Текст книги "Ролевик: Хоккеист / "Лёд""

Автор книги: В. Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Мы проиграли Нью-Джерси, – сказал Патрик. – Это было… неожиданно.

– П-почему?

– Инферноз – слабая команда. Очень слабая. Мы должны были справиться с ней легко. Не справились.

Дженни задумалась, видимо решая, что ответить, но так ничего и не придумала. Они оба какое-то время молчали. Патрик подумал, что ему совсем нечего рассказать о прошедших днях. Все, что с ним случилось – это игра, магазин и та женщина в черном, Жаклин. Перед тем как войти в палату, он считал, что последние дни были богатыми на события.

– П-парень из восьмой палаты сп-п-прашивал о т-тебе, – сказала вдруг Джен. – Говорил так, будто ты з-звезда.

– А ты совсем ничего не помнишь? – вдруг поменял тему Патрик. – Я хочу сказать до того момента, когда оказалась в Детройте.

Джен задумчиво посмотрела на него и отрицательно покачала головой.

– Нет. Иногда м-мне кажется, что раньше м-меня н-н-не было. Вообще. Эта рука, швы. Меня детройтские б-бомжи звали "Н-невеста Франкенштейна". Я п-потом узнала, это старое к-к-кино, про женщину, которую сделали из т-т-трупов…

– Ты на нее совсем не похожа, – Патрик видел это кино. Оно, как и еще несколько частей истории о рукотворном монстре, входило в программу реабилитации. Рекрутам давали понять кто они есть и чем могут кончиться их попытки вести нормальную жизнь. Дженни удивленно подняла на него взгляд.

– Не п-п-похожа?

– У нее волосы дыбом торчали, и одна прядь была седая. А руки были бинтами замотаны.

– А она, – девочка отвернулась, бессмысленно водя ручкой по тетрадному листу, – Она б-была красивая?

Патрик пожал плечами:

– Не знаю. У нее глаза были выпучены все время, и смотрела она в одну точку, как слепая. И двигалась, как деревянная.

– А лицо?

– Что "лицо"?

– Ну, лицо у н-нее красивое было? Со швами и все т-т-такое….

Патрик задумался. Этот вопрос сильно волновал Дженни. Она словно примеряла на себя образ монстра из черно-белого кино. Это понимание пришло внезапно, само собой – вспышка из другой, закрытой части сознания. Дженни хочет понять – может ли она быть красивой со всеми этими стежками, швами, скобами…

– Это была актриса, Дженни, – сказал он осторожно. – У нее это все было не настоящее. По-моему в этом дурацком гриме она выглядела глупо.

Девочка замолчала. Руа положил ладонь на ее плечао. Дженни вздрогнула, отодвинулась. Патрику стало стыдно, словно, он сделал что-то вызывающее, неприличное.

– Ты гораздо красивее ее, – сказал он запнувшись. – Потому что ты настоящая. И никакие швы этого не испортят.

Дженни вздохнула.

– Ты торопишься? – спросила она. Руа покачал головой:

– Нужно быть в лагере не позже одиннадцати. А что?

– Не уходи. Т-тут ужасно тоскливо.

– Хорошо, – кивнул Патрик. Джен снова уставилась в тетрадку, иногда косо на него поглядывая. Руа скосил взгляд, рассматривая ее рисунки. Джен рисвала цветы – сложную вязь из всяких завитушек, плавных линий, эллипсов, с небольшими заострениями. Выходило у нее неплохо.

– Дженни, можно тебя спросить? – начал он. Девочка мотнула головой.

– См-мотря о чем.

– Ты совсем не помнишь, кто ты… Но ты умеешь рисовать, знаешь как держать ручку, вообще много чего умеешь. Ты этому научилась заново или уже умела?

Дженни задумалась. Кажется, раньше она себе этого вопроса не задавала.

– Я… умела н-н-наверное. Я н-не училась, точно. Ч-читать и писать тоже.

– Значит, раньше научилась, – спокойно резюмировал Руа. – Значит, не все забыла. Это неплохо. Это хорошо.

– А остальное? – Джен отложила ручку и повернулась к нему. – Остальное я см-могу вспомнить?

