякие молитвы хоть кому. Из чувства цеховой солидарности.

Фрезер в «Золотой ветви» пишет:

«Дикарь, в отличие от цивилизованного человека, почти не отличает естественного от сверхъестественного. Мир для него является творением сверхъестественных, антропоморфных существ, которые действуют из побуждений, подобных его собственным, и которые могут быть тронуты призывами к состраданию…

Боги посылают дикарю хорошую погоду и обильный урожай в обмен на молитвы, обещания и угрозы. А если… бог воплощается в нем самом, то надобность в обращении к высшему существу вообще отпадает. В таком случае дикарь сам „обладает“ всеми способностями, необходимыми для того, чтобы содействовать собственному благоденствию и благополучию своих товарищей».

Мара «сама обладает всеми способностями». Поэтому взамен религиозного мышления у неё функционировало магическое.

«Магия… предполагает, что одно природное событие с необходимостью неизменно следует за другим без вмешательства духовного или личного агента. Фундаментальное допущение магии тождественно, таким образом, воззрению современной науки: в основе как магии, так и науки лежит твердая вера в порядок и единообразие природных явлений. У мага нет сомнения в том, что одни и те же причины всегда будут порождать одни и те же следствия, что свершение нужного обряда, сопровождаемое определенными заклинаниями, неизбежно приведет к желаемому результату…

Маг не упрашивает высшую силу, не ищет благорасположения переменчивого и своевольного сверхъестественного существа, не унижается перед грозным божеством. Но власть его, сколь бы великой он ее ни считал, никоим образом не является властью произвольной и безграничной. Он располагает ею лишь постольку, поскольку строго следует правилам своего искусства или природным законам, как он их понимает…

аналогия между магическим и научным мировоззрением является обоснованной. В обоих случаях допускается, что последовательность событий совершенно определенная, повторяемая и подчиняется действию неизменных законов, проявление которых можно точно вычислить и предвидеть…

Как магия, так и наука открывают перед тем, кто знает причины вещей и может прикоснуться к тайным пружинам, приводящим в движение огромный и сложный механизм природы, перспективы, кажущиеся безграничными…

Через пустыню разочарований в настоящем они манят усталого исследователя вперед к бесконечным свершениям в будущем. Магия и наука как бы поднимают человека на вершину высокой-высокой горы, где за густыми облаками и туманами возникает видение небесного града, далекого, но сияющего неземным великолепием, утопающего в свете мечты».

Я цитирую перевод Лондонского издания «Золотой ветви» 1923 года. Но аромат романтизма, свойственный эпохе первого издания 1890 года – вполне виден. «Эпохи до» – до Первой мировой, до колючей проволоки, отравляющих газов, ночных бомбардировок… Когда ещё казалось, что наука – путь к «небесному граду, утопающему в свете мечты».

«Роковой порок магии заключается не в общем допущении законосообразной последовательности событий, а в совершенно неверном представлении о природе частных законов, которые этой последовательностью управляют… Гомеопатическую, или имитативную, магию вызывает к жизни ошибочное ассоциирование идей сходных, а магию контагиозную – ошибочное ассоциирование идей смежных. Сами по себе эти принципы ассоциации безупречны и абсолютно необходимы для функционирования человеческого интеллекта. Их правильное применение дает науку; их неправильное применение дает незаконнорожденную сестру науки – магию.

Поэтому утверждать, что всякая магия по необходимости ложна и бесплодна, банально и едва ли не тавтологично: ведь будь она истинной и эффективной, это была бы уже не магия, а наука».

Мара таких «умных слов» не знает. Но принципы – понимает и использует. Я её несколько притормаживаю, форсирую вариации причинно-следственных связей в стиле отсечения: «А давай то же самое, но – без заклинания… а давай без чёрной курицы…». Это – чётко не только не христианский – вообще не религиозный, материалистический подход.

«… под религией я понимаю умилостивление и умиротворение сил, стоящих выше человека, сил, которые, как считается, направляют и контролируют ход природных явлений и человеческой жизни. Религия в таком понимании состоит из теоретического и практического элементов, а именно из веры в существование высших сил и из стремления умилостивить их и угодить им. На первом месте, конечно, стоит вера, потому что, прежде чем угождать божеству, надо верить в его существование. Но если религия не ведет к религиозному образу действий, это уже не религия, а просто теология, так как, по выражению святого Иакова, „одна вера без дел мертва“. Другими словами, тот, кто не руководствуется хоть в какой-то мере в своем поведении страхом перед богом или любовью к нему, тот не религиозен».

