Текст книги "Зверь лютый. Книга 15. Стрелка"

Война – дерьмо. Мысль очень не оригинальная. "Дерьмо" – в прямом и переносном смысле.

Кто-то из отечественных литераторов описывал Россию, как могучий военный отряд, который слаженно идёт строем, в ногу, упорно тащит своё вооружение и амуницию, пробивается через пустыни, трясины, горы, под снегом и зноем.

Наконец – дошли.

Выбрались на миленький, чистенький, прелестный лужок. Всё.

Вытерли пот, промыли раны. Стали бивуаком.

– Окопы – отрыть, землянки – выкопать, брёвна – в лесу срубить, отхожие ямы – обустроить, вышки – поставить. И смотрите у меня, сукины дети!

Перекопав и изуродовав лужок, вырубив и замусорив лесок, загадив округу и перебаламутив воду, колонна собирается и двигается дальше. К следующему "светлому будущему".

Не спроста у нас исконно-посконные слова, обозначающие армию и дефекацию – однокоренные. Даже у англичан с их неслабой армейской историей слова host (рать) и shit (срать) ну никак ну связаны. Зато у нас...

Со стороны смотришь: все в шоколаде. А принюхаешься – понимаешь что не...

Все армии мира ведут себя сходно. От конной – больше навоза. Больше вытоптанной, "выкопытенной" земли. От пешей – больше пожаров. Даже наша лодейная – оставляет за собой проплешины изуродованного, загаженного речного берега – места стоянок.

Мы – рать Тверского князя Володши Васильковича. Идём освобождать бедненьких поганеньких мордовцев от злых нечестивых агарян – волжских булгар. С нами Господь Бог и Пресвятая Богородица. Поэтому скажем агарянам "тьфу" – и они враз расточатся аки прах степной. Освобождённая нашей силой и Воинством Небесным поганая мордва – возликует, просветлится и прослезится.

И уверуют язычники, прежде бессмысленные, в Господа нашего Иисуса Христа, и отринут они блага земные, тварные. Особенно в форме: самаркандского серебра, шкурок пушных животных и красных девок. И прочей мерзости, из числа полезного в хозяйстве.

Выкинут они сиё из жилищ своих и будут пинать ногами, оплёвывать и побивать дубьём. Приговаривая:

– Сгинь! Сгинь искус сатанинский!

Мы же, во избежание смущения душ новообращённых, выброшенное – подберём, господу богу – истово помолимся и увезём в дома и селения русские. Ибо в нашей земле вера Христова крепка, и враг рода человеческого туда не сунется.

Хабар – водой святой сбрызнем, полон – окрестим и поимеем. И всем будет счастье.

"Политрук" с крестом в руках воздвигает его над главою своей и над согнутыми спинами нашего коленопреклоненного "стада". Кивает дьякону, и мощный бас разносится над войском, над озёрной гладью, улетает к стенам славного города – Ростова Великого.

– Господу богу помо-о-олимся!

Рокочущий бас накатывает размеренной скороговоркой:

– Господи Боже наш, послушавый Моисея, простерша к Тебе руце, и люди Израелевы укрепивый на Амалика, ополчивый Иисуса Навина на брань и повелевый солнцу стати: Ты и ныне, Владыко Господи, услыши нас, молящихся Тебе. Посли, Господи, невидимо десницу Твою, рабы Твоя заступающую во всех, а имже судил еси положити на брани души своя за веру, князей и народ, тем прости согрешения их, и в день праведнаго воздания Твоего воздай венцы нетления: яко Твоя Держава, Царство и Сила, от Тебе помощь вси приемлем, на Тя уповаем, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Тысяча глоток дружно выдыхают:

– Аминь.

Ратники начинают подниматься с колен, надевать шапки, отряхивать песок озёрного пляжа, где происходит молебен. Многие убирают за пазуху прежде вынутые наружу, нацелованные кресты.

Интересно, вот христиане, в знак своей веры, носят на шее кресты. А чего носить на шее атеисту в знак своего атеизма? Голову?

Голова у меня пустая: четыре часа молений и песнопений, построений, хождений, колено– и главо-преклонений – мозги вынесли полностью. Весь как побитый. Вроде бы – всё, отмолебствовали. Теперь – в лагерь и съесть чего-нибудь.