– Не знаю, – Патрику кажется, что лучше сейчас ответить по-другому, но он не может. Странным образом выходит, что ответа три: "Да" – хочет услышать Дженни. "Нет" – ответ, который уже слышал Патрик. Получается, "Не знаю" – самый честный из всех.

Страшно услышать от медика-худдуиста, что часть твоей души уничтожена вместе с телом, и что она никогда уже не вернется к тебе. Страшно понимать, что всегда будет так как сейчас – пусто и темно внутри. Но потом страх проходит. Его заменяет привычка. Человек привыкает жить без руки, без ноги. Без души.

Куда страшнее верить, что пустота уйдет. Верить и каждый день ждать проблеска, ловить намеки. И разочаровываться. Каждый чертов день.

Патрик замер, словно парализованный. Эта мысль, никогда раньше не посещавшая его, вдруг со всей отчетливостью проступила в сознании.

Пустота. Каждый чертов день.

– Эй! – Джен осторожно толкнула его. – С т-тобой все в порядке?

Руа мотнул головой. Это не был ответ. Просто он хотел прогнать то оцепенение, которое вдруг охватило его. – Все хорошо, Дженнифер. Я просто устал сегодня.

Часть вторая
Things bad begun make strong themselves by ill

Глава VII
The Hunt

Февраль, 28-е, 15.02

Страшный, тяжелый удар опрокидывает Патрика на землю. В глазах на мгновение темнеет – он не ощущает своего падения, в себя приходит уже лежа. Джастифай, поднимает ногу, метит огромной ступней в лицо. Руа закрывает голову руками. Страшный удар отзывается болью в костях – до самого плеча. Он поднимается на локтях, пытается отползти назад, но негр преследует его, добавляя удар за ударом.

– Вот! Что! Бывает! – каждое слово он сопровождает пинком: по ногам, по животу, по ребрам. – Когда! Со мной! Начинают! Дурить!

Патрик упирается плечами в щербатую, холодную стену. Отступать больше некуда. Тупик. Узкий проулок, щедро засыпанный мусором вперемешку с серо-рыжим снегом, нависает над ним, угрюмый и безучастный. На лице Джастифая – торжествующий оскал.

– Думал, я с тобой в игры играю? Думал, что ты – чертова звезда и тебя тронуть нельзя?! Подумай еще!

Руа сейчас думать не может. Боль целиком заполонила сознание, боль, густо замешанная на страхе. Бежать некуда. Разъяренный негр сейчас забьет его до смерти – просто потому, что может, потому что считает, что легко отыщет Дженни. В самом деле – куда мог спрятать ее обычный рекрут, у которого даже собственного жилья нет? Нет жилья, нет друзей, нет родственников.

Джастифай наклоняется, огромные лапищи сгребают Руа за одежду, рывком поднимают вверх. Ростом отнюдь не карлик, он едва касается ногами земли.

– Ты проклятый уродец! Убогий кадавр! – негр встряхивает его, как тряпку. – Говори, где она!

– Скажу, – хрипит Патрик, – скажу, отпусти.

Хватка слегка ослабевает, воздух врывается в горящие огнем легкие. Все еще больно. Все еще страшно. Все еще нет спасения.

– И ты мне скажи, – сипит Руа, пытаясь перевести дух, – Скажи, зачем она тебе? Какой в этом смысл?

Джастифай с размаху прикладывает Руа затылком о стену. В глазах снова темнеет. Одной рукой негр перехватывает его за горло, другой дважды бьет в живот. Патрик беспомощно хрипит.

– Где она? – Джастифай сейчас похож на гориллу – выпяченные челюсти, крупные зубы оскалены, глаза под тяжелыми бровями горят злым, животным огнем. Руа замечает странно вздутые вены под кожей на шее и скулах – толстые, ровные. Словно тонкие резиновые трубки. Под скулами, от ушей идет грубый шрам шва, между ключицами мутно поблескивает имплант, похожий на никелированного паука с глазом-лампой в центре. Патрик смотрит на нее как загипнотизированный. Обереги вживленные в кость, уже проснулись, духи, связанные с ними уже вытягивают черные нитки боли, другие заботливо восстанавливают поврежденную плоть. Этого пока недостаточно. Нужна травма более серьезная – перелом, разрыв сухожилия, внутреннее кровотечение… и тогда…

Огромные руки снова сгребают Руа за ворот куртки, страшным рывком, словно гидравлические поршни, бросают его в сторону, вбивая в боковую стену. В ушах звенит, перед глазами пляшут искры, оставляя за собой темные хвосты.

