Текст книги "Урбанизатор (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Часть 71

«И дики тех ущелий племена, Им бог – свобода, их закон…»

Глава 385

Это «ледяное безмолвие»… очень холодное. И – утомительное. Две версты длиной, версту шириной. Его пришлось пройти вдоль раз шесть. Или – восемь? Мы на них наступали, потом отступали, потом окружали, потом добивали. Потом пошли обратно, обдирая и собирая хабар в кучи. Потом снова, в два захода, собирая барахло.

Ночь. По берегам, на самой реке – пары жёлтых глаз. Цепочками. Волки с округи собрались. Как бы не той же численности – под сотню. Несколько стай с разных лесов. Вроде – и знакомцы с наших мусорок есть. Мы их там не всех на шубы перевели – кое-кто и сбежать сообразил.

Когда такая толпа голодных зверюшек из темноты на тебя смотрит… А потом они нашли под берегом в сугробе спрятавшегося чудака из «унжамерен». И съели. Заживо. Шумно так. Был чудак живой, кричал там, вопил – стал… тихий.

Потом волки начали на нас наступать. Окружили и давай… перебежками с разных сторон.

Мда… Нервно стало.

Тут пришёл Курт и сказал «гав». И они передумали.

В темноте, на морозе кантовать этих… одубевших. Но у нас нынче материально-техническое положение такое… Любой тряпочке рады будут. Которую приходиться снимать с этого… свежемороженного мяса.

У одного из покойников в сумке нашёл… пеммикан? – Не, откуда здесь измельченное сушеное мясо бизона с ягодами? Просто полоски чего-то очень вяленого. Вкусно. Хоть и не бизон. Никогда не пробовал, но – не… Ну вот, пожевали и продолжим. Снимем с этого «небизона» подштанники, отрежем ухо и… Я уже поел, теперь пусть его волки кушают.

Волки, куда лучше нас находили спрятавшихся, ещё живых и уже мёртвых, «унжамерен». Кто-то успел убежать под правый берег, где стеной у обрыва лежал снег, кто-то забрался в редкие намёты на самом льду. Бесцельно, как казалось, бродивший по снежной равнине «серый хозяин», вдруг зарывался в снег, через мгновения к нему кидались ещё 3–4 зверя. Рычали, выкидывали снег, схватывались между собой… Потом кто-то из них уволакивал в сторону человеческую руку или ногу. С какими-то волочащимися по снегу… ошмётками? Нитками? И жадно грыз на льду. Рыча и клацая зубами на каждого пробегавшего мимо сотоварища.

Я уже совсем замучился, уже собирался бросить всё это… занятие, как вдруг, с правого берега, смутно темнея на белом снегу в наступившей темноте, выкатилась коротенькая цепочка лыжников.

Был очень неприятный момент… Когда я, с перепугу, судорожно пытался найти в пустом колчане хоть одну стрелу. Но тут передний, здоровущий даже в темноте, крикнул знакомым голосом:

– Ты… эта… ну… Здрав будь. Воевода.

Могута. Уф-ф. Как-то даже и не холодно совсем стало.

Вынимать из моего главного охотника новости – занятие специфическое. Но – вытащил. Как при аборте – кусками.

Смысл простой: вскоре после моего ухода, к Кудыкиной горе вышли 6 воинов «унжамерен». Потыкались вокруг частокола, послушали ругательства на марийском, русском и эрзянском. Покидали издалека стрелы. Полезли на гору к вышке – их там ждали. Шуганули. Поскольку вышка работала – все подробности оперативной обстановки сразу становились всем известны. Такой вариант «войны он-лайн», только по оптическому телеграфу.

Через час прибежал Чарджи с гриднями и поубивал всех находников. Потом и Могута подтянулся. Чарджи велел ему посмотреть сожжённую вышку. На предмет возможных остатков вражеского отряда. Да глянуть, на всякий случай, вдоль Волги.

Забавно, но никаких желаний помочь своему господину и сюзерену в тяжком и опасном ратном труде – озвучено не было. В чём Могута, совершенно не стесняясь, и признался:

– Тебе помогать? А надо? Мы ж знаем, что ты их поубиваешь. Ну. Вона скока набил. А нам ты другое велел: посты держать, лес смотреть… А чо? Чёт… не?

