Текст книги "Ролевик: Хоккеист / "Лёд""

Автор книги: В. Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Вбрасывание – и снова игра идет в зоне "Варлокс". Игроки Монреаля просто не в силах навязать свою игру хозяевам поля – "Инферноз" властвуют здесь безраздельно. Кажется, нет места на льду, где бы не был их игрок, словно их приходится по два на каждого монреальца.

Четвертый гол Руа принимает как неизбежное. Бридгман обходит защиту, делает ложный пас, финт и удар – Патрик не видит его, обзор закрывает Гинграс. Шайба ударяется о правый щитко падает в голубую зону, отскакивает от конка Гинграса и вползает в ворота прежде чем Патрик успевает ее накрыть. Черная таблетка в его руке разогрелась так, что чувствуется даже сквозь перчатку. Такое бывает, если дух шайбы ожесточенно борется с чем-то – например с волей колдуна.

"Интересно, – пролетает в голове меланхоличная мысль. – Дух борется с нашим оператором или с заклятиями Джастифая?"

Четыре-два – такой счет кажется невероятным. Но цифры на табло различимы четко и ясно. Пять минут до конца игры. "Варлокс" начинают финальную атаку – но сами не верят в ее успех. Две шайбы за пять минут – после двух, заброшенных в прошедшие пятьдесят пять.

"Это поражение ничего не решает. Надо беречь силы для более серьезных схваток. Мы на втором месте в конференции и на третьем – в дивизионе."

Это хорошая формула. Она успокаивает. Но кто-то, засевший прямо в хребте, не дает ее принять. Этот кто-то уверен, что поражение от "Инферноз" будет значить очень многое.

Патрик отзывают из рамки, выпустив Далина. Отчаянная атака на последних минутах. Руа кажется, что "Инферноз" позволяют противнику забить – за тридцать секунд до финальной сирены. Снова сшибка в центре, хриплое дыхание, треск клюшек, глухой стук щитков.

Двадцать пять, двадцать….

Монреаль в зоне противника. Свисток и удаление. Удержание, Уи Хаймер, номер двадцать восемь, Нью-Джерси. Теперь шестеро против четверых. Семнадцать секунд, пятнадцать…

Наслунд бьет, не пройдя и пяти метров за синей линией – удар проходит на полметра левей ворот. Толкотня в углу, натужное хрипение, брань…

Сирена. Игроки растекаются в стороны, "Инферноз" кричат, обнимаются, бросают в воздух шлемы. Зрители орут, свистят, бросают на лед шапки, грохочут стульями. "Варлокс", как призраки уходят с поля, не замеченные, кажется никем.

В темном коридоре Патрик различает кривую ухмылку Нилана.

– Ну и кто теперь аутсайдеры? – тафгай сплевывает на пол. – Если бы я знал, что нас так разгромят, я бы на тренировки не ходил.

– Ты и так не ходил! – возмущается Карбонау. Нилан оскабливается щербатым ртом:

– Я сидел на скамейке – в форме и на коньках. А мог бы в баре с девкой и пивом. Это большая разница.

Они входят в раздевалку, расходятся к скамейкам.

– Может, если бы не сидел, а тренировался, сегодня бы выступил получше, – не сдается Ги. Нилан встает напротив него, ткнув в грудь кривым пальцем.

– Я свое дело сегодня сделал. Моя задача – бить по морде, а не по шайбе. Парень которого я отделал на лед больше не вышел. Вопросы?

– Вопрос в том, на кой черт это надо? – Перрон входит в раздевалку. Лицо у него потемнело от дурной крови. Он с трудом сдерживает ярость. – На кой черт, я спрашиваю, вырубать защитника, если форварды даже не пытаются атаковать?

Игроки молчат, никто не решается ответить тренеру. Они боятся этого щуплого мужчину похожего на школьного учителя физкультуры, никогда не игравшего в большой хоккей. Агенты опускаю глаза, делая вид, что заняты формой, рекруты бессмысленно пялятся, похожие на восковые фигуры, потекшие и деформированные от жары.

– Толпа неудачников, – резюмирует Перрон. – За вас играют скульпторы и операторы, а сами вы – пустое место. Квебек, Вашингтон, Миннесота, Джерси. Кто следующий? Кому вы еще не проиграли?

