Текст книги "Ролевик: Хоккеист / "Лёд""

Автор книги: В. Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Руа кивнул. Нилан был американцем, родом из Массачусетса, для него все эти квебекские тонкости были чем-то свершено чужим, далеким и неинтересным. Именно потому его суждение, стороннее и непредвзятое, могло быть самым объективным. Странно, но оказавшись в центре национального конфликта, сам Руа не чувствовал себя его частью. В рекрутсве он больше говорил на английском, чем на французском. При этом ни английский, ни французский не казались ему родными. Его необычный акцент отмечали и товарищи по команде, но никто толком не мог сказать, чей он. "Ты венгр", – говорил ему Смит. "Как же. Парень грек или югослав, – вмешивался МакФи. – Там, где я жил, один такой держал магазин. Говорил точь-в-точь как наш голли!" Над ним смялись: "У ребят с Балканов курчавые темные волосы, смуглая кожа и орлиные носы. А теперь посмотри на Патрика!" МакФи такие аргументы убеждали мало: "А что, нос вполне подходит. Да и вообще, если бы все было так просто, как тогда отличали бы балканцев от южных французов? Или от африканских мусульман?"

Двое наблюдателей, наконец, набрались смелости и подошли к хоккеистам.

– Вы ведь… это… Крис Нилан, так? – спросил один из них, запинаясь.

– Точно, парень, – миролюбиво кивнул тафгай. – Выкладывай, чего надо.

– А в вас и правда стреляли?

– Насколько я помню – нет. Или ты спрашиваешь, не воевал ли я во Второй американо-советской? Не, парень, я для это слишком молодой. Вот папаша мой – тот да, воевал. Немало комми отправил к Барону. А я человек мирный. Ну, почти всегда.

Ошеломленные такой речью молодые фанаты какое-то время смотрели на Нилана не мигая и слегка приоткрыв рты.

– Они, кажется, спрашивают про тот случай на игре с Бостоном, – пояснил Руа. Крис нахмурился:

– Да ну, что за ересь! Никто в меня не стрелял. Еще вопросы? – прозвучало это не слишком дружелюбно. Ребята вздрогнули, один спешно полез в карман достав небольшой блокнот:

– Это… а можно автограф?

Нилан поднял бровь:

– У меня? Давай. Как зовут?

– Этьен.

– Этьен, – буркнул Крис, старательно выводя что-то на небольшой страничке. – Так тебе, Этьен, не у меня автограф просить надо. Ты знаешь, кто с тобой рядом стоит?

– Патрик Руа, – ответил тот без запинки. Нилан удивленно хмыкнул:

– Пэт, ты что, фотографировался для газет без маски?

Подростки фыркнули. Руа не ответил. Нилан невозмутимо продолжил:

– Тогда, Этьен, почему ты просишь расписаться меня, американца, а не твоего соотечественника?

– Хоккей и политика должны держаться подальше друг от друга, – изрек подросток явно подслушанную где-то фразу. – Я люблю хоккей, а на политику мне плевать.

Нилан снова удивленно хмыкнул и вернул парню блокнот:

– Какая продвинутая молодежь. На, держи.

– Спасибо, – подростки удалились, оставив хоккеистов в задумчивости.

– Вот она, обратная сторона политического признания, – заявил наконец Крис.

– Думаю, меня дисквалифицируют, – вдруг произнес Руа. Крис с безмятежной улыбкой пожал плечами:

– Кто знает? Не думаю, что у них достаточно оснований для этого.

– Может и достаточно. Я использовал несанкционированное заклятие.

Нилан замолчал, поигрывая желваками на скулах.

– Это плохо, парень. Ты что, рассчитывал проскочить каст-контроль?

Патрик потряс головой:

– Заклинание не должно было касаться игры. Я так думал…

– Погоди-погоди. А чего оно должно было касаться? Ты не подсел случаем на Густую тень?

