Текст книги "Кавалькада"

Автор книги: Уолтер Саттертуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава четвертая

Пока мы стояли на узком каменном мостике под мрачным свинцовым небом, изморось обратилась в нудный дождь. Капли стучали по моему зонтику и рябили темную гладь канала.

– Значит, стреляли отсюда, – сказал я, – и поэтому вы решили, что это большевики?

– Конечно, но не только поэтому, – ответил Пуци. – Красные были бы на седьмом небе, если б господин Гитлер погиб. По стране, Фил, рыщут сотни отрядов смерти, и все они наймиты Москвы. Красные здесь все еще сильны, понятно? И здесь, на мосту, они лишний раз напомнили о себе.

– Как это?

– Они решили отомстить за смерть Розы Люксембург.

– Угу. И где же стоял Гитлер, когда в него стреляли?

Пуци кивнул на большое дерево.

– Вон там. На том островке.

Я глянул сквозь мокрые деревья. И за тонкой полоской воды, в северной части канала, заметил холмик, тоже поросший деревьями.

Мисс Тернер спросила из-под зонтика:

– Откуда вы знаете, что стреляли отсюда?

Пуци взглянул на нее так, будто забыл, что и она вместе с нами. А может, и впрямь забыл.

– Потому что здесь нашли оружие, – сказал он. И, наклонившись над парапетом, кивнул вниз, на воду. – Вон там. На том выступе.

– То есть не в воде? – спросила она. Это был хороший вопрос.

– Понятно, стрелявший хотел бросить винтовку в воду, – сказал Пуци. – Но явно торопился, вот она и зацепилась за выступ. У него не было времени сбежать вниз и замести следы.

– Что за винтовка? – спросил я.

– Что-то вроде пехотного «маузера».

Мисс Тернер сказала:

– Вы говорили, что стреляли около четверти шестого?

Пуци снова как будто удивился, что она задала ему вопрос. Похоже, женщины вообще редко задавали ему вопросы.

– Да, верно.

– В это время вокруг наверняка были люди? – предположила она. – Очевидцы.

– День был такой же, как сегодня, – объяснил Пуци. – Шел сильный дождь. Правда, было похолоднее.

– Вы были здесь, – спросил я, – когда стреляли?

– Ну да, – ответил он. – Я был вместе с господином Гитлером на острове.

– Ладно, – сказал я. – Давайте осмотрим остров. Мисс Тернер, а вы, может, пока подождете здесь, на мосту?

Она улыбнулась.

– Как тот стрелок.

– Вот именно.

Я двинулся следом за Пуци по тропинке между деревьями, с которых падали тяжелые дождевые капли.

– Нойер Зее, – сказал Пуци и кивнул на маленькое серое озерцо, почти со всех сторон окружавшее остров. В дальнем конце озера громоздились черные деревья – за ними я разглядел ехавшие по шоссе машины.

На самом деле это был не совсем остров, потому что он соединялся узким перешейком с парком. Мы прошли по нему дальше и вышли по тропинке на небольшую полянку посреди острова.

Пуци остановился, огляделся и кивнул.

– Господин Гитлер стоял вот здесь.

– Так сколько всего вас было?

– Кроме нас еще двое. Простите, Фил, но я не могу назвать их имена, пока не получу разрешения.

Я кивнул.

– Вы сейчас стоите на том самом месте, где стоял Гитлер?

Большая голова под зонтиком качнулась сначала назад, потом вперед. Пуци шагнул вправо, потом назад.

– Здесь, – сказал он. – Точно.

– А вы где стояли?

– Там, сзади. Под деревом, с одним из сопровождавших.

– Четвертый стоял рядом с Гитлером?

– Да. – Он двинулся вправо. – Где-то здесь.

Я подошел к Пуци, остановился рядом с ним и глянул в сторону моста, где осталась мисс Тернер. Но разглядеть ее не смог. В парке, на берегу озера рос вяз – его толстые, покрытые густой листвой ветви склонялись почти до воды и закрывали мост.

Я отошел чуть правее и только тогда увидел мисс Тернер. И помахал ей рукой. Она махнула мне в ответ. Жестом я попросил ее передвинуться по мосту в сторону зоопарка. Она поняла. И отошла на другой конец моста – с южной стороны.