Их безусловная вера в мою победоносность… радует, конечно. Но так же и поморозиться можно!

Ребята Могуты запалили «правильный» костёр в промоине на берегу, куда оттащили совершенно сомлевшего, замёрзшего Салмана. Сухан тоже, по моей команде, сразу расслабился и захрапел. Могута со своими подручными продолжили разделывать мороженные трупы и стаскивать барахло. А я подводил итоги.

У нас было 90 стрел. Мы их все выпустили. Примерно треть – вырезали и пустили повторно. Снова вырезали. С десяток гожих осталось. Остальные… или раненый её ломает, или её не вытащить, или в совершенно неприличное состояние приходит наконечники или оперения. Треть пущенных стрел попадают в кости. Хотя у меня наконечники стальные, кованные, но всё равно.

80 стрел – наши потери.

У противника… Судя по отрезанным ушам – 68 покойников. Странно, мне казалось – противников больше было. А, понял. Нескольких мы просто не нашли. Штук 5–6. С десятка полтора – успели уйти с поля до нашего с Суханом выхода им в тыл. Это, вероятно, те, кто успел получить серьёзные ранения в самом начале. И – «сопровождающие их лица». В тот момент все были полны энтузиазма, с лёгкими ранами – остались в строю.

Догонять? Нет сил, риски… Поздно, не будем. А вот послание надо отправить.

– Сухан, ты спишь?

Идиотский вопрос. Кажется, существует только один ответ: «Нет».

«Зомби» открывает один глаз и молча смотрит на меня.

– Нужен живой, сильный, безрукий пленник.

О! Кажется я своего зомбяку озаботил. Пленных после Салмана оставалось пятеро. Но трое уже… Из живых – один постарше, другой молодой. Оба, судя по одежде – не из простых. Паники в глазах нет ни у одного. Которого?

– Молодого. Руки сжечь. Особенно – пальцы.

Сухан перекатывает выбранный экземпляр на бок, втыкает его головой в снег, прижимая связанные за локти за спиной руки, впихивает кисти страдальца в огонь. Короткий взвизг. И – тишина. Прерываемая только треском огня и скрипом зубов.

«Белый индеец». Воин не должен показывать своего страха, своей боли. Нельзя дать врагу возможности лишний раз почувствовать своё превосходство.

Мне нравится такой обычай. Когда вопят, орут… давит на уши. Раздражает. Молчки – комфортнее. А о своём превосходстве… Я и так знаю. Зачем его чувствовать? Тем более – «лишний раз».

Могута приличный костерок построил. С горящими брёвнами под снеговой стеной. Жар огня отражается снегом, тепло – хоть раздевайся. Смолистая сосна хорошо горит, вот в её пламени и горят руки «унжамерен».

Сухан резко переворачивает парня от костра на спину, в снег. Волосы уже пыхнули, одежда на спине, рукава уже занялись.

Живой? – Живой.

Развязываем руки. Держит в растопырку, старясь ни к чему не прикоснуться. Как крылышки у бегущего пингвина. Ставим на лыжи. У парня плотно сжатые глаза, из которых текут слёзы. И сжатые зубы. Из которых чуть слышен вой и скрип. Надеваю ожерелья. Фирменный знак – уши мёртвых врагов. Уши, которые не услышали главную здешнюю новость: на Стрелку пришёл «Зверь Лютый».

– Эта… ну… не дойдёт.

– Почему, Могута?

– Ну… тама… волки… вот.

На просторе реки видна группа наших людей с факелами. И непрерывное движение серых теней, жёлтых глаз, рычание и урчание. Кажется, шевелится серым вся ледяная равнина реки. Сколько же их сюда собралось?! Наших они пока не трогают. Факела, оружие, голоса, движение… И к месту нашего костра близко не подходят – возле входа в промоину сидит Курт. Ага…

– Курт, ко мне. Пометь его. Факеншит! Ты что, не понял? Помочись на него. Курт, ты временами такой умный. А временами такой глупый. Делай как я.

Гонца сшибают на снег. Я, личным примером, показываю князь-волку, как нужно ставить пахучую метку. Курт присоединяется – отмечает сапоги, штаны, подол армяка и лыжи. Очень экономно.

