Текст книги "Кавалькада"
Автор книги: Уолтер Саттертуэйт
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Уолтер Саттертуэйт
«Кавалькада»
Саре К., которой, увы, не пришлось помочь мне с этой книгой
И вдруг, при первом же взгляде на весь этот ужас, нас охватило какое-то неописуемое чувство. Обычно мы видим и чувствуем неосознанно. При встрече же с чем-то незнакомым одних только глаз бывает недостаточно. И нам пришлось еще раз взглянуть на то, что мы раньше никогда не видели, хотя понять суть зримого мы так и не смогли. Уж слишком странным было видение.
БЛАГОДАРНОСТИ
Снова спасибо моей жене, Кэролайн Гордон, за то, что была со мной, когда я сочинял свою очередную книгу.
Несколько человек читали роман по частям, пока я его писал, и предложили ценные замечания. Спасибо Тило Екардту и Эве-Марии фон Хиппель за их усилия. Все огрехи, ошибки и беспардонные заблуждения, оставшиеся в книге, – целиком на моей совести.
Спасибо Вольфгангу Мюллеру – за его ответы на мои бесконечные вопросы о Германии и немецком языке.
Спасибо Майклу Шаклфорду и Лезу Питерсу – за информацию о довоенных немецких автомобилях и Лесли Грэму – за информацию о лагерях для немецких военнопленных в Англии.
Ниже следует неполный список книг, из которых я крал информацию. Я особенно в долгу перед книгами Эрнста Юнгера, Рона Розенбаума и Клауса Тевеляйта.
Майкл Берли «Третий рейх: новая история»
Аллан Буллок «Гитлер. Исследование тирании»
Готфрид Вагнер «Сумерки Вагнеров»
Эрнст Ганфштенгль «Неуслышанный свидетель» (другое название: «Гитлер: потерянные годы»)
Феликс Гилберт, Дэвид Клэй Лардж «Конец европейской эры: от 1890 года до наших дней»
Адольф Гитлер «Моя борьба»
Артюр де Гобино «О неравенстве человеческих рас»
Мел Гордон «Сладострастная паника: эротический мир Веймарской Германии»
Мел Гордон «Эрик Ян Хануссен – еврейский ясновидец Гитлера»
Роберт У. Гутман «Рихард Вагнер: человек, его разум и его музыка»
Том Далзелл «От флэпперов до рэпперов: американский молодежный сленг»
Джон Дориберг «Мюнхен 1923»
Роджер Итуэлл «История фашизма»
Норман Камерон и Р.Г. Стивенс (перевод) «Застольные беседы Гитлера, 1941–1944)»
Ян Кершоу «Гитлер»
Харри Кесслер «Берлин в огнях: дневники графа Харри Кесслера (1918–1937)»
Джон Киган «Лик битвы»
Джон Корнуэлл «Папа Гитлера»
Дэвид Клэй Лардж «Где шли призраки: путь из Мюнхена к Третьему рейху»
Стан Лауриссенс «Человек, который изобрел Третий рейх»
Бен Макинтайр «Забытая Отчизна: поиски Элизабет Ницше»
Томас Манн «Дневники (1918–1939)»
Лотар Махтан «Скрытый Гитлер»
Фельдмаршал Бернард Монтгомери «Краткая история военных сражений»
«Путеводитель Бедекера по Берлину» (1912)
«Путеводитель Бедекера по Северной Германии» (1925)
«Путеводитель Бедекера по Южной Германии» (1929)
Рои Розенбаум «Объясняя Гитлера»
Клаус Тевеляйт «Мужские фантазии»
Роберт Г.Л. Уэйт «Гитлер: бог психопатов»
Роберт Г.Л. Уэйт «Авангард нацизма»
Отто Фридрих «До потопа»
Эрнест Хемингуэй «От собственного корреспондента Эрнеста Хемингуэя» (сборник репортажей, составитель Уильям Уайт)
Хьюстон Стюарт Чемберлен «Основы XIX столетия»
Уильям Л. Ширер «Взлет и падение Третьего рейха»
Эрнст Юнгер «В стальных грозах»
Клаудиа Янсен-Фляйг «Отель „Адлон“»
Франкфурт
Франкфуртский вокзал
Понедельник
14 мая 1923 года
Дорогая Евангелина!