Патрик отрицательно мотнул головой. "Густая тень" была наркотиком новых времен, уже лет десять продаваемым на черных рынках страны. Как и почти все сильное колдовство, она пришла с юга США, из Флориды или Луизианы. Суть заклятия была предельно проста: малые духи ночи связывались и насильно загонялись в ухо клиента. Проходя сквозь мозг, они на несколько секунд погружали клиента в глубокое забытье. После того, как дух выходил с другой стороны, клиент приходил в себя с ощущением, будто проспал часов десять, насмотревшись при том весьма ярких сновидений. Таким нехитрым способом любители густой тени могли обходиться без реального отдыха месяцами. В результате ее стали использовать все кому не лень: золотая молодежь, бизнесмены, ученые, спортсмены…. Но эта полезная находка при длительном потреблении сильно и непредсказуемо меняла психику человека: многие "теневые танцоры" (как назвали их в народе) оканчивали жизнь самоубийством, часто зверски болезненным, или сами становились убийцами-психопатами. Вуду-официалы Канады устроили настоящую охоту на продавцов "Густой тени", энфорсеры получили лицензию на убийство колдунов ее продающих, но даже такие меры не решили проблему окончательно. "Густая тень" была слишком привлекательна – при разовом потреблении не было никаких побочных эффектов, не было физического привыкания, а значит и ломки. Каждый "теневой танцор" считал, что знает свою норму. Естественно, без ошибок в таких расчетах не обходилось. Без фатальных ошибок.

– Нет, здесь другое, – Патрик вдруг понял, что ему нужно с кем-то поделиться всем тем, что переполняло его голову, парализуя способность мыслить и рассуждать. – Это заклятье должно было вернуть мне память. О моей жизни до аварии, понимаешь?

Крис медленно кивнул:

– Понимаю, парень. Ну и как, хоть помогло?

– Не знаю, – честно признался Патрик. – В голове хаос. Какие-то обрывки разговоров, голоса, звуки. Мне кажется, я как-то связан с ними, но пока не могу понять, как именно.

– И ты думаешь, что комиссия использует это против тебя?

– Ну, перед тем, как я свалил Циммера… Он ударил меня, а потом я вспомнил, как ссорился с кем-то – раньше, еще до аварии. И что-то накрыло меня, какое-то чувство… И я разбил клюшку об голову Циммера, а потом заехал Томпсону по лицу. Наверное… Наверное, мне это понравилось. Я был доволен тем, что сделал.

– Вот как… – Нилан поцокал языком. – Ладно, не бери в голову. После такой подачи в череп у любого может планку сорвать. Может заклятье тут и не при чем.

Руа поднялся со скамейки, встав напротив Нилана. Подул ветер, забравшись холодными пальцами под одежду, вздыбив кожу мурашками.

– А ты часто видел рекрутов, которым "срывало планку"? – спросил Руа.

– Вообще не видел, – Нилан положил руку на плечо Патрика. – Но штука в том, парень, что я не считаю тебя рекрутом.

* * *

Апрель, 2-е, «Монреаль Варлокс» – «Детройт Рэд Когуарс»

Зрители не особенно жалуют последние матчи регулярного сезона – особенно если эти матчи не решают, попадет ли команда в плей-офф. Так было и в этом году: длинная череда из шести поражений подряд в конце марта для «Варлокс» кончилась ничьей в Бостоне и победой на родном льду над Питтсбургом. В первой игре апреля на льду Форума варлокам предстояло сразиться с «Коугарс» – победа была предрешена уже сама по себе. Во всяком случае, так считало большинство монреальцев. Люди уже начали заказывать билеты на игры плей-офф, весьма недешевые. Те, кто рассчитывал приобрести их позже, сдерживались в тратах, понимая, что это удовольствие им дорого обойдется. Не удивительно, что сегодня трибуны были заполнены едва на четверть.

Хоккеисты Монреаля играли в свое удовольствие, по-настоящему не выкладываясь даже в первом периоде, когда Детройт еще как-то сопротивлялся. "Когуарс" играли даже хуже обычного – кажется, им было совершенно наплевать на голы и шайбу – и даже "братья-мордобои" не особенно свирепствовали.

Руа пробирался между пустыми рядами пластиковых стульев, холодных и выцветших. Редкие зрители косились на него – не то раздражаясь, не то удивляясь. Но Руа знал куда шел.

Он пробирался к одному из верхних рядов. Фонари там давно не горели, и не похоже, чтобы кто-то обирался их чинить. Обычно там садились те, кто пришел на матч выпить, потребить дурмана и трахнуться. Сейчас Патрик мог разглядеть там какую-то подозрительную возню – она была одним из критериев выбора для него. Он искал кого-то одинокого и неподвижного – благо выбор был невелик.