Я вернулся к Пуци и остановился, чтобы взглянуть на нее. Маленькая темная фигурка стояла справа от крайней ветви вяза. Мисс Тернер было едва видно.

– Думаю, стрелять оттуда было не очень удобно, – сказал я Пуци.

Он хмурился.

– Но кто-то же стрелял, Фил. Не забывайте, сейчас весна, а стреляли неделю назад. На дереве тогда почти не было листьев, верно?

Но веток-то было столько же. И пуля могла от них отрикошетить. Стрелок наверняка должен был это учесть.

– Но так ведь он и стрелял. Мы все слышали, выстрел прогремел вон оттуда. – Он указал зонтиком в сторону мисс Тернер.

– И, услышав выстрел, – спросил я, – вы повернулись в сторону моста?

– Да, повернулся… – Он замолчал и с минуту раздумывал. Потом кивнул. – Да, я повернулся вон туда. Направо.

– В ту сторону. Но не к самому мосту.

– Ну, в общем, да. – Он поднял брови. – А! Теперь ясно!

– Что?

– Стреляли, скорее всего, вон оттуда. – Он указал чуть правее от мисс Тернер. – Затем стрелок кинулся через мост и на бегу выбросил винтовку.

– Возможно. Но если бы он хотел избавиться от винтовки, он бросил бы ее в воду сразу же, как только оказался на мосту. Почему же она лежит на выступе, да еще так далеко от моста?

– Он был взвинчен, вот и не рассчитал силы.

Я кивнул.

– Наверняка все так и было, Фил. Полиция нагрянула почти сразу, и уже через несколько минут они наткнулись на винтовку. Я слышал их разговор: «Из нее только что стреляли».

– Мне сказали, пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от Гитлера. Это так?

– Да. Два-три сантиметра правее, и он был бы мертв. Я каждый день благодарю Господа, что стрелок дал маху.

– Полиция нашла пулю? И винтовка у них?

– Да. Я договорился с сержантом Биберкопфом о встрече на девять часов. Он ведет расследование.

– Прекрасно. Спасибо.

– Ну что, тут, кажется, все, Фил? – Он огляделся. – Когда-то я очень любил этот парк. В детстве, когда я приезжал с родителями в Берлин, то проводил здесь Бог знает сколько времени – вот было радости. А сейчас у меня здесь аж мурашки по коже бегут.

– Да, – сказал я. – На сегодня здесь пока все.

Пуци довольно улыбнулся.

– Тогда приглашаю вас с мисс Тернер выпить. Тут недалеко есть чудная пивнушка, «Бауэр». Попить пивка сейчас самое оно, а?

– Давайте в другой раз, Пуци. Нам с мисс Тернер нужно писать отчет.

Его лицо вытянулось.

– Ну, ладно. Раз такое дело. – Он снова улыбнулся. – Тогда давайте хотя бы поужинаем вместе, я настаиваю. Обещаю познакомить вас с нужным человеком.

– С кем?

Пуци лукаво улыбнулся.

– Пусть это будет маленький сюрприз, ладно? Честное слово, Фил, не пожалеете.

– Ладно. А еще вы позвоните Гессу? Нужно узнать имя. Того человека, с которым встречался Гитлер.

Он кивнул, но без особой радости.

– Да-да, конечно. Можно вопрос?

– Валяйте.

– О мисс Тернер.

– Что именно вас интересует?

– Она говорила, что ее мать была немкой. Вы не знаете, у нее не осталось здесь родственников?

– Насколько мне известно, нет. А вам-то это зачем?

– Странно. Она мне кого-то напоминает. Только никак не вспомню, кого именно.

Мы взяли другое такси и вернулись в «Адлон», и Пуци, высадив нас, пообещал заехать в семь вечера. Мы прошли в бар и сели за маленький столик. Мисс Тернер заказала чашку чая, а я себе – кофе.

Когда официант удалился, шурша туго накрахмаленной белой курткой, я спросил:

– Ну, и что вы обо всем этом думаете?

– О покушении на убийство? – уточнила она.

– Да.

Ее глаза за стеклами очков прищурились.

– У вас что, возникли какие-то сомнения?

Я улыбнулся.

– Может, и так.

Она кивнула.

– Господин Ганфштенгль стоял там же, где и Гитлер, когда раздался выстрел?