У меня всего лишь две минуты – поезд уже у платформы: этот огромный тевтонский паровоз пыхтит и пускает пар, пассажиры в спешке бегут по платформе, матери волокут за собой детишек, мужья – жен. Я сижу на неудобной деревянной скамейке и спешно строчу тебе, а господин Бомон ходит взад-вперед вдоль состава. И время от времени поглядывает на меня. Быть может, он тоже пыхтит и пускает пар, может, и ему не терпится отволочь меня в вагон. Подобно атлету из театра пантомимы, он то и дело останавливается, достает из кармана часы и сверяется со временем.
В прошлый раз я писала тебе, что нам поручили расследовать попытку одного убийства. Так оно и есть, правда, едем мы не в Мюнхен, как собирались, а в Берлин. Об изменении в маршруте мы узнали только сегодня днем, когда господин Кодуэлл (мне кажется, я о нем упоминала) нагрянул прямо к нам в гостиницу.
Господин Кодуэлл сообщил, что господин Адольф Гитлер, вождь…
О Господи! Мне пора. Отправлю это письмо прямо сейчас, а по дороге, в поезде, черкну еще. В Нюрнберге будет короткая остановка. Попробую послать тебе оттуда более подробный отчет.
С любовью,
Джейн
Глава первая
Я лежал на диване и листал путеводитель Бедекера[2]2
Бедекер, Карл (1801–59) – немецкий издатель; основал в 1827 году в Кобленце издательство путеводителей по разным странам.
[Закрыть] по Южной Германии. Неплохая книга, только малость скучноватая. Я как раз дошел до описания путешествия по Баварии на велосипеде и уверений в том, как это здорово, и тут в дверь ко мне постучали.
Я отложил книгу на кофейный столик, опустил ноги с дивана, встал, подошел к двери и открыл.
В коридоре стоял Питер Кодуэлл из Лондона. Этому толстенькому коротышке было лет за сорок. Поверх черной двойки, сидевшей на нем наверняка лучше при покупке, он был в черном плаще. В правой руке держал черную фетровую шляпу, в левой – сложенный зонтик. Рядом с ним топтался коридорный, одетый под стать французскому генералу на параде, хотя с виду он годился Кодуэллу в отцы, а то и в дедушки. По обе стороны от него на ковровой дорожке стояли два кожаных чемодана.
– Знаю, опоздал, – проговорил Кодуэлл. – Так вышло.
Он не счел нужным извиниться.
Полез в карман и обратился к коридорному.
– Danke,[3]3
Благодарю (нем.)
[Закрыть] – сказал он и вытащил из кармана немецкую банкноту. Тысяча марок. По текущему обменному курсу она равнялась двум центам. Коридорный взглянул на банкноту, поднял глаза и кивнул. Он, похоже, много повидал на своем трудовом веку, и по его лицу нельзя было определить, доволен он или ему хочется придушить Кодуэлла.
– Besten dank, der Herr,[4]4
Большое спасибо, сударь.
[Закрыть] – только и выговорил он, повернулся и ушел.
Кодуэлл также не счел нужным пожать мне руку. В мои обязанности не входило его переубеждать, поэтому я взял один из чемоданов, поднял, занес в комнату и водрузил рядом с диваном.
Следом затем Кодуэлл подхватил второй чемодан и захлопнул за собой дверь.
– Совсем не дурно, – заметил он, оглядывая номер. – Немцы постарались на славу.
Это был номер люкс, сплошь обшитый темными деревянными панелями, с громоздкой мягкой мебелью в гостиной. Все, что можно было натереть, – металл, стекло и дерево – было натерто до зеркального блеска и сияло под светом электрической люстры подобно улыбке какого-нибудь политикана.
Свет горел, хотя едва перевалило за полдень, потому что погода стояла пасмурная, дождливая. Она была такой с тех пор, как я и мисс Тернер прибыли во Франкфурт – два дня назад.