Возле возвышения, на котором стоит церковное и войсковое начальство начинается какая-то суета. Ох, не к добру это. Точно: княжий бирюч, погожий на смоленский "веник рыкающий" как брат-близнец, вопит:

– Накрыться! Сидеть!

"Накрыться" – не "медным тазом" или ещё чем, про что вы подумали. Обычная команда при завершении воинского молебствования: одеть шапки.

Сидим, ждём. Свежо. Под задницей – песок озера Неро, перед глазами – само озеро. Красота!

***

В полуверсте расстелился низкий болотистый остров с небольшой горушкой в середине. Там – пепелище, торчит здоровенный закопчённый булыжник, чёрные толстые обгорелые пни. Священная роща была. Велесов камень называется. Будет – место тайных сходок членов РСДРП. А пока – язычники собирались, бесовщиной своей занимались. Прямо на виду у епископа Ростовского. Нынче язычники кучковаться перестали – кончились.

Здешние племена – меря – как и многие другие лесные племена, почитали медведя как бога. Или бога – в ипостаси медведя. Делали они это... ну очень с давних пор. Потом пришли славяне со своим "скотьим богом" Велесом. Тоже – "мишкой". И меря сменили имя своего бога на имя похожего бога пришельцев-победителей. Довольно успешно: бог – общий, места – много, войн – не было. Сами жили и другим давали. Потом...

Что-то случилось со славянами в 920-930 годах. В городах вдруг закрутились гончарные круги, а само занятие из женских рук перешло в мужские. А сюда, в маленький Ростов, хлынула новая волна славянских колонистов.

Ещё во времена Вещего Олега "в Ростове сиде князь, под Олегом суще". Повесть Временных Лет относит начало княжения Олега в Новгороде к 879 году. Сидел тот князь здесь, а южнее, на другом берегу озера, на Сарском городище жили аборигены – племенной центр местных меря. Некоторое время оба города существовали одновременно.

Я уже говорил, что в эпоху перехода к княжеской власти, князья часто основывали свои опорные пункты (погосты, станы), не внутри местного племенного центра, а рядом с ним – в ближайшем удобном для обороны месте, на расстоянии до 15 километров. Чтобы княжьим людям не подпадать под влияние местных, не зависеть от них продовольствием, ограничить возможность мелких бунтов, иметь огороженное место для защиты от врагов и хранения припасов и казны, для резиденции князя и его дружины.

Так было и в Скандинавии, где племенные местные поселения назывались "туны", а королевские станы центральной власти – "хусабю".

Подобные "параллельные" города имели разную судьбу: сливались в один (Новгород); население княжьего переходило в более древний (Муром); население более древнего переходило в новый (Смоленск).

Ростов был изначально мерским поселением без серьёзных укреплений: занимал край береговой террасы к западу от устья речки Пижермы. Защищала Пижерма, заболоченная низина другой речушки – Ишни, засеки в окружающем лесу, подводные частоколы на Которосли и озере.

Приток славян и княжеская власть обеспечил Ростову рост. Со времён святого Бориса, сына Крестителя, здесь постоянно "сидел" какой-нибудь русский князь. Отнюдь не – "сам, один, без ансамбля". "Ансамбль", хоть и не "песни и пляски", а кушать хочет регулярно.

Дружина, которую нужно кормить, полюдье, которое нужно сюда сдавать, суд, на который надо явиться... Куча людей, которые в этом участвуют. И с этого – живут.

Центр власти – не там, где бьют, а там, где дают.

После установления христианства в 991 году – здесь дают ещё и "благую весть".

Двух первых Ростовских епископов местные жители просто выгнали. Но в это же время явился в Ростове святой Авраамий Ростовский.

Было это во дни ростовского князя Бориса, при первом Ростовском епископе Феодоре и преемнике его Иларионе. Авраамий сношался ("имел сношение") с самим равноапостольным князем Владимиром.

Когда Авраамий поселился близ Ростова, там целый конец Чудский поклонялся каменному идолу Белеса.

В том идоле "сосредотачивалась вся сила и все обольщение демонское". Сходен он образу демона Ваала из ведийской мифологии – пожирателя скота. Долго, вплоть до XIX века, сохранялась в Ростове поговорка: "Зол как Велес".

