Текст книги "Драгоценный враг (СИ)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

АВГУСТ

Другая сторона кровати холодная, когда я просыпаюсь. На подушке нет никаких следов, которые бы сказали, что Шеридан оставалась на ночь, только клочок бумаги с нацарапанными сверху словами.

«МЕДСЕСТРЫ ЦЕНТУРИОН И УСЛУГИ ПО УХОДУ ЗА БОЛЬНЫМИ НА ДОМУ 555-3389»

Я комкаю бумагу и отбрасываю ее в сторону. У меня ещё не было возможности сказать Шеридан, но я уже нанял ей сиделку через то же агентство, которое считается лучшим в городе. Я попросил топовую. И бонусом, они смогут начать в понедельник.

Это должно было стать сюрпризом, демонстрацией добросовестности, так как наша маленькая договорённость затянулась. Я думал, что это поможет делу. Но прошлой ночью, когда Шеридан пришла, мы перешли от разговоров о предполагаемом романе ее отца с ее няней, которая сидела с ней в детстве, к сексу, и ни на что другое у нас не было времени.

Так или иначе, дело сделано.

Я навсегда сохраню за собой бесценную честь осквернить и лишить девственности драгоценную дочь Рича Роуза, и она может сбежать в колледж, не беспокоясь о своей маме.

Шаркая ногами, иду в ванную, ополаскиваю лицо холодной водой и прихожу в себя. На лице мужчины, смотрящего на меня из зеркала, нет того самодовольного удовлетворения, которое я ожидал увидеть после выполнения задания.

Прошлой ночью я медленно действовал с Шеридан, ради неё самой. По крайней мере, в начале. Я не хотел отпугивать ее какими-нибудь нелепыми позами порнозвезды, как и не хотел трахать ее как бревно. Это не принесло бы удовольствия ни одному из нас.

Ее тело было тёплым и податливым в моих руках, готовым сделать все, что я хочу, стремящимся угодить и быть удовлетворённым. Но в какой-то момент я понял, что получаю от этого удовольствие…по-другому. Как будто кто-то щёлкнул выключателям, и я больше не фантазировал о мести за наследие нашей семьи, я представлял нас двоих вместе.

И не только трахающимися.

В моей голове мы ходили в кино, прогуливались по торговому центру, держась за руки, уезжали на выходные… обычное дерьмо, которое делают парочки.

Поэтому я трахал ее жестче, словно каждый раз, когда наполнял ее до отказа, выталкивал одну из этих нелепых мыслей из моей головы. Но это не сработало. Все, на чем я мог сосредоточиться, это то, насколько естественно было быть с Шеридан и как скоро я снова смогу увидеть ее. Бред влюбленного.

Ничто из этого не имело смысла, а навязчивые мечты отказывались заканчиваться.

Поэтому, когда Шеридан подняла ладонь к моему лицу и попыталась поцеловать, словно этот момент что-то для меня значил, я сорвался.

Тогда я перевернул ее на живот и взял сзади, прижав лицо к подушке, чтобы мне не пришлось смотреть в эти сияющие, полные надежды, невинные глаза. Глаза, которые должны принадлежать белому воротничку, мечтающему купить дом в пригороде и завести с ней семью, чтобы они могли увешать свои стены идеальными портретами двух с половиной детей, а не избалованному богатенькому ребёнку с сердцем из угля…

На мгновение я представляю Шеридан женой и матерью. Обожаемой. Добросердечной. Любящей и верной. Я представляю, как она лечит ободранные коленки, читает сказки на ночь, проверяет, нет ли температуры, и вытирает слёзы.

Моя грудь горит от давно забытых эмоций, которые я загоняю в глубины души, туда, где им самое место. И голос, который напоминает, что обо мне никто и никогда не проливал слёзы, не беспокоился и лишь забивал. Я говорю этому голосу заткнуться на хрен.

Даже если бы мы не были теми, кто мы есть, даже если бы у нас не было запутанного прошлого, даже если бы вселенная не сговорилась разлучить нас на всю жизнь, я все равно не был бы подходящим для неё парнем.

