Текст книги "Стрелка (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава 325

Хорошо быть ненормальным.

Когда мы вернулись к костру – уже кое-кто из однохоругвенников головы поднимать начал. Но – ни одного вопроса. Ванька – псих, это всем известно. То он с утра бегает, то с вечера купается…

 
«Да он над нами издевался!
Сумасшедший, что возьмёшь?».
 

Ладно, хоть новых утопленниц не приволок.

В город нас пускали только командами, человек по 15–20. Пока предыдущие не выйдут – новых не запускают. Еле уговорил соратников передать грамотку внутрь, на торг.

Пришли два здешних оружейника с барахлом по моему списку. Ярославских новобранцев хоть как-то приодеть надо. Цены… уже впятеро.

Потом Великая Суббота. Как начали заутреню с ночи, так и без перерыва. И плащаницу носили, и пятнадцать паремий пели. Новоокрещённых «угостили» Апостолами и напомнили, что «крестившиеся во Христа Иисуса в смерть Его крестились». Тут священнослужители сменили великопостные тёмные одеяния на белые, и пошло уже Светлое Воскресенье. Наконец, под стихиру «Воскресение Твое, Христе Спасе» клир и народ повалили из города и обошли его крёстным ходом по кругу.

Правильнее, конечно, вокруг храма. Но Федя… любит с размахом. Манефы в общей толпе я не увидел, надеюсь, послушалась и в обители осталась. Народ носился с куличами, красными яйцами, преимущественно – пасхальными, и главной христианской новостью:

– Здравствовать тебе, Иван, боярский сын. Христос воскресе!

– Факеншит! И тебе здравствовать. Воистину воскресе!

И – в засос. Как и положено православным приветствовать друг друга на Пасху, при этом троекратно целуясь.

* * *

Коллеги-попандопулы! Вы, блин, с откудова? Вы, факеншит, все с политбюро Леонида Ильича свеже-вылезшие?!

Да, он был наш, исконно-посконный, истинно православный… Виноват – марксистский-ленинский. Как он Хоннекера… прям «в уста сахарные», без всякой Пасхи, просто по поводу и под настроение…

Факеншит уелбантуренный! На лугу – под тысячу здоровых мужиков – православное воинство. Половина – лезет целоваться! Все – в губы.

«– А что ты делаешь?

– Всё. Но я не целуюсь в губы».

Америкосовских проституток, типа «Красотки» – здесь нет. Это радует. Но есть персонажи… которые совмещают христосование с просто сованием. Своего языка в мой рот. И прижимаются так это… Едрит-ангидрит…! Ты, бл…, ещё в штаны ко мне полезь! Е…ло недоё…нутое! И откуда такие уроды берутся?! – Ответ известен: из «Святой Руси». Я ж говорил – «мужи добрые» на войну не ходят.

Оборотная сторона славы – все хотят меня. Хотят – поздравить. С чем?! Где – я, а где тот еврей из Назарета?!

Не понимаю. Не понимаю коллег. Куча народа вляпывается в средневековье. Где Пасха – важнейший из праздников. Даже не общенародный, а очень много-народный! Обычай пасхального целования – прописан ещё в Апостолах. Попаданец, особенно – «всплывающий» в социальной структуре, просто обязан исполнять обычаи своего окружения. Иначе – он чужак, он отторгается социумом. Иноземец, иноверец… Технический консультант, специалист, но… не человек, нелюдь. «Те же и сволочь».

Хочешь стать аборигенам своим – изволь следовать их обычаям: молится, поститься, лобызаться… Если ты хоть сколько-нибудь значащая общественная фигура – в засос со всеми желающими. Иначе – грех гордыни. Они воспринимают это как… как оно и есть – как брезгливость. И становятся тебе врагами.

Как-то коллеги-попаданцы… Наверное, их заранее готовят. Тренируют насчёт прикладывания, посасывания, причмокивания… огромных количеств бородатых поддатых мужских морд. Я… извините… несколько подташнивает… слюнявыми губами… мокрым языком… следующий… «Христос воскресе!»… а этот лук ел… а этот мясо… мясо было с душком… а зубных щёток здесь вообще… Твою мать! Остопи… настоху… не могу!

