Текст книги "Ролевик: Хоккеист / "Лёд""

Автор книги: В. Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Прорвались! – испуганная, она на мгновение перестает заикаться. – Охрана… в-в-в-все. Н-н-негр, верзила…вп-п-п-переди!

– Двери! – Крис реагирует быстро, но недостаточно быстро. Прежде чем игроки успевают закрыть проход, в него вваливаются трое: темнокожий громила и двое люмпенов поменьше. Негр наотмашь бьет Нилана – без подготовки, уверенно, точно. Только закалка тафгая спасает Криса от нокдауна. Он отвечает тут же, одновременно со вторым ударом негра. Оба удара находят в цель, но тафгаю явно достается крепче. Нилан отступает а шаг, обалдело тряся головой. Его выручает Смит – клюшкой полосует негра прямо по горлу. Брызгает кровь – темная, густая. Людвиг точно двойкой валит второго нападавшего – мосластого полукровку с выпученными глазами и рябым от оспин лицом. Грин, рекрут-защитник с гравированной серебряной пластиной вместо левой половины лба, достает третьего ударом завернутой в полотенце шайбы. На ногах остается только негр, остальные в нерешительности замирают в коридоре, не рискуя переступать порог раздевалки. Руа чувствует недовольство местных предков. Раздевалка – для игроков. Всякий, кто не игрок, оскверняет ее своим присутствием. Духи всеми силами будут удерживать поругателей и не важно, что при этом они защищают чужую команду. Руа видит, как негр, харкая кровью, отступает в толпу, затем раздаются подбривающие вопли задних рядов. Но первый же, кто рискнул переступить порог раздевалки получает клюшкой в висок. Дерево с рустом раскалывается, а бедолага отлетает на руки товарищам. По мятой, в масляных пятнах куртке сочится кровь.

– Назад! – зычно хрипит Лаперрьер. – Назад, а то каждому перепадет!!!

Но раж толпы уже и без того поутих. Она начинает растекаться, пытаясь найти щели, по которым можно уйти от энфорсеров. Никому не хочется попасть под протокол подавления бунта. Говорят, в США для этого даже кадавров применят – не тупых и медлительных, а полудиких, голодных и натасканных на человеческий страх. После второй войны граждански бунты стали слишком дорогим удовольствием, чтобы терпеть и увещевать. В эти дни пресекалось подобное быстро, уверенно и жестоко.

Нилан сплевывает на пол кровавой ниткой, утирает губы ладонью.

– Вот это я понимаю, победа, – ухмыляется он, демонстрируя надломленный зуб. – Не зря съездили, да парни?

* * *

– Руа! Ну-ка, погоди. Иди сюда.

Атрик послушно замер, потом развернулся и потопал по узкому вагонному коридору к тренеру Лаперрьеру. Тот стоял в дверях своего купе, упершись руками в проем и выжидательно наклонив голову набок.

– Да, тренер?

– Руа, – Лаперрьер смотрел на него не отрываясь. – Объясни мне, зачем ты потащил с собой эту девчонку? Ты же рекрут! Ты понимаешь, что это ненормально? Что приезду тебя отправят на комиссию спортивных худду-скульпторов?

– Тренер, за девочку просил Нилан…

– Стоп! – Лаперрьер выставил перед лицом Руа раскрытую ладонь. – Даже не пытайся пудрить мне мозги. Нилан в это ввязался, потому что они с Перроном на ножах. Только малышка Крис – тафгай, у которого последние мозги отбили лет пять назад. Потому, ему наплевать и на тебя и на эту Дженни.

Патрик, не отводя взгляда, отрицательно мотнул головой:

– Я думаю, вы ошибаетесь, тренер. Крис надежный товарищ и совсем не дурак.

Что-то изменилось во взгляде Жака Лаперрьера, человека, большую часть жизни общавшегося с рекрутами едва ли е больше, чем с нормальными людьми. Он ничего не сказал – просто смотрел на стоящего перед ним вратаря.

– Тренер, – Патрик продолжил. – Не нужно комиссии. Я буду играть хорошо. Я буду играть лучше, чем играл до того. Не нужно комиссии.

В повисшей тишине было слышно только, как стучат по рельсовым стыкам колеса. Наконец, Лаерьер кивнул.