В конце концов, Шеридан заслуживает мужчину, который сможет ее любить. И поскольку я не могу дать ей то, чего сам никогда не получал…то я никогда не смогу быть этим мужчиной.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ШЕРИДАН

– Ты помнишь ту няню, которая была у нас тогда? Кару какую-то? – спрашиваю я папу за ужином на следующий день.

Он не вздрагивает. Не моргает. Не реагирует.

– Ах, да. Кара Тиндалл, – говорит мама. Она выпрямляется на своем стуле. – Я хорошо ее помню. Очень милая девушка. Немного непутевая. Но очень добрая.

– Интересно, чем она занимается сейчас? – спрашиваю я.

Папа делает глоток воды со льдом, прежде чем наколоть вилкой кусок тушеного мяса.

– Последнее, что я слышал, она занималась юридической практикой в центре города.

– О, ты шутишь, – мама звучит слишком восторженно, что разбивает мне сердце. – Рада за нее. Знаешь, я беспокоилась о ней какое-то время. Кара всегда казалась такой потерянной. Так хотела стать частью нашей семьи. Ее жизнь дома была не самой лучшей.

Мой отец кивает.

– Шансы определенно были против нее.

– Мы должны связаться с ней, – говорю я. – Может, пригласить ее как-нибудь на ужин? Пообщаться немного?

Папа бросает на меня любопытный взгляд.

– С чего это ты, малыш? Ты не упоминала ее имя в течение десяти лет, а теперь хочешь пригласить ее на ужин?

Он хихикает, качая головой, как будто находит это забавным.

Я пожимаю плечом.

– Думаю, я просто… случайно подумала о ней на днях.

Я лгу лжецу. Какая ирония. По крайней мере, на этот раз я не чувствую себя виноватой.

Напряжение между нами зреет.

Мама не замечает.

– Неужели? – он прикидывается дурачком.

– Может, я видела ее лицо на рекламном щите или что-то в этом роде, – я сосредотачиваю свое внимание на нем, выискивая нюансы в выражении его лица или подергивании бровей, что-то, что показало бы, что ему неловко.

Но я ничего не получаю.

Неужели отец оттачивал этот навык годами? Неужели это не первый раз, когда он живет какой-то двойной жизнью?

Я гоняю еду по тарелке, пытаясь откусить хоть кусочек. Но не могу. Мой желудок тверд, как камень, и аппетит пропал.

– Спасибо за ужин, мама.

Я поднимаюсь и целую ее в лоб, прежде чем отнести свою тарелку в раковину. Мама не часто готовит. Обычно это замороженная пицца или что-то достаточно простое, что можно приготовить без особых усилий, но раз в неделю она набирает достаточно сил, чтобы приготовить еду в кастрюле. Я ненавижу, что не смогла доесть.

Я прячусь в своей комнате и проверяю телефон, чтобы найти несколько сообщений от Адрианы… и одно от Августа.

Прошло уже несколько дней, с тех пор как мы занимались сексом. И хотя я оставила тот клочок бумаги у его подушки, у меня не хватило смелости связаться с ним первой, чтобы продолжить. Мне нужно было оставить пространство между нами. Мне нужно было время, чтобы отдышаться, переварить случившееся.

Все было так… идеально.

А потом, по какой-то непонятной причине, он стал холодным.

Затаив дыхание, я нажимаю на его сообщение.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Мона Гиллеспи – ваша домашняя медсестра. Я перешлю тебе ее контактную информацию. Она начинает работать с понедельника.

Я протираю глаза и перечитываю еще раз.

Он сделал это.

После того как я не получила от него ответа сразу, часть меня не верила, что он выполнит свое обещание… часть была уверена, что меня разыграли.

Я: Спасибо.

Далее Август присылает скриншот с номером телефона Моны, и я еще немного смотрю на экран, ожидая, что он напишет что-то еще.

Что-то большее.

Но опять же, что тут можно сказать?

Я откладываю телефон в сторону и беру ближайший журнал из стопки, которую мне дала Адриана. Ее отец работает в отделе продаж в каком-то издательстве, поэтому она получает практически все журналы, которые только может пожелать, бесплатно.