У меня алиби! Я с детства боюсь стоматологов! Я не люблю когда мне в рот лезут! Когда меня слюнявят! Когда суют свою вонючую бородатую морду в моё лицо! Пошли вы…! Вы! Все! Со своими Светлыми Воскресениями!

Признаю. Виноват. Оказался слаб. Не осилил. Некоторых аспектов адаптации с ассимиляцией. Но интересно мне – как наши попандопулы выдерживают? Это ж не одного-двух хоннекеров… И отказаться нельзя – обида вечная, переходит на детей и внуков.

Да ещё и с примесью ереси и диавольщины: «И нет на земле слов радостнее, чем те, что говорят друг другу люди в Светлое воскресенье и последующие сорок дней: „Христос воскресе! Воистину воскресе!“. А ты чего?! Против?!!!» – Да пусть говорят, что хотят! Но, мужики, зачем же при этом так… истово друг друга в губы…?

А до старообрядцев-поповцев с их «поликованием» – ещё с полтыщи лет: у старообрядцев монахи и монахини, иногда даже христосуясь на Пасхе, не целуются ни между собой, ни с посторонними. Монахи с мужчинами, монахини с женщинами только «ликуются», то есть щеками прикладываются к щекам другого. Монахам также строго запрещено ликоваться с мальчиками и с молодыми людьми, у которых еще ус не пробился.

* * *

Чуть, извиняюсь за подробности, не блеванул. Пришлось лезть в мешки, доставать свою шапку железную. С кольчужной бармицей под глаза. Теперь…

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

– А похристосоваться?

– А в бармицу.

Хорошо быть психом. Психом со стажем. Ежели бы я так свою… оригинальность первый раз явил – побили бы. А так…

– Ванька-ублюдок – морда обкольчуженная. Целованием нашим брезгует. У, сволота.

– Эт точно. А помнишь, как он того нурмана зарезал? Даже без шлема…

– Не наш человек.

– Точно. Наши люди – княжих гридней в одиночку не режут. Колдун, видать.

– Псих мутный… одно слово.

Сижу на песочке, на жаре, в этом своём… железе. И хочу в Пердуновку. Там-то… Ежели какой красавице припрёт сильно, так она сперва спросится:

– А дозволь, боярич, похристосоваться с тобой. По случаю светлого праздника и господа нашего воскресения.

И так это, аккуратненько, щёчкой. Предварительно помытой и зубы-почищенной. А тут… нафиг-нафиг – хочу домой. Хочу в Пердуновку! Вот же блин же! Разве думал, что буду мечтать, чтобы меня… воинство православное всей толпой в засос не нацелововало!

Всё кончается. И этот маразм – тоже. Уступая место следующему.

По календарю Пасха – 40 дней, но нам столько бездельничать не дали. В понедельник с утра – начальство как взбесилось:

– Живо-живо! Бегом-бегом! Кто отстанет – шапку снимут. Остальных – под кнут и нещадно.

Вернувшийся с местного «партхозактива» Лазарь объяснил:

– От князя Андрея гонец прискакал. Ещё три дня назад. Но епископ велел не говорить, пока Пасха не пройдёт. Теперь вот, придётся навёрстывать.

Что Бешеному Китаю заморочки Бешеного Феди – не оправдание для нижестоящих – ни у кого сомнений не вызывало. Наш, прежде похожий на водный туризм поход, мгновенно стал настоящим.

Горячее – раз в день, поутру. Ночь – единственное время, когда кашевар может кашу сварить. В лодках огня не жгут – тесно, опасно. Гребля – от темна до темна без остановок. Ушли – затемно, пристали – солнце село. А майский день… – понятно.

За разрыв каравана одному ярославскому боярину… примитивно публично набили морду. А потом оштрафовали на приличную сумму. Повтор будет – потеряет шапку с вотчиной. И кнута так попробует, что и в живых… вряд ли.

Петр Великий при сплаве своего Воронежского флота по Дону устанавливал для опаздунов штрафы в четверть-половину годового жалования. Так он же был дерьмократ и либераст! Чисто деньгами брал. А у нас тут… – шкуру спускают. Да и идём мы не по Дону.

В Нерль Клязменскую переволакивались – бегом бежали.

