Текст книги "Стрелка (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава 328
Лица открытые – личин, забрал нет. На голове круглые шапки без нащёчников и назатыльников. Вроде бы матерчатые. Но что внутри – хрен знает. Гнутый крест на всё темечко? Держалка для черепушки.
Круглые щиты с умбоном в середине. Диаметр 60-100 см. Толщина… ну-ка поверни дружок… Ага. Ерунда – 1 см. И вес у него… если из ясеня – килограммов 3–5. Фигня. Топора – не удержит. Игрушка. Для бегуна.
Ну и правильно: лесовики хорошо дерутся из засады. На поле – не стоят, по полю – не ходят. Только бегают. В атаку – быстро бегом вперёд, из атаки… – ещё быстрее.
Строя не держат – бой поединком. Трое на одного со всех сторон. А вот строем, «лицом к лицу»… оружие у них на это не рассчитано. И с копьями так же – рогатин нет. Обычные охотничьи копья среднего размера. Значит, будут не только от бедра тыкать, а и сверху колоть, и сблизи помётывать.
Луков много, через одного. Луки – дрянь. Слабенькие. Ни вставок, ни накладок, ни рогов. Просто небольшие палки с верёвкой.
Сабель, мечей – не вижу, топоры – у каждого. На наши плотницкие похожи.
Корпусных железных доспехов не вижу. Ни – кольчуг с панцирями, ни – чешуи. Про ламилляры… не здесь. Хотя у кого-то из их вятших – могут быть.
Стёганки-безрукавки. Вроде – льняные. Чем-то пропитаны – тёмные. Не от Версачи? Фигня вопрос. Главное – сколько слоёв? Чем проложены? Как они на прокол?
Интересно: из-под верхней безрукавки – торчат широкие рукава белых рубах. И чёрные кожаные рукавицы с раструбами. Так они что, локти – не защищают?!
На шеях какая-то… ошейник. А сам плечевой сустав голый! В смысле – без брони.
А на ногах? Под безрукавкой торчит длинная рубаха, чуть выше колен, кайма шитая, штаны домотканые мешком висят, онучи, лапти. Лапти фирменные – мордовские восьмиугольные.
Всё ребятки, хана вам – солдата без сапог не бывает!
Герои лесных племён, извините за выражение. Воюют исподтишка, впятером на одного. Как в сказании об Абрашкином городке (Обран ош).
Противники выбегали из леса, утаптывали росший по краю кустарник, разворачивались в линию, поднимали оружие и щиты. Щиты раскрашены, часто – белым геометрическим орнаментом. Но один меня просто взбесил – свастика!
Ну, арийцы мордовские, вы сами виноваты! У меня на этого паука… идиосинкразия. Ещё с до-рождения. С 41. Когда батя мой под Киевом таких отстреливал. Понимаю, сочувствую – у вас вполне может быть другой смысл. Но у меня – отношение генотипическое. Нехрен было такую цацку сюда притаскивать.
В «Севастопольскую страду» французы прислали в Крым свои отборные войска – зуавов. Эти туземные солдаты из Алжира были прекрасно обучены и вооружены. Лучшими на тот момент нарезными штуцерами. По дальнобойности – втрое-вчетверо против русских ружей. Но каждое столкновение зуавов с русской пехотой неизбежно заканчивалось поражением элиты французской армии.
Причина – в фесках. Русские из-за этих шапок были твёрдо уверены, что перед ними турки. А не побить турок – нельзя. «Прежде такого не бывало и начинать – не надь». Ну есть у русских такой стереотип! Очень давний. Я про Молодинскую битву уже вспоминал? Из 3 тысяч янычар в Стамбул не вернулся ни один.
Я к зуавам… никак. А вот к свастике… Однозначно.
* * *
Правее, уже по самому краю вражеского построения вывалился из леса другой отряд – какие-то чудаки с клюками сложной формы, с медвежьими головами в качестве шлемов. Звероподобны. Рты постоянно разевают, а там у них… офигеть! Зубы красным крашены! Кирпичей наелись?! Придурки.
Левее, там центр, напротив нашей чудотворной иконы, повалила ещё толпа. Ростом помельче, шапки типа канотье от «Я – Буба, я из Одессы. Здрась-с-сте», очень миленькие длиннополые жилеточки, вроде гуцульских. Наверное – бронированные. С меховой опушкой.