Листая неоново-розовый номер Cosmo трехмесячной давности, пропускаю статьи «Как получить свой самый большой О» и «Как подарить ему ночь, которую он никогда не забудет» и сразу же приступаю к тесту в конце под названием «Увлечен ли он тобой?».

«Пишет ли он вам неожиданно?»

«Называет ли он вас какими-нибудь прозвищами?»

«Пытался ли он сделать шаг?»

«Он расспрашивает о вас ваших друзей?»

«Пытался ли он оставить вас наедине?»

«Флиртует ли он с вами?»

После десяти вопросов «да» или «нет» я набираю твердую восьмерку (потому что он никогда не присылал мне цветов и не писал стихов). А это, по мнению автора теста, означает: «Ты ему определенно нравишься, так что действуй, подруга. Чего ты ждешь?»

Я фыркаю и отбрасываю журнал в сторону.

Это пустая трата времени.

Я не хочу и не нуждаюсь в том, чтобы нравиться ему.

Это не должно иметь значения.

И мне должно быть все равно.

Я достаю из тумбочки наушники, подключаю их к телефону и включаю свой любимый меланхоличный плейлист, потому что, очевидно, я в настроении. На середине третьей песни раздается звук нового сообщения.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Хочешь зайти?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

АВГУСТ

Я думал, что это будет проблемой. Я действительно так думал. Честно говоря, я в шоке от того, что она здесь, что делает этот момент настолько же сюрреалистичным, насколько и приятным.

Расхаживая по моей комнате, собирая волосы в беспорядочный хвост, Шеридан рассказывает о своем отце, о том, как ненавидит, когда ей лгут, и как она не может понять, как он может быть таким двуличным по отношению к своей собственной семье.

Я даю ей выговориться, позволяю выплеснуть все это, чтобы мы могли продолжить. Мой совет здесь все равно не поможет. Я давно научился не возлагать на людей большие надежды. Это только настраивает вас на разочарование. Это тот урок, который человек должен усвоить сам.

К тому же, я мог бы сказать, каким жалким подобием человека был ее отец.

Я знал это всю свою жизнь.

Жаль, что Шеридан понадобилось почти два десятилетия, чтобы узнать ужасную правду о его жалкой заднице.

Не говоря ни слова, ныряю в свой потайной шкафчик с алкоголем, достаю две рюмки и полупустую бутылку виски с корицей, потому что я люблю, когда ее рот одновременно горячий и сладкий, а этой женщине нужно расслабиться, если она хочет получить удовольствие.

– Вот, – протягиваю ей рюмку. – Тебе это нужно.

Шеридан колеблется, прежде чем принять ее.

– Поверь мне. Это снимет напряжение, – я опрокидываю свою. Виски жжет, но это жжение, к которому я привык за последние пару лет.

Она кашляет. Типичный новичок. Но протягивает мне рюмку.

– Еще одну.

– Ты уверена? – приподнимаю бровь.

Шеридан кивает в сторону бутылки, руки на бедрах. Она пришла сюда не просто перепихнуться, она пришла сюда трахаться – и я здесь для этого.

– Я никогда не видел тебя такой возбужденной, – я передаю ей новую порцию. – Это довольно горячо…

Шеридан закатывает глаза, выпивает виски и стягивает футболку через голову.

– О, так мы делаем это? – поддразниваю я. – Эта девушка не хочет шутить.

– И так все ясно, – говорит Шеридан. – Я думаю, что ты мудак. Но ты действительно хорош в постели, и это единственная причина, по которой я здесь.

– Тебе не нужно ничего объяснять, – я уже знаю…

Придвинувшись, Шеридан хватает меня за пояс джинсов и притягивает к себе, прежде чем расстегнуть ширинку и стянуть их. Секунду спустя она стоит на коленях, мой член увеличивается у нее во рту, когда она заглатывает его на всю длину.

– Боже милостивый, – я стону, когда она сосет сильнее. – Я не знаю, чем я заслужил это, но я, блять, приму это.

Я позволяю ей довести меня до края, прежде чем вытащить член, а затем веду ее на свою кровать.