Вообще-то это разметка территории. Курт так всю Стрелку по кругу отметил, лесные волки внутрь не заходят. А как они будут реагировать на движущийся объект? Вот и проверим.

Выводим гонца на лёд, доводим до многострадальной лыжни. Лёгкий толчок в спину. Иди, бедолага, доноси мою «не-благую» весть до своих соплеменников.

Парень неуклюже, по-пингвиньи пытается двигаться. Сколько видно – волки подходят к нему шагов на 5–7 и резко отскакивают. Будто натолкнувшись на стену. Может, и дойдёт.

«Бои по правилам», конвенции, «кодексы чести» – очень полезно. Ибо позволяет уменьшить смертность среди противоборствующих сторон. Сужают поле противостояния. В географии, во времени, в технологии и тактике. Папская анафема лучникам, «в нашей местности не воюют в пятницу, субботу и воскресенье», не бомбить «Красный крест»…

Если «стороны» в состоянии договориться, если они хоть чуть-чуть доверяют друг другу, если у них есть какие-то общие «границы допустимого». Религиозные, идеологические войны, как и этнические, национальные – размазывают «стенки коридоров».

В войнах с племенами-язычниками эти границы стираются.

«Конвенции» – соглашения между равными. Самоназвание большинства племён – «человек». «Настоящий», «могучий», «красивый»… Остальные – не-люди, не-равные. Унтерменш. «Тейповое мышление».

Я играю по правилам, которые приняты в «достопочтенном племенном обществе» – «равных» мне здесь нет. Это их мнение, и я с ним согласен.

Ещё я согласен с Чингисханом: «Недостаточно, чтобы я победил. Другие должны быть повергнуты».

Уточню: «повергнуты» так, чтобы мне никогда больше не пришлось их «побеждать».

Инстинктивный военный романтизм, как и инстинктивный гуманизм и общечеловечность приходилось выдавливать из себя по капле. У кого какие прыщи – не всем же быть Чеховыми! Выдавливать в угоду функциональности. Эффективности, оптимальности. По критериям соответствия поставленным целям – самосохранения, само-процветания, «белоизбанутости всея Руси»… Всё более становиться «Зверем Лютым». Чтобы в болотах и дебрях окружающей части мира выживало чуть больше маленьких голеньких страшненьких пищащих… детёнышей здешних обезьян.

– Если ты надеешься получить за меня богатый выкуп – ты ошибся.

Во как! Наш последний пленник излагает вполне связно.

– Откуда такое хорошее знание русской речи?

– Так… я и есть русский. Отец с Долгоруким на булгар ходил. После – на Унже осел. Женился там. Мать… её предки с под-Ростова ушли, Христа не приняли. Род мой невелик, небогат. Много за меня не дадут.

– И не надо. Я не торгую людьми. Тебя звать-то как?

– Зачем тебе? Убивать безымянного легче.

– Ха. Твоя забота о лёгкости для меня… Забавно. Я не ищу лёгких путей. И не люблю убивать. Имя?

– Страхил. Кличут меня так.

– Ну и имена у вас! Нелюдские какие-то. А «страхоморда» нету?

– У нас-то как раз – людские! Мы на человека глядим, чтобы имя ему дать. А вы – в книгу. Потому и имена у вас… корявые, книжные.

– Язычник, значит. Велесу поклоняешься или Перуну?

– То не твоя забота. Не Христу и не Аллаху.

– Как посмотреть. И с велесоидами, и перунистами я прежде уживался. Хаживали такие… молодцы под моей рукой.

– Лжа! Кто от волхвов истину воспринял – никогда…! Айкх!

Пришлось потянуться и сдёрнуть. Сдёрнуть с лапника, на котором он лежал, сунуть мужика головой в костёр. И сразу – назад, в снег. Ресницы и брови – в костре остались, бороду чуток припалило. А так… порозовел.

– Запомни на будущее. Короткое оно у тебя будет или длинное – не знаю. Но в мозгу заруби накрепко: я никогда не лгу. Всякое моё слово – правда еси. Может статься, что ты её не понял, додумал про себя неправильно, недослышал. Но лжи из уст моих – не бывает никогда.