– Эй, вратарь, – объект его поисков первым окликнул Патрика. – Давай, подходи. Ты же меня ищешь?

Патрик поднялся на нужный ряд, сел рядом с закутанным в коричневое пальто человеком. Тот был крупным и высоким, а мешковатое пальто делало его фигуру еще массивнее.

– Забавно, – сказал он задумчиво. – Думал, мне после игры придется тебя отлавливать, а ты сам стал меня искать. Зачем?

– А тебе зачем? – спросил Патрик. Ему было не по себе. Кожа словно стянулась, хребет морозило, будто там протекла ледяная струя. Рука непроизвольно потянулась к спрятанному в рукаве револьверу. Джастифай негромко рассмеялся.

– Справедливый вопрос. И самое интересное, что я даже не знаю, что на него ответить. Давай по порядку: тот парень, который стрелял в меня…

– Адам Деккер. Я не знаю, кто он. Мы с ним поговорили уже после того, как все случилось. Я не наводил его на тебя.

– Это я и так знаю. А ты, похоже, не знаешь ничего, снежок. Адам Деккер – коммунист, сожрие его Барон.

Патрик сделал вид, что не удивлен.

– А мне зачем это знать?

– Ты меня спрашиваешь? Ты сам ко мне подошел, значит зачем-то это все тебе нужно.

– Ну да, – вынужден был согласиться Патрик. Джастифай довольно хрюкнул:

– Вот так-то. Выкладывай, что тебе надо.

Руа справился со страхом – холод ушел куда-то вглубь тела, имплантаты спокойно спали под кожей. Похоже, Джастифай был настроен на разговор.

– Тут вопрос не в том, что надо мне, а в том, что надо нам, – сказал он раздельно. Негр фыркнул, словно крупная лошадь, разбрызгав вокруг слюну.

– Я не знаю, как ты выжил после того, как Деккер выстрелил тебе в голову. Важно не это. Важно то, как он узнал, где тебя искать.

Белозубая улыбка Джастифая блеснула в темноте:

– Ну-ка, просвети меня.

– Твоя напарница, Сесилия, сдала тебя. Она не собиралась отдавать Дженни вашим боссам – может быть потому, что боссы Деккера ей предложили больше, может по каким-то другим причинам, не знаю. План получился отличный: Деккер убивает тебя по наводке Сесилии, заделавшись моим благородным спасителем, потом Сесилии устраивает на меня покушение – такое, само собой, чтобы я выжил и как следует перепугался. Пользуясь моим страхом Деккер вызнает, где Джен, они забирают ее, а меня сдают в утиль. Но монреальский бунт немного портит им карты – теперь я слишком видная персона, чтобы убрать меня по-тихому. Такова наша позиция на сегодняшний день: я, временно неуязвимый, и ты, временно мертвый. И Сесилия готовая отдать Дженнифер коммунистам – если ты не ошибся и боссы Деккера и правда коммунисты.

По мере рассказа лицо Джастифая становилось все серьезнее:

– Девчонка вспомнила? – спросил он коротко.

– Девчонка в руках Деккера, – отрезал Патрик. – Остальное не важно. Джастифай ухмыльнулся:

– Оукей. И что дальше?

– А дальше вот что, – Патрик чувствовал, как бешено стучит о ребра сердце. Наступал критический момент. Если его озарения не верны, Джастифай может убить его прямо на месте. – Ты застрял здесь, потому что Союз не поверит твоим словам о предательстве Сесилии, а даже если поверит – провала не простит. Ты труп, Джастифай. Но это не слишком тебя волнует. Ты ищешь способ исправить ситуацию.

– Про Союз от Деккера услышал? – осведомился негр. Патрик кивнул.

Рев сирены прервал их разговор – "Варлокс" снова забили. Нестройный и слабый отклик трибун не продлился и пары секунд.

– Мне нужна Джен, – продолжил Руа. – Тебе она тоже нужна. Пока цели у нас совпадают.

Джастифай смерил его косым взглядом.

– Ты вратарь. Спортсмен. Ты, что всерьез веришь…

– Тебя мне удалось обставить, – спокойно заметил Руа. Джастифай рассмеялся.

– Ну да. Это тогда, когда ты мордой в грязи валялся? Здорово обставил, ничего не скажешь! Нет, парень, у тебя кишка тонка. В большие игры на голом энтузиазме не играют. Ты же про, должен шарить в этом.