Снова тишина. В раздевалке так тихо, что через стену слышится ликование победителей.

– Собирайтесь. Послезавтра игра с Филадельфией. С Филадельфией, слышите?! Лидерами своего дивизиона, – Перрон замолкает, глядя себе под ноги, затем делает глубокий вдох. – Я жду от вас победы. Пора заканчивать эту черную полосу.

Он оглядывает скамейки на которых игроки не уверенно мычат и тупо кивают, не поднимая взглядов. В раздевалке кисло воняет потом, грязные полотенца валяются на полу, серые от стертых магических надписей. Воздух над ним дрожит, как в пустыне над раскаленным песком.

– Пора. Заканчивать. Эту. Полосу, – медленно сквозь зубы повторяет Перрон, затем почти выкрикивает. – Да или нет?!

Дрожь пробегает по телам сидящих. Они поднимаются на ноги – резко, как пружиной подброшенные, стоя на лезвиях коньков прямо и уверенно. Их голоса, должно быть, слышны даже на поле.

– Да, тренер!!!

Они – "Монреаль Варлокс", лучший клуб Лиги, и они не перестанут быть лучшим клубом, не важно кому и как они проиграли. Патрик ощущает это очень ясно, словно некую непреложную истину. И в этот момент понимает, что сам является частью этой истины, камнем в фундаменте мира, ветхого и полуразрушенного, но держащегося не в последнюю очередь на хоккее – одной из немногих объединяющих сил и незыблемых опор. Впереди длинная серия домашних матчей. Хорошая возможность повернуть все в свою пользу.

Глава VI
Lady in Black

Тренировка вышла чертовски изматывающей – Перрон всерьез решил встряхнуть команду, увязшую в череде поражений. Агенты недовольно перешептывались, но громко возмущаться никто не стал. На это просто не было сил – Перрон гонял их так, будто парни только вышли из межсезонья. Даже рекруты, терпеливые и выносливые как волы, к концу тренировки истекали потом и хрипло, надсадно дышали. Тренировочные свитера промокли насквозь, их можно было отжимать.

– Гром меня порази если тренер не приказал поднять температуру в зале, – проворчал Нилан проехав мимо Руа. Тафгаю, не особенно привычному к долгим упражнениям на скорость и баланс, приходилось тяжелее остальных. Финальный свисток он воспринял как освобождение.

На выходе Патрика остановил Лаперрьер.

– Руа! Ну-ка, постой.

Патрик неуклюжий в своей массивно защите, переваливаясь, отошел в сторону, чтобы не загораживать остальным дорогу.

– Да, тренер?

– Следующую игру ты сидишь.

– На скамье, тренер?

– Нет, в зале. Даг отработает матч с Филадельфией.

Руа почувствовал, как в животе вдруг появляется сосущий, холодный вакуум.

– Что-то не так, тренер? Я плохо играл вчера?

Лаперрьер покачал головой. Все это время он не сводил глаз с Патрика, но что именно было в его взгляде, вратарь распознать не мог. Это ощущение отчужденности, барьера было неприятно Патрику. Всегда в таких случаях он чувствовал себя некомфортно, но в сейчас это было почти больно. Он с силой сжал зубы, стараясь побороть это чувство.

– Нет, парень, ты сыграл неплохо. Дело не в тебе.

– Я не понимаю.

– Тебе и не нужно. Просто знай, что клуб заботится обо всех. В том числе и о Даге Соетарте.

Патрик кивает. Теперь он понимает. Или ему кажется, что он понимает.

– Тренер?

– Да, Патрик. Что-то еще?

– Это же последний сезон Дага, так?

Лаперьер прищуривает один глаз.

– Скорее всего, да. Последний сезон в "Монреаль Варлокс" – это точно.

– Это как?

Лаперрьер проводил взглядом последнего игрока, скрывшегося в раздевалке.

– Руководство клуба договорилось о его переводе в "Сейджес" в следующем сезоне. Есть такая мысль – и есть намерение другой стороны. Но ты не должен говорить об этом никому. А особенно, Дагу. Ты понял?

– Да, тренер, – кивает Патрик. Лаперрьер слегка хлопает его по плечу:

– Тогда иди переодевайся. И не расслабляйся слишком. С Лос-Анжелесом пятнадцатого играть тебе.

