355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » В. Бирюк » Стрелка (СИ) » Текст книги (страница 2)
Стрелка (СИ)
  • Текст добавлен: 15 апреля 2017, 22:30

Текст книги "Стрелка (СИ)"


Автор книги: В. Бирюк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Глава 311

В результате – я сижу на песчаном пляжу, щурюсь на теплое солнышко и жду: когда ж это ритуальная тягомотина закончится. А пока прикидываю дальнейший жизненный путь данного персонажа, главного оратора сегодняшней… оратории, епископа-поджигателя.

* * *

«Андрей Боголюбский, хотя и был недоволен митрополитом Киевским и весьма сильно любил Феодора, но убеждал его сходить в Киев и принять там благословение от русского первосвятителя ради порядка церковного. Феодор не послушался и говорил: „Сам патриарх меня поставил и благословил во епископа, на что мне благословение митрополита?“».

Патриарх Лука Хрисоверг своим прямым рукоположением Ростовского епископа сломал церковную иерархию на Руси. Теперь Федя уверен, что митрополит ему не указчик. Что он может всё. Вот он и разворачивается:

«начал запрещать священнослужение игуменам и пресвитерам и даже проклинать их, велел запереть церкви во всем Владимире, так что богослужение в городе прекратилось, принялся грабить богатых людей без всякого разбора, а тех, которые осмеливались противиться ему, предавал неслыханным казням: одних распинал на досках и стенах, другим отсекал руки и ноги, третьим выжигал глаза, четвертых варил в котлах или ссылал на заточение. Напрасно Боголюбский несколько раз старался образумить своего прежнего любимца. Феодор не только не слушался, но даже укорял и порицал самого князя и будто бы в безумном ослеплении открыто изрекал в церкви хулы на святых Божиих, на Пресвятую Богородицу и самого Господа Бога».

У Андрея кончится терпение, он поймает Федю и отправит в Киев на суд.

«Но Феодор не только не покаялся, но будто бы продолжил еще умножать свои ереси и ожесточение. Тогда митрополит приговорил его к смертной казни. Феодору отрезали язык и правую руку, выкололи глаза, отсекли голову…

Трудно поверить, чтобы вины этого несчастного епископа не были преувеличены в сказаниях о нем, чтобы князь Андрей дозволил ему в своей области такие поразительные злодейства, и сам он, не потерявши смысла, мог изрыгать такие богохульства, какие ему приписываются…».

Я солидарен с Макарием: не верю. Русская церковь в эту эпоху не использует такой набор казней. Вообще, смертная казнь отсутствует и в «Уставе церковном», и в «Русской Правде». Сказано же в «Заповедях»: «не убий».

Зачем? Непотребного священника вкидывают в поруб. Где он и дохнет от холода и голода. Чисто по воле божьей в отсутствии отопления и пропитания.

Если нужна публичная казнь – кнутобитие. 400 ударов кнутом – гарантированная зрелищная смерть с многократным запасом. Кнутобойцы работают медленно – 20–30 ударов в час. Народное развлечение на весь световой день, от восхода до заката. Такие наказания в церковной практике на Руси встречаются.

Жестокость Фединого отношения к нынешним язычникам выглядит глупо: какого-либо открытого противодействия со стороны язычества святая вера уже не встречает. Если по временам являлись еще волхвы, то уже не как защитники древних языческих верований и враги христианства, а только как кудесники и знахари, усвоявшие себе силу чудесных врачеваний; не видно, чтобы они вооружались против святой веры.

* * *

Вот он выжег ростовских меря, а дальше что? Пойдёт жечь литву за Москва-рекой? Искать себе жертвы среди христиан? Как в летописи сказано: «принялся грабить богатых людей без всякого разбора».

«Бешеный епископ» Феодор Ростовский – часть здешнего пейзажа, элемент моей здешней жизни – надо понимать и не попадаться.

Увы, Федя уже нашёл себе цели. Но вовсе не для грабежа.

Из городских ворот потянулась процессия. Народ вокруг начал, почему-то, сильно креститься, негромко материться и привставать.

– Ё… Мать… Ну ни х…

– Чего там?

– Оху…ть! Е…ёна мать! Бля. ей ведут.

– Кого?! Каких?!

– Наших. Сху…ли долгополые.

– А то ты не знал? Попы да черти – одной шерсти.