– Да.

– Какую винтовку нашла полиция? Какой длины?

– Пуци сказал – «маузер». Большая винтовка. Метр двадцать длиной.

– Помнится, господин Ганфштенгль говорил, свидетелей не было. Но разве мог стрелок, да еще с такой большой винтовкой, знать наверняка, что никому не попадется на глаза, когда будет целиться?

– Нет, – согласился я. – Что еще?

– Между мостом и островом стоит дерево, так что стрелял он, скорее всего, не с моста. Может, откуда-нибудь еще, поблизости от моста?

– Пуци сказал, что звук выстрела донесся откуда-то справа. С южной стороны.

– С территории зоопарка.

– Верно.

– Тогда зачем стрелку было бежать к мосту? Может, вернее было бы скрыться в противоположном направлении, через зоопарк, чтобы уйти подальше от моста?

– Возможно.

– Но если стрелок все же кинулся к мосту и хотел избавиться от винтовки, почему он не бросил ее прямо в воду?

– По словам Пуци, он спешил. И промахнулся.

– Канал довольно широкий, трудно промахнуться, не так ли? Да и неужели он не постарался бы НЕ промахнуться? Полиция наверняка сразу же обнаружила винтовку на выступе.

– Минуты через две, по словам Пуци.

Вернулся официант. Он поставил на стол кофе и чай и живо ретировался, как будто для того, чтобы еще малость подкрахмалить свою куртку.

Я налил себе кофе.

– Так что мы имеем в итоге? – спросил я.

Мисс Тернер улыбнулась.

– Это что, вопрос на засыпку, господин Бомон? Какова же будет награда, если я отвечу правильно?

– Заплачу за ваш чай.

Мисс Тернер рассмеялась. Смех у нее был просто очаровательным. Она опустила глаза и принялась размешивать сахар в чашке с чаем. Затем взглянула на меня.

– Ну, тут, по-моему, возможно несколько вариантов.

– Например?

– Во-первых, покушение могло быть подстроено либо самим господином Гитлером, либо тем, с кем он встречался. Может, и выстрела никакого не было.

– Не думаю, что Пуци врет. Да и полиция приезжала. Стрелять-то стреляли.

– Тогда, может, стреляли просто так, мимо.

– Возможно, – согласился я.

– Но зачем? А вся эта секретность?.. Уж больно смахивает на мистификацию.

– Возможно.

Она нахмурилась.

– Как вы думаете, откуда у них эта страсть к секретности? По-моему, партийцы использовали это покушение, чтобы вызвать сочувствие к господину Гитлеру и к самим себе.

– Может, это как-то связано с тем, другим человеком. С которым встречался Гитлер. Так вы сказали, возможно несколько вариантов.

Мисс Тернер отпила чаю.

– Мне кое-что пришло в голову.

Я попробовал кофе. В надежде получить за двести тысяч марок что-нибудь не очень похожее на помои. Но меня постигло разочарование.

– Что же? – спросил я.

– Ту винтовку подбросили ДО того, как прогремел выстрел. Отвлекающий маневр. А на самом деле стреляли из другой винтовки.

Я кивнул.

– Плачу за чай.

– Или вот еще вариант, сказать?

– Какой?

– Пуля предназначалась не господину Гитлеру, а другому человеку.

Я улыбнулся.

– Кроме того, я угощу вас сегодня и ужином.

Так уж вышло, что платить за ужин мне не пришлось. За меня заплатил самый знаменитый в Германии экстрасенс.

* * *

Гостиница «Адлон»

Берлин

Вторник

15 мая

Дорогая Евангелина!

Боюсь, это письмо будет совсем коротенькое – пишу наспех и в любую минуту могу прерваться. Мы с господином Бомоном отправляемся ужинать за компанию с гигантским немецким плюшевым мишкой, а зовут его – честное слово, ни капельки не выдумываю – Пуци Ганфштенгль.

Здесь все так же дождливо. Я даже начинаю думать, что дождь в Германии идет беспрестанно.

Но мне хочется рассказать тебе, какой же все-таки свинтус этот господин Бомон, а вернее, совсем наоборот.

Как ты, надеюсь, помнишь, мы сидели вдвоем в вагоне-ресторане. Фарфоровые тарелки, серебряные приборы и льняная скатерть были великолепны, правда, рагу из лосятины, как я уже писала, подкачало. Зато обслуживание было на высоте, да еще при уютном и романтичном освещении.