– Я буду отрывать от тебя кусок за куском, – хрипло ворчит Джастифай. – Голыми руками, чувствуя как рвутся мышцы и ломаются кости, как по коже сочится твоя теплая кровь. Не знаю, могут ли такие как ты испытывать страх, но уверен, что боль вы испытываете. Я сделаю тебе очень больно, хоккеист. Так, как тебе никогда еще не было.

– Сомневаюсь, – бормочет Патрик. Разбитые, опухшие губы почти не слушаются. Нужен удар посерьезнее.

Джастифай вдруг разжимает руки, одновременно делая шаг назад. Прежде чем Руа успевает упасть, негр прямым ударом ноги бьет ему в грудь. От удара воздух со свистом вылетает из легких, на секунду опережая вспышку острой боли. Он чувствует, как вминается внутрь грудная клетка, трещат ребра. Просил – получи.

Рискованный шаг. Шаг, который может стоить карьеры. Но шаг неизбежный. Или так, или придется отдать им Дженни.

* * *

Февраль, 27-е, 18.00

Грегор, клубный худду-скульптор, задумчиво чешет подбородок, заросший косматой, клочковатой растительностью. Вообще-то, настоящее имя Грегора – Джагуа, и он – потомок эмигрантов из Нигерии, точнее из самопровозглашенной республики Биафра, лет десять назад созданной народом игбо и уничтоженной официальными нигерийскими властями. Сам Грегор предпочитает не распространяться об этом, но клуб – сообщество тесное и тайны здесь не приветствуются, так что общие факты его прошлого известны даже рекрутам, которых он оперирует.

Низкорослый, болезненно худой, Грегор повадками и жестами напоминает огромного паука. Кажется, ему было бы удобнее передвигаться на четвереньках. Он предпочитает свободную одежду, скрывающую фигуру и ходит всегда сгорбленный, словно глубокий старик. Рекруты знают почему – в плечи скульптора вживлена дополнительная одна пара рук, меньших по размеру, больше похожих на руки подростка. Их он использует только в работе, в остальное время они прикреплены широкими бандажами к "основной" паре.

– Думаю, нам понадобится вскрыть десятый и одиннадцатый позвонки, – наконец заявляет он, критически оглядывая Руа. Патрик, раздетый догола, лицом вниз лежит на операционном столе. – Знаешь, я никогда раньше не ставил эти амулеты на вратарей. Обычно они идут форвардам…

– А есть разница? – интересуется Патрик. Грег недовольно фыркает:

– Идиотский вопрос. Конечно есть! Вы так напичканы оберегами, ловушками духов, резонаторами и усилителями, что надо постоянно учитывать, как одни будут уживаться с другими. Духи неживой материи терпеть не могут духов энтропии, а духи животных не придут к телу, охраняемому духами воды и огня. И это самые очевидные примеры. Наборы имплантатов разрабатывают только старшие колдуны, и то на основе указаний официалов. Внесение модификаций в набор – это высший пилотаж в худду-скульптуре. Меня могут уволить за самоуправство.

– Мы с тобой уже говорили об этом.

– Да, говорили. Только от этого мне еще больше не по себе. Ты знаешь, что рекрут вообще не должен…

– Знаю, Грег.

Скульптор недовольно морщится. Лицо его, густо покрытое ритуальной краской, потеет, несмотря на то, что в комнате довольно холодно. Он рискует, и сильно рискует, но куш слишком соблазнителен, а вероятность срабатывания – не так уж высока. Защита нижнего уровня – мощное, но редко используемое колдовство. Время сейчас подходящее – старую партию амулетов пора списывать по сроку хранения. Ни один из них не был использован и их надлежит уничтожить. Если все сложится удачно, никто не заметит, что в общей куче, отправленной "в утиль" не будет хватать одного предмета. Во всяком случае, за скромную плату утилизаторы закрывают глаза на такие мелочи. Это их заработок и заработок худду-скульпторов. Таких как Грегор.

