Текст книги "Как взрослые (СИ)"
Автор книги: Ульяна Сомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Знаю, – коротко ответил, поднимаясь.
Затем, прежде чем выйти из кабинета, повернулся и сказал:
– Ты лучше, чем я думал. И… прости. Мне жаль.
Дверь за ним захлопнулась.
Я словно очнулся ото сна. Посмотрел на Крынского, который курил, приоткрыв форточку.
– Дай сигарету, – попросил его.
– На, – протянул пачку и зажигалку.
– Крепкие, – скривился, затянувшись.
– Зато отрезвляют.
Через несколько мгновений, после очередной затяжки, поинтересовался:
– Скажи, он мог бы… спасти его тогда? – почему-то этот вопрос никак не давал мне покоя. Хотя ответ вроде бы лежал на поверхности. Просто нужно было убедиться, убедить себя, что брат ни при чем, что все было решено уже тогда, неизбежно. Мысли фаталиста – отличная завеса собственного бессилия. «Судьба такая, что поделать» – и все, ничего нельзя сделать, просто наблюдать, сидя в кинозале с попкорном. Я не при чем, он не при чем, мы не виноваты, это судьба-злодейка. По Булгакову: человек внезапно смертен.
– Ты знаешь ответ. Зачем тогда спрашиваешь? Хочешь снять с брата груз вины? Все уже произошло, Костя. И переиграть нельзя, вот в чем фокус. А строить догадки – глупо. Я простил Кирилла, если ты об этом. Вначале места себе не находил, хотел ему череп раскроить, потому что это – шанс. Шанс для Илюхи. Понимаешь? Он же так восхищался вами двумя, а тут – стечение обстоятельств, и Кир слышал то, что не слышал никто, – признался Крынский, потушив сигарету в пепельнице.
Он смотрел на меня, как, наверное, смотрел тогда на Кира и словно даже обращался к нему. Будто мы до сих пор поддерживали с братом эту тщательно отрицаемую им же ментальную связь, которая не оборвалась даже после его смерти.
– Но я быстро понял, что это бесполезно – винить мальчишку, испуганного девятилетнего мальчишку, который даже не понимал, что происходит. То, что Кир оказался в эпицентре этого, его вины здесь нет, как и Илюшиной. Спрашивать нужно с других, и спрашивать сполна. А не копаться в детской психике и отпускать грехи желторотому мальцу, – он замолчал, видимо, поставив точку в разговоре.
– Кир прав, ты лучше, чем кажешься. Хоть приятелями нам не стать, и многие твои поступки не вызывают во мне уважения, но и на звание отъявленного мерзавца в этой истории ты не тянешь, – напоследок сказал я, открывая дверь.
– А кто тянет? Каждый из нас может быть отъявленным мерзавцем. Может, у нас с тобой, отношения не сложились, и претензий друг к другу хватает, но я рад, что ты так и не выстрелил тогда в меня, – ответил Игорь, пока я замешкался на пороге.
Захлопнув дверь, я вздохнул с облегчением. Нет пресловутого «все хорошо», но, по крайней мере, прошлое больше не будет мешать настоящему. И я этому безумно рад.
Глава 24. Знаки препинания
Кирилл, 20 лет (отрывки из дневника)
Я сделал ей предложение. С ума сойти! Как в дурацких фильмах – встал на одно колено и сделал предложение. Она сказала «да»…
Я не знаю, каким будет мое будущее, и не хочу знать. Но есть одна вещь, которую хотелось бы сохранить, – барахтающегося внутри ребенка. Кем я буду – строгим дядей в костюме, примерным семьянином, деспотичным руководителем – плевать. Это все равно не для меня. Двигаться прямо по заданному маршруту могут только примерные туристы, выезжающие на отдых раз в году, чтобы больше пофотографировать, чем отдохнуть. Нет, я тот самый отдыхающий-дикарь, для которого все дороги открыты, любые тропы проходимы, без страха заблудиться или пропасть. Я могу быть один на этом пути, попутчики только в тягость. Но если и нужен кто-то рядом, пусть этот «кто-то» будет самым-самым… моим.
Рита
Я читала страницу за страницей, перечитывала, возвращалась в начало. И это самая интересная история, которую мне приходилось читать в своей жизни. Эдакий нон-фикшн. История, написанная от первого лица, которая раскрывала Кира с разных ракурсов. Человек ведь не плоский, а объемный, как шар, который наполнен смесью воспоминаний, эмоций, чувств, страхов, мыслей. Я знала… нет, я оказывается, совсем не знала Кирилла. Теперь же, читая его дневник, постепенно заново знакомилась с этим человеком. Любимым мною человеком. Почти незнакомцем. Неужели все мы в итоге друг другу просто незнакомцы? «И тот, кто был всем, тот станет никем[1]», – врезалась мне в память строчка из какой-то песни. Вот как так происходит, объясните мне, когда запускается этот таинственный механизм?
«Знаю, я не самый романтичный парень, и у меня есть недостатки, но ты любишь меня. Этого достаточно, чтобы я становился лучше. Рита, ты… выйдешь за меня?»
Тогда я ответила «да», не колеблясь ни секунды. Потому что был родным. А сейчас изменилось, если не всё, то многое. Внутри нет крепкого фундамента, все хрупко, как стеклянный замок. Сомнения, сомнения, сомнения…
– Кость, ты спишь? – поскреблась в дверь, так как вот уже почти неделю ночи я проводила в кабинете в обнимку с записями Кира, спала там же, на диване. Костя почему-то не возражал, стал тихим и задумчивым, словно ушел в себя. На работе форс-мажоров не случалось, дома – обычная рутина, а в голове, видимо, что у меня, что у него – дом советов.
– Нет, заходи, – раздался за дверью его голос, хотя обычно мы не спрашивали разрешения и не боялись нарушить личное пространство.
– Надо поговорить, – по-деловому произнесла, направляясь к кровати, где лежал Костя.
Он как-то странно посмотрел на меня, как мне показалось, измождено, умоляюще. Но смысл этого взгляда истолковать я не смогла. У меня были вопросы поважнее.
– Час ночи. Самое время для задушевных бесед, – усмехнулся, садясь на кровати.
– Почему ты женился на мне? Есть определенная причина, помимо папиного в двадцатый раз повторенного «он мне обещал»? Что ты обещал? – забросала его вопросами, как камнями. Он и выглядел как великий мученик – бледный, отчужденный, почти смирившийся со своей участью.
– Если ты ждешь каких-то всемирных заговоров, то зря, – устало взлохматил волосы по привычке, – просто глупое обещание. После смерти Кира у меня были кое-какие неприятности. И я обратился к дяде Леше, он же с Радомирским на короткой ноге, а тот в городе не последний человек. В общем, ничего серьезного, под угрозой была одна крупная сделка. Твой отец попросил меня взамен позаботиться о тебе, если вдруг что…
– То есть, если бы не обещание, ты и дальше изображал из себя святого мученика? – резко перебила его.
– Не передергивай, – скривился.
– Это правда, – я только покачала головой. – В любом случае, спасибо, что сдержал обещание. Твоя помощь и забота пригодились.
Костя сверкнул глазами. Рядом мяукнул Степка, запрыгивая мне на колени. Давненько его видно не было, вовремя он захотел оказаться в центре событий – поглаживая его, я успокаивалась.
– Пригодились. И да, ты права, я трус обыкновенный. Совсем не боролся, никогда. Был слабым и немощным. Потому что всю жизнь рос в тепличных условиях, – потянулся рукой к Степке, пощекотал того за ушком, и, как ни странно, кот на этот внезапный выпад никак не отреагировал. – И чувства созревали там же, в парнике. Поэтому всё так… не по канону. Без крепостей и завоевателей. Ну как обычно это бывает. Мужчина – охотник, азартный игрок, а женщина – загадка, бастион или… добыча. Ты можешь осуждать меня за мою пассивность, и я не буду с тобой спорить. Знаешь, говорить об этом невыносимо, но народная мудрость «не было бы счастья да несчастье помогло» очень хорошо иллюстрирует нашу историю взаимоотношений.
– Ты… – тяжело сглотнула, перекладывая Степку на кровать, – о смерти Кира?
Костя кивнул, отводя взгляд.
– Я осознаю, что иначе не было бы ничего. И, кажется, что я просто воспользовался возможностью. Это не так. Просто больше не хочу бездействовать. И… я люблю тебя.
– Я верю тебе, верю. Хотя порой кажется, что и себе уже веры нет. Все так вокруг меняется так быстро, нет, это мое… только мое восприятие изменилось. Я… о Кирилле и вообще.
– Это нормально, – улыбнулся Костя, и глаза блеснули от влаги. Он потер глаза руками, и от этого беззащитного жеста, попытки скрыть момент слабости, на душе становится солнечно.
Я села ближе, притянув его к себе, обнимая. В каждом прикосновении – я уверена, он знает – признание и откровение. Он услышит их вслух не раз, но сейчас пусть почувствует. Пропустит через себя с помощью объятья и легкого поглаживания по спине. Будет больше, намного больше – света, мира, тепла, прикосновений и… счастья.
***
– Папа! – радостно бросился к Косте Тимур, как только они встретились у кинотеатра.
Лёля сегодня выглядела не как роковая женщина из ресторана или героиня из триллера в клубе. Сейчас она была обычной и какой-то умиротворенной. Видимо, решила воспользоваться своим же советом и разорвать порочный круг. Пока Тимка рассказывал Косте о том, что произошло с ним за то время, что они не виделись, и как продвигается главная операция этого лета «Сборы первоклассника», я аккуратно поинтересовалась у Ольги:
– Что-то изменилось?
Она перевела взгляд с мило беседующих сына и Кости на меня.
– Да. И я вижу, не только у меня.
– Мы решили воспользоваться шансом и построить обычную семью. Без Кира и скелетов в шкафу, – сразу же призналась я.
И не соврала. Мы проболтали до рассвета, вспоминали, отвечали на вопросы друг друга и говорили только правду, даже самую горькую. Прошлое ослабило путы, наконец-то. Поэтому мы решили начать историю, вернее, продолжить нашу историю. У каждого была своя точка отсчета, но каждый понимал: обнуление невозможно. Оно и не нужно. Мы были друг у друга давно, не так близко, но были.
– Это хорошо. Я вот тоже решила перестать жить по инерции, спасаясь от одиночества, глупых мыслей и ища себе оправдания. Тим… он когда-то казался балластом, – бросила нежный взгляд на смеющегося сына. – Но это не так. Балласт – здесь, – постучала пальцем по виску, – и здесь, – прикоснулась рукой к груди.
– А что Крынский? Отпустил? – после некоторого молчания, спросила я.
Она передернула плечами.
– Незаменимых нет. Едва то, что было между нами на протяжении многих лет, можно назвать отношениями. Так… выгода одна. Он многому меня научил, я была хорошей ученицей. И меня все устраивало, даже думала, что этого достаточно. Привязалась даже. Кир назвал это «сумасшествием» и «мазохизмом», Костя «болезнью» и «зависимостью». А я не даю названий чувствам ни своим, ни чужим. Тем более характеристик.
– Почему ты отказалась выйти за Кира? Неужели совсем ничего не чувствовала? Тогда бы давно смогла разорвать эти странные отношения с Гошей.
Лёля пригладила рукой волосы и посмотрела на меня внимательно, испытывающее.
– Потому что ничего бы не было. Тимуру нужен отец, бесспорно. Но Кир сам не знал, что такое быть чьим-то мужем и отцом, не по выходным, а двадцать четыре на семь. Он и сам это знал, хоть и хорохорился для виду. Я не хотела лишать сына отца, они бы общались. Он бы и на тебе не женился, нашел бы миллион причин и отговорок. Пойми, Рита, любовь не решает все проблемы по мановению волшебной палочки. Должно быть что-то еще, и я не только о материальном говорю.
Она заказала сыну молочный коктейль, а себе – кофе, и мы разместились за столиком, пока Костя с Тимуром пошли за билетами на какой-то мультфильм.
– Зря ты считаешь меня наивной дурочкой, – покачала головой я. – Теперь я знаю многое и совсем по-другому смотрю на поступки Кира. Да и тогда, кажется, догадывалась о многом, но легче закрыть глаза вовремя, чем столкнуться с монстром в темноте своей комнаты.
Лёля кивнула.
– Ты никогда не была простушкой. Раньше жалела тебя, зря. Тебе не нужна жалость. Жалость сравнима с ржавчиной, которая потихоньку стачивает прочное металлическое сооружение. Ты молодец, правда.
– Ты тоже, – улыбнулась ей в ответ.
– Мама, я хочу мороженого, то, с ананасом. И шоколадом, чтобы полили. Можно, да? – невпопад произнес Тим, когда прибежал к их столику, раскрасневшийся и счастливый.
Костя потрепал сына по волосам, а затем посмотрел на меня. В ореховых глазах с искрой внутри, солнечной вспышкой, торжествовали лето и покой. И я постаралась сохранить эту пасторальную картинку у себя в памяти навсегда. Мы и лето, солнечное и бесконечно теплое. С ветром из прошлого, что отдался свистом в ушах и унесся прочь. Мы у реки – на разных берегах и на одном. Речушка вначале мелководная, пополнялась дождями и чувствами – все ценное хранится в ее глубинах. И мы сохраним его. На сегодня, завтра и послезавтра. Со временем сотрется все, останется только лето, ветер, река и мы. Это «мы» хочется повторять вновь и вновь. Как и любить тебя день за днем…
[1] Строчка из песни «Сид и Нэнси» группы «Lumen».
Эпилог. Прощание
Кирилл, 21 год (отрывки из дневника)
(без даты)
Жизнь, как калейдоскоп кадров на экране. Порой они мрачные, порой яркие и сочные, но каждый раз разные. Когда я впервые увидел сына, он казался крошечным инопланетянином (родился недоношенным и, казалось, весь состоит из стекла, а не плоти). Взглянул на меня своими глазищами в пол-лица, даже как-то накуксился, мол, че надо, дядя. Я не стал тонуть в любви, присюсюкивать, а просто внимательно смотрел на него. Он смотрел в ответ. Это был самый необычный и интересный диалог в моей жизни. Тим все понимал, этот кроха, понимал намного больше, чем все взрослые вместе взятые. И тогда я понял: мы глупцы. Я – актер на экране, жизнь – режиссер в поисках вдохновения, а Тим – это не новый сюжетный поворот, это открытие, это кульминация. И все, что раньше транслировалось на экране, – унылая мыльная опера, затянувшаяся на двадцать лет…
Лёля часто хмурилась в то время. Я как-то пошерстил справочники и интернет и ознакомился с таким понятием как «послеродовая депрессия». Она крепко прижимала его к себе и укачивала на руках, а в глазах стояли слезы. Она срывалась на меня по поводу и без, часто упрекала или обвиняла. Я боялся, что Тимур для нее обуза. Да и мне самому так казалось, до того момента, пока я не увидел его.
…Насчет имени у нас разгорелся отдельный спор. Лёля хотела чего-то простого и прозаичного вроде Саши или Лёши. Я настаивал на Тимуре. В итоге она сдалась, что на нее совсем не похоже.
– Когда вы с Ритой собрались пожениться?
– Не знаю, – честно ответил я.
– Мне кажется, она должна знать. Да и родители твои, наверное…
– Нет, давай пока не будем говорить, хорошо?
Хотелось найти подходящее время. Хотя кого я обманываю, хотелось, чтобы два этих мира не соприкасались.
Кирилл, 21 год (последняя запись)
(без даты)
Я не останусь здесь. Я не останусь с ней, с ними, в этом своем лживом насквозь мире. Не могу видеть Риту, родителей и даже Костю. Чувствую себя обманщиком и подлецом. Такой и есть. Хочется другого. Эй, Кир, помнишь ты мечтал о другом? Свободе, попутном ветре и любви? Нет, абсолютной свободы не существует, это иллюзия. Путы, оковы, ошейники – это наш удел. Кто-то водит нас на поводке, кто-то защелкивает наручники и выкидывает ключ в реку. «Ты мой, тебе не уйти». И это чувство добровольного рабства и невозможности вписаться в порядок вещей давит на меня, кажется, с самого детства. Костя… Нет, я не хочу о нем. Он другой, и сравнивать нас глупо. Впервые я задумался о перемене мест, хотя знаю, что это как перемена мест слагаемых в математике. Но с чем черт не шутит. Возьму с собой Лёлю, Тимку и уедем. Только бы она согласилась…
***
Если бы близкие люди Кира собрались вместе и решили написать ему прощальные письма (которые после обязательно сожгли бы, а пепел, вместо праха, развеяли по ветру), текст у них был бы примерно таким.
Прощальное письмо от Кости
Помнишь, ты так не хотел, чтобы все нас сравнивали. А сам постоянно продолжал это делать, не нарочно, мимоходом, но каждый раз оглядывался на меня. Тебе, возможно, казалось, что я правильнее, серьезнее, взрослее. Ты ошибался. Брат, я… трусливый, ворчливый, занудный. За любовь не боролся, сразу уступил. Жил в своей оболочке, не решаясь иногда снимать панцирь. Костюм – это уже вторая кожа, знаешь? Читая твой дневник, я понял, что ты стремился всю жизнь быть другим – праздником, вихрем, калейдоскопом. И ты, со своей своенравностью, легкомысленностью, был самым настоящим в мире подделок.
Взрослый мир – это скопление людей, изображающих взрослых и умных. Словно есть определенный рубеж, пересекая который ты превращаешься во взрослого, меняешь сущность и себя. Даже память частично стирается, а затем, глядя на свои детские фото и слушая забавные истории от родителей, мы только смеемся – каким же глупым я был. Но это не глупость, это – жизнь. К сожалению, этот процесс необратим.
Внутри тебя соседствовали два разных Кира: взрослый и ребенок. И самое интересное, они прекрасно ладили друг с другом. Во мне всегда был только взрослый Костя, поэтому я даже немного завидовал тебе. Пишу тебе, по сути, в пустоту, я не верю ни в загробный мир, ни в бессмертность души. И, будем честными, это больше нужно мне, потому как ты уже давно отпустил и забыл. Лучше никогда не прощаться, не отпускать, не жалеть, не копить обиды. Не получается. Иногда что-то идет не так в налаженном механизме – с нами, с шестеренками внутри нас. Я цеплялся за тебя всегда, и действительно считал неотделимой частью себя, потому что ты – полная противоположность. Тот, кем никогда не стать. А я – тот, кем не стал ты. Знаю, ты, если бы прочел это умозаключение, закатил глаза и сказал бы: «Кость, не неси чушь, а?» Но это так, мы связаны, Кир. И я умирал вместе с тобой, страдал с тобой и смеялся…
И все-таки ты любил жизнь больше, чем она тебя. Видишь, как плохо, когда чувства безответны?..
Не прощаюсь, твой брат Костя
Прощальное письмо от Лёли
Я не буду много говорить. Кир, ты – мальчик-ветер, мальчик-фейерверк. С тобой вся жизнь – экспресс без пункта назначения. Путешествие ради путешествия. Не сиюминутный порыв, не отдых, а увлекательное путешествие. Наверное, все же я по-своему любила тебя. А ты был искренним, одним из немногих.
И хоть я не знаю, что ждало нас впереди, одно знаю точно: ты зря спешил. Я бы не согласилась уехать с тобой, меня не нужно было спасать, потому что я не жертва и не заложница. Это выбор. Как и все в нашей жизни. Прости, если разочаровала.
Я рада, что именно ты – отец Тимура, правда. Когда он спрашивает об отце, я всегда с удовольствием рассказываю о тебе, а не придумываю наспех состряпанную историю про капитана дальнего плавания или летчика-испытателя. Тим думает, что у него два отца: папа и папа Костя. Я показывала фотографии, и он постоянно путался, где ты, где твой брат. «Они похожи, мама», – говорит. Я не спорю. Хотя ты знаешь, что вы совсем не похожи. И малейшее упоминание о том, что вы «на одно лицо» могло привести к нашей ссоре.
Мы не были друзьями, не были возлюбленными, да и любовниками нас назвать можно с натяжкой. Тебя нет, но я все же скажу: Кир, твое детство затянулось. Спонтанные решения, мимолетные удовольствия, яркие впечатления – ты хотел столько успеть, хотя, я уверена, верил, что будешь жить вечно. А смерть уже дышала тебе в спину – все напрасно и глупо! Тогда ты казался мне совсем ребенком, неразумным и своевольным. Сейчас – мудрым. Тимур – продолжение тебя, и спасибо тебе за этот прощальный подарок. Ни я, ни наш сын никогда не забудем о тебе. Обещай, что тоже, где бы ни находился, будешь помнить о нас…
Прощай, Кир.
Лёля
Прощальное письмо от Риты
Кирюш, я уже не знаю, где правда, а где вымысел. Мне говорят: он врал тебе. А я думаю: действительно ли это так? Розовые очки были на мне, и я придумала идеальный образ, а ты дополнил его несуществующими деталями. Мы здорово поработали дуэтом. И после всего я стала задумываться: может, и моя любовь в тебе – иллюзия? Ответа на этот вопрос найти мне не удалось. Может, ты знаешь?..
Вы никогда с Костей не были похожи, даже внешне. Но видела я только тебя, потому что ты яркий и запоминающийся. Человек-праздник – правильно Костя сказал. А мы с ним – будни. И не то чтобы будни нельзя разбавлять праздниками, но заменить все дни календаря праздниками невозможно – они теряют свою прелесть. Теперь будущее с тобой кажется глупостью, тогда – было единственным якорем.
Я люблю твоего брата, Кир. Искренне, по-настоящему, без иллюзий. И связь наша слишком крепкая и тянется уже не один год, хотя узнала я об этом только недавно. Мы постараемся, Кир. Конечно, не будет как в книжках и моих девичьих грезах, но мы не отступим.
Долгое время тебя не было в живых, но ты был с нами. Теперь все изменится. Мы помним о тебе, храним воспоминания, но продолжаем жить. Ты слишком любил жизнь, чтобы не понять нас. Пока сердце бьется в каждом из нас, жизнь волнует каждого больше далекой смерти, даже если она наступит завтра. Сегодня – любовь, тепло, нежность. Оттенки вкусов и чувств. Ты когда-нибудь пробовал ветер? Он неуловим, как жизнь. Ты – тоже.
Неуловимому Кириллу от Риты
Время неумолимо бежит вперед, оставляя позади людей мгновения, отголоски эмоций. Рита убрала совместную фотографию с Кириллом, Костя запрятал некоторые записи брата в дальний ящик, Лёля прочитала дневники и положила их в шкаф. Жизнь – река, с бурным течением и крутыми порогами. Все мы – всего лишь байдарочники, которые пытаются собственными усилиями справиться со стихией. Взрослые, дети – все барахтаемся и пытаемся выплыть. Кир уже пропал в пучине реки, остальные – на поверхности, но никто не знает, что ждет их завтра. И если бы Кир мог черкнуть пару строк, он бы написал: «Возьми жизнь в союзники, даже если завтра тебя не будет. Помни, ты значим и необходим, хотя бы для кого-то одного. Поэтому не имеешь права сдаться».