Господин Бомон и в лучшие времена не слишком разговорчив. Похоже, он считает, что простое «да» или «нет» с лихвой замещает ответ на любой вопрос. Поэтому я даже удивилась, когда он вдруг ответил на мой вопрос: вы первый раз в Германии?

– Да, – сказал он. Банальный ответ. А потом он добавил как бы между прочим: – И слава Богу.

Я нахмурилась.

– Что вы имеете в виду?

– Я насмотрелся на немцев на войне, – пояснил он.

– Но, господин Бомон, – заметила я, – вам не кажется, что это несколько… узкий взгляд на вещи?

Он слегка усмехнулся. То была одна из тех многозначительных усмешек, которая подразумевала, что усмехнувшийся знает неизмеримо больше по поводу чего-то, а то и всего, чем тот, кому эта усмешка предназначена.

– Вы так считаете? – спросил он.

– Понимаю, – сказала я, – война стала для вас тяжким испытанием. Но и британцы, знаете ли, тоже хлебнули лиха. Около миллиона человек погибших. Полтора миллиона раненых или отравленных газом. Да и для немцев она наверняка была страстью Господней.

Он отпил глоток вина.

– А мне-то откуда знать?

– К тому же воевали не все немцы. Не все из них хотели войны.

– Наверно, мне такие немцы просто не встречались.

– Но это не значит, что их нет. Конечно, некоторые действительно были настроены воинственно – всякие шовинисты, милитаристы, думаю, их и сейчас хватает. Но были и есть сотни тысяч порядочных, культурных немцев. Германия всегда славилась своими культурными традициями.

– Да ну, – сухо заметил он.

– Бетховен? Бах? Гёте?

– С ними тоже не встречался.

Я улыбнулась. Решила, он это нарочно – шутит.

– Да будет вам, господин Бомон, – сказала я. – Вы же не станете утверждать, что война не позволит вам теперь смотреть на немцев объективно.

Конечно, задним числом я понимаю, что сказала глупость. Один Бог ведает, какие беды пришлось ему пережить на войне. Едва проронив эти слова, я поняла, до чего же они глупы. И все же его реакция меня поразила.

Ева, его лицо вдруг похолодело. Какое-то мгновение он смотрел на меня молча, ледяным взглядом. Потом сказал:

– Простите, мисс Тернер, но вы несете ахинею.

Это было все равно что пощечина. Помню, кожа у меня на щеках съежилась и покраснела так, словно он действительно дал мне пощечину.

Но я сдержалась. Сняла салфетку с колен, положила ее рядом с тарелкой, встала, развернулась, прошла по проходу между столиками, вышла из ресторана, шагнула через переход между вагоном-рестораном и спальным вагоном, подошла к своему купе, открыла его, зашла и спокойно закрыла за собой дверь. Проводник уже застелил постель. Я так же спокойно села на нее. И с неизменным спокойствием проревела несколько часов кряду.

Конечно, я понимала, теперь мне придется уйти из агентства. У меня не было никакой возможности работать дальше с господином Бомоном после того, что он сказал, но вместе с тем я не могла, не выставив себя законченной истеричкой, объяснить господину Куперу, по какой причине я не могу с ним больше работать.

Но вот мы уже подходим к заключительной серии, притом быстро, потому что мне нужно бежать.

Нацарапав последние сумбурные строчки письма (про рагу из лося и про свинство господина Бомона), я заклеила конверт и приклеила марку. Когда поезд подошел к Нюрнбергу, где к составу должны были прицепить еще несколько вагонов, я кинулась на платформу и бросила письмо в почтовый ящик. И мигом назад. А когда подошла к купе, то увидела господина Бомона: он стоял тут же, в проходе, прислонившись к перегородке, – руки на груди, голова опущена.

Я повернулась, собираясь отступить, прежде чем он меня увидит, но услышала его голос:

– Мисс Тернер?

Я остановилась и замерла на месте, не поворачиваясь к нему. Я едва дышала. Потом почувствовала, что он приближается. И сквозь собственное прерывистое дыхание услышала, как он тоже вздохнул.

Какое-то время он молчал. Потом сказал:

– Извините меня.

