Текст книги "Ролевик: Хоккеист / "Лёд""
Автор книги: В. Кузнецов
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Кузнецов В. А
Часть первая
Something wicked this way comes
Глава I
Terminal Spirit disease
– А ты странный.
Слегка склонив голову набок, девушка рассматривала сидящего напротив мужчину. Сама она на вид была не старше двадцати. Такая тонкость, почти прозрачность черт, непринужденная легкость движений, открытая, наивная глубина во взгляде – все это притягивало мужские взгляды. Только во взгляде сидящего напротив не было знакомого ей блеска.
– Нет, ты не думай. Странный это я в хорошем смысле. Ты не похож на других.
– На других?
Голос мужчины прозвучал глухо. И правда, было в нем что-то необычное – какая-то отчужденность, неестественность. Будто не человек это был, а восковая фигура. Даже мимика его была скупой, отрывистой, словно кто-то каждый раз вылепливал на лице его нужное выражение. Вылепливал, не особо стараясь. Многочисленные шрамы, стяжки и скобы усугубляли и без того гнетущее впечатление.
– Ну, на хоккеистов. Они такие обычно все… – она задумалась, подбирая слова.
– Какие? – собеседник совершенно не чувствовал пауз в чужой речи. Девушка озадаченно моргнула.
– Напористые. Ну такие… наглые, что ли. А ты больше молчишь. Я тебе не нравлюсь?
Теперь задумался мужчина. В молчании его было сродни молчанию статуи или манекена – казалось, весь целиком он стал неподвижным, даже дышать перестал. Девушка подумала про себя, что не стоило с ним заговаривать и уж тем более – не стоило тащить его в кафе. Но то, с какой легкостью он согласился, соблазнило. С трибуны, в маске и форме он был просто одним из игроков. Нельзя было разглядеть какой он там, внутри.
А внутри он оказался уродливым. Даже не уродливым – отталкивающим. Пугающим. И Элен Лорье, последние полгода страстно мечтавшая встречаться с профессиональным хоккеистом вдруг вспомнила все плохое, что о них рассказывали. А рассказывали много всяких вещей. Неприятных, страшных даже.
– Ты мне нравишься, – от этих слов Элен едва не вздрогнула. – Но я… не очень много общаюсь…
– С девушками? – не выдержав, закончила за него.
– С людьми.
Повисло неловкое молчание. Как ни странно, нарушил его хоккеист. Закрыв глаза, он шумно вдохнул, сцепил кисти в замок. С удивлением и страхом, Элен заметила, что пальцы его от напряжения побелели.
– Два года назад я попал в аварию. То, что от меня осталось… долго собирали вместе. Так случилось, что память восстановить не смогли. А после больницы…Я много играл, тренировался. Как-то не было времени… на общение.
– Ох! – поддавшись порыву, Элен накрыла тонкой ладошкой его кисти. Они были холодными и твердыми как дерево. – Но, если травма… как ты?..
– Клуб оплатил мое восстановление. Так всегда бывает, это называется "рекрутинг". Потом поработали худду-скульпторы. И вот теперь я… отрабатываю… свое спасение.
– И ты совсем ничего не помнишь? Совсем-совсем?
– Совсем. Я все забыл. Как ходить, есть, пить. Всему заново учился. Даже разговаривать не умел.
– Ничего себе… А родственники? Мама, папа?
В глазах мужчины не было и намека на чувства. Казалось, он обсуждал вещи отстраненные, совершенно его не касающиеся.
– Где они и кто – я не знаю. При мне не было никаких документов, кожа на руках обгорела, челюсть в труху разбилась. А отпечатка крови в Седьмой Книге не нашлось.
– Ну, это даже хорошо, – натянуто улыбнулась Элен. – Это значит, что до аварии ты не был преступником.
– Почему так?
– Потому что в Седьмую Книгу заносят только кровь осужденных. Я знаю, у меня дядя бокор-официал, он рассказывал.
– Хорошо.