Из ворот вытягивалась колонна. В середине, по три в ряд – женщины. Руки связаны за локти за спиной, шеи привязаны к жердям. По бокам каждого ряда идут здоровые монахи, держат концы жердей. Держат довольно низко, так что женщины идут полусогнувшись. Простоволосые, коротко и неровно остриженные.

– Видать, овечьими ножнями косы отхватывали. Много нынче епископ шерсти настриг.

– Ага. И полотна для убогих набрал. Из курвиных рубах.

– Верно сказано: «Мужику – тошно, а попу – в мошну».

Женщины полураздеты. Нет платков, босиком, большинство – в одних сорочках. Некоторые – в оборванных понизу нательных рубахах. Чтобы в согнутом состоянии на подолы не наступали.

Выйдя из городских ворот на пляж, увидев наше коленопреклоненное воинство, женщины переходят от тихого нытья к вою. Который быстро сменяется серией истошных вскриков: с обеих сторон колонны идут ещё монахи с длинными бичами.

Мастера: бичи точно, не задевая «конвоиров с жердями», ложатся на спины и плечи женщин. С одного удара очередной ряд падает на колени. «Конвоиры» встряхивают жерди, тянут вверх. Петли на женских шеях принуждают их подниматься. Повторный удар по нижним частям тел заставляет очередную «вязанку» взвыть и, броском с колен, пробежаться несколько шагов. И – затихнуть, тихонько скуля.

В паре шагов от уреза воды их разворачивают лицом к возвышению, к причту. Ставят на колени. Опускаются на колени и повскакавшие на ноги воины. Запоздавших дёргают за рукава их соседи, давят на плечи начальники. Возле своих отрядов мечутся бояре:

– На колени! Быстро! Шкуру спущу!

На возвышении орёт чего-то наш князь Володша. Машет рукой:

– Сесть! Сесть!

Сбоку негромкий голос Рязана:

– Что, боярич, на сучек войсковых загляделся? Ты не туда гляди, глянь влево. Епископская сотня.

Подскочивший на ноги рядом со мной Лазарь, тверской боярич, с дружиной которого я иду в поход, оглядывается.

Да, теперь и я вижу: за краем посада видна часть построенного конного отряда. Оружные, бронные, доброконные. Сейчас труба запоёт и они… по этому пляжу… опустив копья… на нас безоружных и бездоспешных…

* * *

В Европах епископы и аббаты постоянно собирают вооружённые отряды. Уже есть первые ордена монахов-воинов. Через одно-два столетия и архиепископ Новогородский будет содержать отдельный «Владыкин полк». Но пока православие более уповает на «мирную проповедь» – духовным запрещено оружие, запрещено железо.

Первые века своего существования и святейшая инквизиция будет следовать этому запрету. Вода, дубьё, верёвки, костёр… для проповеди «вселенской любви» этого достаточно.

А вот Федя, пообщавшись и насмотревшись у греков, собрал и серьёзно вооружил собственную дружину.

* * *

Соратники негромко переговариваются:

– Гадина митранутая! Заманил, змей золочёный, на молебен. Как баранов…

– Пасть-то закрой. Или ты из-за побл…душек походных с архиереем собачиться будешь? А эти-то… поротыми они – шустрее шустрить станут. Положишь такую… поротой-то спинкой – да на лапничек… да придавишь малёхонько сверху-то… Ух, как она резвенько… по-ахивает, да подмахивает!

Наше православное воинство опускается на колени, ропот затихает. На возвышении – выдвинутом к озеру краю обрыва береговой террасы, фигура в золочёной митре поднимает посох и начинает очередную проповедь. Что-то о повсеместности сатаны и его происков. Потом переходит к конкретике – к перечислению смертных грехов и обличению блудниц.

* * *

Церковь считает блуд третьим по тяжести, после смертоубийства и отрицания Христа, грехом. Причём не только личным, но и наследственным, «родовым проклятием» потомков:

«Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет. Если и будут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета. А если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда; ибо ужасен конец неправедного рода».

На «Святой Руси», где все Рюриковичи – потомки от «семя беззаконного ложа» – равноапостольного князя Владимира… Молотят не задумываясь, ежедневно накаркивая правящему «неправедному роду» – «ужасный конец».