Идол был из дуба, на большом каменном подножии. Внутри идола была лестница, по которой жрец входил в пустую его голову и жег там разные смолистые вещества, отчего изо рта, ушей и глаз шел дым. На дымовуху сбегался народ и кланялся. Идол этот пользоваться популярностью и среди славянского населения.

«Со скорбью смотрел Преподобный Авраамий на то, как некоторые ростовцы пребывают еще в идольском соблазне. Со слезами молил он Бога дать ему силу и благодать Святого Духа на разорение злокозненного идола. Получив откровение о том, что для его свержения требуется идти в Царьград, в дом св. ап. Иоанна Богослова, отправился он в путь, который был чудесно сокращен, поскольку сам апостол явился Авраамию на берегу реки Ишни, пересекающей дорогу из Ростова при своем впадении в озеро Неро. При встрече св. апостол Иоанн благословил преподобного и дал ему не какое-либо тяжелое орудие, но легкую камышовую трость и велел без боязни вооружиться на идола Велеса».

Авраамий, вооруженный тростью Богослова и крестным знамением, сокрушил истукана, «и абие идол Велес в прах бысть». На месте разрушенного идола преподобный построил храм, в котором ростовчане «крестились от мала и до велика».

С того времени просвещенные светом Христовым, обращаясь к Преподобному, воспевают в сердцах словами кондака:

«Иго Христово прием Авраамие, и Того крест на рамо взем, последовал еси Ему, насажден быв в дому Господни, и процвел еси яко финике, и яко кедр иже в Ливане, умножил еси чада твоя, муж желаний духовных: от возлюбленнаго же Апостола Иоанна Богослова благодать восприм, жезлом сокрушил еси идола, и разсыпал еси его яко прах, и чудотворец убо велий явился еси преподобие, темже Христа Бога моли непрестанно о всех нас».

«Тросточка камышовая» долго хранилась в здешней церкви, пока Иван Грозный не позаимствовал – взял с собой Казанский Кремль ломать. Так и не вернул. Хотя бочки с порохом оказались эффективнее.

Первый и единственный в то время в Ростовском крае монастырь, расположенный на месте прежнего любимого и чтимого народом Велесова капища, встретил со стороны язычников озлобление и ненависть. Ростовцы не раз намеревались разорить и сжечь обитель и только молитвы основателя и насельников монастыря, да благодать Божия сохраняли обитель в безопасности.

В смысле: "крестились от мала и до велика", но "озлобление и ненависть" к монахам – сохранили. Или новые выросли?

"Просвещенные светом Христовым" выгнали местных язычников. "Казанская история" называет черемисов потомками ростовской мери, которые отказались креститься, и ушли вниз по Волге.

И зря: до недавнего времени (полтораста лет) оба народа неплохо уживались между собой, в случае угрозы вместе собирали ополчение. Ростовчане, под рукой древних киевских князей, доходили до Царьграда. Город разделялся на два конца – Чудской (мерянский) с языческим капищем и Русский с христианской церковью. Если мерянин принимал крещение, то признавался русским и должен был переселиться на другой конец города.

"Святая вера распространилась у нас везде, но везде почти оставалось и язычество. Явление совершенно естественное и неизбежное: невозможно, чтобы в каком-либо народе вдруг могли искорениться религиозные верования, которые существовали целые века и тысячелетия, чтобы все люди легко отказались от тех сердечных убеждений, которые всосали они с млеком матерним, на которые привыкли смотреть, как на самые священные и драгоценные. Было это явление повсюду при введении христианской веры; неудивительно, если оно повторилось и у нас.

Не все, принявшие святую веру, приняли ее по любви, некоторые – только по страху к повелевшему (т.е. великому князю Владимиру)... Впрочем, какого-либо упорного сопротивления евангельской проповеди, за исключением только двух городов: части Ростова и особенно Мурома, у нас тогда не было. Тем более не было и не могло быть открытых гонений на христиан. Ибо великий князь и все окружающие его действовали в пользу святой веры и вооружаться на христиан значило восставать против правительства".

Забавно видеть, что митрополит Макарий, которого я цитирую, полагает «принуждение к миру» воинской силой государства более эффективным, нежели «мирную евангельскую проповедь».

Однако, и люди крещёные – весьма различны между собой: в 1118 году случилось нападение на монастырь "новгородских ушкуйников".