– Как бы горячо это ни было, я предпочитаю все контролировать. Снимай остальную одежду.

Не сводя с меня глаз, Шеридан снимает кружевной бюстгальтер, прежде чем спустить леггинсы и трусики по своим длинным ногам. Отбросив их в сторону, она перемещается в центр моей двуспальной кровати и ждет.

Стянув с себя футболку и бросив ее на пол, я беру резинку с тумбочки.

– Раздвинь ноги, – говорю я.

Шеридан откидывается назад, обнажая себя, но этого недостаточно.

– Еще, – я разрываю зубами упаковку из фольги. – Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Нежно-сладкий аромат ее возбуждения наполняет воздух, смешиваясь с нотками ее духов. Расположившись между ее бедер, я провожу кончиком языка по ее влагалищу, а затем целую ее клитор.

– Боже мой, ты такая мокрая, – шепчу я, обдавая теплым дыханием ее киску, прежде чем лизнуть ее еще раз. – Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Шеридан извивается, прикусывая нижнюю губу, и кивает.

Раскатывая резину по своему члену, я дразню ее киску своим кончиком, прижимаясь к ней настолько, чтобы оставить ее в ноющем предвкушении.

Шеридан стонет, и я заглушаю ее поцелуем.

– Ты должна быть потише.

Сегодня вечером дом не в нашем распоряжении. Уже поздно, и, хотя есть вероятность, что мой отец отключился после своего ночного виски, не хочу рисковать лишними помехами.

Засовывая в нее свой член, заполняю ее до предела. Она выдыхает, все ее тело испускает слаженную дрожь. Погружаясь в нее снова и снова, я дразню ее рот своим. Прижавшись головой к моему плечу, она подавляет стон, когда я вхожу в нее сильнее, глубже.

– Не останавливайся, – шепчет Шеридан.

И я не останавливаюсь.

Я трахаю ее, пока мы оба не кончаем, ее бедра отчаянно извиваются подо мной, а мои яйца напрягаются и опустошаются.

Когда все заканчивается, мы лежим, запутавшись в липком, потном месиве, которое мы создали, бездыханные и безмолвные.

Шеридан встает первой и идет в мою ванную, чтобы привести себя в порядок. И когда она выходит, то, не теряя времени, одевается.

Мне кажется, я никогда не чувствовал себя использованным за всю свою жизнь – до этого момента.

– Тебе пока не нужно уходить, – я скучаю по ее изгибам, когда они исчезают за футболкой и леггинсами.

– Мне нужно попасть домой, пока родители не заметили, что я ушла, – надевает свои сандалии Шеридан.

– Ты уже взрослая, что они сделают?

– Они буквально пошлют поисковую группу, если не смогут меня найти, – закатывает глаза Шеридан. – И если они увидят здесь мою машину, поверь мне, это будет не очень хорошо…

Да. Для них это будет нехорошо.

Мой отец неприкасаемый. Никто никогда успешно не мстил ему. У Роуз нет ничего против него.

– Ты можешь припарковаться в одном из наших гаражей, – говорю я.

У нас их восемь, и так получилось, что один из них пустует, так как мой отец обслуживал свой «Роллс».

– Ха. И что тогда? Мы включим фильм, съедим немного попкорна и зависнем на ночь? Давай не будем притворяться, что это то, чем это не является. Ты позвонил. Я пришла. Мы оба получили то, что хотели.

– А ты? Ты получила то, что хотела?

Ее взгляд мечется к кровати.

– Да.

– Ты все еще расстроена из-за своего отца?

Шеридан перекидывает сумочку через плечо, наклоняет голову, недоверчивая полуулыбка появляется на ее губах.

– Ты не должен этого делать.

– Что делать?

– Притворяться, что тебе не все равно, – скрестив руки на груди, Шеридан добавляет: – Ты ясно дал понять прошлой ночью, что тебе все равно. И я не жду от тебя этого. Но, по крайней мере, окажи мне любезность и не притворяйся.

Черт возьми.

Она права.