– Всегда мечтал посмотреть на люкс в «Карлтоне», – сказал Кодуэлл и водрузил второй чемодан на пол рядом с первым. Положил шляпу на чемодан и прислонил к нему зонтик.
– А вы сами где остановились? – осведомился я.
– В убогом маленьком пансионе на улице Бетховена. Обои в цветочек, и отовсюду несет капустой. – Кодуэлл снял плащ. – Как доехали, без затруднений? – спросил он, обводя взглядом комнату.
– На границе вышла заминка, а так ничего серьезного.
– Господи, неужели это бар? – Он повернулся ко мне. – Не возражаете? Я сегодня утром слегка продрог.
– Валяйте.
Кодуэлл бросил плащ на подлокотник дивана, подошел к бару, взял бутылку коньяка и откупорил.
– Деньги привезли? – спросил я.
Он слегка повернул голову в мою сторону и мрачно улыбнулся.
– Сразу быка за рога, а, Бомон?
– Нам с мисс Тернер надо сегодня же попасть на вечерний поезд в Мюнхен.
Повернувшись ко мне спиной, он плеснул коньяку в пузатый бокал. Должно быть, продрог он совсем не слегка.
– На самом деле, – сказал Кодуэлл, – вам с мисс Тернер совсем не обязательно торопиться сегодня на мюнхенский поезд.
Он повернулся ко мне и улыбнулся с таким видом, будто только что заработан в свою пользу очко, маленькое, но весомое.
– Это еще почему? – спросил я.
– Потому что вам надо успеть на берлинский поезд. – Держа бокал в руке, он прошел по ковру через всю комнату.
– С какой стати? – поинтересовался я.
Кодуэлл сел на диван. И я услышал легкий вздох – то ли от него, то ли от пухлой диванной подушки. Он поднял бокал, посмотрел на него, затем поднес к носу и осторожно понюхал. По-видимому, запах коньяка вполне его удовлетворил, потому что он тут же отпил большой глоток. Повернул голову и улыбнулся.
– Почему бы нам не подождать мисс Тернер? – предложил он. – Я переговорил с портье и попросил отнести ей в номер записку! Она вот-вот придет. Кстати, как она сама?
Я сел в кресло.
– Прекрасно.
На этот раз вздохнул явно Кодуэлл.
– Разумеется, я имел в виду, какой из нее сыщик. – Кодуэлл проговорил это медленно и терпеливо, чтобы я понял. Он вообще был человек терпеливый.
Кодуэлл работал в административном, а не в оперативном отделе. Он не был моим непосредственным начальником и не имел права задавать такие вопросы. Но я все же ответил.
– Прекрасный.
Он кивнул и поджал губы.
– Как я понял, во Франции вы с ней угодили в переплет.
– Было дело, – отвело я. – Но все кончилось благополучно.
– Купер просил передать, что клиент доволен.
– Ну и ладно.
Он снова понюхал коньяк. И, глянув на меня поверх бокала, спросил:
– Так кто же на самом деле убил Ричарда Форсайта?
– Спросите у Купера.
Кодуэлл слегка покачал бокалом.
– Просто любопытно. Молодой издатель, декадент. Два трупа в запертой комнате.
– Да, конечно, – согласился я. – Можете спросить у Купера.
Он снова грустно улыбнулся.
– Не будем спорить, Бомон. Я спросил просто так, чтобы занять время.
– Понятно. Но вы сами знаете, я не вправе говорить о делах.
Кодуэлл кивнул.
– Ваша преданность делу достойна восхищения.
Возразить тут было нечего, что я и сказал.
В дверь постучали.
– А, – сказал Кодуэлл, – это, должно быть, мисс Тернер. – Наверное, он обрадовался тому, что наш разговор прервался. Я, по крайней мере, был рад. Я встал, прошел через комнату и открыл дверь.
На мисс Тернер было платье, которое она купила только вчера, – темно-синее, спереди застегнутое доверху, и светло-голубой кардиган. Кардиган был не застегнут. Глаза за очками без оправы казались ярко-синими. Сегодня она стянула сзади свои густые темные волосы в пучок.
– Проходите, – пригласил я.