Ещё одно «давно повешенное на стенку ружьё». Точнее – целый «арсенал». Я бы не понял, даже не попытался понять, общаться, перетянуть на свою сторону Страхила, если бы не мой конфликт с «Велесовой голядью» в Рябиновке, если бы не опыт общения с Фангом и его воспитанниками. И, конечно, контакта бы не получилось, если бы не «живое произведение искусства волхвов» – Сухан. Костяной палец с его душой на моей шее. Рядом с православным крестом. Это сбивало с толку, заставляло думать, пытаться понять, сомневаться… Православная община, управляемая господином «гонца волхвов в трёх мирах»… И господином лесного чудовища, «медвежьего погубителя – князь-волка»… Несовместимые, по его глубокому убеждению, вещи, сосуществовали вокруг меня.

Это отнюдь не обеспечивало дружественности, подчинения. Всего лишь выбивало из состояния готовности к мучительной смерти у пыточного столба, состояния «белый индеец». Но и это – уже много. Ибо в образовавшуюся от недоумения трещинку скорлупы «готов к смерти» просачивалась надежда на жизнь. А это уже ниточка, дёргая за которую человеком можно управлять.

Ещё затемно, нагрузившись едва подъёмными тюками трофеев, двинулись в обратный путь. Когда сюда бежал – так легко было, быстро. А назад… топаем и топаем. Хорошо, что с вышки нас загодя углядели – выслали мужичков на подмогу. Естественно, куча ахов, охов, восторгов…

Честно? – Приятно. Очень. Но хвастаться… И без меня есть кому. Наш квартет… я в нём – самый разговорчивый. А вот ребята Могуты… хоть лесовики и видели только результат, а такие сказки сказывают…

– Ну, как ты?

– Спасибо, Ивашка, нормально.

– Ворогов-то много было?

– Да с сотню.

– И что ж, ты всех побил?

– Не, десятка с полтора убежали. Парку подкинь. По чуть-чуть, на донышке. И ещё чуток. Чтобы та льдинка растопилася. Которая у меня в самой середке. Ох, хорошо-то как! Веничком да с морозца…

Вечером я собрал своих «воинских начальников» – от Ивашки до Ольбега с Алу. Подробно, на столе показал ход боя, объяснил наиболее важные особенности, обозначил возможные проколы в применённом тактическом решении.

Нужно проговорить, сформулировать в коротких, запоминающихся фразах ключевые позиции. «Распространение передового опыта». Чтобы при случае смогли применить. И наоборот: чтобы в другой, существенно отличающейся ситуации, не повторять неуместно «победоносный приём», рискуя поражением.

– Превосходство в вооружении – дальнобойные луки. И высокий уровень навыка в их использовании. В настильном бое, в навесном бое, в скоростной упаковке-распаковке. Любим, слышишь? Скорость-точность – не только в самой стрельбе. Стрелок, который лук из тула вытаскивал да зацепился – и сам покойник, и товарищам – смерть.

На соревнованиях, хоть – Олимпийских, хоть – «робингудовских» этому не учат. Навык быстро надеть тетиву – вне обязательной школы лучников 21 века.

Есть знаменитая греческая ваза с серией картинок натягивания царского лука скифами – претендентами на престол. Один из участников не удержал лук и повредил им ногу. Но и в древнем глиняном «комиксе», и в самом мифе речь идёт о физической силе: сможешь согнуть лук или нет – не о скорости исполнения упражнения.

Для моих луков проблемы – быстро надеть тетиву – нет. Можно сделать всё заблаговременно. Но время перевода оружия из походного состояния в боевое – остаётся критичным. Как для пушек или ракетных установок. По сути: элемент боевой работы 21 века, типа – «время развёртывания Тополя», творчески переработанный, применяется в тактике стрелкового средневекового подразделения.

– Стрельба как рядом стрелков, что везде и постоянно, что мы много раз на учениях отрабатывали, так и через голову. Колонна стрелков – такого здесь не знают.

Этого нет ни в линейных построениях 18 века, ни в колоннах 19-го, ни в цепях 20-го. Вообще – неприменимо для стрелков со стволом. Потому что у пули – настильная траектория. А вот у лука… Может быть настильная, как у пушки, или навесная, как у мортиры. Что позволяет применять артиллерийские идеи для индивидуального стрелка с метательным оружием.

В бою стрелки «унжамерен» так и не смогли нормально стрелять из «закрытых позиций».