– Ладно, – наконец вздыхает он. – Сделаю. Но ты же помнишь, что жить амулету осталось всего пару недель?

Глупый вопрос, на который Патрик не отвечает.

– Готовься, – скульптор натягивает на руки резиновые перчатки с широкими крагами. – Сейчас будет больно.

Инструменты на подвижном столике мерцают полированным хромом. Их холодный блеск выглядит зловещим.

Боль от первого надреза кажется холодной и тонкой, словно к спине приложили узкую полоску льда. Обереги беспокойно шевелятся, но духи, привязанные к ним, пока бездействуют. Грегор включает портативный магнитофон. Слышится механический щелчок, за которым следует мерное гудение моторчиков, вращающих бобины. Из небольшого динамика раздается потрескивающий, монотонный голос, читающий заклятие на незнакомом клацающе-цокающем языке. Оператор берет с подноса тонкую кисть и макает ее в банку с буро-красной краской. Затем, несколькими уверенными движениями наносит рядом с надрезом охранные символы. Патрик чувствует, как немеет спина – следующий надрез уже ощущается приглушенно.

Боль приходит с третьим разрезом, когда Грегор добирается до кости. По хребту пробегает мелкая дрожь, охранные амулеты беспокойно вибрируют, нагреваются. Руа почти чувствует, как месту разреза устремляются духи.

– Мне пришлось оградить место операции, – словно сквозь вату доносится голос Грегора. – Иначе твои обереги не дали бы мне сделать все как положено. Терпи.

Патрик не знает, вытерпел ли он. В какой-то момент сознание словно отделяется от тела, прерывая с ним всякую связь. Оно становится словно пилотом в кокпите сложной машины – данные о состоянии поступают, но прямой связи нет. Ритмичный поток заклятия обволакивает его как кокон, замедляя течение мыслей и разрывая их на бессвязные обрывки. Жаклин, как всегда в черном, в кружевных перчатках, с жестко зафиксированной лаком прической. Дженни, с широко раскрытыми глазами, испуганно-недоверчивым выражением на лице. Нилан, напряженный, прищурившийся подозрительно. Парень лет шестнадцати с татуировкой-оберегом на щеке, заглядывающий в полуоткрытую дверь палаты.

Теперь все, что можно было сделать – сделано. Осталось только выяснить, достаточно ли этого.

* * *

Февраль, 28-е, 15.08

Имплантированный в двенадцатый позвонок титановый оберег наконец оживает. Поток энергии волной расходится от него по всему телу, в мгновения достигая мельчайших нервных окончаний на самой периферии. Одно из мощнейших разрешенный спортивных усилений, бывшая военная разработка, впрочем, не принятая на вооружение. Не из-за низкой эффективности, нет. Из-за высокого износа носителя.

Патрик перехватывает следующий удар Джастифая – чувство такое, будто принял удар кувалды. Но боли уже нет, адреналин захлестывает его, а тело полностью контролируется особым, доселе запертым в имплантате духом. Он ускоряет реакции, позволяет действовать на опережение, верно и быстро оценивает ситуацию. Патрик бьет негра лбом в переносицу, на мгновение оглушая, отпихивает от себя, наклоняется, подхватывая с земли обломок стального прута. Прежде чем он распрямляется, Джастифай бьет сверху вниз, сцепленными в замок руками между лопаток. Патрик падает, отвечает ударом по ногам. Нет ни боли, ни дезориентации – дух делает свое дело. Этот имплантат ставят некоторым форвардам-тафгаям, особенно тем, кто охотится на снайперов противника или наоборот, защищает своих. Даже получив серьезную травму, тафгай с этим амулетом остается на ногах и продолжает бой – еще минут пять или около того. Достаточно, чтобы достать противника.

Удар заставляет Джастифая отойти, Патрик поднимается на корточки, из этой позы прыгнув вперед и вверх, тараня великана и стараясь достать прутом до лица. Негр отводит руку Руа, но таран не выдерживает, завалившись на спину. Патрик оказывается сверху, тут же пытается достать врага кулаками, но Джастифай хорошо защищается. Он отталкивает Руа, пытается встать, закрывается рукой от удара прута, садится, снова получает прутом по руке. Ржавое железо разрывает одежду, добираясь до плоти, но звук удара вдруг становится металлическим. Руа таранит Джастифая плечом, снова повалив на землю и проскочив к выходу из тупика. Теперь надо выбежать на улицу. Там могут быть подручные негра, но может быть и патруль.