– Будем считать, что я тебе поверил, – произнес он. – Я скажу Перрону, что это Нилан тебя подговорил, шутки ради. Все знают, что вы, рекруты, ребята безотказные. И все-таки, скажи мне: зачем тебе эта девочка? Надеюсь никаких дурацких затей на ее счет?

– Никаких, тренер. Я… я не знаю, что мне делать с ней. Но что-то внутри говорит, что бросать ее нельзя.

Лаперрьер медленно покачал головой. На губах проступила улыбка. Не обычный его оскал одобрения, которым он отмечал успехи команды, какая-то другая улыбка, которой Руа раньше не видел.

– Все, иди. Отдыхай, – тренер снова стал прежним. Хлопнув Патрика по плечу, он закрыл за собой двери купе.

Руа зашагал дальше по коридору. Это был вагон рекрутов, так что тишина вокруг была полной – насколько вообще может быть в движущемся поезде. Скрипела сталь перекрытий, неразборчиво бормотал духи-хранители, тихо постукивали и звенели оборонные талисманы. Пустошь никогда е спит, она в любой момент готова сожрать непрошенных гостей. Так, во всяком случае, говорят. Патрик вдруг поймал себя на мысли: "А какая она на самом деле – Северная Пустошь?" В вагонах ведь даже окон не было, чтобы посмотреть… Сознание рисовало бескрайние ледяные просторы: огромны сугробы, покрытые вечным льдом руины старых городов, носящиеся между ними снежные вихри. Ледяных призраков, правящих этим запретным царством, чудовищ, созданных из камня и холода, управляемых волей могучих духов.

Патрик открыл дверь своего купе. Дженни обернулась, глаза коротко блеснули в темноте, поймав желтый блик снаружи. Лишнего места для нее не было, так что пришлось им делить полку Руа. Самого Руа это беспокоило мало – в Монреале они будут через шесть часов, до тренировки у него будет еще часов семь на сон. А пока можно передремать и сидя.

– Почему ты не спишь? – спросил он негромко, чтобы не беспокоить соседа. Дженни коротко пожала плечами.

– Н-не сп-п-п-пится, – она обернулась к нему, безошибочно, несмотря на темноту, уставившись глаза в глаза. – Что д-д-дальше?

– Монреаль.

– Это п-п-понятно. А д-д-дальше? Что в М-монреале?

Патрик перевел взгляд на противоположную стену, разглядывая едва заметную в темноте купе вязь защитных рун.

– Найдем тебе место, где жить. Орфанаж, наверное.

– В б-б-богодельню не п-пойду, – Джени ответила спокойно, без особых эмоций, но что в ее голос говорило: "Так и будет". Руа потер подбородок. Как всегда гладкий. У большинства рекрутов перестают расти волосы, щетина, ногти. Еще один повод считать их живыми мертвецами. Хотя у кадавров как раз волосы и ногти отрастали. Даже поговорка была: "О бокоре суди по космам его кадавров".

– Тогда придумаем что-то другое.

Несколько секунд прошли в молчании.

– Зачем? – спросила Дженни.

– Зачем что?

– Зачем ты вообще меня подобрал?

Снова этот вопрос. Внезапно, всем и каждому нужно знать причину. Причину единственного действия, которое выходит за рамки рутиной процедуры, которой, по сути является жизнь рекрута. Процедуры, тренировки, игры. К этой логичной последовательности вопросы "Зачем?" или "Почему?" не применимы. В них нет нужды. А тут есть. И это всех беспокоит. Даже Патрика.

– Зачем на тебя устроили охоту в Детройте? – вопросом на вопрос ответил он. – Тот негр и его приятели. Это они спровоцировали бунт. А целью была ты. Зачем?

Патрик е видел лица Дженни, но отчего-то был уверен, что оно сейчас изменилось. Словно только теперь девочка увязала все события в одно целое.

– Как… как т-т-ты узнал?

– Я вратарь. Нас делают так, что мы чувствуем чужие взгляды, чужое внимание.

– П-п-п-поняла, – Дежнни завозилась а своем месте, зашуршала одеялом. Патрик чувствовал, как начинают беспокойно подрагивать имплантаты – намекали на вечерни порцию успокаивающих чар.