О! Эти – в сапогах. Много их. Мари. А дальше – меря. Мери – немерено.
Вдруг из леса выехали всадники. Большой отряд, с сотню голов. Все в белом.
Мы все – в поту, «в шоколаде» по самые ноздри, а эти – в белом! И в блестящем. Все, блин, в кольчугах, в шлемах, с саблями, с копьями. Большое белое знамя с каким-то вышитым золотом арабским завитком. Вот ежели они сейчас на нас ударят…
Рядом со мной Божедарова хоругвь образовалась. Мужик его какой-то стоит. Вроде – бывалый. Может – объяснит?
– Это чего?
– Сам эмир. Вон он, в серёдке. Ибрагим, мать его. А это – белые булгары. Самые, значит, сильные бойцы из булгар. Юноши из древнейших родов. А это уже по нашу душу. Счас стрелы метать начнут.
Началось…
«Настал денёк! Сквозь дым летучий
Булгары двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Мордовцы с пестрыми значками,
Буртасы с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут».
По счастью – не все.
Конные тронулись неспешно влево. Где поднялся разноголосый вой. Не то задавили кого-то, не то войско энтузиазм от вида командующего проявляет. А отряды, стоявшие прямо напротив, двинулись на нас. Чего-то… многовато их как-то…
Идут не спеша, вразвалочку, растянутой по фронту толпой, на ходу перебегают. Половину прошли, тут какой-то чудак в высоком меховом колпаке с разноцветными лентами, шедший чуть сзади, за воинами, с бубном и колотушкой, что-то заорал, стукнул в бубен. Остановились. И так интересно встали, что щитоносцы сзади, а спереди – лучники. Луки в небо уставили…
Во, блин, я такого и не видал никогда… «Стрельба в молоко» – доводилось. А вот стрельба по восходящему солнцу… У нас за спиной солнышко вот-вот появится…
Вопль Резана:
– За щиты!
Успел поймать. И исполнить.
Та-та-та…
– Ё! Ай! Убили!
Как град ударил. В моём щите – штуки три стрелы торчат. А в целом… фигня, ребята. Навесом стрелять – это надолго. «Русский миндаль» против вашего щита – вдесятеро тяжелее. Его так не пробьёшь. Если люди обучены. Мы с Резаном провели со своими только три урока. Но хватило: по команде все присели и наклонили на себя щиты.
Один, всё-таки, поймал. На бицепс правой. Стрела воткнулась и торчит. Качается. А паренёк глаза вылупил и вопит. А чего вопит-то? Подскочил к бедняжке – оказал «первую помощь» – пощёчину наотмашь.
Потом – «вторую помощь» оказал: ухватил за стрелу и дёрнул. Не смертельно – только рукав ватника пробит.
У меня все – в ватничках стёганных. С рукавами, с набивкой из льняного или пенькового очёса. А стрела и вовсе… охотничья. Ромбовидная, плоская. Вот у Акима стрелы…
Мать ити! Опять луки в гору тянут! На место, под щит.
Из леса продолжал подходить к врагу народ. Строй напротив нас, и вообще – по всему полю, постепенно уплотнялся. И не только стрелками – добавлялось ещё и чудаков во второй линии с копьями и щитами.
Наша молодёжь явно трусила. Строй без команды начал дрожать и прогибаться в середине. На том конце, под стягом – Резан с Лазарем. Они не сдвинутся. Здесь я с Суханом. А вот в середине…
– Ты! Хрен сопливый! Ты куда пятишься?! Шаг вперёд! Живо!
– Побьют! Побьют нас! Полягем все! Вона их сколько! Отходить надо!
– Ты! Бл…! Сейчас без всяких басурман поляжешь! Сам закопаю!! Шаг! Вперёд! Ну!!! Молодец. Отходить нам некуда – сзади овраг. Дрогнем – эти нас сверху… как перепёлок. Никто не выберется. Стоять. Крепко.
Манера русских князей ставить ополчения перед естественной преградой, а не за ней, отмечается, например, в Куликовской битве. Неопытный воин должен твёрдо знать – сзади смерть. Страшнее ворога. Хоть – Дон-река, хоть – заградотряд.