Народная максима: «Детей даёт бог», дополняется церковниками мелким шрифтом: «по совершению церковного венчания». Без этого делать детей… не кошерно.

Угроза боярыни Рады, матери Лазаря, об объявлении его ублюдком, имеет оттенки не только материальные – «не может наследовать», но и сакральные: «не будет иметь надежды в день Страшного суда».

Я уже писал об отношении к бастардам в русском обществе. Церковь это насаждает и поддерживает: «Ибо дети, рождённые от беззаконных сожитий, суть свидетели разврата против родителей при допросе их».

Вам нужен на Господнем суде свидетель обвинения против вас? – Тогда на аборт.

А уж земные суды по этой теме… постоянно. Формула: «Отцом ребёнка считается муж» – из Кодекса Наполеона, до этого ещё шесть с половиной веков.

Герцен писал: «Жизнь множества людей в России была бы невозможна, если бы не повсеместное неисполнение закона». Добавлю: не только жизнь, но даже и само рождение. Самого Герцена – тоже.

Естественно, под запрет попадают не только «плоды греха», но и сами грешники. Преимущественно – грешницы:

«Дом блудницы ведёт к смерти, и стези её – к мертвецам; никто из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни».

Изначально у религиозных всё было просто: «трахнул – помер». Но экспериментально данная гипотеза – не подтверждается.

Тогда Иисус ослабил детерминизм и перевёл в плоскость УК:

«Блудница – глубокая пропасть, и чужая жена – тесный колодезь; она, как разбойник, сидит в засаде и умножает между людьми законопреступников».

Святые отцы человека, совершившего блуд, назвали не просто согрешившим, а совершившим падение:

«Кто каким путём совратился, тем опять и возвращается. Например, если кто руками похищал собственность ближнего, то руками может своё имение раздать нищим. Но согрешивший против целомудрия возвращается не тем путем, которым пал, но другим, то есть плачем, постом и стенанием. Посему грех блудный и называется собственно падением».

Понятно, не всякий сможет исполнить знаменитую максиму Тараса Бульбы:

«Чем я тебя породил, тем тебя и убью».

Приходится искать обходные пути. Вывод: если видишь в церкви «плачущего, постящегося и стенающего» – перед тобой «согрешивший против целомудрия».

Нашему православному воинству, чтобы вернуться «не тем путём, которым пал» придётся поститься до голодной смерти. И наполнить слезами всё это озеро в 50 га площадью.

И помыслы блудные есть грех:

«А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём».

Император Клавдий, измученный в Александрии разбором ссор о священных текстах между разными направлениями иудеев, выразился по римскому праву: «Мы судим не о словах, а о делах».

Христиане пошли дальше иудеев: уже не только слово, но и одна мысль – есть основание для наказания. Наказание – побивание камнями. Помните: «Пусть бросит в неё камень тот, кто сам без греха»? Так это – Иисус, это – «кроткая проповедь».

«Кто смотрит на женщину…». Факеншит! Мне, чтобы стать «добрым христианином» – нужно глаза выжечь. Не считая всего остального. И отсечь все «смущающие члены». Включая руки, ноги и голову.

«Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу!»

Вот такое утверждение от Иакова я вообще переварить не могу! Голова – часть мира, реала. Значит, тот, кто «дружит с головой» – «тот становится врагом Богу»?! И наоборот: «…дружба с миром есть вражда против Бога…». Верующий – враг «божьему миру»?! Другого-то нет! Так чем же уверовавший в Христа отличается от поклонника Сатаны?!

Почему Господь так жестоко наказывает за прелюбодеяние? Ну, знатоки… – Отвечать будет… пророк Осия:

«Дела их не допускают их обратиться к Богу своему, ибо дух блуда внутри них, и Господа они не познали… Господу они изменили, потому что родили чужих детей».

Да что за хрень у этого Осии?! Как можно «родить чужих детей»?! Суррогатная мать? In vitro – «в пробирке»? Это – измена Богу?

Вот оно! Всё ж давно сказано! «Дела их не допускают их обратиться к Богу, ибо дух блуда внутри них…». Замените «Бога» на «царство справедливости», «победу демократии», «процветание нации»… на любую тотальную идею – такая же несовместимость. Об этом писал Оруэлл в своём «1984».