Нормальный «мокрый волок» – брёвнышки в болотной жиже под лодейками прокручиваются. Но – бегом. Нагнали с округи смердов, и они… с лодейками по болоту рысью…

А мы – в стороне. Галопом по тропам. С вьюками на спинах. Какие там вечерние занятия?! Парни до овчинки доберутся, корочку пожуют и спать. И кричат по ночам в кошмарах – мышцы болят. Я-то, ясное дело, «мышь белая, генномодифицированная», но мне и все караулы с вечера. Потом-то кашевара разбужу.

Ещё успеваю по сторонам посмотреть, головой покрутить, у знатоков поспрашивать:

– А в Суздаль заходить не будем?

– Зайди в него! Он от реки в четырёх верстах. Вона, Кидекша. Белую церковь видишь? Бориса и Глеба. Долгорукий ставил. Кидекша прямо на Нерли стоит. Вот этим он суздальских и держал. Пристань там. Оттуда до Суздаля – самая наезженная на всё Залесье дорога. Да не крути ты головой! Вгрёбывай!

Интересно: Пирей от Афин – дальше, афиняне Длинные Стены построили. А здесь почему так не сделали? Видать – не надо было. В Пирей любой с моря мог вдруг ввалиться, а здесь ворогов издалека слыхать будет.

– А во Владимире будем? Там, говорят, в этот год – Золотые Ворота доделали.

– Ты, Иване, про дальние страны хвастаешь, вон, про Стрелку Окскую сказывал, а про ближние – не знаешь. Ни во Владимире, ни в Боголюбове нам не быть. Они от устья Нерли – вверх по Клязьме. А на что нам вверх гребсти? Хотя, конечно… ежели скажут…

* * *

Три речных петли чуть не в полный круг, «стрелка» Нерли… И вот – игрушка. Из русских храмов… из самых лучших.

Построен на рукотворном холме. Ленточный фундамент, заложенный на глубине 1,6 м, продолжен основанием стен, высотой 3,7 м, которые засыпаны глинистым грунтом насыпного холма, облицованного белым камнем. Таким образом, фундамент уходит на глубину более 5 м. Чтобы противостоять подъёму воды при разливах реки.

Стены строго вертикальны, но благодаря исключительно удачно найденным пропорциям, выглядят наклонёнными внутрь, чем достигается иллюзия большей высоты сооружения. Внутри, как рассказывают – кресчатые столпы сужаются кверху, при небольших размерах храма – создает дополнительное ощущение «высотности».

Это место, эта «стрелка» – самый главный «хлебный перекрёсток» «Святой Руси». Стратегический узел. Не зря Боголюбский сюда такую красоту поставил: кто мимо не пройдёт – всяк шапку сдёрнет да поклонится. «Привет Кибальчишу». В смысле – Андрею Юрьевичу.

* * *

Мы проходим близко, с воды видна центральная фигура в композиции на фасаде – царь Давид-псалмопевец.

– А чего это тама? Кошки вроде?

– Не, львы. А вона птицы вырезаны. А то – морды… бабы евоные. Сам-то он… Многоженец был, развратник-мудозвон. Э… гусляр.

Ну, типа – «да»: киннор царя Давида в переводах называют то гуслями, то арфой. И насчёт многожёнства – из царей Израиля только Саул ПрОклятый имел одну жену. Остальные все… «гаремствовали».

Вокруг церкви ещё не разобраны строительные леса. Луковка уже есть, а креста на ней ещё нет. Славно здесь поработали и германские мастера-масоны, присланные Барбароссой, и наши. Стройка идёт к концу, скоро уже и освящать.

– А какого святого-то храм-то будет?

– Дык известно – покровителя княжьего, Андрея Первозванного.

Нет, ребятки-одностяжники. Будет это церковь Покрова Богородицы. Едва ли не первая церковь Покрова на Руси.

* * *

Не странно ли, что слава Влахернской иконы Богородицы, спасшей град Константинов от множества осад, от аваров, арабов, руссов, болгар и сарацин, когда особо и прославился Покров Царицы Небесной, именно среди потомков руссов получила особое почитание.