Возможно, Кодуэлл не счел нужным обменяться рукопожатием со мной, зато пожать руку мисс Тернер он посчитал просто необходимым. Стоило ей войти в комнату, как он весь просиял.
– Мисс Тернер! Как приятно снова вас видеть! – Он поставил бокал на краешек стола, поднялся с дивана и направился к ней, протягивая пухлую руку.
– Господин Кодуэлл, – сказала мисс Тернер.
Он заключил ее руку в своп ладошки.
– Должен отметить, вы выглядите превосходно.
Мисс Тернер улыбнулась.
– Благодарю.
– К тому же, как уверяет Бомон, вы блестяще поработали во Франции.
Она мельком взглянула на меня.
– Господин Бомон преувеличивает.
Он все еще держал ее руку.
– Ни в коем случае, ни в коем. Уверен, вы действительно поработали на славу. Проходите, дорогая. Вы тут с Бомоном располагайтесь, а я введу вас в курс дела.
Кодуэлл подвал мисс Тернер к дивану и наконец выпустил ее руку. Я заметил, что когда он повернулся, чтобы сесть, мисс Тернер легко и быстро провала ладонью по платью, как будто разглаживая ткань. Она была слишком хорошо воспитана и не могла позволить, чтобы кто-то заметил, как она вытерла руку. Настоящая англичанка.
Я сел в свое кресло.
– Итак, – начал Кодуэлл, обращаясь к мисс Тернер с видом профессора, приступающего к лекции, – вы, верно, уже знаете о покушении на партийного вождя.
Мисс Тернер кивнула.
– Мы получили телеграмму от Купера, – сказал я.
Кодуэлл повернулся к мисс Тернер.
– Это произошло восьмого числа этого месяца. В прошлый вторник. Партия, о которой идет речь, называется национал-социалистической рабочей партией Германии. Возглавляет ее малый по имени Гитлер. Адольф Гитлер. Вы что-нибудь знаете о политическом положении в Германии, мисс Тернер?
– Боюсь, совсем ничего.
Кодуэлл улыбнулся.
– Ну, конечно. Зачем вам это знать? – Он поднял бокал и отпил глоток коньяка. – А вы, Бомон?
– Ничего.
Кодуэлл кивнул с таким видом, будто ничего иного от меня и не ждал?
– Понятно, – сказал он и снова обратился к мисс Тернер. – До недавних пор нацистская партия, как ее называют, была почти никому не известна. Но стоило этому Гитлеру взять дело в свои руки, как положение стало меняться, Он чертовски хороший оратор. И к тому же, как выяснилось, чертовски хороший организатор. Он призвал под свои знамена толпы новых партийцев, и теперь его детище набирает силу. Например, в Мюнхене нацисты представляют собой серьезную оппозицию.
Кодуэлл взглянул на меня, желая убедиться, действительно ли я его понимаю.
– Серьезную оппозицию чему? – поинтересовался я.
– В частности, большевикам. Или социал-демократам, тем самым молодцам, что правят Веймарской республикой.[5]5
Германское государство в 1919–33 гг., которое в соответствии с конституцией Германии, принятой 31 июля 1919 г. в Веймаре Национальным собранием, было конституировано в форме демократической парламентской федеративной республики.
[Закрыть] В Баварии многие думают, что правительству в Берлине нет до них никакого дела. Баварцы всегда недолюбливали пруссаков, а социалистов и подавно.
Я кивнул.
– Такие вот дела, – прибавил он и снова приложился к коньяку. – А неделю назад, когда наш дружок-приятель Гитлер приехал в Берлин, в него стреляли.
– Где именно? – спросил я.
– В Тиргартене. Это большой парк в центре города.
– Из винтовки или из пистолета?
– Из винтовки. Примерно с сотни метров, как нам сказали. Пуля прошла в каких-нибудь пяти сантиметрах.
– Что Гитлер делал в парке?
– Встречался с кем-то. – Кодуэлл поднял пухлую красную руку. – Только не допытывайтесь, с кем, потому что мы не знаем. – Он нахмурится, должно быть, потому, что не хотел признаваться в том, что ему что-то известно. – С кем-то из правительства, и это все, что нам удалось выяснить.