«Стрелок должен видеть цель» – это вбивается постоянно и повсеместно. Хотя бы Часть цели. Именно так работает охотник.

«Послушай, Ункас, – продолжал разведчик, понизив свой голос до шепота и смеясь беззвучным смехом человека, привыкшего к осторожности, – я готов прозакладывать три совка пороха против одного фунта табака, что попаду ему между глаз, и ближе к правому, чем к левому.

– Не может быть! – ответил молодой индеец и с юношеской пылкостью вскочил с места. – Ведь над кустами видны только его рога, даже только их кончики.

– Он – мальчик, – усмехнувшись, сказал Соколиный Глаз, обращаясь к старому индейцу. – Он думает, что, видя часть животного, охотник не в силах сказать, где должно быть все его тело».

Здесь – «не мальчики». Они в «силах сказать, где находится тело животного», если видят его часть. Но стрела – не пуля. Лучник на охоте не будет стрелять, если между ним и целью есть препятствия, даже – просто листья. Пустить стрелу в оленя, не видя его – потерять возможную добычу.

На войне аксиома – «видеть цель» – ерунда. Просто нужно дополнительное обучение. Хорошо бы – «корректировщик огня», и навык взаимодействия между ним и самим стрелком.

* * *

Летом 1914 года германские командиры с ужасом обнаружили, что русская полевая артиллерия вполне владеет умением вести точный огонь с закрытых и полузакрытых позиций. А германская – нет. Потом, правда – и немцы научились.

Сходно пускали стрелы нормандские стрелки при Гастингсе. Хотя там несколько другая ситуация – не чисто полевое манёвренное сражение, стрелки били через «стену щитов» по частично видимой, плотно построенной и неподвижной пехоте саксов.

Именно от стрелы в глаз погиб Гарольд – последний сакский король Англии. Как чуть раньше, тоже стрелой, в шею, был убит его противник – последний викинг Харальд.

«Мортирный огонь».

Так, тяжёлыми мортирами, долбили союзники оборону Севастополя в Крымскую войну.

«Английские батареи на Зеленой Горе были построены в расстоянии 1200–1300 метров от 3-го бастиона… было построено 8 батарей, вооруженных 63 пушками и 10 мортирами большого калибра (от 24-фунтовых до 68-фунтовых)».

Именно мортиры наносили наибольший ущерб укреплениям и гарнизону.

У меня нет таких инструментов, однако некоторые их свойства я нахожу в луках. И обращаю на это внимание.

Такой стрельбе не учат в спортивных секциях стрелков из лука в 21 веке, для этого упражнения нет разработанных инструкций и методичек. Но оно есть здесь. И я совмещаю приём из «здесь» с приёмами несуществующих мортир 16–19 веков и моими «блочниками» из последней трети 20-го.

* * *

– Отход «перекатами» со стрельбой. Часть бойцов оказывается на линии стрельбы. Работать чётче – по расстояниям, моментам начала и окончания движения. Выбор секторов обстрела. Взаимопонимание. Условные знаки, жесты. Так – упал, так – ушёл в сторону. Думайте. Суетни не допускать. Засуетился, занервничал, споткнулся, упал… Время упустил. На передней позиции – покойники. Это ясно?

Мне бы это в терминах электротехники… Фаза, синхронность, частота переключения, минимальная гарантированная мощность выходного каскада… Слов не хватает.

– При движении, хоть своём, хоть противника – постоянное внимание прицелу. Смотрите: в навесном бое прицел не работает вообще. В настильном – дистанция меняется постоянно. Не на лугу по щитам лупим. Или – переставлять прицел. Вот таким движением. Раз-два-три. Быстро. Но и этого времени нет. Враг не даёт. Стрелок сам должен понимать, целить не по прицелу, а по прицелу с изменением.

Понятий – «под обрез», «в яблочко» – здесь нет. Да и не много от них пользы. Слов «динамическая корректировка» – нет. А нужда такая есть. Тот самый «глазомер», о котором Суворов говорил – «быстрота, глазомер, натиск».

Нужно вводить группу новых упражнений для стрелков. Форсируя не только движение цели по фронту – это-то мы много раз делали. «Бегущий кабан» всех заколебал:

«Мишень показывается из-за укрытия и попеременно справа налево и слева направо проходит открытое пространство».