Судя по тону, не было ни хорошо, ни плохо. Не было вообще никак. Интересно, если бы сказали, что он людей убивал налево и направо, его бы проняло? Элен отогнала неприятную мысль, попыталась улыбнуться. Вышло не очень убедительно. Даже достойная сочувствия история не убавила отвращения. Этот человек был ей противен. Почти на физическом уровне, словно случайно укушенный гнилой фрукт или едкий запах. Хуже всего, что ее предупреждали об этом. Тот же дядя, не последний колдун в городской управе. Уж ему-то можно было и поверить.
– Знаешь, а мне нужно идти, – она поднялась со своего места, взяла сумочку. Он кивнул:
– Иди.
– Ну, пока, – в сумбурный клубок чувств добавилось еще и чувство вины. От этого внутри стало совсем неприятно. – Увидимся как-нибудь…
– Приходи на игру.
– А? Ну да, приду, наверное… Давай, удачи.
Патрик проводил ее взглядом. Девушка растворилась в полумраке кафе, перевитом нитями сигаретного дыма и наполненного тихим перестуком костяных оберегов. Какой-то мужчина оглянулся ей вслед, проводил долгим взглядом, потом достал из-под рубашки мешочек-талисман, поднес его к губам, зашептал. Потом поднялся и поспешил за Элен.
Негромкая музыка, тягучая и ритмичная, должна была успокаивать, но сейчас отчего-то раздражала. Под черепом пульсировало горячо и больно, так что в глазах темнело. Что-то Патрик делал не так, но что? В мыслях – обычная пустота, сколько не ищи, не найти ничего. Потянулся к щитку на стене, щелкнул тумблером вызова официанта. Оставил на столе пару мелких монет, ледоколом протаранил тягучий, прокуренный воздух зала и вышел.
Завтра игра. Вот о чем надо было думать, вот о чем беспокоиться. Патрик зажмурился, потряс головой. Не помогло. После разговора с этой девушкой он не мог избавиться от чувства, что все вокруг неправильно, искажено. Словно не город вокруг него, не улица, а рябое от ветра отражение в грязной луже.
– Эй, парень, есть отличная рыжая пыль! – сутулый тип вынырнул из тени домов, догнал не сбавляющего шаг Патрика. – Заговоры надежные, не фуфло какое-то. От злонамеренного, от предателя, от нелюбимой… Это тебе не заводской ширпотреб, а ручная работа. Настоящее худду! Так что, интересно?
Патрик не ответил, угрюмо глядя перед собой. Торгаш прошел с ним еще шагов пять, потом снова нырнул в подворотню. Оно и правильно – за такое можно и в клетку на пару суток. Или вообще в магический замок. В Канаде официально поддерживалось вудуистское течение, худду-операторы действовали по большей части без лицензий, на свой страх и риск. А точнее, на страх и риск своих клиентов. Правда, кое-где использование худду допускалось. В хоккее, например. Тут иначе нельзя было: правила Национальной Хоккейной Лиги писались в США, а там худду было правящей религией.
Снег валил так, будто тяжелое серое брюхо неба от края до края вспороли огромным ножом. Крупные с рыжиной хлопья лезли в лицо, в глаза, заставляя опустить голову. Уличные дозиметры, установленные на каждом втором столбе, недобро мигали оранжевыми лампочками – циклон опять принес с севера радиацию. На механическом табло рядом с индикатором застыли цифры "35". Не так уж и много по здешним меркам, но неприятно выше обычного. Народу не было, все прятались от опасной непогоды, даже машин почти не встречалось – дороги сильно замело. Муниципальная служба выгнала на расчистку кадавров. Ссутуленные и неспешные они монотонно сгребали широкими лопатами снег, не отвлекаясь и не останавливаясь. Вообще, в Монреале, как и во всем Квебеке, производство и торговля кадаврами была запрещена. Исключение делалось только для муниципальных и государственных служб, использовавших кадавров для вредных и тяжелых работ. Тут полезный эффект перевешивал общественное возмущение консервативного Квебека.
Патрик остановился, наблюдая их возню. Смотрел, как они раз за разом повторяют один и тот же набор движений, с механической точностью и механической же отрешенностью.
Завтра игра. Завтра играть против Бостона. Будет тяжело.