Если бы Шеридан только знала, насколько хреновыми были мои мысли. Как они могут повернуться в одно мгновение. Как легко я могу отговорить себя от всего. Как сильно мне нужно сопротивляться тому, что, черт возьми, происходит между нами.

Это никогда не должно было стать чем-то большим, но что-то шевелится глубоко внутри меня. Ощущение в центре моей груди возникает каждый раз, когда она входит в комнату. Это в равной степени возбуждает и пугает, и это говорит о многом, потому что меня мало что пугает.

– Мне жаль.

Ее брови поднимаются.

– За что?

– За то, что целовал тебя так, будто ты что-то значила для меня, – говорю я. – И за то, что трахал тебя так, как будто ты ничего не значишь.

У нее отвисает челюсть. Думаю, можно с уверенностью сказать, что она не ожидала от меня такой прямоты.

– Это был определенно мудацкий поступок, – наконец говорит Шеридан. – Но я с этим смирилась. Может быть, если бы ты мне нравился, я бы расстроилась еще больше.

Это ранит.

– Но почему ты все равно это сделал? – напряженно спрашивает Шеридан. – Это было странно. Ты был таким милым, а потом…

Правда – между мной, мной и мной.

И так оно и останется.

– Я могу дать тебе миллион оправданий, – говорю я. – Но в конце концов, я такой же хреновый, как и все. Никто не идеален. Ни я. Ни твой отец. Даже твоя мама. Ты должна перестать идеализировать всех. Вот как тебе причиняют боль.

– Ты уходишь от моего вопроса.

– Я был захвачен моментом, – говорю я, что не является полной ложью. – Ты должна признать, что это было чертовски горячо.

Прочистив горло, Шеридан расправляет плечи и борется с ухмылкой.

– Да. Было неплохо.

Я это заслужил.

– Тебе все же стоит остаться, – говорю я. – Ты выпила пару рюмок «Файербола». Я не думаю, что тебе стоит ехать домой. Дай ему еще немного времени, чтобы выветриться.

Ее плечи опускаются, и ее внимание перемещается на пол. Мгновение спустя она позволяет своей сумке соскользнуть с руки и садится у изножья моей кровати.

– Только ненадолго, – говорит она, как настоящая хорошая девочка.

– Только не думай, что ты вдруг стала мне небезразлична, – дразню я, подталкивая ее ногой. – Я просто не хотел бы, чтобы ты пострадала по дороге домой. Это снова разожгло бы нашу семейную вражду.

Шеридан снова поворачивается ко мне, ухмыляясь.

– Она когда-нибудь была погашена?

– Наверное, нет, – я слезаю с кровати и облачаюсь в боксеры и джинсы, а затем беру пару бутылок воды из мини-холодильника. – Что ты вообще знаешь? О том, что произошло? Что твои родители говорили о моей семье на протяжении многих лет?

– Ты действительно хочешь знать?

Я протягиваю ей бутылку и откупориваю свою.

– Я бы не спрашивал, если бы не хотел.

– Большая часть того, что я знаю, почерпнута из статей, напечатанных в газете, – говорит Шеридан. – Все остальное… держалось в тайне. Мои родители никогда много не говорили о прошлом. Они сказали достаточно, чтобы дать понять, что я должна держаться подальше от твоей семьи любой ценой.

Я фыркаю.

– Ты говоришь о нас, как о мафии.

– По сути, вы и есть мафия в этом городе, – говорит Шеридан. – У твоей семьи есть связи везде, куда бы ты ни повернулся. И все боятся твоего отца. Ходят слухи. Я уверена, что ты все их слышал.

Я киваю.

– Все до единого.

И я так и не удосужился прояснить ни один слух, хотя большинство из них были правдой.

Возможно, именно поэтому никто не осмеливался даже придраться ко мне в старших классах. Они были напуганы до смерти, и их родители были напуганы до смерти. Любой в этом городе был бы чертовски глуп, если бы попытался перечить моему отцу.

Как Ричу Роуз это сошло с рук не один, а два раза – это настоящее чудо.