Это про меня. Как сказали раввины: «Господь властен над всем. Кроме страха человека перед ним». Вот и не надо нагружать. «Боливар не свезёт двоих»: своей «власти над всем» и моего «страха перед ним».

«Два человека могут вести себя одинаково, и, тем не менее, один из них будет человеком религиозным, а другой – нет. Если человек действует из любви к богу или из страха перед ним, он религиозен. Если же он действует из любви или страха перед человеком, он является человеком моральным или аморальным в зависимости от того, согласуется его поведение с общим благом или находится в противоречии с ним. Поэтому верование и действие или, говоря языком теологии, вера и „дела“ равно важны для религии, которая не может существовать без того и другого. Но не обязательно и не всегда религиозное действие принимает форму ритуала, то есть состоит в произнесении молитв, совершении жертвоприношений и других внешних обрядовых действий. Цель их – угодить божеству. Но если божество, по мнению его приверженцев, находит удовольствие в милосердии, прощении и чистоте, а не в кровавых жертвах, пении гимнов и курении фимиама, то угодить ему лучше всего можно, не простираясь перед ним ниц, не воспевая хвалы и не наполняя храмы дорогими приношениями, а исполнившись чистотой, милосердием и состраданием к людям. Ведь, поступая таким образом, они подражают, насколько позволяет им их человеческая слабость, совершенству божественной природы. Такова этическая сторона религии, которую неустанно внедряли иудейские пророки, вдохновленные благородными идеалами божественной святости и доброты».

«…угодить ему лучше всего… не простираясь перед ним» – ересь.

Тот самый «первый пункт Устава РСДРП» – раскол между апостолами Петром и Павлом. «Вера и деяние» или – «вера и присутствие (в первичной ячейке/общине)»? Пётр следовал этике «благородных идеалов божественной святости и доброты, которую неустанно внедряли иудейские пророки», «веруй и делай». Павел требовал ещё и обязательного участия в церковных ритуалах. На чём и построена христианская церковь. Как и партия большевиков. А не на «камне», что означает имя «Пётр», как обещал Иисус.

«…в религии заложена, во-первых, вера в существование сверхъестественных существ, во-вторых, стремление снискать их благосклонность, это предполагает, что ход природных событий в какой-то мере эластичен и изменчив и что можно уговорить или побудить всемогущие сверхъестественные существа для нашей пользы вывести его из русла, в котором он обычно протекает.

Предположение об эластичности и изменяемости природы прямо противоречит принципам магии и науки, которые считают, что природные процессы жестки и неизменны в своем течении, поэтому их невозможно вывести из своего русла ни уговорами и мольбами, ни угрозами и запугиванием.

Различие между этими двумя соперничающими мировоззрениями зависит от ответа на… вопрос: носят ли управляющие миром силы сознательный и личный или бессознательный и безличный характер?

Стремясь к умиротворению сверхъестественных сил, религия признает за богами сознательный и личный характер. Всякое умиротворение подразумевает, что умиротворяемое существо является сознательным и личным, что его поведение несет в себе какую-то долю неопределенности и что рассудительным обращением к его интересам, склонностям и эмоциям его можно убедить изменить свое поведение…

Так что религия – поскольку она предполагает, что миром управляют сознательные агенты, которых можно отвратить от их намерений путем убеждения, фундаментально противоположна магии и науке.

Для последних само собой разумеется, что ход природных процессов определяют не страсти или причуды личных сверхъестественных существ, а действие неизменных механических законов. Правда, в магии это допущение содержится имплицитно, зато наука его эксплицирует.

Магия часто имеет дело с духами, то есть с личными агентами, что роднит ее с религией. Но магия обращается с ними точно так же, как она обращается с неодушевленными силами, то есть, вместо того чтобы, подобно религии, умилостивлять и умиротворять их, она их принуждает и заставляет. Магия исходит из предположения, что все личные существа, будь они людьми или богами, в конечном итоге подчинены безличным силам, которые контролируют все. Но из которых, тем не менее, может извлечь выгоду тот, кто знает, как ими манипулировать с помощью обрядов и колдовских чар».

Забавно видеть, как академически сформулированные идеи Фрезера находят у меня на Стрелке матерно-мордобойное выражение. Эксплицируются, так сказать. В форме разбитого носа.