Так же сурово Бог наказывает и отцов, которые:

«предались постыдному, и сами стали мерзкими, как те, которых возлюбили… А хотя бы они и воспитали детей своих, отниму их, ибо горе им, когда удалюсь от них!».

Шантаж с киднеппингом?! Это наш ГБ?! Придавил бы гада…

Забавно: по сути процесса – никакой разницы. Проблема в «двух притопах, трёх прихлопах» предшествующего ритуала. Который на телесное здоровье не влияет. Но влияет на здоровье душевное. Если в ритуал верят. Если эта вера вбивается «с молоком матери», поддерживается общественным мнением, государством и правом, карательными органами.

Феодор, периодически вздымая свой изукрашенный, блестящий на солнце, посох продолжал свою «проповедь против блудниц». Естественно, страстно озвучивая кусками «Откровение от Иоанна». Куда ж мы без Антихриста?

«И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле… и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее…».

Ангелы со стаканАми – не наблюдаются, мы – не цари, и бабы походные – отнюдь не в порфире и багрянице. Однако привязочка к царствию Антихристову – действует… Народ вздрагивает и начинает беспокоиться. Но добивает мужиков Послание к Коринфянам:

«Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: два будут одна плоть».

Апостол Павел глупость сказал. «Два будут одна плоть» – сказано о счастливом браке: «и оставит человек родителей своих, и прилепится к жене своей». О единении живущих вместе и любящих друг друга мужчины и женщины.

Зримым проявлением такого единства является сходство – внешнее, словесное, поведенческое, часто возникающее между супругами с годами. «Одна плоть».

Впрочем, если следовать другой его известной посылке, то блудницы вообще не могут быть наказуемы.

Павел рассуждает о том, что ничто, входящее в человека, не может быть грехом. Ибо вокруг – мир божий. Грешным может быть лишь то, что из человека исходит. Следовательно, пассивный партнёр – не может быть грешен: он лишь принимает в себя часть божьего творения.

Похоже на законодательные нормы некоторых европейских стран: занятие проституцией не является преступлением. Преступление – платить за такие услуги. Клиента тянут в суд и взыскивают штраф. Так что он оплачивает не только услуги проститутки, но и государства. Государство – на порядок дороже.

Идея мне понравилась ещё в первой жизни. Это так… исконно-посконно: «А деньги?! – Гусары денег не берут!».

* * *

Церковный хор начинает петь, епископ и приближённые спускаются на песок пляжа. Никогда не слыхал, чтобы притчи Соломона пели:

 
«И вот – навстречу к нему женщина,
в наряде блудницы, с коварным сердцем,
шумливая и необузданная;
ноги ее не живут в доме ее;
то на улице, то на площадях,
и у каждого угла строит она ковы…».
 

Народ начинает подтягивать, подпевает.

Красиво: множество ярко, празднично наряженных людей. Певчие в белом, попы в золотом, монахи в чёрном. Подняты богато изукрашенные иконы. Всё блестит – аж глазам больно. Слаженное, «душевное», на несколько голосов, одновременно – мягкое и мощное молитвенное пение. Грозным рокотом накатывают басы, укоряя и предупреждая о наказании нечестивиц нераскаявшихся.

В толпе сопровождающих епископа вдруг, антитезой мужским басам, прорываются высокие женские голоса:

 
«Коврами я убрала постель мою,
разноцветными тканями Египетскими;
спальню мою надушила смирною,
алоем и корицею.
Зайди, будем упиваться нежностями до утра,
насладимся любовью;
потому что мужа нет дома;».
 

Несколько монахинь распелись от души. По ролям, они, что ли, Соломона исполняют?

Впереди группки – высокая игуменья в чёрном одеянии, сжимающая обеими руками крест на груди. Под глухим чёрным платком видны более всего глаза – глядящие на блудниц изобличённых с прямо-таки жгучей ненавистью. А голос, прекрасный высокий женский голос, поражает не только чистотой тона, но и интонацией, «струится мёдом и патокой»:

– За-айди, за-а-айди-и… будем упива-аться… бу-удем… до у-утра-а…

Бл-и-ин! У меня аж волосики на хребтине дыбом встали!

Картинка ошеломляет контрастом: высокая, чёрная, с рельефным фигурным куском серебра в руках, среди ликующего, поющего, красочного окружения церковной процессии. И напротив – ряд «вязанок» наказуемых женщин. На коленях, придавленных жердями на шеях, связанных, ободранных и обскубленных. Живое воплощение суда Господня.