Уже через минуту Патрик снова шагал по тротуару. Снег тяжело скрипел под сапогами, желтые глаза фонарей сонно моргали сквозь плотную пелену снега, сквозь закрытые ставни едва пробивался свет окон. Тихо перестукивались костяные обереги над парадными, синие искры охранных заговоров пробегали по стеклу темных витрин, одиноко урчал неповоротливый омнибус дальше по дороге. Не прошло и года с тех пор, как Патрик стал различать это, как научился воспринимать и понимать каждый элемент большого и сложного мира вокруг него. Но иногда, стоило ему приглядеться слишком пристально, и ощущение логики происходящего вдруг начинало разрушаться.
Значит, пора на прием к клубному худду-оператору.
* * *
– Патрик, соберись! – взгляд тренера тяжелый и требовательный; рука на плече чувствуется даже сквозь щиток. – Ты все запомнил? Вот лента, держи.
В ладонь ложится катушка прозрачной ленты. На свет можно разглядеть на ней вязь полупрозрачных символов.
– Шестьдесят оборотов, три раза по двадцать, за каждую минуту каждого периода. Разрывай зубами – холодное железо не должно коснуться ленты. Понял?
– Понял.
– Вот кирпичная мука. Как обычно просыпь вдоль линии ворот. Следи, чтобы линия не прерывалась, восстанавливай сразу как будет возможность. Со штангами я уже поговорил. Они сегодня добрые, помогут. Вот это возьми.
Тренер достает из сумки талисман – пучок серых перьев на тонкой бечевке. Патрик покорно берет его. Спорить бесполезно – тренер на заговоры и талисманы полагается больше чем на работу скульпторов и операторов. Сейчас это оправданно – матч домашний, есть шанс договориться с духами арены, инвентаря, выстроить защиту. Правила лиги ограничивают использование таких средств, но дома всегда есть шанс максимально близко подойти к верхней планке допустимого. В гостях же куда важнее раскачать самих игроков, разогнать, усилить, защитить.
– У шайб духи ненадежные. К тому ж, на тебя у них особое зло затаено. Талисман убережет, не даст покалечить.
Патрик послушно надевает амулет, наматывает ленту. Сборы почти закончены, через десять минут – раскатка. Уже саднят под одеждой усиливающие чары – длинные ряды символов, написанные на голой коже смесью куриной крови и машинного масла. Энергия от них волнами пробегает по телу, заставляя мышцы мелко подрагивать. Закончили свое дело и скульпторы – аккуратно надрезав плоть, они оголили кости, установив на них титановые амулеты и кольца, оплели сухожилия заговоренными нитями. С Патриком у них работы было особенно много: раз в три матча они проверяли все "подарки", которыми клуб наградил его после аварии. Серебряный крестик, вживленный в сердце, молибденовые стяжки на ребрах и черепе, куриная кость в шестом позвонке – и это далеко не все.
– Как рука? – тренер хлопнул его по предплечью. – Не бунтует?
– Нормально.
Правая рука у Патрика была чужая – собственную в аварии перемололо, как мясорубкой. Пересадка прошла хорошо, души старого хозяина в руке почти не осталась. У одного из защитников, Рона Экворда, недавно начались проблемы с чужой ногой, потому тренер и беспокоился. Но с Патриком скульпторы, похоже, отработали как надо.
Патрик поднялся со скамейки, косолапо зашагал к выходу. Игра будет тяжелой, он это чувствовал. Ныли кости, беспокойно подрагивала в руке клюшка, шлем потяжелел, попытался выскользнуть из руки. Бостон – сильный клуб, даже дома с ним не расслабишься. Ну, может оно и к лучшему. Когда игра поглощает тебя без остатка, на дурные мысли не остается ни времени, ни сил.
– Тридцать третий! – на выходе его окликнул оператор. По пояс голый, в большой, раскрашенной красным и синим маске, с целым ворохом ожерелий и браслетов, он стоял в паре метров от двери. Патрик послушно подошел к нему, застыл напротив. В коньках он на две головы возвышался над сухоньким старичком-колдуном.
– Ты как? – спросил тот. – Что-то ты мне не нравишься.
Язык вдруг отказался выговаривать привычное "Все в порядке".
– Мне сегодня опять снилось, – негромко произнес он. Колдун подошел ближе.
– Тот же сон?
Патрик кивнул. Старик вздохнул, но ничего не сказал.