Мне это стояние под вражескими стрелами… Как-то безответно…
Двое наших стрелков пустили по стреле и спрятались. Под щитами – целее.
Выберусь – набью соплякам морды. За недоиспользование боезапаса. Как в 41.
После боя у бойцов на фронте проверяли боекомплект. У кого был полон – получал бяку. Смысл: кто стреляет хоть куда – привлекает внимание противника. Поэтому трус – не стреляет. Отлёживается, отбывает. Отбывать время на поле боя…? Чего только в жизни не бывает.
«Они и завтра еще не пойдут в атаку, а будут продолжать бомбить и бомбить – эта мысль страшила Серпилина. Нет ничего трудней, чем гибнуть, не платя смертью за смерть. А именно этим и пахло».
У меня тут отнюдь не «юнкерсы», как в «Живых и мёртвых», по головам ходят:
«Тяжелые полутонные и четвертьтонные бомбы, бомбы весом в сто, пятьдесят и двадцать пять килограммов, кассеты с мелкими, сыпавшимися, как горох, трех– и двухкилограммовыми бомбами – все это с утра до вечера валилось с неба на позиции серпилинского полка».
Этого здесь нет. Просто палки с железками прилетают. Но «не платя»… Нет, не могу. Был бы хоть какой завалящий лук… У меня-то нет, а вот…
– Сухан, отдай рогатину назад, возьми сулицы. Без разбега, из-под щита – сможешь?
«Знал бы где упасть – соломки постлал бы» – русская народная мудрость. Я из неё, из мудрости нашего народа – черпаю, хлебаю и жлуптаю. Непрерывно.
«Лучше иметь оружие, не желая того, чем желать, не имея». Вот я и «подстелил соломки»: ещё с до-Твери тащим пук сулиц. Сухан их подстругивал, балансировал, затачивал. Перед боем я эту вязанку одному из ярославских пареньков в руки сунул:
– Потеряешь – голову оторву.
Теперь парнишка, стоя во второй шеренге за Суханом, принял от «зомби» рогатину и отдал сулицы. Дистанция уже сократилась – можно эффективно метать и без разбега.
Тут нас накрыло очередной волной «града». В строю снова завопили: Резан громко и выразительно указал нашим лучникам на… на недостойность их поведения. Они и высунулись. Одному руку распороло, другому… другого наповал – в глаз.
Жаль, зря я о них нехорошо думал…
– Сухан! Бубнового. Э… который с бубном.
Порядок выбора целей – вбито в меня накрепко. Манера отстреливать в первую очередь медиков на поле боя, как проявилось в войне в Донбассе – это эмоции, ненависть войны добровольцев. У меня, пока ещё, чистый функционал: командиры, связь, корректировщики, снайпера. А отнюдь не рядовые стрелки. Которые, собственно, нас и убивают. Их – «на сладкое».
Из всего первоочередного – вижу только чудака с ленточками. Из знаков различия – бубен с колотушкой. Ну и на…
Сухан… он же мёртвый! Как он может ошибаться?! На 30 метрах, на пологом склоне от «Гребешка» к нам, через две линии рядовых бойцов… Бздынь!
Шапка с ленточками – в одну сторону, бубен с колотушкой – в другую.
Там сразу завопили, стали оборачиваться, посмотреть на терпилу-начальника… У противника щиты малые, опущенные к ноге или на спину заброшенные… А тут они ещё и в сторону смотрят… И Сухан методично и успешно вогнал 9 оставшихся дротиков в сплошную двойную стенку супостатов.
Там страшно орать стали. Как-то… не по-человечески. И побежали на нас. А с другого фланга завопил Резан:
– Стоять! Мордва пошла! Стоять!
Я же мордву уже резал! Когда прохожие купцы у меня на Угре девок воровали.
Там другие были: мелкие и чёрные. Конечно, в тот раз пришлось понервничать. Елица тогда голой перед теми гребцами плясала. Но мы ж их всех одолели! При явном их численном превосходстве!
Эти какие-то другие. «Крупные, высокого роста, здоровые, с открытыми лицами, смелыми взглядами, с свободными, непринуждёнными движениями»… Но мордва же! Значит – такие же. А уж чудаки со свастикой… батя под Киевом проверял – дохнут нормально даже в 41.