– Я н-н-не знаю, кто они. Знаю т-т-только, что д-длится все это уже м-м-м-месяц. Сн-начала я д-думала, что все это н-н-не связано. К-к-кадавры, б-банды, б-б-бродячие псы. П-п-потом стали появляться они. Л-л-л-люди в чистой одежде с мощными чарами. К-к-каждый раз все б-б-ближе.

– Месяц назад. В то время ничего особенного с тобой е случилось?

– Случилось. Я п-п-пришла в себя на п-помойке и не смогла даже всп-п-помнить как м-меня зовут.

Глава IV
Angry Machines

Оказывается, подобрать жилье для несовершеннолетней девушки без документов – довольно сложная задача. Руа с самого утра сидел за стойкой администратора в тренировочном лагере, вооружившись служебным телефоном потрепанными «желтыми страницами», которые нашлись у одного из охранников. Пока самое лучшее, что ему довелось услышать, было «Я подумаю. Позвоите в следующем месяце».

– Ты просто не умеешь врать приятель, – заявил Нилан, же какое-то время наблюдавший за потугами Патрика. В холл спустился Бобби Смит, цветущий и довольный.

– Криси, крошка, ты стал слишком много времени проводить с рекрутами. Это последяя драка на тебя так одествовала?

– Не понял? – обернулся к нему Нилан. Бобби широко оскалился:

– Голову отбили так, что с живыми людьми общение не дет?

Тафгай ответил такой ухмылкой, от которой лицо Бобби тут же поменялось.

– Если бы не твоя клюшка в той самой драке, Смитти, я бы сейчас с тобой общался. Плотно. Вали давай, нападение! И не забывай, кто твою задницу на льду бережет.

Пятнадцатый скрылся за дверью, что-то негромко проворчав – так, чтобы Нилан не расслышал. Кис никогда не поднимал руку на своих, но даже зная это, проверять границы его терпения не рисковал никто. Боец – кто знает, что творится в его отбитой башке.

– Я бы отправил твою Дженни к моим старикам, – как ни в чем не бывало продолжил тафгай, – но ты же знаешь, они у меня в Бостоне.

– Знаю, – кивнул Руа. – Бостон слишком далеко. Я бы хотел оставить ее как можно ближе к нашему лагерю.

Нила тем временем развернул газету, оставленную под стойкой ресепшена, развернул.

– Будь я проклят, – присвистнул он чрез пару секунд. – Долаые придурки из Мииаполиса таки добились своего!

– Ч-ч-чго добились? – подала голос Дженни, до того безучастно сидевшая на диване с пересохшей кожаной обивкой и белесыми трещинами по швам.

– "Лига одобрила прошение руководства "Миннесота Фрозен Старз" о замене травмированного вратаря-рекрута Джона Кейси роботом специальной конструкции КТ-12. Специальная комиссия тщательно изучила проектную документацию и присутствовала на специальных испытаниях машины. Главакомиссии подтвердил, что показатели КТ-12 соответствуют аналогичным у игрока рекрута. Чрезмерных превышений не отмечено"! Руа, слышишь? Завтра напротив тебя в рамке будет стоять бездушная жестянка!

– Об этом лучше думать тренеру и форвардам. Мне все равно, кто стоит в полусотне метров о меня.

– Полсотни метров? Что за хрень?

– Метрическая система. Такой в Европе пользуются. Сто пятьдесят футов примерно.

– В Европе, – хмыкнул Нилан, откладывая газету. – Но мы, черт возьми, в Америке! Да и ты на беженца не похож. И акцент у тебя местный, квебекский. Если есть какая-то разница между квебекским французским и каким-то еще.

Патрик пожал плечами. В Больце ему говорили, что у французского множество диалектов, местных и колониальных, но говорить учили по-английски. Его английский отличался от говора Криса или Лари, но отличался и от выговора Карбонау.

– Я не помню, кто я и откуда. Говорят, попал в аварию, документов пи себе не было, опознать не смогли. Учили всему заново. Только с систему мер не смогли заставить запомнить. Внутри само что-то метрами считает.