Обличительница – праведница, осознавшая и восприявшая суть блуда, звонко и чувственно выпевает тайные помыслы и чаяния блудниц мерзостных, вытаскивает их похотливую сущность на свет божий, и, отринув их греховность и тварность, неукротимо обрушивает гнев Господень на головы несчастных. «Да исполнится воля Его!».

Всеобщее воодушевление, праведное возмущение многочисленного собрания душ человечьих, возбуждаемое архипастырем против наших походных шлюх, захватывает и объединяет широкие народные массы.

– Мы – все как один!.. Они – плохие, мы – хорошие!.. Истребим и очистимся!.. Укрепимся и возликуем!.. И если смущает тебя член твой – отсеки его калёным железом!.. Ура, товарищи!

Э-эх, факеншит уелбантуренный… Как это славно, как это эйфорично – слиться душой со своим народом, с толпой соратников, с их единым устремлением. Ощутить себя частицей могучего потока, возносящегося к светлой, сияющей идее…

Увы, ребята, у меня уже была первая жизнь, мы это уже проходили. Факты давайте, информацию, разные точки зрения. А я уж как-нибудь сам, своей хиленькой мозгой…

А то – подташнивает слегка: идиосинкразия у меня на проповеди.

Дальше должно бы звучать что-то сильно единяющее. Типа: «бей жидов, спасай Россию!». Но епископ Ростовский – не антисемит с бакалеи. Благостнее надо быть, благолепнее.

И – изобретательнее. Просто побивание камнями, как и предписывает Закон Божий, здесь не пройдёт – на пляже не найдётся достаточного количества булыжников для всех преисполнившихся гнева праведного.

Евреям – хорошо, у них камни – где не копни. А у нас – Русь. От слова – «русло». По русским руслам – вода бежит.

«И дождь смывает все следы». А нашим – и дождя не надо. «Концы – в воду» – русское народное выражение.

По взмаху Феодора, лежащую рядом на берегу старенькую рассохшуюся плоскодонку, стягивают к воде. За жерди, за привязанные к ним петли на шеях женщин, поднимают их с колен. По три в ряд, с жердями на шеях, заводят в лодку, ставят на колени между сидений, концы палок приматывают верёвками к скамейкам, заставляя опустить головы, согнуть спины.

Добровольцы лезут в холодную майскую воду, стягивают лодку всё дальше с сухого места.

Наконец, Феодор провозглашает:

– Да свершится суд господень!

и символически толкает посохом лодку. А стоящие по колено в ледяной воде энтузиасты православия и правосудия, с восторгом превращают символический толчок епископа в реальное мощное движение – лодка, поднимая маленький белый бурунчик, проскакивает несколько метров озёрной глади.

В лодке панически, в хрип, орут привязанные бабы.

А на берегу, в счастии и экстазе, орёт паства.

Высокие голоса монахинь снова прорываются сквозь рёв общего восторга.

Теперь интонация спокойная. Дело сделано, все выдохнули, умудрённые опытом и просвещённые милостью подводят итоги. Как обычно в конце притчей – мораль, «для тех, кто не понял»:

 
«Итак, дети, слушайте меня
и внимайте словам уст моих.
Да не уклоняется сердце твое на пути ее,
не блуждай по стезям ее;
потому что многих повергла она ранеными,
и много сильных убиты ею:
дом ее – пути в преисподнюю,
нисходящие во внутренние жилища смерти».
 

Ветерок относит лодку всё дальше от берега. От орущей, ликующей, проклинающей, молящейся, приплясывающей от избытка чувств, толпы…

* * *

Через несколько столетий очень похоже от этого же берега ростовчане будут отталкивать плот с избитой городской блудницей и своим епископом.

Только архиерей будет другой – Иона Сысоевич. Который сам вступился за грешницу изгоняемую, сам, побиваемый прихожанами, взошёл с ней на плот утлый. И когда брёвна принесло ветром к берегу в 4 верстах от города, а опамятевшие ростовчане пришли звать владыку назад, в Ростов Великий из пустыни лесной и болотной, Иона ответил им задушевно:

– А пошли вы все…!