Это было одно из тех мгновений, когда все твои чувства сливаются воедино и содрогаются, защищенные всего лишь тонкой оболочкой, которая того и гляди лопнет. Я не смела повернуться и взглянуть на него. Сделай я это, оболочка тут же лопнула бы.

– Я не имел права так говорить, – сказал он. – Я… Послушайте, мне действительно очень жаль. Вы правы. После войны прошло уже столько лет. И мне, наверно, пора с этим смириться.

Я невольно повернулась к нему лицом.

Тут поезд внезапно дернулся, и меня бросило господину Бомону прямо на грудь, которую отшвырнуло назад с той же скоростью вместе с остальными частями его тела, включая ноги. Несколько секунд мы пятились по проходу, пытаясь устоять.

Наконец он обрел равновесие и удержал меня.

– Вы как? – спросил он. Его руки лежали у меня на плечах. А он, надо заметить, совсем не слабенький.

– Да-да, все в порядке.

Этот неловкий танец в проходе прорвал оболочку, все сдерживаемые ею чувства разом улетучились. И на смену им тут же пришло простое английское смятение. Знаешь, иногда бывает польза от того, что ты англичанка.

– Все в порядке, – повторила я и, когда он меня отпустил, повернулась к нему. – Я действительно сказала ахинею и надеюсь, вы меня простите.

Несколько мгновений он смотрел на меня молча. Знаешь, у него очень красивые глаза. Потом он улыбнулся:

– Будем считать, мы квиты?

– Хорошо, – согласилась я. – Квиты. Спасибо.

Он кивнул.

– Это вам спасибо, мисс Тернер. Утром увидимся.

– Доброй ночи, господин Бомон.

И мы улеглись в постель каждый в своем, отдельном купе.

«Мисс Тернер». Я тебе писала, что как-то раз, во Франции, он назвал меня Джейн?

Письмо, вижу, получилось не очень коротким. Но теперь, Ева, мне надо бежать.

С любовью,

Джейн

Глава пятая

В тот же день, в семь часов вечера мы ждали Пуци под уличным навесом у гостиницы «Адлон» на Парижской площади. Мисс Тернер отправила еще одно письмо. Я начал подозревать, что она писательница, хотя и скрывает, и что она посылает кому-то очередные главы своего бесконечного романа.

Я оставил «кольт» в чемодане, который привез во Франкфурт Кодуэлл. Решил, что за ужином он мне не понадобится.

По-прежнему шел дождь, нескончаемый, нудный, моросящий. Капли походили на бусинки расплавленного серебра в желтом свете уличных фонарей. Унтер ден Линден постепенно заполняли большие дорогие машины. Огни их фар будто струились, отражаясь на мокром черном асфальте. Гудели клаксоны, урчали моторы.

Тротуар заполняли прохожие с зонтиками. В толпе было много пареньков в матросской одежде – они пересмеивались и поглядывали на прохожих оценивающим взглядом. Были там и самодовольные юноши в стильных костюмах, хотя на самом деле это были не юноши, а девицы с короткими стрижками. Были среди них и настоящие девицы, одетые как дорогие проститутки. Попадались и высокие надменные женщины в длинных кожаных жакетах и ярких кожаных сапогах. Встречались и толстые краснолицые мужчины средних лет – словно зажиточные покупатели в гигантском магазине, они придирчиво разглядывали проплывающий мимо товар.

А среди продающих и покупающих сновали нищие, целая армия нищих – их было куда больше, чем всех остальных. Старики и молодые парни, кто без руки, кто без ноги. Старухи во вдовьем черном рубище. Дети в тряпье. Исхудавшая молодая мать с такой же исхудавшей маленькой дочуркой. И снова дети в рванье.

У дверей гостиницы стояли два швейцара в форме римских военачальников, которые отгоняли попрошаек. Они не обращали внимания на остальную часть толпы, точно так же как и остальная часть толпы не обращала внимания на попрошаек. Какие-то люди, совсем немного, мужчины и женщины в разнообразном порядке, входили в гостиницу и направлялись в бар, чтобы поговорить о делах. В тяжелом влажном воздухе мешались запахи духов и лосьона после бритья – в основном дешевых, редко дорогих – и выхлопных газов.