– Я могу найти Деккера. Но один забрать Джен я не сумею.

– Ты понимаешь, что даже если мы выберемся из этой переделки, первым делом я прибью тебя и заберу девчонку?

– Да. И тоже самое с моей стороны.

Негр снова рассмеялся, затем вдруг втянул голову в плечи, нахохлившись своем бесформенном, похожем на груду тряпья пальто.

– Ладно, – сказал он негромко. – Пойдем выпьем, обсудим детали. Не могу уже на сухую трепать.

В маленькой, заплеванной пивной неподалеку от форума, они встали за столик в углу. Народ вокруг негромко гомонил, кое-кто кучковался возле радиолы, слушая комментарии матча, но большинство просто тянуло свое пиво, не обращая внимание ни на кого вокруг.

Джастифай отхлебнул из своей кружки. Белая пена осталась на губах словно усы.

– Про расклад с Сесилией и Деккером сам догадался или кто-то подсказал? – спросил он, обтерев рот рукавом. Патрик пожал плечами:

– Когда Деккер забрал Джен все сложилось само собой.

– Ну да? – ухмыльнулся Джастифай. – Ну, может и так. Что ты знаешь про Союз?

– Ничего, – не стал юлить Руа. – Деккер не особо распространялся.

Джастифай кивнул:

– Понятно. А про комми?

– И того меньше.

Осушив одним глотком почти половину литровой кружки, Джастифай довольно крякнул и, опершись локтями о столик, подался вперед, так что между ним и Руа было сантиметров десять, не больше.

– Многие большие и серьезные дяди считают, что во второй американо-советской, после которой наш мир покатился в пасть к Эшу, красная угроза перестала существовать. Считается, что Советский Союз как государство больше не существует, и угрозы нет, а даже если б и была, перебраться через океан у комми (да и у нас) нет никакой возможности. Один Шанго знает, что сейчас творится на других континентах, только вот считать, что Америке повезло, а всем остальным – нет, как-то глупо, не думаешь? До войны у красных была мощная агентурная сеть в США, Канаде, Мексике и других странах и удобная база операций на Кубе. То, что наши проспали ядерные ракеты, туда доставленные, и определило финальную картинку второй американо-советской. Но это так, к слову. Короче, когда новому церковному правительству удалось навести относительный порядок в наших странах, оказалось, что советская агентура еще жива и продолжает действовать. В другой ситуации их бы прищучили и перевербовали одного за другим, но когда этим только собрались заняться вплотную, как случился худду-переворот, и красным удалось залечь на дно, грамотно затерявшись между полуподпольными партиями и экстремистскими организациями. Новый отлов стоил дорого и начался не особо успешно, так что вскоре Совет Старейшин Дома на Болотах решил эту программу прикрыть, объявив, что если нет Советского Союза, то нет и советских шпионов. Инициативу поддержала и Священная курия Первой Реформированной Церкви Вуду Канады.

Патрик слушал вполуха. По радио объявили, что Детройт забил еще один гол. Счет к концу второго периода стал "три-три". Перспектива нового, еще более позорного поражения вдруг стала очень отчетливой. Джастифай продолжал совершенно не заботясь, слушает его Руа или нет.

– Технократический союз единственный сумел найти доказательства того, что Советское государство все еще существует. Но доказательства, а главное способ их получения, шли вразрез с правительственной доктриной, и потому попытки донести их до Болотного дома окончились печально.

– Почему? – спросил Патрик, заинтересовавшись.

– СССР не пошел по пути США и Канады. Колдовство, духи и прочее мракобесие твердолобые красные атеисты послали в тот ад, из которого оно вылезло. Пока у нас бокоры насылали друг на друга проклятия и поднимали кадавров для уличных бунтов, красные ученые заново переписали физику, химию и биологию, а инженеры в дырявых сараях, едва не на коленях собирали новую машинерию. Все это технократы собрали и передали правительству. Но принять эти доказательства значило открыто признаться, что в шестьдесят третьем у Америки был другой путь, без отката в новое средневековье. Ты ведь понимаешь, что по-настоящему сильных колдунов не так много и еще меньше у них возможностей реально использовать свою магию для управления обществом?..