Ныне в тамошней церкви – запустение. Анна Комнина, умершая 12 лет назад, описывает современную ей пустоту храма во Влахернах:

«в пятницу после заката покров над Влахернской иконой медленно приподнимался, открывая лик Богоматери, а сутки спустя необъяснимым образом опускался вновь».

Покров Богородицы не защитил ни византийцев, оставивших икону в небрежении – от турок, ни русских, ставивших церкви Покрова и рисовавших иконы – от татар. Прав был Кромвель: «Надеяться на бога, но порох держать сухим». Уповать на чудеса в деле обеспечения государственной безопасности… «Убогие – у бога». А не на земле.

* * *

В войске были уверены, что уж здесь-то нам дадут отдохнуть. Но увы: Боголюбский с дружиной, иконой, сыном, братом и владимирским городским полком уже ушёл вниз по Клязьме. Оставив послание ругательного содержания:

«Аще хто отстанет, тот мне, государю, и вере православной – враг еси. Тако и взыщу…».

Лазарь, присутствовавший на совете, где было оглашено послание, с едва скрываемым злорадством живописал, как после этих слов «спал с лица» наш Володша.

И понеслось… Три дня регаты… До устья Клязьмы – 270 км. Вгрёбываем. «Убиваемся».

 
«От зари до зари,
От темна до темна…
Лишь одни матюки,
Только гребля одна».
 

А по правой стороне у нас Мещера.

«Весной, во время вскрытия рек, болота заливаются водой и становятся совершенно непроходимыми. Болотные испарения, обилие мошек, комаров и слепней – характерны для Мещёры».

Мы идём по северной границе этого края. Но нам хватает. Чтобы всю ночь бить… вот это обилие. На своей шее.

* * *

Самое время поразмыслить. Над историей и географией, психологией и политикой.

Боголюбский собирает отряды со всех своих земель. И не только – в бой пойдут ещё рязанские и муромские дружины.

Муромский князь тянет в поход не только дружину и боярское ополчение, но и городской полк. Отомстить за разорение восьмидесятилетней давности: булгары в 1088 г. неожиданно захватывали Муром. Правда, им очень скоро пришлось покинуть город.

Почему они вдруг решили тогда посягнуть на то, что им, казалось бы, не принадлежало? А оно точно не принадлежало?

Город имел важное стратегическое значение в их торговой деятельности, племена мурома длительное время входили в зону булгарского влияния.

Татищев точно отметил психологическую особенность булгар: «…по истории руской нахожу, что болгоры хотя некогда с рускими воевались, однако ж видно, что не много о том прилежали и не искали чужаго преобрести, но свое паче засчисчать старались…».

Воевать болгары умеют. По вооружению дружин – не уступают русским, а кое в чём – превосходят. Булгарское оружие успешно торгуется на Самаркандском рынке, где конкуренция весьма высока. По выучке русский и булгарский дружинники – примерно одинаковы. А вот ополчения… У булгар продолжают собирать общенародные ополчения. Так что навыки у них получше, чем у наших смердов.

Их и дружина, и ополчение лучше наших в коннице. Булгары – изначально тюркский кочевой народ. У них и умения сохранились, и кони лучше. «Лествицы» у них нет, феодальная раздробленность слабо выражена – вся страна «под одной шапкой». Военное превосходство Великого Булгара над Русью существовало изначально и было ярко продемонстрировано в конце.

31 мая 1223 года в битве на Калке русские и половецкие отряды были вдребезги наголову монгольским корпусом Джебе и Субудая. Из русских уцелела лишь десятая часть. Потери монгол оцениваются не более десятой части.

Тот же победоносный корпус был разгромлен в Самарской луке булгарами. Вдребезги. Уцелело 4 тысячи монгол, примерно, четверть личного состава.

Сравнение этих битв позволяет говорить о военном превосходстве Великого Булгара. Что подтверждается и русскими летописями: в них нет описаний разгрома вторгшихся на Русь булгарских армий.

Их походы больше похожи на акты устрашения и совершались, скорее, с целью защиты своих интересов. Прийти и попугать – вот их главная задача. Время на осаду они никогда не тратили. Если не удавалось взять город «с налета», пограбив окрестности, вскоре уходили.

Почему? Почему не было попыток захватить, оккупировать, аннексировать…? – Ответ прост: потому что Мордва.