Эти быстро промелькнувшие мысли, заняли, однако, некоторое время. За которое и моя хоругвь справа, и Божедарова слева, без команды, просто от вида набегающей, орущей, вопящей, скалящейся, размахивающей топорам, копьями, щитами… толпы противника чисто инстинктивно, не осознавая, не отрывая взгляда от приближающихся… просто переступили, просто чуть перетоптались. На пару шагов назад.
А мы с Суханом остались. Я – от тугодумия, он – из-за меня.
Процесс поиска решения странного противоречия между прежде виденном мною на Угре и ныне наблюдаемым на Оке – успешно завершился воспоминаем о бинарности этносов. Тут я перестал думать и начал энергично выживать.
Помню, что справа на меня кинулся чудак с копьём. А мне – никуда!
У меня на левой руке эта чёрная смолёная дура – «миндаль русский». И какой-то псих со всего маху уже всадил в него копьё. Где и застрял.
А другой… тоже псих. Рубанул топором через верх. Мать…! Они ж не шутя железяками рубят!
От топора я успел присесть. А этот его зацепил за верхний край щита, визжит и тянет! А который копьё в щит воткнул – визжит и толкает. И пока они там, с той стороны моего щита, орут по-зверячьему и решают кто из них сильнее, вот этот, третий – справа прибежал и тычет.
Единственное, что я сумел – развернуться в полу-приседе в пол-оборота. Его копьё прошло вскользь у меня по груди – слава Прокую и его паровичку! – ко мне под правую руку. А моё копьё, даже без доворота, просто выносом локтя – пробило его стёганку. Глубоко.
Так я же зануда! Я же – всё точил! И наконечник копья – «в бритву» выводил!
Кто?! «Кто штык точил, ворча сердито? Кусая длинный ус?».
Я! Я точил! Ванька-ублюдок! Псих лысый!
Только «кусая длинный ус» – не делал. Ввиду отсутствия наличия объекта кусания.
Тут меня дёрнуло сзади так, что я упал.
Я стараюсь падать как кошка – на четвереньки. Поэтому моё копьё осталось в той, в глубоко пробитой стёганке. А я оказался лежащим на брюхе, на своём щите, к которому я плотно принайтован левой рукой, на «топорнике», который доказал, что он сильнее соседа-копейщика – завалил-таки мой щит своим топором. Прямо на себя.
И вот лежим мы с ним, нос к носу. Разделённые только досками моего смолёного «миндаля». И судорожно соображаем: кто тут кого победил? И у нас с «топорником» несколько разные на этот счёт мнения.
Похоже на то, как Пьер Безухов взял в плен французского офицера. Просто с испугу сильно сжав его шею.
Мордвин был, видимо, бывалее меня. Или, в отличие от того наполеоновского офицера, очень не хотел к русским в плен. Поэтому он вдруг страшно оскалился, завизжал и начал биться. Пытаясь дотянуться зубами до моего носа и откусить.
Я чётко знаю, что надо делать, когда лежащее подо мной начинает ерепениться и кочевряжиться. Но такая злобная бородатая морда… да ещё через толстые доски моего щита…
Злоба из него прёт, а деваться ей некуда. Дядя совершенно ошизел и, вместо моего носа, начал грызть край моего щита. Да, этот здоровый народ хорошо питается – привыкли к большим кускам. Попортит, гад, казённое снаряжение. Во какую щепку откусил! И – выплюнул! Брезгует, падла, нашим, просмоленным…
Тут рядом с нами что-то жидко упало. В смысле: упало и стало поливать. Морда передо мной захлопнула глазищи. Потому что их залило. Кровью. Фонтанирующей из разрубленного затылка полуобезглавленного тела.
Мой весьма бессмысленный взгляд влево и вверх явил зрелище активно уничтожающего живую силу противника Сухана. Который как раз перерубил топором ногу следующему мордвину, пока ещё двое чудаков наперегонки тыкали в его щит копьями.
Когда же я возвратил свой взгляд в прежнее положение, то обнаружил, что злобная морда передо мной обрела свободу – высвободил одну руку, протёр глаза и утратил злобность. Когда человек пытается проморгаться, он выглядит задумчиво.
Я не стал дожидаться результатов его размышлений. Сунул руку за плечо, вытянул «огрызок» и воткнул «мыслителю» за ухо.
А больше ничего нет! Сабля – подо мной болтается, копьё – в предыдущем чудаке осталось.