– Подожди, – поднял руку Руа. – Что значит "мало"? Я каждый день сталкиваюсь с магией на льду.

– Спорт! – Джастифай снова приложился к кружке, в два глотка осушив ее, и показал официанту два пальца. – Это главный инструмент вуду и худду пропаганды. Именно для того их так и напичкали бокорами, амулетами, оберегами и прочей требухой, чтобы у простого американца каждый день перед глазами было наглядное доказательство того, насколько могущественны лоа, духи и, само собой, колдуны, которые ими управляют. Технократический Союз верит в иной путь, и на этом пути стоит уже очень давно и успешно.

– Ладно, – примирительно кивнул Патрик. – Давай к делу. Откуда ты знаешь, что Деккер – коммунист?

– Я не знаю, – ответил Джастифай, подвигая себе принесенную официантом кружку. – Я вообще не знаю, кто такой Деккер – кроме того, что это бородатый белый ублюдок, который пустил мне пулю в лицо. Но я точно знаю, что он – комми.

– Откуда? – не отступал Руа. Джастифай глотнул пива, влажно рыгнул и, вперив в Патрика тяжелый взгляд, процедил:

– Когда меня отправили следу этой девчонки, то сказали, что красные или будут пытаться заполучить ее или уже заполучили. Других претендентов просто нет. Я даже тебя считал красным… раньше.

– А сейчас почему не считаешь?

– Потому что ты не красный, почему же еще? Не будь идиотом!

– Постараюсь, – ответил Патрик, так и не решив, сказал ли Джастифай что-то слишком умное или что-то совсем глупое. – Если Деккер – советский шпион, то Дженни ему нужна, чтобы отправить ее в СССР, так? Но я точно знаю, что она еще здесь. Почему?

– Ты снова строишь из себя придурка, снежок. Ты что, думаешь, из Монреальского порта каждую пятницу выходит пассажирский лайнер до Ленинграда? Или из Ванкувера во Владивосток? Святая Курия авторитетно заявляет, что последние корабли с беженцами приплыли из Европы пять лет назад, и с тех пор никакой связи с восточным полушарием у нас нет.

– Но ты же мне говорил, что это не так! Иначе, зачем красным шпионить и как передавать информацию? И как вы смогли бы достать информацию о Советском Союзе?

– Информацию нам предоставил перевербованный резидент. Он же и рассказал о том, как осуществляется контакт. Комми отправляют к нашим берегам атомную субмарину, возможно, единственную пережившую войну и Пробуждение. Это долбаная подводная крепость, по старой классификации НАТО – SSBN Typhoon. Она несет боевое дежурство у нашего тихоокеанского побережья примерно полгода. Потом на полгода возвращается в Союз. Деккер, если девчонка у него, будет ждать возвращения "Тайфуна".

– И когда он вернется? – спросил Руа. Джастифай покачал головой:

– Меня не спрашивай. Может завтра. А может через три месяца. А может и через шесть. Это не та информация, которую доверяют полевому агенту. В случае необходимости в ней, я должен был бы связаться со штабом и запросить ее. Но теперь, когда стараниями Сесилии меня считают предателем…

Патрик сдержал довольную улыбку: значит, его блеф все же оказался правдой. Сесилия не просто подставила Джастифая под пулю, она еще и прикрыла себя, назвав перебежчиком неудачливого (и возможно мертвого) напарника.

– Теперь все понятно, – Руа прервал излияния негра. – Я знаю, где они прячутся, и теперь понимаю, почему они это делают.

– Ну да? – с привычным уже недоверием переспросил негр. – И как же ты это узнал?

Руа улыбнулся:

– В средневековом мракобесии есть свои положительные стороны.

"Юмор, – вспомнились ему давние слова Козмо, – это первый шаг от кадавра к человеку."

Вокруг радиолы возбужденно загомонили. Диктор известил об окончании игры. Шесть-три, победа за Монреалем. Патрик поднял кружку, к которой до того даже не притронулся.

– За победу!

Джастифай удивленно поднял брови, но кружку поднял без задержки. Тяжело звякнуло толстое, мутное от возраста стекло.

– За победу!

* * *

Март, 29-е,03:40

– Проснитесь, мистер Руа, проснитесь и пойте…

Патрик с трудом открывает глаза, пытаясь понять, проснулся ли он или это лишь странное продолжение сна. В комнате темно – настолько, что нельзя рассмотреть ни одной детали интерьера. Нельзя понять даже, находится ли он в своей комнате в общежитии клуба или попал куда-то еще.