– Кто еще знал, что он будет в парке?
– Да, вопрос, конечно, вполне логичный. Как он сам думает, то есть Гитлер, о его поездке в Берлин знали всего несколько человек. И почти все они члены партии из Мюнхена. Вам придется с каждым из них побеседовать.
– Тогда зачем нам ехать в Берлин?
– Полицейское расследование в Берлине ведет сержант Биберкопф. Но партия ему не доверяет. Честно говоря, они вообще никому не доверяют в берлинском управлении полиции. Считают полицейских марксистами или сочувствующими. Может, так оно и есть. Вот они и обратились в агентство «Пинкертон». Решили, верно, раз мы частные сыскари, значит, сможем провести более тщательное расследование.
Его «мы» мне определенно понравилось.
Кодуэлл хлебнул еще коньяку. Потом взглянул на мисс Тернер и заметил:
– По нашим сведениям из надежных источников, Биберкопф неплохой полицейский. Но, поскольку в деле замешан таинственный «некто из правительства», ему пришлось проводить расследование с превеликой осторожностью. К тому же все, кого он должен допросить, находятся в Мюнхене, однако большинство из них вовсе не жаждет ему помогать.
Я уточнил:
– Значит, мы едем в Берлин, отправляемся на место преступления и связываемся с Биберкопфом. А затем едем в Мюнхен и опрашиваем членов их партии.
– Если коротко, да. Завтра на вокзале в Берлине вас встретит человек по имени Ганфштенгль. Эрнст Ганфштенгль.[6]6
Ганфштенгль, Эрнст Франц Зедгвик (Пуци) (1887–1975). Один из сотрудников А. Гитлера в 1920–30-х гг. Сын преуспевающего торговца произведениями искусства и американки. Окончил Гарвардский университет (США). Во время Первой мировой войны руководил в США отделением фирмы. После войны вернулся в Мюнхен. Быстро сблизился с Гитлером и вошел в состав его ближайшего окружения. Виртуозный пианист. В 1930-х гг. был назначен иностранным пресс-секретарем партии, а также возглавил отдел иностранной прессы в штабе заместителя фюрера. В марте 1937 г. покинул Германию. Во время Второй мировой войны служил при правительстве США экспертом по нацистской Германии. После окончания войны интернирован, по вскоре освобожден и вернулся в Германию. Автор мемуаров «Гитлер: потерянные годы» (1957).
[Закрыть] Как мне говорили, довольно приятный малый. Торгует предметами искусства. Он и введет вас в курс дела.
– Нам понадобятся деньги, – сказал я.
– Разумеется, Бомон, – терпеливо ответил Кодуэлл. – Понимаю. – Он полез в правый карман, достал картонную коробочку и положил ее на кофейный столик. – Патроны для вашего «кольта» калибра.32. Ведь вы не потеряли свою пушку?
– Пистолет? Нет.
Он сунул левую руку в карман пиджака и достал маленький пистолет.
– Еще один «кольт». Для мисс Тернер. – Он протянул ей пистолет. Мне было любопытно, как она на это отреагирует. Я знал, она прошла курс по обращению с оружием в Лондоне – это обязательно для всех лондонских сыщиков, но оружия в ее руках я еще никогда не видел.
Ей наверняка поставили высшую оценку на этих курсах. Она небрежно взяла пистолет, как будто это чашка чая. Большим пальцем отвела защелку магазина, левой рукой вынула обойму, той же рукой вставила ее обратно. И заглянула в казенник, чтобы убедиться, что там нет патрона.
– Купер считает, без «кольтов» нам никак не обойтись? – спросил я Кодуэлла.
– Оппозиционеры уже пустили в ход винтовку. И он не хочет рисковать.
Мисс Тернер вставила обойму обратно, задвинула затвор, поставила пистолет на предохранитель и положила на кофейный столик.
Кодуэлл сунул руну во внутренний карман и выудил оттуда довольно пухлый кожаный бумажник. Достал какие-то билеты и положил их на стол.
– Билеты на ночной поезд в Берлин, отдельные купе, первый класс.