– Не грузи меня. Лучше слушай сюда: придумал я как тебе помочь. Сошелся я тут с одной девочкой-медсестричкой из спортивного госпиталя. Поговорю с ней – пусть определит Дженни в палату, как больную. И под боком, и платить из страховки.

– У меня нет страховки, – покачал головой Руа. Нилан скорчил недовольную рожу. Патрик уже знал, что сердится он не по-настоящему. Нилан так иногда делал, хотя Руа и не понимал зачем.

– А-а, к дьяволу! – махнул рукой тафгай. – Пропустим по моей. Надеюсь, если четов робот раскроит мне в том матче череп, остатка на счету хватит, чтобы его залатали.

* * *

Патрик поправляет маску и разминает затекшие плечи. Позади два часа игры, три полных периода, итог которых – «три-три» на табло. Робот-вратарь оказался весьма неплох: как иначе объяснить равный счет при соотношении атак на ворота пять к одному в польз «Варлокс»? Духи Форума негодуют – машина на льду уже оскорбляет священнодейство игры, а хозяева поля, уступающее машине, и вовсе обращают происходящее богохульство. Патрик чувствует бессильную ярость духов-покровителей клуба – великих, ныне мертвых игроков и в посмертии остающихся в клубе. В обычны играх они редко вмешивались в ход игры – бокоры говорили, что из уважения к молодым, своими силами идущим к славе. Но сегодня, присутствие робота в воротах Миннесоты явно вывело их из себя. Раз за разом они нападали на него – помогая форвардам наносить удары. Замедляя защитников, меня траекторию шайб. Но все было напрасно. КТ-12 стоял крепко, каждый раз оказываясь там, куда был направлен удар. Вопреки его утренним словам, на Патрике тоже сказалась непробиваемость стального вратаря. Атакуя яростно «Варлокс» забывали о защите. В итоге дважды шайба была перехвачена во вражеской зоне и с выходом один на один оказывалась в воротах Руа. У Монреаля же все голы получились напряженными, с множеством добиваний, говоря проще – с заталкиванием шайбы в ворота соперника. Миннесота работала чище, спортивнее. Третий гол был разыгран красивой комбинацией тройки нападения против четверки «Монреаля». На скамейке штрафников как раз сидел Крис, попытавшийся достать робота якобы случайным тараном. Машина без труда ушла от удара, а тридцатый получил пять минут за умышленную атаку вратаря в голубой зоне.

Овертайм. Игра получилась изматывающей, обе команды выходят на лед на пределе сил, первые тройки выжаты до такой степени, что с трудом стоят на коньках. Вторые и третьи, впрочем, выглядят не намного лучше. Патрик не любит овертаймы. Это всегда надрыв, усталость и непредсказуемость. В них все решет слепой случай, воля духа шайбы, капризного и непостоянного. Как и духи ворот, эти существа не знают привязанности и не питают симпатий. Много раз Патрик убеждался, что духи шайбы следуют какому-то собственному кодекс, неизвестному даже опытным спортивным бокорам.

Сухо стучат клюшки в центре поля, Смит выигрывает вбрасывание, "Варлокс" переходят в атаку. Тройка уверенно входит в чужую зону, закрепляется там. Быстрая перепасовка – пятнадцатый, двадцать первый, двадцать третий, снова двадцать первый, удар по воротам… КТ-12 легко отражает прямолинейную, хоть и быструю атаку Карбонау. Патрик ловит себя на том, что в очередной раз внимательно рассматривает робота. Создатели постарались сделать его максимально похожим на человека – во всяком случае, на человека во вратарской экипировке. Руа подозревал, что шлем, панцирь и щитки не были надеты на КТ-12, а были его частью. Вратарская Осака была придана ему изначально – за весь матч Патрик не видел, чтобы он разгибался или распрямлял колени. Особенными были и чары, наложенные на него. Не удивительно – большая часть знакомых Руа наговоров и оберегов не действовала на холодное железо. Скорее всего, робота просто защищали от нападок местных духов, оставив самому разбираться с игрой. Странное и опасное решение. После прихода к власти в США радикаьой партии худу, Лига, формально оставшись частной организацией, отчитывалась перед Комитетом морали и нравственности. Именно Комитет внес в игру худу и сильно ограничил применение Вуду. Политика его была проста и прямолинейна – больше магии в спорте. Технократический ход с роботом был прямым вызовом идеологи Комитета.