В пустом месте, в болоте и хмыжнике, поставил шалашик и стал жить-поживать. Как умел, как мог.

«Я – есмь». «Аз – воздам». Человек – мера всего сущего. И – ось, на которой крутится мироздание. Это надо знать. И найти в себе силы смочь.

Вокруг «оси» закрутилось местное «мироздание». Иона построил на новом, на пустом месте то, что позднее назовут «Ростовский кремль». Где благовестил над гладью озера на десятки вёрст уникальный колокол, названный им по отцу «Сысой».

Махина в 2000 пудов перевела звонницу в мажорный лад. Вот не нравился «смиренному пастырю» первоначальный минорный строй прежних тысячепудовых колоколов! А тут… заиграло весело. И Иона скромненько отписывал царю на Москву: «На моём дворишке малые людишки звонят в колоколишки».

Да мы ж все это видели! В «Иван Васильевич меняет профессию». В той крепостной бойнице, где сидел подперев щёку Яковлев – и я бывал. «Мёд-пиво пил, по усам текло»… Потом жена ругала. За насморк: полез в жаркий полдень в местные соборы. А там всегда 4–6 градусов. В любую жару.

Иона, видать, те же слова, что и ростовчанам, и стихиям небесным говаривал.

* * *

Шум на берегу вдруг смолкает. Народ прислушивается. Молитвенное песнопение теперь доносится с озера, от отплывшей уже на сотню шагов лодочки:

«Умолкает ныне всякое уныние и страх отчаяния исчезает, грешницы в скорби сердца обретают утешение и Hебесною любовию озаряются светло: днесь бо Матерь Божия простирает нам спасающую руку и от Пречистаго образа Своего вещает, глаголя: Аз Споручница грешных к Моему Сыну, Сей дал Мне за них руце слышати Мя выну. Темже людие, обремененнии грехи многими, припадите к подножию Ея иконы со слезами вопиюще: Заступнице мира, грешным Споручнице, умоли Матерними молитвами Избавителя всех, да Божественным всепрощением покрыет грехи наша, и светлыя двери райския отверзет нам, Ты бо еси предстательство и спасение рода христианскаго».

Ветер относит лодку, относит голоса, но молитва звучит всё громче, всё новые участницы этого «песнопения с петлёй на шее» подхватывают слова. Лодка протекает, постепенно наполняется водой, тонет, сквозь хор вдруг прорывается истеричный визг:

– Не хочу! Не надо! Пожалейте!

Но молитва перекрывает всё…

* * *

Так, истово, благостно, пели на Ладоге в конце 20-х инокини, вывозимые советской власти баржой из монастыря. Капитан буксира, отцепивший баржу с открытыми уже кингстонами, поседел от того пения.

А комсомолки-проститутки, которых сходно – баржей – топили на Баренцовом море, пели, наверное, «Интернационал».

Когда в Мурманск пошли конвои союзников, нужно было обеспечить всестороннее обслуживание американских и британских морячков. Были подобраны соответствующие, медицински и идеологически проверенные, кадры. Потом, когда конвои закончились, «кадры» на барже вытянули из залива и…

Что-то буддистские пели те несколько десятков (или сотен?) тысяч кореянок, китаянок, малаек и тайванек, которых отловили и загнали в «станции утешения» для обслуживания японской армии.

Тихо очень пели, сил у них не было – обычно они умирали от истощения: «Неважно, утро было или день, – один солдат выходил, другой тут же входил…».

Без песен умирали в гитлеровских «газвагенах» туземные «официантки» на временно оккупированный территории.

Вермахт, учитывал успехи Красной Армии, заблаговременно избавлялся от носителей потенциально вредной информации. Выживших – уже наши гнали эшелонами в разные «лаги». По той же причине, только «вредная информация» – чуть другая.

Не находили музыкальных альбомов или сборников нот в групповых (по 20–30 тел) захоронениях питерских «девочек», которых питерские «мальчики» вывозили автобусами из «элитных бань» и «массажных салонов» за административную границу Ленинградской области и укладывали в придорожных лесках с дырками в затылках.

Нет, я не прав: аналогия неверна, здесь не «подчистка неоднозначного прошедшего», а «стремление к светлому будущему». Здесь уместен царь персидский Ксеркс. Стоя перед Фермопилами он приказал своим «бессмертным»:

– Перебейте всех солдатских шлюх. Тогда воины будут сильнее стремиться к победе. Будут рваться в Грецию, чтобы найти себе новых.