Мисс Тернер поправила очки и обратилась ко мне:

– Похоже на светопреставление, верно?

– Почему?

– Вся эта нищета, попрошайки… такое впечатление, что всем кругом наплевать.

– Наверно, они об этом даже не задумываются. Хотя завтра сами могут оказаться среди нищих.

– Так тем более, думаю, их должна беспокоить такая судьба.

– Тогда сегодняшний вечер им был бы не в радость.

Мисс Тернер собралась было еще что-то сказать, как вдруг рядом раздался автомобильный гудок.

У гостиницы остановилось такси. Опустилось боковое стекло, и Пуци как-то умудрился просунуть в него свою большую голову. Такси выглядело так, будто вот-вот разродится.

– Фил! – крикнул он, моргая от попавшего в лицо дождя. – Мисс Тернер!

Я поднял зонт над головой мисс Тернер, и мы побежали под проливным дождем к такси. Дверца распахнулась, Пуци потеснился и занял теперь уже только половину сиденья. Я подождал, пока мисс Тернер сядет в машину, затем закрыл зонт, кое-как втиснулся сам и захлопнул за собой дверцу. Зонтик я держал вертикально между коленями. В машине было тепло и влажно, и мы с мисс Тернер расстегнули наши пальто.

– Привет-привет! – сказал Пуци. У него на коленях под шляпой лежала большая книга. – Мисс Тернер, вы просто очаровательны.

– Благодарю, – сказала она. На ней была маленькая черная шляпка. Темные волосы стянуты на затылке в тугой узел. Под пальто – одно из платьев, купленных во Франкфурте: серое шелковое, с завышенной талией, длиной до середины икр. У нее были очень красивые икры.

Пуци, навалившись на нее, обратился ко мне:

– Фил, я разговаривал с Гессом, а он поговорил с… – Пуци глянул в затылок водителю, – нашим другом. Рад сообщить, что все в порядке. Я могу назвать имя. Того человека в парке.

– Кто же он?

Еще один взгляд в затылок водителю.

– Потом, ладно? Гесс сообщил мне кое-что еще. Во-первых, номер телефона англичанки, подружки Гуннара. Ее зовут Нэнси Грин. Я звонил – она живет в пансионе в Шарлоттенбурге, но ее не было дома. Хозяйка сказала, сегодня вечером она должна быть в «Черной кошке». Она там работает.

– Что за «Черная кошка»?

– Кабаре. Если хотите, можем заглянуть туда после ужина.

– Годится.

– Гесс также сказал, что у Фридриха Нордструма в Берлине есть сестра. Грета.

– Нордструм – один из списка?

– Да. Помощник Геринга, я говорил. Но, боюсь, пообщаться с сестрой будет сложнее, чем с мисс Грин. У нее нет телефона. По дороге сюда я заехал в регистратуру Центрального полицейского участка на Александерплац и попробовал разузнать ее адрес. Но там не отмечено, что она проживает в Берлине.

– Наверно, живет под другим именем, – предположил я.

– Возможно. Мне очень жаль, но, боюсь, она проститутка, – Мы как раз проезжали мимо фонаря, и я заметил, что он бросил беглый извиняющийся взгляд на мисс Тернер. – Я же говорил, времена нынче тяжелые, Фил, и многим хорошеньким женщинам приходится продавать себя, просто чтобы выжить.

– Как же ее разыскать?

– Есть один способ. Она, наверно, связана с Институтом сексологии.

– С институтом сексологии?

– Он так называется. Им руководит психоаналитик по имени Магнус Гиршфельд. Сущий маньяк, Фил. Сумасшедший. Каким-то образом он умудрился использовать свою сексуальную одержимость и организовать этот институт, и тот приносит ему приличный доход.

– Сестра Нордструма на него работает?

– Нордструм говорит, иногда.

– Где находится институт?

– На улице Бетховена. В Тиргартене, рядом со Шпре.

– У вас есть описание этой женщины?

– Да. – Пуци полез во внутренний карман пальто и достал листок бумаги. Когда мы проезжали мимо следующего фонаря, он прочел: – Двадцать три года, блондинка. Вес – пятьдесят девять килограммов, рост – сто восемьдесят сантиметров.

Он передал мне листок.