В раздевалке стоял привычный разноголосый гомон. Вчерашнее поражение успело слегка поблекнуть в памяти, чувства поостыли и теперь команда вела себя так же, как и всегда – расслабленно, легко. Даже рекруты участвовали в разговорах – обсуждали тренировку по большей части, делились наблюдениями, выводами. Наслунд и Далин негромко переговаривались о чем-то на шведском. Хоть они были и в разных тройках, они довольно часто обсуждали что-то после тренировок и игр. Никто не знал о чем именно они говорили, да никому и в голову не приходило спрашивать. О чем могут говорить два рекрута в раздевалке?

Патрик занялся экипировкой. Раздевание отнимало даже больше времени, чем одевание. Вообще, для такого обычно требовался помощник, но его давали только агентам 0 было такое неписанное правило. Рекруты справлялись сами.

Нилан снова о чем-то переругивался с Робинсоном. Их безобидные перепалки стали в команде уже чем-то привычным, традиционным. Крис подначивал Ларри, тот находил ответ поострее. Многим ребятам-агентам нравилось слушать их дружескую брань.

"У этой пары неплохо с юмором. Когда их вышибут из Лиги, могут организовать стенд-ап дуэт" – так сказал когда-то Лаперрьер. Не то, чтобы помощник тренера сильно разбирался в юмористических шоу, но Руа разбирался в них и того меньше, так что пришлось поверить тренеру на слово.

Патрик не заметил, как подошел и сел рядом Уолтер.

– Хей, голли, зачем тебя тренер отзывал? – Райен не стал ходить вокруг да около. Патрик повернулся к нему. Раньше не случалось, чтобы Уолтер говорил с ним.

– Это личное.

На лице нападающего появилась недоверчивая улыбка.

– Да ладно! Личное. У тебя. Ты же рекрут, мать твою так. Какое нахрен личное?

– Эй, парень, полегче на поворотах, – голос Нилана, казалось, не стал громче, но Уолтер как-то сразу догадался, что тафгай обращается к нему, хоть и сидит на другом конце раздевалки. – Он с тобой в одной команде. Не забывай об этом.

Центровой что-то пробормотал и вернулся на свое место. Нилан хлопнул Ларри по плечу, встал и подошел к Патрику.

– Я с утра звонил Амели, – грузно упав на скамью, сказал он. – Она про тебя спрашивала…

– Она про меня спрашивала? – переспросил Руа. Нилан, кажется, на секунду смутился.

– Ну не "она про тебя спрашивала", а она спросила, придешь ли ты в госпиталь, потому что эта девчонка, Джекки, спрашивала когда ты приедешь. Как-то так, да.

– Дженни, – поправил Патрик. Нилан мотнул головой.

– Дженни, Джекки. Да хоть Амброзия, мне по тамтаму.

– Я приду сегодня.

– Мне это можешь не говорить, – Крис поднялся и повел плечами. – Я сегодня намерен отоспаться. Так что извини, дружок, в госпиталь к своей дочурке придется тебе идти одному.

На "дочурку" обернулись сразу трое или четверо, недоуменно глядя то на Руа, то на Нилдна. Патрик молча смотрел на Криса, а тафгай только улыбнулся, накинул свою пилотскую куртку и вышел из раздевалки.

Руа оглянулся, увидел вытянутое лицо Уолтера. Форвард смотрел на него, приподняв брови и даже рот слегка открыл.

– Личное… – наконец проговорил он сдавлено. – Я что-то вообще перестал понимать, что происходит.

В госпиталь Патрик отправился сразу с площадки, не заходя в столовую и в общежитие. Есть особенно не хотелось, в комнате делать было просто нечего, так что решение получилось почти рациональным. Ну или Патрик просто искал объяснение своим чувствам. Он хотел увидеть Дженни, и то, что сказал Нилан, только усиливало это странное, непривычное ощущение.

"Эти слова – "преданный", "любящий". Ты ведь не понимаешь, что они значат?"

Нет, Патрик не понимал. Сейчас они, на мгновение проявившись в памяти, тут же ушли, не оставив никакого отклика. Он просто хотел увидеть Дженни. Единственного человека, который тоже хотел его видеть.