«Иноки, разбуженные среди ночи раздавшимся внезапно шумом, увидали приближающуюся к обители шайку грабителей и донесли архимандриту. Тот приказал идти в церковь и стать на молитву. На утро жители Ростова увидели перед стенами монастыря человек 30, которые стоят на одном месте, быстро двигая ногами как бы спешно куда-то идут. При этом они смотрели только на монастырь и вокруг ничего не замечали. Вышел архим. Прохор с крестом в руках, сопровождаемый братией и, осенив крестом разбойников, спросил у них о причине их прихода. Те с прерывающимся от страха голосом рассказали, что они шли к монастырю с целью грабежа и перед стенами вдруг на них нашло какое-то ослепление, так что, видя стены монастыря, не могли к ним приблизиться, несмотря на то, что шли очень быстро. Когда им рассказали, что они шли, стоя на одном месте, те смутились и стали на коленях умолять настоятеля о прощении. Покаявшись, они поселились близ монастыря и, предавшись мирным занятиям, сделались впоследствии монастырскими и городскими квасоварами».

"Не страшны дурные вести,

Начинаем бег на месте,

В выигрыше даже начинающий.

Красота, среди бегущих

Первых нет и отстающих,

Бег на месте общепримиряющий".

Вот уж точно: «общепримиряющий». Даже для ушкуйников.

Разбойнички – квас квасят, язычники – подати платят, монахи – кадилом машут... Все при деле.

"Утихомирились бури религиозных лон.

Подернулась тиной ростовская мешанина.

И вылезло

из-за спины... Христа

мурло... христианина".

Люди, «предавшись мирным занятиям», не «вооружались на соседи своя», жили себе спокойно. Однако же, при сём житии мирном, язычники столь умножились, что потребен стал уже и новый Авраамий с новым «крещением и освящением». Что и случилось: мирное сосуществование «разноверцев» поломали. Два «бешеных» сошлись в одном месте в одно время: «Бешеный Китай» – Андрей Юрьевич Боголюбский, князь Суздальский, и «Бешеный Федя» – епископ Ростовский Феодор.

Я уже говорил: у Боголюбского две болезненных идеи – "торжество православия" и "торжество правосудия". Феодору – одной первой достаточно. Поскольку на нём "почиёт благодать божья". Зачем эта "благодать" на Федю спать-почивать забралась – не знаю. Но он так чувствует. А, значит, всякий его суд – правый.

Едва утвердившись в Залесье, в 1160 году, князь Андрей строит в Ростове на месте сгоревшего деревянного Успенского собора, построенного по преданию ещё в 991 г. первым ростовским епископом св. Феодором, новое белокаменное здание. Он же отдаёт старинному Андреевскому монастырю сельцо Борисовское, которое перешло ему по наследованию в личную собственность от самого первого владетеля – святого князя Бориса.

Для Боголюбского усиление церкви – не только элемент государственной политики, но и искреннее движение души. Как он ухитрился не отдать монахам Москву (Кучково), доставшееся ему в приданное за первой женой...? Не успел просто.

Но не стройка, а "Бешеный Федя" изменил обстановку в Ростове.

Племянник Смоленского епископа Мануила Кастрата, "наш Федя с детства был настроен поднять всё православие на щит". И поднял. Даже, можно сказать, воздвиг. Пример дядюшки, создавшего за четверть века мощную смоленскую епархию, вдохновлял, воодушевлял и подстёгивал. Недостаток ума, мудрости, осторожности искупался энергией, активностью, отмороженностью.

Страсть его к боголепию нашла применение в 1157 году. Сразу после смерти Долгорукого Смоленские князья протянули свои ручки к Залесью. "Ручки" – в рукавах церковной рясы.

Племянник Смоленского епископа явился в Ростов и обрушился с разгромной критикой на местного епископа Нестора. По теме... а какая разница? Например: "о посте в среду и пяток".

Епископ, на основании действующих в Греции строгих постановлений, не разрешал поста в среду и пятницу даже по случаю великих праздников, кроме Пасхи, Пятидесятницы, Рождества и Богоявления. Феодор, на основании более позднего Студийского устава, считал дозволенным разрешать пост не только для Господских и Богородических праздников, но и для памятей великих святых.

Тут нет перебора с отрицанием: свобода русских попов состоит в установлении голодовки для их паствы.