Топать через это огромное лесное пространство… Конница – главная ударная сила средневековых армий вообще, и Великого Булгара – в частности, там бесполезна. Поэтому воевать через Мордву не ходят. Русь и Булгар «связаны одной цепью» – Волгой.

Как говаривал атаман Ангел в «Адъютанте его превосходительства»:

– Белые, красные… Вы там бьёте друг друга по железным дорогам. А тут, на земле, власть – я.

Русские и булгары бьются по этой «дороге» – Волге. Не пытаясь закрепиться. Потому что тогда надо не кусочек бережка ухватить, а идти вширь, на «землю». Выбивая местных «ангелов».

При таких ограничениях из тактических решений реализуемы только «лодейные походы». Основное преимущество булгар – конница – неприменима.

На Волге установилось такое… неустойчивое равновесие. Прерываемое спорадическими вспышками «удали».

И тут такая странная история с Бряхимовом… И со стороны булгар – пришли и город поставили. И со стороны русских – привыкшие к набегам, но не к оккупации со стороны дальних соседей, русские, почему-то, не «сховались по лесам», не стали ожидать пока «поганые сами издохнут», а собрали обще-Залесское ополчение.

Учитывая, что князья Муромские и Рязанские – на одном поле и рядом не сядут… что могло заставить?

Не «что» – «кто». Боголюбский.

Что послужило для Андрея Юрьевича Боголюбского причиной организации грандиозной военной кампании 1164 года? То, что она являлась грандиозным событием – несомненно. Кроме ратей в поход пошла реликвия – знаменитая икона Божьей Материи, украденная Боголюбским из Вышгорода. Это сразу подчеркивает идеологический, «вселенский» характер самого события.

Вокруг меня – уже тысяча молодых парней. Присоединились отряды из Ростова, из других мест. Впереди, с князем Андреем – ещё больше. За что они пойдут в бой? За что – убивать и умирать?

«В чём сила, брат? – Сила в правде».

Вот Боголюбский и тщится доказать миру, что «правда» – у него. Обращая утверждение: раз сила – в правде, раз я – пересилил, то и правда – моя.

Вполне по Жванецкому: «Добpо всегда побеждает зло, значит, кто победил, тот и добрый».

Задёрганному, осмеиваемому, несправедливо отодвигаемому, подозрительному, озлобленному, энергичному, умному и безудержно храброму князю Андрею – просто необходимо уверовать.

В Высшую Справедливость. Которая судит не по показаниям послухов и видаков, а «по правде»: по чистоте помыслов и устремлений.

В Высшую Силу. Которая защитит его от великого множества внешних и внутренних врагов. «И от львов рыкающих, и от гадов шипящих».

Для того он и украл древнюю икону из женского монастыря в Вышгороде, для того и вбил в ту доску 40 фунтов золота. Сыскать благоволение Заступницы, «защиту и оборону».

«Бешеный Федя» громит язычников под Ростовом. А «Бешеный Китай» – повсеместно. И не только язычников. Летописи специально отмечают, что Боголюбский призывал к себе дальних купцов-гостей из мусульман или иудеев, и убеждал их в правоте христианского вероучения до тех пор, пока они не принимали крещения. Он, князь, светский владыка – лично занимался прозелитизмом. Среди попавших под «любовь к богу» Боголюбского были и булгарские купцы. Мог ли эмир Великого Булгара, «самое северное из знамён пророка» – стерпеть это?

Строя города и храмы, поднимая Русь Залесскую, Боголюбский одновременно поднимал в себе и осознание, уверенность в своей богоизбранности. Не – «богопомазанности» – на Руси такого нет. А вот – «избранный богом», «возлюбленный богом» – встречаются.

Именно об этом и идёт война: есть у Боголюбского сила, которая от «правды», или нет? Поможет ему та доска деревянная, золотом оббитая? Дарует ли ему победу?

Мы, воинство, во всём этом чудотворно-столярном диспуте… так, «щепки». «Лес рубят – щепки летят».

Можно найти множество других резонов для этой войны: торговые преференции, свобода судовождения, потенциальные угрозы данникам… Или вот:

«Полуполовец Андрей Юрьевич, внук Владимира Мономаха и половецкого хана Аепы Осеневича, отравленного булгарами во время подписания договора в 1117 г., имел неувядающую неприязнь к булгарам».