Тут на меня что-то упало. Тяжелое и верещащее. Оно елозило у меня на спине и пыталось там чего-то… сделать.
Когда неизвестно что падает вам на спину и там топочется… совершенно паническое состояние. Попытался оглянуться через плечо. Нос к носу – ещё один мордвин. Точь-в-точь как был первый. Воскрес?! Нет – первый на месте.
Тут по второму, и по моей спине, соответственно, кто-то тяжело пробежался. Сначала в одну сторону, потом обратно.
И я понял, что пора вставать. А то место для отдыха мне досталось… как у доски в полу танцплощадки.
Захребетника-то я скинул. Но он придавил мой щит. Пришлось выдирать руку из креплений.
Тут над головой раздался треск и слева полетели доски. А справа налево побежало… несколько придурков с выставленными копьями.
Какой я молодец! Что тренировал «кувырок через голову»! Из-за «захребетника» я уже сгруппировался – кувыркаться… возможно, а выпрямившись во весь рост, стоя на голове, так и лёг на крайнего придурка с тыкалкой.
Думаю, он просто испугался. От неожиданности. От болтающихся на уровне его лица подошв моих грязных сапог.
Никто! Никогда! Ни в одной армии мира! Не отрабатывает «боевую стойку на голове». «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Но я ж не знал!
А он свалился и сшиб ещё двоих. На которых я и лёг. Плашмя поперёк.
Никогда в жизни… Никогда! Не приходилась тыкать остро-заточенным со всей дури себе между коленей. А что делать, если вражеская спина в этом… льняном доспехе – именно там?!
Обратный кувырок позволил мне подняться на ноги и оценить обстановку. Летающие доски – от щита Сухана. И от ещё трёх мордовских. Я был прав: слишком тонкие – просекаются «на раз». Вместе с удерживающей щит рукой. Но Сухану щит тоже выкрошили.
Им же хуже! У Сухана в руках уже оба топора, и он крутит ими мельницу имени Чимахая. Отчего щепки и летят. Безо всякого лесоповала. Уже развернулся ко мне спиной. Типа – я ему спину прикрываю. А вокруг на земле – несколько представителей противника разной степени порубленности, шевелённости и ползанутости. В смысле – шевелятся и отползают.
Дальше интересовать обстановкой стало неуместно: опять набежало чудаков с копьями. И с этими… «смелыми взглядами, с свободными, непринуждёнными движениями». Аполлоны мордовские, оскаленные.
* * *
Отвратительное ощущение. Есть проработанные тактики группового боя на основе единоборств в формате «один против многих». Общее правило: бей руками, двигай ногами. Как показывает опыт – наиболее эффективны боксёры.
Главное преимущество одиночки – подвижность. Главный недостаток – узость коридоров восприятия. Поля двух глаз образуют зону бинокулярного зрения около 120®. С обоих боков от нее – поля периферийного зрения примерно по 30®. Далее – мертвая зона, где единственным свидетелем происходящего является слух.
В зоне периферийного зрения можно регистрировать факт опасности, но не определить дистанцию и степень угрозы. Еще сложнее атаковать и контратаковать. Удары в боковой коридор на порядок менее эффективны, их сложно поддержать движением тела и вложением веса в удар.
«Мертвая зона» практически исключает возможность увидеть удар и защититься от него.
Как вы относитесь к женскому телу? Я – с восторгом! Какая связь? – Актуальная!
У женщин хорошо развито периферийное зрение, «мёртвая зона» примерно на 30®-60® меньше. Ещё: женская шея более подвижна. Когда её окликают, женщина, как правило, поворачивает голову. Мужчина поворачивается всем телом. Энергоёмкость, задержки… А уж разница в гормонах… Повышенные уровни прогестерона, кортизола и эстрадиола усиливают у женщин ощущение беспокойства и чувство опасности. Женщина интуитивно лучше, чем мужчина чувствует угрозу.
Но есть недостаток: женщины хуже ориентируются в пространстве. Параллельная парковка с первого раза удается у 71 % мужчин. У женщин – только 22 %.
Основная задача при подготовке бойцов-одиночек – сделать их гермафродитами: чтобы обзор – как у женщины, а глазомер – как у мужчины.