Отсюда понимался главный вопрос – почему Комитет допустил такое?

"Фрозен Старз" идут в контратаку, "Варлокс" пытаются перехватить, но пас срывается и арбитр фиксирует айсинг. Вбрасывание в зоне Монреаля, Райен Уолтер против седьмого номера Миннесоты Нила Бротена. Ледяные предки пляшут вокруг пары игроков, описывая замысловатые магические узоры. Руа чувствует возбужденную вибрацию штанг, ощущает слабое электрическое покалывание в руках – это просыпаются нарисованные на коже руны. Маска словно врастает в кожу лица.

Шайба падает из руки арбитра, сталкиваются клюшки, слышится треск, несколько оранжевых икр с шипением разлетаются в стороны. Седьмой с воплем негодования отбрасывает сломанную клюшку, шайба уходи Монреалю, быстрый пас… Перехват у синей линии, быстры проход, удар! Руа вытягивается, закрывая правый угол, но шайба ныряет в сторону по параболе заходит в левый нижний. Игра окончена.

"Шайбу забросил Ларри ДеПальма, номер шесть, – бесстрастно возвещает комментатор. – Со счетом четыре-три победили Миннесота Фрозен Старз".

В раздевалке Перрон необычайно спокоен. Те, кто ожидает привычного разноса, недоуменно переглядываются. Тренер тяжело и шумно вздыхает.

– Это было испытание для всех нас, парни. Первая настоящая игра против робота. Никто не знал заранее, чего ждать. Я думал, вы раскусите его на льду, во время игры. Я сам на это рассчитывал, думал заметить его слабые места. Не вышло. Проклятая железка просто хороша. Лучше нафаршированного рекрута и талантливого как черт агента. Но даже ему можно забить. Вы это доказали. Завра к восьми – разбор игры. Всем спасибо. Отдыхайте.

В раздевалке – молчание, тяжелый запах пота и сиплое дыхание двух десятков глоток. Когда дврь за тренером закрывается, раздается задумчивый голос Смита:

– Черт, никогда не видел тренера таким. Похоже, чертова железка напугала его до колик.

Нилан криво ухмыляется:

– Обычное дело после нокаута. Думал с наскока взять славу победителя машин. Посмотрим, что будет завтра, когда он слегка оклемается. Такие любят кулаками после драки помахать.

* * *

Руа и сам не понял, что заставило го уйти из тренировочного лагеря. Видимо, поражение. Не то чтобы он разозлился или расстроился – такое не про рекрутов. Не было даже обычного в таких случаях чувства незавершенности. Скорее, мат заставил его задуматься. О роботе. О духах. О нем самом.

Он шел по улице, присыпанной свежим снегом, безучастно разглядывая свое отражение в мутных витринах. Высокий, худой паренек с заостренными, почти подростковыми чертами. Врачи сказали, что ему не больше двадцати. Скорее, девятнадцать. Странно. Имея тело едва достигшего зрелости юноши и активу память длинной чуть больше года, Руа чувствовал себя намного старше. Ему казалось, будто знал и умел он гораздо больше, только все это оказалось вдруг недоступным ему.

Мимо, влажно шурша шинами, ездили блестяще от талого снега атоммобили. Их двигатели работали почти беззвучно, каждый раз вызывая в Патрике какой-то диссонанс, словно подсознание отказывалось признавать в этих сверкающих хромом, чем-то похожих на рыб машинах настоящие средства передвижения. Звякнув на перекрестке, прогремел по старым рельсам трамвай. Этот был скорее данью традиции – большинство жителей предпочитали подземку, хотя тамошние духи и не были особенно дружелюбны. Обитатели подземелий вообще не любили вторжений в свои владения. Оттого посетителей метро защищали мощные чары: в сваи тоннелей вплавляли серебряную вязь, опорные колонны станций покрывали рунами из платины, под монорельсом устраивали захоронения известных бокоров и колдунов-метросроителей, были под землю переносили целые кладбища, закрывая станции и превращая их в некрополи, чтобы духи похороненных там оберегали родичей-пассажиров.