– Мистер Грид… Я слышал, – Патрик сам удивился своей разговорчивости, – что мы, рекрутированные хоккеисты, тоже кадавры. Мертвецы без души. Только быстрые и ловкие.
– И кто такое рассказывает? Ладно, молчи. Ты не кадавр. Руку дай.
Патрик протянул руку. Колдун проворно схватил ее и поднес пальцы к шее вратаря, к артерии. Мерные удары Патрик почувствовал сразу.
– Слышишь? Это твой пульс. Твое сердце качает кровь по артериям и венам. Кровь – вместилище души. У кадавров нет души. Когда человек умирает, душа его покидает тело, отправляясь в другой мир. Вудуист может использовать тело без души, превратить его в инструмент – послушный, но лишенный своей воли. А худду обращается не с телом, но с душой. Потому вы, рекруты – не кадавры. У вас есть душа. Только… Только не такая, как у других людей.
– А какая? – Патрик чувствует, как становится чаще дыхание и начинает странно тянуть в груди. Как будто сейчас он услышит что-то важное.
– Особенная. У каждого по-своему. Ты, например… В той аварии пострадало не только твое тело. Гораздо больше пострадала душа. Много важных ее частей пропало. Если смотреть на тебя глазами духа, ты похож на жуткого калеку, на обрубок, весь в ожогах и шрамах. Потому клуб и выкупил тебя.
– Я не понимаю…
Старик тяжело вздохнул. За маской не было видно лица, но вратарь все равно бы не распознал чувств на нем отразившихся. Для него лица людей не на льду были такими же непроницаемыми масками.
– Ты бы не смог… быть нормальным, – колдун произнес эти слова медленно, с трудом. – Люди, даже далекие от худду, почувствовали бы твое уродство и рано или поздно отвергли. Даже самые преданные и любящие.
Он посмотрел Патрику в глаза – долго, не отрываясь, словно пытаясь отыскать в них что-то. Покачал головой.
– Видишь?
– Что?
– Эти слова – "преданный", "любящий". Ты ведь не понимаешь, что они значат? Не по книжке, а на самом деле. Ты любишь кого-то?
Патрик отвел взгляд. Внутри было пусто и темно – ни образов, ни чувств. Что значит "любить" он знал только из телешоу и книг, которые ему выписали в больнице с пометкой "для соцадаптации". Колдун был прав – он так и не понял, что такое "любовь". Равно как и "радость", "злость", "грусть", "зависть", "восхищение". Единственное, что он чувствовал (или ему казалось, что чувствует) – это некую завершенность от победы. Это не было удовольствием и даже удовлетворением. Просто с победой он чувствовал себя полным, а с проигрышем – каким-то ущербным.
Правда, ущербным он чувствовал себя и сейчас, хотя игра даже не началась.
– Все, давай на лед, – голос колдуна вывел его из оцепенения. – Раскатка уже началась.
* * *
Возбужденный рокот трибун вибрацией передается через лед. От напряжения, охватившего арену, даже младшие духи, обычно равнодушные к игровым делам, притихли и затаились. Только ледяные предки носятся по полю, словно рыбы под прозрачным льдом – едва различимые серебристые блики, юркие и подвижные. «Бостон Гуралс» с черным и золотым на белой гостевой форме выходят на лед, уверенные и сосредоточенные. Двадцать три игрока – и на десяти из них нет шлемов. Грубые, угловатые лица, в шрамах и буграх – лица рекрутов. Оберегающие заклятья вытатуированы прямо на коже, к форме приклеены провощенные листки-охранки. В гостевых матчах клуб выставляет больше рекрутов, в домашних – агентов. Так традиционно сложилось. Рекруты – такие же подневольные калеки, как Патрик – хорошо выкладываются, но быстро спекаются. Агенту – обычному наемному игроку – никогда не быть таким быстрым и сильным как рекрут, но зато вполне по силам откатать пятнадцать и даже двадцать лет. За которые можно изрядно набраться опыта.
А вот рекруту дольше десятки на льду не пробыть. Как ни хороши были худу-скульпторы, природа всегда берет свое. Единожды сломанный не может оставаться целым долго.