В единоборстве выход в боковой коридор, а тем более заход в мертвую зону можно считать крупным успехом бойца. Подобная ситуация в групповом бое – норма и основа тактики боя дуэта против одиночки.
Мы это отрабатывали в Пердуновке в нескольких вариантах: «работа в треугольнике сам за себя» – в момент атаки боец разворачивается к цели лицом, и второй противник оказывается в зоне периферийного зрения. Нужно не только атаковать, но и позаботиться о защите бокового коридора, научиться замечать и реагировать на движение в этой зоне.
«Атака на четыре коридора» – один в центре, четверо с оглоблями вокруг. Палки прячутся за спинами. По сигналу (хлопок, команда) чья-то палка выставляется вперед. Задача центрального – среагировать на сигнал, развернуться и атаковать палку.
«Защита на четыре коридора» – один в центре, четверо вокруг. Удары наносятся в голову в любой последовательности по сигналу. Защититься атакуемому руками в такой ситуации практически невозможно, придется двигаться и вращаться.
Я рассказывал, как мы усложняли эти типовые методики. До 8 человек в кругу, удары разным оружием – не только рукой, не только в голову, атака по сигналу, недоступному центральному…
В дополнение к обычному вращению, вариантам «качания маятника» для перемещения «коридоров внимания», тренировки «женского» качества – периферийного зрения, у меня выработался комплекс приёмов противодействия. Не сколько «уход и оборона», сколько «атака». Движение навстречу противнику.
С несколькими… «деталюшками». Захват оружия противника собственным (например – рогами перекрестья «огрызков») и перенаправление на другого противника, смена горизонтали (например – удары с колен, уходы перекатам), прорыв из кольца и немедленная контратака, поскольку оставшиеся противники в первый момент все оказываются в «прямом коридоре» моего восприятия.
Отрабатывали и более экзотичные вещи: удар, метание и стрельба на звук, идентификация по сотрясению почвы и движению воздуха…
* * *
Ерунда! Вся эта премудрость в реальном бою – смысла не имеет! Хуже – вредно и опасно!
«Подвижность»… Какая подвижность у зуба в челюсти?! У вас зубы шатались? Правильный русский воинский строй – как реклама стоматолога. Все стоят рядком плотненько и блестят. Иное, как при цинге – скорая смерть.
Но и без строя, в микро-группе, подвижности… как у пальца в кулаке. Можно чуть отпустить, можно сильнее сжать. Вот и всё ваше пространство для манёвра. Мизинец на место указательного встать не может. Стой и лови.
Потому что у меня за спиной Сухан!
Я не могу! Я не могу «сплясать» на пару шагов в сторону, пропустить очередного придурка и воткнуть ему «огрызок» в задницу. Потому что придурок успеет махнуть топором и раскроит Сухану череп.
А я не могу стоять на месте! Их много! И это «народ крупный, высокого роста…». Не норвежцы, слава богу. Но они старше! Не в уме дело – в весе! Если на том конце копья пять пудов взбешённо вопящего живого мяса в амуниции… Закон сохранения импульса никто не отменял!
«Если вы стоите на рельсах и на вас едет паровоз – сойдите с рельс».
Гениально! Только я – не могу! Гляжу на очередной «паровоз» и плачу. В душе. Я-то сойду и этот… «паровоз» «наедет» на спину товарищу.
«Сам погибай, а товарища выручай».
Не хочу!
В смысле: «сам погибай» – не нравится.
«Какой камень ваш оберег? – Какой под руку попадает».
В этот раз мне «под руку» попались мои «огрызки». А «под мозгу» – маленькое уточнение насчёт «методики группового боя».
«Бей руками, двигай ногами» – для спецов по руко– и ного-машествам. А здесь таких нет! У ворогов – ручки заняты! Ихними палками-железками.
Сделать мне захват оружия… у меня железки короткие: чтобы хватать – надо очень близко подойти. А я и укусить могу!
Бой ногами… Понятно, что я в своём панцирном кафтане пяткой ему в нос… есть опасность поймать что-нибудь режуще-колющее в паховую область. Как я Зуба… Но пнуть-то в щит! На уровне пояса… Сам бог велел!
Говорят о трех правилах боя:
– Правило человеческой глупости – противники никогда не будут действовать настолько же слаженно, как один человек.
– Правило человеческого страха – каждый из противников не хочет оказаться на «вертеле».