Джастифай переворачивается и, вытянув огромную руку, хватает Патрика за лодыжку. От резкого рывка тот падает, выгибается, бьет по руке прутом. Удар срывает кожу – сухую и тонкую, обнажая под ней тускло поблескивающую сталь. Джастифай поднимается на четвереньки, отбивает рукой очередной удар.

– Что, – хрипит он, оскаливаясь, – не вышло, звезда хоккея? Не вышло…

Он рывком подтягивает Патрика к себе, перехватывает руку с прутом. Патрик чувствует, как трещит запястье, пальцы разжимаются сами собой.

– А ты молодец, – негр наваливается на него, всем телом прижимая к земле. – Не сдаешься. Ну что, есть еще сюрпризы?

Со стороны улицы раздаются два глухих хлопка. Джастифай напрягается, поднимает голову. Лицо его перекашивается не то от злости, не то от удивления – всего на секунду. Потом раздается третий хлопок и между бровей у него появляется темное круглое пятно не больше пальца в диаметре. Негр замирает, затем конвульсивно вздрагивает и валится на Патрика. Через пару секунд, что-то поднимает его и сбрасывает в сторону.

Обессиленный дух-охранник уползает назад в свою титановую тюрьму. В голове поднимается шум, перед глазами плывут багровые круги, во рту внезапно становится сухо. Руа пытается разглядеть стоящего над ним, но детали ускользают. Неизвестный мужчина наклоняется и осторожно хлопает его ладонью по плечу. Губы его беззвучно шевелятся, наверное, говоря что-то успокаивающее.

* * *

Март, 1-е, 8.30

С трудом Патрик открыл глаза. Больничную палату он узнал сразу – они все в спортивном госпитале выглядели почти одинаково. Щелкнула дверная ручка, палату вошла Амели. Значит, действительно госпиталь. Осталось только выяснить, как он здесь оказался.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила медсестра, склоняясь над ним. Патрик прислушался к себе: боли нет, вместо нее какая-то опустошенность, слабость.

– Нормально, – ответил он. – Думал, будет хуже. Как я сюда попал?

– Тебя привезла неотложка, – Амели проверила висящие над кроватью обереги и сунула в рот Патрику термометр. – Говорят, тебя нашли прямо на улице, избитого до полусмерти. Во что ты ввязался?

– Не знаю, – почти честно признался Руа. Амели нахмурилась.

– Ребята из неотложки сказали, что местные рассказали им о какой-то уличной драке. Надеюсь, ты просто нарвался на шпану, а не влез в какую-нибудь политику.

– Не знаю, – повторил Патрик.

– А где Дженни? – спросила медсестра. На уже закончила с делами, но уходить не торопилась.

– Я смог найти для нее… место, – с запинкой ответил Руа.

– Надеюсь, это все с тобой не из-за нее случилось? – Амели не отрываясь, смотрела на Патрика, видимо, пытаясь разобраться, врет он или нет.

– Нет, ее со мной не было, – снова честно признался Руа. Медсестра покачала головой:

– Знаешь, "не было" и "не при чем" – это очень разные вещи.

Патрик ожидал, что за этим последует новый вопрос, но Амели ничего больше не стала говорить – просто вышла из палаты. Он слышал удаляющийся звук ее шагов. Руа лежал неподвижно, стараясь разобраться в собственном состоянии. Ничего не болело, хотя грудь была забинтована. Подняв руку к глазам, Патрик убедился, что кисть и предплечье в нескольких местах заклеены пластырем. Потрогал лицо: заклеена щека, нос, на лбу повязка. Осторожно коснулся груди – пальцы нащупали плотный бандаж. Это, по крайней мере, объясняло сдавленность дыхания. Руа прикрыл глаза, пытаясь воссоздать последние минуты боя с Джастифаем. Он уже не был так уверен в реальности незнакомца с пистолетом. В любом случае, стоило ожидать визитов энфорсера и тренера. Для них нужно составить убедительную версию случившегося.