* * *

Патрик в задумчивости стоял у витрины. От моргающей неоновой трубки, протянутой по периметру стеклянного окна, неприятно покалывало в глазах. Сторожевой знак на стекле почти стерся, но Патрик все равно чувствовал внимание духа, связанного с этим знаком. Правда, дух его сейчас совершенно не интересовал. Перед Патриком стояла трудная, почти неразрешимая задача.

Входная дверь скрипнула, мягко звякнули колокольчики, скрипнул снег под чьей-то подошвой.

– Эй, месье! Вы ведь Патрик Руа, так? Вратарь "Варлокс"?

Патрик обернулся к говорившему. Это оказался пожилой мужчина с небольшим брюшком и залысиной. У него были очки в роговой оправе, нос с горбинкой и бурые с проседью усы. На нем не было куртки и шапки, отчего Патрик решил, что это владелец магазина. Или очень странный покупатель, который не боится мороза и радиации.

– Да, это я.

– А я вас сразу узнал. Прошу простить мою назойливость, – продавец приложил ладонь с растопыренными пальцами к груди. – Я просто увидел вас у своей витрины и решил спросить, не нужна ли вам какая-то помощь?

Руа на какое-то время задумался. Не то, чтобы он удивился такой реакции, но что-то в этой ситуации все же было неправильным. Вообще удивительно, что его, играющего за клуб свой первый сезон, узнавали на улице.

– Зачем вы включили неон? – спросил он. – Сейчас же день. Его все равно не видно, а вблизи его моргание раздражает глаза.

– А он включен? – удивился продавец. – Вот ведь проклятая штука! Где-то замыкает контакт. Надо вызвать электрика. А лучше колдуна, чтобы поговорил с домашним духом.

– Было бы неплохо, – согласно кивнул Руа. Продавец снова уставился на него, словно ожидая чего-то.

– Может быть, я смогу вам как-то помочь? – наконец спросил он. Патрик задумался, потом кивнул:

– Думаю, да. Можете.

– О, великолепно! Проходите внутрь, месье Руа! Осторожно, порог.

Они входят в магазин. Здесь пахнет… необычно. Это не запах раздевалки или общежития, тяжелый и неприятный. Это и не запах паба, с привкусом табачного дыма и пивной кислинкой. И уж тем более, это не запах поезда, больницы или арены. Здесь пахло чем-то совершенно другим: приятным и щекотным, оседающем в носу едва ощутимой пленкой. Этот густой, вязкий дух тут же забрался под кожу, слегка оглушив Патрика. Никогда раньше он не был в парфюмерном магазине. Во всяком случае, будучи рекрутом.

Магазинные полки покрывал темный бархат, на котором размещались изящные стеклянные пузырьки и флаконы. Свет небольших ламп играл в граненом стекле, заставляя его искриться и переливаться. Большая часть флаконов была сделана в модном популюкс-модерн стиле, но встречались и более вычурные образцы позднего ар-деко. Почему Руа знал эти названия и как соотносились они, взятые из архитектуры с дизайном стеклянных бутылочек для духов? Хороший вопрос.

– Для кого подбираете подарок? – поинтересовался продавец, но тут же положил пухлую ладонь на плечо хоккеиста. – Ах, простите! Как невежливо с моей стороны. Но я вижу, что вы в затруднении. Если я буду знать… немного больше об объекте вашего внимания, возможно, я смогу помочь вам с выбором.

Патрик посмотрел на него, застывшего в нетерпении, даже слегка подрагивающего от волнения. Ничего удивительного в таком поведении не было – в Монреале любят хоккей.

– Ей чуть больше десяти, она невысокая, худая, носит закрытую одежду. У нее темные волосы.

Продавец задумчиво потер подбородок. Кажется, что-то в словах Патрика его сильно смутило.

– В таком случае, духи или туалетная вода будут не очень уместны. Мне так кажется. Я бы предложил ароматическое мыло или какой-нибудь крем…

Он посмотрел на Руа, ожидая подтверждения. Патрик кивнул:

– Да, думаю, вы правы.

– Какие запахи она предпочитает? Сладкие, с кислинкой, пряные? Резкие или нежные?

– Не знаю, – Патрик пожал плечами. – Не помню, чтобы она пахла как-то особенно. Вряд ли у нее вообще были свои духи или даже мыло в последний месяц.