– Правило человеческой лени – каждому хочется, чтобы его работу сделал другой.
Зря говорят. Кроме первого – не здесь. Здесь полно психов, залитых под горлышко адреналином. Мечтающих «о доблести, о гордости, о славе». Рвущихся «сделать работу»:
– Отойди, отойди! Дай я вдарю!
«Аля-улю! Гони гусей!»… Маразм восторга боя. Это пройдёт, но надо перетерпеть. А вот глупость… – объективна, повсеместна и постоянна.
Выплясывая на пятачке с радиусом в шаг, стараясь не приближаться сильно к Сухану – он крутит свою мельницу не оглядываясь, сам двигается, и не отдаляясь – в щель между нашими спинами вражьи умники сразу лезут, я ловил тыкаемые в меня копья, преимущественно рогами одного «огрызка» и отводил в сторону.
Преимущественно – правым вправо. У противника его правый бок оказывался открытым, и я втыкал левый «огрызок» ему в печень.
Нормально! Удар «в силу» – прокалывает их стёганки аж по самую рукоять.
Разворачивался на пяточке и ловил следующего. Если левым… то, лучше уколом в его щит. Остриё «огрызка» пробивает доску, сам клинок дальше не идёт, но позволяет толкать его щит в бок, от меня ещё левее и выше. Топором в правой, через собственный щит… он меня не достаёт. А левый бок его… – открывается.
Медики говорят, что с этой стороны брюшины – ничего интересного нет. Наверное, правильно говорят – я особо не присматривался. Но кровь – хлыщет.
Когда-то я, показывая свой оригинальный щит с переделанными креплениями Якову в Пердуновке, проталкивал его руку щитом и заставлял развернуться ко мне открытым боком. Оказывается, аналогичный приём возможен и при использовании вражеского щита. Только щит должен быть лёгким, деревянным, «угол атаки» остриём – правильным, а противник – атакующим. Набегающих разворачивать легче, чем стоящих.
В промежутках между тыканьем «огрызками», я ухитрился поклониться. «Ой ты мать сыра земля…» – до земли. На одной ноге. Поскольку другая пинала щит. А не фиг ко мне со спины подкрадываться! Щит, вместе с его хозяином, унесло шагов на пять.
И врубить сапогом другому. Очень удачно попал под коленку чуть выше онучей. У меня сапоги кованные, а солдат без сапог… Так, это я уже говорил.
Все эти «танцы на месте» должны были бы быстро кончиться грустным для меня образом, но… лесовики.
Попёрли бы они втроём в ряд на меня разом – фиг бы я чего сделал. Но у охотников срабатывают навыки охоты на крупного зверя: один – тычет в морду, зверь дёргается, «подставляется». Тогда другой – бьёт копьём сбоку между рёбер. Спереди, в лоб – что медведя, что кабана – не пробить.
Похоже на тактику дуэта против одиночки: первый провоцирует и защищается – «защитник», второй обходит сзади или сбоку и бьёт – «боец».
Но я же – не кабан или медведь! Я же человек! Я же это знаю! Опережаю одного, ловлю на «огрызки» другого. А синхронного, одновременного удара с разных сторон – у охотников нет.
В запредельный, рвущий уши ор вокруг вдруг ворвалась новая нота. Кто-то совершенно истерично завизжал на русском матерном:
– Ура-а-а-а-ля-а-а-а…!
Тоненький голос хрюкнул и оборвался, но тут же дополнился более низким и более… разнообразным:
– Куда?! Е. ть! Вперёд! Нах…! Все! Мать… Говноеды обосравшиеся! Уперёд! Е…ть! Твою… Разъе…ть тебя Богородицей!
Последнее показалось мне несколько странным. С точки зрения характерного набора гендерных признаков.
Но сразу разобраться не удалось: один из пострадавших противников, валявшихся под ногами с распоротым брюхом, придерживая левой рукой вываливающиеся кишки, полз к Сухану. Подтягивая за собой другой рукой топор. Как связку гранат под вражеский танк.
Безвестного героя пришлось останавливать, наступив на его топор и проведя лезвием по шее.
Молодой безбородый парень завалился на спину, уставился в небо двумя широко распахнутыми ртами: где обычно и поперёк шеи. Кровь выплёскивала из обоих. Но – по разному.