Разрешать русским людям "складывать зубки на полку" (поститься) по праздникам – проявление нашей исконно-посконной русской православной души. Ну, не любят у нас на Руси кушать! Как увидят что-нибудь вкусное – сразу блевать тянутся. А греки – мешают. Эти иноземцы... они почему-то хотят, чтобы на Руси люди имели право есть. Хотя бы – право.

Это – из древнейших примеров "тлетворного влияния Запада". Хотя здесь конкретно – Юга.

Преемник Нестора, епископ Леонтий, совсем обнаглел, морда константинопольская – не хотел разрешать поста ни для каких праздников.

– Нельзя, – грит, – в светел день за пустым столом сидеть, корочку чёрствую понюхивать, водицу ключевую похлёбывать.

От чего и явилась "ересь леонтинианская".

Тут в Ростове снова нарисовался Федя и так вломил этому Леонтию, что бедняга побежал аж до Дуная. "Нехрен нашим сказывать, что им жрать дозволено! Пшёл, бл..., в свою бл...скую Грецию!".

Два "психа бешеных" – князь и поп – нашли друг друга и возлюбили. Как соратники, а не как вы подумали. Душевная привязанность Андрея к Феодору отмечается и летописцами.

Окружённый боярами отца, всеми осмеиваемый и всех подозревающих, умница, герой, храбрец, дезертир и церковный вор, Боголюбский нашёл единомышленника. Или – подельника? На пару они повели (или – потащили?) Русь Залесскую – к светлому будущему. "Путь свой освещая деревнями".

Но они не самовластны. Над Андреем – Великий Князь Киевский, который пальчиком грозит. И Андрею приходится договариваться с Ростиком. Над Федей – митрополит Киевский. А Федя ни с кем договариваться не хочет – на нём же "благодать почиёт"!

И тогда эта "сладкая парочка" святорусских отморозков решила реализовать давнюю мечту Долгорукого.

Не, не основание Москвы – это так, мелочь мелкая! Долгорукий основал с десяток городов – не интересно. А вот вторую православную церковь на "Святой Руси"...

Ну душно этой парочке! Тесно, не развернуться, законы мешают!

Два Залесских прогрессора решили вполне по-нашенски:

– А фигли нам? "Благодать" греки разливают? Купим-заплатим! Пущай и нам нальют.

Андрей, всё-таки, надеялся как-то договориться с Ростиком.

Тут как раз произошёл очередной приступ возни вокруг Климента Смолятича и митрополичьей шапки. Боголюбский пошёл в Киев договариваться, вставить свои "пять копеек". Типа: а возьмите Федю в митрополиты.

Этот его поход с мачехой (второй женой отца – Долгорукого) и малолетними братьями Михаилом и Всеволодом – я наблюдал. Даже принял кое-какое участие. В гречанке. Мда...

Скандал был громкий. Не только из-за внезапно обнаружившейся беременности княгини-вдовы, но и из-за провала планов Боголюбского.

Ростик на Федю посмотрел, хмыкнул и... заговорил о набегах половцев и разорениях от поганых. Для Боголюбского, который сам наполовину кыпчак, у которого половина свиты – из "жёлтого народа"...

Андрей, как ему свойственно, взбесился. Вышиб с Руси в Царьград мачеху – сестру императора с её сыновьями-"гречниками". Не только младших, которых я видел, но и старших. Один из которых до этого спокойно сидел князем в Поросье и ни сном, ни духом...

Вот таким пожеланиям Ростик с радостью идёт навстречу: на такое важное место – на Рось, которая Киев от Степи прикрывает, где сидят "чёрные клобуки" – треть киевской власти (две другие: "жители киевские да дружина княжеская"), лучше кого-нибудь из своих поставить.

– Вышибает? Он – в своём праве, в семье – главный. Мешать не будем.

"Гречников" в Византии приняли неплохо, старшему дали владение в Болгарии.

Андрей психанул немелко: ещё и племянников, таких же мальчишек совсем, сыновей самого старшего брата Ростислава (Торца), уже давно покойного – туда же, в Царьград, загнал. А Феде дал людей, товаров и отправил к патриарху – искать правду.

Правда, по мнению обоих, состояла в создании на Руси второй метрополии, Владимирской.