Нужно движение мишени по глубине. И непрерывное движение самого стрелка. Выходя… вот же блин!.. к аналогам «стрельбы по-македонски». Не – конный с седла, а пехтура… И к аналогам тачанки. Стрельба с движущегося экипажа – саней, телеги…

Фигня? – Надо смотреть. Робин Гуд как-то кричал рыбакам, когда они с пиратами столкнулись: «Скорее к мачте привязывай меня!». Сходно функционировали и древние цари, метавшие копья со своих колесниц.

– Превосходство в снаряжении. Не в воинских штучках – в мирных. Беговые лыжи с палками. Отсюда – скорость. Мы победили, потому что быстро убегали. Запомнили? Быстро сдрыснуть – смерть врагу.

Да, это открытие. Использование тактики конных кочевников без коней – на лыжах. Ни про один такой лыжный бой – не слышал. Лыжники в Великую Отечественную, как и конница – средство быстрой доставки «живой силы» к полю боя. Дальше – залегли, окопались и по пехотному. А мы весь бой провели на этих… досках.

– Никаких – «ни шагу назад!», никаких – «умрём, но не отступим!». Вообще: никаких «умрём». Только – «убьём». Чёткое понимание свойств местности. Беговые лыжи на слегка заснеженном льду реки, на твёрдом, «сдутом» насте – работают. Ни обычная пехота, ни конница – вот в этих конкретно условиях! – так свободно двигаться не может. Но! Было бы снега на аршин больше – лесовики на своих лыжах ходили бы быстрее нас. Было бы места меньше, меньше полверсты в глубину – нас бы побили. Запомните: победа – превосходство в скорости. Ещё запомните: скорость требует пространства.

Это я очень чётко себе сформулировал после речного боя с ушкуйниками. Когда они нам Волжский простор перекрыли.

На суше… Можно «раскрутиться» и в малом пространстве. Тот же «маятник», «зигзаг»… Но это уже бой одиночки, не подразделения. Существенно более высокие риски. И – потери.

– Засадный полк – не новость. Хитрость… засада на пустом месте. Они все видели эти сугробы, они мимо сходных уже проезжали. «Глаз замылился». И обязательно – поддержка засады с фронта.

В битве при Иссе Дарий использовал против Александра Македонского отряды персидской молодёжи, обученной и вооружённой по греческому образцу. Битва происходила в гористой местности, отряды были удачно размещены в засаде за флангом македонской армии. Но атаковали преждевременно. Греки спокойно перебили «засадников», потом занялись остальными. В последующей толкучке погибло больше персов, чем в самом бое.

– Эх, меня там не было! Я бы им так дал…

– Ольбег, чтобы ты там делал? На лыжах ты бегаешь плохо, лук тянешь – слабовато. Вырастишь… посмотрим.

– А я… я бы… вместо Курта! Да! Я бы был «Засадный полк». Я бы там вскочил и… и стрелами! В их поганские спины! Та-та-та!

Чарджи и Ивашко просто пропускают детский лепет мимо ушей. Николай с Терентием насчёт воинских дел… Суть уловили и ладно. А вот то, что Алу смотрит с горящими глазами… и Любим слушает Ольбега внимательно… Надо исправлять.

– Назови функции «засадного полка». Что он должен сделать?

– Ну… эта… Ударить! В спину!

– В «Писании» говорится о людях, которые «слышат, но не разумеют». Ты – следующая стадия. Ты – сам говоришь. Но слов своих – не разумеешь. Наш язык точен. Стрелок пускает стрелу. А не наносит удар. Любим, ты меня слышишь? Дело стрелков – истомить врага, нанести ему урон, выбить начальных людей, расстроить строй… Не – «нанести удар».

Внимательно осматриваю молодёжь. И не только: Салман слушает так напряжённо, что и рот раскрыл. Новое для него? – Наверно: он боец, телохранитель, мечник. Не командир.

– В битвах древних времён и нынешних – нет засадных полков, составленных из стрелков. Есть засады. Со стрелками. Но всегда – смешанные. Так постоянно дерутся всякие шиши лесные. Завалили дорогу деревом, дождались проезжего обоза, пустили разом стрелы, кинули луки, полезли биться-резаться. А засадных полков таких – нет. Потому что, как ты верно сказал, нужен удар.