Мысли Патрика текли свободно, переходя с предмета на предмет слово сами по себе. Ему нравилось так бродить по городу еще с предсезонья, да и врачи настаивали на таких прогулках. Говорили, что так лучше усвоятся знания, полученные в курсе реабилитации. В чем-то они были правы.

– Как давно ты посещал церковь, брат мой?

Патрик вздрогнул, обернулся. На обочин, у серой бетонной стены, покрытой ржавыми пятнами от гниющее внутри арматуры, стоял уличный проповедник. Руа совершенно не почувствовал внимания этого человека. Е удивительно – вудуисты даже низших рангов хорошо снабжались чарами и оберегами. Это проповедник был азиатом. Или эскимосом – Патрик не слишком хорошо различал их. У его быо широкое, рябое лицо, нос кнопкой и маленький безгубый рот. Широко посаженные, миндалевидные глаза были на удивление большими. На проповеднике был просторный балахон, раскрашенный в тонкую пеструю полоску: рыжий, красный, зеленый, черный… всего Патрик насчитал девять цветов.

– Я спросил, брат, давно ли ты был в Доме Божьем?

Руа остановился, повернулся к проповеднику лицом. Вуду было правящей религией Канады открытое неуважение к его атрибутам и служителям каралось быстро и жестоко.

– Я хоккеист, сэр. Рекрут.

– Творение богопротивных худу? – поморщившись, спросил азиат. Руа кивнул.

– По собственной воле? – прищурился проповедник, перебирая в пальцах крупные четки из маленьких нефритовых черепков. Патрик отрицательно покачал головой. Лицо вудуиста слегка расслабилось, рука с четками опустилась.

Для тебя не все потеряно, брат мой. Сейчас ты собственность людей, слепо отринувших свет истинной веры. Но время придет – и им воздастся по деяниям их. А ты обретешь награду за мученичество. Свободу и просветление. Иди с миром, брат, и пусть святые Косма и Дамиан сопровождают тебя на пути.

Патрик кивнул, не зная, как правильно ответить в таком случае. С низкого, затянутого темным покрывалом облаков неба снова стали срываться редкие снежинки.

"Надо навестить Дженни, узнать, как она устроилась, – пришла в голову мысль. Патрик посмотрел на часы. Семь пополудни, поезд в Нью-Джерси отбывает в полночь, до тренировочного лагеря – семнадцать минут спокойным шагом. Времени достаточно.

Темно-зеленый атоммобиль с фигуркой кабана на капоте затормозил у тротуара рядом с Патриком. и тут же оберег под кожей на загривке стал нагреваться. Патрик резко развернулся, пошлел в обратную сторону. Хлопнули дверцы, зашлепали по талому снегу подошвы. Руа побежал. Прохожие вокруг двигались так, будто не замечали ни его, ни его преследователей. Может, так оно и было – призванные духи могут отвести глаза, усыпить внимание. Преследователи бежали хорошо, быстро. Быстрее Патрика. Он ускорился, поискал глазами патрульных. Не в этом районе и не в это время.

Чьи-то руки легли на плечи Руа, с силой потянули назад. Он едва удержался от падения на спину, попытался выкрутиться, его подхватили под локоть, заломили руку.

Под безразличные, скользящие взгляды прохожих Патрика затолкали в темное нутро машины. Хлопнула дверца, едва слышно сменил обороты мотор – атоммобиль тролля с места.

Руа оказался зажат между двумя верзилами, безразлично глядящими перед собой. Рядом с водителем сидел еще кто-то.

– Куда меня везут? – спросил Патрик. Сидящий впереди обернулся. Теперь Руа узнал его – это был тот самый нег, который строил бунт в Детройте. На темной шее белела полоса повязки – напоминание о клюшке Смита.

– Никуда, – голос негромкий, сиплый, возможно из-за раны. – Просто решил покататься со звездой хоккея.

– Я не звезда. И я опаздываю в тренировочный лагерь.

Сидящий слева от Патрика громила сдавлено фыркнул. Негр коротко посмотрел на него, заставив поджать мясистые губы и опустить глаза.

– Опаздываешь? – снова обратился к Руа темнокожий. – Тогда я буду краток. Отдай нам девочку. Мы все равно ее получим, даже если придется весь твой долбанный клуб на фарш переработать, включая водоносов и уборщиц.