"Монреаль Варлокс", встречают противника тяжелыми взглядами. Агенты бравируют, щелкая клюшками по льду и разражаясь хриплыми выкриками, рекруты молчаливы и угрюмы. Вражде Монреаля и Бостона уже лет сто, не меньше – корнями она уходит еще в противостояние "оригинальной шестерки" середины прошлого века. С тех пор много поменялось в хоккее, но мало – в людях.
Вбрасывание! Короткая стычка в центре поля, сухое щелканье клюшек, скрип коньков по свежему льду – и игра началась. Шайбу захватывает Бостон. Кейт Краудер, номер восемнадцать, крепкий, широкий в кости рекрут, с длинными как у гориллы руками, обыгрывает одного защитника, принимает удар второго, оставшись на коньках и почти не потеряв скорости. Семнадцать секунд и до ворот – меньше пяти метров. Выходит на угол, поудобнее перехватывая клюшку для щелчка. Патрик собирается, губы выводят привычный заговор – шесть коротких слов на давно мертвом языке. Спасти не спасет, но помочь – поможет.
Второй защитник, Ларри Робинсон, на полголовы выше восемнадцатого, выходит наперерез, принимая на встречном движении. Стук щитков Патрик слышит отлично – и, кажется, хруст костей тоже. Спиленный коньками лед белым облаком окутывает столкнувшихся. Робинсон падает на спину, щека разбита в кровь – но дело сделано – шайбу восемнадцатый упустил. Центральный нападающий Монреаля, номер двадцать один, тут же подхватывает ее и быстрым пасом отдает на правое крыло. Короткая вязка в центральной зоне – и Бостон снова в атаке, но теперь восемнадцатого надежно закрывают защитники. При его массе трудно уйти от опеки, стартовой скорости не хватает. Это не мешает левому нападающему обойти ворота, в углу уйти от чека Ларри, с грохотом влетевшего в борт. Бросок следует всего через секунду – Патрик отбивает клюшкой, отсылая вперед, к синей линии, где шайбу тут же подхватывает двадцать первый. Бостону приходится спешно оттягивать свою тройку нападающих назад, в среднюю зону – нападение Монреаля работает слажено и стремительно. Шестая минута игры – первая атака на ворота Бостона. Быстрая перепасовка, удар… Вратарь накрывает шайбу, свисток арбитра… удержание.
Тренер не ошибся – дух шайбы и правда злится на Патрика – во время броска черная таблетка в последний момент резко изменила траекторию, попытавшись пролететь над клюшкой. Для первой атаки – плохое предзнаменование.
Перед вбрасыванием тренер объявляет смену. У Монреаля на лед выходит вторая линия, тут же плотно насев на ворота. Удар, добивание – пробить вратаря не выходит, а через секунды защитники оттесняют двадцатого и одиннадцатого от ворот, борьба начинается у борта, дваддцатого берут на чек – грубо, жестко вбив в борт. Это Кьелл Далин, рекрут из Швеции, талантливый парень, бывший хоккеист-агент, едва не погибший от лучевой болезни. Но никакой талант не поможет устоять против стокилограммового тарана: Далин сползает на лед, отчаянно мотая головой, пытаясь прийти в себя.
Бостон снова в атаке – один из защитников, перехватив потерянную двадцатым шайбу, в одно касание отправляет ее прямо на крюк уже набравшему темп Краудеру. Выход один на один, Патрик чувствует, как дыбятся на загривке волосы, дрожат от напряжения заговоренные амулеты на одежде. Шайба выбрасывает пару зеленых искр – сработало одно из заклятий бостонских операторов. восемнадцатый бьет с плеча, больше полагаясь на мощь и скорость, нежели на мастерство. Патрик принимает удар телом – пытаться остановить его ловушкой – гиблое дело. Защита не спасает, от удара ребра пробивает острой болью. Шайба отлетает вперед, Краудер, не снижая скорости, идет на добивание. рванувшего на перехват двадцатого не заметил никто. Даже наметанный глаз Патрика ловит Кьелла только когда тот красивым финтом снимает с крюка бостонца шайбу. Ледяные предки струятся вдоль лезвий его коньков, ускоряя и без того стремительный полет хоккеиста. Краудер, наоборот, с огромным трудом поворачивает, сильно потеряв в скорости. Далин проходит защитников, бестолково метнувшихся к нему, выходит один на один, выманивает вратаря из рамки и уверенным и легким ударом отправляет шайбу между его ногами.