В дверь кто-то постучал, затем, не дожидаясь ответа, вошел. Патрик открыл глаза. У кровати стоял незнакомый мужчина в сером свитере крупной вязки с высоким горлом, наподобие тех, что носят моряки. Под стать было и лицо, заросшее чем-то средним между бородой и щетиной, с крупными, рельефными чертами. Глаза сидели глубоко, почти неразличимые в тени надбровных дуг. Гость улыбнулся, продемонстрировав два ряда крепких, но бурых от табака зубов и протянул руку для пожатия. Руа, не задумываясь, ответил. Ладонь у незнакомца была твердая, с шероховатой, мозолистой кожей.

– Рад, что ты в порядке, приятель, – произносит он слегка хриплым голосом. Патрику он кажется смутно знакомым.

– Кто вы? – спрашивает он, решив перенапрягать память. Гость садится на табурет рядом с кроватью, закидывает ногу за ногу.

– Адам Деккер, – он закидывает ногу на ногу и сцепляет руки на колене. – Это я помог тебе вчера.

Теперь Руа вспоминает. Действительно, это его лицо он видел перед тем как отключиться. Парень, который выстрелил в Джастифая.

– Хорошо, что успел вовремя, – заявляет Деккер. – Еще бы чуть-чуть…

– Что вам надо? – перебивает Патрик. Явно, этот Адам человек не простой и помог он не из чувства сострадания.

– Много чего, – ни на секунду не запнувшись отвечает Деккер. – Пристрелить того верзилу-негра – уже сделано. Защитить тебя – ну, тут процесс еще идет.

– Зачем вам меня защищать? – Патрик чувствует неприятный холодок в груди. Этот с виду простодушный малый заставляет его обереги тревожно дрожать.

– Затем, что я не особенно дружу с теми людьми, на кого работал этот негр, – Адам снова улыбнулся, широко и зубасто. – У нас конфликт интересов.

– Это ваш конфликт и я в нем не участвую, – произнес Патрик твердо. Впрочем, сам понимая, что слова эти имеют не много смысла. Подтверждая это, Адам рассмеялся – коротко и беззвучно.

– А это все равно. Участвуешь без согласия – как все мы.

– Кто вы такой? – повторил вопрос Патрик. Деккер снова оскаблился.

– Я уже сказал.

– Хорошо, – Руа решил зайти с другой стороны. – На кого работал Джастифай?

– Тот дохлый верзила? – переспросил Деккер. – На американскую военно-политическую организацию "Технократический союз". Слышал о такой?

– Нет.

– Не удивительно. Парни неплохо прячутся.

– Зачем им Дженни?

На этот раз Деккер ответил не сразу и Патрик пожалел, что так легко проговорился.

– Не знаю – потому что не знаю, кто такая Дженни. Если это конечно не твоя подпольная кличка. А, приятель?

– Но вы же знаете, зачем Джастифай охотился за мной?

– Понятия не имею, – простодушно пожал плечами Деккер. Руа задумался: "Что если матрос просто играет с ним? Притворяется, что ничего не знает, чтобы выудить нужные сведения?"

– Вот что, приятель, – Адам наклонился к Патрику и стал говорить тише. – Я пришел сюда, чтобы помочь тебе откреститься от энфорсеров. Расскажешь, что на тебя напали уличные хулиганы, что говорили на английском, без акцента. Когда начали тебя бить, появились другие, эти уже по-французски говорили. Ты был уже на земле, когда началась пальба, кто стрелял – не видел, лиц ничьих не запомнил. Даже того негра. Про него спросить не должны, но на всякий случай – не видел, не знаю. Понял?

– Хотите свалить все на FLQ? – поинтересовался Патрик. Деккер снова улыбнулся – в этот раз не разжимая губ.

– Свалить? Плохое слово. Там везде их граффити. Совсем свежие.

– А если бокор спросит местных духов?

– Они подтвердят, – кивнул Адам. – Духи вообще много чего подтвердить могут. От того им и веры нет. Особенно, когда нет веры бокорам, которые с духами разговаривают.