– Какая роскошь! – заметил я.
– Не мне было решать. – Я ничуть не удивился. – Партийцы настаивали, – продолжал он. – Кстати, они и платят.
Он вынул из бумажника толстую пачку банкнот.
– Теперь насчет денег.
Кодуэлл вслух пересчитал деньги и положил их на стол. Купюры по двадцать долларов – всего на сумму пятьсот долларов. Большие деньги даже в Штатах. А в Германии, по нынешним временам, целое состояние.
Он достал из бумажника последнюю бумажку.
– Расписка, – объяснил он. – Вы должны ее подписать. Я встал, прошел через комнату и взял расписку.
Кодуэлл расстегнул пиджак, достал ручку и протянул мне. Я взял, расписался и вернул Кодуэллу расписку вместе с ручкой.
– Порядок, – заметил он. Полез в другой карман пиджака, достал английские паспорта и бросил их на стол.
– На всякий случай, – объяснил он. – Они на имя Макнилов, Джозефа и Шарлотты. Как отмечено в визе, вы прибыли в Роттердам два дня назад. Вполне сгодятся, если не копаться слишком уж дотошно. Однако будет лучше, если вам не придется ими пользоваться, разве что в случае крайней необходимости.
– В остальных случаях можно обойтись и без них, верно?
Кодуэлл взглянул на меня и кисло улыбнулся.
– И еще.
Я ждал. Мне тоже терпения было не занимать.
Кодуэлл сказал:
– Купер хочет, чтобы вы побольше разузнали об этом малом, Гитлере.
– Что именно?
– Все, что сможете. Что он за человек. Чего хочет для себя и для Германии.
– Кому это нужно?
– Я же сказал, Куперу.
– Куперу обычно хочется что-то узнать лишь в том случае, если это угодно знать кому-то еще.
– По-моему, это не ваша забота, так что не волнуйтесь.
– А я и не волнуюсь, просто интересно.
Еще одна холодная улыбка.
– Сделайте просто свою работу, и все будут счастливы.
– Это главная цель моей жизни, – заверил его я, – делать всех счастливыми.
Кодуэлл снова вздохнул. Терпеливо.
Похоже, до главной цели моей жизни мне было еще идти и идти.
* * *
Берлинский ночной поезд
Понедельник
14 мая
Guten Tag,[7]7
Здравствуй (нем.).
[Закрыть] Евангелина!На самом деле все очень мило. Я еду одна в купе первого класса, здесь есть даже прелестный деревянный столик, который оригинально складывается и убирается, когда приходит проводник, чтобы постелить постель.
Слева от меня окно, правда, сейчас оно закрыто, поскольку непрерывно идет дождь. За окном кромешная тьма, и в ней проносятся мимо немецкие луга и поля. Но здесь, в купе, в желтом ореоле моей чудесной лампы, я чувствую себя на удивление уютно. Стоит мне взглянуть на свое отражение в окне, как я вижу на своей физиономии улыбку Чеширского Кота.[8]8
Персонаж книги «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла.
[Закрыть]Где-нибудь через часок я загляну к господину Бомону, и мы отправимся ужинать. Есть что-то невероятно романтическое в еде, поданной на толстых фарфоровых тарелках, которые расставляют на плотной льняной скатерти, под мерный, убаюкивающий стук колес и легкое покачивание вагона. Я знаю, так оно и есть, даже несмотря на немецкую кухню.
Быть может, ужин и перестук колес вызовут в душе у господина. Бомона такой же невероятно романтический отклик. Хотя, не уверена. До сих пор он не проявил ни малейшего интереса ни к романтике, ни ко мне лично. Сегодня днем, когда мы с ним носились по магазинам на Кайзерштрассе, он выказывал полное равнодушие ко всему, что я примеряла.
И все же я купила несколько замечательных вещиц. Цены здесь просто невероятные. Черная шляпка, ну та, моя первая, стоит всего несколько пенсов. Роскошная черная шелковая шаль с замечательной оторочкой – и всего за два шиллинга.