Парфюмер заметно побледнел, его тонкие брови приподнялись кверху. Какое-то время он задумчиво жевал губами, потом зашел за прилавок, достал крупный, замотанный в оберточную бумагу брус и длинный тонкий нож. Развернув обертку, он показал Руа темный с мраморными прожилками кусок мыла.

– Как вам запах? – поинтересовался он. В общей вакханалии ароматов Руа едва улавливал нужный, но все же, он показался ему приятным. Он утвердительно кивнул:

– Да, этот вполне устроит.

Продавец снова приподнимает брови, слегка покачав головой.

– Может предложить другие – для сравнения?

– Предложите, – без малейших колебаний согласился Патрик. Парфюмер уже собрался нырнуть за стойку, но вдруг замер.

– Я понимаю, – сказал он вкрадчиво, – мужчинам всегда трудно выбирать такие вещи. Не буду вас мучить. Давайте попробуем по-другому. Ваша… м-м-м… ваш объект внимания – какая она?

Руа нахмурился. Ему казалось, что он только что ответил на этот вопрос. Его недовольство не укрылось от внимания продавца.

– Я хочу сказать, какой у нее характер? Она веселая или спокойная, общительная, любит большие компании или наоборот, предпочитает одиночество? Разговорчивая, скромная, любопытная, вспыльчивая? Все что угодно, дайте только намек.

Все эти слова были как будто знакомы Патрику, но ни одно из них не увязывалось в его сознании с Дженни. Да и вообще, с людьми, которых он знал. Нилан любит поговорить. Это означает, что он общительный? Наверное. Или он просто делает вид, что не может и минуты провести с закрытым ртом? Патрик не знал ответа.

– Дженни… – начал он осторожно, надеясь, что ответ сам придет на ум. – У нее было много трудностей последнее время. Трудностей в жизни. И я решил, что подарок ее обрадует. Хоть немного. Она спрашивала обо мне, и я хочу, чтобы она знала, что я тоже думал о ней, беспокоился. Пока был в отъезде.

Парфюмер отвел взгляд и слегка прикусил нижнюю губу.

– Мне кажется, – сказал он осторожно, – что я сейчас невольно вмешиваюсь во что-то очень личное. Мне очень неловко, но поверьте, все сказанное останется между нами.

Патрика эти слова обеспокоили. Кажется, этот человек услышал в его словах что-то, что сам Руа не ощущал. Что-то не совсем… или совсем не… допустимое в обществе.

"Дочурка", – сказал Крис в раздевалке. Это странно, но, кажется, теперь Патрик знает. Знает, как у них с Джен все обстоит на самом деле. И может это выразить словами.

– Дженни – моя дочь, – слова вызывают странную вибрацию под черепом, почти болезненную. – Приемная. Она сирота.

Лицо парфюмера прояснилось, он часто закивал.

– Ну конечно же! Вот я тупица! Сразу, сразу должен был подумать! А знаете? – он вдруг замирает, подняв кверху указательный палец, – мне кажется, я могу вам предложить кое-что подходящее! Девочке десять лет и она ваша дочь, к тому же, ее давно не баловали… Десять лет – прекрасный возраст. Можно быть красивой и при этом не заботится о фигуре.

Продавец широко улыбнулся глядя на Руа. Кажется, он сказал что-то, что должно было заставить Патрика улыбнуться в ответ. Хоккеист же только кивнул:

– Наверное, вы правы.

Улыбка сошла с лица парфюмера.

– Наверное, тяжело воспитывать девочку без матери. Нам, мужчинам, ужасно трудно их понимать…

– Наверное, – снова кивнул Патрик. – Я не воспитываю Дженни. Хоккей оставляет мало свободного времени.

– Понимаю, – кивнул продавец, протягивая Руа небольшую, плоскую коробку с большим атласным бантом и золотой ракетой на бархатном красном поле обертки. – Вот, возьмите. Думаю, ей понравится.

Патрик взял коробку в руки. Она оказалась совсем не тяжелой, внутри что-то мягко постукивало.

– Сколько с меня? – спросил он, доставая бумажник. Продавец отчаянно замахал руками:

– Что вы, что вы! Это подарок от магазина! Не каждый день я принимаю игрока "Варлокс". Брать с вас деньги – значит прогневить предков этого дома.

– Спасибо, – коротко кивнул Руа. – До встречи.

– Очень на это надеюсь! – продавец протянул руку для пожатия. – Кстати, меня зовут Мишель. Мишель Лорье.