Патрик непроизвольно кивнул. Многие колдуны-официалы были выходцами из Луизианы, штата, в котором французские корни были так же сильны, как и в Квебеке. Сейчас, когда национальное движение в провинции набирало силу, и все активнее действовал Фронт Освобождения Квебека, бокорам-франкофонам доверяли все меньше.

– Ладно, – Деккер поднялся со своего места и снова протянул руку для пожатия, – пойду я. Береги себя приятель. Еще увидимся.

Патрик устало прикрыл глаза. Появление еще одной фигуры в этой и без того запутанной партии, не добавляло ему спокойствия и уверенности. Больше всего беспокоило то, что Деккер так и не высказал своего интереса в этом деле. А интерес был, и, судя по всему, не праздный.

Энфорсер появился спустя полчаса после того как ушел Деккер. Это был крупный мужчина с темными, вьющимися волосам, крючковатым носом и топорщащимися черными усами. Черная форма, расцвеченная рыжей медью пуговиц и застежек, сидела на нем как влитая, а темные перчатки казались второй кожей.

– Жульен Риде, отдел уголовных расследований. Как вы себя чувствуете, месье Руа? – по-французски обратился он. – Я видел вашу последнюю игру. Неплохо.

– Мы проиграли, – возразил Патрик. Энфорсер сморщил лоб.

– Разве? А, ну да. Но играли весьма недурно, я вам скажу. Очень зрелищно.

– Спасибо, – не стал спорить Патрик. – Чем могу вам помочь?

– Хочу записать ваши показания по этому делу, – энфорсер достал из поясной сумки блокнот и карандаш, раскрыл блокнот на чистой странице и тщательно наслюнявил карандаш. – Очень неприятная ситуация. Застрелили человека – прямо на улице. Две пули в грудь, умер на месте. Среди бела дня.

– Я слышал выстрелы, – сказал Патрик. – Но не видел, как стреляли.

– Где вы были в этот момент? – тут же взялся за дело Риде.

– Лежал на земле лицом вниз.

– Как далеко от места стрельбы?

– Не знаю. Я в тот момент плохо соображал. Наверное, близко. Я не могу сказать точно.

– Я понимаю. А вы можете припомнить, сколько человек на вас нападало?

Патрик задумался. Этот вопрос Деккер не упомянул, значит, есть смысл сказать правду.

– Один. Второй остался сторожить. Потом были выстрелы, а потом я потерял сознание.

– Можете описать того, кто напал на вас?

Патрик снова задумался. Он точно видел, что Джастифай получил пулю между глаз. И Деккер об этом говорил. А еще говорил, что о Джастифае спрашивать не будут. Знал, что труп не найдут? Сам спрятал его или вмешался кто-то еще – союзник Джастифая или кто-то третий? Вопросов было много, а ответов не было совсем.

– Я не успел разглядеть его. Все случилось слишком быстро.

Риде кивнул, сделав пометку в своем блокноте.

– Понимаю. Может хоть что-то? Детали одежды, особые словечки? Говорил по-английски или по-французски?

– Английский. И еще он был высокий. Как я или даже выше.

– Какого сложения?

– Не знаю. Обычного. Не толстяк и не особо худой.

– Возраст можете назвать?

– Средних лет, пожалуй. Не старик, это точно.

– Во что был одет?

Энфорсер знал свое дело и, наверное, догадывался, что Патрик знает больше чем говорит. От этого начинало неприятно холодить в животе.

– Одет? Не помню. Какая-то куртка или пальто… Фетровая шляпа, самая обыкновенная. Обычно был одет, как все.

– Знаете, это очень странно, – задумчиво постучав кончиком карандаша по подбородку заявил Риде. – Дело в том, что второй убитый был, хм, не самым обычным. Одеждой он скорее походил на бродягу, бродягу явно не здешнего. Коронер считает, что убитый был американцем. Вы говорите, что один напал на вас, а второй остался сторожить?

– Да, – кивнул Патрик.

– И вы никак не запомнили того, второго?

– Нет, не запомнил.

Энфорсер снова постучал по подбородку карандашом, задумчиво глядя поверх Руа.

– Я могу предположить, что убитый американский бомж – случайная жертва. Тогда оба нападающих скрылись, и на одном из них висит убийство. Только это не очень вяжется с граффити FLQ, который они оставили после себя… Говорите, напавший на вас говорил по-английски? Может, с акцентом?