Это – для вульгарных марксистов, которые пытаются в каждом событии найти проявление классовых интересов. Для материалистов-психиатров: дедушку убили – комплексы у ребёнка – стремление отомстить.

Если Боголюбский начнёт мстить всем, кто его обижал, или тем, про кого он так думает, или тем, кто с обидчиками его бывал в дружбе… на Руси вятших вовсе не останется.

Боголюбский не пойдёт торгашам пути прокладывать. И мстить ему ненадобно. Идёт главный тест его мироощущения: или он – богоизбранный, или – нет. Вопрос жизни и смерти. Потому что, если Богородица ему не благоволит, то всякая деятельность, вообще – сама жизнь его – бессмысленна.

«Когда князь Андрей вез икону Божией Матери из Владимира в Ростов, в 10 верстах до Владимира лошади встали, и никакими способами не получалось заставить их идти дальше. На этом месте и заночевали. В ту ночь и произошло явление Божией Матери, а на этом самом месте был основан монастырь».

«В лето 6663. Приде из Киева смереныи и христолюбивыи князь великыи Андреи Юрьевичь безъ отчя повелениа, егоже лестию подъяша Кучковичи, и поставишя град Боголюбовныи, а обещался святеи Богородици животворнои… и постави еи храм на реце Клязме, 2 церкви каменны во имя святыя Богородица, и сътвори град и нарече ему имя: се есть место Боголюбимое».

Она! Сама! Лично! Ему именно! Именно в этом месте! Во сне явилась! Велела именно здесь – город поставить! Против всех советов бояр и дружины! То – воля божья! То – правда высшая!

Или всё это – ночной бред от несварения желудка?!

Это не только кризис отдельной личности, это вопрос жизни всего края. В средневековье персонализация конкретной земли, связь населяющих её народов и государя – постоянная и двусторонняя.

«И храбрый Росс…» – неважно, как конкретного человека звали. Он – «Росс». Он представляет всю Россию.

Это совмещение понятий «народ» – «индивидуум» активно используется и в 21 веке. Позволяя, например, говорить гадости об отдельном человеке, подразумевая распространение негатива на всё население возглавляемой им страны.

А пошлины, которые собирают булгары с проходящих лодей… или месть отравителям через полвека… Несоизмеримо. Или «правда у нас», в Залесье и мы – богоизбранные, а все остальные – должны нашу правду принять. Или… бздынь, прах и отбросы. И всё Залесье – свалка, мусорка, захолустье.

Муром, Рязань, Ростов, Суздаль, Владимир. Со времён Рюрика эти города возвышались, меняя друг друга. Борис и Глеб княжили в Ростове и Муроме. Потом на Оке поднялась Рязань. Уже два поколения Муромские и Рязанские князья более всего хотят перервать друг другу глотки.

Вы думаете – Москву Долгорукий основал? На той встречи было пятеро Рюриковичей: Долгорукий с сыном Андреем, Свояк с сыном Олегом и князь Владимир Святославович из Мурома. Там не мелочи всякие обговаривали, типа Боровицкого холма. Там серьёзные дела решали: кому брать Киев, кому сидеть в Курске. И что делать с Рязанью.

Боголюбский уже Рязань брал, но тамошний князь с сыном ухитрились сбежать из горящего города. Год кантовались в Диком поле у половцев, родня попросила – пришлось назад пустить. Зря – дрянь человечки. Через десятилетие, воспользовавшись смертью Боголюбского рязанский князь украдёт из Владимира меч Святого Бориса. И будет публично врать: «Не, не знаю, не видал…».

Потом наследник Боголюбского подступит с войском к Рязани и «пойманный на горячем» воришка вернёт святыни. «Глеб ся кланяетъ, аз во всем виноват… ворочю все до золотника». И действительно, Глеб Рязанский отдал все владимирские драгоценности.

Долгорукий был посажен отцом своим Мономахом княжить в Ростове.

Предпоследний из сыновей Мономаха. Старший от второй жены. «Дайте ребёнку игрушку. Чем бы дитя не тешилось…».