Андрей страстно строил «свой город» – Владимир-на-Клязьме. Вполне осознанно воспроизводя, по названиям и великолепию, «святые места» других столиц.

"Золотые ворота" во Владимире... В Киеве, в Константинополе, в Иерусалиме... Через них вошёл в Иерусалим Иисус.

Сказано у Иезекииля:

«И сказал Господь: ворота эти будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими. Ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены».

Говорят – через них снова войдёт мессия. Поэтому в Иерусалиме эти ворота заложены со времён Сулеймана Великолепного. И кладка регулярно обновляется: всегда есть риск, что какой-нибудь придурок с взрывчаткой вздумает воспрепятствовать пророчеству.

Нет ворот – некуда входить – мессия не придёт. "И что было – то и будет. И нет ничего нового под луной".

Это у них там. На "Святой Руси" подход прямо противоположный – "Золотые ворота" строят регулярно и держат открытыми.

"Приходите, дяденька. Повеселимся".

С появлением мессии наступит "конец света". А вся эта... лабуда – закончится. Насчёт русской эсхатологии я уже...

Федя явился к Патриарху, размахивая связками соболей, и потребовал митрополичьей шапки и дольку «благодати».

"Русская тема" для греков – весьма болезненна. "Русский раскол", вроде бы, заканчивался. Но не вполне так, как хотели патриарх с императором. В прошлом, 1163 году, в Киеве умер очередной митрополит. Тоже Федор, миривший русских князей под Вщижом.

Редкий случай: греки прислали нормального внятного мужика. О нём я уже вспоминал. Но – помер.

Ростик, согласно утверждённым договорённостям, провёл Собор – собрал епископов для избрания нового митрополита. Русские сами избирают митрополита – это одно из главных условий прекращения раскола.

Второе – подтверждение законности действий Климента Смолятича. Особенно – в части рукоположения. Тысячи попов и дьяконов на Руси могут вздохнуть свободно и легально продолжать окормление паствы.

Теперь посол должен съездить в Царьград, и на избранника произойдёт "рукоположение". Такое... дистанционное. Но...

Карамзин пишет:

«Великий Князь, отдавая наконец справедливость достоинствам изгнанного Святителя, Климента, желал возвратить ему сан Архипастыря нашей Церкви и для того послал Вельможу, Юрия Тусемковича, в Грецию; но сей Боярин встретил в Ольше нового Митрополита, Иоанна, поставленного в Константинополе без согласия Великокняжеского. Ростислав был весьма недоволен; однако ж, смягченный дружеским письмом Мануила и дарами, состоявшими в бархатах и тканях драгоценных, принял Греческого Святителя, с условием, чтобы впредь Император и Патриарх не избирали Митрополитов России без воли ее государей».

Разведка греков оперативно донесла («узнали стороной») о смерти предыдущего митрополита, а бюрократия – редкий случай – немедленно провернулась. Видать, конторских сильно шпыняли по этой теме.

Из Константинополя прислали, вместе с митрополитом, посла с богатыми дарами, который именем императора (только патриарха – уже недостаточно) умолял нашего князя принять благословение от святой Софии Константинопольской, т.е. посланного оттуда митрополита.

Ростик отвечал (без смягчений от монархиста и "миролюба" Карамзина):

«В настоящий раз ради чести и любви царской приму, но если вперед без нашего ведома и соизволения патриарх поставит на Русь митрополита, то не только не примем его, а постановим за неизменное правило избирать и ставить митрополита епископам русским, с повеления великого князя».

Самая первая реакция Ростика, в форме нормального национального пожелания дальнего пути с указанием интимной точки прибытия – в летописи не попала.

Так кончились (в 1164 г.) долговременные смуты в русской митрополии, начавшиеся избранием и возведением на митрополичий престол Климента Смолятича.

Согласие Ростика на принятие митрополита "от греков" обеспечивалось не только "пряником": богатыми дарами и "любовью царской", но и "кнутом": наличием Феди Ростовского.

Федя устроил у греков "мордобой с отягчающими". Заставил Патриарха и Императора, бывших в тот момент в Болгарии, провести богословский "разбор полётов" по теме "пост в середу и в пяток", размахивая "итоговым коммюнике" поймал своего Ростовского противника – Леонтия, и утопил в Дунае.

Засим потребовал себе митрополичью шапку.