Совсем племяш мой смутился. Красный весь. Оттого, что я его дурость на люди вытащил. Ничего, лучше пусть от стыда кровью наливается, чем от вражеского меча – проливает.

– Ну, а если бы. Взял бы ты, Воевода, ещё пару-тройку стрелков, да посадил бы их в тот сугроб…

Не дошло. Даже до Любима. Ему кажется, что такими хорошими луками, такими стрелками, как у него – можно любую боевую задачу решить. Да. Можно. Если знать и уметь. Не только как стрелы пускать, а как задачи решать.

– Если бы у меня было больше стрелков, то я и бой строил бы иначе. До того сугроба добралось врагов… Половина. Было бы у меня стрелков вдвое – мы бы ворогов до того сугроба и не допустили – положили бы раньше.

– Ну, а если – один? Вот такой, как Ольбег.

«Такой» – в смысле, малолетний, не вполне бегающий, не вполне стреляющий, мечами – не вполне владеющий. Пол-бойца.

– Давай по шагам. Вот мы мимо сугроба проскочили, вот «унжамерен» за нами пробежали, вот Ольбег из сугроба выбрался и… и чего сделал?

– Я… Я… Я стрелу пустил! Прямо в них! И убил! Самого главного!

– Верю. Дальше что? У «унжамерен» – строя нет. Распадаться – нечему. Единоначалия – нет. Самых главных у них – каждый третий-пятый. Человека с луком они не боятся – сами такие. Обернулись, посмотрели на тебя, влупили пяток-другой стрел. И дальше побежали. А ты истыканный в сугробе лежать остался. Как ёжик дохлый.

Ольбег, кажется, живо представил картинку. Как из него вражеские стрелы торчат. И побледнел.

– Ты не один такой. Вон Илья Муромец. Он любого зашибёт-располовинит. Силищи в нём… ни у кого столько нет. Одна беда – бегает медленно. Вот представь, сидит Илья в сугробе. Как ты. Точно также – выскочил, «аля-улю» и помахивая своим двуручником на «ужамерен». Что будет? А то же самое. Или они сразу его стрелами да копьями истыкают, пока он те десять-двадцать шагов до ворогов добежит, или расскочат в стороны и в круг станут. Половина – меня гоняет, другая – Илью роняет. В кругу, в чистом поле, тыкая да рубя со спины, они его завалят. Снова: они русских витязей видели, мужик с мечом – им не страшен.

Илья кривовато хмыкнул. Тоже – представил. Если толпа сразу не разбегается в панике – именно в панике, иначе отбегут и с разных сторон закидают, то нужно спешно прорываться. Или надеяться. На Богородицу и помощь товарищей. Илья – не мальчик, ему храбростью хвастать… Он в такой ситуации побежит без раздумий. Одна беда – бегает он плохо. Поэтому в такие ситуации… лучше не попадаться.

– Курт сделал тоже самое. Только лучше. Быстрее, тише. Догнал супостатов молча и быстро, попав в круг двигался быстрее. И пугал их своим видом. Он сделал главную функцию «засадного полка» – нанёс удар в спину. Удар – не выстрел. И продержался те полминуты, которые мы их, отвернувшихся, расстреливали. «Продержался» – на своей скорости и их страхе. Снова повторю: не стрела, даже – не удар. Испуг, смятение – вот главное оружие «засадного полка». Не можешь испугать – лучше не вылезай.

Хватит о победе. Какие мы хорошие – пускай другие рассказывают. Наше дело: «работа над ошибками».

– Мой явный прокол: отрыв от остальных, потеря связи с другими группами. Как следствие: отказ от преследования – слишком много живых унжамерен оставалось на поле боя. Пришлось возвращаться. Второе… Это счастье, что Чарджи послал Могуту к сожжённой вышке. А Могута вышел к реке. Иначе бы мы там сдохли. Просто от холода и усталости. Ещё: при действиях малой группой уже после боя возникают две опасности – множество пленных и множество волков.

Особенность средневековых армий – за ними постоянно следуют стаи падальщиков. В «Слове о полку…»:

 
«По оврагам волки завывают,
Крик орлов доносится из мглы —
Знать, на кости русские скликают
Зверя кровожадные орлы;
Уж лиса на щит червленый брешет,
Стон и скрежет в сумраке ночном…».
 