– Вы звали нас, месье Руа, Святой Патрик, – этот голос уже другой, доносится откуда-то слева. Говорит по-французски.

– Национальный франко-канадский герой, – по-английски добавляет первый голос – справа.

Голоса звучат пугающе странно: кажется, что говорят дети и вместе с тем – взрослые люди, почти старики. Руа садится на постели, оглядывается. Темнота беспросветна, ничего не разглядеть. Даже осязание – ощущение кровати под телом, простыни, одеяла – кажется туманным, размытым.

– Кто здесь? – спрашивает Руа темноту. Голоса смеются.

– Это мы. Ты же звал нас? Вот мы и пришли, – ответил француз.

– Ты ведь не многих зовешь в гости, Пэт! Ну же, напрягись! – англичанин подначивает, издевается.

Теперь он узнает эти голоса. Причудливо искаженные, они все же похожи на те, что он слышал раньше.

– Вы – Ибежи, Божественные Близнецы. Да, я звал вас.

– Хорошо, мистер Руа, очень хорошо! – смеется англичанин. – теперь можно узнать, зачем вы нас вызывали? Наше время дорого, не можем просто так сидеть и болтать с каждым.

– Это не я, – Патрик чувствует, как о волнения сдавливает грудь. – Это вы, вы меня выбрали. Вы постоянно являлись мне.

– Печально, но факт, – подтвердил француз.

– Не вижу ничего печального, – возразил англичанин.

– Деймиен, – обратился Руа, повернув голову вправо. – Ты дал мне заклятье. Из-за него я напал на хоккеиста.

– Напал? – рассмеялся Каинде. – Мне показалось, что ты защищался. И заклятие тут ни при чем.

– Нет, – упрямо мотнул головой Патрик. – После удара я вспомнил что-то… что разъярило меня.

– Ярость – чувство живого человека, – вдруг вмешался Таэбо. – Разве ты не этого хотел?

– Я… – Руа запнулся, – я не знаю.

– Не знаешь, – согласился Каинде. – И не узнаешь, пока не пробудишься. Как может непроклюнувшийся цыпленок судит о мире, глядя лишь на тени, проступающие сквозь его скорлупу?

– Но как же хоккей? Меня дисквалифицируют!

– И что? Ты будешь жить! Позволь себе стать снова целым, завершенным! Исцелившаяся душа исцелит и тело. Ты обновишься и избавишься от цепей, которые сковывают твою плоть, а с ней – и разум. Ты перестанешь быть невольником, без права и свободы. Познав же свободу и обретя право, ты сможешь выбрать. Ты даже сможешь снова играть в хоккей. И это будет твой путь, а не путь, который тебе предопределили.

– Но я же видел, вы показывали мне… Кубок… И Жак Плант…

– Я ничего тебе не показывал и ничего у тебя не просил, – неожиданно резко ответил Каинде.

– Я просил, – вмешался Таэбо. – И сейчас просьбы своей не отменяю. Это сложный, неочевидный путь. Но он единственный. Все остальные ведут к гибели. Сейчас я предлагаю тебе броситься в реку, в бурлящий поток полный порогов и перекатов. Но прошу лишь потому, что ты больше других готов к этому – даже если сам не осознаешь того.

– Козмо, – Патрик повернулся влево. – Я должен найти Джен.

– Я сказал тебе все. Больше мне добавить нечего.

– Зато мне есть, – голос Каинде, кажется, стал сильнее, громче. – С нашего первого разговора я предлагал тебе определиться, что важнее – личное или общее, свое или чужое. Твои близкие, твоя свобода – или интересы организации, которая примет тебя только как робота, бессловесного и бесправного? Что бы сделали с игроком-агентом, окажись он на твоем месте? Что сделали с Циммером? Его дисквалифицировали на один матч. Тебя же изгонят из Лиги. Ты уже проиграл, Патрик. Ты уже проиграл.