А еще я купила, меньше чем за фунт, ужасно дерзкое черное шелковое платье для коктейлей, чуть ниже колен, с неровным подолом и декольте с драпировкой, которое опускается… и довольно откровенно, доложу я тебе.
Но господина Бомона это даже ничуть не поразило. Сегодня днем я надела это платье в магазине и придирчиво (впрочем, как всегда) разглядывала себя в зеркало, сомневаясь (впрочем, как всегда), войдет ли такой бюст, как у меня, когда-нибудь в моду и сохранится ли он до этого счастливого дня. Но тут в магазин влетает господин Бомон и сразу же хватается за свои часы. Он их просто обожает, это даже как-то странно.
Когда я его спросила, правится ли ему платье, он быстро, с равнодушным видом оглядел меня с ног до головы, почти так же, как прохожий смотрит на новый фонарный столб на знакомом углу, и сказал:
– Довольно мило.
«Довольно мило». Точно такими же словами оценил он и шляпку, и шаль, и черные туфли на каблуках, уличные туфли и пальто-реглан.
Ну да ладно, возможно, я никогда не рискну надеть это платье. Оно совсем не в моем стиле, если честно. Я купила его только потому, что оно стоило безумно дешево, и к тому же я лелеяла глупые надежды, что с новым нашим заданием, с открытием (возможно) новой страницы в моей жизни я смогу не только изменить свой гардероб, но и сама изменюсь.
Изменюсь хотя бы самую чуточку. Из стареющей старой девы превращусь в роковую обольстительницу.
Конечно, мои фантазии – полный бред.
Зато платье просто чудо!
Теперь вернемся к господину Гитлеру…
Нет-нет, прежде чем я начну рассказывать о господине Гитлере, мне надо поведать тебе, о том, что случилось со мной вчера. Побродив по Старому городу, расположенному между Цайлем и рекой, и полюбовавшись из-под зонта домиком Гёте и церковью, я на поезде доехала до Заксенхаузена и Института искусств Штеделя. В этом институте есть две галереи, но мне не хватило времени побывать в обеих, и я выбрала только одну. В путеводителе Бедекера, который купил господин Бомон, я вычитала, что там есть несколько замечательных полотен импрессионистов.
Так оно и оказалось. Там я увидела картину Ван Гога, которая мне очень понравилась (портрет некоего доктора Гаше), картины Моне, Мане, мечтательного Милле, двух изумительных Ренуаров – каждая из картин была наполнена восхитительным струящимся живительным светом, свойственным этому художнику.
Затем я поднялась по лестнице и оказалась в зале, где выставлены немецкие художники. Их картины не слишком меня впечатлили, пока я не наткнулась на одну из них – «Die Sünde», «Грех». На ней изображена обнаженная женщина вполоборота – смотрит прямо на тебя. Темные волосы ниспадают до самых бедер. Большая змея в темных пятнах обвилась вокруг ее тела, положив огромную голову ей на правую грудь. Большие желтые змеиные глаза тоже глядят с полотна прямо на тебя, пасть у змеи слегка ощерена, так, что видны клыки. Женщина, должно быть Ева, только что вкусила яблоко. Судя по выражению ее лица, она получила огромное удовольствие.
Я не слишком люблю символистов, но эта картина меня просто очаровала. И только приглядевшись к женщине на полотне, я вдруг поняла, почему не могу оторвать глаз от ее лица. Если бы художник (Франц фон Штук) пририсовал ей очки, она была бы моим зеркальным отражением. Ева, у нее было мое лицо. Черты скрывала легкая тень, да и цвет глаз определить было невозможно. Но форма лица – моя. Брови, скулы, рот – все в точности как у меня.
Странное ощущение, Ева, смотреть на картину, написанную более тридцати лет назад, еще до моего появления на свет, и видеть, что с нее смотрю я. Я…
В дверь только что постучал проводник. Время ужина. Пора идти. Продолжу позже.
С ужином покончено. Единственной маркой красного вина в меню было «Blauer Spätburgunder», слабое и водянистое. Рагу из лосятины оказалось жирноватым. А господин Бомон – сущей свиньей, притом отвратительной.
Я не могу… впрочем, не бери в голову.
С любовью,
Джейн