– Спасибо, – сказал я. Вынул из кармана бумажник и положил туда листок. Потом повернулся к Пуци. – Проверим ее завтра. Что насчет Рема? Он все еще в Берлине?

– Да, но мне не удалось с ним связаться. Я оставил ему записку. Он должен позвонить мне сегодня в ресторан.

– Прекрасно.

– Я еще кое-что выяснил. – Мы снова миновали фонарь, и я заметил, как Пуци улыбнулся.

– Что именно? – поинтересовался я.

– Мисс Тернер, – сказал он, повернувшись к ней, – сегодня днем я спрашивал, есть ли у вас родственники в Германии.

– Нет, – ответила она. – Мамина семья в конце концов перебралась в Англию.

– Возможно, но, как я уже говорил Филу, вы мне кое-кого напомнили. Сегодня вечером, пока одевался, я вспомнил, кого именно. Вы напомнили мне не какую-то женщину, мисс Тернер, а картину. Слыхали о таком художнике – Франце фон Штуке?

Мисс Тернер призадумалась.

– Что-то не припоминаю.

– А он, похоже, вас знал. Причем более тридцати лет назад. – Пуци похлопал по лежавшей у него на коленях книге. – Этот альбом издал мой отец. Здесь – репродукции работ баварских художников. – Он снял шляпу с огромного колена и раскрыл книгу. – Видите? – весело спросил он. – «Die Sände». Грех. Сходство поразительное.

Когда мы поравнялись с очередным фонарем, я разглядел картину. На ней была изображена почти обнаженная женщина, вокруг ее шеи обвилась змея толщиной с пожарный шланг. Такси оставило фонарь позади, и снова стало темно.

– Простите, – заметила мисс Тернер, – боюсь, я не вижу никакого сходства. – Она как будто искренне об этом сожалела.

– Все дело в свете, – сказал Пуци. – Подождите, когда придем в ресторан. Уверяю, вы с ней похожи как две капли воды. Гитлер просто с ума сойдет!

– Сойдет с ума? – переспросил я.

– Штук его любимый художник, а эта картина, «Грех», тем более. Он часто стоит часами – часами! – и глядит в глаза женщины на полотне. Он и впрямь сойдет с ума, когда вас увидит, мисс Тернер.

Мы поужинали в ресторане «Хаус Фатерланд» на Потсдамерплац. Он занимает целый квартал и, по сути, состоит из пяти различных ресторанов. Мы их не видели, но, по словам Пуци, там есть настоящий баварский пивной зал, настоящее венское кафе, настоящая открытая веранда с настоящим рейнским вином, настоящая испанская таверна с настоящими испанскими цыганками и настоящий бар «Дикий Запад». Пуци решил, что я буду чувствовать себя уютнее в баре «Дикий Запад». Он объяснил мисс Тернер, что здесь, к сожалению, нет настоящего английского паба. Она восприняла это печальное известие с достоинством.

Мы сдали наши пальто в гардероб и через огромную дверь вошли в салон такой величины, что, если бы он находился в Додж-Сити,[16]16
  Город в штате Канзас на реке Арканзас; в прошлом – буйная ковбойская вотчина.


[Закрыть] там не осталось бы места ни для скота, ни для чего бы то ни было еще.

С высокого навесного потолка свисали двадцать или тридцать хрустальных электрических канделябров. Стойка бара тянулась не меньше чем на тридцать метров, и большинство стульев было занято. Позади стойки – зеркало соответствующей длины и несколько рядов бутылок с разными напитками, не считая барменов в расшитых кожаных жилетах и белых шляпах емкостью галлонов двадцать. На официантах такие же жилеты и шляпы. Кроме того, поверх хлопчатобумажных брюк на них были расшитые кожаные фартуки, а свои книжечки для записи заказов они держали в больших кожаных кобурах.

По всему залу были расставлены пятьдесят или шестьдесят ярко раскрашенных фигур индейцев, какие можно встретить в американских табачных лавках. Индейцы, все как один, стояли по стойке смирно. Красные стены были украшены головами убитых животных – оленей, лосей и даже парочки бизонов, таращившихся на толпу сквозь клубы табачного дыма как будто с недоумением. В северном конце зала на сцене играл оркестр. Все музыканты были в старомодных костюмах и желтых жилетах. Пела пышная блондинка в красном платье из тафты с низким декольте. Она пела «Домик в степи» на немецком. Ничего противнее мне слышать не доводилось.