Сирена взвывает коротко и протяжно, конус прожектора накрывает ворота. Гремящий под сводами Форума голос отчеканивает: "Один-ноль в пользу Монреаля. Шайбу забросил Кьелл Далин, номер двадцать". Форум отвечает раскатистым гулом одобрения, тапер тут же подхватывает и вот уже многотысячная толпа скандирует, следуя за ритмом.
Сон всегда один и тот же. Патрик не может вспомнить его деталей – после пробуждения в памяти остаются лишь смутные образы. И все же, сон всегда один и тот же. Туман и костер, раскладной стол и человек сидящий напротив. На столе – колода карт, карты в руках. Вместо привычных рисунков на них – изображения хоккеистов, вместо мастей – эмблемы клубов. Сердца – Калгари, бриллианты – Нью-Йорк, пики – Монтреаль, булавы – Бостон. Человек, играющий с Патриком – подросток, не старше тринадцати. Тусклые, редкие волосы слипшимися сосульками закрывают лицо, щеки запавшие, покрыты пигментными пятнами, под глазами – темные круги. Только взгляд его не совпадает с общей картиной – чистый и ясный, с едва уловимыми искрами иронии и азарта.
Впервые Патрик так отчетливо вспоминает незнакомца. Впервые он, не во сне, а наяву, может представить сидящего рядом. Виски сдавливает болью, но рекрут хватается за ускользающее видение, которое мучает его уже который месяц.
"Почему туз – это вратарь?" – слышит он собственный вопрос.
"Сам подумай, – голосом учителя, уставшего объяснять очевидное, произносит ребенок. Кажется, что он нарочно кривляется и паясничает. – Можно собрать в нападении хоть всех звезд Лиги, но если у тебя дырка в воротах – клуб не выиграет ни одного матча. Бито"
Карты с шелестом уходят в отбой.
"Тебе нелегко приходится. Скажу честно, я не думал, что все случится именно так. Но знаешь, может оно и к лучшему".
"Что к лучшему? Я калека, раб и едва ли лучше простого кадавра!"
"Но ты жив, а это уже старт. К тому же, на раздаче ты взял козырь – ты в хоккее, и не в последнем клубе."
"Кто я?"
"Хоккеист. Ты был им и до того, как попал сюда. Тебя потому и выкупили, что в клинике в тот момент оказался толковый вербовщик. Если бы не эта случайность – тебя отправили бы в печь уже на следующее утро".
Ударение, сделанное парнем на слове "случайность" вызывает еще большую волну головной боли. Патрик отчаянно мотает головой. Что с ним? Он спит? Вспоминает? Видение настолько отчетливо, что выйти за его пределы уже невозможно. Матч, ревущий Форум, Бостон – все ушло куда-то бесконечно далеко.
"Кто тогда ты?"
"Я – тот, кто отправил тебя сюда. Правда, я несколько иначе представлял себе это. Но моя воля – не единственная в этой игре. Мы делаем ходы по очереди и вынуждены работать с тем, что подбросил противник".
"Отправил сюда? Куда – в Монреаль? Я из другого города? Из другой страны?"
"Бери выше. Ты инородное тело. Твое присутствие здесь – что-то вроде прививки, которой планируется остановить грядущую болезнь. Болезнь целого мира".
"Тебе слово "шизофрения" ни о чем не говорит?"
"Юмор – это хорошо. Юмор – это первый шаг от кадавра к человеку. Партия".
Он собирает карты и вручает колоду Патрику. Тот механически начинает ее тасовать, раздает. Игрок смотрит в свои, ухмыляется.
"Рука мертвеца, – заявляет он. – Хотя мы ведь не в покер играем?"
"Как мне вернуть память?"
"Этого я не знаю – не я у тебя ее забирал. Но, возможно, есть один способ".
"Какой? Что я должен делать?"
"Делать? Только то, что ты умеешь. Ты хоккеист – вот и играй в хоккей. Для того ты и был отправлен сюда".