– Нет, еще ничего не решено. Твои шансы все еще велики. Нужный человек, оказавшись в нужное время в нужном месте…

– Ничего не изменит, – перебил Каинде. – Only the right man in the wrong place can make all the difference in the world. В хоккее ты заперт, и чем дольше не вырвешься, тем хуже будет. Где твоя сила воли? Все что мешает тебе изменить ситуацию – это твой страх перемен. Пойми только это: противостоять страху легко, потому что страх, лишь часть тебя. Целое с легкостью победит часть, большее поглотит меньшее. Прими это и освободись. Позволь страху пройти через тебя и сквозь тебя. И когда он уйдет – обрати свой внутренний взор на его путь. И там, где был страх, не останется ничего. Останешься только ты.

Патрик прижимает ладони к вискам, зажмуривается до боли в веках. Но голоса не отступают, они все еще рядом.

– Мы не уйдем, Патрик, – словно извиняясь, говорит Таэбо.

– Мы не можем уйти, – давит Каинде. – Настало время сделать выбор. Сейчас ты встанешь на один из путей, и второй закроется для тебя навсегда. Навсегда, слышишь?

– Я должен вернуть Джен!

– Я помогу тебе! – с готовностью отзывается Каинде, и голос его становится совсем человеческим, голосом Деймиона Стоуна. – Я расскажу, где Деккер прячет ее, как пробраться туда, укажу лучший момент для удара.

– А ты, Козмо? – спрашивает Патрик.

– Нет, – отвечает француз. – Ты должен будешь справиться сам. И ты справишься. Все, что нужно, ты уже имеешь. Ничто не находится вне пределов твоего понимания и вне твоей досягаемости.

– Как можно верить такому? – смеется Стоун. – Это детский лепет. Ты – обычный хоккеист. Деккер – опытный агент, который убил десятки людей. И Сесилия! Ты же понимаешь, что они заодно, так? Какие у тебя шансы? Это суицид. Тебе нужна помощь!

– Нужна, – соглашается Руа. – Стоун, а если я соглашусь, что я должен сделать?

– Ничего. Ничего больше того, что собираешься. Мы освободим Джен, твоя душа пробудится, ты найдешь тех, кто исцелит твое тело, и в итоге ты снова станешь человеком.

– И это все?

– Да, все. Ты знаешь, как меня найти.

– Знаю.

– Ты определился? – подает голос Козмо. Патрик чувствует, как сомнения тугими змеиными кольцами сдавливают горло. Слова застревали в нем, неспособные преодолеть эту хватку…

– Я… да, определился.

– И что же ты выбираешь?

Патрик вдруг ощущает под собой пустоту. Все исчезает, сменившись ощущением бесконечного, сверхбыстрого падения – оно длится целую вечность и все же, не длится и секунды. Он резко открывает глаза.

Желтый электрический свет пробивается сквозь полуприкрытые жалюзи. Его полоски разрезают комнату на черные ленты темноты, выхватывая призрачно-четкие очертания привычной мебели, книг, вещей. Темнота, словно смущенная чужим взглядом, отползает в углы, делаясь более прозрачной в центре комнаты.

Патрик, не моргая, смотрит в потолок.

Все, что нужно, находится в пределах понимания и досягаемости.

Прежде всего, союзник. Нужен тот, кто сможет помочь. Тот, кто оказался в сходном положении и имеет сходную цель. Деккер уверен, что Джастифай мертв. Но если бы от тела избавлялась Сесилия, он бы знал наверняка, а его единственным аргументом было – "после такого не живут". Он лгал, грубо и небрежно. Лгал, потому что не знал, где Джастифай. И это незнание беспокоило Деккера сильнее, чем он хотел бы показать.

Джастифай жив, он зализывает раны и ждет удобного момента. И единственный способ выйти на Деккера для него – через Руа. Что означает – Джастифая не придется искать. Он сам найдет Патрика.

Так что теперь все, что требуется – это ждать и готовиться.

Руа встает и походит к окну. Холодный пол неприятно колет ступни. Патрик нажимает кнопку, раскрывая жалюзи. Разорванная желтыми кляксами фонарей темнота – тяжелый, густой слой, налипший на стекло. В этом слое проступает смутное отражение человеческой фигуры. Словно реки и дороги на неведомой карте, его пересекают шрамы и швы. Как странные пометки темным выделяются на белой коже татуировки – пентакли, сигилы и рунные вязи. Отблескивают серебром вживленные в плоть амулеты. – В тебе важно то, что ты мост, а не цель, – говорит Руа своему отражению. – И ценны в тебе только переход и гибель.