Долгорукий с Ростовскими боярами не ужился. Он, конечно, Рюрикович. Но там есть роды и по-древнее. Перебрался в Суздаль. Не в город, замок себе построил – Кидекшу. Нынче эту землю зовут Суздальским княжеством. Боголюбского пока – Суздальским князем. А он бросил Суздаль, не ужился уже с местными боярами. Не столь древними, как Ростовские, но сильно поднявшимися на «ласке» отца его.

Не надо думать, что Андрей вот просто так получил Залесье в наследство. Его призвали. Именно Ростовская верхушка.

Расчёт был простой:

– Андрейка-то? Да бестолочь! До седых волос дожил, а удела не имеет. Как скажем – так и сделает.

Облом. Князь Андрей умеет не только мечом махать, но и землёй править. После его смерти в Ростове будут криком кричать:

– Не хотим более Юрьевичей! Нахлебались-намучились!

Вече ростовское, оно, конечно громкое. Но на Руси закон, «лествица». Придётся ростовским звать в князья старшего из оставшихся сыновей Долгорукого. А более молодой и наглый Суздаль с мастеровым Владимиром – призовут другого.

И сведут Михаил и Всеволод свои дружины в смертном бою. Те мальчишки, что у меня в Пердуновке маму свою ночью искали.

Андрей помнил отца. Потому не пошёл в Ростов. Помнил слуг отца – и не пошёл в Суздаль. Он выбрал себе маленький захолустный городок – Владимир-на-Клязьме. Не сам, конечно, выбрал – чудотворная икона место указала. Та самая, которая, по свидетельствам очевидцев, в Вышгороде сама ночью с места снималась и по храму ходила.

Прямой отказ от приглашения обидел бы людей, они ведь и кого другого могли бы призвать. Буянили бы, привилегии бы выжимали. А так… Как отец Федор в «12 стульях»:

– Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены!

Поскольку имя жены: Пресвятая Богородица, то и крыть нечем.

По случаю такого место-указания, Андрей ещё одну специальную икону Богородицы заказал. Тоже – очень почитаемую. И стал делать Владимир столицей. Чудо-городом.

Княжество – Суздальское, столица – Владимир, князь – в Боголюбово. Непросто. Хотя… правитель Италии, римский император из Равенны – нормально?

Суздаль, Рязань, Муром. Эти три княжества составляют «Русь Залесскую». В смысле: за глухими лесами, которые растут по водоразделам и верховьям рек. Типа: настоящая Русь с той стороны Валдая: Волхов, Двина, Днепр. От линии: Старая Ладога – Олешье и на запад.

Хотя, например, Курск – из древнейших городов русских, Донец – «Русская Река» ещё у древних арабских путешественников, Тмутаракань – при Святославе-Барсе – земля с многочисленным славянским населением.

«Залесье» здесь пока – «украина». Захолустье. Отстойник. Окраина русской земли. Порубежье, граница, фронтир. Не «Дикий Запад», но «Дикий Восток».

Миграции славянских племён не заполнили эти земли. Вятичи не дошли по Оке даже до Рязани, кривичи на Волге спустились чуть ниже Ярославля. Потом расширение русских земель в этом направлении шло уже под княжескими хоругвями.

Я уже рассказывал о «бобровом серебре» – в 8 веке славяне пришли в Волжско-Окское междуречье и начали массово забивать бобров. Продавая шкуры хазарам. Как гуроны на американских Великих Озёрах выбили ондатру из-за спроса европейцев на этот мех. Хазары перепродавали «бобрятину» арабам. Арабское серебро разливалось широко: его находят не только в городах, но и в деревенских поселениях. Кости бобров составляют в пластах этого периода до 40 % всех костей животных. А взрослый бобёр – не белка. Полтора пуда весом – не предел.

Бобров выбили, начались всякие… политические события. Киевские князья в походы ходили, булгары ислам принимали, хазарский каганат вообще затоптали до смерти… Охотники-славяне пошли бы и дальше. Тем более – попытки были.

В истории более известны не «прямые» походы с Верху на Низ, а «боковые» – с излучины Дона на Волгу. Так шли казаки Степана Тимофеевича и Ермака Тимофеевича. Задолго до них, в самом начале 10 века был такой… Каспийский поход неизвестно кого. Похоже, скандинавов со славянами и прочими примкнувшими.