– Сделать такое будет трудно, – спокойно ответил Патрик. – И вряд ли поможет.

Негр оскалился, обнажив сильно выступающие контрастно-белые зубы.

– Интересно, ты юморить пытаешься, полчеловека? Забей, не твое. Юмор осталя в той части башки которую тебе удалили.

Патрик вздрогнул. Это обращение, "Полчеловка": так назвал его дух Жака Планта. Больше нигде, ни официально, ни в жаргоне, эти слова не потреблялись. Рекруты были для Лиги "скользким вопросом" потому их старались не противопоставлять агентам.

– Я не отдам тебе Дженни. Можешь достать ее сам – доставай. Но я е думаю, что у тебя получится.

Патрик сказал это ровно, без эмоций. Он не уверен, что сейчас в безопасности. Скорее наоборот – обереги отчаянно бьют тревогу, чувствуя враждебное внимание окружающих. Негр отвернулся.

– Смело, – сказал он, гладя на дорогу впереди. – Можешь считать, что я принял твою ставку.

Он лезет во внутренний карман пиджака, достает оттуда небольшую визитку, протягивает ее Патрику. Руа принимает ее. Обычный дешевый картон, серый от многократной переработки. На визитке написан американский номер телефона и имя – Джастифай.

– Я не позвоню.

Слышно, как негр хмыкает.

– Это зависит от того, как сильно ты желаешь победы своей команде. Знаешь, я ведь многое могу. В том числе и влиять на хоккейные матчи. Ну, ты скоро и сам убедишься.

* * *

Руа высадил в паре кварталов от тренировочного лагеря на какой-то узкой, безымянной улочке, утопающей в мокром снегу. На часах было без четверти восемь, и спешить по-прежнему было некуда. Выбравшись на улицу Сен Тома, Патрик заметил приветливо светящуюся вывеску. Надпись украшенная едва ли десятком лампочек, была короткой и простой: CafИ. Руа нечасто бывал на этой улице, но почему-то ему казалось, что раньше этого заведения здесь не было. И все же, он порядком продрог на сыром ветру, а ужин в тренировочном лагере прошел еще полтора часа назад.

Негромко звякнул колокольчик, висящий над входной дверью. Кафе оказалось небольшим – всего три круглых столика и небольшая стойка с двумя стульями. За стойкой в углу висела подвешенная к потолку птичья клетка, в которой с трудом помещался крупный, взъерошенный ворон. Птица искоса поглядывала на посетителя, время от времени наклоняя голову то в один, то в другой бок. За стойкой стоял пожилой бармен, высокий с переломанным носом и густыми усами. Посетителей не было. Единственным звуком было негромкое бормотание радиолы на стойке. Диктор предрекал скорое похолодание и значительное повышение радиационного фона, советуя не выходить на улицу без крайней нужды.

– Добрый вечер, – негромко произнес бармен. Руа подошел к стойке, сел на жалобно хрустнувший стул.

– Добрый вечер, – сказал он. – Чашку кофе, будьте добры.

– Эспрессо, американо?

– Все равно. Я не знаю, чем они отличаются. Сахару побольше, если можно.

Ворон в клетке что-то проворчал. Это было скорее похоже на человеческую речь, чем на карканье.

– Можно, – кивнул бармен. – А вы – Патрик Руа, вратарь Монреаль Варлокс, я прав?

– Да, это я, – кивнул Патрик. Бармен довольно улыбнулся.

– Деймион Стоун. Я слежу за вами, месье Руа. У вас есть талант.

– Спасибо.

– У Варлокс в этом году неплохие шансы взять Кубок, – продолжил бармен, поставив перед Руа чашку. Патрик не ответил – бахвальство может разгневать духов игры, в том числе – лоа кубка, а ложная скромность – отвернуть их от тебя. Духи трофеев очень капризны и избалованны вниманием. Без нужды лучше не поминать ни их, ни всего, что с ними связано.

Бармен понимающе кивнул.

– Знаете, меня очень многое связывает с этой игрой. Больше, чем может оказаться на первый взгляд.

Патрик сделал небольшой глоток. Вкус кофе был бархатистым, без лишней горечи и терпкости.

– Вы играли в хоккей?