* * *

Мы – не в Греции, у нас, на берегу озера Неро, воины становятся на колени и дружно, всё более перекрывая другие звуки, всё слаженнее, подпевают грешницам:

«…и светлыя двери райския отверзет на-а-ам».

Православное воинство душевно сливается с убиваемыми у него на глазах его же женщинами, и от этого наполняется верой христианской, умилением и просветлением. Ритуальное убийство для того и оснащается ритуалом, для того и проводится, чтобы зрелище чужой смерти, ощущение собственной сопричастности к ней, изменило души оставшихся в живых.

* * *

Очень не ново: свидетельства об умерщвлениях людей с целью умилостивить высшие силы встречаются в письменных источниках древних германцев, арабов, тюрков, африканцев, китайцев, японцев…

Человеческие жертвоприношения заставляют людей рассматривать существующую власть как легитимную, а значит, стабилизируют текущую социальную систему.

Проводят ритуалы служители культов или вожди племен, которые, по представлению народов, являются наместниками божества на земле.

Связь между социальным неравенством и «убийством во славу божью» – прямая. Для 93 народностей австронезийской группы религиозные жертвоприношения практиковались в 5 из 20 эгалитарных обществ (25 %), в 17 из 46 умеренно стратифицированных обществ (37 %) и в 18 из 27 обществ с высокой степенью иерархии (67 %).

У славян… никто не считал.

Людей убивали за нарушение табу, подчеркивая высокий статус одних членов общества и низкий статус других. Общения с высшими силами, которая закреплялась только за вождями или жрецами, позволяла устанавливать социальный контроль над соплеменниками.

Это – у австронезийцев. У славян… а мы, что – не люди?

* * *

То-то улыбается епископ Федя. Ему этот «австронезийский механизм» – понятен. Его власть над этими людьми – усиливается.

Пройдёт время, и случайно, по совсем иному делу встретившийся человек, падёт ниц перед Федей, и облобызает край одежды, и наполнится радостью от возложения длани архипастырьской на главу его. И прослезится он, и умилится. От воспоминаний о себе самом, стоящем на коленях на озёрном пляже, о чувствах своих тогдашних – очищении и воспарении, вызванных красивыми одеждами, и молитвами, и иконами. От своих собственных ужаса и восторга при виде убиения и раскаивания грешниц. И с радостью исполнит он всякое дело по слову Фединому.

Какое? – А какое может приказать этот Федя? – Очередную гадость и мерзость.

Забавно: отними что-нибудь у человека, соверши на глазах у него групповое убийство, поставь на колени и заставь попеть псалмов. И он – твой. Это не примитивное утопление баржой или транспортировка газвагеном. Здесь не только «отсекается член», но и создаётся новый. Наполненный священным умилением и восторгом.

Убивают одних, чтобы сильнее привязать души других, оставшихся, пока – живущих.

Интересный метод. Эффективный. Надо запомнить.

И ещё надо запомнить накрепко: Федю, ежели случай придёт… не дожидаясь летописных судов… просто для очищения окружающей меня атмосферы…

– Тама, вроде, Новожея была. «Пожалейте!» – её, вроде, голос.

Рядом со мной поднимается с колен здоровяк Афоня. Слезу утирает: добрая молитва случилась, аж от самого сердца. Такая прямо до самого господа дойдёт. Теперь всё будет хорошо. Славно помолебствовали, молодец епископ. Видать, и вправду – святой человек. Видать, истинно почиёт на нём благодать господа.

Немедленно отзывается наш штатный хоругвенный остряк Басконя:

– Ну, её вой никому и не опознать. Она ж завсегда помалкивала да причмокивала. Разве что только бояричу нашему…

Лазарь немедленно вспыхивает краской по лицу. Резко разворачивается. Сейчас ударит… Резан, нахлобучивая шапку, посматривает в сторону лагеря и мрачно командует:

– Закрой хайло. Пошли. Как бы там и майно не попятили.

И мы, постепенно отходя от этого… действа, покряхтывая от долгого стояния на коленях и отряхивая песок, надеваем шапки и валим гурьбой в лагерь наших ратей у славного города Ростова Великого. Тут недалеко, с версту.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю