Текст книги "Как взрослые (СИ)"
Автор книги: Ульяна Сомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 10. Первооткрыватели
Кирилл, 16 лет (отрывки из дневника)
10 октября
Мне шестнадцать. Я пью и курю какие-то крепкие сигареты (Игорек говорит от них штырит не хуже косяка). Впервые праздную днюху среди абсолютно незнакомых людей на чьей-то хате. Не, собрались они здесь не ради меня, а просто выпить. Я тоже пью наравне со всеми какую-то бодягу, мешая ее с соком.
Кто-то приладил к мобиле динамик и на всю орет бессмертный Хой[1]. Мне хорошо.
Вчера было плохо, сегодня хорошо, а завтра станет хуже. У нее появился какой-то мудак, говорит, любовь. Просила не писать и не звонить.
Родители на грани развода. У нее – любовь. У Кости – олимпиада по физике. У меня – алкоголь. Каждому свое.
Рита
Проснулась посреди ночи и лежала без сна. Чудились шорохи и шаги за дверью. Но страшно не было.
Мне давно не снился Кирилл, и фото с ним все реже привлекало мое внимание. Время неумолимо мчалось вперед, заставляя меня забывать голос, черты, образ. Оставляя только бестелесную тень на задворках сознания. Кажется, это называется «жизнь продолжается». Поезд набирал ход, и я не знала горевать или радоваться. То, что я начинала новую жизнь без него немного пугало, однако одновременно и двигало вперед. Теперь в моей жизни появился Костя, он занял место в партере и постоянно маячил перед глазами. Куда бы я ни шла, с кем бы ни была, даже сейчас я закрывала глаза и видела перед собой его вместе с искорками на дне его ореховых глаз, дурацкой привычкой лохматить свою шевелюру, манерой по поводу и без облачаться в деловые костюмы и поглядывать – совершенно по-деловому – на наручные дорогие часы. Какой он, когда спит? А когда занимается любовью? Да-да, любовью, слово «секс» по отношению к нему кажется неуместным, грубым.
Господи, дожили. Я вместо того, чтобы считать овец, думаю о том, как бы увидеть его в столь интимный момент. Наверное, всему виной вчерашний почти семейный вечер и наш поцелуй. Борисовы… Надо же…
Этого не стоило делать, даже думать об этом не стоило. Но я поднялась с кровати, взяла подушку и на цыпочках прошествовала в комнату Кости. Пусть прогонит мою бессонницу.
В спальне Кости было так темно, что я не могла рассмотреть даже очертания предметов – просто всепоглощающая вязкая, как жижа, темнота. Поэтому тихонько прикрыв за собой дверь, позвала:
– Костя, Кость…
Он не отозвался. И я сделала несколько шагов вперед наугад, приблизительно в сторону кровати.
В ушах тишина трещала, как электричество. Почему-то очень вспотели ладони, вцепившиеся в подушку мертвой хваткой. Я так волновалась, словно от этих нескольких шагов зависела вся моя жизнь.
– Кость, ты спишь? – Я, наконец, наткнулась на кровать и присела на нее.
– Да… – глухо пробормотал Борисов.
– Ну, спи. – Я кое-как примостила свою подушку на свободное место и прилегла рядом с ним.
– Спасибо, что разрешила. – Готова поклясться, в этот момент он зарылся пятерней в свою многострадальную шевелюру.
– Кость, ты только что опять взлохматил себе волосы, да?
– Да… я так предсказуем?
– Нет, что ты! – улыбнулась, потому что именно это мне в нем и нравилось – постоянность, предсказуемость. Кирилл был другим – непонятным, переменчивым и угадать его настроение подчас было просто невозможно. Когда-то я восхищалась таким его качеством, а сейчас радовалась, как ребенок, предсказуемости Кости.
– Ой, Кость, прости… Я совсем забыла, – спохватилась, – мы же договаривались… о личном пространстве, а я сейчас нарушаю…
Теплая рука неожиданно легла мне на плечо, пальцы легко пробежались по предплечью.
– Ничего, иногда можно… нарушить.
– Я в темноте, как слепой котенок, совсем ничего не вижу, – от напряжения слова прозвучали неуверенно и гулко.
– Необязательно видеть, в темноте остальные чувства обостряются и вполне заменяют зрение. Слепые люди удивительно зорки.
– Не знаю, я чувствую себя совершенно беспомощной, это немного пугает.
Я слышала дыхание Кости совсем рядом, и хоть он и убрал руку с моего плеча, кожа в том месте приятно покалывала.
– Не бойся, закрой глаза и прикоснись ко мне. – Его голос лился не спеша, как горный ручеек, но, тем не менее, заставлял прислушиваться. Я нерешительно протянула руку и почувствовала гладкость его кожи. Ощущения ошеломили меня. – Что ты чувствуешь, не видя глазами, а только ощущая ладонями?
Я провела ладонью по его руке, до локтя. Потом стремительно направилась вверх по маршруту, достигнув шеи, пальцы коснулись щеки, зарылись в волосах.
– Тепло, совершенство линий, – шепотом произнесла, плавно спустившись к щеке и замерев там. Опасно близко находились манящие губы – то запретное, к которому прикоснуться означало капитулировать. – Вот если бы здесь было светло, то обязательно нашла бы какой-то изъян, оспинку, шрамик или еще что-нибудь за что зацепился бы взгляд, это навеяло бы какие-то мысли, воспоминания.
– А так под твоей ладонью только я, – он произнес это своим глубоким, насыщенным голосом и ладонь невольно потянулась к запретному плоду – губам.
– Только ты, – задумчиво произнесла, вырисовывая причудливые узоры на приоткрытых желанных губах.
– Вот видишь, и не страшно уже. – Он убрал мою ладонь со своего лица и отодвинулся.
Мало… Ничтожно мало… Как же он не чувствует, что мало?.. Больше, надо больше. Воздуха, ощущений, прикосновений, темноты… Его… Меня…
«Прикоснись ко мне!» – хотелось закричать.
– Когда-то давно, – тоном рассказчика начал Костя, в то время как я собирала себя в кучу от нахлынувших чувств, – наверное, в прошлой жизни. Кирилл пришел домой с загадочной улыбкой на лице. До сих пор помню тот день. Я сдал на «отлично» первый экзамен на первой в жизни сессии в универе и хотел наконец-то выспаться, но он не дал мне такой возможности. Всё смотрел на меня и улыбался так, что меня это стало раздражать: чему он так радуется? Я спросил. – Костя глубоко вздохнул и продолжил: – Он сказал, что ты только что отдала ему всю себя, последнее, что не принадлежало ему. И он чувствует себя первооткрывателем. А ты… с этого дня принадлежишь ему по праву и телом, и душой.
Я долго думал тогда: каково это, заниматься сексом с любимой? И осознавать, что ты первый. Глупости, конечно. Просто вспомнилось что-то.
Я молчала. Не знала, что ответить. А потом нашла в темноте его руку, легко прикоснулась.
– Дело не в том, первооткрыватель ты или нет. А в том, что ты первый, в любом случае, потому что любимый. Всё остальное условности и глупости. Страхи, сомнения, комплексы плотно сидят в черепной коробке. Захочешь – будешь первым во всем, заставишь забыть, кто был «до» и сделать так, чтобы не было неопределенного «после».
Костя легко сжал мои пальцы.
– Нет, ты не совсем права. Бывают мгновения, когда сетуешь на свою судьбу и задаешь один вопрос: почему? Кирилл мог быть первым во всех смыслах, а я никогда не смогу даже в каком-то одном.
– Кость, у тебя был роман с печальным концом, да?
– Еще скажи: без хэппи-энда, – усмехнулся Борисов. – Нет, я долгое время любил, да и сейчас…
– Прости, я не знала, тогда бы не полезла к тебе, да и брак этот дурацкий… – начала оправдываться, но руку отдергивать не стала, зацепившись за Костю, как корабль за якорь, не пускающий его в бушующее море.
– Вот именно – дурацкий… – в сердцах воскликнул Костя, и я действительно испугалась.
Вдруг больше не будет ничего… Совсем. Завтра вернусь в пустоту своей квартирки, стану греть руки об кружку с чаем, уволюсь с работы, снова начну курить (странное дело – я совершенно забыла об этой своей вредной привычке), буду пялиться на фото с Кириллом, лелеять воспоминания. Без Кости. Хорошо или плохо? Иначе.
– Нет! – вырвалось у меня.
– Что «нет»?
– Я не уйду, не хочу. Эгоистично, но я хочу остаться, можно?
Он улыбнулся! Я почувствовала кожей его улыбку, ворох мурашек пробежался по позвоночнику, и мне стало зябко и тепло одновременно. Что-то невероятное творилось со мной. Я не могла идентифицировать свои ощущения. В программе произошел сбой. И где-то в глубине мозга загорелась красная лампочка, предупреждая об опасности. «Осторожно! Неизведанная территория!»
– Никто тебя не гонит, Рита, – прошло мучительно долгое мгновение, прежде чем он прикоснулся ко мне. Плавно повторяя изгибы, его рука двигалась к моему горящему лицу. И я понимала, что имел в виду Костя: в темноте каждая точка соприкосновения, каждый из органов чувств, лишившись основного источника информации, работал на полную мощность. На пределе человеческих возможностей.
Мне казалось, что я мягкая глина в руках талантливого скульптора. Костя творил меня из податливого материала: каждый изгиб, черточку, линию. Совершенствуя созданное и творя новое. Он словно вдыхал в меня жизнь, мрачные мысли и воспоминания, как пугливые птицы, разлетелись.
Теперь уже он нашел мои губы, поймал кончиками пальцев – инструментом творца – мое рваное дыхание. Похоже, результатом своей работы он остался доволен и продолжил свое занятие – создание совершенства из несовершенной земной женщины.
Его руки путешествовали вдоль моего тела, вырисовывая новые и новые грани, надавливая на все возможные точки, пуская ток в кровь.
– Сон, пусть это будет сладкий сон, – несвязно пробормотал, и через мгновение я оказалась обнаженной.
– Реальность, пусть это будет прекрасная реальность, – взмолилась я.
Костя услышал мой зов и сразу же откликнулся на него. Сжал в объятьях до хруста, до отчаяния… И припал к шее, теперь осязая, творя меня уже губами. Когда его губы нашли мои, что-то замкнуло, мир содрогнулся, опасно накренился и полетел к чертям.
В ход шло все: руки, губы. Кожа к коже, изгиб к изгибу. Полное совпадение и выпадение из реальности, ограниченной стенами темной комнаты с запертой дверью.
В начале, как утверждал Рождественский[2], была любовь. И сейчас я готова была согласиться с ним. Нет, не слово. Что такое слово? Набор звуков?
Мы не произнесли ни слова, даже междометия не сорвалось с губ, то, что происходило между нами, напоминало начало всех начал по Рождественскому.
Движения размеренные, а затем порывистые. Мы молчали, и в наэлектризованном воздухе слышалось только сбитое дыхание. Движение – жизнь…
Слишком многое мы нарушили за сутки. Правила, установленные нами же, в один момент превратились в пепел. Потому что это тоже слова. А мы занимались любовью. Ответы на вопросы, волнующие меня буквально час назад, нашлись за пару мгновений.
За секунду до взрыва нашей маленькой вселенной, я распахнула глаза и встретилась взглядом с его невероятными глазами. В кромешной темноте я не увидела, а почувствовала этот взгляд – глаза в глаза. Зарывшись рукой в его шелковые на ощупь волосы, на вздохе подавила стон – финальный аккорд нашего волшебного действа. Костя прижался губами к моему уху и выдохнул:
– Первая.
Я поняла, о чем он и, запечатав его губы поцелуем, прошептала:
– Первый.
Ночь навалилась на нас свинцовой тяжестью, и мы не противились ей, мгновенно уснули. Первооткрывателями. Победителями в одной маленькой битве.
[1] Юрий Клинских (Хой) – музыкант, основатель и лидер группы «Сектор газа».
[2] Отсылка к стихотворению Р. Рождественского «Все начинается с Любви…».
Черновик!!!
Глава 11. Близнецы
Костя
Новый день был яркой иллюстрацией к знаменитому выражению «А поутру они проснулись». За плечо меня кто-то тряс. Я распахнул глаза и увидел перед собой испуганное лицо Риты:
– Давай вставай, мы проспали, будильник не услышали.
– Да? – не совсем понимая, о чем речь, несвязно пробормотал, отчаянно зевая.
– Очень хочется ответить в рифму, но я девушка приличная.
Она злилась и очень нервничала. Я хотел поцеловать ее, но она увернулась от моих губ.
– Собирайся, няня уже пришла. Завтракать не успеваем, я закажу что-то прямо в офис. – И вылетела из комнаты с крейсерской скоростью.
– Самое доброе утро в моей гребаной жизни! – не сдержавшись, пробурчал я.
Казалось, ночь вскружила нам голову, а утро вернуло на грешную землю. Готов поспорить, Рита насочиняла себе предательство, взрастила за утро чувство непосильной вины, и теперь будет твердить об ошибке. А я, милый, добрый и понимающий Костя, должен улыбаться, соглашаться и терпеть, стиснув зубы. Все как всегда. Только на этот раз терпеть я не намерен, хватит. Дело сдвинулось с мертвой точки и если для нее случившееся ночью – пустой звук, пусть признается в этом, глядя мне в глаза, и уходит.
В машине я включил какую-то развеселую песенку и специально насвистывал всю дорогу, стараясь выглядеть беззаботным, но внутри все замерло в ожидании вердикта. Она молчала, еще не зная, что ей предоставлена роль палача – один удар решит все.
– Я закажу роллы, ты как? – Как только мы вошли в приемную деловито поинтересовалась. Я подавил ухмылку – стойкий оловянный солдатик.
– Отлично.
Она кивнула, бросила сумочку на стол, повернувшись ко мне спиной.
Я подошел к ней и провел ладонью по натянутой как струна спине.
– Расслабься, ты совсем не обязана после этого выходить за меня замуж, – веселился я. Она повернулась и полоснула по мне разъяренным взглядом. – Ох, прости, ты и так вышла.
– Константин Владимирович, я могу преступить к своим трудовым обязанностям?
– Конечно, приступайте! – усмехнулся понимающе я, подмигнув ей. Что ж, поиграем!
Рита
Когда часы на стене, с огромными белыми стрелками и искаженным восприятием жизни, показали три часа дня, в приемную вплыла Её Величество Екатерина Петровна Радомирская. Так сказать, во всей красе. В платье с пышной юбкой и несколько нескромным декольте, в босоножках на огромных каблуках с рифленой подошвой. Амбре от ее дорогих духов мгновенно заставило меня закашляться – зачем столько? Волосы уложены в косу дивной красоты, на губках розовая помада, на щечках румянец. Девочка-картинка.
– Здравствуйте, Константина Владимировича… – стрельнув насмешливо глазками по мне, добавила с особым придыханием: – Костю… можно увидеть?
– А вы по какому вопросу? – Не удержалась я, до чего же наглая особа.
Не знаю, что меня разозлило больше: ее наглость или самоуверенность. Заявилась без зазрения совести в офис к чужому мужу, зная, что жена работает с ним вместе. О чем она вообще думает? Да, наш брак фиктивный, но то, что было ночью…
Лучше не пытаться сейчас анализировать это. Потом, позже, не сейчас.
– Так можно? – нахмурилась красавица, щелкнув перед моим лицом пальцами.
– Нельзя, – огрызнулась, навесив на лицо самую приторную улыбочку. Наверное, с такой улыбкой можно убивать людей или выдирать волосы наглым белобрысым девицам с самооценкой выше Эвереста.
– Даже так? – усмехнулась, ничуть не смутившись, Катя. Старая история: капризная девочка захотела новую игрушку, и она привыкла добиваться своего, потому что родители внушили ей с пеленок, что она самая-самая…
И никакая жена ей не помеха.
– Катерина, я не хочу с вами ссориться, но вы должны понимать, что Костя женат, – решила прояснить ситуацию «на берегу», не люблю разводить церемонии. – Для справки: на мне.
Радомирская ничего, конечно же, не поняла. Потому что и не хотела понимать. Ну, жена, ведь не стена же!
Она послала в мою сторону убийственный взгляд и, наклонившись, прошипела, сбросив флёр обаяния и привлекательности.
– Жена – это скучно, особенно такая, как ты. Он быстро заскучает, а я помогу ему развеяться.
– О, я не сомневаюсь! – глухо пробормотала я.
– Зато я сильно сомневаюсь, – раздался рядом голос Кости, он стоял в проеме двери и взирал на нас с явным недоумением.
Вначале на лице Коти промелькнул ужас, но она быстро взяла себя в руки, повернулась к Борисову, нацепив вновь чарующую улыбку. Слегка поправила платье, прикусила губку, хлопнула ресничками – у Кости не было шансов. Девушка вышла на охоту, и мне совершенно не хотелось смотреть, как он постепенно сдает позиции.
Я ведь не дура и прекрасно понимаю, чем все закончится. Это неизбежно. Костя не робот, а мужчина из крови и плоти… Очень страстный мужчина, кстати. Нет, ночь-обманщица сыграла с нами злую шутку. И я теперь не знала, что делать. Кидаться в омут с головой не хотелось, да и образ Кирилла все еще маячил на периферии сознания.
– …прекрасные картины, я даже как-то позировала ему. Пойдем? – Кажется за своими тяжкими думами, я упустила часть разговора.
Катя уже подобралась достаточно близко к Косте, они стояли, практически касаясь друг друга носами. Он даже не сделал шаг назад, явно наслаждаясь затеянной игрой девушки в «кошки-мышки».
– Я не особенный ценитель искусства, Екатерина, – снизив голос почти до шепота, вкрадчиво сказал Костя.
Екатерина прошлась пальчиками по его предплечью, зазывно улыбаясь.
– Вы так напряжены, Костя, вам нужно расслабиться.
– Я в бухгалтерию, – резко вскочила я, да так что офисный стул чуть не отлетел к стене. Эти брачные игры мне порядком надоели.
Радомирская победно улыбнулась, а Костя обратил свое драгоценное внимание на меня.
– Пусть Пущин зайдет ко мне, система снова виснет, – только пробормотал мой великий шеф.
Я кивнула и вышла за дверь. Пульс ускорился, в голове бил набатом колокол, и звуки раздавались, словно из-под толщи воды. Хотелось вынырнуть на поверхность, но силы быстро покидали меня. Волнами накатывала апатия.
Дрожь возникала от кончиков пальцев и простиралась по всему телу, заполняя каждую клеточку. Я чувствовала себя дрожащей струной, но не по воле умелых пальцев музыканта, а из-за соприкосновения с бетонным полом. Вчера на гитаре рождалась красивая мелодия, сегодня – только пара прощальных аккордов.
Толя Пущин выглядел как сумасшедший гений – худой, с взъерошенной шевелюрой, в очках и «с взором горящим». Он работал в фирме программистом вот уже года два и параллельно оканчивал вуз. Свою работу он обожал, и бездушным машинам буквально поклонялся. За этот фанатизм коллеги считали его сумасшедшим, а начальство – сокровищем.
– Толя, привет. – Я заглянула в небольшую коморку, заставленную аппаратурой сверху донизу, – здесь и обитал наш сумасшедший гений.
Парень что-то усердно печатал, какие-то символы мелькали на экране – скорее всего язык программирования. У Толика была идея фикс – создать свою уникальную систему безопасности для защиты от вирусов и взлома. Пока совершенной формулы вывести не удавалось, и все сотрудники страдали от вечного сбоя системы в самый ненужный момент.
Толик будто и не заметил моего появления.
Я подошла и тронула его за плечо.
– Толь, тебя Борисов просил зайти.
– А? – он очумело взглянул на меня, выныривая из своей абракадабры.
– У шефа система виснет, просил зайти.
– Да, хорошо, – пробормотал Пущин и вновь забарабанил по клавиатуре. Толик, как и все гении, был рассеянным и забывчивым. Вот и сейчас, вряд ли моя просьба надолго задержалась у него в голове.
– Пущин! – гаркнула я ему на ухо.
Видимо, сработал эффект неожиданности, так как он подскочил на стуле и уставился на меня во все глаза, наконец начав понимать, кто стоит перед ним.
– Маргарита… вы… ты… – проблеял Толик.
– Борисов тебя зовет.
– Понял, – Подобрался парень и, вмиг прервав свое занятие, понесся к шефу.
В бухгалтерии я обнаружила скучающую Алиску. Она попивала растворимый кофе из огромной кружки с надписью «Кто такая Элис?[1]», которую мы подарили ей всем коллективом на прошлый день рождения. За соседним столом восседала Степанида Андреевна – гроза всех лентяев и тунеядцев. Она работала бухгалтером, как я подозреваю, со времен здравствования Никиты Сергеевича, была дамой строгой и требовательной, чем смутно напоминала небезызвестную Людмилу Прокофьевну Калугину.
Напротив располагался стол Алены Валерьевны – женщины средних лет, с пристрастием к вязанию и кулинарии. На каждый праздник Алена Валерьевна непременно пекла торт необычайной красоты и баловала нас вкусностями. В прошлом году ее дочь вышла замуж, так женщина сама связала ей свадебное платье. И, честно говоря, я не понимаю, что она с такими талантами делает у нас на скучной должности бухгалтера.
– Здравствуйте, – поздоровалась я.
Степанида Андреевна поправила свои очки на переносице и осуждающе посмотрела на меня.
– Маргарита, вас не учили, что прежде чем войти, нужно стучать.
Я смутилась, эта женщина обладала непоколебимым авторитетом и невольно внушала страх. Мне кажется, даже отец ее слегка побаивался.
– Да, простите, Степанида Андреевна.
– Рита, мы тебя так и не поздравили с замужеством. Поздравляю, милая, счастья вашей семье, – ко мне подошла Алена Валерьевна и, поздравив, обняла.
Я растерялась.
– Спасибо.
– Да ладно, не смущайся, с таким-то мужем… – мечтательно протянула Алиса.
– Ну что ж, примите и мои поздравления, но помните, что замужество – это большая ответственность, тем более вы жена начальника, а значит, должны быть образцом, – произнесла напутственную речь Степанида Андреевна, оторвавшись от монитора.
– Слышала, Ритка, ты теперь образец! – хихикнула Алиска, как только мы покинули стены кабинета под пристальным взглядом Степаниды.
– Ой, отстань, я всегда под ее взглядом себя нашкодившим котенком чувствую, которого сейчас схватят за шкирку и выбросят на улицу.
– Ты чего такая? – не укрылся от Алисы мой внутренний раздрай.
Я пожала плечами.
– Ладно, пошли в кафешку, – и подруга потащила меня в кафетерий, расположенный на первом этаже нашего офисного центра.
В небольшом здании было немноголюдно. Мы сели за шаткий столик и заказали чаю с эклерами. Алиса махнула рукой на диету и с удовольствием поглощала пирожное.
– Выкладывай, – приговорив эклер, потребовала подруга.
– Знаешь дочь Радомирского?
– Радомирского? – округлила глаза Алиса. – Ну, видела как-то… Такая фифа, – покачала головой она.
– Она сегодня пришла в офис, – отхлебнув чаю, продолжила я. В горле возник горький ком – не вдохнуть, не выдохнуть.
– Зачем? – непонимающе уставилась на меня Алиска.
– К Косте.
– А-а-а, то-то ты такая расстроенная. Госпожа Радомирская вышла на тропу войны?
– Можно и так сказать, они сейчас у нас в приемной воркуют, а я к тебе…
– Балда ты, Ритка, – в сердцах воскликнула подруга. – Убегать нельзя, надо принять вызов. У тебя огромные преимущества – он твой муж. Ладно, это сейчас никого не остановит, но то, что он любит тебя – весомый аргумент, – принялась вправлять мне мозги гуру семейной жизни Алиса Шарко.
– Ну, вот как тебе удается столько лет оберегать своего Витю от нападков со стороны разномастных девиц? Он же бабник жуткий был, а когда на тебе женился, как подменили, – с отчаянием в голосе вопросила я, словно существовал какой-то общий секрет счастливой семейной жизни.
Любит! Алиса просто не знает всех нюансов нашего брака. У нас соглашение, и прошлая ночь ничего не меняет. Это просто деловая сделка, поэтому чисто теоретически Костя свободный мужчина и может встречаться с кем хочет. Мне нравится это обтекаемое слово «теоретически». Потому что практически вчерашняя ночь значила гораздо больше, чем я пыталась себе внушить.
– Особой тайны нет – нам просто хорошо вместе, не знаю, звезды сошлись. Я люблю его, а он меня, – пожала плечами Шарко.
– Ты доверяешь ему?
– Странный вопрос. На сто процентов я даже себе доверять не могу, не то, что другому человеку. Скажем так, у меня хорошая интуиция, и ложь я чую за версту.
– Алис, что мне делать? Эта Катя очень наглая особа и так просто не отступит. Боюсь, он быстро сдастся.
– А ты не бойся. Будь уверенной и настойчивой. Катя хочет взять нахрапом, а мы пойдем окольными путями. Не опускайся до чтения эсэмэс, допросов с пристрастием и слежкой. Проводи больше времени с ним, стань самой ласковой и заботливой, но не до тошноты. Почаще удивляй его смелыми экспериментами в постели, устраивай романтические вечера. И далее по списку. Ничто так не толкает на измену, как склочная жена дома в застиранном халате и со списком претензий. Ну что такого может предложить Радомирская, чего нет у тебя? Красоту? Нерастраченную страсть? Любовь до гроба? Так у тебя этого в достатке. Зачем искать кого-то на стороне, когда дома тебя ждет любимая жена, которая и приласкает, и поддержит.
– Ты думаешь? – неуверенно пробормотала я, взглянув на нее. Алиска – эталон женственности и уверенности. С такой женой преступление ходить налево. А вот я…
– Конечно, выше нос, покажи, что никакая Катя тебе не страшна. Возвращайся в офис, как ни в чем не бывало, сделай вид, что тебя нисколько не тронуло произошедшее, – дала напутствие подруга, когда мы поднялись на нужный этаж.
– Спасибо за совет, – искренне поблагодарила я ее, за то облегчение, которое почувствовала, поделившись с кем-то своими переживаниями.
– Иди уже, потом отчитаешься, как все прошло. А я побегу, а то меня за такие незапланированные перерывы Степанида живьем съест.
– Беги тогда.
И Алиска поспешила по коридору.
Я положила руку на дверную ручку, не решаясь войти. Но дверь резко распахнулась, так что я не удержалась и упала на мужскую грудь, обтянутую футболкой.
– Ой, простите. – Пущин красный как рак, стоял, придерживая меня за плечи, даже не сделав попытки отодвинуться.
Я слегка подняла голову, бросила на него убийственный взгляд и проворно выбралась из его «объятий». Слегка пригладила платье, поправила волосы и раздраженно обратилась к нему:
– Толик, ну не стой столбом, дай пройти.
Пущин нервно сглотнул и посторонился. Замечательно, только не обязательно было глазеть в вырез моего платья!
Когда я захлопнула дверь приемной и прошла к своему рабочему месту, дверь кабинета Кости распахнулась и его голос, не предвещающий ничего хорошего, позвал меня:
– Рита, зайди ко мне, пожалуйста.
Гордо вскинув голову, грациозной походкой я прошествовала в кабинет.
– Ты любишь современное искусство? – Костя стоял возле стола и, сложив руки на груди, хмуро взирал на меня.
– Возможно, – осторожно ответила я, не зная, к чему он клонит.
– Тогда завтра мы идем на персональную выставку какого-то юного дарования.
– Да? Что-то не хочется. – Не люблю, когда меня ставят перед фактом.
– Почему же? Екатерина Петровна так красочно расписала данную выставку, вот я и подумал, что тебе должно быть интересно.
– Мне неинтересно. Тем более Тиму вряд ли понравится. Хотя о чем я говорю, тебе же до него нет никакого дела, зато есть до какой-то выставки, которую распиарила дочь Радомирского! – дойдя до нужно стадии кипения, бросила я ему прямо в лицо.
Видимо, Тим был тем самым пресловутым слабым местом, ахиллесовой пятой Кости. Моя реплика не осталась без внимания. Мужчина побледнел, взъерошил свои волосы и в глазах – теплых ореховых глазах – появился лихорадочный блеск. Отчаяние. Боль. Он напоминал огромного раненого хищника, замкнутого в клетке собственного слабого тела, лишенного навсегда возможности быть свободным.
– Тим – самое дорогое, что у меня есть. Мы с ним связаны навсегда и не только кровными узами. Я такое чувствовал только к одному человеку, брату, хоть он и отрицал нашу ментальную связь. Но я чувствовал его лучше, чем кто-либо. – Он отвернулся от меня, опустил голову и сжал кулаки, было видно, что Костя не желает, чтобы я прочитала эту боль в его глазах. – Когда он умирал, я мечтал оказаться на его месте. У нас в детстве даже игра такая была, мы менялись местами. Допустим, целый день я ел ненавистную манную кашу и смотрел «Чип и Дейл», потому что так обычно поступал Кир. А он бегал хвостиком за папой и задавал всяческие вопросы об устройстве Вселенной, живой природе и прочем. Мы полностью перевоплощались друг в друга. И я настолько терялся в этой выдуманной реальности, что забывал, кто я на самом деле. Потом я частенько мечтал стать Кириллом, побыть хоть денек в его шкуре. И никогда я так не молил об этом бога, как тогда, пять лет назад, в больнице, держа его за руку. Я думал, что он достоин жить, потому что ни у кого нет внутри такой жажды жизни. Он любил жизнь в любых ее проявлениях. А она однажды перестала отвечать ему взаимностью. – Во время своего монолога, который я слушала затаив дыхание, он не шелохнулся.
А я представила этих двоих совершенно непохожих и одновременно похожих близнецов. Костя и Кирилл. Я безумно тянулась к Кириллу, как к источнику света и жизни. Но подсознательно ощущала, что солнце светит всем, и я не избранная. Костя другой. Он маленький лучик света, небольшая лампочка, озарившая темную комнатку для двоих. Он не для всех. Быть может… для меня?
[1] Отсылка к песне «Кто такая Элис?» группы "Конец фильма" (пародийный кавер на знаменитую песню "Living Next Door to Alice").
Черновик!!!