Я бы никогда не сказал этого Шеридан, но пока мой отец борется с болезнью, ее отец живет в долг. Я убежден, что он еще не убил его, потому что ему доставляет удовольствие мучить его на расстоянии. Добивается того, что он не может удержаться на работе. Порочит его имя по всему городу. Это мелочи, которые оказывают самое большое влияние, отец всегда мне о них рассказывает.

– Почему твоя комната такая обычная? – она меняет тему. – У тебя нет ни одной фотографии, ни одной ленты или трофея.

– Мне не нужны напоминания о вещах, которые уже произошли, – они и так живут в моей голове… – И я не привязываюсь к вещам.

Или к людям.

Особенно к людям.

– Дай угадаю, твоя комната полна памятных вещей. На твоей кровати лежит одеяло, которое сшила твоя бабушка. И у тебя есть маленький письменный стол с доской объявлений, покрытой лентами участия и наградами, которые будут бессмысленны для тебя через пять лет. Может быть, несколько фотографий в разных рамках…

– Ну и дела. Как будто ты был в моей комнате.

– Правда?

Шеридан качает головой и делает глоток воды.

– У меня есть покрывало, но не одеяло. Куплено в комиссионном магазине. И у меня нет стола, потому что в моей комнате недостаточно места, чтобы поместились кровать и комод. У меня много фотографий, но не так много, как ты, наверное, думаешь. И все мои бессмысленные награды хранятся в пластиковой коробке на верхней полке моего шкафа.

– Достаточно близко.

Шеридан пожимает плечами, затем ставит воду на пол, поправляет хвост и проверяет время. Я не могу позволить ей уйти. Это небезопасно.

– Из всех бассейнов той ночью, почему ты выбрала мой? – спрашиваю, чтобы задержать ее. К тому же, мне любопытно. – В этом городе, наверное, сотни бассейнов.

– Легко, – говорит она. – Твой расположен дальше от дома. У всех остальных бассейны находятся прямо на заднем дворике. Наверное, думала, что никто меня не увидит, если я искупаюсь в твоем…

Умная.

– Зачем ты разбил бутылку пива? – спрашивает Шеридан, в свою очередь.

– Я был зол.

– Потому что я пробралась туда?

– Потому что ты убегала от меня, когда я с тобой разговаривал, – говорю я. – Я точно знал, кто ты, как только увидел твое лицо. И когда ты убежала, была просто еще одной Роуз, которая не уважала Монро и имела наглость избежать последствий.

Моя челюсть сжимается так же, как в ту ночь.

Но я не хочу злиться. Я чертовски измотан.

Поднявшись, Шеридан собирает свои вещи и идет в мою сторону.

– Я почти уверена, что теперь я заплатила свое покаяние. Ты так не думаешь?

Ее сладкий аромат проникает в мои легкие, а ее рот так близко, что я могу поцеловать ее.

– Мы должны делать это чаще, – говорю я. – Может быть, сделать это регулярным…

Ее стеклянный взгляд ищет мой.

– Я уезжаю в колледж в конце месяца.

– Также.

Мы остаемся неподвижными в плотной тишине, пространство между нами отягощено тем, что никто из нас не произносит.

– Пока мы на одной волне, – говорит Шеридан после минуты спокойного размышления. – Это просто перепихон.

– О большем я и не мечтаю.

У меня в груди все сжимается, потому что я лживый ублюдок. Она снилась мне прошлой ночью, и позапрошлой. И еще есть мечты наяву. Я занимаюсь своими делами и вдруг ловлю себя на том, что думаю о ее вкусе, о том, как ее тело идеально прилегает к моему, о сладком аромате ее волос, или о том, какое застенчивое лицо делает Шеридан, когда пытается не улыбнуться на что-то, что я сказал.

Блять.

Блять, блять, блять.

– Розочка, – говорю я.

– Да?

Я обхватываю руками ее талию и притягиваю к себе.

– Я не думаю, что тебе стоит уходить.

Шеридан хмурится.

– Я не могу остаться на всю ночь…

– Тебе пока не стоит садиться за руль. Прошло недостаточно времени.

Она начинает протестовать, но я сжимаю ее мягкие, как лепестки, губы своими.

– Возвращайся в постель. Я сделаю так, чтобы это стоило того.