– Очень приятно, Мишель. До скорой встречи.

* * *

Февральские дни в Монреале удручающе короткие – кажется, смеркаться начинает сразу после полудня. Конечно, это не так, но впечатление создается из-за густого покрова облаков, жадно поглощающего солнечный свет. Уже к трем на улицах зажигаются фонари, а машины включают фары. На улицах пустынно – большинство жителей сейчас на работе, магазины закрыты на долгий перерыв – в мертвое послеобеденное время продавцы улаживают собственные дела или занимаются мелкими заботами по хозяйству. Кажется, что город погружен в спячку, словно огромный, облезлый медведь. Лишь изредка он беспокойно ворочается во сне, снедаемый голодом и паразитами. Его сны беспокойны и сумбурны.

Патрик редко покидает тренировочный лагерь в такое время. Обычно, подчиненный режиму, в эти часы он наслаждается коротким перерывом между утренней и вечерней тренировкой. Обед уже позади, свободного времени – целый час или даже полтора. Можно заснуть или почитать. Первое предпочтительнее.

Одинокую женщину на тротуаре он замечает не сразу. Ее пристальный взгляд будит оберег на загривке, заставляя поднять голову.

Женщина стоит у края тротуара, одетая в длиннополую черную шубу, рядом с ней – небольшой кожаный чемодан. Нижняя половина лица и шея закрыты плотной повязкой, вместо шапки – аккуратно повязанный под волосами шерстяной платок – строго в цвет и фактуру шубы. Ладони скрыты черными замшевыми перчатками с тиснеными узорами пентаклей. Повязка на уровне рта снабжена замком молнией. Сейчас он раскрыт, и тонкие облачка пара вылетают оттуда в такт ровному дыханию. Патрику кажется, что внешний вид дамы имеет некое общее определение, которое он раньше уже слышал. Но он не может вспомнить какое.

– Угостите даму сигаретой? – спрашивает она, когда Руа подходит вплотную. Он отрицательно качает головой:

– Я не курю. Простите.

– Жаль. Мне кажется, я раньше уже где-то видела вас…

– Возможно, – пожал плечами Патрик. Наверное, сейчас ему нужно было остановиться или хотя бы замедлить шаг, но вступать в разговор с незнакомым человеком второй раз за день ему совершенно не хотелось.

– Будет прилично попросить вашей помощи? – не меняя позы, спросила женщина уже в тот момент, когда Патрик прошел мимо. Вратарь остановился.

– Прилично?

– Я вас не знаю, – пояснила дама, все еще не обернувшись к Руа. – Но так сложилось, что вы и я стоим здесь, на совершенно пустой улице и рядом нет никого больше. Лоа выбрали за вас эту дорогу и поставили меня на ней. Мне кажется, это неплохой повод наплевать на приличия. Хотя я бы чувствовала себя лучше, если бы вы заговорили со мной первым.

Женщина говорила быстро и неразборчиво, так что половину Патрик не разобрал, а половину – не понял. И все же, что-то помешало ему просто уйти. В этой женщине ощущался особый, до сих пор неизвестный Патрику полюс притяжения. Он обернулся и осмотрел ее и еще раз, более внимательно. Кажется, ее это нисколько не смутило.

– Чем вам помочь? – спросил он. Рука в перчатке осторожно коснулась его ладони. Серебряный крестик, вживленный в запястье, беспокойно завибрировал. Ноздрей коснулся тонкий, пряный аромат.

– Проводите меня домой. Я сейчас не могу и не хочу оставаться одна.

– Хорошо, – Патрик поднял с тротуара чемодан. Некоторое время они шли молча. Прошла пара минут прежде чем женщина нарушила молчание:

– На вид вы очень молодой. Сколько вам лет?

– Девятнадцать. Или около того. Я не уверен, – Патрик пожал печами. Его возраст и день рождения были записаны в больничной карте, но его никогда по-настоящему не волновало, сколько ему лет. Эта информация никак участвовала в его жизненном укладе.

– Вы не уверены в своем возрасте? Такое не часто услышишь, – женщина улыбнулась, – Лоа, почему нет ни одного магазина? Если я не достану сигарет, я умру прямо на этом тротуаре.

– Вы не умрете, – успокоил ее Патрик. – Магазин прямо за углом. Если вы направляетесь домой, вы должны это знать.