Словно вакуумом Патрика подхватывает и засасывает в никуда. Странный костер, стол и замызганный подросток исчезают, а реальность рывком возвращается, заглотив Патрика Руа и рывком поставив его туда, откуда взяла – в рамку ворот. Ровно за мгновения до того, как вышедшие два в одного бостонцы атаковали ворота.
Ложный замах, стремительный пас партнеру, Патрик, уже рванувшийся к левой штанге нечеловеческим усилием останавливает утяжеленное экипировкой тело, отрывается ото льда, совершая в воздухе невероятный переворот. Мышцы от напряжения обжигает огнем, залатанные кости хрустят от перегиба…
Поднявшись в воздух, Патрик ногами делает "вертушку", принимая щитком летящую в верхний правый "бабочку". Кажется, на доли мгновения он зависает в воздухе, но затем обрушивается на лед с тяжелым грохотом. Надсадно воет раздосадованный дух шайбы, отброшенный через сетку в трибуны, ледяные предки словно стая испуганных рыб разбегаются от ворот. Секунда тишины – и рев толпы обрушивается на Патрика словно лавина. Сирена возвещает о конце первого периода.
Патрика подхватывают, обнимают, стучатся шлем о шлем, трясут за плечи. Он с трудом понимает, что произошло – тело бьет крупная дрожь, мысли спутаны. Выезжая с поля, он оказывается рядом с Краудером. Массивный рекрут смотрит на него тяжело, не мигая, рука в краге медленно поднимается к шее, проведя поперек большим пальцем.
* * *
– Патрик, твою мать, вот это да! Клянусь Седьмой Печатью, ничего подобно я в жизни не видал! Какой сейв! – тренер воодушевленно хлопает вратаря по плечу. Над Патриком уже колдуют операторы, восстанавливая стершиеся знаки, наклеивая новые пергаментки с чарами, проверяя амулеты и обереги.
– Отлично, парни, отлично! Кьелл, так держать! Но расслабляться рано – продолжаем прессовать. Отрыв в одну шайбу – это для Бостона как красная тряпка для быка. Во втором периоде они усилят натиск как только смогут. Ваша задача – не уходить в оборону, не давать им играть в своей зоне. Защита, перехват, контратака. Больше пасов, не работайте в одиночку. По одному их тафгаи вас в лед втрамбуют. Все понятно? Отдыхайте.
В раздевалке устанавливается молчание, только бормотание худдуистов нарушает его, да отдаленный, как прибой рокот трибун. Словно сквозняком тронутые, закачались свитера на крючках – вдоль стены, незримый, прошелся дух кого-то из старых хоккеистов. Патрик молчит – он не помнит, как прошла большая часть периода, хотя товарищи говорят, что его ворота атаковали двенадцать раз.
– Наш голли сегодня в ударе.
– Тьфу-тьфу-тьфу, отведи Святой Моисей. Ты совсем умом поехал такое говорить после первого периода? А если дух "Ракеты" Ришара тебя услышит?
– Ришар был верен клубу при жизни, остается верен и в посмертии. Это Бостону лучше языки придержать – у него на них давний зуб.
– Так вот кто Кьеллу помог медведю между ног подзасунуть? А, Дэйлайн?
– Моя фамилия Далин.
– Да ты что? А я думал, это у тебя профто пары жубов не хватает!
Раздевалка оглашается дружным хохотом. Команда выпускает сжимавшее их весь первый период напряжение – слишком рано спускает. Двенадцать бостонских атак против семи у Монреаля. Защита не справляется с натиском. А дальше будет только хуже. И вера в "непробиваемость" вратаря на пользу в этой ситуации не пойдет.
– Три минуты! – голос второго тренера заставляет игроков смолкнуть. – На лёд!
* * *
– Пять минут до окончания второго периода и и счет равный – один-один, – голос комментатора едва различим в рокочущем реве толпы. Зрители довольны – игра выходит зрелищной. Патрик чувствует, как выгорают изнутри легкие, как дрожь охватывает слабеющие руки. За второй период Бостон атаковал общим счетом семнадцать раз – защитники просто не могли сдержать бешенного медвежьего натиска. Особенно отличился Краудер – отправил на носилки молодого защитника из Чехии Петра Свободу (перелом ключицы, форвард просто выбросил его на трибуны), сделал результативную передачу Линсмену и, наконец, затолкал шайбу в ворота Руа мощной атакой, через секунду снеся их вместе с вратарем. Гол не засчитали, но от удара левая рука Патрика почти минуту отказывалась слушаться.