«Радикальной противоположностью магии и религии объясняется та непреклонная враждебность, с которой священнослужители на всем протяжении истории относились к колдунам. Священника не могла не возмущать высокомерная самонадеянность колдуна, его надменность в отношении к высшим силам, бесстыдное притязание на обладание равной с ними властью. Жрецу какого-либо бога с его благоговейным ощущением божественного величия и смиренным преклонением перед ним такие притязания должны были казаться неблагочестивой, богохульной узурпацией прерогатив, принадлежащих одному богу».

То-то они сцепились…

Аггей и Мара, не понимая всей этой философии, чётко воспринимают друг друга как противники. Одна применяет естественные силы природы. Называется – колдовство. Другой вымаливает милость божью. Называется – православие.

Такой конфликт должен быть постоянным в любой попаданской истории. Как и случилось у Янки и у Руматы. Я это уже давно понял:

«Попаданец занимается прогрессорством. То есть – меняет условия жизни людей. Это всегда связано с изменением законов и обычаев. А они освящены церковью. И всякая попытка сделать что-то новое, как-то улучшить жизнь людей не традиционной раздачей милостыни, а трансформацией их труда и образа жизни, неизбежно сталкивает попаданца с церковниками.

Светские власти ещё как-то вменяемы, они могут оценить материальную пользу, приносимую инновациями. Но система, кормящаяся от идеологии, от „благодати божьей“ имеет другие приоритеты. „Законы, данные от бога – вечны“. Как: „коммунизм – истинен, потому что – правилен“. Или – наоборот.

Заклинания, приносящие прибыль».

Отдельного представителя местного жречества можно уговорить, подкупить, обмануть… Но попаданец – непрерывный фонтан новизней. Это не может быть воспринято иначе, как колдовство. Одно новшество может быть чудом, «даром божьим». Но ряд их…

Среди туземцев есть множество персон, куда более соответствующих сиюместному критерию святости. Они постятся до голодных обмороков с яркими галлюцинациями или питаются насекомыми, они не моются годами или годами же непрерывно бьют поклоны. Они «не жнут и не пашут, но напитаемы бывают». Милостью Господней, но не трудами своими. Они – очевидно святые люди. Они, а ещё более – почитающие их, чувствуют себя обманутыми, обкраденными.

Ну, не Господь же обокрал их чудесами! Происки Сатаны однозначно!

Даже если сам попаданец, в силу каких-то фамильных особенностей тела носителя, неподсуден иерархам, то его люди – должны быть объявлены колдунами или пособниками. И – уничтожены.

Через семь лет в Галиче будет сожжена Анастасия Чарова. Многолетняя любовница, практически – жена, мать двоих сыновей, признанных и «вокняжённых» Остомыслом (Ярославом Владимирковичем), вполне наследственным, законным, урождённым князем Галицким. Сожжена на площади, перед ним, чья мудрость приводила в восхищение современников, стала одним из мифов «Святой Руси».

Он – не попаданец, он просто символ государственной мудрости. Этого – достаточно. Для чертовщины.

На площади замка пламя разгоревшегося костра охватывало, обвивало, облизывало своими языками женское тело, столь хорошо знакомое, желанное, близкое князю. Государю, властителю, мудрецу. Кричала женщина, орала толпа простонародья вокруг. Чёрные хлопья пепла разлетались по двору, пятнали белый снег. Пахло кровью, мочой, горелым мясом.

Остомысл сидел в кресле, среди соратников и сподвижников. Старательно изображал благоволение, одобрение. Потому что в предшествующую ночь «соратники и сподвижники» из числа галицких бояр перебили здесь, вокруг, в княжеском замке более 120 его слуг, его людей. Людей, которых он растил. С которыми рос сам. Которым доверял. Свои помыслы, дела, надежды. Свою душу и тело.

Теперь жгут Настю. Его Настю. Единственную близкую душу во всём мире. «Половинку» его. Жгут не как изменщицу, развратницу, любовницу. Как ведьму. Как служанку Врага Рода Человеческого. И любое его действие – жест, мимика, слёзы – в защиту её, в сочувствие ей – будут объявлены проявлением распространения сатанинской заразы и на него самого. Тогда – смерть. И даже корзно – не защитит.