После боя они представляют опасность и для победителей. Волкам всё едино – под каким стягом ты в бой пошёл. Кому – «поле русской славы боевой», кому – «банкет накрытый». Съесть тебя можно? – Съедят.

«Стон и скрежет в сумраке ночном…». А также – скрип, хруст, чавканье. Дикие вопли и затихающие крики: «Помогите!». Как-то мои коллеги-попандопулы об этом… А вот Джон Рид, когда революционные солдаты в 17-ом собрались его расстрелять, обратил внимание на группу волков, раздирающих несколько, лежавших в канаве неподалёку, тел в русских шинелях.

Тема: «что делать с пленными» – в средневековье постоянно. Русский полон Батыя, порубленный на льду Селигера, Тамерлан под Дели, перебивший сто тысяч пленных… Из относительно свежего и местного: избиение Волынским князем Изей Блескучим пленных галичан после битвы под Теребовлей. Это – элемент здешней жизни. Надлежит быть готовым к реализации. Адекватным местным условиям.

– Вывод… собственно боевую группу следует усилить связистами и трофейщиками. Или изначально отказываться от полона и хабара. При разумном подходе мы могли бы взять десятка два-три здоровых полонян. Это закрыло бы, например, наши проблемы с водой.

Топить снег на воду – слишком энергоёмко. Да и результат… грязный. Таскать воду с реки – трудоёмко. Был бы лишний десяток придурков-полонян… А так… корячимся.

– Э-эх… Как жаль, что меня там не было!

– Будешь, Ольбег. Хотя и не там, и не сразу. Если вопросов ко мне нет, то их есть у меня. Паймет, эти люди вышли в бой из твоего селения. Те, кто сбежал… И двое моих ребят-связистов, которых они захватили – наверняка там. Как добраться до твоего селища?

Ответ очевиден: по льду рек. Сперва на юг, вёрст 30 по Волге, потом вёрст 10 на север по Ватоме.

Всё понятно? Если дорога сначала идёт в одну сторону, потом – обратно, то географическое расстояние между конечными точками меньше суммарного. Ватома здесь течёт довольно параллельно Волге. На реках нас наверняка будут ждать. А вот напрямки… через заметённые леса и замёрзшие болота…

Тут никакой попадизм не поможет, ни «после-знание», ни высшее образование, ни среднее соображение. Никакой айфон с хоть какой когда-то скаченной «базой знаний всего».

Тут нужно чётко знать конкретное описание дорожных примет. «От сгоревшей сосны до раздвоенной берёзы, потом на пригорок и влево на здоровенную ель…». Мини-рельеф и его актуальное состояние, включая высоту снежного покрова и интенсивность родников в болотах.

Что порадовало: никто даже не заикнулся в смысле «а нафига оно нам надо?». Типа: а они, может не придут? А чего туда лезть? Бог не выдаст, свинья не съест, авось обойдётся, сами уйдут…

Радует, что необходимость неотвратимости наказания не подвергается сомнению.

Военный совет заседал ещё часа два. Определились, спланировали, но…

«Человек предполагает, а ГБ располагает» – старинная русская мудрость.

Ночью потеплело, и пошёл снег. Когда утром ко мне в балаган всунулись Ольбег и Алу в полном боевом снаряжении, пришлось спросить:

– В чём разница? Между тем, что нонече, и тем, что давеча?

Ольбег обиженно засопел, а Алу, тяжко вздохнув, сформулировал:

– Снег. Рыхлый. Не побегаешь.

– А вот если мы…

– Ольбег, не придумывай приключений. На наши задницы. Задание. Двум сильно жаждущим. Все трофейные лыжи перебрать, собрать гожие, привести в порядок. По готовности – доложить Чарджи. Бегом.

Снег шёл три дня. Навалило…! Под свесы крыш.

Хорошо, что Стрелка – высокое место. Всякий ветерок поднимает столбы снежинок. И тащит такое «белое торнадо» до ближайшего обрыва. Потом «торнадами» мои трудники с лопатами поработали. «Полчище» должно быть чистым, мне тут сугробов с тропинками между ними – ненадобно. И во всех дворах, во всех закоулках… Кто не может снег лопатой убирать – научится кирпичи на творильной доске сотворять. Кому-то что-то непонятно?