Снова атака Бостона. Натиск отчаянный, все силы брошены вперед, защитники и не думают отсиживаться, работают на перепасах, прикрывают форвардов. Сейчас на льду два лучших тафгая Гуралс – форвард Краудер и защитник Невин Маркварт – и эти ребята работают на полную, без поблажек. Вот Маркварт цепляет левого нападающего Ричера, тот отвечает, тут же поймав мощный удар с правой и отправившись в нокаут. Маркварт получает две минуты, Ричера уносят. Его нос кажется бесформенным комком крови и хряща.
– Они выдохлись! – кричит тренер. – В контру!
Тройка Далин-Карбонау-ДеБло переводит игру в зону Бостона. Защита работает жестко, Краудер не покидает льда. Гай Карбонау и Люсьен ДеБло выходят на вратаря, пас, удар… шайба звонко отскакивает от клюшки. Ее подхватывает Далин, в секунды разогнавшись до невероятной скорости. Выходит один на один, обыгрывает пыхтящего, как бульдозер, Краудера, пускает шайбу, себе между ног, словно собираясь отдать пас назад открывшемуся ДеБло, но тут же перехватывает ее, выгнувшись невероятным образом и кистевым ударом направив ее в ворота. Слишком поздно для вратаря чтобы среагировать. Сирена, красный фонарь над воротами, рев толпы. Второй гол двадцатого в этом матче.
Штраф Маркварта продолжается. Вбрасывание, Бостон еще тридцать секунд в меньшинстве. Короткая борьба, шайба уходит назад к защитникам Гуралс, оттуда – сразу на Краудера, который все еще на льду. Короткий разгон, защитник Варлокс отлетает в сторону словно кегля, восемнадцатый выходит один на один. Щелчок, шайба идет просто, но Кэйт рассчитывает на добивание. Патрик отбивает ее клюшкой, глядя, как черная таблетка проворно скользит вдоль борта. Сигнал возвещает что Бостон снова впятером, и тут волосы на загривке вратаря встают дыбом. Неправильная комбинация – Краудер не перехватывает шайбу – он продолжает атаку. Атаку на ворота.
Они сталкиваются – за доли секунды Руа успевает увидеть поднятую для удара клюшку форварда. Она с треском раскалывается о шлем, потом следует тяжелый удар плечом в грудь. Вместе с воротами их сносит к заднему борту, на перехват бросаются защитники. Через мгновение в зоне Монреаля начинается общая свалка, куда выскакивают игроки со скамеек. Арбитры даже не пытаются вмешиваться – такой взрыв не остановить.
Патрик, сбросив ловушку, молотит Краудера в челюсть, свободной рукой не давая сорвать с себя шлем. Тут у него преимущество, хотя кажется что кости "медведя" отлиты из чугуна. Трибуны содрогаются от рева – десять тысяч болельщиков одновременно дерут глотки в отчаянном стремлении поддержать команду. Патрик и Уэйн сшибаются шлемами.
– Ты что творишь? – сипит Руа. Но перед собой он не видит человека – перекошенное лицо больше походит на восковую маску. Глаза Краудера пустые, лишенные воли и мысли – только ненависть переполняет их. Ненависть чужая. Разорванные ударами губы раскрываются, обнажая щербатый оскал.
– Сегодня ты сдохнешь, чужак.
Этот булькающий хрип смутно похож на людскую речь. Даже голоса рекрутов не бывают такими. Это колдовство – вудуистское, без сомнения. Кто-то говорит через тело Краудера. Кто-то, кто и заставил форварда напасть на вратаря – совершить поступок немыслимый для такого опытного рекрута-тафгая.
Драка перекидывается на трибуны – монреальцы проникают в сектор бостонских болельщиков, пустив в ход табуреты и бутылки. Через громкоговорители слышатся призывы к спокойствию, но их едва можно разобрать в безумной какофонии всеобщей драки.