И мудрец-Остомысл благосклонно кивает слугам, подкидывающим дровишки, милостиво улыбается «соратникам и сподвижникам» – убийцам его любви, его близких людей. «Правильным путём идёте, товарищи!». Принимает назад свою официальную жену, сестру Боголюбского, и ненавидимого сынка, становится паинькой… Как шёлковый.

Это – закономерный элемент истории каждого попаданца. Благостный – не самого жгут, только его любимую. Дети («настасьичи») выжили, им позже даже удастся дать удел.

Это – моё закономерное будущее.

«Предупреждён – вооружён».

Вера в волшебство есть не только чисто наше славянское свойство времён «Святой Руси».

«Гасконские крестьяне также верят, что… злые люди иногда склоняют священника отслужить обедню, называемую обедней святого Секария… Служить обедню святого Секария можно только в разрушенной и запущенной церкви, где ухают ко всему безучастные совы, где в сумерках бесшумно летают летучие мыши, где по ночам останавливаются на ночлег цыгане и где под оскверненным алтарем притаились жабы.

Сюда-то и приходит ночью недобрый священник со своей возлюбленной. Ровно в одиннадцать часов он начинает задом наперед бормотать обедню и заканчивает ее, как только часы зловеще пробьют полночь. Священнику помогает его возлюбленная. Гостия, которую он благословляет, черна и имеет форму треугольника. Вместо того чтобы причаститься освященным вином, он пьет воду из колодца, в который было брошено тело некрещеного младенца. Знак креста он чертит на земле, и притом левой ногой.

Делает он также много других вещей, на которые ни один добрый христианин не мог бы даже взглянуть без того, чтобы его до конца жизни не поразила слепота, глухота и немота. А тот, по чьей душе отслужили такую обедню, мало-помалу усыхает. Никто не может сказать, что с ним. Врачи и те ничего не могут понять. Им и невдомек, что его медленно губит обедня святого Секария».

Кто такой «Секарий» – не знаю, колодцы с телами некрещеных младенцев в Гаскони… ну, наверное, повсеместно.

И этот бред вполне серьёзно употребляют во Франции одновременно с революциями, империями и Парижской Коммуной! И – не только во Франции.

«…если выйти за пределы различий религиозных систем, которые затрагивают в основном интеллигентную, мыслящую общественную прослойку, то мы обнаружим полную гармонию в вопросах веры среди глупых, слабых, невежественных и суеверных людей, которые, к сожалению, составляют огромное большинство человеческого рода… Этой поистине всеобщей, вселенской верой является вера в действенность магии. В то время как религиозные системы различны не только в разных странах, но и в одной стране в разные эпохи, симпатическая магия всегда и везде в своей теории и практике остается, по существу, одинаковой.

У невежественных и суеверных прослоек современной Европы система магии во многом та же, что существовала тысячелетия назад в Индии и Египте и продолжает существовать у самых диких племен, сохранившихся до настоящего времени в отдаленных уголках мира. Если видеть критерий истинности в численном преобладании, то магия с куда большим правом, чем католическая церковь, может начертать на своем знамени девиз: „Quod semper, quod ubique, quod ab omnibus“ (Всегда, везде, всеми [признается])».

«Глас народа – глас божий»! Дерьмократы, просриоты, эгалитарнутые и «выразители народных чаяний»! Срочно учимся чертить знак креста левой ногой! Поскольку: исконно-посконно, общечеловекнуто и повсеместно-всенародно. От арийской Индии и космо-пришелкнутого Древнего Египта, до «космические корабля бороздят…» со всеми остановками.

«Время от времени просвещенную часть человечества поражает заметка в газете, в которой рассказывается о том, что в Шотландии было найдено истыканное булавками чучело, изготовленное с целью убить несносного помещика или священника; что в Ирландии женщина была поджарена на медленном огне по обвинению в колдовстве; что в России ради изготовления свечей из человеческого жира, при свете которых воры надеются незаметно обделывать свои ночные делишки, была убита и разрезана на куски девочка, тело которой пошло на изготовление свечей».

Для знатоков уточню: делать воровские («с невидимым для посторонних глаз светом») свечи из человеческого, особенно – детского, жира есть очень давний обычай. Встречался в просвещённом Древнем Риме и такой же Греции, широко распространился в Германии в Высокое Средневековье. Для «Святой Руси», где городской вор («клетный тать») – явление куда более редкое, чем придорожный разбойник или конокрад – нетипично.