Метрдотель в куртке из оленьей кожи с бахромой и в енотовой шапке провел нас через толпу к свободному столику.

– Потрясающе, правда? – спросил Пуци, придерживая свой альбом под мышкой. – Как в настоящем салуне на Диком Западе.

– Ну да, – сказал я. – Точь-в-точь.

Не успели мы сесть за стол, как Пуци раскрыл альбом и торжественно положил его перед мисс Тернер.

– Видите, мисс Тернер? Сходство поразительное.

Она глянула вниз – на картинку. Поправила очки. И чуть погодя задумчиво сказала:

– Ну, вроде бы небольшое сходство есть. Может, в линии подбородка.

– Вздор! – воскликнул Пуци. – Эта женщина, наверно, ваша сестра. – Он схватил альбом и бухнул его на стол, повернув ко мне. – А вы что скажете, Фил?

В ярком свете люстр я разглядел, что женщина на репродукции и впрямь была поразительно похожа на мисс Тернер. Но самой мисс Тернер это сходство явно не нравилось, поэтому я сказал:

– Есть что-то.

– Просто как две капли воды, – заявил Пуци, наклонился и подвинул альбом к себе. Повернул, полюбовался картиной, ухмыльнулся и сказал: – Гитлер просто с ума сойдет.

Подошел официант, чувствовавший себя в ковбойских сапогах не очень уверенно, и положил перед нами меню.

– Хотите выпить? – спросил меня Пуци. – Они делают фирменные коктейли, как в Америке, на Диком Западе.

– Например?

Пуци заглянул в винное меню и, бегло его просмотрев, сказал:

– Например, «Старый Шаттерхэнд». По имени героя книг Карла Мая.[17]17
  Май, Карл Фридрих (1842–1912) – немецкий писатель, автор приключенческих романов. Герой многих книг писателя Старый Шаттерхэнд известен больше как «Верная рука – друг индейцев».


[Закрыть] Читали?

– Нет.

– Книги у него просто замечательные! Сногсшибательные! Столько бесподобных историй про Дикий Запад! Господин Гитлер их обожает.

– А что входит в «Старый Шаттерхэнд»?

Пуци снова глянул в меню.

– Абсент, апельсиновый сок, мятный ликер, горькие настойки и американский бурбон. Тут написано – настоящий.

– Можно заказать просто стакан настоящего американского бурбона? Чистого? И стакан воды – отдельно?

– Конечно. А вам, мисс Тернер? Она оторвала глаза от меню.

– Мне «Натти Бампо», – сказала она.

– А это что такое? – поинтересовался я.

– Шартрез, абсент, ананасовый сок. – Она улыбнулась. – Решила встать на опасную стезю.

– И ослепнуть.

Мисс Тернер рассмеялась.

– Боюсь, мне его не осилить. Я плохо переношу алкоголь.

– А я, – заявил Пуци, – выпью пива. – Он поднял голову и заговорил с официантом – тот кивнул и, пошатываясь на каблуках, поплелся прочь.

Пуци продолжал изучать меню.

– Фил, хотите еще бифштекс?

– Нет, благодарю. Я бы взял рыбу.

Он заглянул в меню.

– Палтус из Санта-Фе. Форель с гор Сан-Антонио.

Я улыбнулся.

– Прямо-таки с самых гор?

– Из озера к югу от Берлина.

– Форель подойдет, спасибо.

Он кивнул.

– А вам что, мисс Тернер?

– Один салат. Я не очень голодна.

– Значит, салат, – сказал он. – А я закажу себе свиное жаркое «Дикий Билл Хикок».[18]18
  «Дикий Билл Хикок»– прозвище Джеймса Батлера Хикока (1837–76), шерифа времен покорения Дикого Запада, чьи приключения стали легендой.


[Закрыть]

– Так кто же это все-таки был, Пуци? – спросил я. – Тот, с кем Гитлер встречался в парке?

Пуци мельком огляделся, убедился, что рядом никого нет. Наклонился поближе ко мне и проговорил:

– Генерал Ханс фон Зеект.[19]19
  Зеект, Ханс фон (1866–1936) – командующий вооруженными силами Веймарской республики.


[Закрыть] Главнокомандующий немецкой армией.