– Я? Нет, что вы. Это не мой стиль. Я… Можно сказать, я менеджер.

– Можно сказать? – перепросил Руа. Бармен, не разбудивший ни одного талисмана или оберега, вдруг стал казаться ему подозрительным.

– Я так говорю, потому что обычно занимаюсь отдельными игроками. Работа на клуб – не для меня. Слишком много бюрократии и формальностей. За ними перестаешь видеть лица, души игроков.

– Работали с кем-то из "Варлокс"?

Ворон в клетке насмешливо каркнул. Да в его клекоте ясно читался саркастичный смешок. Стоун словно не заметил этого.

– Нет, пока не приходилось. Даже так – не было нужды. Но я очень рад, что вы ко мне зашли. Мне кажется, я мог бы помочь вам.

Патрик отставил чашку, покачал головой.

– Я не могу нанимать личного менеджера. Таковы условия моего контракта.

Ворон прокаркал что-то неразборчивое, похожее на фырканье дизельного двигателя. Бормотание диктора в радиоле сменилось медленной, плавной мелодией, которая смущала отсутствием синтезаторов и пульсирующего ритма – непреложных атрибутов современной поп-музыки. На фоне спокойных, текучих духовых усталая женщина пела о том, что в Ню-Йорке наступила осень.

– Я читал рекрутский контракт и знаю, что там написано. Поверьте, обойти эти условия совсем не сложно, – бармен поставил перед Руа еще одну чашку с кофе, словно материализовавшуюся в его руках. Патрик нахмурился – он точно не видел, как Стоун готовил ее. Больше того – бармен ни на секунду не прерывал разговора. Деймион заметил недоумение на лице собеседника, улыбнулся:

– Еще никто не уходил от меня после первой чашки. Всегда просят вторую. Вот готовлю сразу две. Это как пари с самим собой. Хотел даже вест счет, но…

Патрик посмотрел на часы. Десять минут девятого.

– Спасибо, но мне уже пора. Сколько я должен за кофе?

– За счет заведения. Месье Руа, прежде чем вы уйдете, я хочу сказать вам кое-что. Сейчас вы, может быть первый из хоккеистов-рекрутов, получаете шанс действовать за самого себя. Поверьте, похвастаться этим может не всякий якобы свободный человек. Не упускайте свой шанс. Подумайте, что для вас важнее: ваша жизнь, реальная и настоящая или успех команды, для которой вы всегда будете расходным материалом, которая максимум через десять лет разберет вас на запчасти, а остаток выбросит на свалку – в буквальном смысле?

Руа положил на стойку смятую купюру.

– Я обдумаю ваше предложение, мистер Деймион Стоун, – он замер, колеблясь. Этот вопрос мчил его с первых минут беседы. – Мы с вами раньше не встречались?

– Нет, месье Руа. Но вы могли встречать моего брата. Мы с ним близнецы.

– Да? А как его зовут?

– Козмо. Припоминаете?

– К сожалению, нет. До свиданья, мистер Стоун.

– До встречи, месье Руа.

* * *

– Ты ведь знаешь, что часы посещения у нас с пяти до семи, да? Странно, вы, рекруты, обычно всегда все делаете по правилам.

Патрик пожал плечами. Амели посмотрела на него осуждающе. Руа распознал это выражение: медсестер в спортивном госпитале учат мимике, понятой рекрутам. А рекрутов учат понимать мимику сестер. Замкнутый круг – покинув стены больницы, рекрут оказывался окружен непроницаемым масками, каждая из которых значила что-то, чего он не мог, не умел понять. С другой стороны, научить рекрута разбираться в людях не входило в список задач реабилитационного курса.

Амели была подругой Нилана, той самой, которая помогла устроить Дженни в госпиталь. У нее были большие карие глаза и коротко, под ежик, подстриженные каштановые волосы. Нос с горбинкой и широкий, с тонким губами рот могли кому-то показаться некрасивыми, но Патрик мог об этом судить только в теории.

– Наверное, она уже спит, – продолжала медсестра. – Вечером здесь и заняться особенно нечем. Как я ее понимаю! Целыми сутками торчать в четырех стенах. На стенку от скуки можно полезть. Больным, им хоть лечение назначают, процедуры…