– Я давно не была здесь. Уже… уже два года.

– Где же вы были?

Она посмотрела на него со странным прищуром:

– А вы любопытный, да? Я жила в другом месте. Со своим мужем.

– Понятно.

Женщина посмотрела на него с каким-то вызовом. Патрик молчал.

– И все? – не выдержала она. – "Понятно"?

– Да.

Они снова замолчали. Мимо, мягко шурша шинами по талому снегу, проехал атоммобиль. Острые плавники в стиле детройт-барокко и вытянутый, сигарообразный корпус делали его похожим на бескрылый самолет.

– Стильная машина, – проследила взгляд Патрика женщина. – Мне всегда нравились такие – стремительные, летящие, сверкающие. Чего у американцев не отнимешь – это умения делать стильные машины. Жаль, после войны производство сильно сократилось…

Она, видимо, ожидала, что Патрик поддержит разговор, но Руа не много знал об атоммобилях.

– Как тебя зовут? – резко поменяла тему женщина. – Я ждала, что ты первый спросишь, но видать ты не из таких парней.

– Каких? – поинтересовался Патрик. Женщина пожала плечами:

– Из тех, что сами рулят ситуацией, ты понимаешь, о чем я?

– Думаю, да, – кивнул вратарь. Это было не совсем правдой. Он понимал, что женщина ждала от него инициативы, но не понимал, к чему это может привести. – Патрик Руа.

– Патрик Руа, – медленно, словно пробуя имя на вкус, повторила она. – А я – Жаклин Вильет.

– Очень приятно.

– Взаимно, – почему-то слова Патрика рассмешили Жаклин. – Скажи, Патрик, где ты учишься? Вряд ли ты работаешь, если тебе и правда девятнадцать.

– Я не учусь.

– Очень зря. Надо инвестировать в будущее… – наставительно заметила Жаклин. – О, магазин! Удивительно, он до сих пор здесь. Подождешь меня минутку?

– Конечно, – кивнул Патрик, и женщина скрылась за дверью.

Сквозь стекло витрины Руа видел, как она выбирала пачку сигарет, долго рылась в сумочке, в итоге высыпав на прилавок целую пригоршню мелочи. Продавец что-то недовольно бормотал, сметая монеты ладонью.

Жаклин вышла, на ходу доставая из сумочки длинный эбеновый мундштук и плоскую перламутровую зажигалку с тисненым охранным символом на крышке. Патрик наблюдал, как она долго и неуклюже пыталась вскрыть сигареты – мешали лишние предметы в руках. Наконец, Жаклин достала сигарету и вставила ее в мундштук. Несколько раз щелкнув зажигалкой, она глубоко затянулась и с тихим удовлетворенным стоном выпустила длинную струю дыма.

– Табак когда-нибудь сведет меня в могилу, – заявила она Патрику. – Проклятая привычка, хуже бокорского проклятия, честное слово. Ты работаешь?

– Что? – резкий переход застал Патрика врасплох. Жаклин хихикнула, довольная таким эффектом.

– Ну, если ты не учишься, ты, наверное, работаешь так? Только не говори мне, что сидишь на шее у родителей. Это слишком грустно, чтобы быть правдой.

– Я хоккеист. Вратарь.

– Вот как? Юношеская лига? Можешь не рассказывать, я все равно в них не разбираюсь, и ничего не запомню. Мы пришли.

Они остановились у пятиэтажного дома довоенной постройки, с потемневшим от сырости и плесени фасадом. Парадный вход украшал довольно свежий рельеф – слегка искаженные геометрические формы позднего модерна. Невысокая кованая решетка ограждала узкий газон, сейчас засыпанный грязным снегом, убранным с тротуара.

– Здесь я живу… жила. Лоа, как давно я здесь не была! – Жаклин снова наградила Патрика вопросительным взглядом. – Если хочешь, можем подняться и выпить чаю.

– Не стоит пить чай, которому исполнилось два года, – Патрик поставил чемодан перед женщиной. Та, кажется, на секунду смутилась.

– Да, ты прав. Я вообще не уверенна, что там есть чай.

– Мне нужно идти, – Патрик чувствовал некоторое беспокойство – он рассчитывал быть у Дженни еще полчаса назад. Жаклин улыбнулась – одними губами, глаза смотрели куда-то за плечо Патрика.