– Нет, – покачал головой Патрик, – Мне показалось, он говорил чисто.

– Чисто, как американец? – прищурился Риде.

– Не знаю. Возможно. Мне было очень больно, и я… смутно помню, как именно он говорил.

– Да, конечно-конечно, – сочувственно кивнул Риде. – Я понимаю. Просто пытаюсь докопаться до истины. Знаете, работа такая.

– Это хорошая работа, – согласился Руа. Энфорсер улыбнулся – одной половиной рта, так что получилось странное выражение, которое Патрику было непонятно.

– Работа хуже некуда, – он перевернул страницу блокнота, что-то быстро записал, вырвал лист и протянул Патрику. – Вот мой номер телефона. Вспомните что-то еще – позвоните.

– Хорошо, – кивнул Руа, забрав бумагу. Риде поднялся и направился к выходу.

– Удачи в следующей игре, – сказал он уже в дверях.

– Вряд ли я смогу играть, – ответил Патрик. Странно, только сейчас, произнеся это, он понял, что его не особенно беспокоит, сможет ли он играть или нет. Удивительно.

Дверь за энфорсером закрылась. Патрик некоторое время изучал ее, е в силах отвести взгляд и сконцентрироваться на чем-то другом. Интересно, его когда-нибудь по-настоящему волновала игра? Или он просто воспринимал ее как естественную, ключевую часть своего существования? Теперь, когда в его жизни появились более важные вещи, сможет ли он вообще о ней думать? В голове всплыли слова многократно повторенные ему во снах странным парнем с картами: Ты хоккеист – вот и играй в хоккей. Для того ты и был отправлен сюда". Сейчас он явно занимался чем-то другим.

"Может, стоило рассказать все, как говорил Деккер? – против воли мысли вернулись к последним событиям. – Я почти так и сделал. Почти. Я не рассказал о французах, и тут вышла нестыковка. Энфорсер должен был догадаться, что граффити сделаны для отвода глаз"

Фронт Освобождения Квебека был полулегальной организацией экстремистов, родившейся под прессом англоязычных канадцев, десятилетия бывших на первых ролях в провинции. Руководящие должности, официальные назначения, доминанта английского языка… Большинство франкофонов его просто не знали и от того едва ли могли рассчитывать на любую работу кроме физической. Кто-то предпочитал бороться мирными методами, но всегда находились и те, кто желал изменить ситуацию быстро и жестоко.

Радикалов из FLQ официальные власти открыто боялись, хотя действительно серьезных поводов к этому Фронт пока не давал. Впрочем, это только порождало еще больше слухов о заговорах, интригах и изощренных схемах. На Фронт охотно вешали всех собак, не официалы, так пресса. Нилан как-то говорил, что две трети преступлений, приписанных Фронту – просто уличные преступления, каких в любой другой канадской провинции не меньше, а может и больше – не говоря уже про Штаты.

Даже если так, открыто указывать на FLQ опасно. Кто знает, как воспримут ложное обвинение от "своего", франкофона, к тому же игрока "Варлокс". Главный хоккейный клуб Монреаля был своего рода знаменем, символом успеха и победы, который вдохновлял многих жителей провинции. Неосторожные слова могут быть приняты очень болезненно.

В любом случае, Дженни пока в безопасности. План сработал – пусть и не совсем так, как рассчитывал Руа. То, что Джастифай рано или поздно выйдет на госпиталь, было понятно. Похоже, Патрик опередил его всего на несколько часов – иначе, он бы не среагировал так быстро…

* * *

Февраль, 28-е, 13.00

– Эй, месье! Вы, да, вы!

Патрик удивленно обернулся на окрик. У потемневшей от сырости стены сидел на корточках паренек лет тринадцати, грязный, в одежде не по размеру, изношенной и выцветшей. Лицо, едва различимое под копной спутанных волос, все в пятнах, не то грязь, не то какая-то болезнь. На голове кепка, большая и разношенная, натянутая на самые уши, руки в обрезанных шерстяных перчатках, рукава подвернуты и заколоты булавками. На шее поверх одежды болтается грубый амулет – засохшая куриная лапа, потемневшая и скрюченная.