Разные люди шли и прямо по Волге. Река лодки сама несёт, желающих пройтись по Поволжью «огнём и мечом» – хватало. Так шли струги Ивана Грозного к Казани и Астрахани, так новгородские ушкуйники выжигали местные столицы даже и при Золотой Орде.

До них были домонгольские русские князья. А раньше… Раньше:

 
«Вниз по Волге-реке,
С Нижня-Новгорода,
Снаряжен стружок,
Как стрела, летит».
 

И не важно, что Нижнего Новгорода ещё нет: русские люди, по разным причинам, спускаются вниз по Волге.

Первыми были охотники славянских племён. В поисках бобровых хаток они двигались на восток. Но тут… у арабов кончилось серебро – идти за бобрами дальше стало неинтересно.

Тогда в авангард переселенцев выдвинулись землепашцы. Им всегда нужны новые земли. Я уже говорил: здешние крестьяне – кочевники. Община, за десятилетие выпахав землю, двигается дальше.

Но сработала маленькая географическая деталька – Суздальское Ополье. Этот кусочек земли русской простирается – всего-то! – примерно на 30 км с юга на север, на 70 км с запада на восток. Дно давнего озера ледникового периода.

На Ополье – лесостепь. Почему оно так и зовётся. Юрьев-Польский – к полякам отношения не имеет. Ландшафт: чередование дубовых лесов с остепенёнными лугами, переходящими местами в луговые степи. Здесь «владимирские чернозёмы» – мощный гумусовый горизонт толщиной до 30 сантиметров.

Уникальное сочетание земли, воды и воздуха. Пройдёт тысяча лет и уже в 21 веке мой случайный собеседник будет ругать свою тёщу:

– У неё в огороде под Суздалем с одного ростка – 10 луковиц вырастает! А у меня в Ярославле на балконе – только семь! Всё перепробовал, землю с её огорода воровал, воду из Нерли возил, микрофон направленный приволок – может заговаривает как… А никак! Вот же… тёща. В смысле – гумус.

Ну какая разница – сколько там луковиц вырастает?! Это ж мелочь мелкая, дешёвка никому не интересная! – Ага. Только эта мелочь, её дешевизна – основа освоения Русского Севера. Столетиями торговые обозы уходя отсюда, из Русского Междуречья на Север, к Устюгу, Архангельску, Мангазее, запасались здесь мешками и коробами с луком.

Потому что туземец с копьёцом – не забота. Дал в лоб и иди дальше. Потому что северная буря-падёра – забота. Но не смерть. Надо смотреть, надо ходить осторожно. Но можно спрятаться, убежать. А вот цинга… от неё не убежишь, кулаком её не остановишь. Если ватажки и артели вымирают целиком каждую зимовку, то и ходить туда не надо. И не ходят. Так только – вскочил-выскочил. Кроме русских. Эти идут, живут, строятся, осваивают. Потому что не мрут, потому что лук едят, потому что – Ополье.

Этот гумус – мечта пахаря. Это то, за что Русь столетиями кровью поливает Южное порубежье. Вот такой «гумусовый горизонт» – цель всей русской/российской политики более тысячи лет. Тиверцы и уличане расселяются по Днестру – потому что там лесостепь. Поляне, северяне заселяют Дон, Донец, Белую Вежу, Тмутаракань… Владимир Креститель строит цепь крепостей, отодвигая границу Степи от Киева. А сам Киев как раз и стоит на границе между лесом и лесостепью.

Через пару десятилетий после моего «сейчас» князь Игорь (Полковник) построит город в районе Харькова: в Степи – хлеб, хлебопашцы идут сюда. А значит и князьям нужно идти следом: кого – примучивать, кого – защищать. И брать со всех дань.

Остановить крестьянина, когда он видит этот самый «гумусовый горизонт», как голодного перед хлебом – только смертью. Раз за разом продвижение пахарей в Степь заканчивается разгромом, вырезанием большой части жителей и бегством уцелевших – очередная волна кочевников накатывает с Востока в «Дикое Поле».

Так – всегда. Пока к концу 18 века крымчаки, ногаи, калмыки и другие кочевники не войдут в состав Российской империи.