– Ты… необычный, – она раскрыла сумку и достала оттуда небольшой темный прямоугольник, который протянула Руа. Это оказалась визитная карточка, из тех, которые люди делают сами для себя. Дешевый вторкартон, покрашенный в черное, чтобы скрыть естественную мутно-серую фактуру, неразборчивый шрифт под золото. И все же, карточка отозвалась теплом на прикосновение, а взгляд отметил едва заметный охранный знак в верхнем левом углу.

– Позвони мне, – Жаклин достала еще одну сигарету. – Когда будет свободный вечер.

Патрик убрал визитку во внутренний карман.

– Я постараюсь.

* * *

В госпиталь Патрик попал в пятом часу, когда на улице начало темнеть. Амели уже сменилась, а дежурная медсестра разговаривать с Руа не стала, что вполне его устроило. За сегодняшний день бесед с незнакомыми людьми у него было больше чем достаточно. Для рекрута привычный круг формируется быстро и меняется мало: изо дня в день одни и те же лица, одни и те же фразы. Да, в команду приходят новые игроки, старые покидают ее, даже тренера и персонал время от времени меняются – но все это происходит плавно, словно на заднем плане. Общая картина кажется статичной в своем постоянстве. Те же люди, те же места, тот же распорядок. Каждый, кто приходит сюда извне, само собой, вызывает дискомфорт и неудовольствие.

Патрик прошел мимо трех пациентов, негромко беседовавших у входа в одну из палат. Эти не были спортсменами: один худой и сутулый, явно конторский работник; второй слишком грузный, с массивным пивным животом. Третий мог быть хоккеистом, откуда-то из АХЛ, может быть – для юниора он староват. Троица замолчала, когда Патрик прошел мимо. Он чувствовал на себе их внимательные взгляды.

Дженни сидела за столиком и что-то рисовала шариковой ручкой в тетрадке. Она была так увлечена, что даже не обернулась на скрип двери.

– Привет, Джен, – поздоровался Патрик. Девочка подняла голову.

– П-привет, – сказала она негромко.

Патрик подошел к столу и протянул ей коробку.

– Это тебе. Надеюсь, понравится.

Дженни некоторое время опасливо рассматривала подарок, потом осторожно взяла его одной рукой, а второй дотронулась до банта из ленты.

– Сп-п-пасибо, – кажется, она совсем смутилась. – А ч-что это?

– Это конфеты. Очень хорошие.

Патрик до сих пор не мог понять, почему конфеты продавались в парфюмерном магазине. Наверное, это как-то было связанно с тем, что эмблема на коробке была такая же, как дорогих духах, стоявших отдельно от прочего товара.

– Д-даже открывать не х-х-хочется, – сказал Джен, осторожно поставив коробку на стол. – Жалко ч-что Амели уже ушла…

– Ты можешь оставить их на завтра, – предложил Патрик.

– Я х-х-хотела, чтобы и ты п-попробовал, – сказала Дженни. – У т-тебя же завтра игра?

– Нет, – впервые Патрик ощутил, что не так уж плохо провести игру в зале. – Завтра на воротах будет Даг. Я хотел пригласить тебя. А потом мы можем вернуться и попробовать твои конфеты. Амели будет работать завтра вечером?

– Да, н-наверное, – кивнула Джен.

– Хорошо.

– Я, – девочка запнулась, но не из-за дефекта речи. – Я не хочу идти на игру. Это н-не из-за т-т-тебя. Это из-за… из-за д-д-д… Д-детройта.

Патрик задумался. Он понимал, почему Дженни боится. Мог ли он гарантировать ей безопасность? Вряд ли. К тому же, Джастифай, скорее всего, пока не знал, где девочка. Не стоило показывать ему Джен, это точно.

– Я понял, – кивнул он. – Значит, я приду после игры. Хорошо?

– Х-хорошо, кивнула Дженни. Кажется, это ее успокоило.

Патрик присел на табурет.

– Как у тебя дела? – спросил он. И без ответа было видно, что неплохо. Дженни ожила, на щеках появился румянец, взгляд стал живее, а жесты – свободнее.

– Н-ничего. Амели очень х-хорошая. Мы с ней п-подруги. Мне т-так кажется. А у т-тебя как?