Оцените душевные муки Луки Хрисоверга – Константинопольского Патриарха:

– Псих же! Куда такого?!

"Разве что послом в Тунис. А куда его ещё?". Но...

В Киеве Ростик всё сильнее привечает Климента, "схизматика". Игумен Поликарп, с которым князь еженедельно вкушает трапезу, промывает государю мозги по теме: "А на хрена нам греки?". И государь... – склоняет благосклонный слух свой к речам досточтимого настоятеля. Всё едва держится. Дать Феде митру – Ростик пошлёт матерно, выгонит митрополита-грека и поставит своего. Не дать Феде митру – Ростик потерпит пока этот грек помрёт, но следующего митрополита ("В настоящий раз приму, но если вперед...") поставит сам, и Русь уйдёт из-под власти патриархата.

"Да" и "нет" не говорить, чёрно-белого не брать... Что желаете купить?" – старинная русская игра на сообразительность. В Византии в неё тоже играют.

Патриарх велел прочитать послания Боголюбского, привезённые Федей, на Соборе в Константинополе. После заседаний и совещаний написал ответное послание к нашему князю, восхвалял его и благодарил за ревность по вере и благочестии, за построение церквей и монастырей, за десятину, которую определил он соборной церкви владимирской.

«Но... Божественные правила святых апостолов и святых отцов повелевают сохранять целыми и неприкосновенными пределы как епископий, так и митрополий...».

И тыр с пыром, и протчая, и протчая, с превеликим уважением и уверениями в сердечной дружбе и неизменной благосклонности...

Тогда Феодор начал умолять, чтобы патриарх поставил его хоть епископом в Ростов. Патриарх уступил. Или – сыграл? На особенностях психики конкретного собеседника?

Теперь, если Ростик дёрнется в сторону автокефальности Русской церкви – опа! – у нас вторая Русская церковь есть. Правильная, с благодатью. От самого Иоанна Крестителя!

Я уже рассказывал про схему рОзлива "божьей благодати" в православии.

Новопоставленный епископ, не заезжая в Киев за благословением митрополита, прибыл прямо в Ростов и сел на епископской кафедре.

"Новая метла – по новому метёт" – русская народная мудрость. Но кто видел как метёт "старая метла", дорвавшаяся, наконец, до власти и взбесившийся по-новому?

Ещё в прошлом году Кастуся из Московской Литвы потащили на его "историческую родину" – делать из ребёнка законченного перуниста, приговаривая: "Федя вернётся – такое начнётся!". Здешние жители знали этого человека, предвидели. Боялись заранее. И были правы.

Для начала Федя сжёг пол-Ростова.

Как там про крещение Новгорода: "Добрыня крестил мечом, а Путята огнём"?

Добрыни у Феди не было. Поэтому просто сожгли Чудской конец. Ещё выжгли остров напротив города. Потом принялись за деревни в округе. Выбор у людей простой: или – крестись, или – проваливай.

Это "проваливай" – и было первоначально записано в "Русской Правде" под именем высшей меры – "поток и разграбление". Человек с семейством изгоняется из общины, лишается полностью имущества, прав, защиты закона... Изверг. Дальнейшая жизнь... при тотальной распространённости родоплеменной ксенофобии... недалеко и недолго.

Местные язычники... русской "вышки" в Федином исполнении – испугались. Многие – побежали. Целиком – целыми "мирами".

Похоже, что эскапада эмира Булгара Ибрагима на Окской Стрелке – следствие вспышки Фединого энтузиазма.

Сорванные с места местные меря побежали теми же путями, которыми полтора века назад соплеменники их предков уходили от Авраамия Ростовского. К родственникам – горной мари, которых называют черемисами. Плакались там о приступе христовой проповеди и привирали про неустроенность русской земли. Вот эмир и возбудился. Отвоёвывать своё, исконно-посконное.

Когда-то на Стрелке стоял хазарский пост. Потом была булгарская крепостица. Наши сожгли её лет сто назад. Булгары в отместку сожгли Муром. Вроде – все квиты. Но вот, велесовы язычники бегут к мусульманскому эмиру, тот вспоминает о давних обидах и объявляет джихад христианам.

Река – система сообщающихся сосудов. Не только для воды, но и для народов, населяющих её берега.

***

Глава 311